Читать книгу Дорога на Элинор - Павел Амнуэль - Страница 1

– Станция «Рижская», – просипел простуженный и давно растерявший интонации женский голос. Терехов вспомнил, каким был этот голос раньше, лет двадцать назад, когда он, молодой тогда и совсем зеленый, как стручок гороха, ездил по замоскворецкой линии к своему первому издательскому рецензенту. Неужели, – подумал он, – с тех давних пор магнитофонную запись ни разу не возобновляли, и в кабине машиниста все эти годы крутилась одна и та же катушка?

Поезд вылетел из тоннеля на станцию, и Терехов, продолжая думать о судьбе женщины, оставившей на ленте свой некогда красивый и ясный голос, поднялся и направился к раскрывшимся дверям.

– Осторожно, двери закрываются, – сообщило поездное радио, – следующая станция «Алексеевская».

Терехов шагнул на перрон в тот момент, когда створки начали сдвигаться. Что-то толкнуло его в спину, жестко вывернуло ему правую руку, и пальцы, сжимавшие ручку дипломата, разжались.

Поезд умчался, красные габаритные огни исчезли за поворотом тоннеля, и только тогда Терехов пришел в себя настолько, чтобы осознать элементарную истину: его ограбили. Дипломат выхватили, когда он выходил из вагона, и грабитель уехал к станции «Алексеевская», а оттуда – в непредсказуемом направлении.

Терехов растерянно огляделся – никому до него не было дела, никто и внимания не обратил на случившееся. Милиционер, стоявший метрах в десяти, равнодушно следил за группой парней, только что спустившихся на перрон: у каждого в руке была початая полуторалитровая бутылка пива «Бочкарев», и со стороны ребята похожи были на героев-панфиловцев, готовых броситься под любой самый завалящий танк.

– Черт! – сказал Терехов. – Черт, черт, черт!

– Что, простите? – повернула к нему голову старушка, семенившая по перрону с большой кошелкой в руке.

– Нет, это я так, – пробормотал Терехов, растерянно заглядывая в жерло тоннеля, втянувшего в себя поезд с самым драгоценным, что могли у него отобрать. Во всяком случае, таким было первое ощущение – отобрано единственное, ради чего он жил последние месяцы. Не дипломат, конечно, – подумаешь, предмет роскоши. Не кошелек с деньгами – сколько там было, сотни две, не больше. И не книга, которую он читал в дороге. Но среди бумаг лежала коробочка с двумя компьютерными дисками. Одинаковыми дисками, на каждом из которых был записан окончательный, проверенный вариант его нового романа.

Какой кошмар, – подумал Терехов, придя в себя, наконец, настолько, чтобы ощутить определенную комичность произошедшего. В былые годы потеря портфеля действительно могла бы обернуться трагедией. Достоевский, переписав начисто окончательный вариант «Преступления и наказания», повез издателю рукопись, а в дороге (на чем он ехал-то? На извозчике, видимо; тогда, кажется, даже конки еще не существовало) нелепый грабитель, польстившись на с виду богатый саквояж, рукопись-то и спер. Вот это была бы трагедия. Писать роман заново? Это ж какие моральные усилия надо над собой сделать! А если – как у него с «Астрой» – договор, и сроки поджимают, а за неделю новый роман не написать?

Пройдя мимо милиционера (вот уж к кому не стоит обращаться, себе дороже, по инстанциям затаскают, а дипломата не найдут, поди его найди в десятимиллионном городе и без всяких улик), Терехов поднялся в сумрачный вестибюль и вышел под козырек, защищавший от прямых лучей полуденного июльского солнца, но вовсе не от жары, павшей на столицу в последние дни, будто верблюжье одеяло, не к сроку наброшенное на уставшее тело. Он снял с пояса мобильник (хорошо, – подумал он, – ведь и телефон мог оказаться в злосчастном дипломате) и позвонил в издательство.

– Але, – весело сказал голос редактора Варвары.

– Варя, – трагическим тоном произнес Терехов, стараясь вложить в свои слова побольше инфернальной тоски, – у меня неприятность.

– Господи, Владимир Эрнстович, – всполошилась Варвара, – вы живы?

Она решила, что он звонит из Чистилища?

– И даже вполне здоров, – смягчил тон Терехов. – Но понимаешь, какая штука. Я ехал к вам, вез диск…

– Как договорились, – подтвердила Варвара.

