Читать книгу Перемирие - Полина Аширова - Страница 1

Со школьной скамьи нам любовь прививали

К букашке, травинке, котятам в подвале

Да только, по скромным моим наблюдениям,

Теория ласки – экстракт заблуждения

Дворовая кошка сидит, пучеглазя,

В подвальные дыры уж час не залазя

И ей всё равно на мои зазывания —

Весьма безутешно моё толкование

Была б я тобой, то б на «кысь» оглянулась,

Об ноги б потёрлась, в ладонь бы уткнулась

Ласкательных линий судьбы человечин

Я тоже, как ты – полусыт да беспечен,

Бываю угрюм, от погоды зависим,

Но ангелам почты не шлю грубых писем

Так мы ж существуем в совместной ловушке!

Давай подарю тебе ласку, зверушка?

Но кошка сверкает двумя фонарями

Да вас за такое прозвать дикарями!

Была б я тобой, я б молила о ласке,

Чтоб яркость хранить у трёхцветной окраски

С лукавством танцуют подвижные брови

Подвздошные гребни целуются с кожей

Упругие мыщцы – любовники крови

Ты, облик, всецело, неистово божий!

«Спиной, может, встать? Хорошо? Вы согласны?»

Лихой поворот – там свидание лопаток

Ты знала б, модель, как жива и прекрасна

Телесность твоя в ворковании складок!

В различных союзах рождаются дети

Я вижу их: громко кричат капилляры,

Пока их отец за прекрасность в ответе:

Стучит и стучит – да так звонко, так яро…

А мать в гости к мышцам опять зачастила:

Где в мускулах кровь, там ласкается кожа

И в этом, похоже, и слабость, и сила

Какой же ты, облик, неистово божий!..

На косяке полно надсечек —

Мы рост скелета отмечали

Вот палка, палка, огуречик,

А вот – комок беды-печали

Скулят графитные отметки

С обозначениями даты

Когда-то – маленькие детки,

Теперь – серьёзные приматы

Тотемный столб, завет прими мой:

Ты – сторож зыбкой детской дрёмы

И секретарь неутомимый,

Дверные гладящий проёмы

Ты – босс отбоев и подъёмов

И комендант увеличений

Пока стоишь в дверных проёмах,

Храни графит обозначений

Смотрит Берлин с картины

Ждёт остриё фактур

Лаковых покрывал плавающий сумбур

Манит меня, скотина,

Мой воскрешает тур

Давешней простоты в гонках немецких фур

Вот и уставший мост

Вспомнил мой чуткий шаг

Мне довелось тобой крыть белизну бумаг,

Голод моих холстов, жажду пути, Берлин

Стань же моей стезёй, сутью моих рутин!..

Я как-то услышала это в церквушке

Баптистской в одно воскресенье

Оно трепыхалось мигренью в макушке —

Пронзившее дух потрясение

– Зачем надо людям кричать друг на друга,

Когда, проронив понимание,

И, волю давая отраве недуга,

Играют в посудобросание?

– Сердца отдаляются, сын мой, на мили

Кричать – чтоб услышать сквозь воздух

Толстенного слоя и облако пыли

– А где эти мили? На звёздах?

– А мили, о, сын мой… они между нами,

Не дай им расти и плодиться

О, как нелегко неврагам временами

Мириться, мириться, мириться…

– Скажи, а влюблённые тоже дерутся?

– О, сын мой, хотелось бы верить,

Что склоки их скверные в пепел сотрутся

– А сможем ли это проверить?

– Попробуй, о, сын мой: покуда услышишь

Щекочущий искренний шёпот

Из уст миловидных, что даже не дышишь,

То знай – то сверхценнейший опыт

– А значит ли это, что мили иссякли?

– О, сын мой, конечно! И чудо,

Что были актёры глобальных спектаклей

Всего лишь на пробах этюда

Я как-то вняла этой истине в церкви:

С мигренью я вышла оттуда

И мили иссякли, и мили померкли

Любовь – наше топливо. Чудо

Не бывала на космических орбитах, не вкушала пыль Венеры

Мне не хватит сотни жизней, чтоб земною красотою напитаться,

Ведь она в своих огромностях, по правде, никакой не мыслит меры

Есть особенное место и ему хочу в любви своей признаться

Только здесь могу увидеть, как гармошка самолёт целует в щёку,

Как резвятся под шпагатом его рук лихих турбин грибные шляпки,

Как в оранжевых жилетках человечки шелестят неподалёку,

Как ребёнок восхищённо тычет в небо удивлённою культяпкой

Что вы строитесь в шеренгу, ненаглядные мои вы пассажиры?

