Читать книгу Густав - Пани Понизович - Страница 1

Иван глубоко затянулся, глядя на дождь за окном. Небо не собиралось проясняться – тучи шли плотной стеной, усугубляя ранние сумерки. Изредка доносились протяжные раскаты грома, предупреждая о том, что гроза только набирает обороты, и худшее, возможно, впереди.

Высокая створка старого окна, распахнутая настежь, впускала в комнату размеренный шорох воды и мелкую взвесь, наполняющую воздух летнего вечера. Снизу доносились гудки автомобилей, торопящихся покинуть центр большого города после завершения трудового дня.

Тем приятнее было осознавать, что сегодняшний вечер полностью свободен от работы, и нет никакой нужды покидать свое логово, располагающееся на пятом этаже кирпичного здания довоенной постройки. Сегодня можно предаться меланхолии, обозревая сверху покатые крыши старинных арбатских особняков, вальяжно подставляющие бока навстречу прохладному ливню после недельной июньской жары.

Лето только начиналось, а с ним и долгие часы прогулок по красочной Москве, ставшей для Ивана родной за не слишком продолжительный отрезок времени.

Юноша жил здесь около двух лет, и успел всей душой привязаться к огромному мегаполису. Находя эстетическую красоту практически везде, Иван любил тенистые парки, где можно запросто поваляться на изумрудных травянистых лужайках в знойные часы. Любил он просторные, продуваемые ветром набережные, где можно беспрепятственно нестись на роликах или самокате, вдыхая воздух полной грудью и попутно обозревая нескончаемые урбанистические пейзажи. Любил он и новые суперпафосные строения, как правило, закрытые от посторонних огороженной территорией, но даже издалека радующие глаз творческого человека современными архитектурными формами. Любил он и бывшие московские окраины с унылыми по виду, но по-своему уютными атмосферными хрущевками в окружении утопающих в зелени компактных дворов, где многоэтажность не давит на психику, а соседи знают друг друга десятилетиями. Но особенно любил он тихий приземистый Центр со старинными особняками, отреставрированными и заброшенными, постепенно срастающимися со всякого рода новоделом – куда же без него!

Прокручивая в голове каллейдоскоп разноплановых столичных картинок, когда-то цепко схваченных памятью, Иван одновременно наблюдал, как медленно и неотвратимо на город опускается темнота, беззвучно захватывающая собой все пространство вокруг и меняющая восприятие окружающей действительности.

Смесь никотина и озона создавала в голове молодого человека необычный микс, и он старался подольше удержать это новое для себя ощущение – просто в порядке эксперимента. Сознание слегка плыло, но отдельные мысли при этом обострялись – как раз то, что было нужно в данный момент.

Видавший виды деревянный стул, чудом сохранившийся со времен середины прошлого столетия, протяжно скрипнул при легком движении, напоминая о своем преклонном возрасте, Впрочем, стул был далеко не единственным «антикварным» предметом в оазисе старой обстановки, Вся мебель в комнате, местами потрепанная и пошарпанная, но все еще довольно крепкая, создавала особую ауру «вчерашнего дня», которая вовсе не напрягала молодого человека, а, напротив, имела свою прелесть в его глазах.

Душа юноши (по крайней мере, ее часть) отдыхала именно в такой непритязательной меблировке, ощущая уют от простых, где-то примитивных вещей, к которым привыкла с детства. Проведенные в провинциальном городке, в семье с очень средним достатком, детские и юношеские годы вообще часто напоминали о себе – иногда случайно уловленными запахами домашней стряпни, улизнувшими с московской кухни; или мимолетно схваченными визуальными картинками, которые мгновенно будоражили память, вытаскивая на поверхность нечто родное, теплое, пронзительно ностальгическое.

Однако имелась у Ивана и другая часть души, которая беспрестанно пыталась подавить первую, не позволяя хозяину надолго расслабиться. В самые неожиданные моменты она «поднимала голову», внося смуту в размеренное существование молодого человека. Как правило, все начиналось с неявного шепота, исходящего из глубин сознания, затем постепенно внутренний голос крепчал, и вот уже в голове юноши отчетливо звучали нравоучения о том, что пора бы заканчивать валять дурака – следует серьезно задуматься о будущем… Жизнь коротка, и для того, чтобы насладиться ею в полной мере, необходимо выбираться из «низов» и всячески карабкаться «наверх».

«На какой такой «верх»?» – лениво пыталась взбрыкнуть первая половина души, не желающая покидать зону комфорта.

