Читать книгу Параллельные линии пересекаются - Pit Biker - Страница 1
ОглавлениеКогда счета нет Испачканным дням,
Когда душу рвёт от жестоких обид,
Ступая босыми ногами по колким углям,
Нас ангел бескрылый хранит
Глава 1
Порой мы просто движемся по кругу или идём по прямой…
Летний вечер – то время суток, когда солнце уже зашло за горизонт, но еще достаточно светло. Повсюду на длинных столбах, освещая покрытые сумраком аллеи, горят высокие круглые фонари. Это обычный парк, что встречается в любом небольшом городке, с лавочками, фонтанами и старыми аттракционами.
Там обязательно есть небольшое колесо обозрения, комната страха и несколько каруселей. Гуляет подвыпившая молодежь, они смеются и шутят друг над другом. Отдыхают, как и положено людям в годы беспечной юности.
И в этот самый обычный вечер, среди самых обычных людей, на одной из скамеек сидел парень. Он был невысокого роста, со светлыми волосами. На его затылке красовалась маленькая косичка, а на шее, с правой стороны, – татуировка в виде числа: 0,142857.
Одет он был также непримечательно: белая футболка и джинсы. Сидел один и никого не ждал. Молодой человек пришел, чтобы уединиться и скоротать время до начала вечерней лекции в университете. Именно здесь, среди влюбленных парочек, целующихся на скамейках, пьяниц и молодых матерей с колясками, он был по-настоящему одинок. Все, кто проходил мимо, были чужими людьми, которые если и посмотрят на него, то быстро забудут и переключатся на свои важные дела.
Одиночество среди людей особенно ощутимо. Масса демонстративно выпячивает вперед свои счастливые моменты, питаясь завистью тех, кому не так сильно повезло в жизни.
Тут Леон – так звали парня – заметил в парке свою одногруппницу, Анжелику. У неё были чудесные черные волосы и правильные черты лица – настолько правильные, словно соответствовали стандартам из книги про идеалы красоты, если бы такая, конечно, существовала. Юная девушка, одетая в короткую юбку и белую рубашку с коротким рукавом, притягивала взгляды прохожих и, казалось, была этим очень довольна.
Она подошла к колесу обозрения и остановилась – зазвонил телефон. Тонкой ручкой с длинными накладными ногтями Анжелика достала девайс, украшенный причудливыми кошачьими ушками.
– Да, все замурчательно, не переживай. Сегодня, да. Я все скажу, но думаю он и так знает… – услышал Леон разговор одногруппницы.
Она еще несколько секунд слушала собеседника, потом закончила разговор. Недовольство промелькнуло на ее лице, после чего, бросив короткий взгляд на дисплей, она направилась к кабинке с билетами на аттракционы.
Парк всегда был немного неприятен Леону. Он не мог сказать, что именно в нем не нравилось: то ли огромное количество детей, что шныряли всюду, то ли сами аттракционы, возвышающиеся огромными железными пауками над головами прохожих, то ли что-то еще. Нечто загадочное было в этом месте. Здесь часто назначали встречи молодые парочки, часто сюда приходили и пожилые люди с внуками. А парк словно питался эмоциями, и чем больше было в нем народу, тем озорнее крутились его карусели и чаще слышался смех.
Колесо медленно качнулось и поехало, заскрипели стальные опоры. Двери одной из кабинок, заметил Леон, были заварены, красной краской помечено «Не входить, опасно».
Сам Леон был студентом первого курса местного Университета, где учился на факультете радиотехники. С родителями отношения были натянутые. Так часто случается у молодых людей в годы взросления. Но тем не менее они оплачивали его обучение и помогали деньгами на съем квартиры. После школы Леон, как и положено молодому парню, должен был либо продолжить обучение, либо идти в армию. Перспектива служить не особо пугала, но и провести пару лет в непонятном месте с неизвестными людьми было не тем, от чего приходят в восторг.
