Читать книгу В Постели Хамелеона - Полли Еленова - Страница 1
Оглавление#1. Первый секс был банальным
– Ты не подходишь мне, ну совсем, понимаешь? – тянет Кларк, высокий блондин с истинно-сучьими глазами, на которого Ханна пялилась два года старшей школы, как идиотка. – В смысле, дело не в тебе, просто я только расстался с девушкой, вроде как… И она… была другой, я привык к другому… Ладно?
Он ухмыляется, оглядывая Ханну, но ничего не говорит, благоразумно помня о её вспыльчивости.
А она уже дома, в своей комнате стоит перед зеркалом, отбросив на пол одежду, и плачет. Пока не улавливает красноватое, будто неоновое свечение вокруг себя и не ахает, наблюдая, как наливаются жизнью недавно испорченные краской волосы.
Ханна не чувствует боли. Лишь обновление. Каждая её клетка принимает другой облик. Волосы падают на плечи золотистыми кудрями, глаза становятся миндалевидными, светлыми, такими ясными и чистыми, что хочется плакать. Нос теперь тоньше, губы полнее. Ключицы теперь выступают, соски́ меняют цвет и форму, ноги стройнеют…
Ещё несколько минут Ханна любуется новым обликом, а затем начинает ухмыляться, поняв, на кого она похожа.
В таком виде она приходит в школу, и первым же делом заговаривает с Кларком, который едва ли не вывешивает язык, глядя на ложбинку между её грудей, просвечивающих, через кофточку.
– Так, что, давай я тебе всё покажу, хочешь? – ухмыляется он.
И Ханна соглашается. А после того как звенит звонок, заталкивает Кларка в гардеробную и позволяет сделать с собой всё, чего его душа желает.
Он смотрит на неё недоверчивыми, поблескивающими глазами, а затем толкает к стене и усаживает на комод. Целует влажно, мучая губы укусами, запускает подрагивающую руку ей под короткую юбку.
Она задыхается от эмоций, тот самый парень трогает её, сходит с ума, целует, как в последний раз…
Вот только ей не особо нравится, всё как-то… не так.
За всем этим она не успевает заметить момент, когда угасшее возбуждение подхватывает и её лёгкий облик соблазнительной, пышногрудой блондинки с осиной талией.
Унося с собой прочь.
И Кларк начинает кричать.
***
– Да, вопил как резанный! – смеётся она фальшиво, рассказывая очередному клиенту одну и ту же историю про своё прошлое, потому что каждому интересен ответ на вопрос «а как оно было в первый раз?». Точнее, в каком облике она была и для кого. Конечно, их не интересует, как выглядит именно она, и что делали именно с её телом, ну да что уж там. – Ну, просто от шока, конечно. Наверное, подумал, что у него крыша поехала! – для наглядности Ханна крутит пальцем у виска. – Ну, об этой истории услышал Френк, и на следующий день забрал меня к себе. Весело, да?
– Ага… Ты бы это… Я подумал, может, поменяешься? По-другому хочу.
Ханна качает головой.
– А-а-а! – звучит отрицательно. – Я уже начала, деньги не верну.
И она целует, дразня, влажную головку члена.
– Ла-а-адно.
***
Она – Ханна. Королева неона и перевоплощений. Лучший экспонат в «Магнолии». И её уже полчаса дожидается важный гость.
#2. И все мои телеса – твои
Ханна заходит в просторную комнату с огромной кроватью посередине. Всё в тёмных, даже строгих тонах, и только покрывало багрово-красное, растёкшиеся кровавой лужей. Ханне нравится, когда есть место для манёвра, что не всегда заходит клиентам, ради которых приходится заморачиваться: локации менять там, цвет кожи, размер груди. Такое.
Но есть и покладистые мальчики, что потворствуют услащенью её тайной, вообще-то, клаустрофобии. Такие как Жан.
О, прекрасный Жан! Он поднимает Ханне настроение, когда вот так сидит, чуть сгорбившись, без рубашки, сверкая своей бледной кожей, кое-где усыпанной мелкими родинками, словно звёздами. У него вьющиеся тёмные волосы, прямой нос и льдисто-голубые глаза. Так бы она себе представляла любого аристократа из любовных романчиков, если бы вообще читала их.
– Ты снова так выглядишь? – поднимает он на Ханну разочарованные глаза, а она обводит свою поблёскивающую от масла кожу ладонью, очерчивая идеальную, как подумали бы многие, фигуру.
– Ну, сладкий, ты же знаешь, мне нужно время, чтобы настроиться на твой лад… – едва ли не мурча, Ханна подходит к нему и касается горячей кожи, прикрывая веки от удовольствия.
Причина, по которой её до сих пор не связали, чтобы отдавать всем подряд – ей нужно настроиться, возбудиться хоть немного, мужчина должен быть приятный. Без согласия можно. Но тогда без шестого размера и удивительной, затягивающей и влажной узости внизу.