– И в метро у меня стащили дипломат, – сообщил Терехов. – Прямо из руки вырвали.

– Вы в милицию заявили? – строго сказала Варя, верившая в силу правоохранительных органов, поскольку целыми днями читала по долгу службы романы известных и неизвестных авторов, большая часть которых описывала тяжкие будни работников уголовного розыска.

– Варя, – с досадой произнес Терехов, – о чем ты говоришь? Кто будет искать какой-то дипломат, уехавший в неизвестном направлении? То есть, направление как раз известно – в сторону «Алексеевской», – но… В общем, я хочу сказать, Варя, что придется мне возвращаться домой и переписывать файл. Это займет часа полтора – туда и обратно, – но ведь не смертельно, правда?

– По сравнению с потерей дипломата… – сочувственно сказала Варя. – Конечно, Владимир Эрнстович. Я буду до конца дня. Правда, печенье вас не дождется – знаете, какие у нас девочки сладкоежки?

– Я принесу пачку вафельных, – сказал Терехов. – Вдвоем с вами и съедим. С рюмкой чая.

Варвара глупо хихикнула, представив себе неизвестно что, и Терехов отключил связь. В кармане рубашки он нащупал две десятирублевки – случайно положил, когда менял в кассе деньги на жетончики, а то ведь пришлось бы ловить такси и у дома просить водителя дожидаться, пока он поднимется в квартиру, они этого не любят и правильно делают – наверняка многие сбегают, не заплатив.

На перроне давешний милиционер стоял на прежнем месте и смотрел, похоже, в ту же точку – может, это вообще был не живой человек, а памятник московскому правопорядку, выполненный в натуральную человеческую величину и из естественного человеческого материала?

Подошел поезд, и Терехов шагнул в вагон, оглянувшись в последний момент – может, случится чудо, и грабитель окажется на перроне в толпе?

Станция проплыла мимо, колеса застучали на стыках, Терехов сел рядом с мужчиной, читавшим книгу Донцовой, и закрыл глаза.

День начался плохо, к чему ж удивляться, что он так же плохо и продолжился? С раннего утра в квартире на четвертом этаже начали давно задуманный евроремонт, застучали молотки, дрель с диким визгом вгрызалась в старый, но крепкий, еще шестидесятых годов, бетон. В ушах звенело, зубы ныли – хорошо хоть работать сегодня Терехов не собирался. Быстро позавтракав и задав корм волнистым попугайчикам – единственной живности, которую он терпел в квартире, – Терехов переписал на диски файл с романом (дважды – вдруг один из дисков окажется сбойным) и поехал в издательство, поскольку его вторую неделю торопили со сдачей. По плану роман уже должен был уйти в производственный отдел, а ведь его еще не читали ни Варвара (обычно не менявшая в его рукописях ни единого слова), ни корректор Дина Львовна (все время жаловавшаяся на изобилие запятых, которые Терехов ставил во всех случаях, представлявшихся ему сомнительными).

Черт возьми, кому мог приглянуться видавший виды дипломат? Неужели грабитель вообразил, что найдет там пачки долларов – если он ехал в одном вагоне с Тереховым и следил за ним, то должен был, не будучи слепым, видеть, когда Владимир Эрнстович доставал из дипломата книжку, что ничего там нет, кроме нескольких вчерашних газет, которые он не успел выбросить (впрочем, и прочитать не успел тоже), коробочки с дисками, и старого, хотя и объемистого кошелька. Может, кошелек и привлек внимания вагонного вора? Там действительно могло поместиться довольно много денег, но сейчас кошелек был почти пуст – Терехов полагал, что в кассе издательства получит наконец положенный аванс, разумеется, после того, как Варвара перепишет файл, откроет его и увидит, что получила именно то, что заказывало издательство: роман о новых похождениях частного детектива Андрея Щупова.

Ничего интересного грабитель в дипломате не найдет и что сделает тогда? Выбросит? Оставит где-нибудь на улице или прямо в холле «Алексеевской»? Может, съездить и поспрашивать? Нет, глупости, только время зря терять – почему он решил, что грабитель вышел именно на следующей станции?

– «Академическая», – услышал Терехов знакомый чуть ли не с младенчества голос. – Следующая станция «Профсоюзная».

Надо же, неужели он так расстроился, что едва не проехал собственную остановку? Терехов успел выйти из вагона, когда двери уже закрывались, и ему показалось, что кто-то за его спиной вот-вот схватит его за руку – дежа вю, бзик, совсем он сегодня не в форме.

Дома, прежде чем сесть к компьютеру, Терехов достал из холодильника початую неделю назад бутылку «Наполеона», плеснул в стакан – немного, на два пальца, вполне достаточно, чтобы снять стресс – и выпил одним глотком.

А надо бы налить в рюмку и лимон положить рядом на блюдечко, и чтобы рюмка была не одна, и чтобы они сидели друг против друга, глядели друг другу в глаза и молча разговаривали о том…

Тьфу, опять это проклятое наваждение! Не было у Терехова – полгода почти – никого, с кем он мог бы устроиться на диване, положить на пол поднос с рюмками и говорить, говорить (для начала просто говорить, высказываться, мысли чтобы звучали вслух, подсознание пузырилось, а тело расслаблялось в предчувствии последующих наслаждений)…

Открывать пандорову шкатулку с воспоминаниями Терехов не хотел, а потому, спрятав бутылку в холодильник, направился наконец к компьютеру – нужно было переписать файл и мчаться опять через весь город в издательство, успевая как раз к послеполуденному чаепитию.

Экран засветился, на зеленом фоне появились многочисленные значки – иконки программ, в большей части которых Терехов не разбирался совершенно, используя в работе только старый привычный «Ворд».

Прежде чем переписать нужный файл, он по привычке включил «Аутлук экспресс» – почту проверял всякий раз до того, как приступал к работе, и после проверял тоже. Писали ему многие, письма читать он любил, среди них попадались очень любопытные, бывало – от людей, которых он уважал чрезвычайно и мнение которых ценил.

Сегодня писем оказалось немного – всего три. Впрочем, вспомнил Терехов, утром я уже проверял почту, три письма за несколько часов – тоже неплохо.

Он щелкнул клавишей мышки на первом из писем, не прочитав имени отправителя.

Экран ярко вспыхнул, на бледно-голубом фоне появилась надпись: «Прощай, нам было так хорошо вдвоем!», а потом все погасло, и о том, что компьютер продолжал работать, можно было судить лишь по урчанию, раздававшемуся из-под кожуха, и по миганию красной лампочки, показывавшей пользователю, что жесткий диск занят делом, перемалывая какую-то информацию.

– Ну! – сказал Терехов и принялся нажимать на все клавиши подряд, отчего, конечно, ничто в этом мире не изменилось, поскольку процессы, происходящие в физической реальности – это он недавно вычитал в какой-то научно-популярной статье, – обратного хода никогда не имеют. Что произошло, то произошло.

Терехов подождал еще минуту, красная лампочка перестала наконец мигать, смолкло и урчание – компьютер замер, заснул, и только тихий гул вентилятора свидетельствовал о том, что аппарат не отключился окончательно.

– Черт! – сказал Терехов. Он еще надеялся, что не случилось ничего страшного – может, что-то с экраном? Или какие-то программы переплелись друг с другом, создав затор в движении электронов по линиям микросхем?

Терехов потянулся к стоявшему рядом, на книжной полке, телефону и набрал номер Сергея, соседского мальчишки, компьютерного гения, который в свои четырнадцать успел уже получить приз на международной олимпиаде. Правда, насколько удалось узнать Терехову, в олимпиаде участвовали только школьники из развивающихся стран, и занял Сергей не первое место, а третье, то ли за Филиппинами, то ли перед ними. Но сам Терехов на таком соревновании не поднялся бы выше предпоследнего места – если бы, конечно, в олимпиаде принял участие еще и Арнольд Борисов, его давний школьный приятель, с которым Терехов обсуждал, бывало, проблемы международной стратегии – в компьютерах Арнольд не понимал вообще ничего, а от включенного экрана всегда отодвигался подальше, поскольку вычитал где-то, что излучение монитора чрезвычайно вредно для человеческого организма.

К счастью, Сергей оказался дома – а ведь мог гонять футбол на площадке или еще не вернуться из школы.

– Тут у меня проблема, – зачастил Терехов, – мне нужно диск переписать, ну, то еть файл с «винчестера», а экран почему-то погас и ничего не делается…

– А вы подключение проверьте, – посоветовал Сергей, что-то, похоже, жуя, потому что голос его звучал невнятно, и из трубки то и дело слышалось довольное чавканье.

– Да не трогал я никаких подключений, что я не знаю что ли, ты приди, погляди, очень важно, понимаешь, мне срочно ехать в издательство, а тут…

– Ладно, – согласился Сергей и, видимо, отправил в рот последний кусок; следующие слова он произнес вполне внятно, чем поверг Терехова в неописуемый ужас.

– Если это не подключение, – сказал Сергей, – то тогда вирус. И похоже, вашему «винчестеру» каюк.

– Что значит «каюк»? – вскричал Терехов, но мальчишка уже бросил трубку.

Явился он минут десять спустя, хотя идти было всего ничего – спуститься на два этажа. Для своего возраста Сергей был очень невысок, лет ему можно было дать не больше десяти, а взгляд, напротив, был не по годам серьезен и даже мудр – взгляд много пожившего мужчины, знакомого со всеми жизненными фокусами. Терехов обычно предпочитал не встречаться с мальчишкой взглядами – ему казалось, что какая-то сила притягивает его, впитывает мысли, не позволяет сосредоточиться. Все-таки ум завораживает, даже если это ум четырнадцатилетнего подростка.

– Какая у вас стояла антивирусная программа? – спросил Сергей несколько минут спустя, побегав пальцами по клавишам.

– «Нортон антивирус», – сообщил Терехов. – Чего спрашиваешь? Ты же ее и устанавливал.

– Три месяца назад, – уточнил Сергей. – Апгрейд вы, конечно, не делали.

– Чего? – сказал Терехов.

– Вы почту, что ли, проверяли?

– Ну… Да, проверял.

– И раскрыли письмо от не известного вам отправителя.

– Да я не знаю – известного или неизвестного, я даже прочитать не успел…

– Я же говорил вам! – патетически воскликнул мальчишка и демонстративно повернулся к компьютеру спиной. – Я вам говорил, что нельзя открывать письма, если не знаешь, от кого они?

– Ну… Да. Но пойми, я ведь больше всего получаю писем как раз от неизвестных отправителей! Люди прочитали книгу, хотят высказать мнение, так я что, должен на них плевать? Да?

– Это вам решать, – мрачно сказал Сергей. – Ладно, Владимир Эрнстович, я возьму диск-реаниматор, завтра с утра приду, попробую хоть что-то восстановить. Хотя вряд ли… Похоже, придется «винчестер» заново форматировать.

– Ч-что? – похолодел, теперь уже по-настоящему, Терехов. – Ты хочешь сказать, что все… стерлось?

– Скорее всего, – кивнул Сергей.

– Да что ты говоришь! – возмутился Терехов. – Там мой новый роман! Я его сегодня в издательство отнести должен!

– А что, – удивился Сергей, – он у вас только на «винте» был? А на си-ди не переписан? Кто же так делает? Надо всегда иметь копию!

– Имел я копию! – закричал Терехов. – Даже две!

– Тогда какие проблемы?

Терехов только рукой махнул – не было у него желания рассказывать Сергею о похищенном дипломате.

Черт, черт, черт! Если день начался плохо, он так же плохо и закончится. Почему-то вспомнилась Алена, бывшая его жена, любившая читать разных никому не интересных философов, Юнга, к примеру, с его «Синхронистичностью». «Все события, – говорила она, – цепляются друг за друга. Ты не замечаешь?»

Он не замечал. Он многого в собственной жене не замечал, как оказалось. А Юнг оказался прав. Как все одновременно – синхронно! – получилось. Ну мог же проклятый компьютер испортиться не сегодня, а хотя бы завтра или через неделю! Так нет же…

– А ты не мог бы заняться этой… реанимацией… прямо сейчас? – спросил Терехов, все еще на что-то надеясь.

– Нет, – с сожалением покачал головой Сергей. – Я диск дал Витьке из восьмого, только вечером могу забрать.

Мальчишка ушел, пообещав явиться с утра пораньше, Терехов после его ухода долго сидел, уставившись в одну точку и ни о чем не думая, потому что думать на самом деле было совершенно не о чем. Надо бы Варваре позвонить, но что он ей скажет? Завтра? А если «винчестер» действительно сдох окончательно? Тогда ни завтра не будет, ни через неделю – не сможет он, просто морально не сумеет восстановить собственный роман. Законченные рукописи он обычно начинал ненавидеть – никогда не перечитывал, даже после выхода книги из печати. Он точно знал – то, что сделано, сделано плохо, ужасно. А вот то, что он еще напишет, будет хорошо. Просто замечательно.

Писать тот же роман еще раз? Лучше застрелиться!

Терехов все-таки придвинул к себе телефон, чтобы сообщить Варваре о постигшей его (и издательство) трагедии, и в этот момент аппарат зазвонил.

– Слушаю, – сказал Терехов, подняв трубку.

Несколько долгих секунд слышны были только шорохи, будто кто-то на другом конце провода перекладывал с места на место тетрадки, бумажки, птичьи крылья и легкие куски ткани – что-то шелестело, шуршало, тихо щелкало, там была какая-то жизнь, принципиально непонятная на слух. Терехов хотел уже спросить раздраженно, будут ли с ним говорить или можно положить трубку, и в это время тихий голос, такой же шелестящий, будто родившийся из шуршания бумаги и взмахов птичьих крыльев, произнес не очень уверенно:

– Простите… Это вы потеряли дипломат на станции метро «Рижская»?

Терехов задохнулся от возмущения. «Потерял»!

– Я! – рявкнул он в трубку, забыв об осторожности. А ну как грабитель (если это не он звонил, то кто же?) обидится и прервет разговор? – А вы, значит, дипломат нашли?

– Ну… да, нашел, если хотите. Каждый, в конце концов, находит то, что ищет, извините за банальность… Но давайте перейдем к делу, – голос зазвучал увереннее, он больше не шелестел, а погромыхивал, как отдаленная гроза. – Вы хотите получить свою собственность назад?

– Естественно, – сказал Терехов и переложил трубку из одной руки в другую. Почему-то правым ухом он слышал лучше – точнее, так ему всегда казалось, и наверняка это был чисто психологический феномен, он даже как-то проверялся у ларинголога, и тот не обнаружил никакой разницы между объективными слуховыми ощущениями в правом и левом ухе.

– Естественно, – повторил Терехов. – Как это сделать? Буду вам век обязан…

– Не люблю обязанных. Любые обязательства забываются максимум через неделю. А чаще на другой день. Поэтому давайте завершим нашу сделку сегодня же.

– Сделку?

– Добрые дела должны оплачиваться, верно? Иначе добро останется невознагражденным, а зло безнаказанным.

Терехов промолчал, соображая, какую сумму может выложить прямо сейчас и не окажется ли выкуп, требуемый грабителем (конечно, грабителем – глупости все это о случайной находке), больше, чем сумма гонорара, который он получит в издательстве за свой роман.

– Молчание – знак согласия, – хмыкнул все более крепнувший голос, сейчас он напоминал по тембру знаменитого диктора Левитана, который не так давно звучал по радио в связи с очередной годовщиной победы. Шелест в трубке исчез вовсе, а может, его и раньше не было – просто держал Терехов трубку у правого уха, более чувствительного к тихим звукам, что бы там ни говорил ларинголог.

– Итак, – продолжал грабитель, – сейчас тринадцать сорок две. Через… через сорок минут, в четырнадцать тридцать, вы подойдете ко второй колонне слева на перроне станции «Академическая», вход со стороны улицы Вавилова. Положите на край скамьи пакет с тысячей рублей. После этого сразу перейдете к противоположной колонне и заберете свой портфель. Вы поняли последовательность? Сначала – колонна слева, потом – справа. Не наоборот. Наоборот не получится. Всего хорошего.

– Черт! – воскликнул Терехов, когда в трубке послышались короткие гудки. – Черт, черт, черт!

Он слишком часто поминал сегодня черта – может, именно это существо материализовалось, чтобы издеваться над здравым смыслом? Ну действительно! Стоило рисковать ради какой-то тысячи? Почему грабитель не потребовал пять или десять, или все сто? Тысяча рублей – да кто сейчас рискует нарваться на неприятности ради таких денег, которые и деньгами назвать трудно?

Терехов мог бы и десять тысяч выложить – три дня назад получил тиражные в «Олимпе» и еще не успел положить их в банк, да и не собирался, вообще говоря, хотел купить DVD-приставку, да и сейчас – отдав тысячу – он все еще будет вполне платежеспособен. Странный какой-то грабитель. Мелочевщик.