Потому, послушав родителей, быстро подал документы и был зачислен в университет в соседнем городе. Его не волновали ни специальность, которой он будет обучаться, ни перспективы этого обучения. Что бы там ни было, в будущем это все та же скучная, предсказуемая стезя, исход которой – бессмысленное существование до конца дней. Оптимистом Леон не был.
Сделав круг, колесо остановилось. Анжелика, его одногруппница, вышла из кабинки аттракциона. Телефон в ее сумочке снова зазвонил. На этот раз она не стала поднимать трубку, лишь быстро отключила звук. Леон заметил, как устройство связи с чудными ушками вместо того, чтобы быть убранным в сумку, скользнуло мимо отверстия и упало на газон. Девушка не заметила этого.
Леон встал со скамейки и направился к потерянному телефону. Подобрал его и окликнул Анжелику:
– Анжел!
Девушка обернулась и сделала вид, что удивлена. Конечно же она видела Леона на скамейке, просто не хотела к нему тогда подходить и разговаривать. Все это он понимал, но вернуть телефон было необходимо. Вещь недешевая.
– Ты обронила. – Леон протянул ей девайс.
– Ой… – рассеяно сказала Анжелика, забрав телефон.
Она несколько раз хлопнула длинными темными ресницами. Парень понял: в ее маленькой глупой головке идет сложная операция «а что типа сказать в таких случаях, а?» Решив освободить ее от необходимости делать выбор, он направился к выходу из парка.
Проходя мимо других аттракционов и глядя на спокойно гуляющих людей, Леон думал: «Если с той карусели, что вертится на десятиметровой высоте, сорвётся человек, и тушка, машущая руками в воздухе, упадёт на землю, это меня порадует». Нет, безусловно, это будет плохо, человек погибнет или в лучшем случае получит увечья. Но если что-то случается, пусть даже нехорошее, в повседневной рутине появляется сгиб, начинает что-то происходить, и пусть даже бывает тяжело и порой больно, все равно испытываешь странное извращенное удовольствие.
Это как фильм, где погибает главный герой. Ты переживаешь за него, видишь борьбу, словно чувствуешь то же, что и он, а когда это происходит, умелый режиссер показывает всю боль, утрату, эмоции становятся лишь сильнее, что-то внутри не признает случившееся и надеется, что это обман. И тогда ты соглашаешься. Останься безымянный герой жить, уже не почувствуешь то же самое. Кинематограф давно понял – в фильме должна быть трагедия, и чем она больше, тем лучше фильм, тем больше народу пойдет в кинотеатры насладиться чувствами. Спокойный и добрый сюжет никому не нужен. Потому люди смотрят ужасы и мелодрамы, – чтобы что-то почувствовать. Страх, злость, чужую боль, обиду – что угодно. Все мы немного мазохисты и порой сами ставим себе подножку, дабы упасть и насладиться тем, как разбили лицо. Но признаться в этом не хотим, да и зачем задумываться о таком?
Леон вспомнил, как однажды, заболев, попал в больницу. Там была особенная атмосфера, присущая подобным местам. Запах медикаментов и хлорки, врачи в белых халатах, пациенты, что в тапочках, шлепая по кафелю, ходят на процедуры. Множество людей, у которых хоть и разные, но всё равно недуги. Ему тогда казалось, что все это резонирует между собой и превращается в одну страшную несуществующую болезнь.
Сам он выздоровел достаточно быстро, но его отец, будучи врачом, сильно беспокоился и требовал выписать сына, лишь когда тот поправится окончательно. Потому Леон просто шатался по больнице, наблюдая за людьми. Большую часть пациентов составляли старики. Они были ворчливыми и всегда чем-то недовольными. Леон избегал мест, где те отсиживались в свободное время. На самом деле, в одном месте – возле телевизора, в холле. И несмотря на то, что в большинстве палат также были телеки, пожилые люди предпочитали собираться вместе и ворчать, глядя в голубой экран.
