Читать книгу Под созвездием Кентавра - Павел Блинов - Страница 1

ТЕКСТЫ ИЗ ОБЩИХ ТЕТРАДЕЙ

ОТ АВТОРА

Я думал, что жизнь посылает трудности, добиваясь правильных поступков. Но когда перестаешь делать ошибки, она продолжает проверять – выдержишь ли ты до конца. Ближе к финалу трудности исчезают, и становится неинтересно жить.

ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ

ПОД СОЗВЕЗДИЕМ КЕНТАВРА

      Советское судно отшвартовалось в порту. Мигель Гарсия стоял на палубе и наблюдал как перуанские солдаты оцепили территорию на причале. Военные вытеснили сотрудников порта за периметр и взяли место разгрузки под свой контроль. Теперь ни пограничники, ни полиция, ни таможня, не имели власти над этой территорией. Там, где хозяйничали военные, действовали только их правила. За линию оцепления пропустили рабочих в специально промаркированных жилетах, чтобы лучше контролировать их работу и исключить посторонних. Советские военные специалисты разделились на две группы. Одна осталась на судне, чтобы следить, как стропальщики будут готовить вертолеты к разгрузке. Другая спустилась на причал. Не прошло и пятнадцати минут, как Мигель, в каске и жилете, стоял среди рабочих на палубе. Один из докеров, улыбаясь, протянул ему рукавицы, и похлопал по плечу. Когда грузовые платформы с вертолетами были готовы к отправке, он вместе с рабочими присоединился к военной колонне, а один из «советских» бросил в кабину тягача зеленый рюкзак Мигеля. Когда колонна под военным конвоем выехала за границу порта, Мигель оказался уже на территории страны. Вертолеты разгрузили на места стоянки около взлетной полосы военного аэродрома, и рабочих, сопровождавших колонну, удалили с охраняемой территории. За контрольно-пропускным пунктом Гарсию ждал старый грузовичок.

– Как дела? – спросил водитель.

– Отлично! – промычал Мигель, и оскалившись, показал на резинки во рту.

      На бензоколонке водитель, которого звали Пабло, вынул из-за сидения выгоревшую майку и потертую бейсболку. Теперь этот человек отвечал за доставку Мигеля до границы с Колумбией. Не задавая лишних вопросов Гарсия переоделся. Предстояло проехать полстраны до одного из притоков Амазонки. Всю дорогу вдоль океана он слушал как Пабло повторял кто они и куда едут. И хотя Мигель знал легенду поездки наизусть, терпеливо слушал, и кивал, радуясь в душе, что без труда понимает испанский. Перед тем, как повернуть от океана вглубь страны, Пабло и Мигель переночевали в маленьком городке, в доме одинокой женщины, угостившей их замечательной запеченной курицей. Сняв резинки с крючков, фиксирующих челюсть, Гарсия наслаждался мясом, которое таяло во рту. Оставшуюся часть дороги Пабло рассказывал про маршрут по реке и правила поведения, и его попутчик натрудил шею, кивая головой, ибо только так он мог показать спутнику, что поддерживает разговор. После того как они вечером приехали на пристань, Мигель проспал сном младенца всю ночь. А наутро, загружая товаром лодки, перуанские негоцианты, улыбаясь, называли его Rezongante, что значит ворчун. Пабло рассказал Мигелю, что когда предупреждал попутчиков о молчаливом компаньоне, над пристанью раздавался его храп, напоминавший недовольное ворчание. Так просто Гарсия стал своим в обществе речных торговцев, заочно подружился со всеми, и получил кличку. Когда над тобой посмеиваются и всем известно твое прозвище, это не вызывает подозрений.

      Караван лодок должен был пройти по реке до впадения в Амазонку, и достигнув границы с Колумбией и Бразилией, вернуться, разгрузив товары в прибрежных поселках. Пабло еще раз напомнил, что по дороге опасаться патрульных не стоит. Торговцы ходят по реке регулярно, они примелькались. Рот открыть Мигель все равно не может, поэтому Пабло будет говорить за него и все устроит. Опасаться следует только некоторых любопытных, на пристанях, которые не брезгуют доносительством. На этот случай Мигель был подготовлен. Как вести себя в незнакомой обстановке он знал из уроков Иона. Когда караван подходил к поселкам, расположенным вдоль реки, Ворчун работал как остальные. Он первый выпрыгивал и вытаскивал лодку на берег. Разгружал тюки и коробки с товарами, проверял бензин в канистрах и играл с местными собаками. Одежда, цвет кожи, и щетина на лице – Мигель ничем не выделялся из окружения.

Мигель Гарсия только следовал к месту назначения, но уже начал зачеркивать в голове пункты своего задания. В памяти остались лица рабочих порта, с которыми он разгружал вертолеты, расположение морских контейнеров на территории, и внешность солдата на контрольно-пропускном пункте перуанского аэродрома. На прибрежной дороге он обращал внимание на полицейские патрульные машины и стационарные посты – все имело значение и могло пригодиться. Передвигаясь по реке, он рассматривал береговую линию, поселки, и старался запоминать людей. Прошел сезон дождей и было видно, как далеко вода затапливала берега. Мигель отмечал, где можно двигаться пешком вдоль реки в высокий и низкий сезон. Чем питаются местные жители, какие вещи они покупают и какому подарку будут рады. Ворчун раскладывал по полочкам в голове названия компаний и судов, увиденных на реке, места стоянок и плотность судоходства.

Недалеко от Колумбии, где два берега реки разделяла граница, речные торговцы остановились на ночь в поселке. Пабло сказал, что они с Мигелем прибыли на место, а утром остальные лодки двинутся дальше по реке. Вечером, пройдя вниз по течению, лодка с Мигелем и Пабло остановилась в узкой протоке. Примерно через час после того, как стемнело, на берег вышли три человека, которые должны были забрать Гарсию. По их виду он понял, что находится на территории которую контролируют повстанцы. Это была вооруженная группа носившая форму с трехцветными нашивками ФАРК – Революционных вооруженных сил Колумбии. Ворчун попрощался с Пабло и отправился в сельву.

***

      Мы с Ионом сидели на лесной поляне, недалеко от бывшего секретного объекта. Это был очередной урок. Он объяснял, как преодолевать полосу инженерно-технических заграждений.

