Читать книгу Время собирать камни - Павел Дмитриев - Страница 1
Вместо предисловия
Новые кооператоры
ОглавлениеДзынь-р-р-р! – противно ворвался в мой сон дверной звонок. И еще чуть погодя, уступая настойчивости чьего-то пальца на кнопке около входной двери. Дзынь-р-р-р!
Давно пора подремонтировать подуставшее чудо советской электромеханики, последнее время только первый удар у молоточка выходит звонким – не иначе ослабла какая-то пружинка.
– Вообще кому пришло в голову будить людей в воскресенье? – пробормотал я, усаживаясь в кровати. Бросил взгляд на зеленоватые цифры стоящих на тумбочке электронных часов. – Только десять утра! – Мои глаза в задумчивости остановились на спящей рядом жене, силуэт которой почти не скрывало тонкое шерстяное одеяло. Самое время заняться чем-нибудь «забавным», хоть и шестой месяц, но вроде бы не сильно заметно…
Дзынь-р-р-р! Дзынь-р-р-р! – напомнил о себе визитер.
– Кто там? – сонно потянулась частично проснувшаяся Катя. – Скажи им, что никого нет дома!
– Принесли черти! – ругнулся я, слезая с матраса и накидывая халат на голое тело.
Ненавижу спать в трусах и майке-алкоголичке, хотя тут, в СССР тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, так делает большинство, не считая, разумеется, любителей чудовищных кальсон «с начесом». Так что мне пришелся очень «в жилу» недавний взбрык моды на хлопковые халаты из яркой полосатой ткани, чем-то похожей по текстуре на обычные вафельные полотенца. Завезли их советские магазины в каких-то совершенно неимоверных количествах, не иначе продали индусам в рассрочку пару мегатонн самолетов или танков. Теперь население одной шестой части суши постепенно привыкает к недорогой и удобной новинке. Не то чтобы ходят в халатах на улицу или принимают гостей, но открыть с утра дверь нежданному гостю вполне прилично. Одна проблема – на мои метр девяносто нужного размера не нашлось, поэтому пришлось светить голыми коленями.
– Сейчас! – крикнул я в сторону дверей, выбравшись в узкий коридор нашей трехкомнатной квартиры.
Удобно, ставить двойные входные бронедвери тут как-то не принято, не то что в две тысячи десятом году, из которого меня четыре года назад выкинуло в прошлое. Хорошо хоть не с пустыми руками и, соответственно, с перспективой провести остаток жизни в психушке. Фортуна добавила внушительные аргументы – старенькую Toyota RAV4, неплохой ноутбук и вообще нехилую кучу айтишной мелочовки, положенной выехавшему на объект строителю-эксплуатационщику локальных компьютерных сетей. Однако другая крайность – ПМЖ в глубоком и секретном бункере – меня не постигла только по одной причине: тайна моего попаданчества так и осталась «зажата» в предельно узком кругу, состоящем из нынешнего Председателя Верховного Совета СССР Александра Николаевича Шелепина, его товарища, Председателя КГБ Владимира Ефимовича Семичастного, их жен, а также Председателя Совета Министров СССР товарища Косыгина и его коллеги, только по Совету Министров РСФСР, Геннадия Ивановича Воронова. Кроме них о «счастливом будущем страны» знали счастливо найденная прямо на месте провала в прошлое жена Катя да ее брат Анатолий, сделавший на охране моей топ-секретной тушки неплохую карьеру от лейтенанта до капитана КГБ. Впрочем, ему бы и генерала присвоили без проблем, все равно подчинялся Председателю всесильного комитета лично, только привлекать внимание к его карьере никто не хотел.
Таким образом, у меня имелась возможность жить как обычному советскому гражданину. И даже вполне официально руководить специально созданным НИИ «Интел», которое в местной партийно-хозяйственной тусовке считалось «крышей» для вброса технических новинок, украденных КГБ «где-то на Западе или Востоке». Для более осведомленных товарищей имелся второй слой легенды – в подмосковном М-граде (а именно в этом небольшом городке я жил и работал) была развернута глубоко эшелонированная, продуманная до мелочей ловушка для шпионов. Последних по «достоверным» слухам уже поймали столько, что на Лубянке было «сажать некуда».
