Закат Западного мира. Очерки морфологии мировой истории. Том 1
Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Оглавление
Освальд Шпенглер. Закат Западного мира. Очерки морфологии мировой истории. Том 1
Предисловие к исправленному изданию (новая редакция)
Предисловие к первому изданию первого тома
Введение
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
Глава первая. О смысле чисел
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
Глава вторая. Проблема всемирной истории
I. Физиономика и систематика
1
2
3
4
5
6
7
8
II. Идея судьбы и принцип каузальности
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
Глава третья. Макрокосм
I. Символика картины мира и проблема пространства
1
2
3
4
5
II. Аполлоническая, фаустовская, магическая душа
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
Глава четвертая. Музыка и скульптура
I. Изобразительные искусства
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
II. Обнаженная фигура и портрет
11
12
13
14
15
16
17
18
19
Глава пятая. Образ души и жизнеощущение
I. О форме души
1
2
3
4
5
6
7
8
9
II. Буддизм, стоицизм, социализм
10
11
12
13
14
15
16
17
18
Глава шестая. Фаустовское и аполлоническое познание природы
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
Приложение
От переводчика
Мир – это дух
Отрывок из книги
При завершении занявшего десять лет жизни труда, который из первого краткого наброска вырос в неожиданно объемистый окончательный вариант, будет, пожалуй, уместно бросить прощальный взгляд на то, чего я желал и чего достиг, каким образом я это отыскал и как на все это смотрю теперь.
Во введении к изданию 1918 г., этом фрагменте как по форме, так и сущностно, я писал, что тут, по моему убеждению, дается неопровержимая формулировка мысли, которую, стоит ее раз высказать, никто уже не возьмется оспаривать. Мне следовало бы сказать: стоит ей быть понятой. Ибо для этого необходимо, как мне все более очевидно, причем не только в данном случае, но и в истории идей вообще, новое поколение, которое уже явилось бы на свет с нужными задатками.
.....
Заглянем теперь в лучшие наши книги. Когда Платон говорит о человечестве, он подразумевает греков в противоположность варварам. Это полностью отвечает неисторическому стилю античной жизни и при данных условиях приводит к таким результатам, которые оказываются верными и значимыми для греков. Однако когда насчет нравственных идеалов философствует, к примеру, Кант, он настаивает на значимости своих высказываний для людей любого рода и всех времен. Только он этого не высказывает, как нечто понятное само собой и ему самому, и его читателям. В своей эстетике он формулирует не принцип искусства Фидия или искусства Рембрандта, но сразу принцип искусства вообще. Однако все, что устанавливает в качестве необходимых форм мышления Кант, все же оказывается лишь необходимыми формами мышления человека Запада. Взгляда, брошенного на Аристотеля и на полученные им существенно иные результаты, довольно, чтобы научить нас тому, что в данном случае размышляет сам с собой не менее ясный, но наделенный иными задатками ум. Русскому мышлению категории мышления западного не менее чужды, чем этому последнему – категории китайского и греческого мышления. Действительное и безостаточное постижение античных праслов невозможно для нас точно так же, как постижение слов русских[20] и индийских, а для современного китайца или араба с их совершенно иначе устроенным интеллектом вся философия от Бэкона до Канта – не более чем курьез.
Вот чего недостает западному мыслителю, между тем как именно у него-то такого недочета быть бы не должно: отсутствие узрения исторически обусловленного характера полученных им результатов, которые сами являются выражением одного-единственного и лишь данного бытия. Точно так же недостает ему и знания о необходимых пределах их значимости, и убежденности в том, что его «неопровержимые истины» и «вечные узрения» истинны лишь для него одного и вечны лишь под углом его воззрения на мир и что долг его состоит в том, чтобы за их пределами разыскивать такие истины и узрения, которые с той же уверенностью развили из себя люди иных культур. Вот вопрос полноты философии будущего. Вот что в первую очередь следует назвать языком исторических форм: понимание живого мира. Здесь нет ничего непреходящего и всеобщего. И пусть никто больше не заговаривает о формах мышления, принципе трагического, задаче государства. Всеобщая значимость – это неизменно ложное заключение о других – по себе.
.....