– Нас можно обнаружить по трем признакам,– начал Ион. – Визуально, по звуку и запаху. Лучшие детекторы – это собаки, иногда газоанализаторы, но они, как правило, устанавливаются в изолированных помещениях. Как работать в подземных коммуникациях я покажу позже. Сейчас будем учиться на открытом пространстве. Поэтому о собаках. У них очень острое обоняние – это плохо для нас, но можно недостаток обратить в пользу. Собака воспринимает все запахи вокруг, и тебе необходимо скрыть себя, или замаскировать посторонними признаками, сбивающими собаку с толку. Если против тебя работает ищейка, которая знает твой «аромат», и обучена выделять его из других – дело плохо. Перед выходом запах нужно убрать. Когда ты на базе или в убежище, и есть возможность помыться, используй это,– он показал желтоватый кусочек, похожий на мыло. – Специальный состав очищает и не оставляет запаха. – Потом он дал мне флакон с носиком и порошком внутри похожим на тальк. – Это на время защитит от выделений на твоем теле. Только на время. В зависимости от окружающей температуры и от интенсивности твоих движений. Теперь смотри,– Ион разложил передо мной несколько баночек. – Это,– он показал пальцем, – отпугнет собаку. Но проводник может заметить. Ее используй в крайнем случае. А вот эти средства – животного и растительного происхождения, они придадут тебе естественный запах окружающей среды. Учти, что пахнешь не только ты, но твоя одежда и оборудование. Звук не создавай или маскируй. Дождь, ветер, шум реки или моря, технические звуки – учитывай в свою пользу.

– Теперь визуальная маскировка. Здесь попроще. Ты должен быть невидимым на общем фоне. Но учти, если тебя не видно глазами – это не значит, что тебя не видит камера или тепловизор. Разные типы камер «читают» цвет по-разному. Будь готов и делай проверку. Старайся использовать естественный камуфляж, а не синтетический или красители, и не забудь – со временем срезанная растительность меняет цвет.

– Последнее – движение. Его не видно, когда его нет, или если оно очень медленное. Попробуй перемещаться со «скоростью роста травы» – и тебя не увидит глаз человека и детекторы. Научись двигаться так, чтобы не спугнуть животных и птиц, и тебя не заметит человек.

Ион предупредил, что полоса учебная, и мы пойдем вдвоем. Расстояние в километр мы преодолели с двумя ночевками. По дороге Ион показывал, как пройти ловушки и маскироваться на маршруте так, чтобы наступивший на тебя человек ничего не заметил. Оказалось, что инженерную защиту, в виде шипов, колючей проволоки и рвов со скользкими стенками победить труднее, чем технические средства. С ними можно бороться, если знать конструктивные особенности и диапазон действия приборов.

– А теперь скажи мне, какой из способов скрыться самый лучший? – задал вдруг вопрос Ион. – Как проникнуть в запретную зону проще, чем ползать по шипам?

Я уже привык, к тому, что «Папа Карло», как втихаря я называл Иона, задавал каверзные вопросы. Но ход его мыслей был понятен. Я должен был найти решение, о котором он не говорил.

Я вспомнил случай, про который рассказал мне отец. После года службы на погранзаставе, его отправили в школу радистов. Как положено перед новым годом, рядовой состав озаботился приготовлением праздничного стола, и особенно основным ингредиентом – выпивкой. Купить четыре бутылки водки не проблема. Труднее было спрятать «горючее» до праздника. После недолгих раздумий, отец решил спрятать водку на самом видном месте, перелив содержимое бутылок в двухлитровый графин, стоявший в красном уголке. Графин использовали только во время докладов, да и то скорее как предмет интерьера. Несколько раз старшина наведывался в казарму и служебные помещения, надеясь обнаружить спиртное в преддверии нового года. После безуспешных попыток, в красном уголке появился начальник школы. Отец с другом «изучали» труды марксизма-ленинизма, расчертив в конспектах сетку «морского боя». Старший офицер молча оглядел комнату, не утруждая себя проверкой внутренних полостей скудной меблировки. Посмотрев на обложки первоисточников, он направился к выходу. У двери он развернулся и медленно подошел к шкафу, в котором за стеклом стоял графин. Проверив чистоту стакана, он налил его до краев и выпил до дна, размеренно и спокойно, словно обычную воду. Отец с приятелем уткнулись в книжки, ожидая последствий. Не сказав ни слова «старый волк» дошел до двери и не оборачиваясь произнес:

– Два наряда вне очереди! Каждому! – и вышел из красного уголка.

Получалось, что проникновение на территорию подразумевало только три варианта. Первый – это прорыв, когда ты физически разрушаешь все препятствия на пути и достигаешь цели, обнаруживая себя – самый опасный и рискованный способ. Второй – это скрытное проникновение, требующее знаний, выдержки и терпения. А вот на третий вариант – проникновение легально, у всех на виду, способны только те, кто обладает изобретательностью, хладнокровием и умением адаптироваться к условиям. После того как Ион дал мне три ключа на вход – выход, я мог комбинируя варианты, проникать в пространство и покидать его уверенно и безнаказанно. Выбрав территорию, которая имела защищенный периметр, ночное освещение и вышки с ВОХРовской охраной, Ион устроил мне практический экзамен. Чтобы поберечь время и мою шкуру, он дал для отработки навыков не сложный объект. Обычный забор из колючей проволоки, дремлющую охрану и фрагментированное световое поле я смог преодолеть с первого раза. Проходить внутрь в открытую я тоже научился. А в завершении экзамена провел двадцать часов в убежище на охраняемой территории и вышел с «шумом» за периметр, переполошив часовых, которые стали прочесывать территорию, приняв мой выход за вторжение на объект.

***

В партизанский отряд приходили новые люди. Гарсия, вместе с другими новичками, занимался с инструкторами. «Повторение того, что ты уже знаешь – полезно, а на испанском полезно вдвойне»,– думал он. На уроке Ворчун заметил несколько индейцев. Откуда они появились он не знал. По-испански они говорили хуже, чем Мигель, и было заметно, что учиться им тяжело. Они крутили в руках Калашников, урок судя по всему прошел для них зря. После занятий они сели в сторонку, и ворчун видел их растерянные лица. Рядом никого не было. Мигель взял в ружейном парке автомат, один патрон, и подсел к ним. Сняв крышку затворной коробки он стал показывать как работает механизм. Отсоединив возвратную пружину, показал как досылается патрон из магазина, и происходит выстрел. Потом взял бамбук и сравнил, как работает индейское «духовое ружье» и газоотводный механизм АК. Индейцы закивали головами. Сначала трудно было общаться, но к вечеру они подружились.

На следующий день, когда Мигель осматривал оружие предназначенное для разборки на запчасти, один из командиров подошел к нему. Рядом с ним стояли новенькие «индианос».

– Позанимайся с ними Амиго,– сказал он,– у тебя хорошо получается.

И Гарсия понял, что в лагере ничего не остается незамеченным.

Ворчун снял резинки, вынул из зубов проволоку и стал заниматься с новичками отдельно. Все, что знал и умел, Гарсия передавал товарищам. А когда пришло время рассказывать про передвижение на местности, ученики стали его поправлять. И Мигель стал учиться у индейцев. Такие отношения укрепляли дружбу, и постепенно сложилась хорошая команда. Мигель выпросил у девушки, которая вела политподготовку, доску с мелками и занятия продолжились. Рассказывая, и дополняя рисунками слова, он закреплял знания на местности. В этой стране, человек, получивший в руки оружие, приобретал совсем другой статус и положение. Гарсия был удивлен, как терпеливо его ученики раз за разом повторяли упражнения. Было заметно, как усталость накапливается, но они ждали, когда у них появится возможность передохнуть. Жизнь в сельве наградила их способностями, которыми Мигель Гарсия должен был только овладеть. После того как он провел их по тропе нашпигованной ловушками и растяжками, индейцы показали, как передвигаются на охоте, босиком ступая по земле, которая для Мигеля была смертельно опасна. Они рассказали, как находят броненосца под землей и обезьяну, затаившуюся в ветвях. Время летело незаметно. Команда научилась патрулированию, засадам, охране и наблюдению. Мигель понимал, что в сложной и скоротечной ситуации, может потерять коммуникацию, потому что индейские имена были непривычными для него. Тогда в группе появились клички Касик, Пасо, Амадо, Кики и Рикардо.

Первое время команда разделялась и ходила в патрулирование вокруг лагеря в составе опытных групп. Но постепенно индейцы начали выполнять задачи самостоятельно. Передвигаясь по джунглям, Ворчун убедился, как сложно здесь маневрировать и как легко делать засады. Неподвижный, замаскированный противник мог подпустить тебя и вплотную открыть огонь. Все что двигалось, демаскировало себя. Поэтому передвижение в сельве было рваным и состояло из быстрых перемещений на знакомых, неопасных участках, и наблюдения и выжидания на малознакомой местности. Это и физически и психологически было не просто. Несколько раз во время тренировок, Мигель на расстояние в несколько метров подходил к «противнику», который стоял, замаскировавшись в полный рост. Вероятность скоротечного столкновения на близкой дистанции беспокоила его, и Гарсия показал бойцам своей группы несколько приемов, которые они вместе стали практиковать. Индейцы, словно роботы, подчинялись звуковым и визуальным сигналам. Они стали автоматически менять построение и состояние готовности к столкновению с противником. Наблюдая за группой, Ворчун пришел к выводу, что его место не командирское, а скорее замыкающего и поддерживающего члена команды. Более старшего, которого он назвал Касиком, индейцы слушались беспрекословно, и Касик по праву занял место командира. Неизвестно, кем он был в прошлой жизни, но его авторитет среди остальных был очевидным и Гарсию это устраивало.

***

Самостоятельная работа была назначена на 7 ноября. Наш институт участвовал в демонстрации, и я шел на экзамен, как на праздник. Все, что было мне нужно – закуска и две бутылки водки, которые я положил в спортивную сумку. Исходная позиция – первый корпус института, где раздавали знамена и транспаранты. Я пришел первым, чтобы мне не досталась растяжка на двух человек или флаг. Нужна была мобильность и я хотел взять что-нибудь полегче. А первые имеют выбор. У стопки с портретами членов политбюро стоял проректор по режиму Агафонов. Я знал этого человека. Фронтовик и друг моего деда, он подписал мне второй студенческий билет, вместо ректора института, который был в отпуске. Свой первый пропуск я случайно постирал. Когда билет восстановили, осталось поставить подпись ректора, а без нее я не мог войти в режимные корпуса. Несколько дней, используя знакомые мне лазейки и приемы, которым научил меня Ион, я проникал на занятия. Эта игра мне даже нравилась, пока я в очередной раз не решил воспользоваться именем отца, чтобы через лабораторию пройти в лекционный зал. Узнав причину моих поползновений, отец отправил меня к Агафонову, сказав, что подпись на студенческом билете этого человека, ничуть не хуже ректорской, а в некоторых случаях даже лучше. Агафонов лежал в это время в госпитале ветеранов войны, через дорогу от главного корпуса, и услышав мою историю, где я не постеснялся признаться, что гуляю по корпусам нелегально, поговорил со мной «по-морскому». В какой-то момент я пожалел, что не оказался в кабинете ректора института.

Увидев, как я, не спрашивая, беру портрет с нашим земляком, Агафонов остановил меня:

– Крупнов! Вот твой портрет!

Он взял из стопки транспарант с человеком в очках и протянул мне. Стоящий рядом начальник курса, уже записал меня в тетрадку с отметкой инвентаря.

Вместо изображения первого человека в армии, я должен был работать под прикрытием портрета, который как мне казалось, выдавал меня с головой. Теперь под «крышей» Председателя Комитета, я должен был посетить большинство праздничных колонн, стоящих на ближайших к площади улицах, и на время стать своим среди рабочих и служащих заводов, большинство из которых работали на оборонку. Я не намерен был выведывать секреты, просто должен был стать одним из них. Разговаривать, запоминать лица руководителей, стоящих в первых рядах праздничных колонн. А после этого предстоял подробный разговор с Ионом. Чтобы в голове разложить все по полочкам, я просидел в библиотеке два дня, изучая историю предприятий, названия цехов, и даже смог найти два телефонных справочника с грифом «для служебного пользования». Я выбрал только те места, где свободно ориентировался. Это был интересный день. Сначала осторожно, а потом попривыкнув, я отрабатывал приемы, которым меня научил Ион. Первый прием заключался в том, что у меня должна быть надежная легенда, почему я нахожусь в данной точке пространства и времени. Я выбрал несколько вариантов. Можно было выдавать себя за сотрудника предприятия, или играть роль токаря-фрезеровщика одного завода, где проходил практику после девятого класса, обтачивая контакты генераторов. Я отлично знал этот завод, и многих ребят, которые после школы работали в его цехах. В этой роли я находил своих знакомых, чтобы «раздавить пузырь» в честь праздника. И наконец, я мог шляться просто как студент технического вуза, разыскивая сокурсников. Каждый год мы проходили практику на заводах города, и нас воспринимали как потенциальных коллег по работе.

Увидев в толпе знакомого, и у всех на виду поздоровавшись с ним, я заводил разговоры и знакомился с окружающими. Или спросив у незнакомого человека: «С кем это разговаривает Богоразов?» – дядя моего школьного товарища, и начальник цеха одного из заводов, получал перечень необходимых фамилий и должностей. А когда достал из сумки «принадлежности», на меня обрушился вал такой информации, что мне показалось, лицо человека на транспаранте стало серым от гнева. Когда ты находишься в заводском цехе, лучшей темой для болтовни становятся анекдоты. Дома на кухне, за бутылкой, говорят в основном о работе. Разливая по стаканам прозрачную жидкость, и просто используя уши, через несколько часов я узнал о первом беспилотнике, проходящем испытание в Афганистане и носящем название полосатого насекомого. Услышал историю аварии стратегического бомбера из-за неисправности шасси, и текущий ход работ по советскому «Шаттлу», который никак не мог обзавестись надежной теплозащитой. К финалу самостоятельной работы, я стал похож на рабочих по «духу» и по походке. Нагрузившись знаниями и не только, я потерялся в конце концов, и оказался на пустынной улице с портретом члена политбюро. Я шел пошатываясь, посередине проезжей части, на которой уже восстановили движение, и распугивал плакатом, шарахающиеся от меня машины. Мне понравилось работать под «крышей». Нарушая правила дорожного движения, я наконец вышел к первому корпусу, где одиноко стоял начальник курса, ожидая последний недостающий реквизит. Подозреваю, что он хотел поприветствовать меня словами не характерными для человека с высшим образованием, но увидев, под чьим «руководством» я работаю, только покачал головой и молча вычеркнул из списка. После моего рассказа Ион удовлетворенно изрек: «И хорошо, что ты первым приходишь на работу, и последним уходишь с нее».

Пока наш герой путешествует и привыкает к новой обстановке, я сделаю «лирическое отступление», и напомню, что Мигель Гарсия, корме зеленого рюкзака военнослужащего чилийской армии, обладал багажом знаний и навыков, которые он получил от своего наставника. Ион, так звали человека, пославшего девятнадцатилетнего парня на территорию колумбийской геррильи. Одним из навыков, которые Мигель приобрел в результате многочисленных практических занятий, было умение адаптироваться к незнакомой обстановке, сближаться с людьми и становиться своим в любой компании.

После очередного теоретического занятия Ион предложил самое простое задание. Необходимо было проникнуть в любой на выбор Районный Отдел Внутренних Дел и снять на маленький фотоаппарат внутренние помещения здания. На подготовку Ион гуманно отвел два дня. Естественно, что выбор пал на РОВД, где работали после армии два моих хороших знакомых. Один был водителем в патрульно-постовой службе, другой обслуживал «гостиницу» для алкоголе-зависимых граждан. Вечер, проведенный с друзьями за шести литровой канистрой пива обогатил мои знания о порядках, царивших в Отделе. Я получил характеристики на ключевых персонажей, расположение кабинетов основных служб, фамилии, «явки и пароли». Кроме этого, мне рассказали несколько интересных истории из жизни обитателей милицейского участка для внутреннего потребления, которые могли знать только авторизованные лица. В конце пивной вечеринки я «проспорил» бутылку водки, которую обещал занести через день прямо в РОВД.

В те дотеррористические времена войти в Отдел Внутренних Дел было просто. Достаточно было предъявить паспорт и назвать фамилию сотрудника к которому ты шел. А вот выйти без пропуска было нельзя. И я решил порадовать Иона, отработав задание на пятерку. Завернув бутылку в бумажный кулек я отправился в РОВД. Зная время построения, я пришел позже, чтобы наверняка не застать своих знакомых. Покружив около здания, я вошел во внутренний двор мимо пустующей будки дежурного, который болтался неизвестно где. Теперь я находился во внутреннем дворе и свободно мог зайти в здание, но не торопился. Поболтав с двумя сотрудниками, которые парковали свои автомобили около служебного входа, я вместе с ними прошел внутрь. В коридорах было немноголюдно, и я понял, что подождав, когда никого не будет, спокойно нащелкаю с десяток снимков. Мне стало неинтересно. Потратив уйму времени на подготовку, я запросто получил что мне было нужно. Стоило потратить время и принести Иону что-то, что окупало мои расходы на выпивку. Рискованная мысль быстро оформилась в голове и я направился в туалет. Как предполагал, в туалете я нашел сотрудников – одного в форме и двоих в костюмах. Они общались и перекуривали. Я мимоходом спросил, где ведро и тряпка. Они дружно рассмеялись: «Что, попался?»

На каждом этаже длинного здания было только по одной уборной. Некоторые сотрудники ленились ходить в курилку и «травились» никотином тайком в кабинетах. Время от времени заместитель начальника РОВД, получивший у сотрудников кличку «бычок», ловил нарушителей. В наказание он заставлял выгребать из-за батарей отопления окурки и делать влажную уборку.

Объяснив, что на стажировке, и местных порядков не знаю, я взял за дверью туалета ведро с тряпкой и стал набирать воду. Сотрудники весело посмеивались надо мной, а я краснея от волнения, полоскал тряпку в ведре. Один из парней пожалел меня и предложил мыть полы в дальнем конце коридора у следственной части. Он проводил меня до кабинетов следователей и скрылся за дверью. В коридоре было пусто и я начал методично драить полы. Когда поверхность блестела от чистоты, я постучался в комнату, где сидел посочувствовавший мне сотрудник. Увидев меня, он покачал головой:

– У меня чисто. Вымыл в коридоре – достаточно.

Но я сказал, что «бычок» прошел по коридору и напомнил, что наводить частоту мне нужно до одиннадцати ноль ноль.

– Можно я в кабинете посижу? А то он меня съест. – спросил я.

– Ко мне сейчас свидетель придет,– ответил следователь, выходя из-за стола. – Пойдем,– позвал он.

Следователь достал ключ и открыл дверь соседнего кабинета:

– Можешь помыть полы здесь. Только ничего не трогай на столе,– сказал он и удалился.

Я поставил ведро с водой вплотную к двери, для страховки, и достал фотоаппарат. На микропленке я запечатлел изображение сейфовых печатей, титульные листы нескольких дел, лежавших на столе, и общий вид кабинета. Выходя, я столкнулся с толстеньким человеком, стоявшим в коридоре, рядом с открытой дверью соседнего кабинета.

– Кто такой? На кого работаешь? – строго спросил он.

Вид его был грозный, лицо серьезное, и я подумал, что «штандартенфюрер» никогда не был так близок к провалу.

– На «Бычка»,– ответил я, и собрался уходить.

– Протри у меня. Я пойду покурю. Только не фотографируй «секретные документы»,– сказал он и стал удаляться по коридору.

Когда я вышел через служебную дверь РОВД, меня подмывало купить вторую бутылку водки. Отдав фотоаппарат, я специально не сказал Иону, что он увидит на пленке. Но через несколько дней, он попросил подробный отчет на бумаге и было видно, что оценка моей работы положительная. Как гласит поговорка: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Ион, как опытный «Папа Карло» стругал «Буратино» на совесть. Если мне что-то давалось легко, он усложнял задачу. Я это понял, когда после очередного урока он положил передо мной фотоаппарат, написал на бумаге «ТУ -95» и добавил вслух: «Срок – неделя».

Информации об Авиационном заводе было навалом – половина взрослого населения Кировского и Промышленного района работало в цехах этого предприятия, или когда-то работало, включая моих родственников. Но, если бы я получил задание неделей раньше… Режим вокруг цеха, где на стапеле стояли эти бомбардировщики недавно ужесточили. И виной был бывший одноклассник моего институтского друга Макса Янина. Этот «художник» проходил практику в цехе, где стояли, сверкая полированными плоскостями, изделия. Уподобившись «Кисе и Осе», он написал на девственно чистом крыле аббревиатуру своего техникума. Военный представитель расчистил на стенде с плакатами и агитацией место, для шкуры следующего «Пикассо», и любителям живописи вход в цех был заказан. Что же, я сам в живую не видел это чудо техники, и теперь предстояло удовлетворить любопытство. Как учит коммунистическая партия – «Нет невыполнимых задач – есть не поставленные цели». Тем более, у меня был пример смекалки, когда с соседнего завода, собиравшего ракетные ступени, друг моего отца вынес длинную титановую трубу прямо через ворота проходной, чтобы доказать – в нашей стране возможно все. Он это сделал прямо на глазах комиссии, которая искала металлическую сетку из чистой платины, пропавшую накануне. Сетку кстати нашли на даче рабочего завода. Из нее получился неплохой забор.

Обойдя завод по периметру, я убедился, что просочиться на территорию не получится – бетонный забор, спирали из колючей проволоки и бдительная охрана не оставляли мне шансов за несколько дней «прогрызть дырку». Пропускная система на проходной тоже была мудреной. Пропуска хранились в ячейках при входе и сделать копии не представлялось возможным. У меня оставалось два варианта – попытаться использовать специальную пожарную часть, которая имела право заезжать на территорию завода, или приземлиться на заводскую взлетно-посадочную полосу. На то и другое у меня не хватало времени. Слишком долго пришлось бы обрабатывать пожарных, и расспросив знакомых, я не нашел подходящей кандидатуры. На то, чтобы подсесть в самолет заводского авиаотряда, который часто летал в Москву, пришлось бы потратить неделю. За оставшиеся три дня, я мог надеяться только на «чудо», которое работает на заводе и внешне похоже на меня. Два дня я крутился у центральной проходной, разглядывая сотрудников завода и иногда встречая знакомых, но «чуда» не было. На третий день я решил, что достаточно «нарисовался», и от греха подальше переместился на остановку электропоезда, которым многие сотрудники добирались из города на работу. Платформа была в километре от проходной, и я не боялся, что заинтересую сотрудников режимного отдела.

Я сидел, свесив ноги с платформы, в спецодежде рабочего завода, смотрел на людей, идущих на утреннюю смену и понимал, что время мое истекает. Заводской забор, опутанный сверху колючей проволокой был в нескольких метрах, и только волшебник мог открыть мне портал в бетонном блоке. Вдруг я заметил двух молодых парней, которые стояли недалеко от меня и о чем-то разговаривали. Ни один из них не подходил на роль двойника. Через минуту они подошли и сели рядом. Один из них обратился ко мне с вопросом:

– Из какого ты цеха, любезный?

– Из транспортного,– сказал я первое, что пришло мне в голову…

– А на работу не опоздаешь? – спросил второй.

– Уже опоздал,– ответил я, задумчиво глядя в глаза парню, который сидел ближе ко мне.

– Еще нет, но опоздаешь, если просидишь еще минут пять,– подключился к разговору второй.

Похоже, что парни сами не спешили на завод или были просто прохожими. Мне хотелось сосредоточиться и подумать, а они лезли с расспросами. Один из них спрыгнул с платформы на землю и встал передо мной:

– Слушай, ты в школе геометрику учил? – он улыбался, разглядывая меня снизу.

– И геометрику и математию! И физию с химикой учил! Вам что от меня надо?

Я поднялся на ноги, но уходить не собирался. Парни начали меня раздражать. Второй тоже спрыгнул на землю и сказал примирительно:

– Геометрику учил, в транспортном цехе работаешь, а о том, что самое короткое расстояние от точки до точки – прямая, ты не знаешь.

И он приподнял грязный лист ДСП, обнажая подкоп под бетонным забором. Банальный подкоп, который помогал работягам сокращать расстояние до платформы почти на километр. Портал в охраняемую зону появился благодаря трубе, которая проходила под бетонными плитами забора, пересекая железнодорожные пути. Только здесь рядом с трубой можно было выбрать глину, чем рабочие и воспользовались.

Развивая успех, я стал знакомиться, и посетовал, что давно хотел посмотреть на бомбер, но после недавнего инцидента вход в цех ограничили. Один из парней рассмеялся: «Ограничили для идиотов!» И показал рукой общеизвестный знак, оттопырив большой палец и мизинец. Контракт был подписан. В обеденный перерыв мы должны были встретиться у дверей цеха за которыми скрылись «волшебники». До обеда, сидя на горке из сложенных труб, я наблюдал за воротами цеха, где стояли стратегические бомбардировщики. Я разглядел, что за допуском в ангар следят сами рабочие, периодически меняясь. Войти внутрь под мнимым предлогом у меня не получилось бы. Если бы стоял ВОХРовец, может я и попытался, но рабочие знали всех в лицо, и я не стал рисковать.

К обеду я был на месте встречи с «экскурсоводами». Подъехал электрокар с коробками и агрегатами, и мне уступили место за рулем. Рабочий у ворот категорически отказался впускать нас.

– После обеда приезжайте,– сказал он, и скрестил руки на груди.

– После обеда мы не работаем,– ответил один из «волшебников»,– после обеда нас увозят на стройплощадку. А без нас агрегаты вы не получите. Ну что? Мы поехали?

Авиационный завод был источником чистейшего спирта, который хранился в больших металлических канистрах и регулярно перетекал в желудки рабочих. Измученные «нарзаном» люди получали спирт за сверхурочные, тырили его, и не было преград для получившего зависимость организма, которые советский рабочий не преодолел бы. «Волшебники» колдовали со знанием дела. И я лишний раз убедился в том, какое значение имеет работа с местным населением, и насколько эффективно ты сможешь выполнить задание, если у тебя есть «проводник».

– Хорошо! – сказал рабочий, стоявший на страже государственных секретов. – Разгружайте агрегаты сразу за дверью.

Мы стали разгружать коробки, а рабочий остался снаружи. Сначала мы работали втроем. А потом один «волшебник» отвлек рабочего болтовней, я прошел вглубь ангара и получил близость с «Тушкой» во всех позах, что было зафиксировано фотопленкой. Технологические лючки бомбера были открыты, лестницы и настилы окружали самолет, и я запечатлел не только внешний облик, но и внутренний мир чуда техники.

***

Прошел месяц с начала пребывания Мигеля Гарсии в лагере, когда состоялся его первый дальний выход. Небольшой отряд должен был забрать груз в одном из поселков на реке. Группе Мигеля предстояло отделиться, перейти по каменистому броду русло реки, а потом узкую протоку, и занять позицию на возвышенности для наблюдения, чтобы обеспечить безопасность основного отряда, в случае опасности подать сигнал, и на отходе прикрывать с тыла.