Технической суетой дело не ограничилось. От «приютивших» меня вождей страны я ничего не скрывал, и результаты вмешательства в историю оказались вполне материальными: за генсека нынче Анастас Иванович Микоян, а Первый секретарь ЦК КПСС – хорошо знакомый по прошлой истории Леонид Ильич Брежнев. Но мой непосредственный куратор, товарищ Шелепин, в отличие от покинутой реальности, стал, пожалуй, поавторитетнее каждого из них в отдельности. Это если верить западному радио, которое я частенько слушаю по вечерам.
В мире тоже изменилось немало. Китай умудрился свалиться в штопор гражданской войны с применением нескольких ядерных боеголовок, Мао Цзэдун умер или убит, и теперь на просторах Поднебесной империи чуть ли не десяток вяло воюющих друг с другом провинций. В Шанхае вообще базируются армия и флот США, зато Маньчжурия стала отдельной МСР и явно претендует на звание семнадцатой республики – после Монголии или Болгарии. За океаном не обошлось без неожиданностей – изложенный мной в «записках о будущем» сюжет просмотренного в далеком две тысячи восьмом году фильма «Бобби» о событиях тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года в отеле «Амбассадор» каким-то странным образом вылился в совершенно реальное президентство Роберта Ф. Кеннеди. Не иначе в КГБ решили, что демократ у руля США будет лучше республиканца Ричарда Никсона. Таким образом, «день сурка» мне не угрожал – история этого мира покатилась совсем по другим рельсам. Вот только в нужную ли сторону…
Хрясь! – Мое колено впечаталось в табуретку. Нечего отвлекаться на посторонние мысли, пока глаза от сна не продрал!
Бум! – тяжело ударился об пол зловредный предмет мебели.
– Тише ты, Надю разбудишь! – донесся до меня из комнаты возглас жены.
– Ау!!! – Я тихонько, почти про себя, взвыл от боли. Если бы не настырный визитер за дверью, наверняка не удержался от ругани.
Ожидая второго ребенка, мы переселили подросшую дочку в отдельную комнату, и все бы ничего, но вот ходить в туалет в темноте она никак не соглашалась. «Жечь свет» всю ночь не позволяли привычки Кати. А вот включать-выключать… Какой идиот придумал ставить переключатели на уровне лица взрослого человека? Расход кабеля меньше или технику безопасности иначе не могли реализовать без нормальных пластиков, но достать узкую тугую кнопку Надежда без табуретки не могла. Надо было слушать жену, ведь недавно укоряла, просила: «Перенеси выключатель вниз, а то ребенок быстрее вырастет!»
Прихрамывая, я добрался до выхода и распахнул дверь – глазки в СССР ставили только параноики, а «кто там?» спрашивали только дети. На лестничной площадке никого не было, но снизу по лестнице уже поднималась тетка лет сорока, открытое улыбающееся лицо не оставляло сомнений, что она не только звонила в дверь, но и слышала мои крики на первом этаже. Первую мысль – опять из ЖЭКа! – пришлось отбросить: несмотря на начало марта и уже изрядно пригревающее солнце, женщина парилась в приличной шубке из нутрии и такой же шапке. Можно сказать, демонстрировала последний писк советской моды, вернее, той ее ветви, которая была популярна у людей с положением, но живущих при этом «на одну зарплату».
Тут же из дверей напротив выперлась соседка, «добренькая» бабуля из тех, что при случае без трепета расстрельный протокол подмахнут, а через полчаса на кровавую премию пойдут в магазин за шоколадкой любимому внучку. Наверняка специально меня дожидалась, не сомневаюсь, она как минимум на полставки подрабатывала в госбезопасности, поэтому ко мне с Катей относилась подозрительно, прямо до умиления ласково, вот только глаза ее оставались отталкивающе ледяными, даже когда она сюсюкала с нашей маленькой Надеждой. Последняя, кстати, при виде «бабы Люды» испытывала просто панический страх, который с годами только усилился.
Однако тетка ничуть не расстроилась, скорее даже обрадовалась.
– Записываемся в потребительский кооператив, товарищи! – жизнерадостным голосом объявила она и привычно полезла в удобно подвешенную на шее сумку за бумажками.
