Читать книгу [НЕ] Ангел - p_i_r_a_n_y_a - Страница 1

Экзамен жизни сдал я на "отлично"

Экзамен жизни сдал я на "отлично":

всего добился, многого достиг,

но к многолюдным улицам столичным

за столько лет всё так и не привык.

В людском потоке наравне со всеми

куда-то торопясь, бегу опять,

и не спасают даже воскресенья:

здесь просто невозможно не бежать.

А далеко на севере России

встаёт к станку под заводской гудок

такой родной, уютный и красивый,

спокойный мой рабочий городок.

Там некуда бежать – всё очень близко,

народ суровей с виду, но добрей,

и выцветшее небо низко-низко

лежит на кронах старых тополей.

Я не слабак, но вам открою карты:

бывает трудно, как тут ни крепись,

и я во сне беру билет плацкартный,

чтоб ехать к маме с папой в Новодвинск.

Под разговоры долгие в плацкарте

я будто снова еду в Новодвинск…

Уехал в мегаполис за успехом –

там больше шансов, что уж говорить,

но снится мне ночами: я приехал –

в Двинские волны руки опустить.

И солнце мне лучи кладёт на плечи –

не обжигая, а благословя,

чтоб мне потом везде шагалось легче,

мне дарит силы родина моя.

И вот однажды, кажется, в субботу –

не нужен повод, просто выходной –

мой Новодвинск, я первым самолётом

лечу к тебе… Мне хочется – домой…

И я не раз к тебе ещё приеду,

ты не стесняйся сниться мне – зови;

мы будем вместе праздновать победы,

и признаваться в дружбе и любви.

Я не слабак, но вам открою карты:

бывает трудно, как тут ни крепись,

и я во сне беру билет плацкартный,

чтоб ехать к маме с папой в Новодвинск.

Под разговоры долгие в плацкарте

я будто снова еду в Новодвинск…

Все поднимают за тебя бокал

Все поднимают за тебя бокал

и дружно поздравляют с днём рожденья,

желая, чтоб всё то, что ты искал –

сбылось!

[А не болело наважденьем

несбыточным, а времени чуть-чуть

осталось: продуктивных лет так двадцать,

и, наконец-то, хочется вздохнуть,

и, наконец-то, жизнью – наслаждаться.

Все эти годы лез куда-то вверх –

карабкаясь к успеху, рвал и жилы,

и сердце, и надежды, но успех –

за горизонтом так же, и – не жил, и –

по факту – не познал, что значит – жизнь

с любимой очень женщиной – той самой!]

Лишь по спине похлопает – "Держись!" –

всё понимая, друг надёжный самый…

И близкие – ни денег, ни побед

давно уж не желают, понимая:

всё есть давно, вот только счастья – нет,

и лишь любви большой-большой желают.

И грустный праздник стал ещё грустней,

когда себя обманывать не надо:

все эти годы – думаешь о ней

в своей вип-зоне филиала ада.

Ангелом, всегда я был твоим ангелом

Ангелом, всегда я был твоим ангелом –

день и ночь служил тебе, словно пёс,

а когда ты вдруг срывалась и падала,

каждый раз, когда с вершин своих падала –

я ловил и на руках тебя нёс.

На руках тебя, любимую, нёс…

Ангелом, я был твоим личным ангелом,

но не спас тебя однажды, прости:

я любил, но чем страшнее ты падала,

чем сильней и чем больнее ты падала,

тем тебя я мог подольше нести.

На руках тебя по жизни нести…

Ангелом твоим считался – хранителем,

чтоб всегда стоять за правым плечом,

но хотел в твоих глазах победителем

быть всегда, лишь только сам победителем,

но не стал… А стал твоим палачом…

Ангел твой тебе же стал – палачом.

Ангелом, я был твоим личным ангелом,

но не спас тебя однажды, прости:

я любил, но чем страшнее ты падала,

чем сильней и чем больнее ты падала,

тем тебя я мог подольше нести.

На руках тебя по жизни нести…

Не выходи из комнаты

Не выходи из комнаты –

китайский вирус

страшный, почти инкогнито

разит на вынос.

Сколько ни учит прошлое –

никто не верит.

Нас ничего хорошего

не ждёт за дверью.

Если чихнёшь на улице,

повяжут сразу,

не выходи, будь умницей –

игнорь заразу.

Не выходи, пожалуйста –

там вирус страшный.

Злись, негодуй и жалуйся –

ему не важно.

Шторы – смотри – задёрнуты,

ложись поближе.

Только, прошу, из комнаты

не выходи же.