До посадки вы успели бы списать подсказки с неба на ладошку:

Добродушные пришельцы с полнолунного жемчужного инжира

Посылают их, покамест вход кусает ненасытная гармошка

Ты доставь меня к красотам, чудо-птица инженерной умной мысли,

Ты крутись, грибная шляпка, суетитесь, человечки, пой, диспетчер!..

Без тебя мне не найти моей земли с её душой в подспудном смысле,

Без тебя в моих глазах всегда рябил бы темнотой холодный вечер

Есть у полиглотов ложные друзья

Как бы ни хотелось, верить им нельзя!

Только ты подумал «Вздор, как прост язык!», —

Он спешит расстроить умных горемык,

Клан таких словечек в быт их вдруг внедря —

Самый он пригожий из инвентаря

Есть у полиглотов выдержка и спесь —

Очень необычна данная им смесь

Истово грамматик жадно грызть оплот —

Та ещё задача, тот ещё сканворд!

Есть у полиглотов чёткий лейтмотив,

Спрятанный в фонемах, в слоге сложных чтив:

Есть у прэводилцев ложные друзья,

Хочется поверить… Верить? Нихт! Нельзя

– Кому бесплатных книг, народ?

Кому страниц с душком печати типографской?

Осилит кто походы вброд

Сквозь мутные болота резкой душевстряски?

– Мы заняты: учёба, дом,

Семья, работа, дети, третья мировая…

Когда уклад наш кверху дном,

А бомба подрывает, точно чумовая,

Тогда не до метафорок,

Гипербол и других художественных вздоров:

Кидают люди в амфору

Огрызки алых яблок братского раздора

Я давно не молилась —

Теперь не слезает с колен

Вес трясущихся бёдер

Я давно так не злилась

На бред завывания сирен

И искру в огнемёте

Помолюсь я Творцу,

Помолюсь за разумность главы

И за мягкость падений

Нам вражда не к лицу,

Нам не надо земли и травы,

Нам не надо владений!

Чур, объятия к небу!

О нет, не ловите снаряд,

А зовите Владыку —

Он насущного хлеба

Просящим даёт, говорят,

Вместо волчьего лыка

Густонаселёный: очереди, пробки

Шар сине-зелёный: спрятан по коробкам

Людом разношёрстным толк существования…

Кажется заносным

Бредом мироздания

Разнополюсная водная планета

С гнилью человека нового завета

Донор кислорода: вырублена роща

Что же вы, уроды?! Кажется мне тощим

Ваше понимание хрупкости Вселенной,

Думающей жарко и самозабвенно

Стой, лихой ты кучер, стоп, мои лошадки

Некуда деваться – нам теперь несладко

Как же я любила развитых приматов,

Как мне были мерзки пули автоматов!..

Слишком населённый: семь нас миллиардов

Шар ещё зелёный: лес вздыхает ярдом

Воздуха раздора. Толк существования

Стал нам смертоносным бредом мироздания

За стол садитесь балабольный:

Поговорите по душам

О злободневном, о крамольном,

О том, как страшно малышам

И здоровенным великанам;

О том, как жутко видеть дым,

О том, как больно милым мамам

И небесам неголубым

Вы в перестрельном перерыве

Поговорите по душам

Об историческом нарыве,

О том, что был на карте шрам

И отпускайте миролюбцев,

И пожалейте матерей:

На перемирие сошлются

Тогда анапест и хорей

Мирись, мирись, мирись

И больше не сердись,

А будешь горячиться —

Сражению случиться!

Отнял моё ведёрко,

Отнял мою лопатку!

Ведь то сулит разборку —

Песочничную схватку

И сломано ведёрко

И сломана лопатка

А ссора-фантазёрка

Нисколько не эмпатка…

Мирись, мирись, мирись

И солнцем засветись!

Светиться будем дружно —

Нам солнце это нужно

I

– И что ты делаешь, милок? – Рисую линию

– О, как ты, милостивый, на руку-то скор!

Ты расщедрился в распылении уныния,

Огонь и воду посылая за бугор

– Ты не мешай мне рисовать черту враждебности,

Не видишь – занят я, проглоченный борьбой?

В её нещадной, заразительной нахлебности

Вы повстречаетесь с калеченой судьбой

II

Путалась в снегу земля-земелька

В выси плыли синь и тишина

Ширилась петелечка-петелька,

Медленно давилась в ней страна

Чтим девятомайскую гвоздику,

Горечь между мыслями тая

Сузилась петелечка… Как дико!

Что же ты, родимая моя!..

