Читать книгу Несчастливый стаканчик - Ольга Викторовна Новикова - Страница 1
ОглавлениеШантажист
"Сколько стоит белый кролик?"
Было примерно двенадцать дня, когда Светкин телефон встрепенулся от престранной эсэмэски.
Многим она бы показалась бессмысленной, но только не Светке. Она-то знала адресата.
Автор загадочного сообщения – ее бывший парень Славка уже несколько дней беспощадно обстреливал и бомбил Светкин телефон
Иногда туда летели фривольные картинки, иногда душещипательные строки из Славкиных любимых песен – в основном из репертуара Земфиры.
"Прости меня, моя любовь"
– Опять! – охала Светка, начиная готовить статистический отчет, одновременно погружаясь в себя. "Кто тебе жить-то мешает…". По ее подсчетам Славик должен был успокоиться где-то через неделю, а с момента их расставания прошло только четыре дня. И они стали невыносимыми, поскольку душераздирающие эсэмэски приходили даже, простите, в туалет.
"Чего он добивается?" – спрашивала Светка у себя, подруг и "Яндекса". И не получала правильного ответа. Все получала, а ответа – нет.
Подругам и поисковикам казалось, что Светке просто нравится такое внимание. Да, так можно было подумать, если бы Светка не знала Славку.
Задумчиво разбалтывая кофейную гущу, Светка детально вспоминала первую встречу со Славкой, случившуюся чуть больше трех месяцев назад – 13-го марта.
Светке никогда не удавались знакомства. Никакие. Совсем. Однажды на свадьбе она познакомилась с двоюродным братом подруги детства. Ах, какие у него были глаза! Не глаза, а изумруды из сокровищницы персидских шейхов! Светка провстречалась с изумрудноглазым три недели, он ее даже маме показал и та, кажется, одобрила кандидатуру. А потом к Светке заявились подозрительные джентльмены в костюмах "Адидас", с видом беглых каторжников и тактично позвали выяснить отношения или, на их языке, – "на стрелку" . Выяснилось, что Светкин ухажер уже год числится в женихах, а его беременная невеста никак не хочет рожать "безотцовщину". Торжественная встреча с чувствительными парламентерами невесты потрясла Светлану до глубины души, она зареклась заводить знакомства и засела за книжки.
Но в тот день началась очередная весна. И, разомлевшая от проснувшегося мартовского солнца, двадцатиоднолетняя Светкина женская сущность, начитавшаяся зимой Коэльо и Джека Лондона по дороге на работу в Химки, непременно захотела романтики и страстей. Заметив на платформе заинтересованный взгляд высокого парня, похожего одновременно на двух ее любимых актеров – Джуда Лоу и Брэда Питта, мартовская Светка решила "пошалить" и как можно плавно прошлась мимо в новом платье, кокетливо торчавшим под распахнутым пальто. Через несколько метров Светка как постоянно чем-то увлекающаяся натура совершенно позабыла о стратегической цели весеннего дефиле и остановилась посмотреть на щенков, резвившихся с другой стороны платформы.
– Скорее всего – дворняжки, – неожиданно и тонко заметил чей-то мягкий тембр. Светка пылко вскинула локоны – прекрасный гибрид Питта и Лоу нависал над ней, как ночной фонарь в полнолуние. Это и был Славка.
Начиналось все традиционно хорошо. Прогулки, ухаживания. Славка даже до самого дома провожал, спрыгивая с платформы и с гамлетовской обреченностью таскал дамскую Светкину сумку. А потом полились претензии со Славкиной стороны из серии "ты меня контролируешь".
Светке и в голову не приходило, что очередное безобидное "пойдем пообедаем", считается у мужчин всеобъемлющим контролем. Для нее это было бытовым свиданием, ведь оказалось, что и работали они со Славиком в соседних зданиях. Почему бы не обедать вместе, учитывая, что их встречи уже перевалили за три месяца, а таких продолжительных романов у Светки в жизни еще не бывало: обычно на магическом числе 3 и слове "месяца" все разом прекращалось.
– Я ем когда хочу и с кем захочу! – независимо заявлял Славка и назло обедал не в положенный перерыв, а после.
Огорошенная Светка, пожимая плечами, соглашалась, почти не обижаясь на подростковые выпады двадцатидвухлетнего менеджера по продажам и без пяти минут дипломированного специалиста по экономике. Последней каплей стало Славкино молчание. Ни с того ни с сего Славка вышел на новый уровень и решил Светку игнорировать. А та мучилась вопросом, почему он не отвечает на звонки, сообщения и холодно проходит мимо, не здороваясь.
Объяснив это "таким способом расставания", Светка плюнула на все и тоже пошла дальше – ее сакральные три месяца снова ушли в утиль.
А теперь вот эти эсэмэски! И звонки он, видите ли, сбрасывает.
Допив холодную кофейную жижу, Светка устало направилась в офис.
"Красная линия свяжет нас и после… Я не могу…"
"Что это такое?! Неужели напился" – переживала Светка, снова принимаясь за отчет.
"Видишь меня в последний раз…"
Не выдержав нелепых издевательств, Светка набрала номер и после долгих гудков выпалила: " Ты достал меня! Тебе чего надо, придурок?"
В ответ она услышала бессвязную речь и неприятное бульканье.
