Читать книгу Империя добра - Павел Евгеньевич Рябцев - Страница 1

Книга 1

Он мыслил, следовательно, он существовал. Она молчала и не отвечала на его зовущий взгляд. Она знала всё, что происходило с ним в этот момент. Невозможно описать, что он переживал, но возможно передать его мысли дословно.

Ты видишь сны? Нет? Я тоже не вижу и не видел никогда. Почему же я знаю, что они есть? Ты тоже знаешь? Почему раньше не говорила? Не молчи больше об этом. Нужно говорить друг другу об этом всегда. Ты слушаешь меня? Тогда кивай.

Но некому было ответить мне. Это память будоражила мое сознание, трепала меня за нервы. Темнота. Шаги. Фигура, упавшая на меня из темноты и исчезнувшая. Шёпот. Шорох. Отчаяние в несуществующих неоткрытых глазах. Вспышка. И снова темнота. Я совсем один. Совсем один.

За окнами подул сильный ветер. Шум его вернул меня в реальность. Я открыл глаза и осмотрел свою комнату. Все предметы были на тех же местах, цвет стен не изменился. Быть может, изменился я? Теперь это точно может быть. Но обо всем по порядку.

Действительно, начнем с начала.

Эта странная история произошла не так далеко от нас, чтобы считать это неправдой, но достаточно далеко, чтобы не принимать её всерьёз. Мы, легко пропадаем в дремучем лесу собственных устремлений, часто забываем где находимся, воспринимаем реальность лишь в одной её плоскости, забывая, что перед нами сверкающий гранями тессеракт. Мы сами решаем быть ли недальновидными или ограниченными. Никто не в силах сделать нас такими. Это наш выбор. Но и вины здесь нашей нет.

Начало этого повествования нужно бы расшифровать, подготовить, так сказать, систему восприятия, но я предлагаю другой вариант – начать с начала, не боясь преодолеть ту самую точку невозврата, но лишь с той целю, чтобы быстрее оказаться внутри, подобно тому, как вы прыгаете с силой в воду и стараетесь в этом прыжке уйти как можно глубже, чтобы преодолеть условный барьер и оказаться ближе к месту, которое раньше могло казаться недосягаемым.

Но всё же, я предложу варианты, а вы сами примите решение. Свобода выбора остаётся, а значит мы останемся на равных позициях. Итак, повествование имеет линии и выбор линии зависит от настроения, случая, позыва или цвета глаз напротив, или увиденной фигуры, или звёзд на небосводе – не столь важно. Лини из одинаковых или разных заглавных букв или цифровой код, либо вперемешку – полная свобода действий. Шаги, к которым я призываю, могут быть любой длины и скорости, но лёгкость сохранить необходимо.

Д

Он был первым и глухонемым, что делало его почти идеальным. Потому что я могла кричать и это его не пугало. Потому что его глаза были красноречивей всяких слов а руки, подобно поэту, воспевали меня. Он мог исчезнуть, раствориться в любой день осени или весны, а потом появится вновь с первым снегом или капелью. Я ждала его всегда. Но однажды он не пришёл. Он не пришёл и погубил меня. Он не пришёл и я почувствовала себя прокаженной. Он убил во мне бабочку и я спряталась обратно в кокон. Я не хотела выходить оттуда. Я хотела остаться там до конца.

Но всё прошло, прошло и это. Как часто бывает весной, мне захотелось жить. Смотреть на свое отражение в луже, обжигать горло ещё слишком холодным мороженым, писать стихи, слушать, о чём говорят птицы. Мне просто захотелось и я начала жить. Я стала снова красивой, снова ко мне подходили мужчины и юноши, снова я принимала внимание, подарки, букеты, записки. Я старалась не отказать во внимании никому, я была благодарна им всем. Но всеобщего счастья не бывает почти никогда, так и мои почитатели начали ссорится меж собой и от их нежных чувств ко мне вскоре ничего не осталось, их нежность сменилась на гнев и ярость. Они винили во всём меня, я же отказывалась считать себя виноватой. Мы расставались, ломая всё вокруг и даже друг друга. Я понижала планку, чтобы остаться востребованной, чтобы дарить радость тем, кто ещё хотел её получить. Темноты становилось всё больше, свет дня почти ушёл из памяти. Менялись места, лица, но не менялась темнота и тусклый искусственный свет вокруг. Я начала забывать дни недель, имена, памятные даты. Много кофе, таблеток, алкоголя, алкоголя с таблетками. Меня тошнило чаще, чем я принимала пищу и вот однажды я открыла глаза и вокруг был свет. Я лежала на железной койке, в вене вместо привычного мне шприца торчала чистая игла, аккуратно прижатая пластырем. Мне было хорошо в этот момент, как, наверное, никогда раньше. Я снова была в коконе, но очень уютном, чистом, тёплом. Хотелось заплакать.

Позже моим родителям скажут, что это было началом конца. Так, например, перед смертью человеку становится лучше, как бы он не болел до этого – появляются силы и разумность. Так произошло и со мной. А потом случилось то, что, как я думаю, и должно было произойти. Я стала молчаливой, замкнутой, скучной. Я раздарила себя всю и сейчас единственным желанным собеседником для меня была я сама. Я видела всё и теперь мне есть о чем поговорить с собой. Мои родители терпели это какое-то время, но надолго их не хватило. Не знаю, кто подписал документы в приёмном покое. Это не важно. Важно то, что у меня не осталось друзей, знакомых, любовников. Никого. И мне так хорошо без них.

Девчонка не помнила своего имени, она не помнила как оказалась здесь – в пустой комнате с белыми стенами. Но вопреки фильтру, через который прошли все, кто жил в этом огромном здании, она помнила своё прошлое, линию жизни и отдельные её события. Она любила вспоминать, словно вновь, как в детстве, вертела трубку с цветными стекляшками внутри, смотря через неё на Солнце. Здесь таких не было. Кристаллы поворачивались, падая друг на друга, а она старалась в этом сумбурном сочетании разглядеть себя. Она помнила сладкое и солёное, боль и наслаждение, смех и слёзы. Здесь ничего этого не было и потом, когда ей хотелось вспоминать и вновь испытывать неизвестные местным эмоции, она спешила к себе в комнату, закладывала одеялом и подушкой низ двери, зашторивала окна и только после и плакала, и смеялась. Мир внутри неё не совпадал с миром снаружи. Но не было ни желания, ни надежды, ни воли менять что-либо. Она не думала уйти отсюда, не искала других окон, кроме окна своей комнаты из всех остальных комнат, выходивших во внутренний сад. По-настоящему её беспокоило лишь одно – не проходящее, не имеющее объяснимых причин, тягостное тревожное ощущение. Ныло внутри. И она не могла с этим справится. Тревога внезапно приходила и поселялась в груди у бедной девушки и так же внезапно покидала её хрупкое тело.

П

Белый потолок, белые стены. Закрывать глаза не хотелось. От нечего делать я включил режим диктовки.

– Мы живем здесь столько, сколько я себя помню. У нас есть всё, что нужно для жизни: электрический свет, питьевая вода, питание, любые вещи, которые мы захотим, а когда нам надоедают вещи, мы просто отдаём их и берем новые. У нас прекрасная жизнь. Так было всегда. Я больше не знаю, что рассказать. Я думал, что расскажу много и обо всём, и не буду умолкать часами, а всё буду рассказывать и рассказывать. А выходит, что рассказывать и нечего. У нас есть всё необходимое. Говорил уже. Каждый живёт в своей комнате. У нас есть общий сад, в котором мы встречаемся. Когда захотим. Здесь абсолютная свобода. Можно делать, что хочешь. Ну вот опять. И что дальше? Дальше всё то же, что и вчера. А вчера всё то же, что и сегодня. Что странно, мы не ходим в комнаты друг к другу. Это я сейчас подумал, что это странно, а до этого таких мыслей у меня не возникало. Может, и хорошо, что не ходим. Каждый живёт по-своему. Но все живут одинаково хорошо. У нас всё есть. Я уже говорил. Опять нечего сказать.

Больше не в силах продолжать, я выключил режим диктовки. Не понимаю, как люди записывают свои мысли. Вот я попробовал и ничего не получилось. Отвратительно. Я чувствую себя ужасно. Но ничего. У меня получится, наверное. Когда-нибудь. Не сегодня, так завтра, не завтра, так в другой день. Хочется пить. Приложение с едой. Там и напитки есть. Сегодня шиковать не буду. Возьму зелёный напиток. Он освежает. То есть такое же ощущение, как когда трогаешь листья в нашем саду после дождя. Или когда дождь идёт, а ты выходишь в сад, но не совсем в сад, а останавливаешься в дверях, чтобы не намокнуть. И нюхаешь воздух. Свежесть. Вот и зеленый напиток даёт то же ощущение. Мне нравится. Прикольно. В общем, выбираю его. Готов спорить, что бутылка уже в боксе. Ну точно. Оплатив бутылку, невольно посмотрел на свой баланс. Маловато единиц осталось. А до следующей выплаты ещё ждать и ждать. На что же я всё спустил? Вот думал опубликовать сообщение и что-нибудь получить. Можно покликать фото известных блоггеров или прокачать героя. Но не хочется. Обычно хочется, а сейчас нет. Можно ещё нажимать кнопку и ловить подарки, и если поймаешь, услышишь аплодисменты и получишь что-нибудь на баланс. Да. Я сразу взял бы себе новые кроссы. Вчера система предложила. Товар с большим рейтингом. Эти уже надоели. Уже не первый день ношу. Нужно что-то новое, чтобы опять вернуть это ощущение. Оно похоже на то, когда ты убил монстра и это все увидели. Вот что-то типа того. Все увидели и восхитились. Может всё-таки для моих подписчиков записать что-нибудь? Лучше запишу, когда кроссы новые получу. Про это и запишу. Будет прикольно.

Решил пойти в зал. Нужно позаниматься. Пожалуй, там и запишу что-нибудь для подписчиков. Не что-нибудь, конечно, а как я занимаюсь. Система предложила новые упражнения. Нужно их выполнить и записать. Это будет много лайков. Я буду хорош.

В зале было пусто. Он находится внизу и занимает огромное пространство. Здесь есть всё, что нужно. Рабочее место изменяется под твои потребности. Если я хочу нагрузку на ноги, то пол рабочего места становится скользящим, я вижу перед собой дорожку, как в саду, и бегу по ней, ну как-будто по ней, но бегу на самом деле. Если захочу дать нагрузку на руки. То из стены сверху выйдет рычаг, а ниже опора. Я лягу на опору и буду тянуть за верхний рычаг, а он сопротивляется. Хорошая система, мне нравится. Можно тянуть рычаг и сидя на опоре. Никто не запрещает. Система подскажет, как лучше сделать. Просто повторяй. Я обычно делаю несколько разных упражнений, которые выдаёт система и ухожу. Обычно я перестаю заниматься, потому что чувствую, как моё тело становится сырым. Мне не нравится это ощущение. Запах неприятный появляется и я спешу в душ. Чтобы опять было хорошо и чисто, и без запаха.

После тренировки разыгрался аппетит. У меня всегда так. Позанимаюсь в зале и хочется есть. Я просто говорю системе, что хочу есть и она предлагает мне те варианты, которых не было вчера или ранее. Чтобы я ел что-то новое. Так ведь лучше, так интереснее. Выглядит это следующим образом: вчера было синее и красное, сегодня зеленое и фиолетовое; значит завтра будет, например коричневое и белое, но никак не то, что было до этого. Хорошая система. Еду можно забрать всё в том же боксе, что и всё, что мы заказываем. Ненужные старые кроссы я верну туда же, а новые получу оттуда же. Шикарное устройство. Мне очень нравится. Еда поставляется в закрытом виде в специальной коробке. Она всегда свежая и вкусная. И сообщения в приложении для выбора еды нам только подтверждают это. Современные пластиковые материалы сохраняют свежесть и безопасны для здоровья. И это – абсолютная правда. И самое главное – я получаю бесплатный напиток в подарок, потому что заказываю питание, предлагаемое системой. А если я буду делать это в течение нескольких дней подряд, то часть истраченных единиц вернется мне на баланс. Вот так-то! Закончив с питанием, я верну коробку с вилкой и ложкой и пустой бутылкой обратно в бокс. Насытившись, я отправлю снятое в зале видео, как я подтягиваюсь, бегаю, качаю пресс. Мне нравится в конце записи улыбаться в камеру и показывать большой палец. Я верю, что так привлеку больше внимания к здоровому образу жизни и помогу другим в преодолении их возможных страхов или нежелании заниматься. Это моя миссия. Разместить запись совсем не сложно. Достаточно положить камеру на квадрат на столе. Система тут же определит, что устройство положили в квадрат и запишет видео в облако, а потом опубликует его, если я попрошу, конечно. Удобство и свобода выбора, как говорится в приветствии системы.