Пока я приходил в себя от неожиданности, соседка не теряла времени:
– Как называется? – Она подозрительно склонила голову набок и чуть прищурила глаз, будто и впрямь собралась стрелять.
– «Алиса», – чуть стесняясь, улыбнулась кооператорша. – Так нашу собаку зовут, очень умная! – Тетка протянула мне и бабуле по машинописному листку, верхнюю четверть которого действительно занимал чернильный оттиск увешанной медалями овчарки.
– Хлебушек привозите? – Баба Люда сделала вид, что сослепу не может ничего разобрать в прайсе. – Мне уже ничего и не надо больше.
– И хлеб, и молоко, и вот, – женщина начала пальцем показывать, что и где записано, – тут молокопродукты, здесь овощи…
– Прокисшее наверняка будет! – недовольно пробурчала соседка, впрочем, было заметно, что повышенное внимание пришлось ей по душе. – А с мясом у вас как?
– Даже промтовары заказать можно, – обернулась кооператорша ко мне. – Только мы по ним каталог составить не успели, но там внизу телефон, – она опять замялась на секунду, – лучше утром звонить, у нас доставки после обеда начинаются.
– Разве что колбасы заказать, – переключила внимание на себя баба Люда. – Кости мне без надобности, может, молодые возьмут, – она кивнула в мою сторону, – пока зубы крепкие.
– А с ценами что? – решил наконец вмешаться я. – Как на рынке или…
– Как везде, – торопливо опровергла мои догадки кооператорша. – От госцены наценка в дюжину процентов, в конце квартала делается перерасчет, если получилось сэкономить, то остаток заносится на персональный счет как аванс за следующий период.
– Прямо до квартиры донесете? – недоверчиво уточнил я.
Нельзя сказать, что снабжение продуктами было поставлено в М-граде, и тем более в Москве, из рук вон плохо. Разумеется, того изобилия, к которому я успел привыкнуть в двадцать первом веке, не было и в помине. Но не наблюдалось и ужасов пустых полок с талонами-карточками «на все», начиная с сахара и масла, о которых я слышал в свое время от родителей. Можно сказать, что самой серьезной проблемой оставались очереди и нерегулярное поступление товаров. Буквально – то все завалено шикарной арабикой в зернах, то нигде не найти даже советского кофейного напитка из цикория в убогой картонной пачке. Проходит еще месяц – полки ломятся от индийского крупнолистового чая в чуть ли не вручную расписанных жестяных банках, но если не успел его купить – придется пить отечественный, и даже не относительно сносный № 36, а вообще какую-то невнятную «пыль Военно-Грузинской дороги», продающуюся на развес. И такое происходило буквально со всем ассортиментом товаров, от капусты до черной икры.
Стоит добавить, что привычный для будущего способ закупки еды «раз в неделю в гипермаркете» тут не годился. Личные автомобили здесь редкость, а холодильники далеко не огромные двух-трехкамерные шкафы, так что в морозилку средненькой «Юрюзани» пару крупных куриц затолкать можно только в расчлененном виде. Не зря женская сумка в СССР мутировала до настоящей «мечты оккупанта». Процесс снабжения семьи продуктами в эту эпоху представляет собой марафонскую пробежку где-то в десяток кварталов с периодическим отстаиванием очередей. Все это прибавляет женщинам по паре рабочих часов каждый день.
Моя Катя по большей части лишена всех этих радостей – все же жена директора, служебная «Волга», спецснабжение опять же присутствует, впрочем, последнее время оно добавляет скорее удобства, чем дефицитов. Но… даже ей приходится нет-нет да и совершать забег по очередям. И от всего этого кооператоры предложили избавить нас за жалкие двенадцать процентов?
– Благодетели! – едва не сорвалось с языка. Но вслух я сказал совсем иное: – А как вам можно будет вернуть некачественные продукты?
– Можно написать заявление поставщику товаров, – вернула меня из сказки тетка. – У нас же только транспортный кооператив, – начала оправдываться она, заметив мою кривую ухмылку. – Вы будете одним из пайщиков. И если вы потребуете у правления вернуть деньги, то, по сути, вы их заберете у других членов кооператива.
– Однако! – удивился я. – Получается, правление и председатель выборные? Их можно переизбрать на общем собрании?