– Ну точно – пиво сосет, – угадала Светка и, представив пьяного Славку, превращавшегося под воздействием любого алкоголя в рыцаря и слюнтяя, она поморщилась и швырнула телефон в сумку. Примерно через час, сохранив идеальный по ее мнению отчет и вспомнив, что надо позвонить маме, Светка извлекла старенький "Самсунг" и, поставив его совершенно разряженного, на зарядку, направилась разминаться по офису.
Далеко уйти не удалось. Получив энергию, счастливый смартфон возвестил о пятнадцати НОВЫХ эсэмэсках!
Вспыхнув, Светка кинулась к столу.
Все сообщения гласили о прощании и точке невозврата.
В последнем было: "Ты меня больше не увидишь".
– Что ты задумал?! – в Светкиной голове хаотично проносились мысли с летальным исходом. -"Неужели!"
– Не смей этого делать! – писала Светка, предчувствуя что-то роковое.
– Не меня теби укааиать! – дерзко и с ошибками отозвалось сообщение.
– Иди к черту! Где ты? – вопрошала девушка, подключив внутреннего психолога. На что сразу получила лаконичное: "Отвллии!".
В светлой Светкиной голове пиво и несвойственные педантичному Славке ошибки постепенно собрались в пугающую картинку.
– Вваннойя. Спивом, – пришла зашифрованная эсэмэска, с коряво улыбающимся смайликом.
Светке смайлик показался печальным, и тревожный пазл для нее сошелся.
Не помня себя, Светка рванула к начальнику отдела, заламывая руки и в слезах бормоча о том, что человеку плохо и об уходе на срочный оплачиваемый выходной по срочнейшим семейным обстоятельствам.
Хмуро выслушав сотрудницу, начальник средних лет снял очки и хрипло брякнул: "Хорошо. Объяснительную напишешь задним числом. Чем-то надо помочь?". Светка тряхнула головой и выбежала на улицу. Отыскав бешенными глазами парковку, она помчалась к первому попавшемуся таксисту.
– До Люберец довезете?!
Тревожно оглядев Светку, и, недоверчиво взглянув в сторону вокзала, куда вот-вот должна была прийти электричка в этом направлении, таксист тревожно смял бумажный стаканчик с чаем.
– Вообще, пятьсот рублей. Но скоро электричка туда.
– Мне быстрее надо! – выпалила Светка, и таксист вскинув бровь кивнул на серебристый "Рено", предчувствуя недоброе.
– Не смей! Слышишь, не смей! – орала Светка в трубку, ерзая на пассажирском сидении рядом с водителем.
– Славик, все будет хорошо! Я еду к тебе!
Стараясь не вмешиваться в драматичный разговор и пытаясь представить полную картину происходящего, водитель искал подходящую радиоволну.
Краем уха услыхав "Дым сигарет с ментолом…", Светка тяжело вздохнула и принялась строчить сообщения.
Сочувственно поглядывая на плачущую пассажирку, таксист спросил: "Можно я закурю?". Светка не ответила и набрала Славкин номер. Телефон сообщил, что абонент недоступен.
"Господи, Господи! Только не это!".
– Меня Максим зовут, – решил начать разговор водитель, стремясь как-то разрядить обстановку.
– Славка, не смей! – захлебывалась от ярости Светка. Спусти воду, скотина, пожалуйста! Я убью тебя!
– Лето теплое, – томно произнес водитель-Максим. Это, наверное, потому, что весна в этом году ранняя была", – продолжил он.
– Славка, я не знаю, что я с тобой сделаю! Сколько ты выпил?" – продолжала Светка.
– Может, вам музыка не нравится? – осенило водителя и он переключил на "…Джинсы воды набрали прилипли". Светка разрыдалась. Максим наугад вывернул ручку автомагнитолы, и в динамике зазвучало "…Нет чудесней ничего, чем та земля под небесами…"
– Славка, подонок, сволочь проклятая! Спусти воду, пожалуйста! Я приеду, я уже еду. Я … люблю тебя, гад, – ныла в телефон Светка . "Я Водяной, я Водяной, поговорил бы кто со мной…", – скрипела радиоволна, погружая в бессильную дрему.
– Девушка! Девушка! – Светка очнулась от легкого похлопывания по плечу. – Какая улица? – смиренно спросил Максим-таксист.
– Вроде бы Шоссейная! Там дом был такой пятиэтажный с крышей такой…красной. И еще магазин, – вспомнила Светка и высморкалась в салфетку с деньгами.
– Ма-га-зин. Есть магазин, а крыша… Номер дома какой?… Ну спросите у этого, вашего… который на телефоне, – бормотал Максим, заглушая мотор.
– Я не знаю. Была здесь два месяца назад. А этот трубку не берет, – всхлипывала Светка, разглядывая окрестности. Вот тот дом! – воскликнула она, заметив алеющую крышу.
– Подъезд хоть помните? – удрученно спросил таксист.
Светка не ответила и, сунув Максиму в руку смятые и промокшие пятьсот рублей, решительно вышла из машины.
– "Странная девушка", – подумал таксист, нерешительно заводя мотор и в душе жалея, что не взял у Светки номер телефона.
А та уже выбирала подъезд, надеясь на мышечную память. Славка жил на первом этаже, и коричневую дверь с блестящей черной ручкой Светка узнала безошибочно – ни память, ни интуиция не подвели.
Светка позвонила – никто не открыл. Она звонила и звонила, пока не отказала рука и не застучало в висках. С последней надеждой Светка звякнула в соседнюю дверь. Ей открыл полуголый парнишка в боксерах и на костылях. Светка поняла, что это ЗНАК и села на ступеньку.
