Читать книгу Друзья по несчастью. Часть вторая - Павел Чук - Страница 1

Меня мутило, но сигнал внешнего анализатора спасательной капсулы, приятно помигивающий зелёным индикатором, немного привёл в чувство. Сознание постепенно прояснялось. Тошнота отступала.

«Значит, я не разбился при спуске, но самое главное – планета пригодна для жизни! Индикатор горит зелёным сигналом, не жёлтым, показывающим условно пригодную для существования окружающую среду и, тем более, не красным – агрессивную. Повезло! Но, где я?»

Дотянулся до рычага аварийного открывания спасательной капсулы. С шипением защитный колпак отстрелился, и яркий дневной свет на некоторое время меня ослепил.

«Надо выбираться, но почему капсулу раскачивает, как будто она стоит на шарнирах».

– Что ж такое! – не сдержался, выругался, после того как осмотрелся. Вокруг, куда только простирался взгляд, вода. Много воды. Из-за этого и спасательная капсула равномерно раскачивалась на волнах, хорошо, что несильно.

«М-да. Попал. И не поймёшь куда плыть».

Дотянулся и зачерпнул забортную воду, попробовал – солёная.

«Ещё лучше! Я что, в океан упал?! И что делать дальше?»

Вернулся к датчикам анализаторов спасательной капсулы. Убедился, что все показатели в норме, кроме одного: индекс гравитации фиксировался ниже привычной на двадцать четыре процента.

«Я-то думал, почему всё так легко даётся, и отстегнуться, и подняться и, держась одной рукой перевалиться через борт, и вернуться назад в ложемент капсулы. Ну что ж, легче будет плыть. Надо определиться только в какую сторону».

Затягивать с выбором направления не стал. Сначала попробовал плыть в спаскапсуле, но нормальных вёсел не было и даже с учётом моей, на четверть повысившейся силой, это действие оказалось бесполезным. Пришлось разоблачиться из скафандра и остаться только в нижнем белье и спасательном жилете. Хорошо, что погода тёплая, но не жарко.

Светило расположилось высоко в зените, но определить время года или, какие на планете особенности погодных условий, мне не удалось. Бортовой компьютер капсулы определить своё местоположение относительно известной карты Галактики не смог, а соответственно и эта планета была неизвестна.

В очередной раз осмотрелся и определил для себя направление куда плыть. Вдалеке, на границе радиуса обнаружения, бортовой сканер капсулы зафиксировал неподвижный объект, а когда удалось рассмотреть тёмную полоску, я предположил, что это суша и, не дожидаясь ухудшения погоды, прыгнул в воду.

Плыл долго, часто отдыхая. Хорошо, что из-за пониженной силы тяжести физические нагрузки давались легче. Когда солнце зашло, я, падая от усталости, выбрался на песчаный пологий берег, с трудом отстегнул спасательный жилет, поднялся чуть выше линии моря, и рухнул без сил, провалившись в беспамятство.

***

– Гурдун! Ступано вара! – услышал первое, когда очнулся. Попробовал пошевелиться, но руки оказались связаны сзади, а на голове плотный мешок, который не давал возможности рассмотреть, что происходит вокруг. Чувствовал, что лежу на чём-то твёрдом и, наверно, меня везут в повозке.

– Я – Павел Кенгирский! Представитель Альянса! Развяжите! – сказал, откашлявшись, но мои слова потонули в гулком гоготе.

– Павлос! Ог Павлос! Ха-ха-ха. Гуано верана павлос.

– Павлос, ситарно генирта вухуно.

Хохот раздавался со всех сторон, но повозка не останавливалась, продолжала движение.

Сколько времени меня везли неизвестно куда, не понял. Под мерный скрип повозки несколько раз проваливался в забытьё. Через надетый на голову мешок не понимал, день сейчас или ночь. Когда в очередной раз очнулся, разболелась голова, хотелось пить и есть. Я хоть и подкрепился перед заплывом, и с собой взял немного съестного из аварийного запаса, но времени прошло достаточно, и жажда, и голод давали о себе знать.

– Есть кто? Развяжите, мне в туалет надо! – сказал, почувствовав, что повозка остановилась, но в ответ вновь услышал непонятную речь. Меня подхватили под руки, сдёрнули с повозки и поставили на землю. Сняли с головы мешок, и мой взгляд упёрся в тело, облачённое в кожаную одежду. Поднял глаза вверх. На меня, сверху вниз, скалился человек высоченного роста, метра два с лишним, не меньше.