«Сама знаешь, на какой» – огрызалась ее оппонент. – «Туда, где люди не считают денег, не думают о заработках, игнорируют ценники в магазинах и живут полной жизнью, не заморачиваясь о завтрашнем дне и вообще ни о чем материальном от слова «абсолютно» – быстро подбирала нужные аргументы неуемная скандалистка.

Сегодня эта противная контрчасть души внезапно обострилась, не позволяя Ивану томно покайфовать от навеянного проливным дождем размягченного настроения. Юноша сделал было попытку переключиться на что-нибудь более приятное, но в висках настойчиво бубнило, что нужно брать себя в руки, обозначать четкую цель и, не теряя ни минуты, двигаться к ее достижению. Понятно, что неизбежны трудности и преграды, но нет ничего невозможного, тем более, когда на горизонте – «светлое будущее», ради которого стоит очень постараться именно сегодня!

Губы Ивана тронула ироничная усмешка. Ну да, дело за малым – следует всего лишь создать нечто Грандиозное, Неповторимое, Гениальное!… Нечто такое, чтобы у всех от переизбытка чувств Перехватило Дыхание и Пропал Дар Речи!…А сам автор-творец, то есть Иван собственной персоной, прославился раз и навсегда, став кумиром сотен тысяч и даже миллионов…Все это автоматически повлечет за собой материальные блага, как правило, сопровождающие Признанный талант и Исключительность.

Взгляд Ивана упал на прислоненную к стене картину собственного исполнения. Прикрывающий ее кусок выцветшей ткани сполз, наполовину обнажив мастерски скопированный «Поцелуй» Густава Климта.

Выполненная в тонах, отличных от оригинала, работа смотрелась не менее эффектно. Фигуры влюбленных, их позы, женское личико – все было воспроизведено с удивительной точностью; однако золотой фон, так же, как и золотые детали, полностью подменило серебро, отливающее в полумраке комнаты прохладным зимним сиянием. Бледные снежинки искрились в волосах девушки, заменив собой голубые цветы оригинала и перекликаясь со снежинками покрупнее, щедро рассыпанными по ее платью. Темную курчавую голову мужчины вместо зеленых листьев запорошило серебряными крупинками, а по его одежде легко скользили вниз длинные, прозрачные сосульки, сюрреалистически изменяющие форму в изгибах складок. Сугроб на месте цветочного луга изобиловал мелкими предметами зимних уличных забав – невзрачную флору заменили столь же едва различимые санки, коньки и даже миниатюрные лыжные палочки, ради прикола добавленные Иваном от себя в качестве последнего штриха.

Это творение появилось на свет минувшей зимой, в неделю почти беспрерывного снегопада, когда Москву накрыло волшебным белым покрывалом, и пешеходы на улицах с трудом преодолевали снежные заносы. Под впечатлением невесомого ниспадающего движения вокруг, обострившего чувство сострадания, Иван даже обул босые женские ножки в короткие валенки с серебристой опушкой. Этот штрих явился, пожалуй, единственной серьезной деталью, которую юноша позволил себе внести в сюжет картины, гуманно проявив заботу о здоровье девушки в морозное время года.

Из задумчивости Ивана вывел сигнал телефона, лежащего на зарядке в глубине комнаты. Бычок метким движением отправился в стеклянную банку из-под кофе, креативно приспособленную под пепельницу, а стул издал душераздирающий визг.

– Здорово, Ванек! – судя по грохоту, приятель-фотограф звонил из метро, – Сегодня на Сретенке открывается новый бар – есть контрамарка на двоих. Пойдешь?

В другое время молодой человек с большим удовольствием присоединился бы к товарищу, посетив модную вечеринку, где можно было бесплатно перекусить и даже выпить шампанского «на халяву», но сегодня ему совершенно не хотелось тусить. Ивана тянуло побыть в одиночестве, покопаться в себе, прислушаться к борьбе двух противоположных стихий в подсознании, которому внезапно потребовалось уделить внимание под сладковатое благоухание уличных цветений, многократно усиленных грозой.

Отказавшись от заманчивого предложения, юноша бросил телефон на диван и направился в угол, где стояли на полу беспорядочно прислоненные друг к другу холсты. Небрежно прикрытые старыми простынями, здесь скопились репродукции разнообразных произведений знаменитых художников, выполненные Иваном с незначительными изменениями в зависимости от его личного душевного состояния в момент работы над той или иной копией.