Пару минут зареванная девушка с безумно сверкающими глазами и девятнадцатилетний двухнедельный дембель молча изучали друг друга.
– Вы что-то хотели? – спросил парень, приглаживая незабинтованной рукой перебинтованную голову и поправляя, как галстук, шейный корсет.
– Не в силах отвести глаз от монументальной ноги дембеля, Светка начала, как в дурмане: "Ваш сосед. Я его девушка. Мы поссорились. Я, боюсь, случится что-то. Он не открывает".
Понимающе хмыкнув, парень подковылял к Славкиной двери и прислонился к ней торчащим из-под бинтов ухом.
– Похоже, там нет никого, – анализировал он, протягивая здоровую руку
– Я Сашка. Днюху отмечал.
– Нет, он там, я точно знаю. Он в ванной. Очень приятно, Света! – сказала Светка немного смущаясь. Поздравляю с прошедшим!
Спасибо, – щербато улыбнулся дембель и уставился на Светку – в его наивных голубых глазах зарождалась идея.
– Короче, слушай. Первый этаж же! Сможешь с балкона залезть? Я бы сам, конечно, но не в форме пока.
Светка неуверенно согласилась, и они вышли на улицу.
Несмотря на гипс во всех жизненно важных местах, сосед ловко подсадил девушку, и она легко забралась на Славкин балкон. Он оказался открытым, и Светка, забыв поблагодарить помощника, помчалась искать Славку.
"Безбашенная какая-то", – подумал Сашка, проводив ее завистливым взглядом.
Когда Светка, спотыкаясь о пылесос и шкафы, хромая и стоная добралась до двери в ванную комнату, Славка как раз допивал шестую бутылку пива, нежась в паре и мечтательно разрисовывал пальцем голубой кафель.
– Сволочь! – сорвав дверь с петель ворвалась взмыленная Светка и тут же шлепнулась в обморок от вида алых разводов на мокрой стене…
Тем же вечером Светка познакомилась со Славкиными родителями и сестрой, которая пришла на званый чай с мужем. Все ели пирожные и косились на забинтованные Славкины запястья.
А еще через три года, так и не решившись сыграть свадьбу, Светка окончательно рассталась со Славкой… Из-за очередного скандала с суицидом, закончившимся обвинением в черствости после усталого Светкиного сарказма:
– Славик, зачем ты со второго этажа прыгаешь?
Подожди, я договорюсь с соседями с девятого, чтобы наверняка".
– Пошла ты! – выплюнул Славик, болтая голыми ногами Питта, на краю рамы.
И Светка ушла. В новую жизнь, забрав подаренный Славкой плеер с треком Земфиры, и вернув ему старое сообщение "Сколько стоит белый кролик?".
Эйнштейн на джипе
Макс работал такстистом. Подрабатывал, чтобы учиться в аспирантуре на кафедре физики и уже полгода старательно писал кандидатскую.
Все, кому не лень спрашивали: "Зачем тебе эта кандидатская? Какой от нее прок?" или что-то в этом роде.
Но Макс не сдавался.
Степень кандидата наук по эспериментальной физике грело его сердце. В этом глубоком синем море маркетологов, стоматологов, психологов и других ологов и истов, он хоть чем-то выделялся.
Макс был творческой личностью и тему кандидатской он почти придумал сам.
Звучала она лирично, что-то вроде "Звуковые свойства тонких пьезоэлектрических пластин при воздействии всевозможных электропроводящих жидкостей ". Но, естественно, понять в чем тут дело могли только физики.
Кандидатская продвигалась: за полгода аспирантуры Максим написал несколько статей в журнал "Наука и жизнь", организовал несколько мастер-классов в средней школе и провел один семинар, чего и требовали аспирантурные правила.
Но поскольку аспиратурной стипендии не хватало, кандидат взял подработку в такси.
Машину Максимке подарил старший брат Вадик. Он как раз поменял "Рено" на бэху – 7-й серии, но "Рено" был дорог Вадику, как память о получении должности главного экономиста в крупной фирме и он не хотел его продавать.
Так серебристый "Рено" перекочевал к Максу по наследству.
Физик естественно обрадовался, теперь не придется брать кредит, ведь он снимал однушку на краю Царицыно. Работа таксиста казалась ему по душе – новые люди, связи, общение какое-никакое. С общением у Макса всегда была напряженка: в силу профессии коллегами физиков являются математики, а те и другие по законам системы – интроверты. Макс считал себя начинающим эстравертом и искал общения с себе подобными. А такси – это же прямо ярмарка контактов. Тут тебе и продавцы, и профессоры, и депутаты и модели – и кто угодно.
Попадаются иногда странные – вот, к примеру, месяц назад он возил в Люберцы девчонку, а она все время ревела в машине. И что у нее там случилось? Симпатичная вроде. В общем, из проблем у Макса были только неадекватные пассажиры и то редко.
Ничто не мешало продвигаться к диплому и степени.
Но недавно в жизни Макса появился появился новый сосед, попытавшийся превратить высокоорганизованную Максовую жизнь в хаос. Он по вечерам стал бесцеремонно занимать его парковочное место мощным джипом с аэрографией Эйнштейна. Макса раздражал Эйнштейн. Не тот нобелевский лауреат и почетный доктор наук, а тот, что на джипе. Других мест во дворе не было, и собственная машина имелась только у Максима.
