Читать книгу Нитки - Павел Сергеевич Почикаев - Страница 1
ОглавлениеНикогда прежде сон не казался таким крепким, как смерть. Дан запутался в его объятиях, его душила наступающая со всех сторон чернота, он барахтался в омуте без берегов и панически метался по сторонам. Все чувства, все рецепторы предупреждали об опасности, о затаившейся угрозе, поджидающей его по ту сторону бодрствования, его полуночные видения были наполнены ощущением безнадёги, из которой не существовало выхода. Мрачный сон стягивался вокруг него, но самое худшее заключалось в том, что он был здесь не один.
Фигура возникла перед его лицом, а следом за ней двигалось ещё несколько, соблюдая почтительную дистанцию. Они являлись единственными хоть как-то освещёнными объектами в густом тумане сновидения. Бледный, неяркий, проникающий снизу свет сопутствовал передвижениям фигур, когда они приближались к нему. Это встреча не сулила Дану ничего хорошего, он прилагал усилия, чтобы заставить своё тело проснуться – без результата; он старался отодвинуться, спрятаться в темноте – но та не собиралась укрывать его. В этих тёмных грёзах ему была уготована роль беспомощной жертвы.
Тем временем первая фигура встала практически вплотную к Дану, и, задрав голову, он мог разглядеть невыразительное лицо и глубоко посаженные печальные глаза. Вновь прибывший не стал открывать рта и произносить слов – окружающая их темнота не была предназначена для звуков. Дан с удивлением заметил, что мужчина одет в рясу священнослужителя, вывернутую наизнанку. Без всяких церемоний и лишний действий человек в рясе протянул руку и с небывалой силой впился пальцами в нижнюю челюсть Дана, заставляя того распахнуть рот.
Дан сопротивлялся, но мужчина не обращал внимания на его попытки, одной рукой он удерживал рот в отрытом положении, а другой сделал повелительный жест, и один из тех, что двигался следом, вложил в его раскрытую ладонь моток толстой нитки или бечёвки. Ловко подхватив болтающийся конец шнура, человек в рясе стал засовывать его в раскрытый рот Дана. Грубая верёвка прошлась по его губам, задела зубы, оставила пыльный привкус на языке и неумолимо направлялась всё дальше. Священник пихал ему бечёвку прямо в глотку, вызывая у Дана приступы тошноты.
Его взгляд метался меж собравшимися фигурами, но нигде не натыкался на сострадание, на него взирали мёртвые глаза, а веки того человека, что передал нитки, и вовсе были стянуты металлическими скобами.
Всё дальше и дальше, бечёвка забиралась всё глубже, она, как змея, послушная воле заклинателя, сама ползла по горлу Дана. Он не смог удержаться и вынужден был сглотнуть, Дан почувствовал, как шнур пощекотал его внутренности. Безмолвный мужчина в рясе продолжал удерживать нижнюю челюсть, по которой текла слюна, крепкими пальцами. Его совершенно не волновали мучения спящего, как и удивление, перемешанное с отвращением, отражавшееся в его глазах. Вся его свита заворожено на этим наблюдала, выглядывая из-за спины своего предводителя.
Ротовая полость, глотка, пищевод – всё это на своём пути успел миновать проглоченный кончик шнура, в скором времени ему предстояло добраться до желудка. Дан, не имевший возможности закрыть рот или хотя шевельнуться, прислушивался к движению инородного тела внутри своих органов, а грубая нить забиралась всё глубже, разматывая клубок, валяющий возле ног переодетого священника.
Дан осознал, что на нём нет одежды в тот момент, когда шнур вышел из него сзади. Невероятно, но теперь он был нанизан на эту нить! Посажен на гибкий вертел! Бечёвка проходила через его тело насквозь, однако священник в рясе вовсе не собирался на этом останавливаться. Дан задрожал сильнее прежнего, когда увидел, что мужчина подзывает второго своего прислужника, и тот угодливо предоставляет ему пригоршню рыболовных крючков, а сам предводитель начинает привязывать их к шнуру… определённо он намеревался продолжить истязание пленника, заставив его глотать крючки.
Впервые за долгое время до его слуха донёсся звук. Он едва пробивался сквозь густой туман, и Дан заметил, как искривились губы его мучителя и его семерых спутников, вынужденных прервать пытку. Звук набирал силу, туман отступал, образы и краски теряли насыщенность. Сон, наконец-то, заканчивался.
***
Будильник вырвал его из того беспросветного мира, куда его закинуло сновидение. Сердце колотилось в грудной клетке, как бешеная птица, он весь покрылся потом и лежал среди перекрученных влажных простыней. Что-то касалось его губ и слегка проникало в рот, что-то лёгкое ползло по его щеке, норовя забраться внутрь… Дан резко взмахнул рукой и с облегчением обнаружил, что это всего лишь волосы. Он отпустил их длиннее прежнего и ещё не успел привыкнуть к ним. Слипшиеся от пота волосы покрывали его лицо неприятными прикосновениями. Одни лишь волосы, никаких ниток…
Образы, явившиеся ему во сне, становились всё более расплывчатыми, события переносимой пытки спешно забывались, но тем не менее внутри у него оставался неприятный осадок. Дану помнились тошнотворные ощущения, ему захотелось сплюнуть, прочистить горло. Ему хотелось принять душ и окончательно отмыться от удушливой ауры пережитого сновидения.
