Читать книгу Поцелуй осени - Оуэн Риддл Баркер - Страница 1

Поцелуй осени

     Мы приехали вчера утром, и как только вошли в дом, я сразу окунулся в прошлое, в своё далёкое детство.

     Я – дома. Знакомый запах гостиной, приятный аромат маминых цветов; всё такой же угрюмый медвежонок на столе, а рядом с ним, на стене, мой детский рисунок на уже пожелтевшей бумаге. Те же стулья, столы, тот же дощатый скрипучий пол – всё так, как и двадцать лет назад.

     В комнате был включен телевизор: мои старики каждое воскресенье слушают телепроповеди Грэма Хауэлла. Он, как обычно, прочитал молитву и стал о чём-то говорить. Я сначала ничего не понял, думая о своём, и только через время до меня дошёл смысл его слов: "Братья и сёстры! – начал Хауэлл. – Приближаются два неразлучных друг от друга праздника, посланных нам с небес, чтобы отпели мы молитвы во имя всех святых наших; и почтили память, братья и сёстры, в следующий день, День всех усопших, всех…"

     И как же во мне всё сразу заиграло, запрыгало; как глубоко вздохнулось… Закружило. Словно подхваченный осенним ветерком жёлтый лист, я вспорхнул и полетел над золотистыми кронами деревьев. И стал ощущать на себе её нежные прикосновения, её ласки.

     Я отключился на время – я был с  о с е н ь ю.

     Сколько себя помню, каждую осень я приезжаю в Калиспелл. Каждый свой отпуск планирую только на это время года: унылое, прохладное и сырое. И не представляю, как можно расслабиться и спокойно отдохнуть, например, летом, когда стоит невыносимая жара, когда в душных квартирах никому не сидится и все выбираются на улицу. В такое время негде камню упасть: всюду люди, кругом толчея, много приезжих, туристов; парки до отказа забиты отдыхающими, в барах невозможно продохнуть, а о городских пляжах и говорить не хочется.

     Всё это не то. Я считаю, это не время для отдыха. Мне нравится поздняя осень, и не где-нибудь, а у нас, только у нас, в Калиспелле, округ Флатхед, штат Монтана.

     Какая-то неистовая сила тянет меня в эти края. Здесь я родился и вырос, здесь живут мои родители, здесь мои старые школьные друзья. Но даже не всё это, вместе взятое, притягивает меня сюда. Раньше я этого как-то не замечал, но теперь-то, с годами, я обнаружил в себе страсть, или слабость, что ли, – я люблю лес. И не зимний, не весенний, не летний, а именно лес  о с е н н и й.

     Ещё на вокзале, стоя на перроне с только что сошедшего поезда, я слышу пьянящий аромат опавших листьев, горьковатый запах грибов; представляю полуголые деревья, с которыми скоро встречусь.

     Я  з а в о р а ж и в а ю с ь.

     В первый день по приезду я отдаю себя родителям: они расспрашивают меня обо всём на свете, а я им долго и подробно рассказываю о том, что со мной происходило за прошедший год. Вечером, обычно, встречаюсь со своими друзьями, которых у меня в этом городке не сосчитать. А на следующий день я встаю рано утром, одеваю охотничьи сапоги отца, тёплый комбинезон, брезентовую накидку на случай дождя, беру с собой рюкзак с провизией и отправляюсь в лес, в этот сказочный золотой мир. Могу бродить по нему целый день просто так, любуясь поистине неповторимой красотой янтарно-жёлтого царства. Бывает, возвращаюсь домой поздно вечером, а то и глубокой ночью (если ночь, конечно, светлая и лунная), но это происходит тогда, когда я очень уж соскучусь по своему лесу. Иногда пользуюсь его подарками: ягодами, грибами, а если решаю взять с собой ружьё, то хоть одного зайца или какую дичь, да подстрелю обязательно.