Стирал из памяти номера

Стирал из памяти номера –

счищал из самых последних сил,

от пустоты этой – умирал,

и по ночам то скулил, то выл…

Жена привычно толкнула в бок:

"Опять кошмар? Ничего, я здесь…"

Ты б никогда ей сказать не смог –

она тот самый кошмар и есть.

Женился – будто такой пустяк:

так долго вместе – пора и в ЗАГС.

Другая женщина просто так

с двумя брильянтами синих глаз

пленила сердце, покой украв –

равна и норовом, и умом,

и может был ты не так уж прав,

когда не с ней начал строить дом.

Тогда семью сохранить решил,

мол, увлеченье – перешагну…

И забывал из последних сил

все двадцать лет – лишь её одну.

Стирал из памяти номера,

прикосновения – как тату

сдирал, выбеливал… Умирал,

взывал о помощи в пустоту…

А она была крепка, как весенний наст

А она была

крепка, как весенний наст –

по нему медведь

– и тот мог ходить пешком,

та, которая

не-бросит-и-не-предаст,

и коня из дома

выведет босиком.

Да гори б он

синим пламенем – этот дом,

только жалко очень

котика и коня,

она всех спасёт, конечно,

но дело в том,

что не видно в этом доме

в дыму – меня.

А и я сегодня

шёл по ней, как всегда,

думал – по колено

максимум глубины,

а шагнул – по пояс,

и не достать до дна,

и виню – её

(не вижу своей вины).

Так, не зная броду,

ломимся напролом –

по сугробам, лужам, омутам

("Не нырять!"),

а потом скулим обиженные –

облом,

всё не так пошло –

обидно же, сукаблять…

Ты когда-то всё (и – не-воз-мож-ное) ей простишь

Ты когда-то всё (и – не-воз-мож-ное) ей простишь:

не-звонки, не-письма и не-признаний глухую тишь,

ведь давно научен – басами музыки/коньяком,

да педалью в пол, да скоростью – в горле ком

разбавлять слезами и с болью сглатывать (всё – своё);

каждый час в смартфоне френдлист проматывать – до неё:

нет ли новых фото, и что там в статусах за намёк,

будто каждый любящий рядом был бы (хотел бы – смог!),

а на расстоянии слишком просто, мол, любить мечту,

что любовь – лишь выбор, и ты, мол, выбрал – другую, ту,

так теперь не надо любви до гроба по SMS,

раз не будем вместе – мы знаем оба (ты там, я – здесь)…

Гвозди в крышку гроба любви задушенной – забивать,

коньяком да скоростью – заглушать её, забывать…

И басы – на максимум: рвут в наушниках эту тишь

неотвеченных… Ты когда-то ей всё простишь…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись –

это не дорого и не ресурсозатратно:

жизнь без тебя медстраховка, ОСАГО и СНИЛС

не покрывают… И только немного – зарплата

радует писком… Гуляем сегодня на все!

В Питере – пить, и Архангельск, конечно, не хуже.

Днями – бежим, словно белки в своём колесе,

а по ночам заливаем уставшие души…

Белым ночам кто-то выдал лицензию на

аттракцион "Обнажённые чувства и нервы":

каждый нюанс, словно камень в ущелье до дна –

с грохотом вниз, в камнепаде истерики – первый…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись –

это не дорого и не ресурсозатратно:

словно путёвка в волшебную новую жизнь –

ночь на двоих, из которой так больно – обратно…

Бежать – стремглав! – от памяти кричащей

Бежать – стремглав! – от памяти, кричащей,

как был ошеломительно не прав,

когда любовь, признав не настоящей,

а – так, одной из тысячи забав

других, ты отложил её, оставил

до лучших (а наступят ли?) времён,

как вдруг она в своей игре без правил

стучит в виски любимым из имён…

И ты, сильнее стискивая зубы,

играя желваками, гасишь злость:

зачем опять – её глаза и губы –

стоп-кадрами… Зачем отозвалось

всё то, что так и не случилось – болью

фантомной где-то в области ребра

(того, что взял Господь, когда с любовью

лепил её для света и добра)?

Зачем вся та бессмысленная гонка

за счастьем и успехом столько лет,

когда не только счастья, а – ребёнка

с её глазами не было и нет?

Есть дом большой с пустой всегда кроватью,

есть планов грандиозных громадьё,

и деньги есть – на внуков даже хватит,

всё есть – нет счастья без неё…

Я не искал

Я не искал (учтя печальный опыт

всех прошлых жизней) здесь твоих следов,

в экраны/мониторы/телескопы

не вглядывался, образы из снов

по ведьминым (тобой забытым) свиткам

не брался расшифровывать один.

