Читать книгу Каждому своё. Рассказы о жизни, о смерти и о кино - Павел Дмитриевич Пластинин - Страница 1

РАССКАЗЫ

КАЖДОМУ СВОЁ

Неистовый Альфред живёт особой жизнью,

Один в суровых скалах и камнями питаясь,

Наивно полагая, что остальные люди

Живут такой же жизнью, такие же душой…

Глеб Самойлов, "Неистовый Альфред"

Киноманам посвящается…

Четыре месяца назад мне крупно повезло. Редко так везёт нашему брату, коллекционеру, на подобные раритеты, но уж если везёт, то веселись и пей, как в последний раз! Главное, чтобы в момент веселья и пьянства этого раритета не было у тебя в руках – пусть лучше лежит в несгораемом шкафу, вмурованном в стену бункера где-нибудь на краю города.

В тот день на мой электронный адрес пришло долгожданное письмо – из Мемфиса, штат Теннесси. Мистер Майлз Дорсет – такой же, сумасшедший, как и я – согласился прислать мне копию «Ригодона» – первого фильма режиссёра Аллана Смитти. Двадцать восемь лет назад фильм так разочаровал боссов студии «Юниверсал», что Смитти отстранили от съёмок фильмов, и впредь он появлялся на съёмочной площадке только в качестве фотографа. Однако несколько копий легендарного "Ригодона" всё-таки были отпечатаны какими-то энтузиастами из кинолаборатории. Копии эти разошлись по всей стране. Неизвестно сколько их существует в природе – наверняка, не более десятка – но точно известно, что одна из них уже через месяц будет в России, в моих руках.

В моих руках, чёрт подери!

Я был так возбуждён, что не видел ничего вокруг себя. Скакал по квартире, как полоумный, вопил, как рыжий ревун в джунглях Гвианы, чем изрядно напугал моего беднягу кота – такого же рыжего и такого же нахального, как этот самый вышеупомянутый ревун. Напугал бы и жену, но слава Всемогущей Линзе, она была в гостях у подруги. Я подумал, что неплохо было бы отпраздновать новое приобретение, поэтому, недолго думая, схватил телефон и быстро пролистал список контактов. Навязчивый вопрос "С кем бы отпраздновать?" – с каждым новым просмотренным номером, с каждой новой иконкой на дисплее этот вопрос терял свою тяжеловесность, истончался, как кусочек мыла в общественном туалете, и постепенно слова сливались воедино, представая перед моим третьим глазом уродливым «Скембы». Скембыскембыскембы…

Миша… Миша Громов… незабвенный коллега по прошлой работе. Фанат «Игры престолов» – от этих маньяков надо держаться подальше. Перечитал все книги, пересмотрел все сезоны, к тому же подобрал на гитаре главную тему.

Нет – такой не оценит.

Юра Каплан. Сосед по гаражу, старший товарищ, который когда-то доставал мне из видеопроката кассеты, которые достать было невозможно. Снова нет… для него имя Аллана Смитти, равно как и имена достопочтенных Владимира Латышева¹, Фреда Уилкокса² и Эда Вуда³ не скажут ровным счётом ничего. Его кинематографическая железа из-за злоупотребления Шварцнегером и Сталлоне деформировалась и начала деградировать.

Кристина. Кристина Железняк – бывшая девушка моего брата. О кино знает всё, сорок восемь раз пересматривала «2001: Космическая одиссея», безумная фанатка «Стар Трека» и Квентина Тарантино. Для неё я достал «День рождения моего лучшего друга»⁴.

Да! Это то, что нужно!

В миру моё имя Дмитрий Петрович Рогожкин, и я – менеджер алкогольной компании «ВАКХ», хороший сын и верный муж. Но на кинофорумах и на «Кинопоиске» меня знают как Hannibal_82 – уж очень я люблю фильмы о нашем дорогом докторе Лектере. Вот уже 10 лет я занимаюсь тем, что коллекционирую редкие, незамеченные и попросту забытые фильмы, мультфильмы и телеспектакли. В моей коллекции на разных носителях представлено 122 редких фильма.