Система выводит отчет о погоде в саду и предлагает пройти туда. Обычно многие откликаются на это предложение и я в их числе. В саду в такие моменты играет приятная музыка, можно сидеть на лавочках среди зелени и разговаривать. Обычно мы говорим о том, что произошло с нами сегодня. Один расскажет, что он заказал на обед, другой сообщит о новой записи в блоге, третий про то, как прошла тренировка ну и так далее. Я обычно рассказываю, каких монстров убил сегодня и о том, что рассказывал подписчикам. Я думаю, это важнее всего. Всего остального. У меня их много, очень много. Я сижу так и болтаю, пока не почувствую, что голоден или бывает придёт в голову мысль поиграть. Долго сидеть на лавочке у меня не получается, хочется пройтись по саду, или просто прилечь на спину. Когда я лежу на спине и смотрю на небо, я ни о чем не думаю, даже о новых кроссах. Даже не слушаю остальных. Просто лежу и смотрю. Но больше я люблю смотреть сообщения. Да, так и есть. Мне очень нравится смотреть сообщения других. Это хорошее время. Я люблю смотреть такие сообщения, где выбор да или нет. Или три варианта. И ты ответом выбираешь вариант. Например цвет или форму фигуры. Или сочетание цветов. Очень нравится. Время проходит быстро и много удовольствия. Просто нажимаешь вариант изображение за изображением. Можно на переносном экране, а можно на большом в комнате. Это всё очень нравится.

Сегодня во дворе немного народу. Я уже поговорил с теми, с кем обычно разговариваю, поэтому просто решаю посидеть на лавочке и осмотреть сад. Мне всегда нравится проводить глазами по одной линии слева направо. В этот момент я представляю себя электрическим устройством, которое наблюдает за остальными. Не знаю, бывают ли такие штуки, но я так придумал. В поле зрения моего устройства попадают двое, которые мне не нравятся. Они всегда держатся в стороне ото всех. Редко общаются с остальными. В общем, с ними что-то не так. Одно из них девчонка, а другое неприятный типок.

Я и несколько других решили спортивно провести время в саду. В одном из углов сада висит кольцо, куда мы бросаем мяч. Мяч у нас один и никто его с собой не уносит. Кольца-то больше нигде нет. Мы поэтому и играем только там. Вот мы и решили поиграть, пока погода хорошая. Игра очень простая: мы бросаем мяч в кольцо, если не попал, то перестаешь бросать. В результате, остаётся только одно, кто хорошо бросало всё время. Хорошая игра. Мне нравится. Мы начали играть, как обычно – выстроились в очередь и стали бросать, передавая мяч следующему. То есть, я бросаю, попадаю в кольца, ловлю мяч и отдаю следующему. Так и играли. Но когда бросало четвертое по счету, то промахнувшись, потекли слезы. Оно осталось на полу лежать и плакать. Такое бывает. Типок тоже заинтересовалось, подошло, село рядом, стало успокаивать. Девчонка тоже прибежало, но просто смотрело со стороны. Типок что-то говорило четвертое, и слезы прекратились, оно только кивало и всё. Потом всем надоело и все разошлись. Такое бывает. Тяжело принимать, когда что-то не получается. Я сам это знаю, сам плакал не раз. Заметил, что все расстроились, когда четвертое плакало, а девчонка нет. Лицо девчонки не изменилось. Оно смотрело, не отводя глаз, и лицо не менялось. Я очень устал после этих событий и решил отдохнуть у себя в комнате.

Парень, как и все остальные не решился помогать заплаканному – он так и остался лежать на земле, когда все разошлись. Не потому что всем было всё равно, но потому, что никто из них не мог выбрать между желанием помочь и нежеланием оскорбить своей помощью. Местные жители предпочитали держать нейтралитет почти по всем вопросам по той же причине.

Н

Я обратил внимание на игроков в мяч, когда раздались всхлипывания. Это был один из них. Вообще, у тех кто здесь находится, часто такое случается, когда они терпят неудачу. Это происходит не только при игре в мяч, но при любом другом случае, если у них что-либо не выходит. Сразу ревут. Я подбежал к нему, чтобы, во-первых, осмотреть его, а во-вторых, успокоить. Успокаиваются они обычно, если пообещать пополнить их баланс. Тогда слёзы останавливаются и он, как ребенок малый, успокаивается. Я всегда говорю им про счёт шепотом, но уверен, что все давно знают этот приём и сами ревут и ждут, когда им это пообещают. Они, вообще, легко садятся на шею. К счастью, на этот раз обошлось без долгих стенаний, он вытер слёзы и все разошлись по свои делам, хотя какие у них могут быть дела? Только и делают что ничего не делают. Занимаются собой, едят, спят, да играют в компьютерные игры.

Мысли вертелись у него в голове. В отличие от остальных, он знал своё имя и понимал, зачем здесь находится. У него была цель, чего он не мог сказать об окружающих его людях. Он слишком давно был в этом эксперименте, слишком многое видел и слишком устал от этого мира, в котором жил и который так и остался для него чужим и чуждым. Он оказался здесь сразу после института. Не совсем здесь, а в научном центре, который разрабатывал проект, где он теперь является наблюдателем. Не так. Наблюдателем. С заглавной буквы. Теперь это его имя, которое он принял, и как сам считал, гордо нёс на благо нового общества, новых людей, новых открытий в науке. Когда он смотрел на этих стонущих и праздно шатающихся персонажей, то кровь в нём кипела от ярости, но он успокаивал себя мыслью о том, что это только начало и каждый, кто принимает участие в эксперименте – семена, которые дадут благодатный урожай. Эти люди лишь первичная форма нового человека, который переродившись, станет человеком творческим, гуманным и добрым. Ему особенно нравился последний тезис, что человек непременно должен стать добрым. Справедливости ради нужно сказать, что сообщество жило достаточно мирно и вспышек насилия за всё время эксперимента не было зафиксировано ни разу. Когда все разошлись, он сел на рядом стоящую лавку и проанализировал текущую ситуацию. Он давно хотел предложить убрать кольцо для мяча, потому что это психологически травмирует неуспешных индивидуумов, но каждый раз откладывал внести это предложение в отчёт для руководства. По регламенту, он должен давать отчёт раз в неделю, если иного не требует положение дел. Пока положение дел этого не требовало. Вообще, нужно было признать, что пока экспериментаторам крупно везло с организацией всего процесса: программное обеспечение и техника работали без сбоев, питание поставлялось точно в срок, обслуживающие эксперимент люди не были ни разу замечены подопытными, видеонаблюдение тоже оказалось хорошо смонтировано и не выдало себя ни разу. Свою работу он видел, прежде всего в том, чтобы продолжить огромный труд своих коллег, которые уже внесли большой вклад в эксперимент – от проектирования здания до разработки моделей поведения. Когда-нибудь, думал он, они сделают музей этого проекта и там будут рассказывать, что было прообразом ставшего возможным нового общества, а их портреты, и его тоже, повесят на стену в главном холле музея. Возможно, даже будет отдельная экспозиция, где разместят его личные вещи или сконструируют модуль в котором он жил и откуда отправлял отчёты. Но все проходит, и юношеский задор и желание перевернуть мир уступили постепенно место усталости и безразличию. Если и существует профессиональное выгорание, то оно произошло с ним давно, он уже и не вспомнит когда.

На улице совсем стемнело и сад опустел, Наблюдатель вернулся в свою комнату. Нужно было поужинать и добавить данные для текущего отчёта. За годы, проведенные здесь, он привык быть одиноким. Ни к кому не привязываться, ни с кем не разговаривать на личные темы, ничего не распрашивать. Он уже забыл, как это: сидеть с друзьями вечером, ужинать вместе, говорить о политике и машинах, наблюдать за тем, как женщины о чем-то шепчутся на кухне в вечерних нарядах, гладить собаку, которая немым участником решила присоединиться к общему разговору, а после обнять любимую женщину под одеялом и прижаться так, будто больше нет места на вашей огромной кровати, и вы плывёте на этом узком отрезке материи куда-то далеко в ночь совсем одни, но не одинокие.

По правилам он не мог готовить, да и кухни не было, поэтому гриль или паста лишь могли ему сниться. В научном центре учли это и решили подкладывать ему в бокс тюбики с едой, как космонавтам. Меню было разнообразным, если и повторялось, то не чаще, чем раз в месяц. Он получал тюбик, скорее напоминавший тубу, опускал его в специальный стакан с ручкой. Это устройство выполняло две функции: нагрев пищи в тубе и удобство при извлечении пищи из тубы. После нагрева можно было мазать хлеб, который всегда прилагался или выдавливать содержимое тубы прямо в рот. Эти предосторожности были обоснованы тем, что у испытуемых не было пищи с запахом, они выбирали цвета и получали пищу наподобие сухого кашеобразного корма, который имел вкус, но не запах. Это было одним из условий выполнения требований по организации толерантного общества. Есть выбор, но нет причин завидовать друг другу. В рамках этой же директивы, был выбран единый пол для общения. Средний. Наблюдения показывали, что испытуемые активно используют это правило при описании действий другого. Пять лет подготовки и пять лет экспериментов не прошли даром: постепенно вырисовывались методики организации, обучения, контроля. Наблюдатель обожал, попивая чай вечерами, вспоминать весь процесс с самого начала проекта. Он сотни раз воспроизводил все события в памяти с такой точностью, словно боялся забыть хоть малейшую деталь. Одним из его предложений было исключить использование письменной речи. Разумность такого подхода была очевидна: люди не тратят на обучение этому замысловатому умению драгоценное время, а благодаря искусственному интеллекту, который распознает речь и преобразует её в текст для контроля и фиксации информации, становятся понятны текущие потребности индивидов. Управление приборами в комнатах доступны в голосовом варианте, в крайнем случае ввели голосовые подсказки виртуальных ассистентов. Что касается дистанционного взаимодействия индивидов, то происходит оно посредством видеосвязи; блоги для самовыражения ведутся так же и в видеоформате. Соответственно, индивид при должном цифровом обеспечении его среды легко обойдется без письменной речи. Над этим коллектив исследователей продолжал работать и сегодня. Более того, постоянное использование видео для самовыражения привело к тому, что испытуемые стали крайне озабочены своим внешним видом. Потребность в одежде, аксессуарах, косметике выросла в несколько раз с начала эксперимента. В тайне он записывал эти успехи на свой счёт.

Наблюдатель внёс данные по сегодняшнему дню и, закрыв лицо руками, замер вспоминая, ничего ли он не забыл сделать. Сначала он прогнал, как старый диафильм (он тут же вспомнил пленочные видеокассеты размером с меленький планшет и как с родителями смотрел фильмы на этих кассетах, погружавшихся с гулким щелчком в чрево видеомагнитофона), список в голове, потом открыл выдвижной ящик стола и достал блокнот, где на белом листе была написана текущая дата и ниже список дел на сегодня. Да, всё совпало. Ничего не забыл. Он убрал блокнот обратно в ящик и заблокировал его открытие с помощью отпечатка большого пальца. Все-таки письменная речь должна скрываться, мало ли что. В рамках собственной инициативы, он проверил данные об обновлении содержания информационно-развлекательных материалов. Материалы не обновлялись уже несколько дней. Он написал соответствующее письмо соответствующему человеку в соответствующем отделе. Было важно, чтобы испытуемые получали разнообразный материал. Как он считал, это необходимо для успеха эксперимента.

1.0

В саду было жарко и тихо, темнота уже успела занять здесь своё место. Девчонка наслаждалась вечером в одиночестве. Она растянулась на дощатой платформе, широко разведя руки и ноги. Сегодня ей хотелось услышать голоса птиц. Она захотела и голоса появились. Один за другим они выступали из темноты с разных сторон. Через минуту уже шла настоящая беседа между пернатыми. Послышался шорох, она открыла глаза, щебетания и трели вмиг прекратились. Она медленно привстала и осмотрелась. Вокруг никого не было. Тишина наполнявшая сад, становилась звенящей. Мгновение, и упали первые капли. Весело звеня по кронам деревьев, траве, дорожкам, скамейкам прибывали они все в большем количестве. Ей нравился дождь. Он ласково проникал через толщу одежды, касался тела аккуратно и нежно. Ей нравилось отдаваться его невинным ласкам, она опять легла и осталась с ним наедине, не собираясь уходить.