Конечно, многое решают деньги, со временем Ханна научилась ладить с разными мужчинами, какими бы уродами они ни были внешне, возбуждаясь от одной лишь суммы, указанной в чеке.
Но если кто-то из них окажется уродом моральным, это может всё сбить, поэтому любые грубости обговариваются.
Френк потакает своей гусыне, несущей золотые яйца, и «Магнолия» процветает как никогда.
Но с Жаном действительно, приятно, несложно. В конце концов, у него красивый член. Лицо тоже.
Но на лица у Ханны память хуже.
Она сверкает оранжевыми, хамелеоньими глазами – единственным, что не может измениться в её облике с недавних пор, – водит пальцами по сильным плечам и трогает себя за соски́.
– Поговори с ней, – изрекает трагическим голосом.
Ей нравится, что их с Жаном ночи в последнее время оборачиваются спиритическими сеансами.
Ну, только по живым, конечно. Ханна бы не стала спекулировать на чьей-нибудь умершей жёнушке, хотя одна идея у неё на примете есть.
Жан прочищает горло и, всё ещё смущаясь, будто впервые, начинает говорить:
– Агния, прошу простить меня, я жалею всю жизнь, что так ужасно поступил с тобой! Я любил тебя, любил твои формы, твои рыжие волосы… везде. Ты снишься мне так часто, я схожу с ума. Я прихожу сюда к милой Ханне каждый месяц, чтобы… Чтобы вернуть всё хотя бы на одну ночь.
Ханна усмехается, ух ты, он назвал её милой, они уже добрые приятели, получается.
Но… главное – не отвлекаться.
Чем больше Жан говорит, тем гуще становится неоновое свечение, исходящее от её, стремительно набирающего массу тела.
О, это не просто иллюзия, она действительно меняется. В теле происходят дикие химические реакции, и это прекрасно.
– Мне снится твой аккуратный рот, твои губы бантиком, твоя сеточка на коже… Твоя грудь. Я пробовал многих, похожих на тебя, но всё не то…
Ханна приподнимает брови.
Агния бы не обрадовалась.
Но она же – лицо разрезает кривая ухмылка, не идущая полным щекам, которые постоянно тянет к полу, – не Агния.
С помощью датчика, прикреплённого к кровати, Ханна настраивает температуру, и по комнате красноватым туманом распространяется тепло. Она лежит на спине, распластавшись на кровати, заняв большую её часть. Жан нависает над ней, красивый, с рельефным торсом и глазами, полными горячего обожания.
– Ты так прекрасна…
Он касается её молочного цвета кожи, забирается пальцами между складочек, всё так же поблескивающими от масла, буквально капает на неё слюной, охваченный чувством нереальности и вседозволенности. Ханна улыбается, прекрасно его понимая, расставив ноги пошире, согнув их в коленях, чтобы дать ему больший обзор. Она замечает, что он всё ещё в тесных джинсах, которые, наверное, ужасно сдавливают Жана-младшего. И закусывает губу, почувствовав собственную пульсацию между бёдрами, где нежную кожу задевает грубая ткань.
– Ты похож на Русалочку, решившую заплатить Урсуле кое-чем другим, вместо голоса, м? – она усмехается, а Жан качает головой.
Вечно так, она не может держать за зубами длинный язык и мешает клиентам сосредоточиться, собственно, на теле, за которое они платят.
Жан не спешит, у них впереди вся ночь. Он склоняется ниже, оставляет на её шее россыпь влажных поцелуев и спускается к груди. Её удовлетворённые вздохи сбивают тяжёлое дыхание.
Мужчины в её постели обращают на неё меньше всего внимания, они всегда слишком сосредоточены на том, за что заплатили – какой там изгиб тела, цвет кожи, текстура волос… И их можно понять. Это воспринимается как персональная, улучшенная во сто крат фантазия, где почти всё дозволено и возможно, и идеальная девушка никогда не откажет, потворствуя любой задумке…
Вели бы они себя так же с «настоящим» идеалом?
Ханна задавала себе этот вопрос не раз, и ответ всегда приходил в голову лишь один: боже,
конечно,
нет.
Жан всегда будто наказывает себя вначале и обращает внимание только на удовольствие Ханны, игнорируя свои выпирающие потребности.
Он поднимает её ногу на девяносто градусов, принимается выцеловывать ямочку под коленкой, вдавливая в особенно нежную кожу горячий язык так, что Ханна дёргается от странных ощущений и касается Жана рукой пониже живота.
Он спускается поцелуями, оставляя на бёдрах красные отметины и, наконец, ложится на живот, уткнувшись в рыжие кудри между ног Ханны, всё ещё поддерживая одну на весу, правда, уже согнутую в колене.
Дискомфорт из-за этого заставляет острее, как-то по особенному чувствовать его размашистые движения языком.
Ханна стонет, но её перебивает громкий стук в дверь.
Может, какая-нибудь новенькая девочка Френка ошиблась дверью? Бывает.