Не то, чтобы моя милая Лариса поощряла моё хобби, ведь на него я трачу приличные деньги, но не то, чтобы я ей обо всём рассказывал. Большинство операций приходится проводить в тайне от неё. Лариса никогда меня не понимала, не понимает и вряд ли когда-нибудь поймёт. Ей почему-то кажется, что моё основное хобби – ежедневное хождение по мукам до офиса и обратно. А «все эти фильмы» – это прихоть, потому как я хочу её задушить. Не знаю какая здесь связь, но в больной голове моей любимой Ларисы она есть, будьте уверены. Ив ведь мы не бедствуем – живём как живём, как все. Средний класс – опора экономики. Но ведь Ларисе этого не объяснить. Так что приходится защищаться всеми пятью конечностями. В конце концов, я единственный в семье, кто в принципе что-то зарабатывает, и я имею право на маленькие слабости. Так ведь, да?

Мы встретились с Кристиной через час, в баре «Ловетт» на Думской улице. Я увидел её, как только она вбежала в заведение: маленького роста, с живым милым лицом и роскошными русыми волосами, она была красива, но красива по-детски: не обольстительно, а притягательно. Увидев меня, она выбросила руку в вулканском салюте и крикнула на весь бар:

–Живите долго и процветайте⁵!

Я ответил ей:

–Вы ещё живы, господин де Жюссак?⁶

Мне не терпелось рассказать ей о своём новом приобретении, поэтому, как только мы определились, что мы хотим выпить – она начала с «Кастл Руж», а я с «Гиннес» – я сразу же выпалил:

–Ты прикинь! Уже через месяц у меня будет копия «Ригодона» Аллана Смитти!

Кристина собрала брови в горку и спросила:

–Что? А кто это?.. хотя, стоп! – её лицо мгновенно прояснилось – Стоп! Тот самый Смитти – режиссёр-неудачник, которого списали в тираж после неудачной картины?

Боже мой – обожаю таких людей, как Кристина!

–Да, именно – тот самый Смитти! И именно из-за "Ригодона" его и слили…

–Прям слили?

–Ну… в переносном смысле. Он больше не снимал кино.

–Ясненько.

Вскоре принесли пиво и мы, уже в немного изменённом состоянии, продолжили наш разговор:

–И что? «Позовёшь посмотреть?» —с улыбкой спросила Кристина.

–Конечно, позову. Потом оцифрую плёнку и залью в Рунет. Может, даже поработаю над переводом.

–Отлично!

Радость всё ещё захлёстывала меня, но я понял, что нужно спросить о её делах. Как говорил Глеб Жеглов: «Будь к человеку внимательным и старайся подвинуть к разговору об нём самом!»⁷

–У тебя-то как дела?

То был фонтан! Прорыв нефтепровода! Вселенский Потоп! Было очевидно, что за весь день Кристина ни с кем не поговорила, и теперь её просто распирает от избытка информации в крови.

–Да блин… очень много всякого, и теперь не знаю, что со всем этим делать! Просто у меня ведь сам знаешь какая ситуация! Вот…

–Слушай, по правде говоря, я быстро забываю, какая у кого ситуация. Так что давай, рассказывай!

Кристина вдруг стала очень серьёзной. А если девушка резко становится серьёзной, значит, дела у вас так себе, друзья мои!

–Да всё как-то через задницу. У меня сейчас с работой не всё путём. Я ведь из «Юнита» уволилась – теперь буду в консалтинговой фирме работать. Шаг в бесконечность⁸, блин! – она криво улыбнулась и отхлебнула из бокала – Денег сейчас катастрофически не хватает – коммуналку кое-как выплачиваем. Да и не только в этом дело. Главное: с Серёжей всё не ладно. Он какой-то совсем странный стал. Всё время молчит, а если и говорит, то отрывисто так… бубнит чего-то себе под нос. А я начинаю его спрашивать: «Что случилось?» – он нос воротит. Что такое-то?

–Такое бывает! Сама знаешь, у каждого свои тайны.

–Да знаю… но какие у него от меня тайны. Я же жена! Но самое главное – он ведь стал куда-то пропадать! На всю ночь пропадает. А я от него ничего добиться не могу, ты понимаешь?

