Читать книгу Литост - Петр Мадэстович Невлазов - Страница 1

I

Сумерки окутали город. Тяжелые капли дождя падали на усеянное морщинами лицо писателя.

Мужчина тусклым взором смотрел куда-то наверх, будто пытаясь выцепить взглядом хоть малейший шанс на надежду.

Фонарь, рядом с которым стоял писатель, с трудом освещал тот «пятачок», где был установлен и фигура мужчины казалась его младшим братом, потухшим гораздо раньше положенного срока.

Темно-серое ночное небо Петербурга в товариществе с холодным северным ветром, заставили мужчину прийти в себя и сдвинуться с места.

Тот не мог оценить, как долго простоял под столичной непогодой и сколько бы ещё отдал ей минут или часов своей несчастной жизни, но ветер, сорвавший рваный цилиндр с головы, поторопил мужчину войти под навес напротив стоящего дома.

Последние 10 лет писатель с трудом кормил свою семью. Смерть сына (одного из четырех детей), произошедшая три года назад, окончательно надломила писателя. Получай он хоть какой-то заработок от своих рукописей (которых было настолько много, что, при желании, они могли бы служить мебелью для случайного гостя), мужчина мог рассчитывать хоть на какое-то признание и возможный финансовый успех, но днём ему приходилось заниматься тяжелой физической работой и уже не было сил писать в любое время суток, как это было ранее.

Физический труд полностью убил волю писателя к умственной работе и лишь изредка он мог набросать пару строк, когда сидел ночами под светом подтаявшей свечи.

Зарплатой чернорабочего он с трудом кормил троих детей и жену на которой висело хозяйство и забота об отпрысках. В отчаянии, мужчина задумался о преступном заработке. Всё честное и достойное постепенно умирало внутри. Для него сложно было сохранять достоинство и непоколебимость взглядов, когда три его юные дочери, каждую ночь постанывали в своих кроватях из-за разрывающего голода. И в один из вечеров, разбитый тяжелой работой, писатель отправился в трактир на Сенной. В место, где сутки напролёт ошивался весь сброд Петербурга и любой бродяга мог заработать себе на кружку рома, выполнив сомнительные поручения бандитских рекрутеров, державших заведение.

II

Давящий гул и щемящий алкогольный смрад вызывали отвращение у писателя и облокотившись на липкую от пива стойку, он начал выискивать взглядом тех, кто мог предложить работу.

Вкупе с мыслями о своём низком положении и желанием встретить возможного работодателя, писатель услышал беседу двух пьяниц, которые, полуразвалившись на стойке, обсуждали общего знакомого.

⁃ Говорю тебе – Сливкин, живший под мостом на Обводном, заимел несметную кучу золота! – Пролепетал возбужденно первый пьяница и трясущейся рукой сделал глоток пива.

⁃ Да не может того быть, – ехидно возмущался второй и со скукой смотрел на пробегавшего по его пальцам таракана. – Он же бесполезнее вилки в тарелке с супом и не мог сам заработать такие богатства…тем более с его гноящимся коленом…вечно хромой и ноющий бродяга. Брехня всё это.

⁃ Брехня или нет, но слухи ходят, что богатство это наследственное, от родственника через пятое колено, который перед внезапной своей кончиной вспомнил про нашего бродягу. И теперь, вместе с богатством, Сливкин заимел и чин князя. Но и черт был бы с этим родственником! Тут интересно другое.

Рассказывающий пьяница выдержал, по его мнению, драматическую паузу и продолжил:

⁃ Говаривают, что за день до внезапного счастья, он ходил к той самой старухе, которая на чердаке живет…

⁃ Это которая на Гороховой? – Внезапно оживился второй и попытался прихлопнуть рукой таракана, который замер у него на большом пальце.

⁃ Именно. Будто он желание разбогатеть загадал и на следующий день…БАХ! – Хмельной рассказчик ударил кружкой о стойку и остатки пива, расплескавшись, потекли в сторону писателя.. – И вот те на – уже князь и при состоянии!

⁃ Ох, – нервно выдохнул второй и выпрямился. – Много гадостей ходит про эту старуху с чердака и не стоит ее лишний раз упоминать. А все сказанное тобой – брехня. Никто же не видел Сливкина после всех этих слухов о богатстве. Спился где-нибудь или плавает вздутый в том же Обводном, а друзья его и придумали эту небылицу, чтобы…

С оглушительным скрипом открылась дверь трактира прервав слова второго пьяницы и заглушив гул в помещении.