     Я всегда приезжаю в конце октября, когда листопады в самом разгаре. Уже через неделю-полторы лес стоит полуголый. К ноябрю почти все деревья наполовину сбрасывают свои одёжки, оставляя лишь на самых верхушках жёлто-бурые шапочки. Когда идёшь по лесу в эту пору, то даже через сапоги ощущаешь под ногами мягкий, как перина, красно-жёлтый ковёр из опавших листьев. Смотришь на эту россыпь и невольно вспоминаешь прошлое, ну, по крайней мере, не всё прошлое, а весь безвозвратно уходящий год. И тогда весь этот влажный, лиственный ковёр кажется каким-то загадочным и мистическим местом, в котором собираются все годы, месяцы, дни и секунды ушедшего времени. Как не вернуть нам наших прожитых дней, так не вернуть и листья деревьям. Я часто философствую на эту тему, когда иду по ковру уходящего времени. А какие яркие краски можно увидеть на этих лиственных коврах! Особенно под клёнами: здесь каждый красно-оранжевый лист, как маленькое солнышко слепит глаза. Буйство красок напрягает зрение, привыкшее полгода до этого созерцать тёмные, успокаивающие зелёные тона… Тишина! Какая в это время года в лесу тишина! Словно всё живое вымирает до весны. Единственные нарушители спокойствия: дятлы, вороны и сороки, но, как мне кажется, они нисколько не портят её, а наоборот, только украшают – ведь согласитесь, скорее щебет жаворонка или пение иволги поздней осенью был бы там некстати. К концу осени грибной сезон заканчивается, хотя, если быть повнимательнее и хорошо присмотреться, то можно различить ещё множество рыжих и коричневых шляпок, спрятавшихся под опавшими листьями и веточками от голодных глаз человека. Только опытный грибник со стажем сможет обнаружить эти укрытия, если его не опередят наши лесные друзья: белки или ежи. Но, обычно, любителей грибов в ноябре редко когда встретишь: конец осени – пора ненастная, сырая и прохладная, и мало кому по нраву. А я всё равно иду в лес, даже если моросит дождь. Естественно, когда пускается ливень, то ничего интересного такая прогулка не предоставит. Ну, а если так, изморось или мелкий дождик, то для меня он не помеха, уверяю. Мне даже нравится ходить по склизким листьям, которые парят и благоухают терпким ароматом прелости, и которые постоянно прилипают к сапогам; и как ты не старайся их стряхнуть, ничего не получится – они намертво приклеились к резине. После дождя – да и во время него – запах в лесу становится каким-то особенным, неповторимо приятным, несравнимым ни с какими "Ревлонами". Вокруг, как полированные, блестят мокрые стволы деревьев – лес умывается и очищается от знойного и пыльного лета. После дождя, на следующий день, весь лес погружается в белую дымку – туман. Лес тогда засыпает на весь день, а то и на дольше, укрывшись белым покрывалом, под которым видимость не больше трёх-четырёх ярдов, а местами и того меньше. Иногда туман бывает до того густой, что даже невооружённым глазом видны маленькие кристаллики – капельки-песчинки, которые еле-заметно поднимаются от земли, растворяясь где-то вверху; а некоторые, более тяжёлые и крупные, оседают на ближайших ветках и, собираясь в капли, снова возвращаются на лиственный ковёр. Когда проходишь сквозь такой туман, создаётся впечатление, будто идёшь сквозь дымчатые стены: туман как бы слоями висит в воздухе: в одном месте он гуще, плотнее, в другом его меньше или вообще нет. Однажды в такую погоду я оступился и чуть не свалился в небольшую ямку, благо, вовремя успел остановиться… Да и заблудиться не долго в туманную погоду. В этом случае, я беру с собой компас, хотя лес наш знаю, как пальцы своих рук.

     В общем-то, тут на долго не потеряешься. Хоть в ясную, хоть в пасмурную погоду кто-то в лесу или поблизости да будет: охотники, егеря, те же любители грибов или просто отдыхающие, такие как я, например. К тому же, в десяти-пятнадцати милях от Калиспелла находится Национальный парк Глейшер – один из тысячи живописных уголков Америки, где бережно хранится вся божественная красота, которую создала матушка Природа. Между парком и городом проходит автомагистраль номер 2Е, на которой постоянное движение транспорта; и эта трасса, в особенности её шум и гул машин, может послужить ориентиром для заплутавшего в лесу человека. А если взять севернее, оставив на востоке Глейшер, то  через несколько десятков миль, за лесистыми холмами и скалистыми нагорьями, окажешься на границе с Канадой. Так что, кто-нибудь обязательно найдёт потерявшегося. Надо только не паниковать, вот и всё. Лес не враг – он сможет  з а щ и т и т ь  заблудившегося.