Мне стало не на шутку тревожно. Я знал Серёжу – мужа Кристины – не то, чтобы очень хорошо. Но с такими людьми, как он, достаточно пообщаться пять минут, чтобы понять, что никогда не поймёшь, что у него в голове.

–Может, он на какую-нибудь подработку устроился? Вагоны там, не знаю, грузит?

–Ну может быть… но почему тогда он мне ничего не сказал! Стрёмно, чувак, очень стрёмно…

Мы вышли из бара около часа ночи. Метро к тому времени уже было закрыто, и я вызвал такси.

–Сначала на Средний Васильевского острова, потом – на Парашютную! – сказал я сонному диспетчеру.

Огненная колесница⁹ была подана к порогу бара уже через десять минут.

Водитель – весёлый мужик лет 45-50 – всю дорогу откалывал шуточки, и притом достаточно смешные, а это редкость среди таксистов его возраста и его фирмы. А может быть, нам эти шутки казались весёлыми после пива, виски и нескольких коктейлей "Белый русский", который Кристина закидывала в глотку с криком:

–Где деньги, Лебовски?¹⁰

Вскоре мы оказались у дома Кристины. Я вызвался проводить её до подъезда, и мы, синхронно пошатываясь, побрели к дверям.

Но вдруг, словно по команде, оба отпрянули от двери, как от призрака. Какое-то неведомое шестое чувство, а, может быть, и упомянутый выше третий глаз, заставили нас скрыться в темноту арки и проследить, как Серёжа Железняк, муж моей дражайшей спутницы, вышел из подъезда и стремительно пошёл на выход со двора. Он подскочил к ожидавшей меня машине такси. Мы услышали, как он спросил:

–Шеф, свободен?

А затем – голос водилы:

–Не, жду человека!

Серёжа мрачно сплюнул и зашагал дальше.

Я посмотрел на Кристину. Она чуть не плакала.

–Боже мой! Ну вот куда, куда он опять!

–Не переживай! Сейчас вернём твоего скитальца! Иди пока домой, жди героя…

Я старался говорить максимально ободряюще, будто вернуть ей Серёжу было сродни тому, чтобы переставить книгу с одной полки на другую. Вполне возможно, что тогда, в том моём состоянии, дело действительно представлялось мне таким простым.

Я подскочил к таксисту и рассчитался с ним. Сказал:

–Извини, отец – дальше я пешком!

Водитель помрачнел:

–Вот блин! Что ж раньше-то не сказал! Я тут клиента упустил…

Я вышел со двора и посмотрел по сторонам. Серёжа медленно удалялся от меня по направлению к Первой линии. Догнать я его уже не мог – двигался он достаточно проворно – а вот отследить его перемещения в пространстве, столь пугающие его жену, вполне мог.

Поэтому, прикинувшись Шерлоком Холмсом, я поспешил последовать за ним.

Мы шли минут двадцать-двадцать пять. Пересекли Первую линию, направились к набережной Макарова. Вот же чёрт – что он задумал? Самые разные подозрения начали роиться у меня в голове. Вспомнил даже один из своих любимых фильмов – "Красный дракон". «Аз есьм дракон, а вы меня черните!»¹¹

Мы прошли по Тучкову мосту, пошли в сторону Владимирского собора. И всё это время я держался от него на расстоянии примерно тридцати шагов.

Улица Блохина. Тёмная улочка, напоминающая о славном ленинградском рок-н-ролле и жутких рассказах Эдгара По одновременно (как тут ни вспомнить и классическую экранизацию «Убийства на улице Морг» с Белой Лугоши¹² в главной роли).

Серёжа подошёл к одному из старых замшелых домов, из которых, собственно, и состоит улица Блохина, и начал карабкаться по пожарной лестнице. Он карабкался всё выше и выше. В конце концов он оказался на крыше дома – стояли белые ночи, и я видел всё достаточно хорошо.

Я не видел другого выхода. Скрепя сердце и на силу унимая дрожь в коленях, я начал медленно и трусливо подниматься по лестнице вверх. С самого детства высота пугала меня похлеще советского Вия, но выхода, как видно, у меня не было. Хотя скорее всего, во мне всё ещё говорил и действовал «Белый русский». И пиво. И виски.