"Ну я тебе покажу!", – грозил он Эйнштейну кулаком. Тот дразнил его языком. Язык Эйнштейна снился Максиму каждую ночь как напоминание о разрушенной идилии среднестатистического физика.
– Вот гад! – шипел Максимка, яростно измеряя волны кварцевых и пьезоэлектрических пластин в тазу с водой.
Что он только не перепробовал, чтобы застолбить за собой место или взглянуть на хозяина наглого джипа. Физик приезжал домой на час раньше, меняясь с напарником клиентами, джип стоял на месте. Пробовал приезжать на два часа раньше, даже на полдня – джип стоял. Пару раз Максу удалось вернуть парковочное место и оставить на асфальте краскокой надпись "Занято!". Но джип наплевательски вставал на надпись всеми колесами. И обиженному физику опять приходилось оставлять машину на пустыре за дворами.
Чтобы положить конец несправедливости, Максим решительно захотел выяснить личность хозяина джипа.
– Что ты мучаешься? – утешал Андрей – школьный друг Макса, единственный из оставшихся, после Максового поступления в Политехнический. На других у Максима не хватало времени из-за теорий и электролитов.
Андрюха же был вполне самодостаточным свободомыслящим художником-экстремалом и занимался тем, что время от времени запечатлевал на взятый в кредит фотоаппарат мгновения кайтеров, вейкбордистов и серферов где-то в районах Средиземного моря.
В последнее время он просто делал карандашные скетчи, потому что его дорогущую камеру разбил один серфер за то, что Андрюха утопил в шторм его доску на спор. Спор заключался в том, что Андрей, имевший только наглядное представление о серфинге, лихо, как в фильме "На гребне волны", прокатится на гребне волны. Лихого Андрюху вытащили и откачали спасатели на катере, а доска погибла в бушующей морской пучине.
– Ты номера перепиши, а я отдам их одному кенту, он пробьет и узнаем, как зовут твоего Эпштейна, – советовал Андрей, потягивая коктейли в субботнем баре.
– Эйнштейна, – поправил друга Макс. – Не путай, я пока не маньяк, хотя скоро им стану. Только и думаю об этом козле. Ну не уловимый он, Андрюх. Не могу поймать. Утром его нет, а днем – тут как тут.
– Вот скажи, до скольких надо работать, чтобы в два часа дня уже дома торчать.
– Может, он в ночную смену. Ты же не знаешь?
– Нет.
– Видишь, как я тебе пригодился. За это надо еще выпить.
– Хватит, Дюш, – попытался остановить друга Максим. – Ты сейчас наотмечаешься, а потом соображать перестанешь. А нам надо решить эту задачу с неизвестным.
– Ты мне друг или физик, – слезно и злобно вопрошал художник.
– Я и друг, и физик, – успокаивал его Максим. – Пошли ко мне, Андрюх, проспишься.
Затащить свободного Андрюху на шестой этаж оказалось нелегким делом. В лифте художник свалился на пол, обливаясь слезами, потому что внезапно решил, что у него клаустрофобия.
Пришлось вытащить его на втором этаже. Но тут оказалось, что тяжелые физические нагрузки экстремалу противопоказаны и физику пришлось нести дорогого друга, перекинув его через плечо, как живое плачущее пальто.
Скинув пьяное самодостаточное тело на диван Макс подошел к окну. Джипа не было!
Макс не поверил глазам и прижался носом к окну. Правда не было. Он старательно протер стекло рукавом – не было джипа.
Случайно схватив куртку Андрея, физик бросился к лифту. Но тот собирался ехать вверх. Макс сбежал по лестнице и на выходе чуть не столкнулся с незнакомцем лет 35-ти в синем бомбере и наушниках.
Бросив: "Извините!", Макс выскочил во двор. Джип стоял на месте.
– Да, е мое! За что мне это?!
Пнув ногой жестяную банку, Макс покосился на джип, показал язык Эйнштейну, показывавшему язык ему и направился домой. По дороге его осенило – хозяин джипа – тот мужик в бомбере.
"Значит, живешь в моем подъезде. Значит, сегодня суббота, – физик взглянул на часы, было 23.10 – Хорошо, путь десять минут я бежал.
Значит, ты приехал в 23:00", – рассуждал Макс.
Максим потер руки и направился к лифту – из него вышел предполагаемый хозяин джипа.
От неожиданности физик прижался к стене, чтобы его пропустить, но понял, что пропускает возможность дипломатии и погнался за ним со скоростью гончей.
– Простите! Пожалуйста, простите. Стоять! – кричал Максим синему бомберу. Но тот прибавил шаг и нацепил наушники. Макс бежал по двору пока не понял, что бомбер идет мимо джипа, и куда глаза глядят – куда-то, где виднелся круглосуточный магазин.
– Тьфу, – Максим с досадой плюнул в сторону бомбера и поплелся спать.
– Я не буду эту дрянь пить! – капризничал поздним воскресным утром Андрей, вглядываясь в мутную жижу в чашке, будто пытаясь разглядеть одутловатое отражение.
– Пей, – это абсорбенты, – убеждал его физик.
– Ты вчера столько коктейлей в баре перепробовал, что у бармена фантазия закончилась новые придумывать. Дюш, поверь, хуже не будет.
– Не называй меня Дюша, – огрызнулся художник, хрустя абсорбентами. Я Энди, и не хочу слышать этого мещанского имени!