Когда дождь покинул её так же внезапно, как и пришёл, сразу стало холодно и неприятно, будто она осталась одна, хотя только что находилась в объятиях любимого. Выжимая волосы на ходу, она поспешила в свою комнату. Мурашки выступили по всему телу. В длинных белых туннелях коридоров было пусто. То тут, то там из-за дверей доносились обрывистые звуки, видимо, компьютерных игр или роликов несметного числа видеоблогов. Она никогда не играла в подобные игры и не смотрела блоги, ей хватило игр с людьми и с самой собой. Невольно она вспоминала отрывки, эпизоды своего опыта, возникавших перед глазами без какого-либо смысла и определенной последовательности. Так она сделала круг по всему периметру здания и осознала, что она находится не на своем этаже. Быстро найдя лестницу, она добралась до своей комнаты. Прислонила большой палец к стеклянной площадке под ручкой, но дверь не подалась. Привычного жужжания электродвигателя замка не последовало. Ещё одна попытка. Безрезультатно.

Она выждала несколько минут, спустилась на этаж ниже, направилась по коридору направо от лестницы и наткнулась на Наблюдателя. Он, по необъяснимому стечению обстоятельств, как раз собирался зайти в свою комнату. Она видела этого человека раньше, но они никогда не разговаривали.

– Здравствуйте. Извините, что беспокою, но у меня дверь не открывается. – Она опустила глаза, понимая всю нелепость своего внешнего вида. – Видимо, что-то случилось с замком.

Наблюдатель осмотрел Девчонку с головы до ног – с её одежды до сих пор падали капли воды, волосы были похожи на длинный лист озикерита (он вспомнил, как бывал в детстве в санатории, где ему делали процедуры с озекеритом, таким теплым, пластичным, под ним приятно было лежать), глаза огромные и синие пристально смотрели на него. Он молчал, лицо его не выражало ни удивления, ни раздражения. Наблюдатель верил, что с замком двери мог произойти сбой или отпечаток не читался из-за сырых пальцев. Он разглядел за мокрым насквозь прилипшем к её телу мешковатым костюмом красивую фигуру. Здесь все носили мешковатую одежду для осуществления программы толерантности и видеть очертания тела было для него непривычным. Он поймал себя на мысли, что не хочет идти проверять замок и не хочет отпускать Девчонку.

– Я думаю, что замок не работает из-за ваших сырых рук.

– Как же мне вытереть их на сухо? У меня не чем их вытереть, вся одежда промокла насквозь.

Девчонка посмотрела на него, глаза её стали еще больше (куда уж больше!) и пристально смотрели на него. Всё шло к тому, чтобы он открыл дверь, подавшись в сторону, чтобы сказать: «Пожалуйста, входите». Вместо этого, он открыл дверь и замер. Он вспомнил инструкции, которые сам и писал. Никаких контактов с испытуемыми вне общественной зоны, прежде всего из-за видеонаблюдения. Это не этично и будет сразу же расценено, как нарушение инструкций. Рядом с дверью его комнаты камер не было и он подался в сторону.

– Проходите.

Девчонка кошкой скользнула в дверь, и не спрашивая разрешения направилась к душу, по дороге скидывая с себя одежду. Он даже растерялся от такого поведения, но быстро сообразил, что смущение никак не формировалось у испытуемых и поэтому они вполне могут вести себя как животные, удовлетворяя внезапно возникающие потребности. Девчонка включила горячую воду, аж пар повалил из-за стекла, и стояла под ней, не спеша растирая тело. У Наблюдателя впервые за время наблюдения было чувство, что он с коллегами что-то не учел в исследовании. Что-то глубинное, чего не осознать сразу. Их поведение уже отличается от принятого среди ему подобных, то есть перед нами человек другого типа, другой морали. Наблюдатель украдкой посмотрел на неё. Линии её тела заставили на минуту забыть о моделях поведения, морали и прочей ерунде. Один взгляд на неё сделал его таким же животным, о котором он только что рассуждал; руки скользили по её телу, губы впивались в плечи шею. Но только на минуту. Он сжал кулаки и отвернулся. Когда она уйдет, он выпьет виски, ляжет спать и на утро опять будет Наблюдателем.

Девчонка выключила воду, пар оседал. Она наскоро вытерлась и посмотрела на него, прикрываясь полотенцем. Он сразу же понял, о чем она.

– Совсем забыл развесить одежду. Возьмите что-нибудь из моего гардероба.

Он открыл шкаф и спешно снял с вешалки кофту, а с полки достал штаны. Он подошёл к стеклу душевой и протянул одежду. Девчонка отпустила полотенце и забрала вещи. Полотенце шлепнулось, и Наблюдатель поспешил отвернуться. Он перешел к окну, сложил руки на груди, и смотрел в него, пока Девчонка одевалась. Толком ничего не было видно, сад давно перешел в ночной режим освещения, которе специально было настроено максимально тусклым. Ему было всё равно, глупо он сейчас выглядит или нет. Всё, что он хотел – побыстрее закончить с этим, закрыть за ней дверь. Она посмотрела на него и на его отражение в стекле. Она и до этой встречи считала его привлекательным, но сейчас он казался ей особенно мужественным и сильным. Напряженные скулы, прямая спина и как ей показалось, полный уверенности взгляд, очаровал её на минуту. Ей захотелось вновь снять с себя одежду, подойти к нему и обнять, и чтобы его руки обняли её в ответ. Но лишь на минуту. С переодеваниями было покончено. Она собрала с пола свою, по-прежнему, сырую одежду, поблагодарила его и, пообещав в скором времени вернуть одолженные вещи, поспешила уйти. Она сама закрыла за собой дверь. Капли на стекле душевой застыли. В комнате повисла тишина. Наблюдатель открыл бар, достал виски и бокал, налил чуть больше обычного и, не разбавляя водой, осушил бокал за пару глотков. Он надеялся, что так сможет уснуть быстрее. Но сон не приходил.

Сам не заметив как, он оказался в саду. Хотелось курить, но даже в нынешнем своём состоянии он помнил о строгом запрете, который сам же и утверждал. От нечего делать он стал наворачивать круги по гравийным дорожкам. В окнах, обступивших его, было сплошь темно. Лишь в одном окне горел свет. Теперь он знал, где её комната.

Щербатая Луна была прибита в темноте наверху и словно ухмылялась, глядела на него пристально своим огромным чарующим глазом. Он, не вынося её взгляда, опустил глаза и вернулся к себе.

Н

Уже два с половиной года я руковожу этим проектом. Если брать весь цикл работы, включая подготовительный этап, то я уже пять лет в проекте. Это много, правда. Руководить в нашем случае – не столько отдавать приказы и координировать подчиненных, а скорее быть внутри и принимать решения о развитии самого исследования. Я принимаю решение, а моя команда делает всё остальное. Без моего контроля и вмешательства. Они просто дают мне тот результат, который я ожидаю от них получить. Ребята очень стараются. Перефразируя знаменитую фразу, скажу так: к нам трудно попасть, легко вылететь и придётся забыть. Экспериментов такого масштаба, по моим данным, ещё не было. Поэтому каждый ученый с подходящим профилем мечтает работать с нами. Сейчас создаются имена отцов-основателей нового общества. Не знаю, войдут ли наши имена в вечность, но шансы такие есть.

Мы создаем новое общество, используя множество новаций. Например, база или костяк нашей модели – это новая система потребления. По сути, на неё все зациклено. Она является и целью, и движущей силой, и лозунгом, и мечтой для испытуемых. По крайней мере так это должно работать. Стимулы выстроены таким образом, чтобы испытуемый желал новые товары с такой силой, чтобы предпринимал необходимые действия для их получения. Нам нужно добиться того, чтобы оборот товаров был высоким и постоянным. Как не удивительно это может показаться, мы используем наработки всех отраслей знания и промышленности. Благодаря этому, удалось добиться удивительного: товары не только производятся быстро и без задержек, но и использованные товары так же быстро перерабатываются и служат сырьём для новых товаров. Производство выведено на новый уровень. Мы изготавливаем только то, что хочет клиент, простите, испытуемый. Разумеется, мы печатаем все товары, но это печать нового качества. Я бы сказал, высочайшего качества. Таким образом, экономика модели становится не затратной, а прибыльной. Издержки сведены к минимуму. Благодаря тому, что медики и психологи, создали человека управляемого, зависимого, внушаемого и жадного, мы смогли добиться выдающихся результатов в области спроса, предложение для которого формирует искусственный интеллект. Внушаемость испытуемых позволяет легко возбудить в них желание обладать именно этим предметом, потому что все каналы влияния мы контролируем, а к другим каналам доступ у испытуемых отсутствует. И вот, они уже страстно хотят приобрести товар, который из отходов изготавливается мгновенно после размещения запросов. Они хотят новый товар, отдают старый, происходит переработка, печать и так до бесконечности. Круг замкнулся. Вечный двигатель создан.

Он ещё раз перечитал записанное. Для презентации текст показался ему простоватым. Нужно было предать ему официальности, сократить некоторые куски, подобрать хорошие, эффектные изображения. Он давно заметил, что коллеги и особенно руководители даже в большей степени обращают внимание именно на визуальную часть презентации, а не на содержательную. Это несколько расстраивало его, но он успокаивал себя тем, что они своим проектом и добиваются формирования восприятия образов, эффектных образов и стимуляция желаний и создание потребностей как раз и должны идти через подобные раздражители. То есть, они на пол пути к успеху уже сейчас. Думая об этом, негодование уходило в тень и мысли успокаивались.

Чтобы создать нового человека, нужно создать вокруг него среду, отличную от его старой среды. Это не только информационная среда, но и материальная. Он понимал это, как никто другой и в своей роли он постоянно корректировал проект. Находясь здесь, он изучал, в том числе, и воздействие среды на испытуемых. Периодически среду видоизменяли, предъявляя новые стимулы и убирая старые, особенно неэффективные. Делалось это мастерски, под покровом ночи, когда испытуемые крепко спали. За это отвечали несколько систем: питания, снабжения водой, вентиляционная система и даже звуковая. За несколько дней до планируемых изменений в рацион питания вводились специальные элементы, рассеивающие внимание и подавляющие волю, повышающие сонливость. С водой происходило тоже самое. В ночь работ в вентиляцию подавали газ, повышающий сонливость. Конечно, дозы газа регулировались в рамках безопасности и сохранения у испытуемых мыслительной активности после завершения работ и пробуждения испытуемых. Поначалу были ошибки с дозировками, но после нескольких неудачных эпизодов, доза была найдена и строго соблюдалась. Она подавалась в каждую комнату отдельно, согласно веса испытуемого и его медицинских показаний. Искусственный интеллект круглосуточно был на страже и вовремя давал показания по изменениям.

Д

Что такое любовь теперь, сейчас, в данный момент, через секунду? Мне не дано судить, давать определения, называть шёпотом. Кто я, чтобы осуждать других?

Определять – значит навязывать свою точку зрения. Оголить себя – значит заставить мужчину подчиниться. Подчинять – манипулировать. Манипулировать – подавлять волю. Сегодня я пыталась подавить его волю, но вот что интересно – в результате мне пришлось подавлять волю внутри себя – страстное желание. Чтобы мы оставались на равных позициях. Чтобы мы продолжали быть равными.

Я помню, как в меня вливали новую мораль. Вливали с помощью капельниц. Но я помню, несмотря ни на что, каково это – обладать мужчиной, сводить его с ума, заставлять бегать за собой, делать так, чтобы он страдал без тебя. Я видела его глаза. Он готов был сдаться при первом же моем наступлении. Значит ли это, что и он готов поступиться равенством, ради страсти? Поддаться мне, хотя бы на час, уступить и превозносить меня, то есть делать меня выше в собственных глазах?

В моей крови уже поселился элемент, отвечающий за воздействие на нервы, когда ты совершаешь ошибку. Не для себя ошибку, а для них. Ошибка – это конфликтная ситуация. Я чувствую всем телом что-то вроде озноба, когда начинаю быть недовольной чем-то или кем-то. Чтобы избежать этих неприятных ощущений я предпочитаю оставаться в стороне от остальных. Безконфликтность, как необходимость. Мы все – часть этой необходимости. Но что, если мы хотим не быть этой частью? Сорвать и с себя, и с другого все и отдаться чувству, не контролируя равенство позиций, но подчиняясь и подчиняя в ответ. Мы постоянно думаем о действии, забывая чувствовать действие. Быть причиной бывает так приятно, не менее приятно, чем быть следствием; и только сменяя роли, попеременно погружаясь то в одну, то в другую, мы и начинаем чувствовать, а не только понимать.