Спустя пять-семь минут я тоже оказался на крыше. Стараясь не смотреть вниз, я перекинул своё тело через парапет. Аккомпанементом для моего перемещения послужил грохот и грязная ругань, по которой я и в трезвом виде большой специалист.

Серёжа сидел на противоположном краю крыши, свесив ноги и что-то потягивал из бутылки. Он услышал все те звуки, которые я волей-неволей издавал, и лениво протянул:

–Не стоило лезть, Серёжа… если ты собрался меня грабить, то у меня ничего нет, кроме бутылки пива. Если же тебя послала Кристина, ты мог бы сказать ей, что у меня есть любовница. Беженка из Сомали с грудью пятого размера, с которой мы по ночам смотрим гей-порно.

Я был поражён его спичем. Потому не мог не спросить:

–А как ты понял, что это я?

–По правде говоря, сыщик из тебя хреновый… – я поскользнулся и чуть не упал, а Серёжа добавил – да и руфер так себе. Я тебя ещё на Среднем срисовал. Но не стал лишать тебя приятной иллюзии, как будто ты – долбаный Арчи Гудвин¹³.

Я подошёл к нему поближе. Его курчавая голова, красиво очерченная в светло-синей мгле белой ночи, была похожа на орех-кракатук – поди знай, чего там, под скорлупой.

–Присядь! Полюбуйся со мной на город…

–Ты учти, старик! Если ты собрался прыгать, то это очень хреновая идея… что Кристина без тебя делать будет! С ума ведь сойдёт… окончательно.

Серёжа ухмыльнулся и посмотрел на меня. В его буравящем взгляде я ясно прочёл ехидный вопрос: «Ты серьёзно, мать твою? Неужели ты настолько тупой?»

–Дима… дорогой мой Дима. Если бы я хотел покончить с собой, я бы сделал это по-другому и давно. Я уже полтора месяца сюда хожу. Раньше у меня ключи были – и от парадной, и от крыши, местный слесарь подогнал за бутылку. Да только я их пару ночей назад посеял где-то. Надо будет поискать – может, дома где-то выронил или на работе. Так что теперь вот так вот.

–А зачем? Зачем, чёрт побери!

Серёжа некоторое время молчал, потупив взгляд, а потом вдруг заговорил. Заговорил напевно, но при этом – горячо, будто только что придумал это и вот теперь горит желанием рассказать всё хоть первому встречному:

–А тебе не кажется, Дима, что все мы ужас как скучно живём. Мало того скучно – лицемерно, гнусно… все носим маски, мягко выражаясь. А то и целые костюмы. Занимаемся ни тем, чем хотим. Говорим не то, что хотим. Ты когда-нибудь думал о том, как тебя всё задолбало. Жена задолбала, работа задолбала. Всё, в общем. Нет, не думал?

Перед глазами возник образ Ларисы. Туманная тень очередной ссоры из-за 5 000, потраченных на копию телеспектакля Ленинградского телевидения. Вечерняя ссора, утреннее перемирие – до следующего вечера.

–И тебя задолбало? – спросил я.

–Конкретно. Кристина слишком приземлённая, несмотря ни на что. Ну разве может романтик быть фанатом «Стар Трека». К тому же начала поговаривать о детях. И не то, чтобы я не хотел детей, дети – это замечательно. Просто тогда ведь всё окончательно стухнет… – он на секунду прикрыл глаза, сделал несколько глотков из бутылки – Отсюда можно смотреть на город и оставаться незамеченным. И никто не потревожит, не перед кем не нужно претворяться, не надо юлить, извиваться, как уж на сковородке. Просто сидишь на парапете, потягиваешь пиво и любуешься на город – отсюда минимум три района видно! Считай, такая вот у меня пещера. У меня такая, у тебя другая…

–Что ты имеешь в виду?

–А что? Разве все эти твои фильмы и спектакли – это не пещера? Ровно такая же пещера, как и у меня. «Каждому своё», было написано на воротах Освенцима.

–Бухенвальда…

–Что?

