Читать книгу Сколько себя помню - Павел Валентинович Сильчев - Страница 1

Сколько себя помню, мне всегда не нравилось в больнице. Как только мы с мамой переступаем ее порог, тут же ощущаем этот въедливый запах чистоты и строгости. Вездесущие люди в белых одеждах всегда с суровыми выражениями на лицах деловито снуют туда-сюда, и нам сразу кажется, что мы им мешаем.

Людская отчужденность в этом месте ощущается особенно сильно. Кажется, что каждый желает остаться тут незаметным для окружающих, притаиться, промолчать, не привлекать внимание.

А эти звуки? Я помню, как в первый раз услышал это зловещее бряцанье инструментов из процедурного кабинета. С тех пор, от одного воспоминания мурашки по коже. И эта гулкая пустота, когда каждый шаг отражается многочисленным эхом в этих бесконечных коридорах. Бр-р-р!

Сегодня мой второй сеанс у психолога, поэтому я под дверями один. Мама сказала, что я уже большой, и было бы неловко, если бы она пришла со мной и во второй раз. Может быть она права, мне ведь уже 13, не за горами взрослая жизнь, как сказала сегодня мамина подруга.

Вы не подумайте, ходить к психологу, была не моя идея. Я бы ни за что не оказался тут по собственной инициативе, но у мамы и без того проблем хватает, чтобы еще за меня лишний раз волноваться. Она считает, что это пойдет мне на пользу, как и многим другим в подростковом возрасте. Правда ни в прошлый раз, ни теперь, я не встретил здесь обещанного множества молодых людей, которые с успехом решают тут свои сложные житейские проблемы.

Тут я должен кое-что прояснить. Это насчет проблем. Окружающие считают, что у меня их пруд пруди, но я так не думаю. Конечно, учитывая сложный жизненный период, есть некоторые сложности. А у кого их нет? Тем более на первом сеансе Елена Юрьевна пообещала, что с ними мы разделаемся на раз. Я тогда ей не поверил, но после подумал, ведь она взрослый человек, в белом халате, это же должно что-нибудь значить. В общем, наверное, я зря сюда заявился и напрасно сижу тут одиноко под кабинетом. Какой же я болван! Надо уходить! Тем более время указанное в талоне уже прошло, на неудобные вопросы всегда можно будет сослаться на вынужденное опоздание…

– Федор, – бесстрастный голос Елены Юрьевны застал меня врасплох.

Так бывает, когда я сильно задумаюсь, то не замечаю, что происходит вокруг. Дверь в кабинет приоткрыта, и оттуда льется яркий дневной свет. Она стоит серьезная, указательным пальцем придерживает двери. А я вижу, как доводчик старается побороть ее упрямство.

Она смотрит на меня свысока, немного удивленно хмурит брови. Эх, видимо, придется зайти.

Внутри все так приветливо, так уютно: большущий диван, маленький столик, широкое окно, множество разных побрякушек. Почему я не заметил все это в прошлый раз. Может сильно волновался.

– Присаживайся, Федя, – более ласково предложила Елена Юрьевна, – ты не против, что я буду тебя так называть.

Я хотел ответить, но в горле почему-то пересохло, так что получилось только утвердительно качнуть головой. Но ей этого, кажется, хватило.

– Отлично, ни желаешь чего-нибудь? Может минералки, или конфет..?

Я отрицательно покачал головой, сам не знаю почему, ведь в горле по-прежнему была Сахара.

– Хорошо, тогда давай начнем.

Почему она сказала «хорошо», она ведь психолог, разве она не должна была понять, что мне ужасно хочется пить, но просто стыдно сразу соглашаться.

Елена Юрьевна взяла на колени свой обширный блокнот, надела очки, и стала похожа на репортера в белом халате. Было видно, что она готова задавать вопросы.

Почему никто никогда не думает, что отвечать на вопросы не интересно, что иногда хочется просто послушать, что скажет другой.

– Ну, расскажешь мне, как у тебя дела? – Начала она издалека.

– Все хорошо, как всегда, – немного помедлив, покривил душой я.

– А подробнее, – пригласительно улыбнулась она.

– А что конкретно-то рассказать, – немного не понял я вопроса.

– Расскажи про школу, – будто навскидку предложила она.

Легко сказать. В школе, как раз ничего интересного не происходило, по крайней мере того, что хотелось бы рассказывать постороннему человеку.