III

– Зашивай-ка свой рот, гражданин,

Зашивай, спеши,

Зашивай, зашивай,

Закончилась нитка?

Держи другую!

– Я и сам не смазливый блондин —

Ещё тот мужик,

Ещё тот я бугай!

Словесно я прыткий,

Рычал вглухую…

Да окстись, патриот из глубин,

Воттакенный пшик!

Не меня ты пугай —

Не я был здесь зыбкий,

Не я психую

IV

Когда-то всё изменится

И будут вспоминать

Стремления и рвеньица

Историю менять

Как жалкие попыточки

Дыханием потушить

Пожар на тонкой ниточке —

А нас уже не сшить

V

Что за смесь на плите кашеварится?

Что ж, пока не кошмар, но кошмарице

Очень юное

Больно жалко планету-страдалицу…

И порхает же, как полагается,

Вся велюрная!

Но уклад из клешней её валится —

Наша жизнь продолжает кошмариться

Авантюрная

VI

Им лень дружить

И страх – не спорить

Начните жить,

Народ, вдругорядь

Нам велики

Размеры санкций

Мы – знатоки

Реинкарнаций

Уже не больно и не жалко

Спасибо, русская закалка

Аггравируют чекисты

Политические кисты

Я спрягаю аористы[1],

Запивая тишину

Не сочти меня тупицей:

Я внимаю злобнолицым

Впечатлительная чтица —

Завываю и стону

Нам простое стало благом:

Спали сахар и бумага

В стеллажах универмага,

Предвкушая спрос-весну

Кто способен – отрицает,

А на нас уже лица нет

Он – сидит и порицает,

Ублажая сатану

Не сажайте меня в темницу

За крикливость и слово «нет» —

Я сотку из неё светлицу,

Потому что я малый свет

И темницу накроет солнца

Бесконечного белизна

Не уроды – всего уродцы,

Разногласие – не война

Не сажайте меня в темницу

Я какой-то всего поэт

И, похоже, мои убийцы —

Паникёрство и слово «нет»

Не сажайте меня в темницу?

Самомнение выше крыш!

Кто узнает тебя, шутница,

Кто услышит, как ты визжишь?..

Стал я поклонник вульгарных словечек:

Газ астматический инфоутечек

Нас от иллюзий избавил

Если нет денег и сил уезжать,

Сузился спектр – бить в грудь и визжать —

Выбора ждать не заставим

Русский язык!.. Как волшебен и нежен

Твой гуттаперчевый дар!.. И небрежен

Хаос привычных наречий

Я не могу тебя в узел связать!

Как же мне хочется что-то сказать

В страхе телесных увечий!..

Я не сторонник притворства и фальши:

Всем нам известно, так будет и дальше,

Свет не для этих просторов

Врут – говорят, что вокруг тишь да гладь

Как же не терпится волю отдать

Звучности визгов и оров!..

Есть одно лекарство,

В Сербии сликарством[2]

Скромно и обычно называется

Помощь в переводе:

Живопись. И, вроде,

Правда исцелением является

Данная ей сила

Масляного ила:

Шрамы потихоньку исцеляются

В русском государстве

Могут все лекарства

Слезть с фармацевтических салазок

Живопись поможет:

Мне всего дороже

Волосы кистей в шампуне красок

Отворяй воротá

В наши новые дни,

Где молчит пустота

Эхом полой брехни

Отворяй ворота

В наши глупые дни

Подустали уста

От словесной возни

И молчу (неспроста) —

Я уже в западне

Отворяй ворота

И дивись кривизне

Ворох туч здесь чернильней смородины,

В полпланеты длиной шлейф фаты

Подарить бы хиреющей Родине

Крепкий завтрашний день – не цветы!..

Кинь свой взор на просторы сибирские,

На тайгу и на Дальний Восток:

Обедневшие, хоть исполинские,

А когда-то – Великий Ростов!

Не рождаемость правит над смертностью

Нас – мильоны и нас ассорти,

Но хворают края бессистемности

С населением в мякоть квартир

У мильонов совсем нет мильонов же:

Только ноты звенящих монет

И фуражки с дырявым околышем,

Что носили подряд много лет

Мы – народ с физьономьями кислыми,

Я – Мозговской республики гид

И беременный разными смыслами

Многоклетчатыми индивид

Ворох будней чернильней смородины

Ты кричи – не жалей хрипоты,

Ты сумеешь, о, милая Родина,

Крепкий завтрашний день – не мечты!..

Лучший способ эскапизма[3] —

Загреметь в пещеру снов:

Сталактиты пацифизма

Нависают с потолков

И в раздумиях – упасть ли?