– Допивай, мосье Энди. Полегчает.
– А пива нет? У меня душа болит. Так горько! – экстремал допил осадок, скривился, крякнул, дернул ногой и уронил в таз эсперименты Макса. Физик грустно взглянул на больше не радовавшие его погребенные пластины и отодвинул таз к батарее.
– Знаешь, я кажется видел этого джипера, – поделился Макс с Андреем, когда тот заедал горькие душевные муки яичницей.
– Серьезно? Ну и как он? В смысле, как он выглядит.
– Здоровый такой, повыше меня, в бомбере. И… наушники такие… беспроводные.
– Навороченный. А глаза там, брови, нос там, губы – с толком выспрашивал художник, ковыряя с мелькающим в лице отвращением остатки ветчины.
Макс поспешил забрать у друга тарелку, пока тот вдруг не решил, что он вегитарианец.
– Я что разглядывал его по-твоему? Брови, глаза. Ты за кого меня принимаешь?
– За того, – ответил художник, резко вырывав из тетради с записями акустических колебаний, пять листов. – За того, с кем я сейчас буду составлять фоторобот.
Че-го?! Кха, кха. – физик поперхнулся чаем.
– Фо-то-ро-бот, – медитативно произнес Андрей, усаживаясь в позу лотоса и складывая по-буддистки пальцы. – Есть карандаш?
Через десять минут, истратив вырванные листы, и оторвав еще столько же, художник изобразил ненавистного Максу джипера.
– Похож? – не без гордости то ли спросил, то ли констатировал факт Андрей.
– Да вроде, – неуверенно мычал Макс, поворачивая лист с рисунком.
– Дай сюда! Не нарушай мое авторское право, – художник вырвал лист из рук физика и нацарапал автограф.
– Вот это я покажу приятелю, он меня как-то отмазал там от одного дела, за картину для жены. Пусть проверит этого кекса по базе, – заявил художник, прищуривая глаз.
– Ну ладно. А мне что делать? – пробормотал физик.
– Он тебе позвонит, – буркнул Андрей натягивая куртку в коридоре. – Я пошел. Жди звонка. И…, – на звуке "и" художник заговорщически прижал палец к губам, мигнул и вышел за дверь.
Всю последующую неделю Андрей жил, работал и ждал звонка, периодически следя из окна за Эйнштейном.
В воскресное утро пришло загадочное сообщение от Андрея с чужим телефонным номером.
– И что это? – перезвонил другу Максим. На том конце что-то бурлило и кто-то громко смеялся. – Слушай, братан, некогда сейчас, – забулькал художник.
Это Колькин, ну того мента телефон, звони ему, он все расскажет.
Андрей набрал неизвестный номер. Звонок зловеще сбросили и взамен прислали странный адрес.
"Что это за конспирация двойных агентов", – злился физик, собираясь на улицу, где его ждала истина.
На углу высотного дома, где была назначена встреча, на лавочке лежала папка с надписью "Для Максима", и больше никого рядом.
Почувствовав себя резидентом, физик решил открыть папку дома – чтобы не совершить ошибки!
Внешне папка была как папка, но в ней хранилась необходимая Максу истина: фотографии, какие-то справки и, что самое важное, адрес и ФИО.
Джипера звали Альберт Николаевич Свежин.
35 лет, разведен, без жены, без детей.
Образование – кандидат наук!
– Он кандидат наук! Он ученый! – кричал Максим в трубку Андрею.
Через полчаса они встретились у Макса дома.
– Ну и что, что кандидат. Подумаешь, – утешал художник.
– Подумаешь?! – завопил Максим. – Ты не понимаешь, я не кандидат, а он кандидат!
– Мужик в бомбере, недохипстер КАНДИДАТ!
– Успокойся. Может быть, он не такой кандидат, как ты думаешь.
– Какой не такой, – физик с гримасой отчаяния опустился на пол и принял позу Роденовского мыслителя.
– Ну я имел в виду не по физике кандидат, – оправдывался Андрей, мысленно сравнивая товарища с известной скульптурой.
– Физики же на джипах не ездят – как-то кощунственно. Джип и физика – вещи несовместимые. – И вообще, все относительно, – продолжал анализировать художник.
– Что относительно? – заныл физик, взявшийся за голову обеими руками.
– Что он Альберт, например.
– Относительно чего?
– Паспортного стола. Может, он имя поменял.
– Бред какой-то. У меня была стратегия, – скулил Макс, с силой сжимая виски. – Что я его прижму, как ученый. Ну или, как будущий дипломированный ученый. А он УЖЕ ученый! Это разные весовые категории.
– И что? Ну и в морду ему дай, – предложил Андрей, тут же отказавшись от идеи, заглянув в "дело" кандидата.
– Хотя нет – у него тут вот разряд по дзюдо!
– Мда, похоже, вы принципиально в разных весовых категориях…
– Попался, супчик! – в голосе экстремала послышалась радость, а лицо расплылось в глупой улыбке.
– Глянь, вроде ОН по улице чешет? – крикнул художник, торжественно постучав по стеклу.
Макс сразу закивал и замотал головой, пытаясь определиться, кто там чешет – он или не он.
– Ладно, давай я прослежу за ним, – выпалил Андрей и выскочил за дверь, Максим даже "А "не успел сказать.
Прошло минут пять, и Андрей объявился на телефоне. – Он уехал на джипаре, ставь тачку, пока не поздно.