Каждый из стариков пытался высказать недовольство политикой, воспитанием современной молодёжи и другими темами, о которых трещал телевизор. Могло показаться, что среди присутствующих там есть негласное соревнование в уровне порицания общества, и тот, кто это делал искуснее всех, становился более уважаемым в глазах остальных.
Леон их игнорировал и любил проводить время в другом месте. Это была прихожая. Растения в больших горшках, картины и шикарная каменная лестница. Ему нравилось наблюдать за теми, кто приходил или кого привозили на каталке. В момент, когда открывались двери и заходил очередной человек, вместе с ним проникало что-то ещё. Посетители больницы приносили с собой истории жизни, травмы детства или другую трагедию.
Это мог быть отравленный некачественный спиртом алкоголик, или студент, решивший покончить с собой из-за неразделенной любви, или простой рабочий с переломами. И пусть увидеть всю судьбу человека было нельзя, в тот момент, когда в дверном проёме появлялся посетитель и кто-то из врачей говорил, что с ним случилось, Леон чувствовал, как часть истории впитывается в стены больницы и остается там.
Это было странно, но доставляло удовольствие. Ему вспомнился случай. Привезли мотоциклиста со сломанной ногой. Весь вестибюль был забит людьми, все кричали, кто виноват, и жестикулировали руками, описывая страшную аварию. Там же были полицейские и ещё много народу. Леон понял, что случилось, и уже частично переживал эту катастрофу, будучи в небольшом радиусе происшествия. Тогда он и придумал для себя идею, событие, хорошее или плохое, подобно взрыву, поражает прилегающую местность и может наносить урон тем, кто оказался рядом. Пусть даже и едва заметный.
Леон вышел из парка и оглянулся. Уже темнело. На выходе стояла статуя ангела, что закрывался крылом от напасти. Скульптор не изобразил, от чего защищался персонаж. Оставил людям право дополнить картину в воображении. Леон немного постоял возле этого творения, вглядываясь в каменное лицо. Затем, глубоко вздохнув, повернулся в сторону длинной улицы и направился в Университет на вечернюю лекцию.
Глава 2
…и те вещи, что по всем законам произойти не должны…
Аудитория зала была освещена слишком ярко, или так казалось оттого, что за окнами было уже темно, и они превратились в несколько чёрных квадратов в стенах. Эта лекция проходила в вечернее время для студентов, пропустивших её, и потому народу было не очень много. Студенты расселись как попало, небольшими островками, больше в середине зала, и лишь пара человек предпочли первые ряды. Леон не был из их числа и сел почти в самом конце. Слушать и вникать особо не собирался.
Хлопнула дверь, преподаватель вошёл в аудиторию. Он даже не поднял головы, чтобы посмотреть на студентов. Это был молодой и симпатичный, по мнению многих студенток, профессор. Но девочкам он нравился не только внешностью. У него также был удивительный голос, мягкий и очень чёткий. Однако профессор был закрытым человеком и не особо любил общаться за пределами преподавательского кресла. Вообще, он был достаточно странным, постоянно отсутствовал, и его часто замещали другие преподаватели. Однако его не увольняли, считали гением, и, возможно, так оно и было. Он прекрасно знал свой предмет и мог доступно объяснить любую тему. Увидев, кто пришёл проводить занятие, несколько девчонок пересели поближе.
Лекция началась. Темой была одна из теорем пересечения параллельных прямых, такая непонятная, что Леон погрузился в свои мысли.
За год обучения он так и не смог завести друзей, сойтись с девушкой или построить в жизни ориентир. Он ходил на вечеринки и знакомился с симпатичными студентками, но делал это так, будто следовал шаблону, который был необходимым условием существования. Ему нравилось напиваться в компаниях, но, лишь захмелев, он становился просто зрителем глупых чудачеств и всего того, что творят молодые люди в этом состоянии. Сам в этом не участвовал.