– Разумеется! – Кооператорша даже не подумала возражать. – Собрать кворум из более чем половины участников, избрать новое правление…
Ответ был явно отработан и десятки раз повторен, он не вызывал у советских людей недоверия или сомнений. Но я-то хорошо помнил, что значило «сменить управляющую компанию многоквартирного дома» году эдак в две тысячи десятом. Лишь в теории все просто, собрание-голосование-протокол, в реальности эта задача не решается при самом минимальном противодействии власти.
– Сейчас транспортные средства арендуются у членов правления? – Я не удержался от подкола. – И уставом для выражения волеизъявления предусмотрена только очная форма?
– Зато по творогу сейчас действует скидка, – по инерции продолжила мысль тетка и только потом удивленно в упор уставилась на меня.
Все было так знакомо, хоть смейся, хоть плачь. Всегда думал, что ощущения будущего вернутся через компьютеры и Интернет, а оказалось, двадцать первый век нагнал меня в лице «новых коммунальщиков».
Еще несколько лет назад я с удивлением узнал, что в СССР кооперативов более чем достаточно, вот только это совершенно особый микрокосм, схожесть которого с привычными мне ИП или ООО ограничивается исключительно терминологией, названиями и атрибутикой. Совсем как в анекдоте про сходство блондинки-программиста и морской свинки – ничего общего ни с морем, ни со свиньями. Не сказать, что я об этом серьезно задумывался, но еще в первые месяцы после «попадания» на даче Шелепина я случайно нашел книжку аж тридцатых годов с замечательным названием «Что может и что должна сделать потребкооперация для борьбы с алкоголизмом» авторства товарища Эрганова. И вот там-то реальный механизм работы советских кооператоров был показан со всей пролетарской прямотой.
Год спустя лидеры партии и советского народа полностью подтвердили изложенные в книге факты – цинично растоптали остатки колхозной вольности, отменив выплату трудодней[1]. По сути, они начисто лишили колхозников причитающейся доли совокупного дохода сельхозкооператива. Взамен ввели гарантированную зарплату, а разница между «совхозом» и «колхозом» сократилась до первой и третьей буквы в названии. И кто-то об этом пожалел? Ни грамма! Никто! Большая часть колхозников была просто счастлива, потому как ничего реального под «трудоднями» уже давно не подразумевалось.
Примерно то же самое происходило с потребкооперацией. Все предприятия были собраны под одной вывеской Центросоюза[2], и со стороны это выглядело очень презентабельно, по лучшим мировым стандартам: уставы, взносы, правление, пайщики, избрание уполномоченных… Коммунисты задурили голову не только своим гражданам, процесс шел на мировом уровне. Более того, книга на каждом шагу подчеркивала, что советские кооперативы входят в общемировой, признанный чуть ли не сотней стран, альянс МКА. Последний, на мой взгляд, имел шикарные принципы по части конкуренции и невмешательства государства. Как подобное уживалось с советским хозяйством эпохи культа личности – полнейшая загадка, которую, впрочем, легко объяснял флаг МКА, состоящий из семи горизонтальных полос всех цветов радуги[3].
Как я понял, подобное членство не только облегчало жизнь пропагандистам советского образа жизни, но и давало какие-то «плюшки» в международной торговле. Впрочем, не слишком существенные – из городов потребкооперацию все равно вытеснили в села и прочие деревни[4].
Однако красивые слова не стоили бумаги, на которой были напечатаны. Руководители страны действовали с привычным «особым цинизмом», то есть управляли Центросоюзом через назначения руководителей по партийной линии, а цены и порядок распределения ресурсов утверждали прямо в Госплане. Наверное, это можно рассматривать как разновидность уже привычного мне хозяйственного феодализма, при котором вполне компактный костяк новых дворян (или номенклатуры) цепко держит за шкирку все процессы в стране. Шаг влево, шаг вправо при этом рассматриваются как попытка к бегству, а прыжки на месте – как провокация. Так что советские кооператоры существовали в полном, даже абсолютном подчинении соответствующим райкомам, созданным в прошлом году регионкомам[5] и, как итог, ЦК КПСС.
Между тем баба Люда хоть и не поняла смысла моих слов, четко уловила негативный контекст и решила на нем сыграть.