     Живёт в наших краях такая легенда. Давным-давно, когда жили здесь индейцы шайенны, наши холмистые леса Монтаны они называли  с в я щ е н н ы м и. Правда или нет, но до сих пор считается, что лес не любит людей жадных, коварных и нечестных. Поверье такое пошло: если кто-то не вернулся из леса, значит что-то нечистое было в том человеке. Говорят, лес может  л ю б и т ь, но немногие удостаиваются его любви, а только те, кто сам его свято любит. Такой человек жил среди индейцев. Он каждый день ходил в лес, каждый день с ним общался и каждый день он был счастливей всех счастливых. И жизнь он прожил долгую и здоровую. Прознал про это вождь его племени, позвал к себе в вигвам, и спросил: «Брат мой, скажи мне, правда ли то, что ты уходишь в горы и разговариваешь с деревьями?" – "Правда", – отвечал счастливый воин. "И то что они тебе отвечают, тоже правда?" – "Да". – "И ты не придумываешь всё? Ведь деревья безмолвны, как камни." – "О, нет! Лес живой, как ты и я, вождь. Он умеет любить и говорить ласками…" – "Это всё?" – "И наделять силой и счастьем." – "Но ты живёшь как все, имеешь не больше, чем твой брат. В чём же заключается твоё счастье?" – "В радости нового дня, в красоте мира, в любви к жизни." – "Что надо, чтобы слышать голос деревьев?" – "Надо любить его…" – "Но я люблю нашу землю, люблю наши скалы и лес… Почему же я болен и чувствую горесть и усталость?" – "Он сам выбирает себе друга, – отвечал индеец, – если только сердце его и совесть чисты, а любовь к лесу искренняя. Такого человека лес почувствует, поцелует и счастьем обольёт его жизнь." Говорят, что на следующий день вождь ушёл в лес за счастьем и не вернулся. Кто знает, возможно совесть его была нечиста или любовь к лесу неискренна.

     Такая вот легенда передаётся из поколения в поколение. И вы знаете, я ей верю… Верю в то, что лес  м о ж е т  любить. Во время лесных прогулок я что-то такое ощущаю, правда-правда. Иногда я даже что-то слышу. Я тогда как заново рождаюсь. Конечно, это может показаться странным или смешным, но это так. А вот то, что лес может и  н е  л ю б и т ь, – пожалуй, тоже правда, хотя и горькая.

     Завтра вот праздник, о котором по телевизору напоминал Хауэлл… Я вспоминаю детство.

     Мы часто бегали в парк Глейшер на "заработки", – было нам тогда по восемь-десять лет. Обычно туда мы ходили пешком, а иногда ездили на велосипедах. Но на колёсах сложнее было добираться, потому что приходилось пробираться по узким каменистым опасным тропкам, усыпанным большими камнями, преграждавшими путь, или по крутым и обрывистым склонам холмов. Можно было ездить и по дороге 2Е, а потом с неё свернуть на Глейшер-Рут-1роуд. Но этот способ был плох тем, что нас могла остановить дорожная полиция и наш велоэскорт развернули бы обратно домой (правда уже в сопровождении автомобилей с мигалками на крыше). Пешком было легче тем, что маршрут пролегал напрямик, через лес и в низине холмов, по тропинкам, о которых знали не многие в нашем городе. Минуя Клумбия-Фолс, мы шли на север по дороге 486, а потом сворачивали с неё в лес, откуда выходили на дорогу Сидар-Крик-роуд, а там и рукой подать до курортного Апгара. Иногда, если на велосипедах, мы проезжали вдоль всего побережья озера Лейк Макдональд и добирались до Ред Рок Пойнт, у подножия гор Кэннон и Мак-Портленд. где постоянно находилось множество туристов со всех концов света, любующихся красивыми горными пейзажами. В парке постоянно находились отдыхающие из разных стран, которым мы продавали всякие деревянные безделушки и поделки из шишек, а порой и просто выпрашивали несколько центов. Бывало, прогоняли нас оттуда служащие; а если кого ловили, такую взбучку устраивали, что всякая охота туда возвращаться моментально пропадала. Но родители нас в то время не баловали подарками и, тем более, деньгами, отчего приходилось снова и снова бегать в Глейшер, чтобы хоть чуточку почувствовать себя самостоятельными и свободными, имея в кармане по три-четыре доллара.

     По учению Католической церкви 1 и 2 ноября все католики празднуют День всех Святых и День поминовения усопших. Вся Америка пышно и торжественно отмечает Хэллуин. И только у нас в Монтане, в особенности именно в нашем округе Флатхед, их празднуют несколько мрачновато, а приближение Хэллоуина ожидают с настороженностью и опаской.

     Родители мои – католики – всегда силой тащили меня в собор. А я, ну никак не любил посещать мессы и все эти нудные пения. Да и многие мои сверстники так же не имели удовольствия "ходить к Богу", предпочитая это время играм и весёлым развлечениям на ярмарке.

     Хорошо помню, как мы решили все вместе сбежать от родителей 1 ноября. Это было в 1966 году, мы все учились тогда в одной группе четвёртого класса начальной частной школы госпожи Харрельсон. Обманув родных, мы с утра помчались в Глейшер. Хотели "заработать" по два-три доллара и вернуться в город к обеду – стольких денег нам хватило бы, чтобы досыта накататься на атракционах и наесться сладостей.