Наверное, она увидела мое замешательство, наклонилась через столик и участливо положила руку на мои дрожащие пальцы.

– Расскажи о сложностях, мы ведь с ними собрались разделаться.

Сегодня первым уроком была физкультура, – я облизнул пересохшие губы и посмотрел на свою собеседницу, чтобы еще раз убедиться, что ей можно довериться. Она внимательно смотрела на меня, ждала продолжения. – Грищуки уже переодевались, когда я вошел в раздевалку. Я обычно захожу попозже, чтобы если возможно избежать неприятностей. Но сегодня они почему-то задержались.. Они сразу меня заметили и стали смеяться над моим весом. Называли меня пуфиком, кабаном и многими другими словами, которых взрослым лучше не озвучивать.

– Это те двое, задиры? – Перебила она мой рассказ и подсмотрела в свой блокнот, наверное, прошлые записи.

– Братья Грищуки, – говорю я, – Так вот, я стараюсь делать вид, что не замечаю их и быстро так переодеваюсь. Но они не успокоились. Когда вокруг больше никого не осталось, все по-быстрому испарились, они подошли и стали заставлять завязывать им шнурки на кроссовках. Мне пришлось согласиться, потому что я не хотел, чтобы меня били. Но когда завязывал, то получил ногой по лицу. Было больно и обидно. Обидно, потому что не вышло избежать неприятностей. Я схватился руками за лицо, чтобы подумали, что мне совсем плохо и закатился под лавку. Тогда они еще немного посмеялись и ушли на урок.

– Ты не думал поговорить об этом с классным руководителем?

– Было дело, – усмехнулся я, – мне не поверили. Грищуки – отличники. Они учатся гораздо лучше меня. Так что тут, мое слово против их слова. Учителя подумали, что это я из зависти очернить их пытаюсь.

– А что другие ученики, молчат?

– А им какое дело? Им удобно, что я на виду. Их за то никто не трогает. Всех, похоже, устраивает настоящее положение вещей.

Елена Юрьевна задумалась, не спеша записала что-то в блокнот.

– В прошлую нашу встречу, ты рассказывал, что девочки постоянно издеваются и смеются над тобой. Сегодня ты опять столкнулся с этим явлением?

– Сегодня как-то обошлось, – вздохнул я. – Девчонки, на самом деле, меньшее из зол. В прошлый раз мне было трудно делиться более важным.

Она понимающе кивнула.

– Есть еще более «важное» или Грищуки наша основная проблема?

– Ну, Грищуки это олицетворения одной из глобальных проблем. На Земле множество опасных личностей, с которыми лучше мне не встречаться. Честно сказать возвращение из школы домой часто превращается в напряженное приключение – длительное и опасное. Чтобы избежать нежелательных встреч, мне часто приходится добираться домой окольными путями. В результате дома я оказываюсь с большим опозданием. Мама беспокоится. Но я ей не рассказывают всего, чтобы не волновать. А она думает, что я связался с плохими парнями, и все равно волнуется.

– А ты не пробовал ходить домой вопреки своим страхам прямым путем? Может быть все не так уж серьезно?

Я посмотрел на эту еще молодую женщину и удивился ее наивности. Неужели люди взрослые бывают настолько далеки от реальной жизни, что позволяют себе на полном серьезе думать подобное.

Но она, по всей видимости, была совершенна искренна в своем невежестве. Я мог только усмехнуться на подобное предположение.

– Само собой, пробовал. Несколько раз пришел домой с синяками и порванной формой, а мама подумала, что я стал драться, забеспокоилась, стала звонить директору школы, просила, чтобы присмотрели за мной, чтобы не пошел по наклонной. Директор меня пару раз к себе вызывала и проводила со мной беседы о хулиганстве и его вредном воздействии на наше будущее. Или что-то в этом роде. После этого учителя окончательно уверились, что я драчун и невоспитанный тип. Пришлось сменить тактику.

– Удивительная история, – поражалась Елена Юрьевна, – но продолжай, мне очень интересно.

– Подобная же история с ребятами из нашего двора. Я почти не выхожу из дома, чтобы не столкнуться с насмешками и издевательством. Не то, чтобы я сильно их боялся, просто всякий раз это неприятно, вот и стараюсь избегать неприятностей. Теперь мама переживает, что у меня какое-то психическое заболевание, раз я со сверстниками во дворе не развлекаюсь.