Её работа – не сбить настрой клиента, поэтому она запускает пальчики в кудри Жана, направляя его, и просвещает его между стонами:
– Ты знаешь… Ходят байки, что этот тёплый красный туман… Выпыхивает… Дракон. По трубам…
При всей любви Френка делать из сверхъестественных созданий секс-игрушки, даже мне кажется, что это слишком… Как… Думаешь?
Но он поднимает голову, и между её нежной, пульсирующей кожей и его заалевшими губами растягивается ниточка слюны.
– Кто это стучит?
– Открывайте! – доносится с другой стороны, и Жан меняется в лице.
Дверь распахивается так, словно в этом замешена магия, что вполне может быть в их неспокойном городе… В комнату врывается высокая и стройная женщина, очень красивая, на вкус
Ханны. Её волнистые рыжие волосы убраны в замысловатую причёску, а красный пиджак обтягивает большую грудь.
– Я слышала твой голос, Жан! – она кричит будто бы с акцентом, забавным настолько, что Ханна начинает смеяться и всё её громоздкое тело сотрясается от этого смеха.
– А я ещё и рыжая, наверное, напоминаю извержение вулкана! – доносится сквозь смех.
Вошедшая застывает в дверях, наблюдая за всем этим женою Лота, широко распахнув глаза и едва ли не побелев. Ещё бы, увидеть, как полуобнажённый муж нависает над голой девушкой, которая, должно быть, весит двести килограмм, если не больше, и которая даже в такой ситуации не собирается прикрываться, оставляя ноги раздвинутыми.
Чем пользуется Жан, ещё несколько минут пялясь на половые губы Ханны.
– Как ты мог?! – наконец, справляется женщина с шоком. – Как ты мог ходить сюда и изменять мне с этим чудовищем? Я не понимаю, ответь мне! Хватит пялиться на её щель, я тебя умоляю!
Она подходит ближе, Жан поднимается с постели.
– Ты не можешь дать мне того же, что и она, Жизель, – говорит он. – Я просил тебя поправиться!
– Но это бред! – она едва ли не срывается на крик, всё ещё с акцентом, так что Ханна закрывает себе рот ладонью.
– У меня тоже есть потребности. И я терпеть не могу твои торчащие рёбра! Поэтому и вынужден ходить сюда, тратить огромные деньги…
– Так вот, куда они уходят! – заводится Жизель с новой силой. – Бордель! Жирные шлюхи!
Теперь я понимаю, Жан, как ошибалась…
Жан униженно смотрит в пол, но тут Ханна вступает в игру, она настраивается на Жизель, хоть в данный момент это и довольно сложно и… оборачивается в высокого темнокожего мужчину, таких ещё называют горой мышц. И у таких как правило очень большие члены.
Жизель вскрикивает и отступает.
– Что это такое?!
– Да, – Жан хмурится, а Ханна качает головой:
– Просто настроилась на тот тип людей, который привлекает твою жену больше всего. И почему-то не вижу сходства с тобой.
Она, или, лучше сказать, он гладит себя ниже пояса, давая Жану понять, что, действительно, различия есть и не маленькие.
– Ну и что! – защищается Жизель. – И что? Я же не хожу в такие места!
– Да, – тянет Жан, – тебе дают бесплатно, и я даже знаю кто.
По её глазам видно, что он прав. Ханна усмехается и снова принимает облик рыжей толстушки.
– Ну-ну, могло быть и хуже, ему вообще могли бы нравиться мужчины, посмотри на него, какой красавчик! И был бы у вас сплошной анал…
Это у Ханны профессиональное. Нельзя работать в бордели двенадцать часов в день и не стать… беспардонной.
И бесподобной.
Жизель, видимо, оскорбившись до глубины души, уходит.
– Спасибо, что сказала, что дело в предпочтениях, а не моей первой любви.
– Да-да, – Ханна закатывает глаза.
Разумеется, она не сказала, потому что так не думает.
Любви вообще не существует.
– У меня ещё пять с половиной часов.
Жан замыкает дверь и снимает с себя джинсы.
Ханна смеётся в ответ на воинственный настрой своего клиента, у которого ещё руки дрожат после встречи с женой.
– Всё будет в порядке, – сжаливается она и потягивается сладко, непривыкшая так долго просто… лежать, – она сама не святая, и уж точно спала с ним больше, чем ты со мной! Всё образуется, иди ко мне, зайчик.
– Если бы я встретил Агнию сейчас, я бы всё бросил ради неё, и пусть надо мной смеются, это моя любовь! Я бы сделал вот это…
Ханна одаривает его предвкушающей улыбкой и хрюкает, когда Жан набрасывается на неё, зарывается лицом в грудь, слегка сжимает шею и резко входит, вырывая из Хамелеона крик. Он двигается быстро, будто мстя неверной жене, с которой, вроде, не собирается теперь расставаться, но пар-то выпустить надо… Ханна стонет под ним, всё её тело трясётся, и, конечно, язык тоже вытрясается из-за зубов:
