Читать книгу Личное мнение - Павел Бессонов - Страница 1

Вот он, худышка – трусы и панама.

Лет четырёх может быть, или меньше.

Рядом стояла, наверное, мама

– В кадре случайно полоска одежды.

Всё впереди, что обычно приходит

– Школа, влюблённость, чины и награды,

Женщины, дети… И он не отводит

От объектива пытливого взгляда.

Вот он сутулый, поблёкшая кожа,

Складки лица и морщины. Немного.

Он ещё бодр. Обижаться негоже

На хромотою сведённую ногу.

Всё позади, что ему причиталось.

Всё, что досталось, что надо – не надо…

Лёгкая дымка печали… Усталость

Не остудила пытливости взгляда.

Жизнь преподносит редко подарок –

Платим за то, что положено даром.

В мире, который привык к терактам,

Дожить до вечера стало фактом

Мужества. И это без шуток.

На любовь хватает десять минуток.

Амнезия стала чаще, чем насморк.

В каждых сутках есть забитые насмерть

Прошлые годы уходят к чёрту.

Хотя вот она, запись, в книге учёта.

Значит, воздаст Создатель по полной,

За всё, чего сам никогда и не вспомнил.

За краткий век свой – в этом часто весь он,

– Готов всерьёз, а иногда шаля,

Вселенское нарушить равновесие

Тщеславья ради, любопытства для.

Познаний пласт подняв ничтожно тонкий,

Волшебников считая за ровню,

С настойчивостью глупого ребёнка

Рукою голой тянется к огню.

Для каждого вселенная – своя.

Всё внове от рождения до смерти.

О как, бывало, радовался я,

Познав давно открытое, поверьте!

А мыслей мудрых пухлые тома

Пылились нераскрытыми на полках.

В нравоученьях, видно, мало толку.

Учитель жизни только жизнь сама.

Она груба, являясь без прикрас,

Без правил утешительных и прочных….

Взрослеет юность, вглядываясь в нас

И отрицая нас. Я знаю точно.

Платим за всё мы, и это вполне справедливо.

Наше сознание неотделимо от коллектива.

Это мышление стада, бегущего к водопою.

Каждый в отдельности это считает судьбою.

От направления бега избавиться медля,

Стадо бежит в одну сторону тысячелетья.

Стадо всё то же теперь и всё те же порядки.

Взрослые особи заняты играми в прятки

Пряча уродство, убожество, скудность познаний

Под покрывалом одежд, привилегий и званий.

Ложью красуясь, позорную истину пряча,

Подлость политикой называя, разбои – удачей.

В стаде копытных всё меньше, других в изобилии,

Бестии крупные есть, но всех больше рептилий.

Да грызунов всех мастей, всех обличий и цвета…

И чудаком антикварным из прошлого века

Сапиенс хомо с остатком стыда или чести

В общем потоке с бегущими тварями вместе.

Нет вины его личной. Дитя

Он эпохи своей и народа.

В нём смешались, как будто шутя,

Рабство с тайным желаньем свободы.

Он из лозунгов складывал рай,

Создавая подобие веры.

Он не станет счастливее, дай

Власть ему и богатство без меры.

Им не познан желаний предел,

Нет в пути его светлого Храма.

Он не сбросит, хотя б и хотел

Родовое проклятие Хама.

Что – счастье? Что оно такое,

И почему о нём мечта?

Безвестье полного покоя

Или подмосток суета?

Неутомимость созиданья

Иль разрушения искус?

Заслуженное обладанье

Или плодов запретных вкус?

Мы от мечты недостижимой

Не отрываем жадных глаз,

И пробегаем мимо, мимо

Того, что осчастливит нас.

Тиран карал.

Но тот, кто тих

Спокоен был –

Тиран за них.

За тех, кто молот

Или серп,

Кто глуп иль молод,

В общем – сер.

Кто в меру пьян

И не шумит,

Всю жизнь горбит –

Ласкал тиран.

Тиран ушёл,

И кто-то рад…

Но вот грустит

Электорат!

На бегу, в торопливом азарте житья,

В безуспешной погоне за веком,

Вдруг припомню, как мать говорила моя:

«Оставайся, сынок, человеком!»

В горле горькая правда сожмётся комком…

Как мне быть с материнским заветом?

И под левым соском обожмёт холодком,

И невольно оглянешься – где ты?

Доброту и любовь, что ты мне отдала,

Я по ветру пустил, вырастая.

Приспособился, чтобы меня приняла

Человечья жестокая стая.

В этой стае своим я давно уже стал,

Всё прошедшее темень покрыла.

Здесь улыбки похожи на волчий оскал,

А в законе лишь деньги и сила.

Мне и дальше так жить, а когда упаду,

Разрываемый заживо в клочья,

Твой завет повторю я в смертельном бреду:

«Человеком останься, сыночек!»

Нас держали когда-то толпою за крепким забором

И в «прекрасное завтра» толкали. Мы шли коридором.

Золотое и красное нам в отдаленье сияло.

Нас манило оно и невиданное обещало.

А теперь мы толпой, что томилась за крепким забором,

Беспрепятственно топает новым уже коридором.

Коридором широким – даны нам простор и свобода.

Только стены глухи и немало нам топать от входа

До «прекрасного завтра», мерцающего еле-еле,

До которого шустрые, правда, допрыгнуть успели.

И теперь нам советуют, как с направления не сбиться.

И похожи на прежние этих советчиков лица…

Мы идём, торопясь, подминая того, кто слабее.

Тот, наверно, дойдёт, кто покруче иль выжить сумеет.

Люблю собак. Их преданность ценю.

Её примеров в жизни знаю много.

За суповое скромное меню

Верны они хозяину, как богу.

Они порой готовы разорвать

Тех, на кого владелец их натравит.

Кто жертва? По-собачьи им плевать.

Поступком их мораль людей не правит.

Для них закон – хозяина приказ…

Никто скотов обученных не судит,

Но страшно то, что ходят среди нас

Собачью верность выбравшие люди.

Что делать бедняку,

Звенеть в кармане медью?

Весь грех его в одном

– В неласковой судьбе.

Быть может, он готов

На большее, не медля,

Да плата велика

И близок звон оков.

Ведь кто похитит грош,

Того прижмут законы,

Которые блюдут

Законное ворье.

А кто обворовал

Страну на миллионы,

Законом оградит

Достоинство своё.

Можно много о чести вещать,

О себе заикнуться не смея,

Если тяга к красивым вещам

И нарядным машинам сильнее.

И в компаниях, рюмку держа

До краёв напоенную влагой,

О бессовестности дележа

Говорить с алкогольной отвагой.

Сильных мира кляня за глаза

Возложить на законы надежду,

Хотя могут теперь «заказать»

И прикончить быстрее, чем прежде.

И не стоит эпоху бранить,

Мы её порожденье больное

И убить могут нас и купить

Те, кто не постоит за ценою.

«… Чужая душа – потёмки»

Хорошо рассуждать, пока жив и здоров.

Отвернуться, советов чужих недослушав.

Я сегодня узнал, что сосед мой, Петров,

Этой ночью во сне отдал Боженьке душу.

Что приснилось ему – никому не узнать.

Православная лента на лбу, как путёвка

В те края, где равны и плебеи и знать,

А их души выходят на свет из потёмок.

Но пока и чужую не разглядишь,

И свою укрываешь в потёмках от прочих.

Продолжается то, что считается жизнь.

Если спросят: «Как жизнь?», отзовёшься:

«Не очень…»

Серого цвета рассвет, а ведь был голубым.

Но не уверен, что это природы загадка.

Просто жирнее и гуще над домнами дым

В чашке воды кипячёной всё больше осадка.

И понимаем, какая короткая жизнь.

Трудно успеть за неё что-то сделать толково.

Вот и торопимся взять то, что плохо лежит.

Только теперь всё сложнее нащупать такого,

Вроде бы должен прогресс, о котором трубят,

Жизнь облегчить, наполняя её интересом,

А получается дело, по сути, «труба»

Всё от того же, как мы понимаем, прогресса.

Тот, кто копается в мусорной куче, пожалуй,

Для большинства населения неуважаем.

Мимо идущие, тем более едущие, горожане

Не разбираясь, таких именуют бомжами.

Это, однако, неверно, и уж потому некрасиво.

Есть у любого искателя и жилище и ксива.

Да и дипломы найдутся о высшем гуманитарном.

Не обвинишь их в невежестве элементарном.

Неторопливо у куч они шевелятся разрытых,

Пренебрегая простыми удобствами быта.

Жизни «естественной» зная реальную цену,

Следуя к счастью путём мудреца Диогена.

Он не ошибка, не случайность. Нет!

Судьба его назначила России,

И перечню нас окруживших бед

Глубинные причины есть иные.

Октябрь не тайный заговор вельмож,

Не террористской шайки злая шалость.

Нарыв Российский он рассёк, как нож,

И с гноем кровь здоровая смешалась.

Не унижайте, не топчите тех,

Кого Октябрь вознёс на гребень власти.

Над павшими смеяться нынче грех –

Они несли свои рецепты счастья.

И не бросайте лишь вождям упрёк

За новый мир, казарменно-острожный.

Их миллионный подхватил поток

Разбуженных толчком неосторожным.

Добро и зло неслось в потоке том,

Цвета и формы складывая пестро,

И так смешалось доброе со злом,

Что и теперь их разделить непросто.

Душою Октябрю принадлежа

Гордимся нашей пролетарской хваткой.

Жива в умах идея дележа

И классовая ненависть к достатку.

Те семь десятков лет прошли не зря,

Примята воля поколений с детства,

Багровые ожоги Октября

Передаются внукам по наследству.

Что прошлое? Всего лишь мгновений мозаика

Сложенная как попало.

Что время? Изменяются вещи, старея

И чувства стареют тоже.

Можно возрадоваться – сделано, вроде, немало.

И огорчиться: мог бы сделать получше…