– А как развозите? – включилась она в разговор. – Поморозите мою картошечку зимой!
– Мы оборудовали грузовики теплыми будками, – чтобы не отвечать на мои каверзные вопросы, кооператорша переключилась на бабулю, но попала из огня в полымя. – И вообще, до зимы еще дожить надо, не понравится, всегда отказаться успеете.
– Ну и что! – успокаивающий тон подействовал на бабу Люду, как красная тряпка на быка. – Приехали, двери распахнули, пока нашли, пока достали… А на улице минус сорок!
– В кузове секции раздельные, – через силу улыбнулась кооператорша, похоже, до нее только сейчас начало доходить, насколько дотошной может быть обычная старушка. – В мороз вообще можно для каждого подъезда отдельно привозить или вообще отложить доставку на день-два!
– Все равно все поморозите! – Бабуля недовольно скривилась. – Знаю я вас!
– Городок маленький, наши водители хорошо работают…
Конструктив в диалоге был потерян окончательно. Между тем с нормальными водителями в М-граде, да и во всей стране, и впрямь наблюдалась огромная проблема. Не знаю, насколько повлияли мои «записки о будущем» на здравый смысл вождей СССР, но до кого-то «там, наверху» наконец дошел простой факт – если вдруг случится настоящая атомная война, поздно будет мобилизовать армию по примеру Великой Отечественной, а затем наступать в логово врага аж от стен Москвы. Крупные города, центры управления, вообще все первоочередные цели будут уничтожены мгновенно вне зависимости от того, где они расположены. Да и слишком скоротечен обмен термоядерными ударами, а после них… В общем, не до грузовиков будет.
Поэтому из армии в народное хозяйство хлынул поток техники – грузовиков, тракторов, даже, говорят, старые танки со снятым вооружением пытались приспособить к делу. Все новое и исправное, разумеется, пошло в государственные предприятия и совхозы. Зато остальное без зазрения совести толкали частникам и кооператорам, да не просто так, а на специальных областных аукционах. Последнее, судя по всему, было результатом послезнания о масштабе коррупции в будущем, хотя я уверен, в ЦК и без моих подсказок никто не питал иллюзий насчет честности и неподкупности партийного актива на местах.
С одной стороны – хорошо, улицы городов ощутимо плотно заполнились газиками и зилками, жизнь, можно сказать, закипела, но с другой… Всей полноты последствий или тяги советских людей к своему, собственному коммунисты все же не учли. И теперь в моем НИИ «Интел» наблюдались аж три вакансии на места тружеников баранки. Говоря проще, с работы не сбежал только Рудольф Петрович, водитель моей служебной «Волги». И тот, я уверен, остался только по причине параллельной службы в КГБ.
Между тем женщины нашли в лице друг друга достойных оппонентов по вопросам недовеса, недолива, грязной тары, муки с червями и даже на треть пустых коробок спичек. Их спор на лестничной площадке только разгорался, более того, неожиданно перешел с практических вопросов на политику.
– Так вона! – едва удерживалась от крика баба Люда. – Вчерась только писали в «Вечерке», ваш брат кооператор одних только партвзносов два десятка тысяч заплатил! Выходит, он зарплатой больше ста тыщ получил[6]. Никак не меньше! Дожили!
– Это Александр Казанцев, он вообще из Новосибирска и с нашим кооперативом никак не связан, – слабо оправдывалась тетка, успевшая потерять бдительность во время более-менее корректного обсуждения нюансов удаленной торговли. – Да и не украл он, а все до копейки честно заработал!
– Все вы, буржуи, одним миром мазаны! – не думала успокаиваться моя соседка. – Еще хуже жуликов!
– У нас есть скидки для пенсионеров, – кооператорша пустила в ход последний козырь. – Творог можем вообще по госцене отдавать, без транспортной наценки, мы договорились его напрямую в колхозе закупать. И сметана скоро будет, если сможем пробить разрешение на аренду разливочной линии…
– А чего не молочко-то? – казалось, сварливая бабуля задумалась, хотя я знал – это только очередная маска. – Вот хлебушек бы я без наценки вам заказала!
– Увы, – тетка только развела руками. – Это дотируемые позиции, если мы даже договоримся их закупать напрямую, получится дороже.