–Это было написано на воротах Бухенвальда… на воротах Освенцима было написано: «Труд освобождает». До кино я увлекался Второй Мировой.

–Я тоже… знаешь, Димыч – у меня была огромная коллекция: всякие книжки, вырезки из газет. А когда интернет появился, я корефана своего просил мне статьи распечатывать. У нас-то не было компа – разве что в кафе идти… да не с руки. Но вот про Бухенвальд и Освенцим не знал… спасибо!

Я подсел к нему. Действительно – из Серёжкиной пещеры открывался великолепный вид на наши каменные джунгли. Отсюда они были похожи на тлеющее кострище – мириады разноцветных искорок то погасали, то вспыхивали в разных его концах, и зрелище это завораживало похлеще всех кинохроник мира. Серёжа протянул мне бутылку, и я сделал глоток.

Серёжа улыбнулся:

–Ну вот мы и преломили хлеба.

Я улыбнулся ему в ответ. Преломили хлеба… но съедим ли их, вот в чём вопрос.

Мы расстались только к рассвету – с одной стороны нашего каменного кострища ещё вздрагивали молочно-голубые сумерки, а с другой – разгоралось багровое пламя зари. Моя несравненная Лариса позвонила мне за ночь раз семь или восемь. Всякий раз я отвечал ей одно и то же: «Ещё немного и приеду».

В конце концов около четырёх утра, я встал с парапета и поплёлся к лестнице. Опьянение моё практически прошло, но глаза слипались, а в глотке бродил сонный холодок, смешанный со вкусом солода. «Дома ждёт холодная постель…!»¹⁴ – вспомнилась мне старая песенка.

–Пойдёшь домой? – спросил Серёжа.

–Пойду… в твоей пещере хорошо, но мне пора в свою – тёмную и тесную, к бобинам и мониторам. Лариска наверняка сейчас варит мои пластинки, как в том фильме, помнишь?¹⁵

–Приходи, если что.

–Непременно. Да и ты не забывай меня.

В нашей квартире было необычайно тихо. На удивление, чемоданы с моими вещами не стояли у дверей. Ларису я обнаружил спящей на диване в гостиной. Рядом с ней лежал телефон, раскалившийся добела.

Я прошёл в спальню. Судя по показаниям часов, что до начала моего рабочего дня остаётся четыре часа, следовательно, спать ложиться нет смысла. Тем не менее, я прилёг на не расстеленную постель и прикрыл глаза. "Теперь главное – не уснуть" – подумалось мне. Мысли о возможности проспать работу напугала меня до почти до смерти, поэтому я быстро открыл глаза.

Бобины. Целая полка бобин. Здесь, на этой полке, примерно 60 фильмов. Ещё столько же – на жёстком диске в компьютере.

Я улыбнулся. «Пещера…» – вспомнились мне слова Серёжи. На секунду мне стало жутко, но потом одна-единственная мысль рассеяла всякий страх. Она так развеселила меня, что я даже произнёс её вслух:

–Ох, дьявол! Лучше уж так, чем каждую ночь на крышу с пивом! Каждому своё, Серёжа, каждому своё!

Через месяц и три дня картонная коробка со штемпелями почты США, службы экспресс-доставки, а также нашего районного почтамта, оказалась у меня. Весь трепеща, я дрожащими руками вскрыл упаковку, и на нашем кухонном столе оказалась одна из немногих копий драмы «Ригодон» – последнего фильма Аллана Смитти, загубившего его карьеру, однако ставшего культовым.

Лариса смотрела на меня как на умалишённого:

–И что это за хрень опять?

–Какая тебе разница! Ты ведь всё равно захочешь оплевать меня!

Лариса даже не разозлилась – она была в шоке. Никогда в жизни, ни разу за все три года, что мы женаты я ей так не отвечал.

–Дай мне просто порадоваться покупке! Это 123 фильм в моей коллекции! Какого чёрта вообще!

Лариса с минуту собиралась с мыслями, потом пожала плечами и, хмыкнув, сказала:

–Ладно… боже мой… было бы из-за чего бузить. – говорила она тихо и удивлённо – Там, в холодильнике я тебе от обеда оставила макарон и немного курицы. Ты как закончишь… в общем, приходи если что.