– Гударо, гударо, – проговорил он, подталкивая меня в спину. Удивляться пришлось недолго. Как только глаза привыкли, увидел, что вокруг меня, также с завязанными руками, стоят шестеро высоченных аборигенов, а чуть поодаль ещё десяток, облачённых в подобие военной формы и с оружием. Они между собой о чём-то громко говорили, но тут же притихли, когда появился солидно одетый пожилой мужчина. Пришёл к выводу, что прислушиваться к разговору не стоит, всё равно ничего не понимаю, и осмотрелся, куда же я всё-таки попал.

Мы, семеро, стояли, выстроившись в шеренгу возле повозки на небольшой, расчищенной от камней площадке, ограниченной с трёх сторон деревянным забором метра в четыре высотой. А с другой стороны, куда только не простирался взгляд, скалистая порода. Обломки камней, гружёные повозки накрытые тканью, брошенные в кучу инструменты, а невдалеке, в ряд, неказистые бараки.

«Я что, в каменоломню или на рудник, какой попал?» – пришла ужаснувшая мысль. По лицам стоявших рядом неизвестных мне аборигенов, понял, что дело дрянь. Все, кого я только видел, выше меня не менее чем на голову, а если определить средний рост из тех, кто рядом, то выходило, что он составляет не менее двух метров двадцати – двух метров тридцати сантиметров и это при моём метре семьдесят с хвостиком.

«Прям, баскетбольная команда собралась!» – ухмыльнулся я, но подошедший солидно одетый мужчина ткнул в меня своим пальцем и что-то спросил.

– Не понимаю, – мотая головой, но, не делая резких движений, отвечал незнакомцу, – не понимаю, говорю. Я, капитан Павел Кенгирский.

В этот раз смеха, или какой-либо бурной реакции на мои слова не было. Только незнакомец ухмыльнулся, что-то пробормотал себе под нос и, повернувшись к кому-то в форме, сказал: «Мисаро павлос. Ого неро локсата умас».

Тот недовольно кивнул, но, видимо, они пришли к соглашению. Меня вместе с остальными отвели в барак, где было столько народа, что дышать от спёртого воздуха становилось трудно. Нашёл себе место, где можно было присесть, облокотился спиной к стене, закрыл глаза и попытался сосредоточиться, проанализировать то, что со мной произошло: «Понял, что какой-то причине меня выбросило в неизвестный сектор Галактики и не факт, что той, где идёт война между Альянсом и Планетарным Союзом. Я выжил, что уже само по себе неплохо», – улыбнулся, когда промелькнула эта мысль.

«Планета пригодна для жизни, моей жизни. Она населена аборигенами высоченного роста, но с массивной мышечной массой я никого не видел. Но это и неудивительно при такой силе тяжести. Внешне, туземцы, выглядят такими же, как и я, только высокие. Голова, две руки, две ноги. Черты лица, кожный, волосяной покров – всё идентично. Язык не понимаю, судя по степени развития, примерно, начало нашей эры на Земле, но точно судить об этом пока не могу, так как слишком мало ещё видел и, считай, ничего не знаю. Из положительного: я жив, здоров. Из отрицательного: даже не знаю, наверно, меня в рабство продали», – пришло на ум самое точное определение, которое само напрашивалось исходя из произошедших событий: нашли на берегу, связали, доставили на рудник, продали. Я сам видел, как солидно одетый мужичок отсчитывал монеты или, что у них тут в ходу.

Что ещё, да. Язык не знаю, пожалуй, тоже отрицательное и мне приходится сдерживать себя в движениях, искусственно замедляя их, чтобы не выглядеть слишком быстрым и резким. Пока не привык к пониженной силе тяжести, хоть, тренировки в Академии и проводились при сниженной гравитации, но то тренировки, а тут постоянно».

Из раздумья вывел толчок в плечо. Открыл глаза. Стоявший в лохмотьях немолодой абориген что-то говорил и, объясняясь знаками, звал за собой. Пришлось отвлечься от размышлений, встать и пойти за туземцем.

– Митаро, ун сапона Вунаро.

– Генидоро, ун сапона Магорино…

Двое из тех, с кем я прибыл в эту каменоломню, стояли перед неплохо для такого места одетым мужчиной, сидевшем на нижней части двухъярусной кровати, облокотившись на массивного вида стол, а вокруг столпились аборигены. Как понял из тона разговора, новенькие представлялись. Кто-то меня подтолкнул вперёд, и я оказался рядом с ними.

Дошла и до меня очередь, неизвестный, долго смотрел на меня, а потом сказал, глядя прямо в глаза: «Сар новат ситумс. Гуано сара навази».

Кто-то из рядом стоявших ответил: «Ог ниро новат. Навази Павлос».

Вновь послышались смешки, которые быстро стихли. Неизвестный поднялся со своего места и, ткнув себя кулаком в грудь, произнёс: «Ситорана ун сапона Веридава».

– Павел Кенгирский, – ответил по привычке, как в документе, поняв, что от меня хотят.

– Пав-эл, Паввэл, – как будто пробуя на языке это слово, произнёс главный, и добавил, – хорос бедиро Павлос.

Перебросившись парой фраз с остальными, Ситорана подозвал старичка, который встал рядом со мной. Слушая разговор старшего, старичок часто кивал, да так, что казалось его голова отскочит и покатится по полу, а потом раздался звон колокола, или чего-то другого, но звон стоял знатный, наверно, слышно было очень далеко. Этот старичок ткнул себя рукой в грудь и проговорил: «Торинас ун сапона Торнинас» и потянул за рукав водолазки, указывая, чтобы я пошёл с ним.

Раздающийся звон, оказывается, созывал на ужин. Как-никак вечер и рабочий день закончился. Этот Торинас от меня никуда не отходил, где знаками, где личным примером объяснял, что делать, куда идти.

На удивление, порция в этой непонятной тюрьме оказалась довольно большая и пригодная к употреблению. Я съел объёмистую миску похлёбки с большим удовольствием, а старичок, иногда, посматривал на меня и переговаривался с рядом сидевшими рабами, или заключёнными, я так пока и не понял, но в разговоре постоянно мелькало слово «павлос».

«Они что, меня обсуждают? Ну, да, отличаюсь от них, но только ростом, а так, вполне такой, как они». Прервал размышления мой наставник, как для себя его назвал, и утянул в отдалённый уголок барака, знаками объяснил, чтобы я занял верхнюю лежанку и ложился спать.

Сон не шёл, хотя в этот день было много приключений. Предстоял новый день, вероятно, заставят работать, но делать нечего, пока не выучу язык, всё равно ничего не пойму и не узнаю. Этот Торинас что-то пытается объяснять, показывать, но пока доходит с трудом. Хорошо, что после встречи со старшим барака на меня, считай, никто больше не обращает внимания, только иногда ловил на себе косые взгляды.

«Что ж, убивать меня во время сна, наверно, не будут, а отдыхать надо. И на том спасибо, что одежду не отняли, хоть какое-никакое, но термобельё и мой размерчик тут трудно будет отыскать», – с этими мыслями я уснул на жёсткой кровати, больше похожей на длинную, но узкую гладильную доску.

Разбудил голос Торинаса, кричавшего над ухом: «Варо, ундахи гударо» и бесцеремонно трясшего меня за плечо. Разлепил глаза: «Ещё темно, а уже будят. Может, что случилось?» – промелькнула первая мысль. Спросонья не рассчитал свои движения и с силой приложился рукой о стену барака. Было больно. Потёр руку и тут заметил, что наставник смотрит на меня округлившимися глазами. Ничего не понимая, слез вниз и посмотрел сначала на Торинаса, а потом на свою лежанку.

«Что его так удивило?» – использовал нижнюю как ступеньку, приподнялся и осмотрел своё место – всё на месте, а чему там убыть или прибыть? Тощий матрац, да одеяло, а подушки как не было, так и нет. Спустился, и снизу вверх, вопрошающим взглядом посмотрел на наставника. Тот, видимо отошёл от непонятного ступора и что-то быстро и непонятно говорил, размахивая своими длинными руками, тыча в стену, прям в то место, куда неаккуратно приложился рукой. Присмотрелся, а там – мама, дорогая! Доска треснула и выпячивается наружу.

«Так и накажут за порчу имущества или попытку побега». Прикрыл несчастную доску одеялом, хорошо, что место, куда пришёлся удар, невысоко от уровня лежанки. Спустился вниз к Торинасу и знаками, пожимая плечами и разводя руки в стороны, попробовал объяснить: мол, не специально я, так получилось, но наставник не унимался. Только, когда зазвенел громкий звон колокола, наставника как подменили. Он, позабыв обо мне, кинулся из барака, где, как я успел только сейчас заметить, оставались только мы вдвоём.

Успевать за широко шагающим аборигеном пришлось с трудом, как по-другому называть обитателей этой планеты я не знал, догнал его, только перейдя на бег.

Во дворе, возле строений, в три шеренги выстроились обитатели бараков.

«Ну, точно, концлагерь какой-то».

Наставник, как будто вспомнив обо мне, схватил за руку и потянул во второй ряд шеренги, наверно, там было наше установленное место.

При свете дня внимательнее осмотрел окружение: люди, именно люди, только высоченного роста, разного возраста, с бросающими в глаза отличиями в чертах лица. Одеты кто во что, но только на некоторых из них был, так скажем, полный комплект одежды: верх, низ, обувь и головной убор. Только сейчас до меня дошло, что разут, так как скинул обувь, когда полез в воду.

«И, как дальше? По камням ходить без обуви, мало сказать, что неприятно, но можно так повредить ноги, что и здешняя медицина не поможет, в чём я не сомневался».

Полукругом расположены бараки – целых восемь, и у каждого столько, таких как мы бесправных работников, что не сосчитать, но самое примечательное – не видно особей женского пола.

Перед строем громко вещал какой-то напыщенный, одетый в добротные одежды абориген. Как только он закончил свою речь, раздалась команда, и вся масса народа повернулась, и зашагала в одну сторону к каменоломне. Я, немного замешкавшись, получил толчок в спину, но реагировать не стал, сам виноват, не знаю и не понимаю пока ничего.

Торинас дёрнул меня за руку, и мы остановились около груды инструментов, наваленных по пути следования. Он знаками объяснил, чтобы я взял молот, а он выбрал себе кирку.

По дороге наставник постоянно объяснял, как называются те или иные предметы, указывая на них пальцем или объясняя знаками. До меня стало доходить, например, что «гурдун» – это «вперёд», а «гударо» – «пошли». Невдалеке от входа в пещеру, где валялись большие валуны, Торисан произнёс, поясняя знаками:

– Гударо, сегора ана конуриса побнаса конур. Конур, – и наставник ткнул в камень, потом размахнулся и ударил по нему, произнеся: «побнаса».

Слабоумием не страдал и понял, что «конур» – «камень» и его надо дробить, или измельчать – «побнаса».

Местное светило перевалило зенит, а мы, не переставая, дробили крупные валуны до размера щебня, которым отсыпают железнодорожные пути. Подъезжали тележки, в которые другие работники засыпали щебень и увозили куда-то в другое место. Где мы работали – небольшая площадка, слева от входа в пещеру, откуда вывозили вагонетки с другим, более тёмным камнем не отличалась от других площадок, расположенных по разные стороны от входа. На различных уровнях по склону пологой скалы стояли, работали, отбивали, отламывали породу такие же, как мы рабы.

Изредка подходил надзиратель, это я понял, по внешнему виду: он опрятно одет и в руках у него палка, на вроде дубинки, с утолщением на одном конце, как бейсбольная бита. Подходил водонос, давая напиться из большой деревянной кружки, которую зачерпывал из прикрытого крышкой также деревянного ведра.

«Наверно, тут железа мало, не говоря о пластике, но инструменты из металла, конечно, не легированная сталь, но всё же имеются, да и оружие из железа», – ухмыльнулся я, продолжая орудовать кувалдой, но её вес для меня оказался терпимым, даже можно сказать, что лёгкая. Хотя и выглядит массивно и устрашающе. Несколько раз упал, не совладав с непривычной силой тяжести, на что мой наставник неодобрительно что-то говорил, ворча себе под нос.

День клонился к закату. Всё время Торинас объяснял, рассказывал, показывал знаками значения слов, которые была возможность объяснить. Я прилежно их повторял и пытался запомнить.

Раздался очередной оглушительный звон, Торинас, выпрямился, но орудие труда не бросил и привычно сказал: «гударо», знаками объясняя, что инструмент необходимо вернуть назад, туда, откуда его взяли утром.