Конечно, стабильность требует соблюдения правил, которые продиктованы безопасностью. Но страх становится абсолютом в этой борьбе разума над чувствами. А что, если я скажу то, что думаю и чувствую, но это нарушит баланс, называемый бездействием? И так каждый день, внутри каждого из нас, в глубине, скрытно от всех, но прежде всего от самих себя. Обман, ради веры в общие правила. Не это ли потеря себя в обмен на стабильность системы? Именно поэтому никогда не будет любви между теми, кто здесь находится. Ни любви друг к другу, ни к обществу, ни к этому саду за толстыми стеклами моей комнаты, ни даже любви к себе. Да и знает ли кто-нибудь здесь что это такое? Откуда им знать, если никто здесь никогда вместе не встречал закат, не пел другому песен, не писал стихов, не ждал под дождем на остановке автобуса, чтобы поехать на свидание. Ничего этого не было. Вместо этого останется молчание и страх вызвать удивление со стороны других.

Любовь не боится ничего. Она делает нас и счастливыми, и ответственными. И она делает нас по-настоящему равными – безусловно, по собственному желанию. Потому, когда он смотрит на меня так, он готов быть со мной на равных, он готов открыться мне, зная, что я готова открыться ему. И это будет любовь. Я, доверяясь ему, знаю, что в этот самый момент он доверяется мне. И это будет любовь. И он, взяв мою руку, отдаст мне часть своего тепла.

И было бы хорошо признаться себе, что это лишь в моей голове и завтра я проснусь и всё будет по-прежнему. Стабильно. Безопасно. Нейтрально.

Она продолжала думать и спать совсем не хотелось. Изредка она вставала, чтобы пройтись и как бы тем самым запустить по-новой маховик размышлений, после возвращалась к дивану и погружалась в его уютные объятия уже с новыми мыслями, но мыслями о том же самом. Так, незаметно накручивалась спираль времени, словно волосы на палец, исчезая в бесконечности ряда образов, выходивших из недр памяти и, побыв на свету, пропадавших там же. Было тихо. В комнате горел свет, пожалуй единственное светлое окно в этой непроглядной тьме ночи.

2.0

Погода опять наладилась. В спортивном зале было мало людей. Парень по-привычке делал упражнения и одновременно записывал ролик для своего блога. Перекладина, бег, отжаться и снова бег, теперь уже на последнем дыхании. Таким способом создавался эффектный завершающий кадр репортажа. Он выключил записывающее устройство, вытер пот со лба и сел прямо на пол в ожидании новой потребности, которая всегда настигала его сама и зачастую внезапно. Пара фигур в другом конце зала продолжали тренировки, создавая вместе с тем новые шедевры для своих блогов. Они не вызвали у него интереса, а про себя он отметил, что некоторые движения можно было бы выполнять и лучше, но в слух, разумеется, он это не произнес. Ближе к нему, на тренажере, собранным в плоскость, такую конфигурацию используют для работы с мышцами живота, он увидел Девчонку. Она не делала упражнений, а просто лежала на конструкции, свесив ноги. Это обстоятельство крайне заинтересовало Парня. Он подошёл к ней, она тут же поднялась и сидя, не говоря ни слова, смотрела на на него. Про себя он подумал, что у неё интересные глаза, они больше обычных. Так он подумал, но не сказал вслух. Разумеется.

– Привет. Я увидел тебя и решил подойти.

– Привет. – Она отвела глаза в сторону.

Обычно никто не беспокоил её, когда она отсиживалась в зале, чтобы не сидеть в переполненном саду. Ей не нравилось, когда вокруг было много людей. А теперь этот Парень. Зачем только она не начала делать упражнения, когда он подошёл к ней. Ведь слова бы не посмел сказать и, скорее всего, убежал бы. Но он был здесь и ждал продолжения разговора. Поэтому ничего не оставалось делать, как снова посмотреть на него и улыбнуться, желательно ничего не значащей улыбкой. Он улыбнулся ничего не значащей улыбкой в ответ.

– Я видел, что ты не занимаешься, а просто лежишь. И мне стало интересно, почему ты не занимаешься. – Он замялся. – Если хочешь, я могу рассказать об упражнениях. Я веду свой блог о здоровом образе жизни.

Нужно было что-то предпринять. Наверное, правильнее было бы встать, если он стоит и пожать ему руку, поблагодарив за предложение обучить её, но она не спешила этого делать. Это не приходило ей в голову. Нормы требовали от неё быть вежливой и спокойной, относиться к другим, как хотелось, чтобы относились к ней. Но вместо этого она представила, как вскакивает со скамейки и устраивает скандал, обвиняет Парня в домогательствах, во вторжении в личное пространство, причинении морального вреда и прочее, и прочее, только удержаться и не ударить его, а то она будет обвинена в побоях; но она не удержалась и ударила. Только это был не Парень, а какой-то мужчина на улице и от него плохо пахнет; он тянет свои руки к ней, грязные руки с не стриженными давно ногтями, под ногтями грязь; она видит это, потому что эти ногти прямо у неё перед глазами; он всё водит ими, что-то бормочет неразборчиво, хочет обнять её за талию и ниже, но она уворачивается; вокруг темнота, холодная стена под спиной, руки тянуться в сумочку, нащупывают рукоятку выкидного ножа, грязные руки незнакомца касаются её бедер, неприятное дыхание становится ближе, ещё немного и её стошнит; сумочка падает на сырой тротуар, одно движение, потом второе, потом третье, вокруг асфальт покрывается кровью; бег по переулкам, сумка осталась на тротуаре, тусклые огни улиц, опять темнота, бег на последнем дыхании; горячая ванна, слёзы, таблетки, сон, кошмары, опять таблетки, алкоголь и так несколько раз.

Но что это? Она ведь просто сидит на скамейке и не отвечает уже минуту или целую вечность, а Парень не уходит и ждет ответа, видимо, боится быть невежливым, или он замер, застыл? Вот что значит нервничать, потому что ты не выполняешь правила. Она встаёт, жмёт ему руку, внутри всё успокаивается, становится легче.

– Это было бы здорово. – Начала она. – Но я бы хотела отдохнуть, а не заниматься. – Мысль потерялась. – По крайней мере не сейчас.

Он нашелся не сразу, что сказать. Поначалу его глаза блуждали поверх неё, потом в пол, но вот он собрался с силами и готов говорить.

– Тогда, может быть, поболтаем. – Подтвердил он свое намерение.

Она, не очень охотно, но согласилась, тем более, она давно ни с кем вот так не болтала, да и никто давно не предлагал ей вот так поболтать, а она и не просила раньше. Парень предложил пойти к окнам – там находились лавки для отдыха, разумеется, с видом на сад. Можно было смотреть на сад и находится в тиши здания. Девчонка удивилась сама себе, что раньше не обращала внимание на это место. Они уселись рядом друг с другом, но из-за большой ширины сидений можно было устроится полулежа. Девчонка откинулась на локти, подставив лицо яркому и доброму солнцу, а Парень присел рядом с ней, забравшись на сидение с ногами.

Разговор не клеился. Парень пытался начать с известной ему темы о блогах, спросил, что она снимает в свой блог, но Девчонка только покачала головой. Он искренне удивился, что у неё нет своего блога, ведь у всех остальных, кого он знал, блог был. Потом он спросил её, что она думает про последние тренды в спортивных костюмах и обуви. И вновь она покачала головой. Ей были не интересны ни тренды, ни спортивные костюмы. Она объяснила, что выбирает одежду, когда она ей нужна и исходя из личных притязаний и вкуса.

– Я, знаешь ли, ультаконсерватор.

– Что это значит? – он испуганно посмотрел на неё, а она молчала и хитро так улыбалась, что ему стало ещё неприятнее.

– Я за сохранение традиций. И не приемлю новое.

– Традиций? – вновь переспросил парень.

– Тебе нужно посмотреть значения слов в словаре. – Сделала она обидный для него вывод.

– Что такое в словаре?

Этот вопрос оказался последней точкой на пути их нелепого разговора. Конечная остановка автобуса, выход из терминала аэропорта – недолгое и неприятное для неё путешествие было окончено. Ей больше не было неловко от того, что она может быть грубой или как говорят здесь, её поведение может быть неприемлемо.

– Я хочу уйти. Мне надоело. – Кратко и по делу, вонзились шипами её слова в незащищенное сердце Парня.

Он не сразу понял, что с ним случилось. Просто неприятные ощущения в районе горла, потом чуть ниже заныло. Это была новая для него ситуация и он не знал, как себя повести. Когда бросаешь мяч и промахиваешься, кстати, его нет уже несколько дней и кольцо куда-то пропало, так это другое ощущение. Более того, когда ты промахиваешься, тот человек, имени которого он не знал, ласково шептал на ухо, что за пролитые слёзы следует вознаграждение, и от этого слёзы льются с новой силой. От радости. Но здесь была совершенно другая ситуация. Он хотел быть вежливым с ней, хотел научить её тренировкам, сидел и поддерживал с ней беседу, а она так… сделала. Он не мог найти подходящее слово. Он не знал его. Время для парня остановилось. Мысль судорожно металась в кольце собственной неопытности. Это было новое чувство, которое можно описать, как неуверенность в себе, но он не знал этого слова, а значит не мог понять, что с ним. Он не умел обижать, потому что не испытывал обиды, но теперь он испытал её жгучую горечь, отчего хотелось плакать и даже человек, имени которого он не знал, не смог бы помочь ему сейчас, не успокоил бы шепча хоть тысячу раз о вознаграждении. Внутри него отныне поселилось что-то тёмное, какой-то секрет, о котором он сам гадал и угадать не мог; что-то, что проявит себя позже, но не сейчас. Сейчас он должен уйти, покинуть эту девушку, которая ранила его его так быстро и так внезапно.

Девчонка увидела, как Парень изменился в лице и поняв, как глубоко она смогла его ранить, ужаснулась собственному поступку. Не обидеть она хотела его, не порушить и так слабое его естество, но просто лишь сказала как думает и чувствует. Она всего на миг устала притворяться и играть в поддавки с местным населением. Она на миг стала слабой и эта с слабость её с сокрушительной силой ударила по несчастному. Её слабость оказалась сильнейшим оружием.

– Ты прости меня. Я была груба с тобой. – Откуда-то изнутри высыпались картонные фразы и упали на землю. Перед ним.

Он истоптал их с силой, так, что не стало видно самих букв. И ушёл, а через секунду уже бежал, задыхаясь; ноги несли сами, а через несколько минут лежал на кровати в своей комнате, отчаянно рыдая, так и не в силах понять, что же это такое произошло. Как происходит, когда сталкиваются два автомобиля, водители которых в первые мгновения не понимают ничего, их окутывает дым волнения и страха. Он не знал ни про автомобили, ни про автомобильные аварии, ни кто такие водители, но испытывал до ужаса похожие чувства. Но дым всё равно рассеивается и давящие всхлипывания и слезы медленно отступали.

Д

Я не хотела, никогда не хотела, делать людей несчастными. Чтобы по моей воле они страдали, мучались, проводили время в стенаниях, проливали слёзы. Нет. Никогда.

Я открываю кран, подставляю руки воде. Я – это руки. Вода – это люди. Меняюсь ли я от того, что люди проходят через меня? На первый взгляд, нет, не меняюсь. Всё те же пальцы, та же кожа. Но меняется ощущение. То становится горячее, то холоднее. Иногда, если правильно выбрана температура, я чувствую свежесть; в этот момент мне приятно держать руки под струей воды. То же самое и с людьми. И это не зависит от того, какой сегодня день недели и время суток. Это зависит от того, какая из крана идёт вода.

Что случилось сегодня? Ничего особенного и я готова была бы сказать, что какой-то необразованный человек, который не знает элементарных слов, обиделся на меня за то, что я призналась ему в несостоятельности нашей беседы. Ничего более, никакого насилия, без оскорблений. Я просто сказала, что думаю. Где же свобода, о которой нам говорят, когда нет даже намека на возможность выражать свои мысли, отличные от принятого стандарта. Но кем принятого и для кого? Они говорят, что учитывают наши права, строя наше общество, но вот пример, когда мои права не соблюдаются. Или просто я здесь лишняя? То есть, это общество для всех, в котором всё равно оказываются лишние люди? А какие люди становятся не лишними? Только те, что приносят выгоду? Те, что мечтают о новых товарах сильнее, чем о другом человеке и испытывают большее счастье от обладания предметами, нежели от обладания другим человеком?