– Ну зачем тогда вы приперлись?! – делано всплеснула руками баба Люда, похоже, эта проблема ей уже была прекрасно известна. – Ничего не закажу, их вон тоже, – она ткнула сухоньким пальчиком в мою сторону, – отговорю! Сама им хлеб покупать стану, но чтоб вас духу не было!
– Так! – пришлось вмешаться мне. – Проходите! – открыл дверь пошире и жестом пригласил тетку в квартиру. – Спасибо за ваше предложение, Людмила Андреевна, но мы как-нибудь сами разберемся.
– Спасибо! – от души поблагодарила меня кооператорша, охотно скрываясь от разъяренной моим предательством соседки. – Буду очень признательна…
– Чая попьете? – спросил я, закрывая дверь прямо перед носом бабы Люды. И продолжил, не дожидаясь ответа: – Раздевайтесь, и на кухню, я сейчас!
Одно дело встречать в дверях и совсем другое – сидеть за столом в халате на голое тело. Да еще слегка коротковатом и маловатом. Тем более тетка явно была не рядовым работником кооператива, если я правильно понял из нескольких фраз в разговоре, председателем М-градского предприятия являлся ее муж. Давно хотел узнать, чем дышит советский бизнес, а тут случай сам свалился в руки – грех упускать! Тем более что фамилия была упомянута уж очень знакомая, пары лет не прошло с той поры, как я, не особенно того желая, вдребезги разбил обналичный по своей сути бизнес Новосибирского НПО «Факел», генеральным директором которого и был Саша Казанцев.
…На пару с Катей мы быстро разговорили тетку, так что чаепитие затянулось часа на полтора. Но я ни грамма не жалел потерянного времени – она была настоящим кладезем информации по реальному положению дел в новых советских кооперативах.
Генератором идеи сравнительно честного обогащения действительно оказался мой старый знакомый. После того как пару лет назад «Электронбанк» прекратил все операции на счету райкома ВЛКСМ Советского района города Новосибирска, связанные с деятельностью возглавляемого им объединения, комсомолец-коммерсант не успокоился. И решил устроить не что иное, как потребительский кооператив «Факел-2».
Самое смешное, что законодательная база СССР даже в разгар сталинского мракобесия такое вполне допускала, а уж последние несколько лет для негосударственного сектора вообще создали небывало комфортные условия, вплоть до отдельного «Кооперативного банка». Последний, кстати, работал с наличными деньгами почти как торговая организация – частник или председатель кооператива мог со своего счета оплатить по безналу практически любые государственные товары, если, конечно, они каким-то чудом были, во-первых, сверхплановыми, во-вторых, не нужными никому из официальных смежников. В обратном направлении деньги тоже проходили, коммунисты чтили мировую практику, как Остап Ибрагимович Уголовный кодекс, но… Лишь после визы одного из косыгинских замов. Сущая мелочь, пустячок, никак не отраженный в «писаных» законах.
Однако работать с большей частью продуктов питания и хозяйственного ширпотреба частники могли, только прямо конкурируя с госторговлей, причем при фиксированной и откровенно смешной марже это занятие представлялось как минимум невыгодным. Конечно, никто не запрещал закупать картошку или молоко у частников или в колхозах, но… Первые давали близкое к нулю количество товарного продукта, а вторых еще во времена культа личности так загнали под Центросоюз, что председатели даже при отсутствии формального запрета тихо крестились в сторону Лубянки и на всякий случай обходили всех перепродавцов десятой дорогой.
Статью за спекуляцию в СССР никто отменять и не думал, но бойкого комсомольца не остановил запрет на перепродажу государственных товаров. Опыт взаимодействия с банками и связи на самом верху у Саши Казанцева были, кредиты под посильные три процента в СССР никто не отменял. Лазейка в законах тоже обнаружилась, вместо торговой наценки он решил брать дополнительные двенадцать процентов за транспортные услуги. В результате пайщик-покупатель получал продукты и прочие мелочи с доставкой до квартиры, без очереди и, как правило, лучшего качества, чем в госторговле. Последнее обеспечить оказалось не слишком сложно – мелкую коррупцию на уровне товароведов и завскладов пресечь было абсолютно нереально, а новые кооператоры, в отличие от директоров обычных магазинов, распоряжались наличными почти официально. Таким образом, получался не слишком шикарный гешефт, но на полностью лишенном конкуренции поле маховик бизнеса стартовал с пугающей резкостью.