Сказала – и вышла в гостиную.

А я возрадовался пуще прежнего. Чуть было не начал танцевать.

Вот и всё! Надо будет позвонить Серёже и сказать, что не обязательно искать ключи от это чёртовой крыши.

КТО НЕ ЛЮБИТ ВТОРНИКИ

Григорий Петрович – бухгалтер алкогольной компании «ВАКХ», приятной наружности мужчина, находившийся в том возрасте, когда многое уже не принято, а многого ещё не хочется – не любил вторники больше всего на свете. Притом не любил их искренне, нежно, довольно давно и, кажется, взаимно. С самого детства, каждую неделю каждого месяца этот день находил, чем вывести его из себя – побегом ли черепашки из старой обувной коробки, неудом ли за контрольную по тригонометрии, потерей ли очков. И вот с тех самых далёких пор, когда Григорий Петрович был сначала ребёнком, а затем юношей, он возненавидел этот день недели.

И этот новый вторник исключением не стал.

Григорий Петрович чувствовал, что сегодняшний день не сулит ничего хорошего. Ещё утром, когда первые лучи разгорающейся зари – розовые и тоненькие, как ломтики маринованного имбиря – упали на его лицо и заставили открыть глаза, он почувствовал, что что-то очень противное и гадкое выползло этой ночью из своей грязной норы и теперь рыщет по всем дорогам в поисках пищи.

–Вот же гадость! – думал он, стоя под горчим душем и разглядывая своё мутное отражение в смесителе – Я всегда чувствую гадость… и теперь я чувствую её вновь.

Завтракая, Григорий Петрович как обычно смотрел телевизор. Рядом с ним, сидя на видавшем виды, но сохранившем уютность пуфике сидела его жена – красивая женщина бальзаковского возраста по имени Юлия. Она завершала утреннее наведение марафета, попутно поглядывая в телевизор и отдавая команды – поочерёдно, то мужу, то сыну, который завис над экраном телефона, словно водомерка над озёрной гладью.

Всё было как обычно. Всё… кроме, конечно Григория Петровича, который стрелял глазами то в сторону жены, то в сторону сына, то в сторону телевизора, в постоянном ожидании, что ещё секунда – вот ещё одна секунда – и произойдёт нечто такое, что поставит весь сегодняшний день вверх дном, а, быть может, и перевернёт всю его жизнь. Но нет – отлаженный механизм под пошловатым названием «Счастливая семья» продолжал мерно отстукивать уплывающие в небытие минуты. Каждая шестерёнка, каждый валик его выполнял свою работу безукоризненно. И Григорий Петрович, ещё более удручённый, чем в секунду своего пробуждения, выскочил из-за стола, схватил свой портфель и поспешил на улицу.

Улица, как известно, всегда полна неожиданностей. И опасностей. Однако, всё снова пошло не по плану.

Стояло прекрасное весеннее утро – дул свежий, тёплый ветерок, нежные прикосновения которого были почти позабыты горожанами за долгую зиму. Недавно проснувшееся желтоволосое солнце светило своим подсолнуховым светом, пытаясь отогреть землю. Люди, сбитые в небольшие колонны, похожие на муравьёв, спешили впрыгнуть в общественный транспорт. Григорий Петрович в последний момент успел заскочить в уходящую маршрутку и даже занять своё любимое место – на переднем сидении, прямо рядом с водителем.

–Господи, если я нормально доеду до работы и отработаю день без эксцессов, это будет настоящим чудом! Просто чудом, чёрт подери! – подумал Григорий Петрович, садясь в вагон метро.

      Каждую минуту этого дня наш герой ждал какой-нибудь подлости или какого-нибудь подвоха. Музыка, булькающая в наушниках сидящего рядом с ним паренька, лица людей в метро, чуть тронутые сном, смиренные синие тени, брошенные ему под ноги вековыми липами – всё это было для Григория Петровича очень подозрительным. То самое гадкое чувство, испортившее ему настроение этим утром, разрасталось, разбухало и становилось жирным и противным, как громадная жаба, лежащая на зеркальной глади пруда.