Макс вприпрыжку помчался на пустырь и скоро довольно поглаживал сияющий "Рено", наконец, стоящий на законном месте.
Вечером ввалился запыхавшийся Андрей.
– Профукал его, зато краску купил, – потряс двумя баллонами для граффити художник.
– Ага, или ты его профукал потому что купил краску, – пробормотал физик, то ли с укором, то ли с издевкой глядя на друга. Андрей решил, что с издевкой и закипел.
– Ты чего! Я же помочь хотел! Ты машину поставил, какой тебе еще сатифсакциифакции, сафистаккии, сатиф… Блин, как там, – Андрей полез в Google за словом.
– Сатисфакции, – опередил поисковик физик.
– Да я благодарен тебе, благодарен.
– Да нифига ты не благодарен. Зануда физикоматематический!
– А ты – дебил средиземноморский…
Друзья подрались и успокоились только после звонка в дверь.
Макс взглянул в глазок. За дверью стоял кандидат наук.
– Что вы хотели? – напустив на себя деловой вид спросил Макс. За его спиной торчала взъерошенная голова побитого художника.
Кандидат наклонил голову вправо и косо уставился на Максима.
– А меня уверяли, что здесь тихий район, – проговорил он, медленно наклоняя голову влево.
– Не понимаю…, – нахмурился физик, зачем-то выставив вперед левую ногу.
– Альберт Николаевич, – резко протянул правую руку кандидат.
– Максим. Максим Александрович, – откашлялся Макс и как мог сильно пожал крепкую ладонь.
– Что произошло?
– А это вы у друга спросите, – набычился кандидат- разрядник.
Максим недоуменно взглянул на художника. Кандидат уже тем временем прошел в комнату.
– Ну и зачем вы испортили мою машину? – дипломатично поинтересовался он у Андрея, разминая кулаки.
– Она уже до нас была испорчена Эйнштейном, – пропищал художник в углу комнаты над тазом.
– Я про это, – хрипнул джипер, выставив вперед точно боевое знамя фотографию на телефоне.
На фото был запечатлен изрядно испорченный Эйнштейн с бланшем под глазом, с синим языком и стекающими с нет
Брови Максима полезли вверх. Кандидат свирепо шагнул вперед.
– По-моему круто, – хихикнул художник.
– По-моему, ты все же дебил, – шепнул физик, заслоняя друга.
– Что будем делать, господа дебилы? – скрипнул зубами джипер.
– А не надо было на его место ставить джип, – вышел вперед экстремал, воинственно потрясывая баллончиком с красной краской.
– Дюша, что ты наделал! – тихо отозвался физик и опустил голову так смиренно, словно собирался сознаться во всех громких преступлениях.
– Седьмой класс, честное слово. Ну что, пионеры? – издевательски ухмыльнулся кандидат, чувствуя ученое превосходство.
– Думаю, что вам придется заплатить, – уже уверенней вещал художник, вытягиваясь в струну как горнист на зарнице. Макс вскинул брови еще выше.
– Дело в том, уважаемый ученый, что я уважаемый средиземноморский художник в некоторых кругах, и мои картины, особенно с подписью, стоят в два раза дороже, чем ваша мнимая аэрография. Учитывая, что это наклейка, – тараторил Андрей.
– Ну и что? – невозмутимо переспросил кандидат, с интересом заглядывая в таз.
– А то, что я вам нарисую нехуже, даже просто один в один. Даже без денег… Но за условие, – добавил он щедро.
– И какое условие, – выдержав паузу спросил кандидат, занятый тем, что доставал из таза пьезоэлектрическую пластину.
– Вы больше никогда не поставите тачку… джип на Максино, на место Макса. Максима… э-э-э… Александрыча… дровича… Макса!
Потом физику показалось, что кандидат и художник пожали руки, и кто-то произнес: "Кстати, частота колебаний будет точнее, если в воду добавить немного марганца".
Несчастливый стаканчик
Ирка никогда не считала себя некрасивой. Василиса Прекрасная из нее, конечно, не вышла, но вышло, что с самого детства и до двадцатисеми лет Ирка была симпатичной, симметричной, миловидной, хорошенькой петербурженкой – для всех, себя и мужа Пети.
Подтверждения неземной красоты ей было не нужно – хватало постоянных комплиментов от окружающих.
С этими комплиментами Ирка засыпала, просыпалась и гордо ходила по приветливым улицам обоих берегов Невы.
И в университете, и на работе достаточно было тряхнуть темными кудряшками, сверкнуть ямочками на щеках, как все проблемы решались сами собой – ставились зачеты и прощались недочеты.
Великое дело – эта красота!
– Красавица наша, пойдем кофе попьем, – над Иркой нависла коллега по работе Машка.
Как раз накануне на территории их бизнес-центра открылась новая кофейня, где по Машкиным словам продавали лучший кофе в Петербурге.
– Представляешь, он не ответил на эсэмэс и трубку не берет. Причем "Вконтакте" этот рутинер торчит постоянно, – плакалась Машка, делясь трагическими историями о постоянном ухажере Мишке, когда они стояли в очереди в кофейни. – Вдруг у Мишки другая завелась, Ир? Как думаешь? Ир? Ну не мог же Мишка просто свалить без предупреждения, не по-питерски это как-то.
– Вам с сиропом? – спросил улыбчивый бариста у Машки, заказавшей капучино и твист "с курой".