На перрон «Академической» он спустился минут через двадцать, благо было недалеко – всего-то площадь перейти, – вошел, как требовалось, с Вавилова, на скамье у третьей левой колонны сидела старушка, божий одуванчик, на грабителя похожая не больше, чем Чак Норрис – на российского самодержца Николая Второго. Рано еще. И если он будет тут околачиваться прежде срока, то грабитель, чего доброго, вообще не появится.

Терехов торопливо прошел к противоположному краю перрона, время от времени все же оглядываясь – подошел поезд со стороны «Профсоюзной», в толкучке Терехов потерял из виду скамью, а когда поезд ушел, старушки на месте уже не было – уехала, как и следовало ожидать.

Терехов уселся, расставив ноги, всем видом показывая, что место это им забронировано. Никто, впрочем, и не покушался. Да и вообще Терехов не видел ни одного человека, который держал бы в руке дипломат или хотя бы сверток соответствующего размера.

От «Профсоюзной» прошли еще несколько поездов, люди выходили и входили, подозрительных типов среди них не было, а когда электронные часы над въездом в тоннель показали 14:30, Терехов встал, положил на скамью сверток и, не глядя по сторонам, направился к противоположной стороне платформы.

Свой дипломат он увидел сразу – на скамье у третьей колонны. Метрах в двух стоял худощавый мальчишка лет двенадцати и внимательно смотрел, как Терехов схватил портфель, и как торопливо проверял содержимое (коробочка с дисками оказалась на месте, а все остальное – неважно, хотя на первый взгляд, ничего вообще не пропало).

– Ваш? – спросил мальчишка, когда Терехов встретился с ним взглядом.

– Мой, – сказал Терехов. – Послушай, ты видел, кто его сюда положил?

Мальчишка нахмурил лоб, почесал щеку, поднял взгляд к своду, пожал плечами и покачал головой.

– Никто, – сказал он наконец. – Он здесь всегда лежал.

– Как это – всегда? – не понял Терехов. Двадцать минут назад на скамье ничего не было – это точно.

– Всегда, – повторил мальчишка. – Я уже хотел милицию звать, – добавил он с сожалением. Конечно, комплекс неизвестного героя: нашел, понимаешь, подозрительный предмет, может, даже бомбу…

Что если этот негодник работал на похитителей, сам же дипломат положил, а теперь наблюдал за исходом операции? Нет, глупости, во-первых, мальчишка похож на дебила, кто ж его в напарники возьмет, а во-вторых, слишком все это сложно выглядело – если бы он описал свое приключение в романе (а что? может, еще и опишу, – подумал Терехов), то получилось бы нарочито, искусственно, неубедительно и вообще, если, конечно, смотреть со стороны, наверное, просто смешно.

Терехов поспешил к эскалатору и поднялся на шумную площадь перед кинотеатром. В боковой аллее – это он знал точно – стояла скамья с поломанной спинкой, бабушки с внуками здесь сидеть не любили, некуда было прислониться. Спокойное место, можно прийти в себя. Так он и поступил – приходил в себя долго, тень от дерева успела отползти в сторону, и солнце начало припекать макушку. Открыв дипломат, Терехов внимательно изучил содержимое. Вроде бы все на месте: коробочка с двумя дисками, вчерашняя «Независимая газета» и «Огонек» недельной давности, большой блокнот с записями (все страницы на месте, да и кому могли пригодиться его каракули?), записная книжка, расческа, четыре фломастера, кошелек с двумя сотнями, на которые грабитель почему-то не покусился…

Тысяча рублей за возвращенное спокойствие – цена не слишком большая. Но какова наглость! Это теперь бизнес такой – вырывать из рук сумки и тут же возвращать за не очень большое вознаграждение?

Почему грабитель, потребовав тысячу, не присоединил к ней две сотни из кошелька?

Терехов захлопнул дипломат, посидел еще минуту, а потом тяжело поднялся и пошел к метро. В издательство он успевал к самому концу дня, и попить кофе с Варварой теперь уже не удастся. Но и рассказывать ей о своем приключении он, конечно, не станет.

Дипломат он держал под мышкой – было неудобно, зато надежно.