Будильник на полке продолжал монотонно выдавливать из своих динамиков мелодию. Сколько раз он уже успел повторить свою трель прежде, чем Дан проснулся? Сколько ещё этих жалящих уши нот прозвучит, пока он, наконец не встанет с кровати и не выключит его? С трудом перекинув ноги за край кровати и отбросив в сторону комок простыней, Дан поднялся и, шлёпая босыми ногами по холодному полу, добрался до небольшого столика. Первым делом он выключил будильник – ранние подъёмы всегда давались ему тяжко, он не любил утренние головные боли.
Тут же на столике лежало пригласительное письмо, напоминающее ему о вынужденной причине столь раннего подъёма. Для пущей важности здесь же располагался отрывной календарь, в котором наступившее утро было обведено красным маркером. До назначенного в пригласительном письме времени у него оставалось около двух часов, и Дану следовало поторопиться, если он собирался произвести положительное впечатление на назначенных ему собеседованиях.
Он поплёлся в ванну, где первым делом забрался под душ. Дан долгое время стоял под обжигающе горячими струями, позволяя воде омывать невыспавшееся тело. Длинные волосы спадали ему на лоб, дотягивались до ноздрей, слегка щекоча их и вызывая непрошенные ассоциации с ночным кошмаром. Дан отбрасывал волосы в сторону, но они всякий раз возвращались на исходную позицию.
Протерев запотевшее зеркало и упёршись руками в края выступающей раковины, Дан рассматривал своё лицо, выискивая последствия приёма наркотических веществ. Как ни странно его глаза выглядели совершенно нормально, в них не было обилия лопнувших сосудов, зрачки были адекватного размера, да и кровь не шла у него из носа… Однако он знал, что не вся отрава вышла у него из крови, и в ближайшем будущем ему потребуется новая доза.
В голове гудело, между висками словно перекатывали свинцовые шары, но этим неприятные ощущения исчерпывали себя. Оставалось надеяться, что Дану удастся продержаться в таком состоянии как можно большее количество времени и не сорваться во время собеседования. Он взял зубную щётку, намазал её пастой и принялся чистить зубы.
Он начал замечать странности, когда приближался к завершению этого процесса. Сплёвывая пасту, Дан внезапно обнаружил тонкую чёрную нить, стекающую вместе с пеной к сливному отверстию. Поднеся к глазам кончик зубной щётки, он заметил нить, намотавшуюся на щетинки. По его животу пробежала судорога, рот наполнился рвотным привкусом. Брезгливо кривясь, Дан пальцами отодрал от щётки нить и бросил её в унитаз, после этого он посмотрел в зеркало и широко улыбнулся, желая проверить чистоту зубов. Там тоже была нить, она проходила сквозь межзубные промежутки и свисала с клыка, напоминая неровную трещину, проходящую по белому льду.
Не успевшее высохнуть после душа тело покрылось потом, перед мысленным взором Дана на мгновение восстал человек в вывернутой священной рясе, и он что было сил принялся вычищать нитку из своего рта. Он снял её часть с языка, отклеил от нёба, вытащил из зубов, но никак не мог избавиться от неё полностью. Всякий раз, когда Дан смотрел в зеркало, он замечал новые и новые чёрные полоски, торчащие изо рта, он ковырял их ногтями, выуживал щёткой, подталкивал языком. В унитазе успело собраться внушительное их количество, прежде чем он остался доволен результатом.
Дан как раз разглядывал своё страдальческое отражение в зеркале, когда заметил не менее удивительную вещь. Под левым глазом в том месте, где скула образовывала выступ, под кожей проступал очертания инородного объекта. Дан осторожно исследовал это место пальцем и почувствовал лёгкий укол боли. Чуть растянув кожу, он узнал в этом предмете рыболовный крючок. Казалось, что он помещён между костью и туго натянутой кожей, достаточно было всего небольшого усилия, чтобы он прорвал покров и выглянул наружу. Дан отчётливо видел зазубренный конец, предназначенный для удержания пойманной рыбы.
Его раздирало желание избавиться от опасного предмета, удалить его из своего лица, запустить пальцы и вырвать из себя острый металл, но Дан заставил себя сохранить неподвижность. Пальцами он обхватил керамическую раковину и постарался стиснуть их как можно крепче. Нитки и крючок у него под глазом – были признаками наркотика, ведь ему и раньше приходилось видеть несуществующие вещи. Это была плата за наслаждения, побочные эффекты высоких удовольствий.
