Отрывок из книги
Когда-то я уже видел три снимка этого человека.
Первый – можно сказать, времен его детства, на нем мальчику около 10 лет. Он, окруженный многочисленными женщинами (предполагается, что это были его родные и двоюродные сестры), стоит в саду вблизи пруда, одетый в хакама[1] в крупную полоску. Голова его слегка наклонена влево, а на лице застыла уродливая улыбка. «Уродливая»? Хотя нечуткие люди (то есть те, кому безразличны красота и уродство) с равнодушным видом неубедительно льстили ему, используя избитое: «Какой миленький мальчик!», эта лесть все же не была такой пустой. Нельзя сказать, что его улыбка была полностью лишена того, что принято называть «милым». Тем не менее люди, хоть немного разбирающиеся в красоте, едва взглянув на него, с глубоким отвращением пробормочут: «Какой противный ребенок!» – и сметут это фото со стола, словно гусеницу.
.....
Я никогда не пререкался с семьей, даже когда их замечания приводили меня в бешенство, и всегда считал, что их слова и есть та самая многовековая человеческая «истина», но сил постигнуть ее у меня не было и, вероятно, из-за этого я не мог нормально жить среди людей. Поэтому я никогда не отвечал на нападки, не пытался оправдываться. Когда люди говорили обо мне плохо, я лишь отмалчивался, думая, что делаю все не так, и это до смерти меня пугало.
Понятное дело, никому не нравится, когда его ругают и обвиняют в чем-либо, но именно благодаря чужой злости я мог видеть истинную звериную сущность людей, и она в разы страшнее, чем какой-нибудь лев, крокодил и даже дракон. Обычно люди ее не демонстрируют, но иногда она прорывается наружу. Возьмем, к примеру, корову: вот она мирно дремлет на лужайке, а потом вдруг как ударит хвостом по брюху, где присел слепень. Так и люди временами неожиданно показывают свое истинное лицо. Я чувствовал себя беспомощным и впадал в отчаяние от осознания того, что это неизменная часть человеческой натуры.
.....