Одно время молодого человека чрезвычайно увлекал именно процесс копирования: ему нравилось шаг за шагом следовать по стопам выбранного автора, тщательно выписывая каждый штрих и проживая вслед за художником его сокровенные ощущения, которые возможно было прочувствовать даже по истечении нескольких веков. При этом подмена мелких деталей не влияла на общую концепцию начального произведения, не искажала заданной темы, но привносила определенную новизну в прочтение старой работы.

«Поцелуй» венского мастера находился на особом положении: закодированные в картине загадки, странным образом привлекали Ивана. К тому же это произведение неожиданно легко давалось ему по технике исполнения, что позволило молодому человеку произвести на свет целую серию репродукций почитаемого многими творения австрийского живописца. Они находились здесь же, и по названиям «Весна», «Осень», «Море» легко можно было предугадать, какие именно изменения присутствовали в картинах.

Фотографии этих работ занимали главное место в инстаграм юноши, поспособствовав тому, что к нему быстро приклеилось прозвище «Густав», которое теперь в кругу друзей звучало гораздо чаще, чем его собственное имя. Кличка настолько прочно закрепилась за ним, что Иван нередко и сам представлялся подобным образом – особенно в тех случаях, когда хотел напустить тумана таинственности (как правило, при первом знакомстве с девушками) или просто расшевелить серую обыденность, царящую вокруг.

Передвинув несколько холстов, освежив в памяти кое-что из своих экспериментов, юноша организовал из них аккуратную стопку, попутно ликвидировав беспорядок в дальнем углу.

Нет сомнений, он славно поразвлекся, многократно переписывая чужие творения и оттачивая на них целый ряд художественных приемов, но пора было признать, что это не совсем то, что способно завоевать успех у публики. Вряд ли многого добьешься, пускай даже с огромным напряжением, изменяя детали в чужих идеях.

Иван все отчетливее понимал это. К тому же в последнее время он погружался в новое, недавно открытое для самовыражения арт-течение. Изначально ярый поклонник классического реализма, юноша не возражал против существования иных направлений живописи, но относился к ним снисходительно, считая второстепенными. Каково же было его удивление внезапно обнаружить в себе тягу к странной смеси, которой сам пока не мог подобрать названия. Это было нелогичным смешением взаимоисключающих стилей: реализма, абстракции, сюрреализма и еще чего-то безумного, на деле выливающегося в изумительный, завораживающий результат.

На сегодняшний день Иваном овладело желание писать именно в этой манере, экспериментируя с формой и нащупывая нечто важное. Внутри же неотвратимо крепла убежденность, что именно это открытое им, ни на что не похожее направление и должно помочь выделиться на общем фоне, занять эксклюзивную нишу в ряду современных живописцев.

Совсем свежая работа, где условные изображения искусно переплетались с предельно реалистичными, поблескивала у противоположной стены еще не просохшими красками. Искаженное пространство с витиеватыми линиями содержало вкрапления, выполненные в строгом академическом ключе, и по убеждению Ивана было под завязку напичкано философским содержанием.

Правда, выставленная позавчера в соцсетях в надежде на интересное обсуждение, картина пока не привлекла внимания ни одного единомышленника или хотя бы мало-мальски вменяемого критика. Впрочем, как и несколько подобных картин, выставленных ранее. Голые лайки в счет не брались – хотелось умных, развернутых комментариев, которые всегда пребывали в большом дефиците. Активизировались лишь хейтеры, но они, как правило, натужно злобствовали, демонстрируя скорее неудовлетворенность собственной жизнью, нежели нормальную конструктивную критику.

Утешая себя тем, что прошло слишком мало времени, Иван решил набраться терпения и спокойно ждать развития событий.

– Я делаю все, что от меня зависит! – воскликнул он вслух, осаживая напор вредной части души, настырно скребущейся где-то за грудиной, – невозможно писать просто по своей прихоти, без вдохновения! А оно приходит, не предупреждая – тогда, когда ему заблагорассудится! Не могу же я перепрыгнуть через голову, в конце концов! – раздраженно добавил он.

Громко произнесенная последняя фраза удивительным образом принесла успокоение во внутренний конфликт, позволяя Ивану наконец-то расслабиться.

Отстраненно взглянув на новую работу, как будто изучая со стороны чужое творение, молодой человек обнаружил, что под воздействием слабеющего уличного освещения обострилась игра теней, что давало сейчас совершенно другой эффект тому, что еще вчера казалось однозначным и бесспорным. Странное дело – в момент создания картины Иван вкладывал в нее несколько другое содержание, теперь же разогретое воображение подбрасывало неожиданные образы, которые независимо от него, мистическим путем вышли из-под его кисти и теперь постепенно оживали под остервенелый шум ливня.