В зал вальяжно вошёл мужчина в безвкусном, но богато сшитом багровом фраке. Новый синий цилиндр уже был слегка мятый и со свежими пятнами дорожной грязи. Он шёл хромая и облокачиваясь на трость с позолоченной головкой в форме орла. То был князь Сливкин.

Большая половина трактира знала его ещё бродягой и опомнившийся сброд поднял оглушительный хохот, сотрясавший стены заведения.

Неуклюже задрав голову вверх, князь Сливкин молча подошёл к стойке и так, чтобы перекричать рокот вчерашних собутыльников, завопил трактирщику:

⁃ Всем выпивку за мой счёт!

Толстый мешочек с золотом плюхнулся на стойку, тем самым прервав гогот всех посетителей трактира.

Надменно пробежавшись взглядом по тихому залу, Сливкин продолжал вопить так, будто хохот ещё продолжался.

⁃ Сегодня, я в последний раз вижу ваши пьяные рожи! Завтра утром завершается мой переезд в Петергофскую губернию и я хочу, чтобы вы запомнили меня именно таким!

Произнеся последние слова, князь не касаясь себя руками, провел ими от головы до пояса, демонстрируя свой наряд.

Толпа, которая пару мгновений назад смеялась над бывшим бродягой, но жаждущая бесплатной выпивки, с одобрительным гулом встретила слова Сливкина и навалилась к стойке, выплевывая заказы трактирщику.

Писатель не без интереса наблюдал за всем происходящим и пытался вразумить: история, рассказанная пьяницей, и появление князя Сливкина – случайность или же в той байке и правда есть доля истины?

С этими мыслями он протиснулся через толпу, заполнившую всё пространство у стойки, и покинул трактир, позабыв о том, зачем сюда приходил.

III

Чем бедственнее было положение писателя, тем больше он впадал в отчаяние и готов был пойти на самые немыслимые шаги.

Он никогда не верил в различного рода мистификации, не был религиозным и даже в бытность студенчества, несколько раз, брызжущий переполненным сосудом максимализма, рьяно спорил с преподавателями по богословию о несостоятельности этого учения в жизни образованного человека, чем стоял на грани отчисления из института, но, несмотря на свои изречения, смог его закончить.

Но почему именно сейчас, тот случай в трактире, засел у него в голове и занимал мысли всю дорогу до дома и весь последующий рабочий день? Почему он, всегда отрицавший мистику, дал сомнению прокрасться в сердце и задать вопрос «А что, если…»?

Писатель устал. Последние 10 лет эта усталость копилась, налипая мокрым снегом проблем день за днем и в итоге образовала настолько огромный ком из неудач, разочарований, психический и физических расстройств , что писателю было невыносимо это все нести на себе. Ему захотелось, чтобы в один день, один случай, всё перевернул с ног на голову. Может быть эта усталость и заставила его, спустя два дня после услышанной беседы пьяниц, отправиться на Гороховую улицу.

И вот, после тяжелого трудового дня, он стоял под осенним Петербургским дождем и смотрел на тот самый чердак, опустошенный и сломленный.

Дверь парадной была полуоткрыта и страдальчески скрипела от сквозного ветра.

Писатель с большим трудом потянул массивную дверь на себя и оказался в полусыром помещении.

Запах отсыревшей штукатурки недружелюбно встретил непрошеного гостя.

Склонив голову и сжав в руке старый цилиндр, мужчина побрел по ступеням вверх, стараясь не вглядываться в местный интерьер дома.

Время для писателя уже давно превратилось в тяжелые кандалы висевшие на его ногах. Уже около полугода, лишь по капризной погоде города, он мог примерно определить какой сейчас месяц.

Голова его была пуста и если когда-то давно, в ней бушевал ураган размышлений, где крутилась философия, рассуждения и идеи для новых произведений, то сейчас, уставший от жизни, мужчина самовольно прерывал нарастающий поток идей.

Ветхая деревянная лестница на чердак сменила своих каменных предшественников.

Писатель поставил на неё ногу и надавил несколько раз, проверяя прочность.

Убедившись в надежности конструкции, он начал по ней взбираться вверх и через несколько ступенек упёрся в закрытую железную дверь.

Руки его безвольно дернули дверную ручку и выждав несколько мгновений, писатель, не испытав разочарования, начал спускаться.

Достигнув последней ступени, его окликнул звук поворачивающегося в дверной скважине ключа.