Ну же, падайте, смелей!

Так же звонко, беспристрастно —

Поучитесь у рублей!

За слова свобод лишали…

Есть ли магия у слов?

Да, её преуменьшали…

Эскапизм. Пещера снов

Иногда есть позыв говорить «я люблю»:

Я люблю тебя, жизнь,

Я люблю тебя, мир,

Я люблю тебя, дом,

Я люблю!

Я – простой гражданин и равняюсь нулю

Я люблю тебя, жизнь,

Золотой сувенир!

Мне не надо других…

Я люблю!

В чём нуждаются люди, не надо Кремлю:

Им Отчизной Отчизнь,

И она – командир…

Не её ль со стыдом

Уязвлю?

Иногда есть позыв не стремиться к нулю

Я люблю тебя, жизнь,

Я люблю тебя, мир!

Я покину свой дом,

Обновлю…

Рассвет, стакан, лимон, вода, гимнастика,

Плакаты с логотипом новой свастики,

Незрелые людишки-головастики —

Обыденность житеечной схоластики

Она захочет стать невыносимее

Помоями питается схоластика:

Вода, осадок, пыль, стакан, гимнастика,

Погибели утопии с идиллией…

Закажем официанту перемирие?

Твердит, что их на кухне – изобилие

Поверим, что меняется фамилия

Его, Жестокосердного Насилия?

Пока ещё не пали от бессилия:

Изменчивость – и гибкость вам, и пластика

Закат, стакан, вода, лимон… фантастика!..

Таким я представляла перемирие

Ослабли наши надгортанники

И пропускают инфомусор

В дыханные пути

Поработили слуги паники

Стремлений мощь, что сбилась с курса,

Уставшая идти

Какой я вам поклонник паники?

Меня постигла заморочка:

Резекция[4] рывка

Окститесь, добрые вы странники,

Кто делит целостность песочка,

Ведёрка и совка

Я любуюсь по-прежнему вами,

Вундеркиндами млекопитающих

С паспортами, дипломом, правами

В нереалиях, нас угнетающих

Я болею за вас, говорящих,

Я желаю любовь посылать вам всем,

Только правды, сердца леденящей,

Предпочла бы, скорее, не знать совсем…

В ноги кланяюсь вам, не сумевшим

Отыскать себе место за пазухой

Малахольной луны, захотевшей

Окрестить наводнение засухой…

Представляем коттеджи на звёздах

В обывалиях душных и давящих

Я желаю лететь в свои гнёзда

Говорящим и млекопитающим

Где бы ты ни был и где бы ни шастал:

Дом, магазин, метро,

Бдителен будь, чтоб врасплох не был застан:

Ухо держи востро

Рыкают алчные львы-слюнокапы —

Ищут, кого глотать

Если вокруг твоей талии лапы —

Дал им врасплох застать

Рот твой тебя понуждает работать:

Кормит тебя твой труд

Если вокруг будут рыкать и топать,

Рыкни в ответ – уйдут!

Горе! Уже одурманен и связан!

Начали львы шептать:

«Ты, гражданин, (нет, не должен) обязан

Жертвой обмана стать!»

Где бы ты ни был и где бы ни плакал,

Дай светлоте проход —

Тут же проклятия душного мрака

Когти вонзят в живот

Талант – братишка краткости,

А мы у хлипкой шаткости,

Унынья и усердия

Любимые предсердия

Хранится в них загадочность,

Смекалка и порядочность —

С нехилою сноровкою

Швыряют забастовками

Летите, горемычные!

Вы стали нам привычными —

Штудируем мы с фобией

Наглядные пособия

Дитятко рифм и тектоник, и строк, политически разве подкованное?

Сколько часов и минут, и секунд, и ночей я тебя ублажаю!

Тихо сопит на руках безмятежное, словно в слюду запакованное

Горе моё неигристое прошлогоднейшего урожая

Ты попадёшь в кабалу разных мнений чужих, не таких однозначнейших

Ценности праведной жизни и штампы на клятвах твоих близоруки:

Столько часов и минут утекло от тебя, шебутных, незадачных же,

Только ягать остаётся себя за дырявые хилые руки

Выросло дитятко слов и слогов, политически стало подкованное,

Пальцы заткнув в слуховые проходы, не слыша собачьего лая,

Ходит на ватных ногах, прототипом бойкота страны атакованное,

Самого тёплого хлеба и свежей воды ей сердечно желая

Терпила дней! О чём грустить?

