Читать книгу Восстание павших - Полина Любова - Страница 1

ГЛАВА 1. Рабы системы

Оглавление

1.


В блоке прачечной, города Урман работало с полсотни женщин и детей. Работа не легкая. Каждое утро и до отбоя трудиться в душном помещении, вдыхая пары химикатов. Бригада Ани, например, занималась бельем, доставляемым из нескольких спецшкол. Порой привозили настолько испорченное белье, что приходилось стирать руки в кровь, но придать вещи приличный вид. И выбора не было, ибо по закону все колонисты обязаны трудиться на благо Федерации, отрабатывая свой долг перед новой властью.

– Ох, завидую я тебе Анька, – Хельга, подруга Ани, была рослой, светловолосой девицей лет двадцати.

– И чему это ты мне завидуешь, интересно? – Улыбалась Аня, загружая в огромную центрифугу белье.

– Как же, получишь белый билет и станешь свободной. Не чета нам,– переходя на родной язык, ответила Хельга.

Хельга из бывших немцев. Хотя сейчас не принято вспоминать, кто кем приходится, ибо нации перестали существовать после Большой зачистки и конца света, как такового. Нынешний мир отдаленно напоминает прошлый. Часть света погрязла в войнах и распрях, другая же, объединилась, создав новое государство. Так на большом континенте возникла Первая Федерация. И здесь нет ни русских, ни немцев или еще каких национальностей. Есть только граждане и недограждане. Все едины и подчинены единому закону и первому президенту. О прошлом лишь изредка можно услышать в колониях, встретить иноязычного и поговорить на родном языке. Послушать рассказы о культуре других народов. И пусть это не принято, но лишь здесь еще можно быть самим собой и не забывать свои корни.

– Нечему тут завидовать, – не улыбаясь, ответила Аня, – будь моя воля, я отказалась бы от прав.

– Ради чего? – Удивленно подруга. – Неужели есть что-то, что заставит тебя отказаться от такого шанса? Получить статус гражданина!

Бабушка Хельги застала время старого света, пережила зачистку и умерла в колонии. Женщина чтила традиции и культуру своих предков. Она передала все это своей дочери и внучке, обучила всему что помнила. Хельга хорошо говорила на немецком. Порой гордилась некоторыми особенностями своей внешности, как раз таки, благодаря генетике. Но, увы, ей не было так горько, как Ане, думая о прошлом. Печально осознавая, что прошлый свет был настолько разнообразен. Разные нации, страны, своя культура. И все это было уничтожено, стерто с лица земли, как что-то ненужное и неважное. Будто бы весь труд поколений был напрасен.

В Федерации все едины. Старались говорить на одном языке, а всех иноязычных, не принявших власть считать смутьянами и предателями. Федерация превыше всего! Вот главный девиз новой власти.

– Здесь моя семья, друзья, – ответила Аня, на автомате вынимая белье, загружая очередную партию. – А что у меня будет там?

– Придет время и здесь никого не останется. Родители помрут, друзья разбегутся. А там…

– Я вообще не понимаю смысла в этом законе. Столько лет нас не признавали, мы не имели прав больше, а теперь, что изменилось? Для чего все это? Для чего давать нам свободу? – Не понимала девушка. На мгновение она остановилась, задумавшись над сказанным.

– Хотя бы для того, чтобы доказать что мы готовы, мы исправились и достойны по праву занять свое место в обществе! – Хельга устав от работы, села на огромный жестяной стол, решив передохнуть. И ее ни чуть не смущало, что остальные и не думали отдыхать.

– Допустим, ты права, а я ошибаюсь. Тогда скажи мне, какую такую ячейку общества мы заполним? Мы малограмотные работяги, что горазды только на такую грязную работу? Нас нужно обучать, искать место, где пригодимся, вникать во все нюансы того мира. Хельга, мы и они сильно, очень сильно, отличаемся.

– Научат, – упорству Хельги не было конца. Девушка так мечтала получить те права, что были у Ани, но, увы, из-за отца не имела возможности. – Да и какая разница Анька! Дело ведь не в этом. Как ты не поймешь, с этим правом мы становимся свободными! Белыми людьми!

– Если всех колонистов начнут отпускать, скоро некому будет работать здесь. Не думаю, что белоручки граждане захотят копаться в грязном белье. Это все только для таких, как мы.

Хельга была готова ответить и на это подруге, но в душное и шумное помещение вошла женщина. Роста среднего, стройная, темноволосая, очень красивая. Женщину звали Ольга. Это мать Ани.

– Теть Оль! – Спрыгнув со стола, Хельга затараторила. – Вот вы скажите, кто прав я или Анька? Аня говорит, что новый закон – брехня! И президент Влас нас всех дурит!

Ольга молча прошла к столу, опустив тяжелую корзину с бельем.

– Ничего я не считаю, – пробормотала недовольно она. – А вам советую помалкивать и больше работать.

– Я только сказала то, что думаю, – Аня почувствовала, как мать была не довольна. Нельзя было говорить о таком.

– Работа за вас не сделается, – ответила Ольга, крепко схватив столешницу. Вид у нее сегодня был не самый лучший. Усталость на лице, бледность. Женщина слегка пошатнулась, утирая пот со лба, а как только взглянула на дочь, руки ее отцепились, и она поползла на пол.

Все женщины в помещении тут же бросили работать, кинулись к бездыханной Ольге. Дочь перепугалась, став тормошить мать, кто-то крикнул нести воды. Кто распахивал двери, чтобы дать, свежего воздуха.

Хельга и еще одна сильная женщина подняли Ольгу, усадив на скамейку.

– Мама! – Испуганно Аня.

К толпе подоспела девочка с кружкой воды. Ольга немного пришла в себя.

– Зовите врача! В лазарет ей надо!

– Все хорошо, – отмахивалась Ольга. Она отпила воды, приподнявшись. – Душно тут, дурно стало, – улыбаясь дочери мать, – не молодая я уже.

– Вот и я о том же, – возмутилась Хельга. – Пашут на нас, как на лошадях, пока не сдохнем. А вам, теть Оль, на щадящий трут вообще пора. Скажите бригадиру, по закону положено.

– Да знает она, – бормотала дочь, – не хочет…

По закону все колонисты, достигшие возраста или по состоянию здоровья, имели право перейти на щадящий труд. И мать Ани знала об этом. Но молчала, боясь, что это, как-то скажется на правах дочери. Что ее не выберут и та не станет гражданином. Вот и молчала. Ане это не нравилось, она еще больше не хотела пользоваться правами. Никакие блага не стоили здоровья дорогого ей человека.

Громкий гудок сотряс стены прачечной. Пришло время обеда.

– Ну, наконец! – Радостно Хельга позабыв о случившемся. Она резко поднялась, – еще пару минут и я блевать этой химией стану!

– Тебе нужно поесть, – Аня все еще была встревожена маминым состоянием. Она крепко держала женщину за руку, боясь, что та опять рухнет на пол.

– Нет, что-то не хочется. Ты иди, лучше сама поешь. – Уверила мать.

– Тогда я останусь с тобой.

– Нет, иди, а то вдруг это не понравится бригадиру.

Дочери было сейчас не до правил. Мама больна, как можно думать о чем-то еще?

– Пошли, – Хельга торопилась вытащить подругу на свежий воздух. Почти все женщины покинули прачечную, никому не хотелось оставаться здесь дольше положенного. – Не хватало нам двух полуобморочных.