Его не тянуло повторить пьяные геройства других, и он считал, что все его знакомые занимаются ерундой. Однако случалось и так, что он, потеряв контроль, напивался до беспамятства. Доказательством тому была та самая татуировка на шее. Это случилось почти в самом начале учебы. Всех событий того вечера он не помнил, но из того, что все-таки отложилось в памяти, было посещение тату-салона. Немного испугавшись реакции родителей, Леон решил свести непонятное число и на следующий день снова отправился в салон. Однако оказалось, что тот закрыт. Совсем. Решив, что судьба вынесла вердикт, Леон оставил тату.
С девушками ситуация также была неопределенной. Когда к нему проявляли симпатию, он отвечал взаимностью и имитировал отношения, пока все не заканчивалось по несуразной и зачастую выдуманной причине. При этом он не чувствовал то, что называют любовь. Даже когда впервые переспал с девушкой, разочаровался: оказалось, это не так волшебно, как он представлял. Словно в этом событии отсутствовал очень важный элемент, без которого сама суть случившегося терялась. После он не раз оказывался в разных постелях с разными девушками, но волшебство так и не происходило.
Молодой профессор что-то писал и рисовал на доске, когда открылась дверь и в аудиторию зашла Анжелика. Она осмотрелась, выбирая место, куда сесть, и, увидев Леона, неуверенно направилась к нему. Профессор даже не повел глазом в сторону опоздавшей студентки.
– Спасибо… Этот телефон… было бы неприятненько его потерять, – пряча глаза, сказала Анжелика. Казалось, ей немного стыдно.
– Не за что, – сухо ответил Леон.
Девушка, ничего больше не говоря, достала тетрадку, положила ее на стол и откинулась на спинку стула.
Леон воспринял поведение своей однокурсницы как жест благодарности. Она подсела к нему, так как хотела извиниться за холодное отношение.
Лекция продолжалась. Профессор рассказывал о истории геометрии и каких-то математиках. О том, как они смотрели на мир совсем иначе, не как остальные люди, что их не всегда понимали и оттого порой недолюбливали.
Леон посмотрел, чем занята его соседка-красавица. Вместо того, чтобы конспектировать лекцию, юная леди уткнулась в телефон, отправляя смайлы с поцелуями.
– Не слушаешь? – Леон внёс замечание, взглядом показав на пустую страницу.
– Ой, будто ты весь во внимании, – Анжелика чуть закатила глазки. Леон заметил, что она словно сымитировала один из смайлов.
– Тоже нет, не представляю, как зачёт буду сдавать, – покачал он головой.
– Я сегодня дежурная и останусь убирать аудиторию. – Девушка вскинула бровку и улыбнулась, намекая, что у неё уже есть план, как справиться с трудностями.
– Ну да, вот какой у тебя подход к решению проблем, – пробубнил Леон. – Схема, конечно, рабочая, не поспоришь.
Профессор продолжал что-то писать на доске и чертить линии. Леон начал вслушиваться в то, что говорил преподаватель.
– …одна из неевклидовых геометрий, геометрическая теория, основанная на тех же основных посылах, что и обычная евклидова геометрия, за исключением аксиомы о параллельных прямых, которая заменяется её отрицанием. На плоскости через точку, не лежащую на данной прямой, можно провести одну и только одну прямую, параллельную данной, – рассказывал Фосфор Александрович, чертя на доске объёмную фигуру, похожую на перевернутую воронку*.
Параллельные линии пересекаются или нет. Исходя из лекции, все же пересекаются, и пусть само определение говорит обратное, тем не менее это так, но вот почему, Леон не понял. Какие-то евклидовы пространства и трапеции.
– Что мне точно не понадобится в жизни, так это математика, – пробубнила Анжелика и бросила короткий взгляд.
Леон, поняв, что этот жест означал призыв к диалогу, ответил:
– Конечно, она тебе не нужна. Но вот ответь мне на один вопрос: ты ведь ходишь в спортзал?
– Конечно хожу, мне же надо следить за фигурой, многие этого не понимают и ходят, как колбасы.
– Говорят, математика – как фитнес-зал для мозга, что мозги тоже надо качать. Я, конечно, слышал, что красота – страшная сила, но вот как по мне, ядерная бомба помощнее будет.