– Вау! – вырвалось у остолбеневшего юноши.

«Эта вещь должна произвести фурор!» – пронеслось в голове, а фантазия уже рисовала, как инстаграм разрывается от количества подписчиков, как на аукционах за его творения предлагают баснословные суммы, как глянцевые издания размещают его портреты с отфотошопленными, сияющими глазами, как многочисленные афиши по всему городу наперебой зазывают на его выставки, а толпы девчонок рвут на себе блузки, томясь в нескончаемой очереди за бесценными каракулями, обозначающими его, Ивана, автограф.

Последняя мысль так рассмешила молодого человека, что он громко расхохотался, протестировав гулкую акустику под высоченным темным потолком. Толпы девчонок его особо не интересовали – в них и без того не было недостатка. Давно обнаружив, что пользуется успехом у противоположного пола, и даже успев свыкнуться с этим обстоятельством, юноша изредка позволял себе добродушно манипулировать девушками, опять же в порядке эксперимента. Получаемые знаки внимания подпитывали его Эго, повышая самооценку, но по большому счету, не имели для Ивана особого значения.

Безусловно, приятно, когда к тебе проявляют повышенный интерес, выказывают симпатию, флиртуют и «строят глазки», но по сути, все это очень проходящие, поверхностные вещи. Прекрасно осознавая тот эффект, который производят на окружающих его правильные черты лица и ярко-голубые глаза, оттененные почти черными бровями и стильной стрижкой таких же волос, юноша нередко испытывал разочарование при более близком знакомстве с теми, кто клюнул только лишь на его внешнюю привлекательность, к которой прилагалась бонусом высокая худощавая фигура, доведенная до совершенства в спортивном зале. Как правило, подобное общение оказывалось пресным и посредственным, в то время как Иван жаждал интеллекта и глубины. Это становилось настоящей проблемой: молодой человек все сильнее ощущал стойкий дефицит полноценного обмена интересной информацией, наполненной смыслом энергетики. Хотелось развития, динамики, движения вперед – а по факту вокруг него вились в основном легкомысленные, бездумные создания, отягощенные мещанским образом мышления и не обремененные никакими знаниями или стоящими с точки зрения Ивана достоинствами.

Что уж говорить, если даже его девушка Юля, с которой они плотно встречались вот уже полгода, с некоторых пор начала «напрягать» Ивана именно в этом ключе. После того, как между ними поутих начальный гормональный пыл, молодой человек обнаружил в их отношениях так называемые «непреодолимые противоречия», которые с каждым днем становились все более непреодолимыми.

Избалованная комфортом и безотказностью с детства, москвичка Юля воспринимала действительность слишком потребительски, нагоняя на творческую натуру юноши невероятную скуку и заставляя его ловить себя на мысли, что они никогда не сумеют притереться друг к другу – слишком велика разница в воспитании и отношении к миру. По крайней мере, Иван категорически не поддерживал любовь девушки к пустому времяпровождению под грохот музыки в каком-нибудь клубном заведении, и не имел ни желания, ни времени заниматься ее перевоспитанием. Паршиво только то, что Юлька, будучи начисто лишенной комплексов и полностью уверенной в себе, абсолютно не подозревала о крепнущем в юноше протесте. Напротив, она все сильнее привязывалась к любимому и строила долгосрочные планы на совместное будущее, против которых, правда, резко отрицательно выступали ее «предки».

Покрутив головой в разные стороны по старой спортивной привычке, Иван размял шею. На фиг Юльку! Сейчас не до нее. Следовало идти к мольберту и, не откладывая в долгий ящик, заняться созданием Шедевра. Он будет продолжением новой серии работ и вольется в Суперсерию, приблизив тем самым час долгожданной Славы…

Однако умиротворяюще тусклая картина за окном не отпускала, заставив юношу присесть на подоконник, а его руку потянуться за следующей сигаретой. Нащупав в пачке последнюю, он походя напомнил себе, что давно собирался завязать с вредной привычкой, которую по-дурости подцепил еще в школе, а позже усугубил в армии. Благая мысль, возникнув, медленно растворилась во влажном воздухе.

Спасаясь от дождя, в комнату залетела муха. Ее внезапное появление нарушило отрешенное состояние молодого человека. Выпустив встречную струю дыма, он попытался развернуть насекомое обратно на улицу, но муха проявила незаурядную настойчивость и осела на стекле закрытой створки, всем своим видом демонстрируя полное нежелание покидать сухое помещение.