– Иди, – кивнула мать, – а я посижу на улице.

Аня с неохотой кивнула, а после была вытолкнута подругой на свежий воздух.

Вместе они оказались в длинном тесноватом проулке. Ясное небо было запечатано сплошь бетонными стенами и асфальтом. Ни единого признака зелени. А ведь на дворе стояло начало лета. Знойное, засушливое. Жара мучила и ранним утром и поздним вечером. Не удивительно, что маме стало дурно от такого.

Аня зашагала вместе с толпой людей, заполнивших все пространство проулка. Женщины, дети, мужчины. Серая масса двигалась в сторону административного корпуса. Высоченного белоснежного здания из мрамора и камня, возвышавшегося над всеми рабочими блоками.

Порой Аню брала дрожь от вида толпы. Все разные, но объединенные одной целью, служить власти.

При каждом городе были рабочие цеха, блоки, фермы. В каждом таком месте трудились исключительно колонисты. В образование, управление и медицину колонист не допускался. Таким как они позволялось работать лишь в сфере обслуги и никогда не стоять выше по статусу и должности чем гражданин. Пределы рабочих блоков и ферм редко кто покидал. Некоторые никогда не видели города, к которому относились, не говоря уже о целом мире. Лишь поселок, да блоки, вот и все что мог себе позволить не гражданин.

Оказавшись в помещениях столовой, Хельга и Аня заняли свободное место, приступив к обеду. Кормили хорошо. По мнению президента Власа, от питания зависело, как будет работать колонист.

Вообще, несмотря на положение, колонист имел свои права и был под защитой государства. Многие живущие здесь принимали все тягости жизни нормой. Как говорится уж лучше здесь и под защитой, чем за стенами Федерации в абсолютной пустоте.

– Странно, с самого утра не видела Машу, – Аня огляделась в попытке отыскать подругу.

– Ты что же не знаешь? – Подала голос соседка по столу, – ей дали красную метку! – Переходя на шепот.

– Красную?! – Воскликнула Хельга. Из-за чего получила под столом хороший пинок от собеседницы.

– Вчера, за ними пришли и всех забрали.

Аня перестала жевать, окончательно потеряв аппетит.

– За что?

– Никто не знает. Но что бы там ни было, они отныне нам не ровня.

С первых дней в колонии, независимо как туда попал человек, от рождения или забракованный, все получали нанометку. Наном это серая прямоугольная татуировка на запястье. Краска такого клейма состояла из микроскопических чипов. Вся информация о колонисте, была запечатана в этой отметине. А еще на случай побега, что никогда не случалась, беглеца могли отследить и найти по наному. В случае совершения нарушения наном записывал информацию, составляя целое досье на колониста. А если совершалось непростительное нарушение, то отметина меняла свой мерцающий серый, на ало-красный. «Меченых» остальные чурались, обходили стороной. Будто боялись запятнать себя как-то.

Аня лишь раз видела «меченого». В детстве в их поселке жил парень. Поговаривали, он был убийцей. Работал на тяжелых работах в сталелитейном цеху. С парнем никто не общался, жил изгоем. А вскоре погиб, обварившись расплавленным металлом. После него это был первый случай меченого. Редко кто нарушал закон, да и зачем, почти все считали свою жизнь достойной. А после издания закона о помиловании так вовсе стремились сделать все, чтобы их дети и внуки получили свободу.

– Интересно, что могли они натворить? – Шепнула Аня, окончательно расстроившись. Маша была такая же, как Аня и Хельга. Работала на прачке вместе с матерью. Аня дружила с девушкой, и жили они почти по соседству. Узнав о участи Маши, Ане становилось не по себе.

– Да какая разница. Машка теперь не как мы. Вот хоть в чем-то мы выше остальных, – довольно Хельга продолжила есть. Казалось, ей приносило удовольствие, чья то беда. – Она пала ниже некуда.

– Как ты можешь так говорить? Она же была наша подруга! Мы с детства вместе. А теперь, что с ней стало?

– А что с ней? Сама знаешь? Семью расселят, каждого по другим колониям. Назначат на тяжелый труд и будут одиночками доживать свой век. По закону так положено! – Ответила Хельга, с аппетитом поедая обед.

– И после этого ты говоришь, что быть гражданином это твоя мечта? – Пробормотала Аня, уткнувшись в собственную тарелку. Аппетит у той окончательно пропал. – Я не хочу быть такой, как они, и становиться причастной к такому.

– Анька опомнись, закон есть закон. Все обязаны его соблюдать. И они и мы. Таковы правила!

По мнению Ани дурацкие. Разве за непростительный проступок стоит лишать всего? Лишать семьи и близких, и карать меткой? Как бы не говорили, что перед законом равны все, колонисты жили гораздо хуже, чем горожане. Все были частью системы, но только колонисты ее рабами.


***

Где-то лет тридцать назад это произошло. А до этого еще несколько десятков лет, мир истязали войнами, восстаниями, мятежами. Тогда человечество стояло у самого края бездны неминуемого конца. Человечество настолько погрязло в безумии, что само остановиться было не в силах. Тогда несколько бывших стран объединившись, сделали выбор. Они пошли на крайние меры, решив стереть с лица земли безумцев и зачинщиков безумия. В последствии тот год назвали Большой зачисткой. А затем пришла новая власть, Первая Федерация. Первый президент, вместе с союзниками, создали конституцию. Направленную на то, что бы отныне войн, мятежей и всего этого зла никогда не было в новой стране. Мир и благополучие, нет войнам. А что бы так было, существовали законы для граждан и для недограждан.

Граждане это идеальная, очищенная ячейка общества. Слепо верующая и следующая Конституция, не отступая ни на шаг. Они двигатель будущего, они несут мир и спокойствие. Благодаря гражданам, Федерации процветает.

Недограждане недостойные власти. Среди них либо забракованные бывшие граждане, либо беженцы неподходящие по каким-то критериям на статус граждан. Но они готовы очистится и доказать свои права на статус гражданина.

До недавнего времени колонисты считались предателями, приведшими мир к уничтожению. Как только Первая Федерация укрепила свою власть она стала собирать всех выживших после массовой зачистки. В основном детей и молодых людей. Детей отправляли в спецшколы, а взрослых в рабочие колонии. Соглашаясь по своей воле, колонисты признавали и покорялись власти. Несколько поколений жили в подчинении Федерации в статусе недогражданина, тех, кто не достоин быть полноценной частью системы. Но совсем недавно был издан закон, при котором колонист, подходящий по критериям и не имеющий нареканий, мог изменить свой статус на гражданина и тем самым оправдать годы покорности и подчинения.

Аня была в числе кандидатов, она получала возможность покинуть колонию.


Работать заканчивали в шесть. Затем всех рассаживали по автобусам и отвозили на окраину города в поселки.

Одинаковые домики на узеньких улицах, окруженные густыми лесами. Ни особой охраны, ни заграждений. Никому не придет в голову бежать. Да и куда? Никто не знает, что за пределами, какая там жизнь и есть ли она там вообще?

Почти во всех домах жили семьями. Одиноких и стариков заселяли вместе или отправляли в другие поселки при необходимости. В основном те старики, что оставались, помогали семье, вели быт или ухаживали за детьми и больными.