Так и прошёл мой первый день на руднике, а сегодня вечером, когда нас позвали на ужин, я, считай, первый раз посмотрел на небосвод. На нём было две луны, что на меня, неискушённого таким явлением, произвело сильное впечатление. Из скудных знаний астрономии, полученных во время обучения при получении гражданства Альянса, вспомнить, сколько планет с двойной луной в известной части Галактики я не смог. Так и стоял под впечатлением от увиденного, не в силах оторваться от красивого зрелища. Одна луна, крупнее, исчерчена множеством борозд, которые видны невооружённым глазом, а вторая – серповидная, в белой, мутной дымке.

Опять нас покормили густой похлёбкой, и я вернулся на своё место в бараке. За неполный день, немного стал понимать своего наставника, или напарника, не знаю, как правильнее его назвать. Но отдельные слова, фразы из разговоров окружающих аборигенов, мне уже становились ясны. Хотел было попросить Торинаса вновь заняться моим обучением, чтобы рассказал про счёт, цифры, но увидел, что он уже спит, залез на свою верхнюю полку и прикрыл глаза.

Я лежал и думал, что меня ждёт дальше, как выбираться из этой ерунды, куда попал, но понимал, что это необходимо делать срочно, не откладывая. Всего за один рабочий день в бараке стало меньше на десяток обитателей, о чём указывали свободные лежанки, которые ещё совсем недавно, ещё вчера, были заняты. С мыслями о форсировании изучения языка и последующем побеге, я уснул.

***

По моим подсчётам прошла неделя. Каждое утро начиналось одинаково: построение и движение строем к скале. До захода солнца работа, приём пищи, отдых, и так по кругу.

Сегодня, как и всегда, мы с Торинасом опять стояли на дроблении крупных валунов, но место, куда нас поставили было другим, выше по склону, примерно на середине скалы. За прошедшее время я выучил необходимый минимум слов и фраз, чтобы понимать и изъясняться на примитивном уровне с гонейцами, как они сами себя называли. Из скудных объяснений наставника, я понял, что нахожусь в каменоломне одного из богатейших людей этой местности – Люцерия из рода Лонарисов. Здесь находятся как рабы, так и должники, не вернувшие вовремя долг, и преступники, которых предусмотрительно отделили по другим баракам. Как говорил Торинас, если за остальных внесут залог или заплатят штраф, то у них есть шанс покинуть это невесёлое место, но у рабов такой шанс отсутствует, если только не выкупит кто-то другой. Сам Торинас, как понял, попал в каменоломню очень давно, только понять систему календарного исчисления мне пока не удалось. Объяснить на пальцах наставник не смог, а календаря у него не нашлось, тем более писать он не умел, хоть, в свою бытность и прислуживал у какого-то богатея, пока не постарел, и его продали проезжавшим мимо торговцам живым товаром.

– Работайте! Светило ещё высоко! – привычно подгонял громким рыком надзиратель.

– Устал я Павлос, недеро винтро серанто, – тихо сказал Торинас, облокотившись на валун, когда надзиратель отошёл немного подальше.

– Не понял, учитель, – проговорил заученную фразу на языке гоннейцев, которому меня обучал пожилой абориген.

– Торинас из рода Торнинас серанто пойдёт к основателю рода, – перефразировав фразу, ответил наставник, но не успел он договорить, как грохот раздался откуда-то сверху, и каменная глыба, с нарастающим треском покатилась вниз, набирая и набирая скорость, сминая и круша всё на своём пути. Я только и успел, бросить инструмент и, что было сил, отпрыгнуть в сторону.

Не успела пыль окончательно осесть, осторожно выбирая, куда поставить свои босые ноги, вернулся назад и увидел своего наставника. Его ноги привалены валуном, а он сам жадно глотает воздух, пытается откашляться, мотает головой, что-то бормоча от боли.

– Сейчас, сейчас, помогу, – говорил я, путая слова, иногда переходя на привычную речь.

Осмотрелся, но рядом никого нет, даже надзирателя, все почему-то спустились вниз и стоят, уставившись куда-то вверх. Из-за не осевшей пыли, плохо видно, но протерев слезящиеся глаза, присмотрелся к валуну: «М-да, большой, наверно, не сдвину один, но попробую, вроде, есть, за что ухватиться руками».

С первого раза валун не поддался, но приложив усилия под другим углом, сдвинул его на достаточное расстояние, чтобы вызволить из западни Торинаса, который всё это время что-то неразборчиво бормотал.

– Да, да. Уже освободил. Сейчас посмотрю, что с вами, учитель, и спустимся вниз.

Осторожно осмотрел, ощупал наставника. Нижние конечности изогнуты невообразимым образом, виднеются сдавленные, рваные раны. Уже подумал, что позвоночник сломан, но нет, пальцы на одной ноге шевелятся.

– Учитель, потерпите, сейчас помогу, – продолжая расчищать завал, говорил наставнику, который что-то несвязно бормотал.

«Как же его спустить отсюда. На руки брать, только хуже сделаю, а ничего ровного рядом нет, чтобы его положить и вынести».

– Уходи, уходи, – разобрал еле слышное бормотание Торинаса, – такена обвал симбола нечасто, но единаро азитора ундира пришла за мной.

– Сейчас, я что-нибудь придумаю, подождите, – не обращая внимания на бормотание старика, искал носилки или тележку, но рядом ничего подходящего не нашёл. Осматриваясь, вверху увидел угрожающе нависшую скальную породу, образовавшую наподобие козырька. Снизу, кто-то из моего барака что-то кричал, махая руками, но надзиратель не мешал ему в этом, что меня несколько удивило.

– Учитель, сейчас будет больно, потерпите. Я вас возьму на руки, и мы спустимся вниз.

Не дожидаясь его ответа, приподнял и взвалил тело Торинаса на плечо, и потихоньку, осторожно ступая, начал спуск вниз. Под весом тела учителя, себя ощутил в привычной стихии, именно такая нагрузка казалась нормальной для меня и моих, прямо скажем, несильно накаченных мышц. Вес взваленной ноши нивелировал разницу от привычной силы тяжести, и нести, примерно, центнер живого веса, было нетрудно, только длинные руки Торинаса, иногда, цеплялись за камни, тормозя спуск.

– Принимайте, – сказал, подскочившим соседям по бараку, которые взяли искалеченное тело и положили его на землю, что-то непонятное говоря, повторяя много раз «ундира гударо».

– Павлос, – окрикнул меня надзиратель, указывая назад, откуда я вернулся, – уриг оринто Ниторис надзиратель. Гендо Ниторис, – я молча кивнул. Когда спускался вниз, то видел руку надзирателя, торчавшую из-под завала, и понял, что от меня хотят.

«Но почему мне никто не помогает?» – думал, медленно поднимаясь вверх. Как посмотрел, за мной не пытались подняться и помочь в спасении тех, кто, возможно, остался жив под завалами, и реакция надзирателя для меня непонятная. На его б месте, всех погнал спасать выживших, а тем более, надзирателя, а не пялился стоя внизу.

«Вот и то место, где видел этого Ниториса. Но, где же он? Неужели ещё камней привалило?!»

Ходил, прислушиваясь, заглядывая под камни, стараясь найти Ниториса. Но вместо надзирателя увидел копошение под завалом кого-то из рабов.

Ему повезло. Страдальца привалило в пустоте меж трёх массивных камней и, протиснувшись в узкую щель, он судорожно махал рукой, прося о помощи, лепеча еле слышно.

Отодвинуть массивный камень и выпустить заточённого в каменном плену оказалось делом трудным, но с третьей попытки отодвинул массивный валун в сторону так, что невольник смог вылезть самостоятельно и, как только незнакомый выбрался, он, не оборачиваясь, побежал.

– Всегда, пожалуйста, – съязвил я, смотря, как бедолага уносится вниз.

«Что ж они такие нервные, наверняка такие обвалы уже случались, что так нервничать?» – удивлялся я, продолжая искать надзирателя.

Разбирать завал одному не хотелось, но делать нечего. Вернулся к тому месту, где в последний раз видел надзирателя, принялся методично, камень за камнем перебирать свалившуюся породу. Мне на помощь не спешили, а солнце уже клонилось к закату, когда всё-таки увидел еле живое тело Ниториса, придавленное грудой камней. Вызволил из плена, поднял его на руки и осторожно спускался вниз, как от неожиданного рыка или хрипа, чуть не выронил свою ношу. Хорошо, что ноги не повредил от такой неожиданности. Надзиратель, лёжа на моём плече что-то забормотал, по интонации и оборотам, разобрал, что тот ругается, но понять полностью его речь не смог. Не дошли мы с учителем ещё до идиоматических оборотов, принятых на планете, хотя, в нашем мире именно с них и начинают обучение языкам.