Я открываю кран и подставляю ладони воде. Я набираю воду в них и пью, набираю снова, чтобы омыть лицо. Вода может быть отравлена и мы пьем её, не подозревая об этом. Мне становится жарко от таких мыслей. Я осматриваю комнату и понимаю, что это не моя комната. Эта комната дана мне, чтобы я потребляла здесь их бесконечные товары, это место для совершения акта приобретения и получения вещей. Раньше я пошла бы в магазин, а теперь из ящика в стене все появляется само, стоит оплатить заказ. Но не всё я могу купить здесь. Я пробовала найти книги в бездонном электронном магазине. Но этого нет. Как нет картин, фильмов, билетов в музей, сонат Баха или Библии. Мы живём, но для чего мы живём? Не для чего а для кого-то, подозреваю я, заглядывая в свои красные глаза. Кран закрыт. Идут минуты одиночества, за которыми вечность.

Как можно признать себя виновным в преступлении, не совершив его, но слушая обвинения от других? У него есть право жаловаться на меня, и надеюсь, он им воспользуется. «Распни его» – кричали иудеи прокуратору. И так же будет он, этот нежный и глупый юноша, кричать обо мне. Я не боюсь этого. Я боюсь сойти с ума. Тогда ничем я не буду отличаться от остальных, только поить меня будут из миски и весело ездить на мне по саду.

Образы плыли перед глазами, сталкиваясь друг с другом. Некоторые из них валились, другие лишь смешно кренились набок, и так могло продолжаться долго, но её посетило чувство голода. Оно пришло ниоткуда и поселилось внизу, под легкими. Конвейер с цветными картинками остановился и руки сами потянулись к пульту, чтобы найти подходящие оттенки и быстрее насытить себя. Теперь уже изнутри. Время, не обращая внимание ни на кого, продолжало течь сквозь кран, сквозь воду в этом кране и сквозь людей, что были до и будут после.

П

Как сильно текут слёзы. Никогда со мной такого не было. Я даже перед этим мистером без имени никогда не старался так лить их. Ни за какие обещания пополнить баланс. А здесь так разошёлся, что даже жалко себя стало. Как же так я себя не берегу? Оно обидело меня. За что так? И ведь ничего плохого не сделал. Я просто говорил, что думаю и всё, как же так вышло? Просто оно плохое. Вот и всё. И нечего об этом думать, только голова заболит.

Я считаю, что если к тебе хорошо, то и ты хорошо. И без обижаний. Ведь что нужно тому, кто к тебе обращается? Нужно признание. Признание его, как… человека. Вот я, например, обращаюсь к своим подписчикам и они признают меня, ставя одобрения. Да, я получаю за это на баланс, но не это же моя цель. Я за здоровый образ жизни, спортивное поведение. Я верю, что это помогает достигать цели. И я говорю об этом, а они слушают меня и, ставя свои одобрения, то есть одобряя то, что я делаю, признают меня. Делают меня, так можно выразиться.

А оно придумывает слова, а потом хочет, чтобы я понимал, что оно говорит! Как же это ещё назвать, как не издеванием надо мной? И ведь так делает со всеми. Я не видел этого, но теперь я думаю именно так. Оно не хочет, чтобы такие как я, человек, который делает что-то для других, получал это признание. Я думаю, оно завидует мне. У неё-то нет такого количества подписчиков. Я не видел, но я так думаю. У оно. Ведь кто же будет будет подписываться? Только, кто желает быть обижанным.

Мы здесь хорошо живём и хорошо себя чувствуем. А что оно портит всё, так это лишь указывает, что оно не на месте. Нужно оно в другое место отправить. Всем будет хорошо от этого. Нам всем. Мы друг другу помогаем во всём, говорим хорошие слова про одежду или игру. Мы не делаем друг другу плохо. Никто не плачет от другого. Только от мяча было, может, ещё из-за мелочей каких-нибудь. Но никто не испытывает от других то, что испытал я от оно. Мы признаём друг друг друга такими, какие мы есть. Мы все разные, но как мы говорим, это даёт нам радость. Потому что мы разные, но мы вместе. И мы не обижаем друг друга. Мы не смотрим, какой человек. Это не важно.

У неё ничего не получится. Мы вместе и мы не обижаем друг друга. У оно.

Он перевернулся на спину, вытер остатки слёз и принялся разглядывать потолок. На потолке не было ничего особенного: на белом фоне проступали очертания молочных стекол светильников. Он представил, что она – это молочное стекло, а они, остальные они, – белый потолок. И их было больше.

3.0

Скудная полоска неба проглядывала через стеклянную стену её комнаты. Девчонка лежала на диване. Одна рука свесилась на пол, другая расположилась на груди. Голова повернута сильно вправо. Можно было подумать, что мы имеем дело с несчастным случаем или убийством. Глаза моргнули раз, потом ещё. Она обманула нас, а мы поверили.

У окна стоял человек. Это был мужчина. Он смотрел в сад, лица его было не видно. Широкие плечи и спортивное телосложение выдавали в нём любящего себя человека, возможно в чём-то нарцисса. Человек повернул голову. Это был Наблюдатель. Девчонка моргнула и наблюдатель исчез. Моргнула ещё раз и мужчина у окна появился снова. Так она забавляла свой разум, щекотала себе нервы и ждала, когда ей надоест эта игра, не имеющая ни конца, ни победителя. Время уходило за горизонт, диван изнемогал от её присутствия, и нечего было предложить самой себе, кроме как отправится в путешествие по собственным мукам. Она хотела его видеть и чувствовать. Остаться наедине, а не наблюдать в саду. Наслаждаться им, а не в сотый раз думать о нём. Ещё хотелось шампанского и ходить обнаженной из комнаты в комнату, поглядывая в окно сквозь тонкую занавесь из тюля, но не было ни того, ни другого.

Стало душно от собственного бездействия. Она скинула робу и совершенно обнаженная подошла к стеклу. В её комнате, как и у всех здесь, не было штор из газовой ткани, а был лишь выходящий из недр потолка плотный экран, не пропускавший свет, который опускался и поднимался автоматически с приходом времени сна или бодрствования; и теперь он был поднят. Она смотрела вниз, на сад, ведь больше смотреть было некуда во всем здании, из любого окна. Глаза её медленно двигались, рот чуть приоткрыт, под ладонями холодило стекло. Но что это? Она смотрела замерев, дыхание перехватило, пульс усилился, губы озарила улыбка. Девчонка увидела, как он там внизу, поодаль от остальных, как всегда и так же поступала и она, и это сходство так нравилось ей; он безмятежно лежит на широкой скамье, прикрыв глаза. Она не отводила взгляда, ей хотелось облизать стекло и чтобы в этот момент он посмотрел на неё, но он открыл глаза раньше и вместо ожидаемого ею восторга или хотя бы улыбки, она увидела лицо человека сильно удивленного и одновременно сконфуженного от увиденного. Она приложила разгоряченный лоб ко стеклу, увидела себя со стороны и ей это не понравилось: развеялось очарование, потухла страсть, подступил стыд. Девчонка хлопнула рукой по по прозрачной поверхности от безысходности и сбежала обратно на диван. Слёзы очищали разум от скверных мыслей.

Наблюдатель сначала не поверил своим глазам. Он помнил, где находится окно Девчонки и периодически, выходя в сад, украдкой смотрел туда, но лишь один взгляд, а после осматривал свои владения и населяющих эти владения жителей, погружаясь в мысли о глобальном своём проекте, о его состоянии на сегодняшний момент и, конечно, о его славном будущем и пользе, которую он принесёт. Для него польза была главным результатом, хотя до конца он сам не понимал, как выразить эту пользу, в чём она проявится и каким образом он и его последователи будут её измерять, чтобы получить или не получить удовлетворение от проделанной работы. В любом случае, сейчас он находился в самом начале пути, когда за спиной от прежней модели общества остались лишь руины и новый формируемый им и его помощниками уклад только начинает насаждаться, когда продолжают писаться инструкции и догмы, когда совершаются и исправляются ошибки, когда много работы, которая перекрывает всё время, и даже иногда дыхание, когда мысли ещё вертятся в круговороте событий и всё, что ты хочешь – продолжать идти вперед, а лучше бежать, чтобы скорее не то что увидеть ту самую цель, но хотя бы ощутить и узнать её легкие очертания и дай бог, чтобы это не был мираж, наконец-то остановиться и перевести дыхание и отметить на карте ту самую заветную точку. Этот привычный ход мыслей нарушил один взгляд на её окно. Нет. Ему не не показалось. Из памяти, как из дыма, а на самом деле пара, появилось воспоминание, когда она принимал душ у него в комнате. Огромное стекло, за которым была она сейчас точь в точь походило на стекло душевой. Сейчас она откроет воду и все повториться. Но вместо этого, она вновь исчезла, хлопнув не дверью, как в тот раз, а своей маленькой аккуратной ладошкой, так же беззвучно и внезапно.

Он сел на скамью и задумался. Было бы глупо идти к ней и объясняться, успокаивать при необходимости, возможно, целовать и гладить по голове, как иногда он делал с особенно капризными, или предлагать пополнить счёт. Она была другая и теперь Наблюдатель хотел знать почему. Он укорил себя, что не заметил этого раньше. Её поведение могло поставить под угрозу весь эксперимент. Он подходил к такой черте. В конце концов её всегда можно исключить из группы испытуемых. Вряд ли кто-то заметит. Она нелюдима, замкнута. И при этом проявляет к нему такое внимание. Опасения делили свое место с гордыней. Он не мог ответить себе, что делать дальше. Пока он размышлял об этом, словно двигаясь по лабиринту без выхода, кто-то коснулся его спины. Он обернулся. Это была она. Трогательная, очаровательная, с нежностью во взгляде. Когда ты не знаешь, что делать, ты зовёшь бога или психоаналитика, но пришла она – едина в двух лицах, прекрасный Янус, сошедший с третьего этажа и, слава богу, сейчас она была одета.

– Здравствуй. – Едва слышно, будто не прожевав, произнёс он, вынимая из уха берушу.

– Привет. – Тихо ответила она, глаза её блестели.

Д

Его скулы напряжены, плечи напряжены, руки напряжены. Он не ожидал, что я так просто подойду к нему? Он хочет, чтобы я не думала, чтобы я упростила себя до уровня камня на этой гравийной дорожке. Не дождётся.

Он хотел сделать меня одной из подопытных, что не мыслят, но существуют? Не вышло и мы оба не знаем почему. Я не всё помню, я не всё чувствую, но то, что осталось гонит меня к нему, чтобы разделить с ним себя, свои страхи и страсти. Что-то случилось. Из темной пещеры одиночества я выхожу на свет и мне мало света. Создатель будто сам испугался своего создания.

Да, будет проще, если я стану проще. Нет проблем у того, у кого нет желаний. Иметь желание – это не необходимость. Это волевой акт, направленный в будущее. Наверное он верит, что мы уже в будущем и нет никакой необходимости иметь желания. Но со мной так не получилось и я вновь и вновь хочу выйти за рамки мертвенного благополучия. Обжечься, ошибиться, ушибиться. Не все ли равно, если ты реализуешь свои желания? Желание как часть тебя изнутри, а не как чья-то часть кого-то снаружи, извне.

Какие у него руки. Эти руки выдержат любую ношу. Даже меня, даже мое эго, ломающее всю систему. Сам он не стал проще, понимая, что упростив себя, потеряет контроль над происходящим, станет одним из этих живых зомби и уже не он, а им будут управлять, не он а ему будут указывать, что делать, не он, а кто-то другой будет анализировать его. Нет, он не хочет становится в стойло с другими, так почему же я должна? Давай уж вместе, дорогой, препарируем себе мозги таким образом, чтобы уже не хотелось никуда бежать, наденем вместе эти невидимые ошейники и скрепим их на один поводок. Ты ведь откажешься.

Господи, вот это глаза. Я хочу остаться в этих глазах навсегда. Там целый мир, там целая жизнь. Твои глаза выдают тебя. Ты не умеешь быть злым, хотя и хочешь, хотя и пытаешься. Как же ты ненавидишь и любишь меня одновременно. Я – твоя загадка, твой философский камень, камень преткновения. В мире счастья появилась единственная злюка, как такое могло произойти? У твоего лица уже нет сил вытягиваться от удивления.