В семье только один ребенок. Рождаемость в колонии под контролем. И второй ребенок был под запретом. Семья могла родить еще, но в таком случае старший должен будет покинуть колонию в пользу второго. Почти никто не соглашался на такие жертвы. Да и кому захочется рожать еще, в ущерб старшему. Лишь с новым законом, появлялись новые возможности. Одна из таких рождение второго ребенка. Раз первенец стал достойным, устроился по жизни, то почему бы не родить еще и не дать и ему такой же шанс.

Как только Аня с мамой оказались на пороге дома они ощутили вкусные ароматы. Отец готовил ужин. От таких запахов даже в животе заурчало.

– Вот и мои девочки пришли! – Радостно приветствовал женщин невысокий мужчина.

Аня больше унаследовала черт отца. Его восточную внешность, смуглую кожу, рост и ум. Лишь глаза мамины, светлые.

Анура все уважали в поселке, за доброту души и широту ума. А еще у него были золотые руки, и готовил он очень вкусно.

Мужчина работал на полях, а в не сезон помогал на складе или ферме. Без дела он никогда не сидел.

Первым делом девушка отправилась в ванную комнату, что бы сменить серое мешковатое платье, на домашний наряд.

Приняв душ, смыв с себя пот и запах химикатов, Аня облачилась в светлое платье, а волосам дала свободу, что томились весь день под потной косынкой.

У самого выхода она задержалась у зеркала, внимательно оглядев свое отражение. Она видела себя тысячу раз и все равно глядела в зеркало, будто надеясь заметить в нем перемену. А вместо этого в отражении на Аню глядела все та же девушка. Не высокая, худощавая. У нее была смуглая кожа, а из-за каждодневной жары и испарений химикатов ее щеки постоянно были румяными. Но на ее лице явная аллергия выглядела, как здоровый румянец и только красило милое личико. У девушки были кофейного оттенка волосы, что вились локонами до плеч. Благодаря восточной внешности отца и маминым генам Аня получилась довольно симпатичным метисом. Но она не считала себя красавицей, пусть все окружающие говорили об обратном. Обычной, не достаточно привлекательной, не заурядной личностью.


Аня обожала вечера с родителями. Ужин в беседах, посиделки с отцом. Порой день был тяжелым, а стоило оказаться дома, как тотчас понимаешь, что все тягости не важны, когда рядом семья.

Сегодня ужин мало, чем отличался от остальных. Разве, что мама была грустной и уставшей. А под конец вечера Аня вспомнила о Маше, и настроение окончательно пропало.

– А вы слышали новость? – Решила спросить девушка. Родители дружили с матерью Маши и наверняка могли знать.

– Какую? – Отец вдоволь наевшись, откинулся на спинку кресла-качалки. Мама потихоньку убирала со стола.

– О семье Маши…

– А, ты об этом, – отец кивнул, чуть расстроившись. Мама опять поселила на лице недовольство. Ее дочь заводит разговоры, которые не принято обсуждать. Она с неким раздражением кинула тарелки в мойку.

– И вы знаете, за что… ну… почему им дали метку?

Отец вздохнул, поерзав на стуле.

– Ты помнишь, бабушка Маши болела? – Начал отец спокойно говорить.

– Да, она умерла пару дней назад.

– Она болела, рак, – продолжил отец. – Женщина страдала сильными болями, которые не снимались ни одними лекарствами.

Аня кивнула, вспоминая, как больно было старушке, и как мучилась она.

– Она не просто мучилась, – сказала мама, – женщина сдирала с себя остатки волос от боли. И ничего не помогало. Тогда Рита пошла на крайние меры и помогла уйти матери спокойно.

– Ничего не понимаю. Как помогла? – Спросила девушка. – Она же умерла, уснула и не… или…

И тут до девушки дошло.

– Она убила мать?!

Отец молча кивнул.

– Скоро об этом стало известно, семью арестовали. Рита посчитала, что так помогла матери избавиться от мук.

– Но какой ценой? Обрекла остальных на разлуку и одиночество, – буркнула мать. – На что только не пойдешь, ради семьи. Правда? – Спросила мать дочь, пристально на нее посмотрев. Разумеется, женщина вновь намекала на права дочери. Мол, она обязана воспользоваться правом, и покинут семью. Вот только Аня сомневалась, не зная точно, как ей поступить.


***

После ужина Аня с отцом вышли на свежий воздух.

Ближе к ночи становилось чуть прохладней, но только на улице. В доме также невыносимо душно. И не было ничего лучше сейчас оказаться пусть в маленькой, но прохладе. А за любимой игрой с отцом, так вовсе милое дело.

– Барсук, – произнесла Аня.

– Коала, – ответил отец, отпивая из чашки ароматный чай. Он сидел на траве по-турецки, разглядывал звездное небо. У не высокого домика было уютно. Почти у каждого дома был дворик, который каждый мог обустроить, как мог. Кому в голову взбредало усадить клумбами с цветами, кто разводил кроликов или птиц. Кто-то умудрился выкопать целый прудик. И лишь лужайка семьи Ани была чиста. Не высокий забор окружен живой изгородью по бокам и коротко стриженая трава по всему пространству дворика. Ни деревьев, ни кустов. Отец и Аня почти каждый вечер выходили во двор и расстилали плед, усаживаясь на него и выпивая травяной чай. Играли, разговаривали и наслаждались звуками природы. Вокруг стояла тишина. Только звуки природы нарушали эту идиллию.

Игра в слова была одной из любимых игр Ани. Сегодня перечисляли животных, вчера играли в города.

В колонии все дети обучались с шести лет всего три года. Знания давались скудные. Читать, писать, считать. Считалось, что колонисту не зачем знать слишком много. А для жизни и работы будет достаточно и базовых знаний. Но были в колониях и исключения, такие, как Анур.

Анур родился в семье граждан и с пяти лет был отправлен в спецшколу. Граждан обучали всему, что было дозволено законом. История, география химия, физика, биология. Раз в несколько лет граждане проходили отбор, при котором проверялись на пригодность системе. Неугодных, ссылали в колонии.

До шестнадцати лет Анур получал образование, пока был не забракован и сослан сюда. Он успел научиться многому и впоследствии научил и свою дочь. Аня отличалась от своих сверстников благодаря широте ума, стремлению к знаниям и легкой обучаемости. Так, например, она выучила названия всех животных. И пусть она понятия не имела, кто, как выглядит, воображение и рассказы отца немного помогали ей иметь представления.

– Значит на "А", – довольно Аня. – Хорошо, тогда анаконда.

– Опять на "А", – глаза отца заискрились, – антилопа!

– Нет, нечестно! – Возмущенно дочь. Отец явно хитрил.

– На "А"! – Протянул мужчина улыбаясь.

Аня заерзала на траве, пытаясь вспомнить хоть еще одного зверя на подходящую букву. Увы, ничего на ум не приходило путного.

– Ну же, милая. Подумай. Зубастый, живет в воде…

Дочь внимательно посмотрела на отца, напрягая память. И тут ее осенило.

– АЛЛИГАТОР!!!

Отец расхохотался, допив чай.

Как же хорошо проводить вечера вот так. Игры, беседы, свежий воздух. И как можно отказаться от такого?

– Хорошо, – протяжно отец. Он задрал голову к небу, любуясь мерцанием звезд.

– Скоро осень.

– И это хорошо, – кивнул Анур, – может, хоть тогда избавимся от жары.

Аня вздохнула, оглядев звездное небо.

– А ведь есть где-то жизнь гораздо лучше нашей, – произнесла она.