– А тебе никогда не приходило на ум дать сдачи, постоять за себя?

– Конечно же мне приходило это в голову, – разозлился я, – но что толку, если я физически не могу ударить человека.

– Тебе страшно?

– Наверное, но не в этом дело. Долгое время я думал, что я просто трус. Но в прошлом году котенок упал с моста в реку. Там было много людей, многие это видели, но никто не поспешил ему на помощь. Никто, кроме меня. Я бросился в воду, не раздумывая, и спас беднягу. После, размышляя над происшедшим, я понял, что это был отважный поступок. В тот момент я не побоялся погибнуть, это значит, что дело не в трусости. Но то, что это какая-то слабость, в этом я не сомневаюсь. Надеюсь, что вы сможете мне помочь.

– Я очень буду стараться, Федя.

Она как-то по особенному задумчиво склонила голову, и ее густые светлые волосы красиво упали на лицо. Она бессознательным жестом отправила их за ухо, и в этом движении вдруг открылось, что она сейчас стала мне самым близким человеком, тем, кто действительно желает меня понять и принять таким, каким я являюсь на самом деле.

– Федя, скажи мне, у тебя не бывает проблем со сном? – Как-то задумчиво проговорила она.

Она попала в самую точку. Откуда она могла узнать про это?

– Это вам мама рассказала?

Она удивленно вскинула густые ресницы.

– Нет. Я сама об этом подумала.

Теперь мне было уже легко говорить с ней, и не доверять ей не было причин.

– Да. У меня случаются бессонницы. Раньше я хорошо засыпал и мне даже снились разные там сны, и все такое… Но последнее время я долго не могу заснуть, все время думаю о чем-то. А когда под утро засыпаю, то словно проваливаюсь в яму без снов и отдыха. В результате, каждый день хожу сонный и утомленный.

– Ясно. Я выпишу тебе снотворное, чтобы ты быстрее засыпал и лучше высыпался. Но с социальными проблемами разобраться будет уже не так просто. Я подумаю, а после предложу тебе возможные варианты решения. Давай-ка встретимся с тобой послезавтра в это же время, и тогда уже попробуем изменить ситуацию. Хорошо?

Я немного разочаровался, что у доктора не оказалось для меня готового решения, но все равно согласно кивнул на ее вопрос.

Дождавшись, пока она напишет рецепт, я спешно покинул больницу, чтобы поскорее добраться до дома. За последние дни домашки накопилось немерено, и эта задержка на сеансе угрожала перерасти в большие неприятности, если я не успею доделать все, что нужно.

Дома все было как обычно. Мама на кухне, что-то жарила, отчим перед телевизором с пивом болел за футбольную команду. На мой приход никто не обратил внимания. Я прошел в свою комнату, быстро переоделся и на кухню. Желудок уже к спине прирос.

На немой мамин вопрос я только отмахнулся и дотянулся до горячей котлеты. Обжигающий ее сок восхитительно разлился по всему моему организму. Что-что, а вкусно покушать я люблю. Возможно это одна из моих проблем… Но не самая большая. Вкусовые рецепторы в моем теле, видимо, каким-то невообразимым образом связаны с центрами настроения в моем мозгу. К этому выводу подтолкнула меня котлета и то, что у меня сразу же появилось желание поговорить с мамой на тему прошедшего сеанса.

– Елена Юрьевна сказала, что постарается помочь мне с проблемами в школе и на улице, – промямлил я между актами заглатывания пищи, – вот, – я протянул ей рецепт, – сказала, что должны помочь мне со сном.

Выражение глубокого облегчения проявилось на мамином лице. Она поднесла бумажку к лицу и близоруко прищурилась. Кивнула, словно согласилась с методами лечения и бережно сунула рецепт в кармашек фартука.

– Присядь-ка, Федюня, поешь по-человечески, – безаппеляционно заявила она и стала деловито накладывать в тарелку остывшие макароны.

Я все жевал котлеты и заедал их макаронами, и не мог оторвать взгляд от мамы. Ее движения у плиты завораживали. За долгие годы она научилась работать у плиты, как настоящий профессионал, ни одного лишнего движения. Я смотрел и думал, сколько же нужно тренироваться, чтобы достигнуть такого мастерства хотя бы в одном деле?! И даже уроки, что висели надомной дамокловым мечом, не сподвигли меня оставить это созерцание, по крайней мере, до тех пор, пока в тарелке еще оставались эти холодные макароны.