«Ничего себе!» – уважительно подумал Иван, наблюдая, как черные лапки-проволочки почесывают радужные крылья, – «Говорят, что капля никотина убивает лошадь, а эта малявка даже не чихнула! Возможно, она на секунду задержала дыхание, чтобы прорваться сквозь дымовую завесу…Вот мне показательный пример, как нужно стоять на своем вопреки всему и добиваться любой поставленной задачи!»

Снаружи ливень поутих, взяв небольшой тайм-аут. Возникло ощущение, что немного посветлело, и непогода осталась позади, но яркие зонтики, спешащие внизу, не торопились закрываться. Выплывший из-за угла дома солидный черный купол явно скрывал под собой делового мужчину – рука с кожаным кейсом, качающимся в такт шагов, выдавала серьезность своего владельца. Его быстро обогнали розовые сапожки, резво мелькающие из-под круга веселенькой расцветки. Провожая взглядом пешеходов, в следующую минуту Иван стал свидетелем крушения зыбкой идиллии наблюдаемой сценки – густой фонтан брызг, живописным веером вылетевший из-под колес проезжавшего мимо автомобиля, щедро окатил зонтики, а слух юноши уловил нечто неблагозвучное, выпущенное хором голосов.

Застывшая в неподвижности на стыке двух вселенных – комнаты и улицы – муха, сканировала молодого человека миллионами ячеек крохотных глаз. Загипнотизированный Иван в свою очередь разглядел в них некое особое знание – мудрость, как у какого-нибудь мушиного Далай-Ламы. Проникшись странным чувством, совершенно неожиданно для себя самого, юноша вдруг осознал, что готов прямо сейчас, не откладывая, принять важное решение, а возможно, и не одно…

Затушив недокуренную сигарету и накрепко завинтив крышку от вместительной пепельницы, Иван легко спрыгнул с подоконника.

– Все, брат, это была последняя! Бросаем! – твердо сообщил он ничуть не удивившемуся пассивному курильщику на стекле и был уверен, что получил в ответ одобрительный кивок.

Шагнув вглубь комнаты, где предметы становились уже плохо различимы, Иван вновь услышал телефонный звонок, доносящийся с дивана.

– Здорово, Гусь! – близкий друг Никитос для краткости преобразил «Густава», легко переведя приятеля из рядов уважаемых художников в ряды ничем не примечательных водоплавающих, – Тут пацаны собираются в кино мужской компанией… Ты как? С нами?

– Нет, бро, вечер уже занят, – привыкший к вариациям вокруг своего псевдонима, ответил Иван, при этом немного сожалея о своем вынужденном отказе. Однако альтернативы не имелось – в данный момент он почти осязал приближение чего-то невидимого, которое укутывает и обволакивает своими объятьями, увлекая в параллельный, нематериальный мир. Обычно так приближалось вдохновение. Чувствуя наступление важного, ни на что не похожего, но уже не раз испытанного, молодой человек понимал, что ни в коем случае не имеет права упустить его приход. Возможно, наступает время для появления на свет настоящего Прорыва, а, следовательно, нужно быть наготове.

– Прости, Гусь, я совсем забыл, что ты у нас «под каблуком», – подколол Никитос в надежде на то, что едкое словцо заставит друга передумать. Однако хитрость не сработала – Иван остался непреклонен.

– Ну, да, типа того, – послушно подтвердил он унизительное предположение Никитоса, не желая вступать в какие бы то ни было объяснения, – сегодня точно не смогу!

Нажав «отбой», он на всякий случай кликнул на строчку в вотсаппе с Юлькиной аватаркой – никаких изменений. Телефон девушки вот уже третий день находился вне зоны доступа. Инстаграм и другие соцсети не пополнялись свежими фотками и историями, что коренным образом противоречило юлькиной натуре, при любых обстоятельствах непрерывно обновлявшей собственную страничку. Эта привычка девушки в обычные дни частенько подбешивала Ивана, но в данный момент странным выглядело как раз отсутствие ее проявлений. На Юльку было совсем не похоже: они всегда созванивались по утрам или с вечера планировали встречи на следующий день, а сейчас полнейшая тишина – девушка как сквозь землю провалилась…

С другой стороны, нечто похожее уже случалось некоторое время назад, когда отец отобрал у Юльки айфон, посадив ее под «домашний арест». Таким способом папаша пытался оградить дочь от общения с неподходящим, по его мнению, бойфрендом.