Всю дорогу до поселка Ворчун и его индейцы плелись в хвосте колонны и только достигнув реки, вышли вперед и начали переходить на другой берег. Переправиться было возможно только из-за того, что русло реки было засыпано огромными валунами, образующими пороги. Перепрыгивая с камня на камень, группа перешла на противоположный берег, почти не замочив обувь. Чуть ниже по течению, в основное русло впадала неширокая протока, которую группа перешла вброд. Протока была мелкой, примерно по колено, и с каменистым дном. Маленький отряд поднялся на возвышенный берег и перед партизанами открылся замечательный вид на поселок и речную долину. Пока группа маскировалась, Касик и Кики ушли проверять джунгли вокруг. Позиция была удачная. Внизу было видно деревню, склон, поросший деревьями, и русло реки на несколько километров в обе стороны. Только Гарсия собрался расслабить натруженные ноги, как вернулся Касик. Увидев как он подползает на четвереньках, Мигель понял, что что-то случилось. Жестами и шепотом Касик стал объяснять, что услышал в сельве движение. Он был уверен, что это люди. Кто они Касик не видел, оставил для наблюдения Кики и пришел предупредить. Только группа развернулась в сторону джунглей, как появился Кики. Прижимаясь к земле, он быстро двигался, показывая рукой сигнал «противник». Когда он приблизился, Мигель не мог поверить его словам. В той стороне, где был тропический лес на сотни километров, Кики увидел солдат. На расспросы, о том, сколько солдат он увидел, и на каком они расстоянии, индеец только махал руками, предлагая быстрее уходить. Ворчун почувствовал, как дрожь прошла по телу. Это была не тренировка, а настоящая опасность. Мигель не видел врага, но одна мысль о реальной угрозе, заставила организм выбросить такое количество адреналина, с которым он не мог справиться. Чтобы восстановить контроль, Мигель на несколько секунд напряг все мышцы тела, и стал выстраивать в голове последовательность действий. Первое, что необходимо было сделать – это подать сигнал людям в поселке. Было предусмотрено, что в случае опасности будет послан один из группы, а в экстренном случае подается сигнал выстрелом. По жестам Кики Мигель понял, что солдаты совсем близко и убираться надо немедленно. А выстрел мог обнаружить группу. Поэтому Гарсия предложил уходить к реке. Он решил, что группа займет позицию у порогов и уже оттуда подаст сигнал. Когда партизаны стали спускаться по склону, покрытому зелеными зарослями, начался дождь. Мигель шел последним и периодически оглядывался, чтобы успокоить себя тем, что он продолжает контролировать ситуацию. Но после того, как он подтолкнул одного из индейцев, перестал смотреть назад и честно сказал себе, что группа убегает, и убегает в панике. Через несколько дней Ворчун прокручивал в голове все, что знал о колумбийских солдатах, и дрожь возвращалась в его тело. А сейчас Мигель просто уносил ноги, и думал только о том, что нужно подать сигнал. Партизаны катились по склону со скоростью испуганных животных. Дождь усилился и превратился в ливень. Ноги стали скользить и бойцы буквально съезжали как по снежному склону. Заросли расступились, и не останавливаясь, партизаны скатились в воду, перемешавшись с небольшой группой колумбийских солдат, переходивших вброд протоку. И для противника, и для партизан, это было неожиданностью. Мигель упал на колени. Он пытался встать на разъезжающихся по скользким камням ногах. Ему казалось, что выстрелы вокруг звучат тихими глухими хлопками, а звук дождя и шум воды он слышал очень отчетливо и громко. Почему-то Ворчун оказался на спине, и вода на несколько секунд скрыла его. Над водой остались только руки с автоматом. Он несколько раз нажал на спусковой крючок, прежде чем понял, что магазин пуст. Опять встав на колени, и машинально загнав полный рожок в приемник, Гарсия приготовился стрелять. Но вместо мишеней увидел тела солдат, уносимых течением в сторону реки. Вокруг него на коленях стояли индейцы и тоже смотрели на тела в оливковой форме, плывущие по протоке. Теперь необходимо было убираться с открытого пространства. Широкое русло реки партизаны преодолели на одном дыхании. Когда группа вышла к деревне, хвост основного отряда уже заходил в джунгли. Караван разделился на две колонны. Гарсия с индейцами прикрывал отход, периодически формируя засадное построение на тропе. Постепенно две колонны отряда разошлись в разных направлениях, и хотя были загружены, ушли далеко вперед. Мигель успокоился, и по настроению индейцев понял, что они не слышат погоню. К вечеру партизаны оставили на тропе дозорного, а сами зашли в джунгли для ночевки. Гарсия вспоминал прошедший бой. Только теперь, прокручивая в голове события, он осознал, что произошло.

О том, что колумбийские солдаты делали около деревни, Мигель мог только догадываться. Случайно они оказались рядом или ждали партизан, волновало его меньше чем ошибка, которую допустили разведчики, когда как испуганные лошади свалились в протоку. Гарсия не знал, стоило ли двигаться медленнее и оказаться зажатыми на тропе с двух сторон, или это было просто везение. Но то, что произошло дальше, было целиком заслугой бойцов. Закрыв глаза, Мигель видел, словно в замедленной съемке, как они выполнили упражнение, которое до автоматизма довели на тренировке. Щуплые «индианос» были невысокого роста, и при встрече с колумбийскими рейнджерами в рукопашной схватке у них не было шансов. Ион просветил Гарсию насчет правительственных отрядов, работающих в сельве. Сражаться с ними на равных, смысла не было. Подготовка, вооружение, опыт, навыки, и поддержка с воздуха, давали колумбийским солдатам подавляющее преимущество. Победить их можно было только по-партизански – не вступая в открытое столкновение. Поэтому Ворчун показал индейцам, как можно выжить в ближнем бою.

Словно на экране кинотеатра, Гарсия видел, как Касик широко открыв рот, выкрикнул команду. Индейцы, словно пробитые выстрелами, одновременно попадали на спину, и вода расступилась под их телами, обнажив камни. Брызги еще летели в стороны, когда они открыли огонь, сметая всех кто стоял вокруг них, не опасаясь задеть товарища. Не осознавая, что делает, Мигель машинально упал в воду и тоже очертил вокруг себя несколько огненных конусов, опустошив магазин АК. Он вспомнил момент, как поднявшись из воды, бойцы добивали выстрелами уносимых течением рейнджеров.

***

Зимний день. Теплые солнечные лучи нагрели горную долину. Ни одного облачка на синем небе. Не верится, что скоро новый год. Ион провожает меня в лагерь. Только теперь вместо жесткого чемодана, в котором лежит белая рубашка и красный галстук, за плечами армейский вещмешок. Но чувство знакомое – новые люди, новая обстановка. Как встретят меня?