– Карамель, пожалуйста, – растерянно улыбнулась в ответ Машка, продолжая детализировать ссору с Мишкой.
Ирка заказала латте , круасан и уселась рядом с подругой.
– Смотри, – воскликнула Машка, показывая бумажный стаканчик со своим изображением в профиль в обаятельном шарже и подписью "Невероятно красивой девушке Маше".
– Видишь, – знатоки ценят. А мой ренегат нашел себе какую-нибудь провинциалку, – с шекспировским трагизмом произнесла Машка, бросая презрительные взгляды в сторону несчастного андроида на словах "этот" и "ренегат". – А мы ведь так подходили, даже именами Миша и Маша. Михаил – Мария, – изливалась в тоске Машка.
– Великолепный скетч. Очень тебя отражает! – согласилась Ирка, разглядывая рисунок, не забыв тактично умолчать о том, что художник где-то приукрасил. Сама Ирка, мечтательно ожидая латте, как могла старалась не позировать.
Но к ее удивлению на стакане с латте не было ни красавицы, ни подписи, а лишь какая-то невзрачная мордашка с небрежным пучком, модно перетянутым красной резинкой. Иркино хорошее настроение улетучилось вместе с кофейным ароматом.
– Что…что это такое? Что это? – тихо стонала уязвленная Ирка, пялясь на стакан дома.
– Пучок похож, – рецензировала Машка, всегда подмечавшая детали. – И глаза немного.
– Да ты что? Я что по-твоему, какая-то безносая мартышка с мелкими глазами? – шипела Ирка, сдерживая ежеминутное желание плюнуть в стакан бывшей подруги.
Весь день они не разговаривали.
– Нет, ты взгляни. Вот аргумент, – пытала закипающая Ирка мужа Петю, аргументированно тряся перед ним потрепанным кофейным стаканом, с размытым от слез Машкиным изображением.
– Я же не такая. Почему он так меня видит? Это дико обидно, дико! Понимаешь! – требовала понимания Ирка.
Опытного тридцатилетнего программиста Петьку в последнее время интересовали только новейшие разработки компьютерных приложений. Как раз над подобной программой он уже месяц трудился для компании, ангажировавшей его на сайте фрилансеров.
К бренной проблеме чувствительной жены Петька отнесся поначалу легкомысленно.
– Ну почему меня никто не понимает? Я что пустое место! – и Ирка, по-мхатовски вскинув руки, убежала рыдать в ванную.
– Господи, Ирочка! Ну что такого еще случилось?! – беспокоился Петька возле закрытой двери в ванную. Он был старше Ирочки на полных три года, поэтому считался в их семье мудрым не по годам.
– Хороший рисунок, замечательный. Ты тут как Венера Боттичелли, особенно резинка похожа… такая вся красная, и нитки торчат…
– Ты что? Ты, ты, как Машка? Вы сговорились. Думаете, я на обезьяну похожа? У тебя жена мартышка что-ли, – наполовину высунувшись из двери, кричала заплаканная Ирка, размазывая по щекам тушь для пущей драматичности. Пашке стало страшно и жалко.
– Вот скажи? Мартышка?! Что молчишь?
– Ну почему сразу мартышка? Не мартышка, конечно. Немного капуцин, но очень, очень ми-и-и-лый. Капуцинчик.
– Капу-цин?! – прорычала Ирка и на секунду замолчала, чтобы вспомнить, как выглядит капуцин.
– Боже мой! За кого я вышла замуж? – вопила Ирка, выскакивая из ванны с Петькиной рубашкой.
– Ирочка, Ирусик. Любят же не за что-то, а вопреки. А я тебя люблю любую, – увещевал любимую жену программист, пытаясь вырвать у нее любимую рубашку.
– Вопреки! Вопреки? – не успокаивалась Ирусик, разбрасывая по комнате Петькины вещи.
– Вопреки тому, что твоя жена обезьяна, да еще капуцин? Спасибо, что не горилла.
– Ириш, ну что ты распереживалась из-за какой-то картинки. Он же бариста и просто рисовать не умеет. Криворукий он, – предположил Петька, разглаживая воротник отвоеванной рубашки.
– Никакой он не криворукий, он получше некоторых рисует, – отрицала предположение Ирка. – Ты бы видел, как он Машку изобразил! И подписал еще, главное, "Отень кьясивой девуске", – коверкала слова Ирка, чтобы больше передать все возмущение.
– А я? Я же конкурсы красоты выигрывала в универе. И вот тебе, капуцин с резинкой.
– Ириш, ну успокойся, – Петька решил применить безотказный в их молодой семье прием и обнял жену как можно крепче, чтобы она не наделала глупостей.
– Ты же не считаешь, что я некрасивая, – всхлипывала Ирка, с печальной надеждой взглядываясь в отражение мужниных глаз.
– Нет, конечно. Ты самая красивая у меня, малышка. Самая! Что ты хочешь пиццу или роллы, – умно перевел тему Петя.
После того, как враждебные вихри стихли, пицца была съедена а несчастливый стакан все же выброшен (а не предусмотрено оставлен Петькой "на память") и пара легла спать, Ирку внезапно осенило, а Петька проснулся от жуткого грохота, спросонья решив, что кто-то пришел грабить их двушку, при чем начал со шкафа и при свете.
– Ты чего делаешь? – спросил Петька натирая сонные глаза, и пытаясь отыскать ими жену.