Мало кто из людей так спокойно относился к галлюцинациям, они были частью жизни Дана, и при том не самой жуткой. Он на несколько секунд закрыл глаза, а когда их открыл, с его лицом всё было в порядке. Пусть волосы в унитазе и являлись продуктом его воображения, Дан всё равно спустил воду и покинул ванную комнату.
Особого настроения завтракать у него не имелось, он решил выпить крепкого чаю, а пока вода закипала успел одеться и сейчас читал пригласительное письмо. Бизнес-центр назывался «Чистая Лощина», и не вызывал в голове Дана никаких ассоциаций, это наименование он увидел впервые, хотя указанный адрес показался знакомым. Дан часто бывал в том районе городе, но никогда прежде не замечал расположенного там бизнес-центра. Очевидно, что ранее его голова была забита другими вещами, а потому ему не было нужды крутить ею по сторонам. В наш прогрессивный век бизнес-центры распускались на всех свободных улицах, стоило удивляться тому, что он не поспевал за ними?
Он выпил чай и перед самым выходом решил причесаться, влажные волосы успели высохнуть, он разгладил их расчёской, придал себе наиболее опрятный вид и бросил взгляд на отражение в зеркале – на миг ему показалось, что крючок из-под глаза никуда не делся, а из зубов торчит кончик нитки, но стоило сморгнуть, как видение исчезло.
Мысли его полнились предстоящими собеседованиями, и он покинул свою квартиру в непривычно приподнятом настроении.
***
Он снова был без одежды, а человек в вывернутом одеянии священника держал мёртвой хваткой его челюсть. Скосив глаза, Дан мог видеть длинный шнур, уходящий внутрь него, теперь на бечёвке прибавилось узлов, и в каждый из них был вставлен крючок. Его горло непроизвольно совершало глотательные движения, увлекая за собой новые сантиметры чёрного шнура. Человек в костюме священника наблюдал за ним с самым незаинтересованным видом.
Семеро собравшихся за его спиной прислужников подались вперёд, и теперь Дан мог наблюдать их лица, если, конечно, подобное уродство позволительно называть лицами. Там была девушка, рот которой заменяла заржавелая молния, ей приходилось раскрывать её, чтобы демонстрировать беззубые дёсны в приступах лающего и лишённого звуков смеха. Вторая девушка, не стеснявшаяся своей наготы, имела непомерно большие груди, пришитые к её худощавому телу. Края плоти были грубо пригнаны друг к другу, кое-где- под действием гравитации шва начинали растягиваться. Был там и мужчина без носа с кольцом на месте отсутствующих ноздрей, некто с переменчивым дымом вместо лица и прокажённый с распадающейся на куски кожей.
Дан заметил, как один крючок впился в палец священника, но тот не придал этому значения. В следующий момент шнур углубился в глотку Дана, крючок дёрнулся и выдернул из пальца кусок кожи. Тот даже не дёрнулся. Не отвлёкся, не зажмурился. Он продолжал смотреть на неподвижного Дана, к которому всё ближе и ближе подтягивались острые, изогнутые крючки.
Вот металл коснулся его губ, остриё скользнуло по зубу и впилось в открытую десну. Дана передёрнуло от тянущей боли. Первый крючок уже полностью вошёл в его рот, второй был на подходе, а за ним тянулись остальные – все, которые человек в одеянии священника столь терпеливо привязывал к бечёвке. Дан разводил губы как можно шире, он всеми способами старался увеличить объём своей ротовой полости, но эти предосторожности не помешали одному из крючков проткнуть его щёку и потянуть за собой кожу…
Как оказалось, это было ещё не самым страшным, его спина начала выгибаться дугой, словно концы бечёвки, пропущенной через его тело, стали подниматься наверх.
Его подвесили на ниточке, а горло рвали рыболовные крючки…
***
Бизнес-центр со странным названием «Чистая Лощина» внешне напоминал сужающуюся кверху башню или воронку. Он состоял из семи этажей, а на крыше, судя по всему, располагалась вертолётная площадка. Каждый этаж располагался на своеобразном уровне, отчего всё здание целиком имело ступенчатую форму. Построенное из тёмного стекла и блестящей стали оно разительно отличалось от всех прочих построек в этом районе. Со стороны могло показаться, что в асфальт вонзился огромный осколок какого-то полудрагоценного камня.
Одновременно с этим здание походило на остров, возникший среди серого города-моря. Это сходство усиливалось за счёт большого количества луж, окружавших «Чистую Лощину» со всех сторон. Последний дождь был несколько дней назад, однако в окрестностях семиэтажного здания было по-прежнему сыро. Лужи тонкой плёнкой покрывали аккуратно выложенную плитку, и, заглядывая в их, можно было увидеть отражение всего здания целиком.
Несмотря на сырость по направлению к бизнес-центру двигалось большое количество человек, дорогими туфлями они шлёпали прямо по лужам, добирались до ступенек и по ним восходили к главному входу, обозначенному блестящей и немного неуместной аркой, над которой располагались большие неоновые буквы, складывавшиеся в название бизнес-центра , правда, некоторые из них не горели.