В пионерском лагере было проще. Перед проходной завода, мама передала меня на попечение Мишке – сыну своей коллеге по работе. Он был старше меня на два года, и мама не знала, что на улице он имел авторитет отъявленного хулигана. Я в душе радовался, что вместо пионерских песен, он научит меня фене. Мишка выделялся из всех моих друзей своей отчаянной решимостью и непредсказуемостью поступков. Внешность его была рваная, вернее «покоцанная», уже тогда. Шрамы, болячки и ожоги покрывали его тело. У каждой отметины была своя история, как у ордена или медали. Я особенно любил смотреть на шрам, который белел на загорелом животе, когда мы уходили за территорию лагеря купаться в Кондурче. Мишку хотели зарезать два брата, один из которых недавно освободился из «малолетки», а другой ждал случая отомстить за какую-то ерундовую дворовую обиду. Братья не знали, что к своим тринадцати годам Мишка уже не обращал внимание на солнечные зайчики от обнаженного сверкающего лезвия, а совал свою матовую заточку в ответ быстрее, резонно предполагая, что порезаться лучше, чем быть зарезанным. Поэтому, когда перо соперника только царапало его кожу, он уже ковырял ягодицу оппонента четырехгранным шилом. Жизнь Мишки была такая же рваная, как и его эпидермис. Из зала классической борьбы, он вышел на улицу, которая довела его до развилки, где пришлось выбирать между дорогой на зону и военной казармой. И первый раз он не попал в розыск, убежав на полосу препятствий. На призывном пункте ему быстро поменяли номер команды, когда в первый же день несколько новобранцев начали службу в военном госпитале. Суровый капитан неопределенного рода войск, скрутил Мишку в баул, и распаковал только в казарме, на стене которой висела схема с болевыми точками на теле человека. Но мой друг предпочитал изучать медицину на практике, и командиры поставив диагноз «overqualified», что значит сверх квалифицированный, отправили его в воинскую часть, которая плакала по нему еще на призывном пункте. Но целеустремленный человек учится на своих ошибках. И когда в дисбат приехал гость, решивший обкатать своих телохранителей на практике, Мишка поздоровался с ним за руку, перешагнув через два распростертых на земле мускулистых тела. После этого Мишка попал в мир, который казалось исчез за горизонтом времени, оставив о себе воспоминание в виде названия популярной футбольной команды. По документам мой друг все еще дробил камни, а на самом деле охранял роскошную виллу строителя коммунистических пирамид, на берегу лазурного озера, в одной из южных республик. В свободное время, он, совмещая полезное с приятным, выходил в освещенный круг, пополняя коллекцию денежных знаков стран потенциального противника. Как потом рассказывал один из свидетелей ристалищ, ни разу моего друга не вытаскивали волоча по песку, за периметр арены. На исходе века мы встретимся, вспоминая пионерское детство. Мой друг будет жить в одиночестве в большом доме, среди желтых гор, на берегу прохладного озера. Кожа его еще больше будет походить на носорожью, высушенную жестким излучением южного солнца, и покрытую ороговевшими рубцами. Мы будем пить редкий коньяк из подарочной коробки и вспоминать теплую воду и ивовый запах Кондурчи.

В пионерском лагере я выполнил Мишкино условие – выбрал в отряде самого высокого и широкого пионера и покрасил его лицо «тенями». После чего мы заняли с другом кровати в лучшем месте, и никто не спрашивал, почему я приписан к отряду не по возрасту.

Когда я увидел ребят в военном лагере, я трезво рассудил, что Мишкин номер не пройдет, ибо занял в строю крайнее место на левом фланге. Я должен был не выпасть из строя, продержавшись месяц. Хотя по моему размеру было очевидно, что инструкторы выжмут из меня сока намного меньше, чем из остальных «фруктов». Но давление распределялось равномерно на всех, и моим товарищам некогда было выяснять откуда я появился. Они не замечали меня, потому, что я сохранял позицию в хвосте колонны, которая регулярно бегала по горной тропе. Прикидывая предел выносливости группы, я чувствовал запас сил и знал, что могу двигаться быстрее. Но когда инструктор приказал одному из бойцов бросить часть поклажи, чтобы он не отставал, что было для него плохим знаком, я машинально подобрал груз, и на обратном пути стал разрывать дистанцию. Но никто не обратил на это внимание, приказа облегчиться я не получил, и доковылял до финиша, когда все уже сидели в столовой. Комок в горле растаял, когда я увидел свою тарелку с обедом на общем столе, и мне кивнули на зарезервированное место.

Сначала я не понимал, зачем Ион отправил меня в этот лагерь. Физически я был подготовлен не хуже. Нагрузки, которые давал «Папа Карло», приучили меня терпеть и я спокойно справлялся с тренировками в Чирчике. Настрелял я гораздо больше, чем требовалось для зачетных нормативов по местным меркам. Единственное, чему я научился с нуля, это использовать АГС «Пламя». А когда на спаррингах меня начали просто «срубать» длинные и мускулистые, как у страусов, ноги комбатантов, я показал, что бывает, если ударить вовремя по опорной ноге, и смог избавиться от обширных синяков на бедрах. Но через две недели, до меня дошло. Я понял это, когда наш инструктор и командир группы, вдруг начал «тормозить» на ровном месте. Когда необходимо было принять простое решение, он тянул время и ошибался по-глупому. Вспомнив уроки Иона я догадался, но молчал, давая возможность пошевелить мозгами товарищам. Инструктор начал работу по сплочению группы, превращая подразделение в команду. Как это происходит теоретически я знал. Теперь предстояло увидеть это вживую. На глазах каждый из бойцов стал не приумножать мощь подразделения, а возводить в степень, когда работал в любом месте и в любой ситуации как член команды. Инструктор перестал отдавать приказы, он ставил задачу, и группа действовала как единый организм. Теперь один боец стоил пятерых, и я понял почему небольшой отряд не боится атаковать превосходящую по силе колонну противника.

Ион забрал меня из «пионерского лагеря», когда пришло время отрабатывать организацию засадных действий. Но мы задержались на несколько дней, чтобы я увидел, чему учатся военные, со стороны. Как действовать в группе я знал и умел. Но в будущем мне самому пришлось бы готовить людей к партизанской войне, и Ион хотел дать мне знания на уровне командира. Рано утром мы едем на танковый полигон. Недалеко от полигона на возвышенности мы с Ионом натягиваем тент от солнца. Сейчас мы в теплых куртках, но к полудню жара загонит нас в тень. Бинокли, сухой паек и вода – это все, что нам нужно. Внизу ровное, открытое пространство без растительности. Место для засады выбрано так, чтобы инструкторы видели как будут действовать обе стороны. Вечером никто из бойцов не ляжет отдыхать пока все действия не будут подвергнуты тщательному анализу по минутам. А на следующий день все начнется сначала, и будет повторяться до тех пор, когда каждый боец не научится действовать автоматически из любой позиции. Мотострелки из колонны тоже учатся. Совсем скоро они уйдут на Саланг. Там в горной теснине, они будут таранить горящие бензовозы, сбрасывая их с обрыва, чтобы расчистить дорогу основной колонне под щелканье пуль и осколков по броне.

За ночь спецназовцы укрылись на ровной площадке. Я разглядывал местность внизу в бинокль, но видел только красные флажки, которыми обозначили маршрут военной колонны. Кажется, что на безжизненном пространстве пусто, но бойцы не только искусно укрылись, они создали надежные укрепления, чтобы атаковать с дистанции эффективного огня. Зона ограниченная флажками поделена на сектора, в которых будет уничтожаться все живое. Спецназ использует внезапность, скрытность и надежную защиту в виде укреплений, чтобы нанести как можно больший урон противнику в первые минуты боя. Пока колонна развернет боевые порядки, пока обнаружит противника и откроет ответный огонь, наступит момент истины, когда спецназ примет решение – добивать колонну или отойти.