     Было нас семеро: я, Джонни, Микки, Бобби, ещё один приезжий мальчик и две девочки, Шейла и Кэти. Не учли мы в тот день одного: в лесу возможен туман, так как накануне, 31 октября, прошёл небольшой дождь. Лучше бы мы поехали на велосипедах, придерживаясь гулкой  автострады, или хотя бы взяли с собой компас, коли решили пойти пешком, но…

     Когда мы вышли из дому, в городе и местами на открытом пространстве местности туман был небольшой, и мы на него не обратили особого внимания. В лесу же нас встретила плотная белая завеса, в которой видимость – на вытянутую руку. Но что нам, бывалым! Мы были уверены, что дорогу знаем даже в такой ситуации. Пошли. Шли долго, около трёх часов. Точнее, блуждали вслепую, постоянно натыкаясь на кусты и деревья, которые как чёрные длинные призраки внезапно появлялись впереди из тумана и так же бесшумно и незаметно исчезали позади нас. Тишина вокруг была, как в усыпальнице фараонов: только шелест листьев, треск веток под ногами и наше учащённое дыхание. Вокруг – полумрак.

     Обычно до парка мы добирались за три-четыре часа, если двигались попеременно: то шагом, то бегом. Судя по времени, которое мы прошли, нам давно пора было оказаться в парке, или хотя бы выйти к реке Мидл-Форк-Флатхед. И мы поняли, когда прошло порядком более пяти часов нашего путешествия, что заблудились. Естественно, нас охватила паника. Стали искать хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения. Шейла предложила разойтись в разные стороны, вытянуться цепочкой и идти, в надежде обнаружить знакомую тропинку. Чтобы не потерять друг друга в тумане, договорились периодически делать перекличку: "Бобби, я ту-ут!" – "Шейла! Я здесь!" – "Джонни-и-и, я ту-ут!"

     Не знаю, что мои друзья думали в этот момент, только я был почему-то абсолютно спокоен. Я ходил среди тёмных силуэтов деревьев-призраков и просил их тихо о помощи. Я знал и помнил о легенде и верил, что наш лес  о с о б е н н ы й, что ОН нас обязательно выручит; что нас, в конце концов, найдут. Помню, как меня дурманил и успокаивал пряный запах мокрых листьев и подгнивших пней. От нахлынувшего на меня странного чувства я становился немного заторможенный, потому как часто забывал отвечать на позывные друзей – им по-нескольку раз приходилось звать меня, прежде чем я пробуждался и отвечал, что со мной всё в порядке, что я "ту-у-ут". Перекличка возобновлялась, и мы продолжали бесцельно плутать в туманном царстве, тщетно пытаясь найти из него выход.

     " По-ол, ты меня слышишь?" – "Да-а, Кэти!" – "Далеко не отходи, Джонни!" – "Хорошо, Бобби. Я тут, рядом…" – "Микки… Ми-и-икки-и!" – "Микки, ты где?" – "Почему молчишь, Мик?" – "Ми-икки!!! МИ-И-И-И-ИКИИИИииии!!!"

     Не помню кто заметил, что Микки не откликается. Мы снова сделали перекличку – Микки молчал. Стали кричать громче – тишина. Сошлись – Микки не было.

     Тут нами и овладела паника в полном смысле этого слова. Не подумал бы, что Боб ещё не разучился плакать – он единственный, кто распустил сопли, выставив наружу свою трусость. Я и Джонни тоже сильно испугались, но старались не подавать вида нашего беспокойства. У того приезжего мальчика нервишки оказались покрепче, чем у всех нас вместе взятых. Он присел возле сосны и сказал с невозмутимым видом: «Лучше бы я остался дома, сходил бы с родителями в церковь, вернулся и сидел бы дома в тепле, ел бы яблочные пироги…" Шейла и Кэти явно струхнули, это было видно по их испуганным лицам. Шейла молча сидела на корточках и смотрела куда-то в туман; казалось, она находилась в прострации. Да что тут говорить, – мы все были напуганы. Вот так праздник получился. Дома каждому из нас хорошенько перепадёт, это уж точно. Вероятно, нас уже искали близкие.

     Девочки вскоре начали хныкать. Мы стали звать на помощь. Кричали так громко и отчаянно, что наши писклявые голоса слышны были на восточной стороне Скалистых гор.

     В тот момент я рассуждал иначе, и панике не поддавался. Почему не находится Микки, думал я? Что с ним случилось? Не могли же его загрызть дикие звери? Мы бы услышали. Для меня возникал главный вопрос: почему  л е с не хочет отдать нам друга? Ведь Микки не тот парень, который не любит лес. Он и мухи-то не обидит. Наоборот, это его частенько обижает старший брат, постоянно бьёт за каждый пустяк, издевается над ним, а потом оправдывается перед родителями, что Микки, мол, натворил то-то и то-то, а он его, видите ли, слегка наказал. Ха, слегка: синяком под глазом и, однажды, переломом руки! При этом строго-настрого приказывал Микки молчать насчёт того, кто это сделал…