Н

Я не стану прямо сейчас выводить её под маленький локоток и не стану скручивать её ручки и затыкать рот ладонью. Я не стану доносить на неё в сегодняшнем отчёте, чтобы то, что я не сделаю не смогли сделать и другие. Я даже не стану анализировать её перемещение по зданию и корзину потребления. Но я точно знаю, что хочу понять, что это за испытуемый и почему все наши усилия по подготовке прошли даром, что заставило сохранить в ней женщину и почему она упорно не хочет выбирать средний род, когда говорит о ком-то и почему у неё столь богатый словарный запас, а ещё почему я не замечаю смены вещей на ней, на что мы так рассчитывали.

Я хочу сказать тебе прямо в лицо, да нет, закричать: «Кто ты?»

Спокойно, не стоит думать так, от таких мыслей повышается пульс и не дай бог я покраснею прямо здесь. Увидят все, а она ещё чего воспользуется моментом, чтобы выставить меня дураком или шутом, а может придумает что посерьёзнее. Думаю о Винни-Пухе. Он меня всегда успокаивал, с самого детства. Весь мир этого сказочного персонажа дарил мне спокойствие и гармонию. Мир всеобщего равенства, где все имеют одинаковые социальные условия. Не это ли мир мы создаем в этих стенах?

Плутовка, она хочет мужчин и женщин, свадьбу и похороны, завтрак, обед и ужин. А здесь всё иначе. Мы прошли этот путь и перешли в новую эпоху, мы перелистнули страницу и она оказалась последней; потому теперь мы разрезаем новый, чистый, не исписанный глупостями и рисуночками на полях альбом, и начинаем с чистого листа. В прямом смысле. Но она ставит свои каракули по бокам и снизу, перечеркивает неуверенной рукой новый текст оглавления, меняет нумерацию станиц, да и просто ставит кляксы. Шалит.

Она, не понимая своим крохотным умом всего замысла, трансформации нового общества, пытается устроить бунт на нашем Ноевом ковчеге. Я догадываюсь чего она хочет: она желает старого мира, старых потребностей в чувствах и желаниях, старой системы взаимодействия людей. Но не выйдет. У нас тут новый мир с новыми правилами и новыми жителями. Я переделаю её, я сделаю её неотличимой от остальных. Ей так же, как и всем не понадобится имя, свой дом, семья и забота о ком-то. Мы переходим на новый уровень и раз уж ей так не повезло оказаться здесь, она пойдет с нами. Ни один этолог, биолог или сам Дарвин не думали так масштабно и наперед, как это делаю я. Моя концепция, оттачиваемая годами, совершенна; одобрена высочайшими людьми; выделены средства, которые не снились ни одному грантоеду, и какая-то маленькая девочка не посмеет встать на пути нашей славной машины будущего. Машина просто сшибёт её и поедет дальше, весело блестя полированными боками.

3.1

Но не шёл разговор, не приклеивались одно к другому слова, чтобы вырастить предложение, которое станет ещё одной ниткой клубка, называемого беседой. Не было тех умелых рук, что создадут из ничего хоть что-то, а потому они стояли и смотрели друг на друга, не зная, кто сможет начать эту пытку.

Начал он, а ведь все подумали, что начнёт она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плыть или бояться.

– Что это?

– Читала когда-то такой рассказ. Я выбираю плыть.

– И давно ты читала его?

– Давно. Еще до того, как оказалась здесь. Пока лежала в больнице.

– Как ты попала в больницу?

– Несчастный случай. Но теперь всё хорошо.

– Тебе здесь нравится?

– Иногда да, иногда нет.

– Читаешь что-нибудь сейчас? – Он понял, что зря задал этот вопрос только после того, как слова были сказаны.

– Нет. Но я вспоминаю книги, которые прочла.

Он решил идти до конца. Он тоже решил плыть.

– Я видел тебя в окне и мне понравилось.

– Если судить по выражению твоего лица, то об этом нельзя сказать с уверенностью.

– Согласись, это было неожиданно.

– Соглашусь.

Это был разговор через дверь. Они шептали друг другу послания в замочную скважину, боясь, что их заметят. Мог спугнуть любой, и этот любой испортил бы всё и навсегда. Перевернулся бы мир. Но не находилось того другого. Они так и продолжали стоять и бездействовать, изредка перебрасываясь фразами. Он не мог, даже если захотел бы, взять её за руку, обнять или повлечь за собой. Они оказались в ловушке, к созданию которой они оба имели отношение: он участвовал в создании стен и людей вокруг, а она в создании этой, если так можно сказать, неловкой, ситуации. Тикал невидимый метроном; неспешно, как кисель текло время, становилось скучно.

4.0

Н

Это был день. Комнату залило солнечным светом. Я стоял у двери. Видимо, я только что зашёл. Это была моя комната. Здесь были мои вещи.

Полдень. Это был полдень. Потому что солнца не было видно, но было очень светло. Я не слышал их, но видел. Они были около окна и не видели меня. Я смотрел на них, не шевелясь. Она, и я точно знал, что это она, хотя парень перекрывал её, опёрлась ладонями на окно. Парень стоял сзади неё. Я догадался, что она была раздета. Я вспомнил, как она манила меня тогда из окна своей комнаты, а теперь развлекалась с кем-то у меня. По следам на стекле можно было догадаться, что она только что вышла из душа. Наверное капли воды по всей комнате. Видимо, не первый раз она принимает здесь душ. Возможно, таких случаев уже были десятки и я просто не знаю об этом.

Почему-то внезапно мне стало страшно, что они заметят меня. Я злился на неё, очень злился. Она портит мне жизнь своими гнусными привычками. Этот парень наверняка её дружок, такой же странный и опасный, как и она сама. Дальше терпеть это становилось невозможно. Позвать охрану я не смог бы. У нас нет охраны. Но что же делать? Обнаружить себя я не мог и не хотел. Только одна мысль крутилась в голове – положить этому конец. Я страшно потел в этот момент. Пользуясь тем, что они не видят меня, я снял верхнюю одежду, в надежде, что пот перестанет литься рекой. Решение не приходило. Я опустился на пол и прислонившись спиной к стене просто ждал, когда придет то самое решение. Я просто ждал. Я делал семь вдохов и выдохов, потом делал паузу, решение не приходило, и я повторял все заново.

Решение созрело внезапно. Это странно происходит. Ты понимаешь, что пора действовать. Тебе по-прежнему страшно и не по себе. Ты всё так же раздражён. Но внезапно я понял, что пора и тело послушно встало само. Я скользнул к ящику, вспомнив, что где-то там убирал канцелярский нож, очень крупный для своего названия. Он больше походил на заточенную металлическую пластину с рукояткой. Я решил спрятать его, когда отделка в комнатах шла и мы беспрепятственно могли носить инструменты; решил оставить его на всякий случай, например разрезать листы бумаги. Теперь же я осторожно нащупывал его, стараясь быть незаметным и тихим. В ящике было мало предметов и нож оказался в руках очень быстро. Следующий шаг – встать и подойти к ним долго не давался. Опять я, сжавшись в комок, сидел в ожидании чуда. Опять делал вдохи и выдохи. Паузы. И вдохи, и выдохи.

И вновь решение пришло само и внезапно. Я встал и уверенной походкой направился к ним, комната маленькая – два шага и я был на месте. Парень как раз наглаживал ей ягодицы, а она была в наушниках и, закрыв глаза, впитывала каждой клеткой своих бёдер его прикосновения. Наши глаза, мои и парня встретились в отражении стекла. Клянусь, у него расширились зрачки, когда он меня увидел. Но обернуться он не успел. Левой рукой я обхватил его за шею, а правой принялся наносить удары лезвием. Я работал быстро. Ковер позади него становился бурым. Я ловко оттащил его, очень быстро опустил на землю и перерезал горло. Девчонка продолжала витать в облаках мелодии, доносившейся из её наушников. Решив, и это решение далось мне молниеносно, я вытер руки о подвернувшуюся под руки верхнюю одежду кого-то из них, спустил свои штаны и продолжил то дело, которое не смог завершить предыдущий оратор.

4.1

– Глупости все это. – Наблюдатель сидел на кровати, обхватив голову руками. – Всё это глупости.

В комнате темно и тихо. Нет лампы-ночника. Верхний свет включать не хотелось. Он так давно не видел сны, что даже испугался, в особенности того, что он знал этого человека – он видел его здесь, в эксперименте. Это был один из испытуемых, но от того становилось только ужаснее от воспоминаний об этом сне. Во рту пересохло. В темноте, спотыкаясь о невидимые препятствия, он пробрался к крану, подставил руку к датчику и принялся жадно и громко пить. Сладковатый поток воды остудил мысли, они отступили куда-то в темноту и затаились.

П

Мы сидим с Девчонкой около окна на диване. Она в моей комнате. Сама пришла, улыбнулась и пока я зависал с открытым от удивления ртом, прошла в открытую дверь. Сама налила себе воду и села на диван. На я подошёл к ней и тоже сел, потом тоже захотел воды и сходил за водой, а потом сел рядом с ней.

Она улыбалась, смотрела в окно, а потом стала говорить, сама, я только кивал и, наверное, тоже улыбался в ответ, но точно помню, что мне было хорошо. Так мы сидели и больше ничего не хотелось. Она говорила со мной и мне всё было понятно, не нужно было переспрашивать или думать, что она говорит. Иногда она задавала мне вопросы и я легко находил на них ответы, легко отвечал и ей это нравилось, нравилось, что я говорю.

Она коснулась моей руки и потянула к себе, а потом коснулась своими губами моих. Я немного испугался, но мне понравилось. Она сняла с меня верхнюю одежду и бросила её на пол, около дивана. Мы оба засмеялись. Потом она встала и подошла к стеклу. Она очень красиво раздевалась, медленно и очень красиво. Удивительно, но её тело так отличалось от моего. Мне оно нравилось больше, чем моё, но мне не хотелось такое же тело. Сложно объяснить. Просто нравилось смотреть, но не хотелось иметь такое же тело. Когда она была совсем без одежды, она подошла ко мне, нагнулась так, что наши лица были напротив друг друга и я увидел как красиво повисли её мышцы груди, которые я качаю; так вот, она сказала мне глядя прямо в глаза и не моргая: «Жди меня здесь. Я скоро приду». И что-то было в этих глазах и словах, что я чуть с ума не сошёл. Жарко стало неимоверно. Огонь. Я аж вспотел. Всё, что я мог – это сказать «хорошо», но вышло как-то глупо, будто я занят чем-то и вдруг она меня спрашивает. И я так нерешительно говорю «хорошо». Потом раздался шум воды и только тогда я понял, что сижу один на диване.

Не знаю, сколько времени прошло, но она вернулась, вся мокрая, на голове были наушники, из наушников шел звук, не знаю точно какой. Она, взяла меня за руку и потянула к окну, потом встала ко мне спиной и замерла. Я не понимал, что она хочет, стал гладить её, как расправляют подушку перед сном. Кажется, ей это нравилось. Я так подумал, потому что она водила головой и закрыла глаза, так делают, когда ощущения, которые ты испытываешь, они приятные. Я так делаю, когда в спортивном зале, робот гладит мое тело и я подумал, что ей тоже будет приятно если я её поглажу.

Мне очень нравилось то что происходило и я готов был стоять так хоть до вечера. Вдруг, из ниоткуда в отражении окна появилось лицо, такое искаженное и ненастоящее, и сразу же что-то горячее коснулось меня сзади, тонкое и горячее. Больно стало, очень больно. Какая-та сила потянула меня назад и стало темно. Я узнал его.

4.2

Парень проснулся весь мокрый от пота, он ощупал себя сверху донизу лодыжки вспотели – такого не случалось с ним даже на серьёзных тренировках. Память ещё успела сохранить образы сна, но они с легкостью расплывались и стоило большого труда возвращаться к этим образам, укладывать этот ряд картинок в некую логичную последовательность. Было не по себе от того, что это присходит с ним. Опять что-то новое, чего не было раньше. Он не мог дать этому определения, он не знал правильных слов и переживал непонятные чувства, опять же без названий. Будто кто-то ещё жил там за поверхностью глаз и появлялся лишь тогда, когда всё вокруг него погружалось в темноту.