Не напугать тебя лишеньем:

Умеешь горечь подсластить

И уживаться с прегрешеньем

Самодостаточен и брав,

Прямолинеен и серьёзен

Немного лев, немного прав,

В делах – дотошно скрупулёзен

Доброт нутра едва ли счесть

Иконописца удушений:

Горит рассудок в нём и честь,

Но не видать потуг тушений

Из пустоты соделал быль,

Она цветёт и плодоносит

«Безногий вцепится в костыль,

Бездушный – выдернет и бросит»,

Он говорил всегда нутру

Для ободренья-назиданья

«Стечёт слеза, так я утру!», —

Он добавлял к иносказанью

Терпила дней! Пошто грустишь?

Не напугать тебя лишеньем:

Альтернатива – с маслом шиш —

И провалилось устрашение

О, растительность! Вот бы, как в детстве,

Нашей самой надёжной валютой

Были б ваши банкнотные листики!

Нет здесь мира и зелень последствий

Вы увидите сами дебютом

Крахокризисных новшеств русистики

Я увидела, в местном ларёчке

Был морозный цилиндр пломбира

На фиесте в ведре нежных вафелек

Протяни продавщице листочки —

И узнает в тебе лжебанкира

Рубле-липового. Позже – капелек

Чуть подтаявших сливочных лакомств

Холодок растечётся по пальчикам,

Онемеет весь рот в удовольствии

И абстрактному детству без авторств

Побежится к полям, к одуванчикам,

Где пчела собирает спокойствие,

Где декада блаженства до варварств

Семью постигла абдикация[5]

Свершите ей лоботомию:

Завяла пышная акация

У очага моих фамилий

Не мыслю воинств меж чужими я,

Они всегда среди ближайших:

Патологическая химия

Убьёт любимых и дражайших

Преядовитая стагнация

В среде семьи куёт концовки

Её постигла абдикация

И дождь последней остановки

Проектор подсознания

Показывает кадры,

Бумагонемаранием

Мне вслух читая мантры

Я вижу на проекторе

Загадочную душу:

Снабжу её дефектами

И в скорости разрушу

Артхаусное диво и

Пустой кинотеатр…

Своё лелею чтиво я:

Как славно! Чем не Сартр?

Проекторные линзы мне

Показывают сцены,

Как проданы картины за

Заоблачную цену

Вопили сзади критики:

«Не сыщещь в этом соли!»

Пассивная политика

Бессилия бессолья

Дала, похоже, сбои нам:

Мы видим в главной роли

Сердечные пробоины

Как славно! Чем не Полли?

Я учусь себя любить

Я в одиннадцатом классе —

Скоро выпуск; нечем крыть:

С каждым днём я всё прекрасней

Не придумать, не суметь,

Не найтись, не получиться…

Журавля не заиметь —

Подовольствуюсь синицей

Без шпаргалок не прийти

На экзамен пятисотый

Отпускаю – ты лети

Хоть до самой Миннесоты

Грязи вылила ушат

На тщедушные глаголы

В чудо-дланях крепко сжат

Аттестат любовной школы

Писали про Ван Вая:

Стихи его – картины,

Картина его – стих…

Побуду поскромнее,

Ведь я – всего детина

Задачек плутовских

Борьба с самим собою:

Побоищ мы Ледовых

Увидели сполна…

Детина стал изгоем:

Идей его бредовых

Толпа оживлена

Узнают их, быть может…

Дитё – гуманитарий,

Оно – ни бе, ни ме

Господь, за что я должен

Дела рукописаний

Рассказывать стене?

Яркое фото. Анонс новой песни

Мне опротивели чуждые славы

Мне второсортны чужие октавы

Мне не понять их фанатов, хоть тресни

Мне равнодушие мира – отрава

Это как полная гадства измена

Мир, обернись! Не поднялся ль с колена

Мой тебе слог? А припев? А октава?

Заплутала, красотулька, заплутала!

Говорить сперва отвыкни ж

«Гоп», пока не перепрыгнешь!

Научись – тогда б и падать перестала

Заплутала в тёмной чаще, заплутала

Кривомерно трактовала

Знаки тайного портала

И с позором сдулась ветром с пьедестала

Завралась ты, горемычка, заплутала

«Гоп» чертовски озадачен —

Вопреки мещанским плачам

Стал «Титаник» как-то грудою металла…

Я не то что забияка – так, скорее, забиякиш

Неподатлива, как хлеба послезавтрашнего мякиш

Маг злосчастного недуга и философ, как Спиноза

Чародейственные связи я узрела под гипнозом:

Захворает авторучка, пискнет в ящике линейка,