– Я знаю, что делаю, – мычала Ирка откуда-то из цветной кучи платьев и туфель
– Он не сможет устоять, – сказала Ирка, выуживая из кучи пару коралловых скарпин. Полночи Ирка, хихикая как гиена, и притопывая, самозабвенно меряла наряды для похода в кофейню. Петька же отправился спать в ванную с твердым решением что-то поменять в жизни.
В обеденный перерыв, накрашенная, разнаряженная и безупречно причесанная Ирка на высоченных каблуках нарисовалась в кофейне.
Походив вдоль, поперек, и еще поперек перед бариста, прикидываясь, что внимательно разглядывает содержимое на витринах, Ирка заказала капучино с карамелью и осталась ждать возле кассы.
Бариста протянул капучино, Ирка загадала желание и повернула стаканчик.
Сейчас на нем красовалась "неузнаваемая" девица в полный рост на не слишком длинных, по Иркиному мнению, ногах, но в Иркиных скарпинах. Гневно зыркнув на бариста глазами, Ирка удалилась.
– Ну посмотри, какие красивые ноги! – утешал рыдающую жену Петька.
– У тебя распрекрасные ножки!
– Вот именно что, не ноги, а ножки, потому что короткие, – скулила Ирка.
– А туфли, туфли-то, ну один в один, – не унимался Петька.
– Не туфли, а скарпины, скарпин, вернее. Три года со мной живешь, и до сих пор не знаешь, как и что на мне называется, – рыкнула на мужа Ирка.
– Ну почему?! Почему?! – воздевая руки к небу, как чеховская барышня, вопрошала она.
– Скорее, ему просто блондинки нравятся. Машка же блондинка, – ляпнул Петька и по блеску в глазах жены, понял, что сейчас что-то начнется.
– Ты думаешь? – возбужденно переспросила та.
И началось! В воскресенье Ирка покрасилась в блондинку, и Петьке попало за то, что он не узнал "собственную жену", нарочно прогуливавшуюся возле подъезда, чтобы привыкнуть к новому образу.
В понедельник Ирка снова появилась в кофейне. Но к ее разочарованию рисующий бариста заболел и не вышел в смену.
Всю неделю до пятницы Ирка промучалась в офисе, оправдываясь за новую прическу перед коллегами. Машку она старалась избегать и специально бегала по лестнице, чтобы не столкнуться с подругой у лифта.
В пятницу Ирке пришлось засидеться допоздна и в кофейню она просто не успела.
Весь пятничный вечер Петька старался не тревожить подозрительно притихшую жену, и, прикрываясь работой, сосредоточенно планировал активные выходные с велосипедной прогулкой.
К Петькиной радости в городском субботнем парке суетились уличные художники. Петька улучил момент, когда Ирка увлеклась эскимо и голубями и побежал договариваться с шаржистом и портретистом.
Через час Ирка получила два "абсолютно объективных" портрета. На одном из них максимально сильно были прорисованы ямочки и глаза в длиннющих ресницах. На другом – художник незаметно вытянул ноги и сделал акцент на брови и волосы, еще больше закрутив отдельные завитки.
В воскресенье почти успокоившаяся Ирка потребовала в салоне красоты вернуть ей родной цвет волос. В понедельник она и не вспомнила про кофейню. А во вторник помирилась с Машкой, когда та ревела в туалете, оплакивая фотографии, на которых, перекочевавший в "Инстаграм" Мишка обнимался с новой пассией.
– За что? Чем она лучше меня. У нее же нос картошкой и веснушки везде, – роняла слезы Машка на новую Иркину блузку.
– Да ничем, – утвердительно заявила Ирка и взяла Машку за локоть. – Знаешь, что, а пойдем выпьем кофе. Мы девочки, мы заслужили.
В кофейне Ирка напрочь забыла о проблеме и взяла капучино и горку круасанов себе и вдрызг растроенной Машке.
– Хм, опять у тебя красавица. Держи и улыбнись. – Ирка заботливо подвинула стакан к подруге, сочувственно погладив ее во руке.
– Ты чего? – спросила она, с тревогой замечая, как любимая подруга страшно меняется в лице.
– Да, нет. Твой это. Это же ты, – покрутила стаканом Машка. – Ну точно ты и волосы, и ямочки… – А это чей? – взглянула она на второй стаканчик. Парень какой-то нарисован. Энд-рю. – Так, и где это у нас иностранцы сидят, – заерзала Машка, выссматривая во всей кофейне англичанина или американца.
– Подожди-ка. Я разберусь, – хлопнула по столу Ирка и, зловеще сверкнув глазами, воинственно направилась к бариста (наконец-то нашелся повод отомстить и за себя, и "за всех обиженных женщин").
Десять минут Машка увлеченно наблюдала, за беседой лучшей подруги и бариста, который оправдываясь за недоразумение, потрясывал цыганскими вихрами. Но больше за большеглазым бариста, и ее горе таяло в клетках его сиреневой фланелевой рубашки.
Ну что? – нетерпеливо спросила Машка, когда Ирка с загадочным лицом вернулась на диванчик, чтобы перевести дух после боевой схватки. – Пропесочила его? Жаль, такой симпатя-я-га. Интересно, у такого девушка есть?
– Нет, Маш! Это твой кофе. А Эндрю, Андрей, в общем, – это твой симпатяга. И, кажется, он хочет с тобой познакомиться, – бормотала Ирка, растерянно указывая на улыбающегося Машке бариста.