– Скоро она наступит у тебя.

– А так ли она хороша, как все думают?

– Ну, не проверив, ты никогда об этом не узнаешь.

– Ты жил той жизнью и что стало с тобой. Неужели ты хочешь и мне той же участи?

– Я жил другой жизнью. Выбора у меня тогда было не больше чем здесь. А ты получишь возможность сразу выйти в люди и доказать свое право.

– Я не хочу. – Отказывалась Аня. Она взглянула на отца. – Разве ты пожалел хоть раз, что оказался в колонии? Как я могу стремиться жить с такими и стараться быть такой как они? Что они делают с колонистами? Что стало с семьей Маши? Тетя Рита всего лишь хотела облегчить муки пожилой женщины, а наказали всех.

– Ты осуждаешь ее? – Спокойно просил отец, взглянув на дочь с теплом.

– Нет, что ты. Кто знает, на что пошла бы я ради вас.

– Мама считает, ты должна пойти на такой шаг и стать свободной.

– А ты?

Отец выдержал паузу, вздохнув, как от усталости.

– Скажи мне, ты когда-нибудь, видела тех, кто покинул колонию в статусе гражданина?

– Нет. – С непониманием ответила Аня.

– Как думаешь почему?

Аня и не задумывалась над этим. Может, нет времени или возможности. А ведь на самом деле она никогда не видела бывших колонистов в стенах колоний. Они уходили безвозвратно о их судьбе остальные могли только догадываться.

– Им нельзя, – ответил отец спокойно.

– Почему?

– Это плата за выбор. Ведь став гражданином, ты отрекаешься от прошлой жизни, ты присягаешь на верность президенту и власти. Недограждане и граждане по разные баррикады. А по закону гражданин не может иметь связей с колонистами. Отныне власть и ее интересы превыше всего. Вспомни, как только ребенку гражданина исполняется пять, его изымают из семьи. С детства приучают к верности власти. А семья, любовь, дружба, все это только отвлекает и сеет смуту и неповиновение.

– Но это жестоко! – Ужаснулась девушка.

– По словам президента Власа, только так в государстве укрепится покой и мир. Нет войне, ты же помнишь первый закон. А второй?

– Федерация превыше всего…

– Я не помню, какой мир был до Большой зачистки. Но по рассказам тех, кто видел и знает, говорят, это был ад. Я слышал, что люди раньше верили во что-то. И верили в ад и рай. И, по их словам, ад это самое страшное место, в какое только мог человек попасть. Но как только к власти пришли здравомыслящие люди, ад перестал существовать. Настало время рая. Законы существуют для порядка. Если мы не будем соблюдать законы, то порядка не будет. Каждый, чем-то должен жертвовать, чтобы стать частью общества. Ведь только тогда, тот двигатель, который запустил президент Влас, будет работать исправно. – Отец выдержал не большую паузу, а затем продолжил. – Я не стыжусь что я не гражданин. Ведь не будь нас недограждан, гражданам было бы гораздо хуже. Кто будет выполнять эту работу, которую выполняем мы? Мы, по сути, также достойны Федерации. И достойный прав. Мы винтики этой машины.

– Так ты за то, что бы я согласилась или нет? – Не понимая до конца, к чему вел отец.

– Я рассказал тебе лишь часть сложностей жизни гражданина. Я знал все и понял, что не готов. Я прошел путь, что бы осознать это. По этому оказался здесь. Для меня выбор был очевиден. Уж лучше быть рабом в колонии, но вольным сердцем, чем свободным гражданином, но безвольным душой. А какой выбор сделаешь ты, решать только тебе.


2.


– И представляешь, этот мне говорит. Пойдем милая, на речку, погуляем… – Хельга в своей любимой манере рассказывала об очередном ухажере.

Сегодня, как никогда было душно, из-за чего приходилось делать перерывы и выходить на свежий воздух, чтобы не умориться в помещении. Девушки, в компании еще двух женщин сидела в проулке на лавках, обдувая себя подолом платья.

– А ты? – Аня никогда не могла понять, почему подруга была такой недовольной. То ей не нравилось, что работы много, то, что отдыха мало. Парни никогда не устраивали. Старшие говорили глупости, а отца она вовсе ненавидела. Вот и сейчас выказывала свое недовольство.

– А что я? Отшила. Не пойду я с таким, как он. Да с его мордой только свиней пугать.

– Будешь так избирательна, Хельга можешь вовсе остаться без парня! – Посмеивались женщины над девушкой. Они сидели на соседней скамейке и краем уха слушали разговор подруг.

– И что теперь? Мне на каждого встречного зариться? – Огрызнулась Хельга.

На что женщины только рассмеялись, возвращаясь на прачку работать.

Аня и Хельга по-прежнему оставались на улице, что понемногу пустела. Остальные шли работать дальше.

– Эх, вот бы, такие, как они, посмотрел на нас, – простонала Хельга, глядя на двух охранников. Рослые, сильные, словно два брата похожие друг на друга. Два парня стояли поодаль от них, оглядывая проулок. Охрана изредка появлялась в проулке, наблюдая за порядком.

– Скажешь тоже, им нельзя, – Аня и смотреть в их сторону не стала. Вся охрана вызывала дрожь по коже у девушки.

Армия Федерации это сила и абсолютная защита государства. Воины скрешцы – это модифицированные солдаты, непобедимые, сильные. Их считали сверхлюдьми, за не человеческие способности. Даже простая охрана отличалась по силе, пусть была не настолько усовершенствована, как скрешцы. И даже она имела модификации, подстать скрешцам. Против такой защиты простой колонист или бунтарь вряд ли пойдет.

Стоит, колонисту задумать дурное, как эта идея будет похоронена, одним суровым взглядом скрешца. Аня не верила в слепую покорность колонистов она знала, что все попросту боялись сказать, что либо против. Из-за страха перед такой силой.

– Тебе повезло, можешь выбирать из «таких». – Кивала подруга с ноткой зависти.

– Ну конечно, – отмахнулась Аня, – уж чем, а выбором парня я заниматься там не собираюсь.

– Ну и дурочка. Я бы, например, первым делом занялась этим, а ты… – Возмущенно Хельга. Затем она с любопытством взглянула на Аню. – И чем бы ты там занималась?

– Обустройством, образованием, работой. По возможности повидала другие города, познакомилась с интересными людьми.

Не смотря на нелюбовь и недоверие к власти, Аня хотела бы посмотреть какова жизнь гражданина. Повидать город, другие места, узнать, что-то новое, научиться чему-то новому. Увидеть воочию все то, о чем отец рассказывал, о чем Аня могла только воображать в своем уме.

Хельга вздохнула, покачав головой от негодования.

– Вот не понимаю я тебя. Перед тобой открывается так много, а ты готова от всего отказаться.

Вспомнив вчерашний разговор с отцом, Аня погрустнела. Отец от части прав. Колонист раб, но раб свободным сердцем и душой. А была ли душа у граждан?

– Ты знала, что как только колонист покинет колонию, он не в праве вернуться сюда? – Серьезно спросила Аня.

– И что? Ты хочешь еще сюда? – Удивилась подруга.

– А как же повидать родных?

– Вот, как раз таки из-за них я бы свалила. Мне некого будет навещать, уж точно не моего папашу.