Уроки сегодня никак не давались. Весь письменный стол был уже завален учебниками и тетрадями, а я все перепрыгивал с одного предмета на другой, начал несколько заданий, но ни одного не довел до ума.

В голову постоянно лезли мысли о психологе и новых надеждах, которые пришли в жизнь вместе с ним. Человеку ведь всегда хочется надеяться на лучшее. Хотя как должно было выглядеть это лучшее, я даже вообразить себе не мог.

С этой целью я даже встал перед зеркалом в маминой спальне. На меня смотрел несуразный подросток, тучный, с прыщавым лицом, короткими волосами ежиком цвета прелой соломы. Но больше всего меня мучили мои уши. Мои большущие уши! Как я их ненавидел! Они были предметом насмешек окружающих, сколько я себя помнил. Более того, с них обычно все и начиналось. Даже моя тучность и неуклюжесть не вызывают в обществе такого неприятия, как форма и размер моих ушных раковин. Мама говорит, что они достались мне по наследству от дедушки. Как жаль что его уже нет в живых, не то я бы спросил у него, как ему удалось подружиться с ними? Или, быть может, он тоже страдал от них до самой смерти?

Так что надежды на лучшее будущее выглядели не лучшим образом. Мне нужно было похудеть наполовину и сделать пластическую операцию, как минимум. Ни то, ни другое не представлялось возможным, по крайней мере, в обозримом будущем.

Тут в дверь позвонили, и я вспомнил, что Глебчик собирался зайти ко мне после школы, чтобы вместе делать уроки.

Я даже в глазок не глянул. Открываю. Стоит. Мелкий, едва над портфелем возвышается, голова черная всколоченная, глазки мелкие хитренькие. Глебчик. Он в школе всегда за мной прячется, мне достается, а он сухим из воды выходит. Но я на него не обижаюсь, в конце концов, каждый выживает, как может. Наверное, мы с ним потому и подружились, что проблемы у нас похожего характера.

– Ну, привет, – говорю.

– Здорово, – пробасил он в ответ и покачнулся под весом школьного портфеля.

– Заходи.

Глебчик быстро просеменил в прихожую, скинул свои огромные туфли (нога у него в два раза больше моей), и застыл в нерешительности. Он всегда подвисал, когда замечал моего отчима. Он почему-то страшно его боялся, хотя тот был неплохой мужик, с другой планеты, правда, но неплохой.

– Есть хочешь?

– Угу, – кивнул тот, продолжая опасливо коситься в зал.

– Идем, – вздохнул я, – надо поспешить, а то мы сегодня ничего не успеем.

На кухне было тихо. Я сунул ему под нос макароны с котлетой, и стал напряженно наблюдать, как он неспешно пережевывает пищу.

– Что нового? – Не выдержал, наконец, я.

Он дал знак вилкой, что прожует и ответит.

– Ирка Голубцова под машину попала, – прошамкал он между делом, – все лицо ей по асфальту разьехали.

– Да, что ты?! – С сомнением в голосе воскликнул я. Эти чудовищные слухи частенько разлетались в подростковой среде, а на поверку оказывалось, что все это полная чушь.

– Точно-точно, она теперь если выживет, будет местным Квазимодо, – буднично прокомментировал Глеб, нанизывая капризные макароны на короткие зубцы вилки.

– Лидия Степановна Грищукам двойки влепила, – продолжил сводку он.

– Обоим?

– Точно, – довольно осклабился Глебчик.

– Брешешь!

– Да, чтоб я сдох! – И он красноречиво провел вилкой себе по горлу.

– И за что же? – Все еще сомневаясь, решился уточнить я.

– За что, за что, известно за что, за контрольную.

– Иди ты! – Мне пришлось отвесить балбесу подзатыльник, чтобы не завирался.

Все знают, что у Грещуков по контрольным всегда отлично.

– Раз в год и вилы песни поют, – обижено насупился Глебчик, – исключительный это случай, неужели не понятно?

– Ладно, пора за уроки садиться. Идем в мою комнату

Мы тихонько юркнули мимо отчима и оказались отрезанными от всего мира. Тут можно было делать почти все, что душе угодно. Жаль только, что нужно было заниматься не тем, что было угодно.

