Оглавление
Павел Милюков. Из тайников моей памяти
В защиту автора
Часть первая. От детства к юности (1859–1873)
1. Раннее детство
2. Ранние впечатления
3. Дом Арбузова
4. Семья и родные
5. Учение и школа
6. Дома, в церкви, на улице, на дворе и на задворках
7. Дача в Пушкине
Часть вторая. Последние годы гимназии. Поездки (1873–1877)
1. Мои учителя
2. Мой «классицизм»
3. Наш гимназический кружок
4. Из Москвы в Кострому
5. Война. Кавказ
Часть третья. Студенческие годы (1877–1882)
1. Первые два года
2. Семейные дела. «Кондиции» и моя «Философия»
3. Мои учителя истории
4. Политика общая и университетская (1879–1881)
5. Ближайшие последствия моей «политики»
6. Путешествие по Италии
7. Последний год в университете (1881–1882)
Часть четвертая. От студента к учителю и к ученому (1882–1894)
2. Учительство
3. Магистерский экзамен
4. Женитьба
5. Новые знакомства и связи
6. Университетские лекции
7. Моя диссертация
8. Петербург и заграница
9. Семейные дела. «Русская мысль» и «Русские ведомости»
10. Просветительная деятельность. Лекции. Идея «Очерков»
11. Политика и изгнание из Москвы
Часть пятая. Годы скитаний (1895–1905)
1. Рязанская ссылка (1895–1897)
2. Болгария и Македония (1897–1899)
3. Петербургское интермеццо
4. Преступление и наказание
5. В новой ссылке
6. Вторая отсидка и освобождение
7. Первая поездка в Америку (1903)
8. Зимовка в Англии
9. Аббация и смерть Плеве (1904)
10. Поездка по Западным Балканам
11. Мои первые политические шаги. «Освобождение»
12. Между царем и революцией. Париж
13. Вторая поездка в Америку (1904–1905)
Часть шестая. Революция и кадеты (1905–1907)
1. Возвращение домой
2. Что я нашел в России
3. Мои первые шаги с примирительной миссией
4. От слов к делу
5. «Булыгинская» Дума и тюрьма
7. Витте и кадеты
8. Кадеты и левые
10. Конфликты между депутатами в Думе
13. Роспуск и Выборгский манифест
14. Потухание революции (1906–1907)
15. Кадеты во Второй Думе
Часть седьмая. Государственная деятельность (1907–1917)
1. Физиономия Третьей Государственной Думы
2. Кадеты в Третьей Думе
3. Три заграничные поездки
4. «Неославизм» и пацифизм
5. Моя деятельность в Третьей Думе
6. Разложение думского большинства
8. «Национальная» политика Сазонова и Балканы
9. Мои последние поездки на Балканы
10. Потеря русского влияния на Балканах
Часть восьмая. Четвертая дума
1. Положение историка-мемуариста
2. От Третьей Думы к Четвертой
3. Война
4. Как принята была война в России?
5. «Священное единение»
6. Прогрессивный блок
7. Наступление и борьба с блоком
9. «Диктатура» Штюрмера
10. Перед развязкой
11. Самоликвидация старой власти
12. Создание новой власти
Часть девятая. Временное правительство (2 марта 1917 г. – 25 октября 1917 г.)
1. Вступительные замечания
2. Состав и первоначальная деятельность Временного правительства
3. Мои победы – и мое поражение
4. От единства власти к коалиции
5. Съезд Советов и социалистическое правительство
Приложение I
Приложение II
Приложение III
Отрывок из книги
Мне идет 82-й год. Писание моих воспоминаний, на котором часто настаивали друзья, я обыкновенно откладывал до конца жизни, «когда ни на что другое не буду способен». Но, с одной стороны, ряд признаков показывает, что этот конец приближается, а с другой, обстоятельства военного времени так сложились, что я оказался отрезанным от своей нормальной деятельности как ученого, так и журналиста. В Виши я почти закончил обработку для печати второй части первого тома «Очерков» («Очерки по истории русской культуры») по заранее заготовленным материалам; с уходом редакции из Парижа оборвалось издание «Последних новостей», и условия складываются все более неблагоприятно для их возобновления – во всяком случае, для продолжения моей публицистической линии. Усиленное внимание друзей к состоянию моего здоровья, особенно с последнего юбилея, показывает, что я в этом внимании все более нуждаюсь. И докторские предписания уже в третий раз меня возвращают от попыток вернуться к нормальной деятельности – к сидячей или даже полулежачей жизни. Ослабление сердечной деятельности все настойчивее указывает место наименьшего сопротивления моего организма.
Итак, я оправдан в собственных глазах, если заполню свои невольные досуги воспоминаниями о моем собственном прошлом. Ничего и ни у кого я этим не отнимаю. Что из этого выйдет, не знаю. Я приступаю к писанию при отсутствии всяких материалов, кроме запаса моей памяти. Говорят, что в старости восстает в памяти особенно ярко и точно самое отдаленное прошлое. В своем случае я этого не нахожу. Слишком многое забыто, в том числе, вероятно, и много существенного. Прошлое выплывает из памяти в разорванных обрывках, отдельных эпизодах, врезавшихся в память, и чтобы восстановить из этих обрывков какое-нибудь целое, нужно сразу перейти из годов младенчества к годам, когда возникает сознание о себе, как части этого целого. Это сознание начинается довольно поздно, а складывается в общую картину еще позднее, и уже тогда, когда к Wahrheit примешивается значительное количество Dichtung («Wahrheit» – истина, «Dichtung» – вымысел). Но тогда эта Dichtung ретроспективно вмешивается и в попытки описать прошлое, пережитое в состоянии неполного сознания. Отсюда рядом с неполнотой и неизбежная недостоверность воспоминаний. Не мне судить, насколько я смогу преодолеть эти пробелы памяти и ошибки субъективизма.
.....
Выбрав подходящий момент, мы опустили книгу в отхожее место и… с некоторой тревогой ждали последствий своего преступления. Но наше преступление сошло нам с рук, просто потому что исчезновение учебника не было никем замечено; никто нас по Корнелю не спрашивал, и «География» была упразднена сама собой не только в качестве книги, но и в качестве учебного предмета.
Следы такой запущенности преподавания довольно скоро были замечены и нашими родителями. Нас решили взять из этого странного пансиона. Не знаю, по чьему совету дальнейшее наше обучение было поручено бедному и больному старику – еврею Блонштейну. Дисциплинировать нас он не мог, но он брал нас именно каким-то своим пришибленным видом и своей человеческой лаской.
.....