Мне память о тебе – такая пытка,

беспамятье баюкать до седин

мечтал, но вдруг под левой диафрагмой

заноябрил былой надежды свет –

прозрачный, ледяной, холодный, наглый –

подбросив нагло твой случайный след…

И я, волнуясь (за неровный почерк –

прости), кричу рефреном между строк –

"Люблю!" – в стихах (хороших, между прочим)…

Полжизни тишины ещё не срок?..

А это просто день плохой – не жизнь

А это просто день плохой – не жизнь,

и просто дождь, а ты не по погоде

чуть-чуть одет, но лишь шепнёт "держись"

тихонько кто-то близкий – боль уходит.

Не насовсем, конечно – нет чудес

в реальности, где ты большой и взрослый,

но – отступает, как отходит лес

на шаг с дороги, освещённый просто

бесстрашно-наглым дальним светом фар,

и лес – как лес, и скатертью – дорога,

и осени пылающий пожар –

не осень жизни, а подарок Бога…

Волосы по плечам

Волосы по плечам —

два золотых снопа,

в них бы, да по ночам —

видимо, не судьба.

Как оказался злом

сердца любовный пыл?

Нервы – морским узлом,

Господи, где ты был?

Сам понимаю всё:

вызубрил с "а" до "я",

чёртово колесо

жизни календаря

крутится – я верчусь

белкой всю жизнь, но вдруг

сложная гамма чувств

разъединила круг.

Больно пока дышать –

сил не хватает, но

годы – как будто вспять,

кадрами, как в кино:

не от неё, а – к ней

будто всю жизнь бегу,

мог бы – бежал быстрей,

только вот – не могу.

Солнце в её глазах —

серых тонов пол ста,

мне бы не только в снах

жить бы с ней лет до ста,

мне бы в её дому —

вечный найти приют,

Господи, где/кому

ключ к нему выдают?

Из глаз твоих давно по капле жизнь

Из глаз твоих давно по капле жизнь

вся вытекла – водой морской куда-то…

Я столько раз кричал тебе: "Держись!",

я столько раз просил тебя: "Не надо

сдаваться: если больно очень – плачь,

но всё-таки вставай, и – в драку снова!"…

Тебе казалось: я тебе – палач,

а я был – врач, но мог лечить лишь словом,

и, словно в эликсир, добро и зло

подмешивал по капле наудачу,

чтоб ты – жила.

Увы – не повезло.

Глаза твои лишь небо видят.

Плачу.

Зарифмую смело я кровь/любовь

Зарифмую смело я кровь/любовь:

рифма гениальная, спору нет:

переформатировать сердце вновь –

долго ли, умеючи? Дам совет.

Это, в общем, очень простой процесс:

ты сначала рушишь всё до руин,

жжёшь к чертям, и на пепелище – лес

новый (может, вырастет до седин).

В том лесу ты заново строишь дом.

Дом – как дом: крылечко, светёлка, печь,

холл просторный, спаленка даже в нём,

и – хозяйка, на ночь вдвоём прилечь.

Всё как будто – заново, набелО:

дом, детишки, кофе, коты, уют,

но по крышу самую замело

душу снегом – птицы в ней не поют.

И идёшь ты к доктору: "Помоги –

дай таблеток, чтобы жилось вкусней,

всё в порядке: дети, друзья, враги –

всё при мне, и только душа – при ней.

Не держала, вроде бы, на цепи –

отпускала: хочешь летать – летай,

не искала камменты по айпи,

не стучалась в вайбер мне или в скайп.

И сама не пряталась под замок,

наблюдая где-то из-за угла,

смог её найти я или не смог,

и сама не лайкала, мол, смогла.

Просто память – тяжестью на душе

(с каждым годом – всё тяжелее груз),

мне бы, доктор, вырезать всё уже,

поздно лишь опомнился я, боюсь"…

Добрый доктор слушает – головой

в такт качает, что-то строчит в тетрадь:

случай ваш, конечно же, не простой,

как же эту женщину вырезать?

Столько лет таблетками – толку ноль,

видно, метастазами проросла,

терапия, батенька – это боль,

да и ампутация – не со зла.

Память так не вылечишь, не схитришь –

будет боль фантомная не слабей,

если с нелюбимой ты ешь и спишь,

эту – незабытую – не убей.

Даже если имя мне – Айболит

(можно лапу/сердце назад пришить

без наркоза – дунул, и не болит),

с ватным сердцем плохонько как-то – жить.