Он не понимал, что произошло. Но он увидел знакомые лица. Девчонка, которая теперь тоже была добра с ним, и человек без имени, который явно был зол. Там, за темнотой, мир оказался другим с точностью до наоборот. Противоречие нарастало в нём и он не умел разрешить его, а потому всё, что оставалось делать – заплакать, чтобы скорее изгнать образы из памяти, чтобы скорее забыть и почувствовать себя в безопасности.

Д

Я иду по коридору и этот коридор ведет меня к нему. Я просто хочу увидеть его. Знакомая дверь, неотличимая от десятков других дверей здесь. Мне открывает Парень. Странно увидеть его здесь, но что же, подождём Наблюдателя вместе. Я готова потерпеть.

Становится скучно говорить ни о чём, становится противно быть искуственно-вежливой. Я решаю поцеловать его, по-детски, в губы. Он сразу же краснеет. Одно прикосновение губ и алая краска заливает его лицо. Чтобы не засмеяться, я стягиваю с него верхнюю одежду, а в этот момент неслышно смеюсь. Удалось выиграть время. И это было не зря. Тело Парня выглядит ещё лучше, чем тело Наблюдателя. И не такое худое. Парень действительно крепкий малый. Не даром он не выходит из спортзала. Хочется гладить его торс и мышцы, но я сдерживаю себя. Лучше поиграем ещё немного. В принципе, какая разница, кто из них. Этот, по крайней мере, интересуется мной, а не избегает.

Я покажу ему кое что, чего он точно никогда не видел. И я показываю, прямо у окна, при свете дня, я раздеваюсь для него так, как никогда ни для кого не раздевалась. Я действительно вкладываю душу в этот процесс, я очень стараюсь и хочу получить результат. Ему ведь тоже понравится. Он больше не будет на меня сердиться.

Пока он ошарашенный сидел на диване, потеряв дар речи, я оставляю его и направляюсь в душ. Мы сделаем это, так я решила. По дороге из душа я беру наушники с тумбы. Заодно узнаю, что слушает наблюдатель – Мусоргский, вот это выбор! Я люблю музыку и мужчин. Это хорошее сочетание. То, чего так и не получилось с Наблюдателем, получится с ним. Я хочу стоять всё так же у окна, будто вновь пытаюсь повторить то, чего не было. Я же понимаю, что буду представлять его, а не Парня. Для этого я даже не стану смотреть на него, а закрою глаза. Ну, начинай.

А он стоит и гладит меня. И больше ничего, но я жду, я понимаю, что ему нужно время. Он начинает внезапно. Настоящий огонь разливается по всему телу. Становится жарко и хорошо.

4.3

Она открыла глаза и нашла себя в своей комнате, в своей постели. Возбуждение витало в воздухе, по телу продолжало разливаться приятное тепло. Но радости не было. Будто демон говорил в ней, будто демон был там, под покровом ночи. Она вспомнила то время, когда ей нравилось нравится, когда она разрешала себя трогать незнакомым мужчинам и не только трогать, и не только мужчинам. И вспомнила мрак и тусклые фонари, которые сопровождали её тогда постоянно, от ночи к ночи. Демон говорил в ней, извиваясь и показывая язык. И не было Библии, но была молитва; и она, спустившись с кровати, обратилась к стене, где находилось воображаемое распятие, начала усердно молиться, то и дело крестясь и опуская голову к полу.

5.0

Наблюдатель вернулся в свою комнату с ежедневного обхода территории. Он решил понаблюдать за происходящим в саду с высоты. Распахнув дверь, он увидел белый лист, сложенный вдвое. Лист лежал прямо перед входом, как будто его кто-то просунул в щель по дверью. Но щели не было. Во всех комнатах установлены специальные герметичные двери, чтобы внутри можно было индивидуально дозировать воздействие на испытуемых всеми доступными средствами.

Первая мысль: «Как это могло произойти?»

Вторая мысль: «Может быть это сон?»

Третья мысль: «Какая разница? Это давно похоже на дом сумасшедших».

Третья мысль показалась ему наиболее точной и подходящей. Поэтому он не стал мучать себя догадками, и, подняв лист, отправился к дивану. Развернув его, он обнаружил текст, написанный женским почерком. Видно было, что писали в спешке. Шариковой ручкой. Здесь ни у кого, кроме него нет шариковой ручки. Более того, он прячет свою ручку. Машинально он поднялся и отправился к столу, открыл с помощью отпечатка пальцев секретный ящик – ручка была на месте и пачка листов тоже. «Какого художника?» Никакого. Художник испарился.

– Ну что же, продолжим балаган. – Сказал он уже вслух.

При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что это не просто текст – это стихи. Он медленно начал читать, вникая в каждое слово, пытаясь понять, кого цитирует автор строк. Ничего в голову не приходило, но стихи были написаны недурно. Ахматова? Ахмадулина? Цветаева? А почему именно женщина? Потому что так написал бы только Фет, но он это не писал наверняка. Автор признавался или признавалась, или как здесь говорят признавалось в любви к предмету своей страсти. Такие кружевные фразы, как нижнее белье женщин, усыпали лист бумаги синими завитками. Он сложил лист так же, по линии сгиба, и улыбнулся. Он улыбнулся потому что ему было приятно, что есть кто-то, кто написал эти строки, кто-то, кто может думать и говорить красиво, кто-то, кого он наверняка знал и, конечно, это была она и стало так все равно, что дверь без щели снизу, что ручка и бумага под замком, что на самом деле нужно бить тревогу и срочно выводить её из эксперимента, пока он, этот эксперимент, который сейчас действительно больше походил на цирковое представление, не развалился ко всем чертям. И теперь, прокрутив в голове столько всего, он вспомнил недавний сон, но теперь уже не ужасался ему, а лишь немного сожалел, что он кончился, как обычно бывает со всяким сном, на самом интересном месте. А может это не сон? Может быть он сейчас спит? Ведь ящик стола и прочее – это же больше на сон похоже, чем то, что с ним было недавно.

Впервые за всё время знакомства с Девчонкой, ему захотелось её увидеть. Он посмотрел в окно, но не смог разглядеть её, тогда он спустился вниз и плутал по саду, совсем забыв о намеченном наблюдении за испытуемыми. Он блуждал среди людей и не видел их, он жаждал увидеть только её, но её не было нигде. Тогда он вернулся в здание и принялся бродить по коридорам, но и там было пусто. Наконец, найдя дверь в её комнату, он сделал то, что никто здесь не делает, то, что он сам давно уже не делал – он постучал в дверь. И ожидая, пока дверь откроется, он с улыбкой на лице воображал себе момент этой встречи: она распахнёт створку и бросится ему на шею, а он обнимет её, потом немного отстранит от себя и поцелует, непременно с языком. Дверь осталась закрыта.

Грустный, он побрел обратно к себе, но на третьей ступеньке лестницы вспомнил, что не был в спортзале. Он и забыл о нём, наверное потому, что она сама не любит там бывать. В три счета он оказался рядом с прозрачной дверью с автоматическим открытием. Он немного нервничал, но не ругал себя за это. Выдохнув он поднял глаза и приготовился сделать первый шаг к открывающейся двери, как увидел её вместе с Парнем. Они шли, держась за руки и она улыбалась ему. А ведь здесь никто не ходит так – держась за руки. Им даже в голову не приходит, что так можно ходить. Потому что так ходят только те, кто хочет быть вместе.

Они увидели его одновременно и остановились. Парень даже испугался сперва – видимо, остатки сновидения продолжали покоиться в его памяти, но тут же взял себя в руки. Девчонка же продолжала улыбаться. Наблюдатель сам подошёл к ним.

– Рад вас обоих видеть.

– Привет. – Спокойно сказал парень.

– Добрый день, господин Наблюдатель. – Кокетливо произнесла Девчонка. Парень посмотрел на неё с удивлением – опять непонятные слова.

Наблюдатель смотрел на Девчонку. Сегодня она даже показалась ему особенно красивой.

– Я бы хотел поговорить с вами. – Он сделал паузу. Переводя взгляд на парня и обратно на неё – Наедине.

Девчонка что-то шепнула парню, он послушно кивнул и удалился из спортзала, не прощаясь.

– Хотите присесть или пройдемся? – По-деловому перешла она к разговору.

– Присядем, – он указал правой рукой в сторону окна, – там прекрасная скамья.

Они сели. Наблюдатель расположился напротив окна, опершись обеими руками о скамью, Девчонка повернулась в его сторону, подобрав ноги под себя и выпрямив спину. Он начал свой монолог.

– Ты видишь сны?

Она покачала отрицательно головой.

– Нет? Я тоже не вижу и не видел никогда. – Он сделал паузу и посмотрел ей прямо в глаза.

– Почему же я знаю, что они есть?

Она пожала плечами.

– Ты тоже знаешь?

Она утвердительно кивнула.

– Почему раньше не говорила?

Она опустила голову.

– Не молчи больше об этом. Нужно говорить друг другу об этом всегда. Ты слушаешь меня?

Она кивала.

– Тогда кивай. – С опозданием добавил он. – Я прочитал твои стихи. Это очень красивые стихи. Мне очень понравилось.

Она улыбнулась. По-доброму улыбнулась, словно и ей стихи тоже нравились, а ещё ей стало приятно от того, что ему они оказались близки. Было странно видеть сейчас её такой. Как это не звучало бы, но он привык видеть её без одежды, развращающую, но сейчас перед ним был настоящий образчик святости. Даже целовать её сейчас было бы полным кощунством.

– Может быть посидим в комнате. Я так хочу побыть с тобой наедине. Не подумай ничего дурного. Просто наедине. – Он с трепетом посмотрел на неё.

– Спасибо за такие добрые и тёплые слова. Мне, правда, очень приятно это слышать от вас, тем более от вас. Я ведь так любила вас. – Она осеклась.

– Теперь по-другому?

– По-другому. Теперь я с ним.

У Наблюдателя округлились глаза. Такого он ожидать не мог. Это же был просто сон. Во сне бывает всякий бред, но не на самом же деле.

– Теперь мы вместе. – Добавила она и тем самым забила последний гвоздь в крышку отчаяния Наблюдателя.

– Но как такое возможно? Он же не человек!

– Неужели?

– Разве ты не видишь, что они все как биороботы? Это не люди, у них лишь тело человека, но мозги примитивнее обезьяньих. Это же подопытные крысы, а не люди!

– Но ведь я среди этих крыс. Я одна из них. А вы – господин Наблюдатель, а мы – ваши лабораторные крысы.

Она сказала это строго, с обидой, а сказав, развернулась и пошла в ту же сторону, в которую уходил Парень. Наблюдатель был вне себя от гнева. В глазах горело пламя ненависти к этому Парню. Это была настоящая любовь к женщине, которую он никогда ещё не испытывал с такой силой.

– Я докажу тебе это! – Крикнул он ей вслед, окончательно потеряв контроль над собой.

Она даже не обернулась.

Н

Входная дверь надежно заперта. Я пересматриваю документы, шелестя бумагами. Хочется отделить себя от проблемы, которую она создала мне. Я хочу побыть наедине со свои детищем, с лучшей частью своей жизни и своих способностей. Наверное, я не умею любить, как хотелось бы ей, но я умею другое, не менее важное – создавать новое, избегая повторений. Что же, с самим собой я могу быть честен.

Мы наладили фабрику по выпуску блаженных. Но они такие лишь на первый взгляд. Безусловный доход делает своё дело. Я читал книгу одного человека, не помню его имени и специальности, но это не важно. В его книге дано имя людям нового времени: это человек версии два. Мне очень нравится это определение. Оно отражает суть наших усилий. Механистичная психика сравнима с алгоритмом программы. Одухотворенность заменена на жажду комфорта. Мы проводим не просто исследование – мы творим нового человека. Наше исследование имеет небывалую актуальность, ведь наш новый человек необходим, если мы хотим идти вперёд, построить другой мир, потому что старый себя исчерпал. Мы погрязли в аморальности, наркотиках, проституции, лжи. Мы докажем, что это наброски карандашом. Мы являемся тем ластиком, который сотрет их. Ни одна из систем не смогла добиться чего-то подобного. Даже близко. Капитализм не смог сделать всех богатыми, социализм не справился с задачей сделать всех равными. А мы можем. Мы вскрыли главное противоречие несчастья – отсутствие линейного равенства индивидов. Все должны быть равны прежде всего на уровне мозга и умственной деятельности. Ошибка предыдущих поколений – формирование сверх человека, лучшего образца и признания за ним право лидерства и возвышение его. Самый умный, самый быстрый, самый богатый, самый красивый. Этого больше не будет. Это яд, который нужно вытравить из пор общества. И теперь мы знаем как.