Тогда девушке удалось каким-то образом вырваться из-под надзора родителей и попросить убежища у Ивана. Те несколько дней запомнились юноше разборками с соседями из-за крутой юлькиной тачки, которую она всякий раз норовила припарковать впритык к дворовой калитке. Но основным неприятным воспоминанием являлся полный хаос, который гостья внесла в упорядоченное существование молодого человека – ей требовалось постоянное внимание к собственной персоне. Забив на учебу на первом курсе из боязни, что возле универа ее подкараулит разгневанный отец, она по пятам сопровождала Ивана, постоянно изводя его приступами ревности, а самое главное – не позволяя юноше спокойно предаваться главному делу его жизни – творчеству. Любой шаг в направлении мольберта вызывал слезные просьбы написать ее портрет. А поскольку Иван не горел таким желанием – оно должно было возникнуть естественным путем, но почему-то не появлялось – Юлька расценивала отказы как проявление равнодушия и холодности, закатывая затяжные истерики и внушая молодому человеку чувство вины, которое хоть и было ложным, но неприятно сверлило мозг.

Сильно потянувшись, юноша размял закосневшие мышцы и позвоночник. А что, если исчезновение Юльки – это своего рода подарок судьбы и тот самый шанс поставить, наконец, точку в их бесперспективных отношениях?!

Но думать об этом именно сейчас не хотелось – Ивана больше занимал свежий сюжет картины, который постепенно оформлялся в голове и вскоре должен был прийти в этот мир.

Заварив на кухне пакетик чая в объемной кружке, размером напоминающей бульонницу, молодой человек вернулся с ней в комнату, держа в другой руке кусок долгоиграющего пирога с лимонной начинкой. Чтобы не позволить песочному тесту рассыпаться крошками по всему полу, пришлось жадно набить рот большей частью десерта. Первый же обжигающий глоток восполнил силы, заставив разрозненный мысленный пазл сложиться в единственно правильную конфигурацию.

Других вариантов, похоже, нет: необходимо оставлять Юльку в прошлом и двигаться дальше своей дорогой, освободив вакансию для более подходящей по духу девчонки. Внешние данные, безусловно, никто не отменял, а длинноногих красоток в окружении Ивана водилось в избытке…Правда, сейчас у него другие задачи, и не хотелось размениваться на новые отношения, которые могут стать помехой его устремлениям. Но если уж выбирать, то основным пожеланием к потенциальной подружке будет наличие у нее интереса к живописи, а в идеале – совпадение (или как минимум, близость) вкусов и пристрастий на этом поприще. Довольно с него дилетантов – они не дают развиваться, отбирая силы и время, которых и так в обрез. В крайнем случае, пока придется «походить в холостяках», время от времени соглашаясь на одноразовые, ни к чему не обязывающие отношения…

В тишине комнаты вновь застрекотал мобильный.

Модельер Люся Кондрашова явно была неравнодушна к Ивану, но его это обстоятельство только веселило. Неторопливо дожевав остатки пирога, запив его чаем и пристроив кружку на подоконник, юноша нащупал голосящий гаджет на диване, а затем растянулся во весь рост на его мягкой поверхности.

– Привет, Ванечка! – мягко проворковала Люся, педалируя свое теплое расположение уменьшительно-ласкательным обращением, – Ты не забыл, что завтра мой Показ?

– Ну что ты, Люсенька, как я могу забыть о таком важном событии! – Иван держал с Люсей немного игривый, но не выходящий за рамки приличий тон. Понимая, что нравится женщине бальзаковского возраста, он позволял себе шутливо фамильярничать, не переступая при этом невидимую черту.

– Я уточняю на всякий случай, чтобы быть уверенной в завтрашнем дне, – Люся ласково пела в трубку. – Не забывай, что ты – мой лучший манекенщик, практически, мой талисман! Я давно подметила, что когда ты участвуешь в работе – все проходит гладко, без проблем, «на ура»! Поэтому с тобой мне спокойнее.

Иван засмеялся.

– Спасибо, дорогая! – откликнулся он. – Должен признаться в ответ, что ты – мой лучший начальник, и я благодарен небесам за то, что ты есть!

Люся, будучи владелицей собственной марки одежды, из возрастающей с каждым днем симпатии платила Ивану гораздо больше, чем другим манекенщикам. Правда, это происходило не так часто: сфера демонстрации одежды в модной индустрии предполагала постоянную смену работодателей, которые, как правило, производили оплату за услуги по усредненным ставкам.

Люся же усиленно поощряла Ивана; при этом они оба не афишировали сей пикантный момент, чтобы не вызывать нежелательные толки: женщина – потому что пока не добилась от юноши никакой взаимности, а Иван – чтобы никто даже и не предположил, что такая взаимность возможна. Наличие общего секрета делало их заговорщиками, придавая «перчинки» их отношениям… Отношениям, которых, по сути, не было, ведь юноша не планировал поддаваться чарам немолодого, по его меркам, дизайнера. Всячески избегая общения на эту скользкую тему, он придерживался строго рабочего контекста.