Бросить всё к чёрту

Бросить всё к чёрту.

Купить у барыг пистолет.

Пару консервов закинуть в дорожный рюкзак.

Выйти из дома,

в котором давно тебя нет –

там, где тебя нет, не дом это вовсе, а так…

Кинуть ключи

в старый ящик почтовый пустой –

писем давно он не помнит, лишь только счета

носит сюда почтальон

на фамилию той,

что здесь жила, а теперь здесь живёт пустота.

Прыгнуть в такси:

"Командир, два тарифа, вокзал,

музыку – громче,

вот эту поставь на повтор,

и – помолчи: я уже всё, что надо, сказал,

не пережить мне ещё хоть один разговор"…

В первый же поезд.

На верхнюю полку. Плацкарт.

Бросить рюкзак. Долго ехать. Колёс перестук.

В новую жизнь.

Вникуда. Без дороги назад.

Сам себе – враг. Самый страшный. И сам себе – друг.

Бросив все к чёрту

и старые письма порвав,

выбросив память, как мусор ненужный – в ведро,

утром понять,

что не так уж, наверное, прав,

если она снова в левое лупит ребро.

Выйти на волю

из поезда где-то в полях,

долго идти – от людей, от огней, в темноту.

Плакать от боли,

скулящей в холодных висках.

Выстрелить в сердце,

любившее зря, и не ту.

Бросить всё к чёрту.

Я пью тебя и пью

Я пью тебя и пью, но эта жажда

не отступает – солью на губах

моих засохнет кровь твоя однажды…

Вампир я, но тебе не ведом страх.

Ты вновь покорно подставляешь шею,

и я по капле пью тебя, но жизнь

показывала раньше: не сумею –

сожру тебя. Да, совесть будет грызть –

Но это всё – когда-нибудь попозже,

пока же соблюдаем мы баланс:

я слизываю кровь с атласной кожи,

раз ты мне так беспечно отдалась,

ты – учишься любить, прекрасно зная,

что может быстро кончиться любовь,

когда меня – моя же сущность злая

подставит…

Уходи.

Не прекословь.

Вампирское

Ни ненависти больше. Ни любви.

Ни радости. Но и – ни боли тоже.

Одна лишь жажда.

Клятвы на крови,

пульсируя, текут по нежной коже.

Не выясняя степень правоты –

присасываюсь, жаждою томимый,

и – пью тебя. До дна. До пустоты

в глазах – той, что вчера была любимой.

Ангел

По подушке локоны

разметав,

ангел спит, от жизни

земной устав…

Не на небе синем

в белом облаке –

на руке любимого,

сердца около…

Нимб и крылья сброшены

на порог,

не осудит может быть

мудрый Бог…

Жаркое утро, измятые простыни

Жаркое утро, измятые простыни,

лёгкая слабость, как будто похмелье,

девочка нежная – голая, босая –

попой упругой рассветно алея,

спит по-детсадовски – руки под голову,

змеи волос расползлись по подушке…

Кто б мог подумать, как будет мне здорово

это дыхание мерное слушать?

Нежно целую её меж лопатками,

шрамов не видно – не ангел, и всё же,

ночью – хмельная, погибельно-сладкая,

жажду такой удалить невозможно.

Кажется утром – ребёнка невиннее…

За ночь сплелись наши души и ноги,

падаю в нежность – теперь её именем

счастье своё я зову и тревоги…

Уже всё можно…

Уже всё можно, мне сказал добрый врач —

он слишком пьяный, чтобы вежливо врать,

и осторожно – держись, дружище, не плачь —

налил до края: так веселей умирать.

Комок солёный настырно в горле першит;

не запивая, глотаю спирт, как нектар:

я слишком болен, чтоб просто-напросто жить,

и умираю, а ведь как будто не стар.

И, Бога ради, кому тут легче сейчас?

Лишь я и доктор, и горькой правды глоток…

Скажи, а бляди почём сегодня за час?

Уж если сдохнуть, то пусть хоть хуй в потолок…

Уже всё можно…

Встану добрым ангелом за твоим плечом

Встану добрым ангелом

за твоим плечом —

перепишем набело

песню ни о чём,

и в сценарий жизненный

вставим больше драм

(Смотришь укоризненно:

Больше?!! Нет, не дам!)…

Очень понимающе

улыбнусь в ответ:

голос твой – решающий,

если нет – то нет,

только беспросветная

жизнь без драм и бурь.

Знаешь, несусветная

избегать их дурь —

брызгами шампанского