Отец Хельги был вдовцом. Родив дочь, мать умерла и Хельга осталась на попечение отца и бабки. Со смертью жены мужчина потерял смысл жизни, а вместе с этим и остатки разума. Из-за него Хельга лишилась прав, вынужденная прозябать в колонии до самого своего конца. За все его выговоры, наказания, Хельга возненавидело горе-отца, ведь он лишил ее последней надежды на будущее.

– Если бы не папаша, я давно была в городе. Ненавижу его! – Буркнула подруга.

– Не надо так говорить, он же твой отец! – Не приятно слышать такое от подруги. Для Ани семья это все, а для Хельги быть сиротой лучше.

– Вчера опять приходил бригадир, отец что-то там натворил. Говорит, партию мяса испортил, а отрабатывать кому? – Недовольно Хельга. – Нас уже предупредили, мол, если еще один проступок отца сошлют на тяжелый труд, а меня…

Отец работал на скотобойне. Работа его была не сложной, но и в ней он умудрялся допустить оплошность.

– Нет, Хельга, как бы там ни было, даже с таким отцом я не согласна покидать дом. Вспомни, что у граждан забирают детей, навсегда!

– Ну и пусть, я так вовсе против этих спиногрызов. Это даже хорошо, пусть государство мается с ними, мне дел меньше.

– Нет. Не хочу… А после того, как маме все чаще становится хуже, я даже не имею на это право. Ты ведь сама видела вчера и сегодня, как ей было плохо.

– Да странно все это. Твоя мама всегда была такой свежей, бодрой, а тут внезапно на нее свалились обмороки. Интересно, что ее мучает? – Хельга с любопытством наблюдала за матерью Анны через окно. Женщина и сегодня была бледной уставшей измученной. – А ты спрашивала ее? Ну, или может быть, отец, вы ведь с ним откровенничайте. Вдруг они что-то знают, да не говорят тебе?

– Нет. Мама говорит, что ей просто плохо, что она с возрастом стала уставать. Но, я никогда не видела и не припомню, чтобы кто-то от старости валился с ног! А еще вчера, ее стошнило оттого, что она съела жареную рыбу, которую отец приготовил. Она всегда ее любила, а сейчас даже на дух не переносит. Может быть, с ней, что-то серьезное? Может быть… – В голове мелькнула мысль о самом страшном. Девушке стало не по себе. – Нет, все будет хорошо, хватит с меня пробоем.

– Проблем? Для всех это счастье, а для тебя это проблема. Ох, дурочка ты Анька дурочка, дурочка.

– Пусть я лучше буду дурочкой, чем рабом системы. Ты вот вообще не понимаешь и не знаешь, что на самом деле там творится. Да наша жизнь по сравнению с жизнью граждан сахар. Мы хотя бы можем вот так сидеть и разглагольствовать о том, что хорошо и что плохо. Они даже мысли не могут допустить о том, что президент Влас не прав и что политика его неправильна. Да, за такое сразу же ссылают!

– Так откажись! – Хельга воскликнула недовольно. – Что мешает пойти и сказать, мол, так и так?

– Если б это было возможно…

– А ты пробовала? Возьми и скажи. Кто знает, ты первая такая дурочка. – Бормотала Хельга.

– Да нет, глупость, – Аня была бы рада, конечно. Но разве это возможно?

– А что, вдруг можно? Или еще лучше помоги мне вместо тебя попасть. – Вдруг заявила подруга. Глаза Хельги загорелись.

– Из-за твоего отца тебя хотят сослать в другую колонию, а о правах и речи быть не может. Как с таким списком, как тебе пробиться?

Хельга помрачнела, явно задетая Аней.

– Шибко умная да? Не у всех есть такие идеальные папаши, как твой. Так, что же теперь носом тыкать надо?

Аня умолкла, не став больше, что-либо говорить. Ей искренне жаль Хельгу. Она больше всех жаждала стать гражданином, но из-за проступков отца не могла вступить в свои права. Она продолжала отвечать за грехи предков начавших всю эту историю и приведшие мир к вот такому исходу.


***

Где-то после обеда, когда все продолжили работать, в душное помещение прачки вошел староста. Все были немного удивлены его появлению. Обычно мужчина без надобности никогда не появлялся в рабочих блоках. Взмыленный, улыбчивый, он кивнул Ане и Ольге, чтобы те подошли к нему. Женщины с любопытством стали наблюдать и прислушиваться, о чем пойдет разговор.

– Ань. Как всем нам известно, ты в числе кандидатов. – Спокойно заговорил тучный, невысокий мужчина. – Так вот. Это формальность, тебе нужно пройти со мной в административный корпус и поговорить с людьми из города. С тобой поговорят, заполнишь анкету, все стандартно.

– Для чего это? – Опасливо поинтересовалась Ольга.

– Как же, прежде чем Аня окажется в городе, мы хотя бы должны понять, куда конкретно ее определить. Где она пригодится? Ведь мы не можем, просто бездумно забрать ее и поставить на первую попавшуюся работу. Все таки, нужно, посмотреть, узнать…

Аня припоминала, что такие беседы проводили и с другими кандидатами. Помнится, как-то в их бригаде была девушка, ее также вызывали на разговор. Потом она рассказывала, как разговаривала с людьми из города, они расспрашивали ее, она заполняла анкеты, проверяли некоторые навыки. Это была банальная формальность. Вполне логичная.

Аня оглянулось на женщин и на Хельгу в том числе. Девушка скрепя зубами сверкнула недовольным взглядом. После дневного перерыва, подруга с ней больше не разговаривала, затаив обиду. Аня знала, о чем думает Хельга. Как же она ей завидовала.

Растерянно кивнув, Аня проследовала за старостой, а спустя пару минут они входили в корпус административного здания.

Внутри все здание было таким же белоснежным, чистым, излучавшим свет и чистоту. Просторные залы, коридоры, огромные панорамные окна из которых виднелись мощеные площади и зеленые парки. Не каждому удавалось узреть краешек этого мира, о котором грезили все, но только не Аня.

Аня, в сопровождении старосты, поднялась на второй этаж, где староста проводил ее в один из кабинетов. Это был светлый, просторный кабинет с все теми же панорамными окнами. Из мебели пару шкафов да стол с двумя стульями.

Ждать пришлось недолго. Почти сразу в кабинет вошла стройная точеная фигура. Светловолосая красивая женщина с ясно синими глазами. Аня в сравнении с ней выглядела не ухоженной замарашкой. Серое мешковатое платье, пропитанная потом, косынка на голове, едва могла сравниться с изящностью внешности и опрятности горожанки.

– И так. Анна. – Держа в руках электронный планшет, она внимательно, что-то в нем изучала. – Такие обширные знания. Насколько я знаю, колонисты не настолько образованы, но, по словам старосты, бригадира и твоих знакомых, исходя из досье, ты довольно таки умна. Тебя не нужно будет сильно обучать, что бы поставить куда-то. Ты готовый специалист.

– Мой отец из бывших граждан. До шестнадцати лет он обучался в спецшколе. А потом, когда родилась я, ему захотелось поделиться своими знаниями со мной…

– Говорят, ты знаешь даже несколько языков. Это правда? – Женщина с интересом наблюдала за колонисткой. Ей впервой видеть настолько образованную, и рассудительную недогражданку. В последние годы очень редко прибывали в колонию люди из бывших граждан. Можно сказать вовсе не случалось такого. Система работала исправно. Забраковок становилось с каждым годом все меньше и меньше.