Но за весь рабочий день с нашим героем не случилось ничего примечательного. Он пришёл в контору и практически всё время с девяти утра до шести вечера просидел за компьютером, сводя баланс. Баланс всё никак не приходил в норму – его как будто бил лихорадочный озноб. Виталий Альбертович – генеральный директор – несколько раз проходил мимо рабочего места Григория Петровича, как-то загадочно поглядывал на него и что-то бормотал себе под нос. Если бы наш бухгалтер знал, что такое «комедия дель арте», то он бы заметил, что в эти самые мгновения его директор сильно смахивал на Бригеллу¹⁶.

Поначалу он напряжённо провожал директора взглядом, но потом снова с головой погружался в работу. Однако неприятный осадок от этих взглядов всё же оставался.

Пару-тройку раз Григорий Петрович выходил покурить со своим приятелем, менеджером Олегом. Снова ничего необычного. Жена не звонила, сын тоже. Дочь и подавно… где уж ей позвонить отцу!

Дети редко бывают благодарными. Григорий Петрович частенько об этом думал в последнее время – с тех самых пор, как его дочь поступила в институт и уехала из отчего дома.

День как день, всё, как всегда. Но этого просто не может быть!

В третьем часу на пороге конторы появилась девушка. Она удивлённо вертела головкой, словно вошла не в обычный офис на окраине города, а в украшенный чудесной росписью храм, и всё время спрашивала у всех встречных сотрудников, где можно найти Виталия Альбертовича. Белокурая красавица с чуть вьющимися волосами в тёмно-коричневом в клетку пальто и обворожительной белой блузочке, она с первого взгляда приковала к себе Григория Петровича.

–Боже мой… – только и смогу прошептать бухгалтер – Красотка…

–Да… – с задумчивостью протянул логист Сёма – в былые бы годы мы бы её с тобой! – и как-то гадко рассмеялся. Но Григорий Петрович не замечал его – он, слегка опершись на свой хлипкий рабочий стол и не видя ничего вокруг себя, любовался на чудесную незнакомку.

И любоваться было на что… белые локоны, выбивающиеся из-под тёмно-синего берета, обворожительно спадали на плечи. Ясные голубые глаза поблёскивали из-под кристаллов очков светом нежным и тёплым, словно свет забытой настольной лампы, возле которой заснул усердный школьник. И её фигура – фигура греческой статуи, фигура позабытого совершенства – и её облик, всё это заставило сердце Григория Петровича биться и трепетать. Трепетать так, как оно не трепетало уже очень давно. Руки его задрожали, внизу живота разлилось таинственное тепло, а перед прояснившимся взором поплыли картины далёкой юности, когда он, будучи ещё студентом-второкурсником, впервые увидел свою будущую жену. И ведь эта девочка, пришествие которой было так неожиданно для Григория Петровича, была так похожа на Юленьку… в молодости.

В конце концов, девушка подошла и к нему. Григорий Петрович затрясся пуще прежнего и попытался отвести глаза. Однако же взгляд его был пойман и, подобно беглецу, возвращён в полон глазам.

–Мужчина! Мужчина, у вас сейчас чашка упадёт!

–А?

Одно неловкое движение – и чашка, которую бухгалтер только что наполнил чаем, рухнула на пол с оглушительным грохотом.

Девочка с сочувственным стоном бросилась подбирать крупные осколки, а Григорий Петрович принялся чем-то, первым попавшимся под руку, вытирать лужу.

–Мужчина, вы этим ничего не вытрете! – сказала девочка и с премилой улыбкой отобрала у нашего героя файлик с бумагами.

–Вот ёлки!.. Чёрт, слава Богу с документами всё в порядке! – протараторил бухгалтер, не отрывая глаз от красавицы, собиравшей осколки. – Да я сам, сам! Не пораньтесь!

–Да это же керамика! Тут не поранишься! – они встали с колен и теперь снова могли вести цивилизованный диалог.

–Спасибо, дево… девушка.

–Да не за что! Вы аккуратнее в следующий раз.

Её улыбающиеся глаза смотрели прямо на него, и от этого светлого взгляда душа бухгалтера расцветала буйно и пышно.

–Меня Алиса зовут! – и она протянула Григорию Петровичу руку.