Но сделать домашнее задание полностью, в этот вечер нам было не суждено. Сначала мы никак не могли настроиться на рабочий лад, все возникали различные важные темы для обсуждения. Когда же, наконец, мы собрались с мыслями и расчистили рабочее поле на столе, отключили свет. Такое случается. Просто пропадает электричество, и вы остаетесь неудел в самый неподходящий момент своей жизни.

Стало ясно, что на уроках можно поставить жирный крест, и Глебчик суетливо засобирался домой. Наверное, он думал еще успеть что-нибудь доделать сегодня. Но я-то знаю, что если рабочее настроение разрушено, то пиши пропало.

Неожиданно за дверью моей комнаты разразился скандал. Это отчим, расстроенный прерванным футбольным матчем, оторвался на маму. Шум поднялся невообразимый. Глебчик притих, сложил руки на колени и прислушивался, вздрагивал и жмурился в кульминационные моменты.

Я же к подобному уже можно сказать привык, хотя можно ли к этому привыкнуть? Просто теперь я уже не истерил, как это случалось раньше. Просто ждал, когда все стихнет, и только потом успокаивался и выходил из комнаты.

– Пойдешь домой? – Как можно более беспечным голосом предложил я в момент незначительного затишья.

– Останусь, – хмуро отмахнулся он от предложения.

У меня прямо от сердца отлегло. Страсть как не хотелось остаться в этой комнате одному.

– А твои предки тоже собачатся? – Решился я продолжить разговор, чтобы хоть немного отвлечься от подслушивания взрослых разговоров.

– Бывает, – коротко выдохнул он, и после некоторой паузы добавил, – особенно, когда папка выпьет. Мамке это ох как не нравится. Она ему тогда угрожать начинает, уйду, говорит, от тебя, забулдыга.

– Пьет-то крепко?

– Не знаю, – пожал худенькими плечами Глебчик, – он у меня человек тихий, неприметный, по нему не поймешь.

– Понятно.

Помолчали.

– А спишь ты как? – почему-то решил спросить я.

– Как убитый, – удивленно ответил он, – а ты?

– Тоже, – вздохнул я и отвернулся, чтобы он не догадался, что я вру.

– А мне недавно приставку подарили, – сменил он тему к моему большому удовольствию.

– Да?

– Угу. Приходи, сыгранем, – как-то неуверенно предложил он.

– С удовольствием, – обрадовался я, мне уже давно никто не делал подобных предложений. – Может, завтра, после школы?

– Давай, – улыбнулся он, и я почувствовал странную теплоту между нами.

Ощутить близость с другим человеком событие незаурядное в наше безумное время. А тут два раза за один день.

Время было уже позднее, а за дверью буря, похоже, уже улеглась. Глеб нехотя посматривал в сторону выхода.

– Что, пора? – прочитал я его мысли.

Он в ответ только печально качнул головой. Мы молча вышли и долго возились в прихожей – не хотелось расставаться. Оказывается наша дружба только начинала зарождаться.

– До завтра, – тихо просиял глазами Глебчик и протянул мне руку.

– До завтра, – согласился я, и наши руки соединились.

Странное дело, мы и раньше, не раз, пожимали друг другу руки, но при этом никогда ничего не чувствовали. Какие же это слова или поступки сегодня, так изменили наши сердца. Это при том, что видимым образом ничего необычного не произошло. А может, этому поспособствовали обстоятельства…

Перед сном мама зашла пожелать мне спокойной ночи, принесла мне таблетку. На ее усталом от эмоционального бремени лице теплилась материнская доброта. Наверное, это большее, на что у нее сегодня доставало сил.

– Оторвись там, сынок, – тихо пожелала она мне на сон грядущий и поцеловала в лоб.

Она знала про мои проблемы со сном, но все равно каждый вечер желала что-то подобное, наверное, она знала, что мне это нравится.

– Спокойной ночи, мам, – шевельнул я еле слышно губами.

Она вышла. Я лежал и прислушивался к темноте. Внутри меня начала свой бег выпитая таблетка. Она с веселым журчанием углубилась в мое чрево и заколыхалась внутри. Наверное, это добрый знак, подумалось мне, и я закинул руки за голову и принялся мечтать о том, как завтра мы будем играть у Глебчика в игры на приставке.

Сон подкрался незаметно, как обычно, когда его не ждешь.