– Да. Разумеется, государственный язык, немного немецкого и английский.

– Да будет тебе известно, что нации не существует. – Перебив, важно заговорила женщина. – Нет ни американцев, ни немцев, ни русских, никого нет. Все мы едины. Федерация едина. Переводчики нынче нам не нужны. Мы единственная Великая держава, нам переговариваться не с кем. – Опустив взгляд на планшет, женщина замолчала.

– На самом деле польза в знаниях есть. – Не сдержалась Аня. Обратив опять на себя внимание гражданки. – Разве знания могут навредить человеку? Вот вы создали закон, при котором неграмотный колонист может стать гражданином. А вы не подумали о том, что вы будете делать с нами? Ничего не умеющих, кроме грязной работы. Какую работу вы предложите мне? Что получу я? Ну, возможно, благодаря моим знаниям у меня будет больше шансов. А что будет с теми, кому не повезло, как мне и у кого не было таких отцов? Что, неужели они продолжат ту же работу, которую выполняли здесь? Только отныне они будут это делать в статусе гражданина?

Голубые глаза женщины помрачнели. Ей явно был не по душе этот разговор. Она привыкла, что недограждане, всегда помалкивают и поддакивают, что им не скажут. Но Аня ведь не была, как все и молчать она не собиралась.

– Ты хочешь сказать, что закон, изданный президентом Власом это глупость? Ты хочешь сказать, что наша власть придумывает бессмысленные и глупые законы?! – Глосс женщины чуть повысился и звучал надрывно.

– Нет. Разве смею возразить? – Торопилась оправдаться Аня. – Я просто считаю, что каждый закон должен иметь не только смысл, но и быть на благо и на пользу. – Растерянно девушка. Не хватало еще получить выговор из-за своего длинного языка. Хотя, может тогда она лишится прав, и это спасет ее?

– Я все поняла. – Резко ответила женщина. – У тебя есть свое мнение. А это не есть, хорошо. – Женщина подалась вперед, внимательно взглянув на девушку. – Анна, да будет тебе известно, что мнение гражданина совпадает с мнением власти, оно никогда ни при каких обстоятельствах не должно расходиться! То, что думает, делает и какие законы принимает президент Влас всегда должно быть одобрено и принято гражданами. Чтобы он не делал, чтобы он не предпринял, его мнение превыше всего. Федерация выше всего, выше твоего мнения, твоих интересов. Если ты, моя дорогая, не усвоишь это, то в скором времени твоя жизнь в городе будет не долгой.

Отказаться от собственного мнения. Не иметь собственных интересов. Наверное, это будет пострашнее жизни в неволе. Определенно, Аня не способна стать ячейкой идеального общества. С каждым новым днем она все четче осознает это. Лишиться своего мнения, голоса и права Аня не собиралась.

– Простите, могу ли я задать вопрос? – Подала голос Анна.

Женщина с любопытством взглянула на девушку. Затем молча кивнула.

– Много колонистов уже было отправлено вами в города?

– Что за странные вопросы, – скривилась женщина. – Тебе хорошо известно, сколько лет действует закон. Не трудно посчитать, что отправленных нами добровольцев недосчитать, как много. Такой шанс дается не каждому и все, поверь мне, желают им воспользоваться.

– Так ли все?

– Абсолютно!

– И ни одного, кто бы посчитал, что недостаточно достоин или просто отказался покидать колонию ради семьи и близких?

Женщина напрягла и без того каменное лицо. Ее явно застал врасплох заданный вопрос.

– Что тебя конкретно интересует, девочка?

– Если бы кому-то пришло в голову отказаться от своих прав, не воспользоваться белым билетом. Что в таком случае было бы с колонистом?

Женщина молча выслушала девушку и еще некоторое время молчала, будто бы обдумывая заданный вопрос. Аня не верила в то, что совсем никому не приходила в голову та же мысль, что и ей. Остаться в колонии с семьей и искать счастье здесь.

– Тебе известно, что все законы направлены на то, что бы Федерация процветала. Что бы мир и благополучие распространялся по Большому континенту. Любой, абсолютно любой закон или правило имеет смысл. И абсолютно любой обязан подчиняться законам и правилам. Отказ расценивается как неповиновение власти. Это бунт и не подчинение. Не принятие закона, значит не принятие всей конституции государства. А ты прекрасно знаешь, что бывает с бунтарями и смутьянами.

Здесь Аня уже ничего не сказала. Ответ ей был ясен. Выбора нет, раб всегда остается рабом.


Вернувшись на прачку, она уже твердо была уверена в том, что выбора у нее нет. Никогда не было. Это, кажется, создается иллюзия, что выбор и право выбора есть. А что на самом деле? Отказ приравнивается к непокорности и смутьянству? И тогда ее накажут, лишат всего, что было и остается самым дорогим. Что может быть хуже, чем оказаться в стенах, где ее будут окружать бездушные куклы, лишенные чувств? Какую ячейку общества она займет там? Кем она пригодится? Как сможет существовать и изображать ту же преданность и непокорность?

А может воспротивиться? Взять и вычеркнуть себя из списков? За мелкую провинность никто не лишит семьи, а вот лишить белого билета…

– Ну, рассказывай! Ни чем не хочешь похвастаться? – Язвила Хельга.

Когда Аня вошла в душное помещение, все женщины были в ее внимании. Не каждый день, кто-то из их бригады отправляется в новую жизнь. Проклятую жизнь. Ад, про который рассказывал отец.

– Ничего особенного, задали пару вопросов. Я прошла небольшое тестирование, запомнила анкету и все. – Пробормотала Аня, принимаясь за работу.

– А о чем спрашивали, что ты говорила? Ну, рассказывай не томи! – Хельга была обижена на Аню, но любопытство ее куда сильнее гордости.

– Изучили мое досье. Спросили, откуда у меня такие обширные знания? Я ответил. И еще, – Аня отвела подругу в сторонку, – я спросила, могу ли я отказаться, так вот, это невозможно…

Взгляд подруги потускнел, недавно горевшая искорка постепенно угасала.

– Прям так и спросила?

– Ну не совсем, да какая разница, главное ответ. Отказ приравнивается к неповиновению! Несправедливо…

– Дурость какая-то, – фыркнула подруга, – почему это одним все, а кому-то ничего! И вообще с чего это они судят нас всех только по поступкам других!

– Вот и я того же мнения, все достойны, и прав должно быть у нас гораздо больше!

– Что же ты не сказала это им это? – Фыркнула Хельга, не желая слушать Аню.

– Я так и сказала. А еще, что все колонисты имеют право быть образованными. А не только избранный народ.

– Что прям так и сказала? – Удивленно Хельга. – Сказала это им? Гражданам? – Усмехнулась девушка явно довольная тем, что возможно натворила подруга.

– У меня есть мнение, и я им поделилась.

– Ты что совсем спятила?! – Возмутилась мать. – Как ты вообще в голову себе такое вбила! Да ты должна была молчать, как мышка! Ты хоть понимаешь, что своим вольнодумием…

– Да ничего страшного я просто высказала свое мнение. Мне дали совет.

Дальше женщины не стали присутствовать при разговоре матери и дочери, продолжая свою работу, даже Хельга перестала с любопытством наблюдать за спором. Мать крепко схватила дочь за руку, выводя на свежий воздух.

– Ты совсем ума лишилась? Что ты там такое наговорила? А если будут последствия, а если тебя лишат прав?