– Хулиган ты, Ванечка! За словом в карман не лезешь! – захихикала Люся, ободренная завуалированным комплиментом, полученным от юноши. – А я ведь видела тебя вчера на дефиле у Сашки Мелехова…

Иван устроился поудобнее, подтянув подушку под голову.

– И как я тебе показался? – он знал заранее ответ на свой вопрос, но надо же было как-то поддерживать беседу.

Люся шумно вздохнула в трубку.

– Я бы рада придраться к твоей работе, но…скажу честно – ты роскошен! Так демонстрировать ерундовые копеечные тряпки способен только ты, и я не устану это повторять, – женщина начинала горячиться, – если бы не твой особый шарм, никто и не оценил бы сашкину примитивную капсульную коллекцию!

Иван, прекрасно осведомленный о яростной конкуренции в дизайнерской среде и часто неприязненных отношениях между коллегами по цеху, не смог отказать себе в удовольствии слегка позлить Люсю.

– Примитивную? – переспросил он тоном добродушного простака,– А мне понравилось! Очень современно, а главное – удобно!

– Да брось, старая домашняя пижама тоже удобная! – занервничала попавшаяся на крючок женщина. – Всем понятно, что ничего нового Мелехов давно не предлагает! Я готова перечислить тебе названия журналов с указанием номеров страниц, откуда он «под дурачка», без всякого зазренья совести целиком «слизал» модели! И только ты, да еще пара мальчиков, спасли его от провала! По крайней мере, публика не вдавалась в детали, охмуренная вашей сексапильностью!

Иван улыбнулся, припоминая, как шумно вчера вели себя у подножья подиума девушка Никитоса и ее расфуфыренные по этому случаю подружки. Организовав своеобразную «клику», они заставляли зрителей аплодировать по сигналам, подаваемым яркими модными девчонками. Люся, похоже, ничего не заметила – настолько натурально все было разыграно.

Польщенный восторженной речью своей поклонницы, юноша мог бы и дальше провоцировать ее на похвалы в свой адрес, но решил, что на сегодня достаточно.

– Перестань, Люсенька, а то я зазнаюсь и попрошу у тебя прибавки, – пошутил он, прекрасно понимая, что это было бы неприкрытой наглостью с его стороны. Однако Люся шутку не оценила.

– Я как раз вчера, пребывая под большим впечатлением от твоих безупречных выходов, и хотела обсудить с тобой эту тему, – начала она, – но ты как сквозь землю провалился и не изволил отвечать на мои звонки! – Ивану показалось, что голос женщины дрогнул от обиды, и на мгновенье чувство жалости мелькнуло в глубине его души. Но он тут же себя одернул – интуиция подсказывала, что Люся не так проста, как кажется, и с ней всегда следовало быть начеку.

– Прости, дорогая, но я торопился на свидание, – быстро нашелся молодой человек, который, конечно же, видел вереницу звонков. Однако по окончании шоу у него совершенно не было настроения болтать с женщиной; тем более, что Никитос сразу позвал друзей в клуб отмечать день рождения. – Тебе же известно, что у меня есть девушка!

Отговорка прозвучала очень правдоподобно, поскольку в последнее время Юлька часто сопровождала его на работу, и все вокруг были в курсе того, что он не одинок.

Однако Люсю подобное оправдание не устроило, о чем свидетельствовали презрительные звуки, донесшиеся из трубки.

– Видела я твою «серую мышку», – она даже не собиралась скрывать своего разочарования. – Не сочти за грубость, но ты достоин большего!

Иван рассмеялся в очередной раз.

– Я подумаю об этом, – миролюбиво пообещал он, прерывая нескончаемую эскападу. Судя по тому, что денежная прибавка теперь не светила (да он и не рассчитывал), можно было смело завершать разговор.

Телефон вновь опустился на диван.

Приходилось признать, что от Юльки все же иногда был толк! Мелькая рядом, она нередко спасала Ивана от ненужных ему навязчивых домогательств извне. Теперь важно держать язык за зубами, чтобы ненароком нигде не проболтаться о том, что он задумал. Пускай все вокруг пребывают в уверенности, что ничего не поменялось (может же девушка приболеть, в конце концов), а ее временное отсутствие ничего не означает и никак не влияет на статус парня, по-прежнему состоящего в отношениях.