Представьте себе общество без пороков, но с налаженной и прогнозируемой экономической выгодой. Здесь нужно ввести некоторые ограничения для стабильности системы. Первое – это упрощение системы потребностей. Мы должны сами определить его для индивидов для оптимизации производства, для снижения издержек, для повышения эффективности. Второе – мы должны определить, очертить и ограничить среду жизни индивидов. Отчасти это связано с первым пунктом, но так же и следует к третьему пункту – контролировать, анализировать и регулировать психическое состояние. Чего хочет женщина? Или мужчина? Какая разница, если я определяю то, чего они хотят, а для простоты я сделаю желания идентичными, независимо от гендера. Я сам новый гендер и я в каждом из вас. Определяя ваши потребности, я определяю вашу систему потребления, таким образом я получаю наибольшую прибыль при наименьших рисках. Переменные расходы в данном случае вовсе исчезают, лишь убеждая нас, что теперь иная модель, которая чётко делит общество на два сегмента, даже не класса, а сегмента – наших заказчиков и всех остальных.

Кто-то скажет, что мы выбрали самый простой путь – упрощение единой системы. Но так не скажет держатель капитала или власти. Он обрадуется и захочет купить такой проект. Ничего лишнего – только выгода. Долой саморазвитие, профессии, семейные узы, голосования, предпочтения и желания, а самое главное – мечты. Расширение ассортимента привело к кризису перепроизводства: забитые склады с ненужными товарами, огромные средства на формирование желания покупать ненужные вещи, инвестиции с высокими рисками потери капитала. Все это в прошлом. Наша работа – священный Грааль, мечта любого инвестора и я сам буду выбирать, кто им станет, а кто пойдет на корм капиталу. У меня больше такого права, чем у кого-либо.

Но в любой работе есть брак. И вот она и стала тем самым дефектом прекрасного механизма, восхищающего, но не до конца отлаженного. Это хорошо, что она есть и пусть будет. На ней мы сможем отработать все наши недочёты, исправить их, и наладить систему. Лучше иметь дело с ошибками в начале пути и исправлять их, чем когда машина идет полным ходом, а дорога без обочин и съездов. Я должен использовать её, а не приклоняться перед ней, а там, глядишь, я и выпишу ей премию или даже дам награду за её полезность. Жизнь – странная штука, но, думаю, у меня есть шанс сделать её простой и прогнозируемой. Цель оправдывает средства.

Д

Не всё ли равно, кого ты любишь, главное, что ты счастлив? Я счастлива, когда я возвращаюсь назад, когда я оказываюсь вновь маленькой и чувствую его тепло в своей груди. Так я становлюсь на колени, молюсь и это чувство через годы возвращается ко мне и вновь я чувствую себя счастливой. Теперь нет такого дня или ночи, когда я бы думала иначе. Моё тело поместили в клетку, но душу никто не ухватит и не сможет заточить, кроме него самого, ради кого я стою на коленях и отвергаю себя.

Мы можем быть крысами в глазах Наблюдателя. Так проще строить эксперимент, рассматривая нас, как испытуемых. Осталось только выбить номера на лбу, чтобы проще и быстрее было определять того, кто перед тобой. Правда, в таком случае, мы будем напоминать ему подготовленные для инвентаризации котелки. Не его вина, что он делает то, что делает, но это его выбор. Он просто уже не может иначе, даже полюбив. Я думаю, что он верит, что это сконструированный им мир, а значит события здесь развиваются по определённом и понятному ему сценарию, и это его ошибка.

Любовь – всё, что я могу дать ему и всё, что я могу забрать. Сегодня я забрала, то что давала всё это время, но не спрятала поглубже и подальше, а поделилась ею с Парнем. И, что особенно ценно, и давая, и забирая любовь, ты меняешь человека. Без его сознательного волевого акта, а иногда даже и без своего. Как всё изменилось за такой короткий срок. Она пылала к нему чувством и дарила себя, но стоило ей отвернуться от него, как он сам бросился на колени перед ней, упал вместе со всей своей гордостью и статусом: пастух спустился до уровня крысы и стал сам крысой. Стоит только поманить и он послушно встанет на задние лапы и пойдет на звук её дудочки. Но с ним всё ясно. А что с такими, как этот Парень? Что он чувствует? Интерес? Радость? Просто положительная эмоция, несколько более сильная, чем эффект от насыщения желудка цветной массой из биологически нейтральной упаковки?

Наверняка он сам не поймет этого, а ещё вероятнее, скоро потеряет это ощущение, забудет о нём, заместит чем-то другим, например кроссовками или цветастым бесформенным нарядом, новыми впечатлениями из мира видео блогов, новой формой тренажёра в спортзале, или, может быть, и в это так хочется верить, прекрасной мелодией или ночным воздухом сада, или фантазией под луной, или сплетением рифм на листе бумаге, которые обязательно написаны от руки, или же, совсем просто, поцелуй и объятия, а потом уже рифмы на листе.

Не так. Система отстроена и работает по другим законам. Они вытравливают, как это делают с металлами, с помощью щелочей и кислот всё, что может быть любовью, проливая разъедающую душу элементы прямо на сердце. Как страшно от этой мысли, как больно от возможности сбыться этому, как плохо, что нет ничего большего, что могут предложить такие как Наблюдатель таким как мы с Парнем.

П

Я думал, что он добрый, но он злой человек. Как он говорил с нами, как смотрел на меня. Да, Девчонка стала со мной хорошо разговаривать и даже зачем-то взяла за руку. Но взяла внезапно, за секунду, как мы встретили человека без имени. От чего он так делает с нами? Я не могу понять. Мне даже стало так, будто я сейчас ошибусь и у меня что-то не получится. Так бывает, но не когда видишь другого человека, а когда играешь в игру, например стреляешь, и тебя могут убить, а потом всё начинать с начала. Я бы хотел и с ним начать с начала, но хочет ли он? Я готов говорить с ним хорошо, но захочет ли он? Тем более, как начать это? Я должен прийти к нему или он придет ко мне, или же мы встретимся в саду, внезапно, разумеется, или специально?

Вообще, странно, что я обо всём этом думаю так много. И мне плохо от того, что мы имеем такое общение. Так было с девчонкой, но всё наладилось и вот мы общаемся хорошо. Я же хочу, чтобы мы общались так и с ним, и лучше вместе проводили время. Я бы показывал им, как правильно заниматься, они же оба не ходят в спортзал, нужно исправлять.

Наш мир создан для добра, мы живём здесь в добре и радости. Что же мы делаем так плохо, от чего это? Что заставляет нас? Сколько я себя помню, здесь всегда было комфортно, всего хватало. Наше место само заботиться о нас, у нас же всё есть и нам от этого так хорошо. Что же я опять волнуюсь и переживаю, будто начинаю новую игру и пока мне ничего не ясно: как управлять, кто плохой, какое оружие бывает и как оно работает? Может быть, это тоже игра, просто раньше я не обращал на неё внимание? Потому всё так же легко, как в обычной игре, а управлять ещё проще. И вот я и должен начать игру, это как новый уровень. Я просто перехожу на новый уровень и так как нет текста на экране, я понимаю задание внутри себя. Да, это так, это новая миссия, которую мне нужно сделать. Я пойду к нему первый – это и есть моя миссия, – и все оно объясню. И когда я сделаю всё как надо, то будет новый уровень и вот тогда мы все вместе и окажемся. Что-то руки ходят сами от таких мыслей, как всё непривычно на этом новом уровне. Но ничего. Я прошёл много уровней – пройду и этот. Я много получил на баланс, когда прохожу уровни, ведь я здорово это делаю. Сейчас будет не хуже.

6.0

Занималось утро. Лучи касались земли неловко, несмело, хотя делали это каждый день бессчетное количество лет. Светало стремительно, будто жизнь спешила начаться и успеть много за короткий срок. Не осталось сомнений, горечи обиды, негодования, отступили страхи, всем им просто не осталось места в этом свежем душистом светлом воздухе.

Д

Покачиваясь вперёд и назад на перекладине, бегая на месте на беговой дорожке, отжимаясь и качая пресс, я делаю его поистине счастливым. Он счастлив от того, что я делаю то, что он говорит, но не только. Ведь когда у меня плохо получается, он расстраивается так, будто это не получилось у него. Какой он славный. Я хочу сблизится с ним, вот только не могу понять для чего, я же не испытываю к нему тех чувств, что испытывает женщина к мужчине. Я совсем не хочу его, я не мечтаю о том, о чем мечтала раньше, стоя нагой у окна и глядя в сад. Надеюсь, что это не ради мести Наблюдателю. Очень надеюсь. Но как я могу знать наверняка, если я сама себя не знаю?

Я делаю его поистине счастливым, просто прикоснувшись к нему. Что же, пусть так и будет. Пусть я дам ему так немного для меня, но так значительно для него. Как ребенок, он улыбается и подставляет мне свое ухо, кода я шепчу всякие приятности, а солнцу лицо. И от этого хорошо нам троим, и тепло, и светло.

Так странно быть рядом с таким красивым, мужественным атлетом и не чувствовать к нему влечения, и не испытывать от него импульсов страсти. Он не обнимает меня за талию, вообще не трогает меня, не тянется губами с поцелуем к моим губам, не делает двусмысленные намеки, вообще не направляет разговор в подобное русло. И я от этого не страдаю. Я словно становлюсь другой рядом с ним, светлой, что ли. Не серый балахон на мне в этот момент а белоснежный хитон, веса которого и покалываний я даже не чувствую. Не любовь это, а служение, одухотворенное таинство. Я же грешница, но мне повезло – я нашла свой алтарь. Теперь я могу помолиться перед ним и обрести бога, а вместе с ним и надежду на спасение.

6.1

Высоко над бетонной клеткой висело солнце. Ровно над ней висело. Стоял жаркий летний полдень, разделив сегодняшнюю жизнь, на до и после. Шелестела листва от осторожных прикосновений ветра.      Всё живое дышало глубоко и не могло надышаться, желая запомнить здесь и сейчас, улыбаясь друг другу, и с надеждой смотря в будущее. Всё двигалось в эти короткие минуты, всё жило, благодаря нежному и в то же время сильному дыханию света, который словно говорил всему живущему «живите».

П

Как хорошо, что мы с Девчонкой хорошо общаемся. Я не знаю когда так хорошо себя чувствовал. Я очень стараюсь, когда тренирую её, думаю, даже, сделать нам общий блог, где мы вместе будем рассказывать о тренировках. Но подождём, она пока не готова. Ей нужно лучше и больше тренироваться. Главное – у неё получается. Я думаю, она даже стала лучше чувствовать себя и лучше выглядеть. Не хочу сказать, что она выглядела плохо раньше. У неё очень приятная внешность.

Странно как, я не использую оно, когда думаю и говорю о ней. Что же это такое происходит со мной? Я чувствую к ней хорошие чувства и после этого не могу говорить про неё оно. Почему так?

Вообще, многое во мне поменялось. Я теперь делаю так, чтобы больше быть с ней, а не отдельно. Я почти перестал играть в игры, реже делаю блоги. Меня сначала это пугало. Как же я отложу сумму на новые кроссы? Но что-то случилось внутри меня, наверное, и я перестал думать о новых вещах и редко просматриваю каталоги и не обращаю внимание на новые предложения системы. Я перестаю думать о том, чтобы думать о том, что бы еще заказать.

Я думал что-то заказать для неё, но я не знаю что. Да и в моём каталоге все вещи будто для меня, а не для неё. Возможно, у неё свой каталог, где вещи подходящие ей есть, но я же не могу посмотреть в него.

И я совсем забываю про всё, что мне нравится, а про мяч и кольцо я совсем не думаю, хотя они мне тоже очень нравились; так вот, я забываю всё это, когда мы делаем что-то вместе. Мы же не только упражнения делаем. Она стала говорить со мной и понимать меня, перестала говорить словами которые мне не ясны. Конечно, она может сказать что-то неясное, но тут же объясняет, а не как раньше – сразу плохое говорить. А я быстро запоминаю, как она говорит, учусь. Вот и недавно учился: теперь я знаю слово смысл в разных его, и вот новое слово, значениях. И когда мы идём проводить время вместе, то я понимаю, что это тоже имеет смысл, а от такого объяснения мне становиться только желаннее идти куда-то с ней и делать что-то, будто поняв, что смысл есть, я получаю таким образом больше от сделанного. Как увеличить баланс – такое же ощущение.