– Мама как ты не поймешь, да не хочу, я ни в какой город и не хочу никакой свободы! – Процедила Аня. Она была опустошена тем фактом, что выбора нет, и ей придется сказать да. И плясать под дудку дурацкой системы. И только опорочив свое имя, навредив себе, Аня может освободиться от дурацкого белого билета и ненужного статуса.

– Нет никаких шансов и никакого выбора! Тебе предоставили единственную возможность, и ты обязана ей воспользоваться, невзирая на собственное мнение. У тебя нет, и никогда не было своего мнения, ты ничего не можешь! А только следовать законам и правилам! – Вскрикнула мать, крепко вцепившись в руку дочери.

Как же хотелось, что бы мама поняла, что не нужна Ане никакая свобода без них. Как же хотелось, что бы мама знала, что там ад. Кошмар, ужасная жизнь полная страданий и лжи. И такую жизнь мать хочет своей дочери?

– Там тебе будет гораздо лучше, – твердо мать.

– Может я сама решу, что лучше для меня?

– Выкинь из головы все дурные идеи и смирись. Я сказала, нет выбора! Ты должна выбраться отсюда и жить в свободе. Разве ты бы не хотела этого для своих детей?

– Я бы не стала делать выбор за них.

Ясно, что мать желает только лучшее для ребенка. И, несмотря на то, что взгляды у обеих сторон расходятся, мать всегда права.

– Папа такое рассказывал, да жизнь горожан ад в сравнении с нашей! И ты предлагаешь мне так жить? – Аня твердо решила для себя остаться в колонии. Вот только бы придумать, как навлечь на себя нарушение достаточного, что бы ее вычеркнули из списков и при этом не лишили семьи.

– Я так и знала, что эти разговоры ни к чему хорошему не приведут! Анур во всем виноват, со своей учебой! Если бы не он, то… Не даром колонисту нельзя учить больше положенного. Вот почему, что бы думали по меньше и помалкивали!

– Выбор есть! Вот, например, возьму и не пойду работать, пусть накажут, пусть лишат всего! – Упрямилась Аня. Она выставила руки по бокам, наседая своим упорством. – Я напротив, только рада, что отец научил меня! Да благодаря ему, я вижу, а не слепа, как вы все!

– Анна, прекрати, ты все равно не можешь, нельзя…

Женщина перестала напирать. Голос ее звучал мягче.

– Не вижу препятствий. Это мое право и я желаю им воспользоваться! Сейчас же возьму и нарушу административный закон или устрою склоку на глазах у охраны. Пусть выпишут штраф или нарушение и тогда…

– Не вынуждай меня… Аня, не навреди своим вольнодумием! – Шептала женщина. В ее взгляде читался страх. Откуда было столько ужаса в ее глазах. Что плохого в том, что дочь останется в колонии? Лишит себя и своих детей прав на свободу. Аня готова взять на такой грех. Она уверенна, что ее ребенок не будет корить и обвинять за неволю, как в случае с Хельгой. Напротив только благодарен.

– Да что в этом такого? То, что я единственная, кто не хочу покидать колонию, не значит, что я предатель! Я не лгу, не вру, а признаю то, что я не готова быть идеалом нации! Я готова остаться с вами здесь и никогда не увидеть чистого неба! Мне нравится жить здесь! Я горжусь тем, кто я есть и не стыжусь быть прачкой! Мама! – Аня была настолько полна решимости, что была готова прямо сейчас что-то нарушить, и наконец услышать заветные слова которые повлекут наказание и навсегда заточат ее в колонии. Получение административных штрафов или нареканий считается мелким нарушением закона. Это, как правило, ничего серьезного за собой не влечет, кроме как пунктика в досье. Но если имеется статус кандидата, то определенно это может повлиять на дальнейшую судьбу. И вот если Аня что-то подобное совершит. Что-то не столь страшное. Прямо сейчас, крикнуть что-то, сломать, повздорить…

– Аня, я беременна! – Выпалила мать, едва сдерживаясь.

Аня резко оборвала ход мыслей, и порыв ее стремлений прекратился. Наступила тишина.

То ли радоваться, то ли нет. В одну секунду девушку переполнили куча эмоций. Сперва, шок, затем осмысление и после радость. И все это сменялось, вереницей.

Еще вчера она волновалась о принятии решения стать гражданином. Перебирала все за и против, искала верные решения, лишь бы не ошибиться. После, осознав, что не способна, корила себя за то, что не имела вовсе прав. Искала пути к отступлению. И казалось бы, вот она веревочка, что способна вытянуть ее из пропасти безысходности. Долгожданный глоток воздуха. И вот голос матери, доносившийся над потоками вод, заставил ее вновь погрузиться на самое дно.

– Мама! – Воскликнула Аня. Она даже рот прикрыла от того, как громко сказала. Охранники стали внимательно наблюдать за женщинами.

– Но как же! Это же… это такая новость, это так…

И тут до девушки дошла вся суть. Вся горечь этой новости.

В ту самую секунду, как она ее узнала, в ту же самую секунду и поняла – выбора нет…

– Теперь ты понимаешь? – Твердо мать спросила.

– Мама, почему ты молчала? Знала и молчала?

– Я понимаю, ты переживаешь за нас, но и меня пойми, если бы не это, – с этими словами она стала гладить свой тощий живот, – я никогда не пошла против твоей воли. Выбора никогда у нас не было, милая. Мы должны делать то, что нам велят.


***

Мама беременна! Это хорошая и в то же время не самая счастливая новость. Родители вынуждены жертвовать, скрываться и все что бы сохранить свободу новому ребенку.

Аня сидела на траве, обняв колени. Невыносимая жара не спадала даже поздним вечером.

– Ты знал? – Печально спросила она.

– Не так давно, – с грустью ответил отец.

– А если бы я что-то предприняла и лишила это дитя шансов? – Аня внимательно посмотрела на отца. Сколько боли было в его глазах. Понятно ему дороги оба дитя, но он никак не мог сделать правильного выбора. Спасая одного, другого убивает.

– Мы не хотели обременять тебя и заставлять делать поспешные выбор. А так право оставалось за тобой. Все наладится. – Вот только было не понятно, кому предназначались данные слова. Ануру или дочери? – Возможно, впереди тебя ждет хорошая жизнь. Быть может, все мы ошибаемся и граждане гораздо счастливей нас. – С печалью в голосе произнес Анур. Кого он обманывал. Жизнь граждан не чуть не лучше недограждан. Напротив хуже.

– Еще вчера ты уверял меня в обратном…

Девушке с трудом верилось в это. Зная пару фактов, ей уже не хотелось свободы. А ведь она искренне верила свой последний шанс. Что все еще не потеряно, и она может остаться здесь.

– Я не хочу…

Глядя на отца, Аня видела то, о чем думал, что чувствовал он. Анур не хотел, чтобы она уезжала. И так же не хотел, чтобы дочь становилась гражданином. И у него так же не было выбора.

– Это не справедливо, почему я должна вас покидать?

– Закон, есть закон.

– Последние дни я думала о том, как избежать прав, остаться в колонии, выход нашелся, увы, не самый лучший. Но я была уверена и была готова пойти на риск ради вас. Как бы я не противилась, я все равно вас покину. А вы останетесь одни.

– С нами будет ребенок, мама будет в заботах о нем, а не сидеть в слезах по тебе.

– Я не хочу потерять вас.