Правда, если же история повторится, и Юлька опять возникнет на пороге его жилища – а так скорей всего и произойдет – Иван будет вынужден провести с ней неприятный разговор начистоту и даже проявить негостеприимство. Юноша понимал, что ему достаточно сложно будет претворить это в жизнь, но другого выхода не было. Видимо, настало время принятия трудных решений и совершения волевых поступков, а иначе так и придется бесконечно буксовать на месте.

Сейчас основное – не отвлекаться на всякую ерунду. Хотелось просто методично соединять краски на палитре, добиваясь нужного колера… А затем открывать настежь виртуальный портал воображения, позволяя кисти вытворять на холсте все, что она пожелает…

Щелкнув выключателем, молодой человек позволил массивной архивной люстре на длинной ножке ярко осветить просторную квадратную комнату. В ее поле зрения попали не только мольберт с девственно белым холстом, стоящий посредине, но и нагромождение разнокалиберных работ вдоль промежутков стен, свободных от мебели.

Хозяин квартиры, а по совместительству приятель-художник, укативший в Таиланд в поисках высшей философии, раньше баловался созданием подмосковных пейзажей. Небольшую часть их когда-то удалось сбыть туристам-иностранцам на Старом Арбате, но в целом его творения не пользовались спросом, да и обнаглевшие посредники занижали отпускные цены, стремясь заработать порой больше, чем сами авторы. Таким образом, немалое количество картин в стиле «плинер» осело в квартире, в том числе и на стенах, в ожидании лучших времен.

Надо сказать, что Ивану не нравилась манера письма Макса, да и унылое настроение, качующее по всем его полотнам, не зажигало приятные эмоции. С огромным удовольствием юноша выбросил бы большую часть хозяйских творений, очистив комнату от упаднической энергетики, но это не входило в его компетенцию, вынуждая мириться с ситуацией. К тому же Макс, трепетно относящийся к своим работам, нередко звонил по видеосвязи, и в любой момент мог поинтересоваться состоянием квартиры – поэтому мысль о том, чтобы даже временно заменить тусклые осенние пейзажи на что-нибудь более жизнеутверждающее, пришлось пока отбросить.

В обязанности Ивана входило вовремя бросать плату за аренду на карту Макса, да изредка поливать разросшуюся пальму в кадке из стоящей рядом лейки. Именно это он и проделал по пути к чистому холсту.

В голове, наконец, четко оформилось понимание концепции будущей картины. Подготовив несколько подходящих кистей, юноша принялся за работу. Находясь под впечатлением от ярких зонтиков, мелькнувших некоторое время назад под окном, он подобрал нужные краски. Перемешивая их на палитре, он наносил на холст сочные мазки, соединяя одно с другим, вдумчиво растушевывая третье. Время от времени он отступал назад, чтобы понять на расстоянии, чего не хватает, а что требует коррекции.

В те моменты, когда приходило вдохновение, в мозгу молодого человека выстраивался причудливый сюжет, и он мог часами изнурять себя, добиваясь наиболее точной передачи задуманного. Иногда щедро обращаясь с краской, а в другом случае кропотливо выписывая тончайшие детали, осторожно накладывая тени или усиливая блики, Иван мучительно, но настойчиво продвигался к достижению устраивающего его эффекта. В этот момент он полностью погружался в процесс и не реагировал на происходящее вокруг, будь то звонок телефона или другие внешние раздражители.

А где-то в глубинных уголках сознания крепла уверенность, что придет время, и какой-нибудь тонко чувствующий коллекционер-толстосум восхитится талантом молодого живописца. Иван представлял себе, как негнущиеся пальцы-сосиски, обремененные увесистыми перстнями, медленно перебирают его работы, а давно разучившийся удивляться, пресыщенный взгляд подолгу задерживается на деталях, не в силах оторваться от предыдущих, чтобы тут же залипнуть на последующих…

Затем мужик с лишним весом будет дрожащим голосом умолять худосочного автора продать ему хотя бы одно, самое плохонькое произведение. Он готов будет предложить любые деньги для того, чтобы потом единолично наслаждаться своим приобретением где-нибудь в приватной обстановке роскошного особняка; развалившись в кресле и лениво посасывая толстую кубинскую сигару под треск горящих поленьев в искусно сложенном камине…

Улыбаясь своим мыслям, в верхней части картины Иван старательно выписал застывшую в медитации муху. Добавив еще несколько штрихов, юноша прищурился, вбирая в себя рождающееся творение. Похоже, результат грозился превзойти самые смелые ожидания…