Нельзя сказать, что уловка прошла мимо внимания компетентных органов. Однако душить инициативу в ЦК категорически отказались, сославшись аж на самого Владимира Ильича, который когда-то очень в тему ляпнул, что кооперативы – «…единственный аппарат, созданный капиталистическим обществом, который мы должны использовать»[7]. Впрочем, по другой версии, к сохранению движения приложил руку лично Косыгин, имевший в молодости[8] какое-то отношение к кооперативам. Впрочем, помогать кооператорам никто не собирался, но «Факел-2» в этом не нуждался.
Понятно, что удержать такое славное начинание в секрете новосибирские кооператоры не смогли. Да они и не пытались, наученный горьким опытом удушения инициативы Саша Казанцев развил бурную деятельность по популяризации потребительской кооперации в СССР. Кто-то в ЦК ВЛКСМ кривился, пошли пасквили и угрозы, но все же тяга к деньгам среди комсомольцев была сильнее партийной непорочности. Да и формально придраться было не так просто, конкурирующая структура официальной потребкооперации делала то же самое, практически по тем же договорам и уставам. Имелся всего лишь один небольшой нюанс – в Центросоюзе члены правления получали зарплаты по твердым ставкам, а у новых кооператоров руководителям в качестве премии шел процент от наценки.
Последняя «малость» меняла многое, стало понятно, почему по стране покатился вал новых потребкооперативов. Более того, к моему немалому удивлению, оказалось, что в Москве уже работает несколько сотен фирм, и до реальной конкуренции, что называется, рукой подать. Меня такая ситуация забавляла и радовала, Катя мечтала в стиле «как хорошо мы заживем в будущем», а кооператорша… Она просто пыталась на пару с мужем, по совместительству диспетчером и водителем, выплатить кредит за старенький ГАЗ-51 с самодельной изотермической будкой и заработать на трехкомнатную кооперативную квартиру.
Не уверен, что у них все получится, как задумывали, слишком хорошо представляю себе подводные камни реального предпринимательства. Но… в пайщики «Алисы» я все же записался, отдав в обмен на квитанцию строгой отчетности целых пять «красненьких».
1
В реальной истории – постановление ЦК КПСС и Совмина СССР от 18 мая 1966 года «О повышении материальной заинтересованности колхозников в развитии общественного производства». – Здесь и далее примечан. автора.
2
Московский союз потребительских обществ был создан в 1898 году. В 1917 году переименован в Центросоюз. Существует до сих пор как некоммерческая организация, высший координирующий орган потребкооперации России. История раздела имущества Центросоюза в 1992 году заслуживает отдельной книги.
3
Такой флаг у International Co-operative Alliance действительно существовал с 1925 по 2001 год. В 1954 году Центросоюз и другие общества потребкооперации социалистических стран права голоса все же лишили, введя институт членов-корреспондентов, что, впрочем, особого значения для СССР уже не имело.
4
В 1935 году было принято постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома «О работе потребительской кооперации в деревне», по которому кооперация стала сельской, городская инфраструктура была просто передана наркомату внутренней торговли.
5
В данной реальности были упразднены республиканские ЦК и обкомы. Вместо них в подчинении ЦК КПСС СССР находилось 20 региональных комитетов (РК КПСС), в распоряжение которых, в свою очередь, отдали расширенные райкомы и горкомы.
6
Взносы члена КПСС для работающих – 1 % от минимальной заработной платы и 3 % – свыше минимальной заработной платы; неработающие пенсионеры, студенты, учащиеся – 0,5 % от месячной зарплаты, пенсии, стипендии.
7
Декретом Совнаркома от 10 апреля 1918 года потребительской кооперации были поручены функции распределения продуктов. Все жители РСФСР (а потом СССР) стали членами потребительской кооперации. В 1921 году на кооперативы дополнительно возложили… продразверстку и (частично) торговлю со странами Антанты.
8
В 1924–1926 годах А. Н. Косыгин работал инструктором городского отдела потребкооперации в Тюмени, с 1926 по 1928 год – членом правления Ленского союза потребкооперации в городе Киренске.