– И не потеряешь. Просто мы останемся здесь, а у тебя начнется другая жизнь. Только постарайся сделать ее такой, чтобы все было не напрасно.

Аня задумалась.

– Мне с одной стороны хочется испытать счастье и увидеть мир, заглянуть в каждую дверь. А с другой, я так боюсь ошибиться. Законы для граждан гораздо жестче. Если колонист имеет допущения, то гражданин не допустит поблажек.

– Для этого и существует тестирование. Несоответствующих забраковывают.

– А если я навлеку гнев, а если меня не просто лишат всего, но и лишат жизни?

– Жизни в Федерации не лишают, запомни. Есть закон и к нему прилагаются наказания. Колонии, штрафы, но никак не казнь. Лишения человека жизни это противоречие одному из основополагающих законов конституции.

– Я могу покинуть колонию и возможно выбиться в люди, а могу отказаться от прав и просто сменить одну колонию на другую…

– Мое мнение ты уже знаешь, выбор всегда остается за тобой.

Казалось бы все просто. Аня изначально не горела желанием становиться гражданином, и никакие преимущества не сравнятся с той свободой души, что получал колонист. Да у него никогда не будет настоящей свободы, да он останется неучем заточенный в стенах колонии. Но вместе с тем он становится гораздо счастливее, нежели гражданин. И прав порой у него и свобод гораздо больше. Отец прав, свобода души, свобода мысли это во сто крат лучше. Возможность дышать, думать и любить.

Аня взглянула на отца с теплом и любовью. Она благодарна родителям за возможность быть той кем       она является. Это ли не большой дар, которого лишены все граждане. И Аня ни за что не пожелает, лишит себя этого дара. Да же на кратчайший мир. Не нужны ей испытания, проверки. Что бы не предлагала свобода, она никогда не станет настоящей. Гражданам дают волю, больше прав но отнимаю самое главное, что дорого Ане – души, свободы мысли и любви.

– Спасибо, папа, – она крепко обняла отца.

– За что? – Рассмеялся отец.

– Я все поняла. Я знаю, чего хочу.


***

Дом Хельги располагался близ реки, окруженный по другой берег огромными зелеными сопками. Ее дом утопал в изобилии природы. В ее звуках и красоте. Ане очень нравилось место, где жила Хельга. Зимой, здесь всегда было заснежено. Весной цвели яблони и груши, а летом дом утопал в сочной зелени. Хельга не ценила всего этого, считая дом старой хижиной, а соседство с природой неудобным из-за часто приходивших лис, грызунов и насекомых.

Когда девушка приблизилась к калитке, Хельга как раз находилась во дворе. Подметала тротуар. Она внешне выглядела спокойной, но это было только внешне. Аня очень хорошо знала, что творилось на душе у подруги.

Хельга, увлеченная уборкой, не сразу заметила Аню. Лишь спустя минуты две, подняла тяжелый взгляд в сторону. Замерев на месте, Хельга помрачнела.

– Чего тебе? – Грубо спросила она. С последнего разговора подруги не общались больше. Хельга была обижена на Аню.

– Поговорить, – Аня отворила калитку, пройдя во двор.

Хельга промолчала. Она важным видом отбросила метлу к крыльцу, а сама принялась разглядывать Аню с ног до головы.

– Не злись. Нам нужно поговорить. Я, правда, искренне хотела тебе помочь. Ты же прекрасно знаешь, как я не хочу покидать колонию, тем более отправляться в город. Там мне не место.

Хельга молча слушала подругу, кривясь от недовольства. Она не могла уложить в своей голове тот факт, что Аня не готова стать свободной. Получить заветную мечту, о которой грезят все в колонии. Спроси любого колониста и каждый ответит, что его мечта и стремления это выбраться из колонии, рабочих блоков и стать выше всего этого.

– В моей семье случилась беда, из-за которой я вынуждена покинуть их в любом случае. Я отправлюсь не в город, а в другую колонию. Я бы рада, правда, рада тебе помочь. Но… увы. Кто бы мне помог. – С       горечью принялась за рассказ Аня.

Здесь Хельга сменила гнев на милость, взгляд ее стал мягче. Она присела на покосившееся крыльцо, с интересом взглянув на Аню.

– Ну и что же такого произошло в твоей семье? – Скрестив руки на груди Хельга, важно спросила.

Аня прошла чуть ближе. Она была готова сказать правду, несмотря на то, что мама говорила молчать. Ведь это же Хельга. Как она может скрыть что-то от человека, которого считала, чуть ли, не родной сестрой. Ее бабка воспитывала их вместе, учила немецкому. Вместе они разговаривали на родном языке, слушали сказки, истории. Как Аня могла только подумать о том, чтобы что-то скрыть от нее. Нет, Хельга должна знать. Возможно, даже она может помочь, а самое главное поймет и простит, и не будет таить обиду. И они останутся, все так же близки. Да и как Аня могла покинуть колонию, навсегда оставшись с подругой в размолвке.

– Хельга я тебе скажу. Но помни это тайна, которую никто не должен знать. – Понизив голос, сказала девушка.

Хельга ничего не ответила, просто кивнув головой.

– Я всегда буду считать тебя своей самой близкой подругой. Если бы что-то от меня зависело. Да я бы душу отдала, только чтобы ты была счастлива. Но обстоятельства заставили меня пойти наперекор собственным желаниям. И твоим…

– Да не томи ты уже, говори, наконец, что у тебя там случилось? – В нетерпении девушка.

– В общем… Мама беременна.

– Я так и знала! – Воскликнула Хельга. – Ну, конечно же. Слабость, обмороки, отказывается от еды, тошнота. Она беременна! – Довольно заявила девушка. – И что она? Она решила это скрывать, да? До тех пор, пока ты не покинешь колонию.

– Они мне ничего не говорили. Пока я не стала упрямиться. И тогда мама мне призналась. Они могли вообще мне не говорить об этом. Мама была уверена, что я покину их, но когда я заявила, что не поеду в город, ей пришлось сознаться. Хельга я все равно покину колонию. Но не думай, что я отправлюсь в город. Я не хочу туда, там мне не места. Я не уеду туда, куда ты думаешь. И у меня не начнется хорошая жизнь. Я продолжу жить в точно таком же поселении, возможно, буду также на прачке трудиться, но уже с другими людьми.

– И как ты собираешься покинуть колонию? При этом, не поехав в город. Как ты это объяснишь? Передумала? Что ты скажешь старосте, что ты скажешь бригадиру? Тебе никто не поверит! А если через какое-то время узнают, что твоя мать беременна, все сразу же все поймут. И вас все равно накажут.

Аня никак не могла понять. То ли Хельга радовалась? То все-таки она переживала за нее?

– Даже если не получится сменить колонию, и придется воспользоваться правом, я уверенна, в городе не приживусь. Рано или поздно я окажусь в колонии.

– Или приживешься, и останешься в городе. Обманув систему. Вот же подставили твои предки тебя. А ты переживала за них? А они вон как с тобой поступили. Тебя отправят куда подальше. Заменят другим ребенком, а потом и его заменят. Я всегда говорила, что наши предки жестокие эгоисты, думают только о себе.

– Не надо так говорить Хельга. Наши родители нас любят. И твой отец тебя любит, и мои родители меня любят. Это стечение обстоятельств. Так сложилось.

– Вот только почему-то от этих обстоятельств, страдаем мы.

Восстание павших

Подняться наверх