–Григорий!..

–У вас такие холодные руки. Что с вами? Вы не больны?

–Нет, что вы… это так, просто!

–Григорий… как здорово!

–Что именно?

–Ну, у меня папа Григорий – она вдруг рассмеялась – папа Григорий! Как будто он не мой папа, а папа римский!

–Да, верно! – Григорий Петрович нервно захихикал – А вы тут… вы тут работаете теперь, да?

–Да нет, я только на собеседование.

–Ах, значит только будем коллегами?

–Видимо… я была бы совсем не против.

Григорий Петрович сел на своё рабочее место.

–Волнуетесь перед собеседованием? – он всё глядел на свою новую знакомую и никак не мог привыкнуть к счастливой мысли, что, возможно уже очень скоро они будут работать вместе. Мало того работать – возможно, он сможет провожать её до остановки, а по пятницам они вместе будут ходить в японское кафе за углом. Быть может, она бы разрешила обнимать себя на прощание?

Кажется, молодёжь не видит в этом ничего зазорного.

В дверях кабинета появилась физиономия Виталия Альбертовича. Увидев Алису и Григория, он, как показалось нашему бухгалтеру, немного поперхнулся, но затем его морду вновь стянула улыбка и он пригласил Алису к себе в кабинет.

Григорий Петрович проводил её взглядом и впервые за весь день улыбнулся.

Он не помнил, как приехал домой. Ближе к вечеру пошёл дождь, притом довольно сильный. Григорий Петрович вымок до нитки, несколько раз поскользнулся, однако, когда он вошёл в квартиру, скинул мокрую одежду и, наконец, с разбегу плюхнулся на диван, он вдруг ощутил себя дьявольски счастливым. Весь последующий день – и даже ночь – образ прелестной Алисы не выходил у него из головы. Казалось, что свет и тепло её лучезарных глаз разлились в нём, и теперь сердце его нежилось в сладостном ладане воспоминания, а по коже бегали бархатистые искорки электричества.

–Слушай, может, в выходные к маме съездим?

–Что? – Григорий Петрович даже не заметил, что пока он предавался грёзам, лёжа на диване, к нему подсела жена.

–Я говорю, надо к маме съездить в выходные!

–А… ладно… посмотрим!

–Ты чего?

–А чего?

–Да не знаю… – Юля хмыкнула и, бросив на мужа взгляд, полный подозрительности, вышла из комнаты.

–Ну и хорошо! – резюмировал Григорий Петрович и, чуть прикрыв глаза, подобно мыслителю эпохи рококо, снова предался созерцанию прекрасного образа, теперь навсегда запечатлённого в его сердце.

Григорий Петрович не помнил, чтобы хотя бы раз в жизни, окрылённый и счастливый, летел в офис. Конечно, он и раньше спешил туда, боясь опоздать и остаться без работы. Но тогда в нём не было такой лёгкости, такой беззаботной, юношеской мечтательности, а душа, которая, как ему казалось, уже давно свыклась со своим положением придаточного органа, не была исполнена неземным блаженством. Даже тень той мысли, что сегодня он увидит Алису была для него сладостна. В какой-то момент, сидя в вагоне метро, Григория Петровича вдруг испугал один вопрос: уж не влюбился ли он в эту маленькую девочку. «Маленькая девочка… со взглядом волчицы» – невольно пришла ему на ум песня его молодости.

У дверей конторы его уже ждал Виталий Альбертович. Судя по всему, сегодня утром он, брезгливо скривив лицо, отбросил маску Бригеллы в сторону и натянул личину хилого Панталоне¹⁷.

–Ах, Григорий Петрович! Прошу вас, зайдите ко мне в кабинет!

«Кабинет директора – не каторга!» – промелькнуло в голове у бухгалтера и он, такой же счастливый и окрылённый, каким был до этого, пересёк порог.

-Да как так-то, а! – Юля металась по кухне, как бешеный тигр. Казалось, ещё несколько секунд – и из неё хлынет поток всепожирающего помпейского пламени. – Ты проработал в этой фирме грёбаных шесть лет! Да как этот козёл вообще смеет тебя увольнять!