Тени еще длинные, но вдалеке я заметил по пыльному облаку приближающуюся колонну. Боевые машины пехоты, по одной, в голове и в хвосте колонны, прикрывали четыре крытых Урала с солдатами в центре построения. Когда техника оказалась в зоне поражения, под катками БМП прогремел взрыв, и тут же группа нападения открыла ураганный огонь. Очевидно по предварительному плану, мотострелки отрабатывали круговую оборону колонны и последующее наступление на отряд спецназа. Ион объяснил мне, что наступать солдаты смогут только после того, как сообщат командиру колонны обнаруженные цели и дистанцию до нападавших. По звуку выстрелов, обороняющиеся должны определить количество пулеметных расчетов, и по возможности засечь позиции гранатометчиков. Но спецназовцы, расстреляв положенный боезапас начали отход раньше, чем мотострелки выполнили условия для атаки. Оказалось, что за ночь нападавшие не только закопались в землю, но и отрыли траншеи для отхода, которые тщательно замаскировали. Как кроты они всю ночь ковыряли сухую почву, ради нескольких минут боя. Спецназ отходил не в шахматном порядке, а флангами, очевидно расчитывая, что преследователи тоже разделятся, или растянут наступающее построение. Видимо командир засадной группы предполагал на всякий случай контратаку. Но мотострелки двигались вперед не спеша, со знанием дела. С флангов спецназовцев стали обходить боевые машины пехоты. Но отступающие уже достигли склона возвышенности, с которой мы с Ионом наблюдали за происходящим. Теперь, поднимаясь все выше и выше вверх, спецназ получал тактическое преимущество в разнице высот, и получил защиту, продвигаясь между каменных валунов. Тогда мотострелки остановили движение по открытому пространству и вернулись к машинам. Второй акт «Марлезонского балета» разыгрывался только для мотострелков. Спецназовцы вернулись в окопы, а колонна оттянулась назад. Когда голова колонны вернулась к месту подрыва, из окопов послышались редкие выстрелы, имитирующие нападение. Головная БМП и один Урал в центре были условно подбиты, а по плану колонна должна была не обороняться и наступать, а как можно быстрее выйти из зоны обстрела. После начала нападения исправные машины обогнули подбитый БМП и продолжили движение, а бойцы из «поврежденного» Урала заняли оборону около неподвижной «брони», дождались вторую БМП, подцепили трос, и под прикрытием двух орудий, пулемета, и бронированной сцепки покинули опасную зону.

– Это очень простая и условная шахматная партия – объяснял позже Ион. – Учения были на простой местности и спецназ не использовал группу охраны и группу прикрытия. В реальности, открытое пространство – плохое место для засады. Гораздо лучше иметь труднопреодолимое препятствие между засадой и «жертвой», и не отходить под огнем противника, а растворяться в растительности, или уходить в горы.

«Папа Карло» гонял меня по топографической карте, где я среди извилистых дорог, речушек и холмов, выбирал подходящие места для нападения из засады, и обозначал маршруты для отхода группы, пока мой мозг не стал работать на автопилоте. Во время пробежек в лесу, я инстинктивно выбирал позиции, оптимальные пути передвижения, запоминал рельеф и особенности местности. Таких же результатов Ион добивался от меня и в условиях городской застройки. Развернув план города, я видел критические места на маршрутах движения, точки для наблюдений, снайперские позиции и районы для безопасных убежищ.

На мои осторожные вопросы, не станет ли Алексей Смирнов параноиком? Ион ответил, что все люди делятся на шизофреников, параноиков и психопатов, но беспокоится не стоит – в моем случае наблюдается классическое раздвоение личности.

***

Через два дня после перестрелки к партизанскому лагерю вышли три человека. Мигель и Рикардо остановили их у внешнего кольца охраны. Один из них был ранен и не мог передвигаться самостоятельно. В лагере, посмотрев на обмотанные грязными, окровавленными тряпками ноги, Гарсия стал рыться в рюкзаке в поисках аптечки, которую снарядил для себя. Предстояло транспортировать раненого до места, где был врач и необходимые лекарства, но Мигель предложил хотя бы наложить чистую повязку. Обнажив раны, он спросил, сколько прошло времени с момента ранения. Оказалось, что эти люди находились в деревне, когда произошла перестрелка в протоке, и уходили вверх по реке на лодке, но попали в засаду. Они развернулись, бросили лодку, и доковыляли до лагеря. Эти люди были в одежде городских жителей и не походили на местное население. Осмотрев ноги, Гарсия объяснил товарищам раненого, что надо торопиться. Говорить, что пули скорее всего задели кость, а вокруг пулевых отверстий и на самих ногах есть покраснение от начавшегося воспаления, он не стал. Только уточнил, сколько километров добираться до врача. А потом пересчитал ампулы с раствором и порошкообразным антибиотиком, прикидывая в уме, хватит ли, чтобы прокалывать раненого по дороге. Обработав раны, Мигель сделал первый укол, и автоматически был назначен в группу, которая направилась в деревню, где был врач. До деревни был один суточный переход. Без ночевки, но с короткими остановками, раненого доставили на место. Гарсия оказался в этой деревне впервые. Это был маленький поселок. Всего несколько домов. В отличие от других мест, где Мигель часто видел пластиковые бочки и нехитрый сельхоз инвентарь, здесь он обратил внимание на емкости из-под технических жидкостей, мотки провода и старый неисправный дизель-генератор, лежавший среди кучи мусора. Особенно его заинтересовала одна бочка, светло-серого цвета с желтой наклейкой, прочитав которую, Гарсия захотел проверить содержимое. Но его позвали к врачу. Мигель рассказал, сколько сделал уколов, и показал ампулы из своей аптечки. Доктор забрал одну и отпустил его отсыпаться. Ворчун проспал весь день, и вечером проснулся с мыслью обнюхать серую бочку. Придумав причину покопаться в куче мусора, в поисках веревки для тента от дождя над гамаком, он крутился вокруг бочки, разглядывая надписи. Потом, сматывая веревку, облокотился и вывернул пробку. Даже не надо было принюхиваться, в бочке когда-то хранилось вещество соответствующее надписи. Теперь необходимо было осмотреться и искать дальше.

Когда совсем стемнело Мигеля нашел доктор. Он спросил, имеет ли Гарсия опыт хирургических операций. Пациент был действительно плох. Слишком долго его таскали по джунглям и теперь ему необходима была операция в полноценной больнице. Мигель объяснил, что способен оказать только первичную помощь, в остальном на него рассчитывать не стоит. Напоследок доктор предупредил, чтобы Гарсия был осторожен со спутниками раненого, которые развили бурную деятельность по спасению товарища. И правда, когда Гарсия уже лежал в гамаке, прокручивая в памяти прожитый день, из темноты появились две фигуры.

– Амиго! – сказал один из них, приблизившись и присев на корточки,– Если ты доктор, помоги нашему другу! – И он показал пачку банкнот.

Мигель покачал головой и объяснил, что если бы умел, сделал бы все сразу, еще день назад. По их лицам Гарсия видел, что они очень переживают или чего-то боятся. Постояв немного, они скрылись в темноте. «Странные личности…» – подумал Ворчун, и переключился на мысли о бочке.