– Не волнуйтесь, сейчас спустимся. Немного осталось, – ответил, не оборачиваясь, но он не успокоился, а принялся быстро говорить, а в его нечленораздельной речи слышался ужас и слова молитвы, которую иногда читал мой наставник.

«Да, что ж такое! И половины пути не прошли. Ладно, остановлюсь, передохну заодно», – как можно аккуратнее положил тело Ниториса. Выгнулся, распрямил, размял плечи.

«Всё-таки начинаю привыкать к пониженной силе тяжести, так и совсем одряхлею», – но не успел додумать свою мысль, как вновь услышал рык, уже отчётливо, как будто совсем близко. Мельком посмотрел на Ниториса, в его глазах читался ужас. Повернул голову в сторону, откуда доносилось грозное рычание и увидел, что с вершины грациозно спускается животное, внешне похожее на пуму из семейства кошачьих, обитающую на родной Земле. Рыже-скалистого цвета зверь шёл, плавно переступая на своих невысоких лапах не замечая острые камни. Его удлинённое тело равномерно изгибалось, а сравнительно небольшая голова, то прижималась к поверхности, словно зверь принюхивался, то взымалась вверх, осматриваясь по сторонам. Задние лапы выглядели заметно массивнее передних, а хвост длинный и мускулистый, угрожающим хлыстом равномерно стелился, не касаясь поверхности, но главное, меня поразили размеры этой кровожадной твари. В холке, на глаз, зверь достигал моих плеч. Что это именно хищник, сомнений не вызвало. Передние клыки хорошо виднелись, когда он, разевая пасть, издавал пронзительный рык.

«Вот, наверно, кого все боялись», – подумал, пятясь назад, ища что-нибудь в качестве оружия. – «Бежать? Смысла нет, догонит и разорвёт».

Глазами нашёл валяющуюся невдалеке кирку с обломанной рукоятью, осторожно поднял и перехватил поудобнее. Посмотрел на Ниториса, а тот, закатил глаза и, казалось, что жизнь покинула его тело.

«Со страху помер или в обмороке? Может, всё же бежать и пусть зверюга пообедает надзирателем», – думал лихорадочно, ища выход из тупиковой ситуации, но приближающийся зверь сделал выбор за меня. Плавно ступая, перепрыгивая с камня на камень, могучая кошка не обращая внимания на лежащее тело, медленно двинулась в мою сторону.

«Надо взобраться повыше, может, передумает и пройдёт мимо».

Продолжая пятиться назад, осторожно, не делая резких движений, подтянулся на руках и взобрался на валун. «Так-то лучше, всё, какое-никакое, но преимущество».

Встал на ноги и посмотрел вниз, а там, вместо многочисленных невооружённых рабов, рядами выстраивались охранники и надзиратели, вооружённые уже не дубинками и палками, а боевым оружием, непривычно поблёскивающим в лучах заходящего солнца.

– Хорошо, может, и дождусь подкрепления, – выдохнул я, косясь на приближающее животное, которое остановилось возле валуна, и принялось ходить вокруг, обнюхивая.

«Что-то она очень большая. Если встанет на задние лапы, то и до меня дотянется», – отходя в противоположную сторону, посетили недобрые мысли, но зверь, обнюхав основание камня, отошёл чуть назад. Я, было, подумал, что пронесло и он уходит, но не тут то было. Зверь развернулся на одном месте, присел на задние лапы, навострил уши, такое ощущение, что морда вытянулась, всматриваясь куда-то вдаль, но не прошло и нескольких секунд, как монстр в грациозном прыжке, вытянувшись на всю длину своего невероятно большого тела, прыгнул на меня, выпустив вперёд свои когтистые лапы.

При пониженной силе тяжести, скорость и быстрота зверя не была столь сверхъестественная, к которой привык на Земле. Тем более, момент атаки ожидал. Вытянутые во время прыжка вперёд лапы зверя чуть не достигли своей цели, но в момент прыжка успел сделать два шага в сторону, уходя с линии атаки и, с размаху вонзил на приземляющуюся тушку кирку острым концом, целясь в голову.

Удар… слышен хруст проламываемого черепа. Выдёргиваю своё оружие и, наношу второй удар, уже по распластавшейся на плоском основании валуна тушке зверя. Кровь хлынула фонтаном, повредил сонную артерию, а я, всё продолжал наносить удары.