Читать книгу Печать живого Бога: благая весть o пробуждении - Порфирий Пузанов - Страница 1

Пока вдыхал,

Мне показалось,

Что жизнь в потребности –

И все хватал,

А оказалось,

Что на вдохе надо

Всего-то выдохнуть в себя;

Потом вздыхал:

Мне показалось,

Что жизнь в сочувствии –

Всем сострадал,

А оказалось,

Что на вздохе надо

Всего-то выдохнуть в себя.

Не ошибусь, если скажу:

Не знаю, что такое жизнь –

Живу, ее не ощущая,

Не сознавая, что живу.

Вдох – выдох,

На выдохе – вздох:

И не узнал бы,

Если б не сдох.

Что говорить?

Я сокрушен, подавлен…

Могло случиться так

Лишь с добрым в мире злом.

В небытии – неправда.

Меня же утешает, что доброта в добре;

Добро не исчезает:

Оно всегда, везде – в сорадости,

Оно в живых живет.

Сорадуйтесь друг другу, а беда

То к одному приходит,

То к другому:

Мы все невинно виноваты в том.

Два вкуса у плода – Сорадость и беда,

Один искус – Соединенье вкусов;

Два вкуса у вина – Невинность и вина,

Один искус – Сочувствовать:

И слушать и смотреть,

Чтоб смертью умереть.

Просить простить? – неправильно:

Нельзя соединить

Созвучьем слов неправедных

Разорванную нить

И для прощенья времени

Всегда недостает,

Лишь умерев безвременно,

Приоткрываем вход

В прощение.

– Папа, миленький, прости,

Больше не буду…а-а-га-ди-на, чтоб сдох!

Он умер – всех простил

И я прощенье принял Один из пятерых:

Прощение – крещением,

Крещение – отмщением,

Отмщенье – бытием;

От входа и до выхода,

От выдоха до вдоха

Вздохнуть не позабыл.

Не стало мамы. Невзначай,

Как будто по ошибке,

Разъединились мы.

Она ушла внезапно:

Не посмотрели мы глаза в глаза,

Не обнялись взаимно,

Сердцами мы друг друга не согрели.

Теперь разделена она в объятьях мрака:

Тело, родившее меня, в земле постылой стынет, Душа? – не знаю где,

Пока, быть может, рядом? Застыла кровь во мне,

Когда дыханье смерти я в маме ощутил –

Не действую, не чувствую, не мыслю.

А каково же ей?

Я виноват, я знаю:

Много забот и огорчений я маме причинил –

Ее тепла чуждался, прикосновений ее я избегал.

И поделом тебе – она ушла не глядя.

В последний миг я взор ее искал.

Я весь прижался к ней,

Как в детстве прижимала она меня к себе,

Но ничего в глазах я не увидел,

Кроме печати смерти.

Как глубоко я заглянул тогда!

Ее дыханье и движенье сердца с моими не совпали,

Пальцы холодели в руках;

Я ощущал хлад разделенья,

Прижавшись к ней лицом,

Как некогда

К Тебе

Иуда прижимался. Виновен я.

Иисусе, я сокрушен собой! Я изучал науку жизни,

Рак врачевал и красовался знанием –

Что знаю я о жизни?

Я в маме наблюдал борьбу, за что – не знаю,

Но знаю точно, – это были роды.

Пятерых нас родила она и роды ей привычны.

В молчании родила она саму себя.

Я не нарушил ее молчанья ложною мольбой:

С достоинством жила, достойно умерла,

С достоинством предстала пред Тобой.

Иисусе! и в первом, и в последнем

Ты живешь: Оживший в первом – мертвом,

В последнем умершем – живой.

Хочу, чтоб там, где я, она была со мной,

А я – с Тобой.

Ты знаешь – я с Тобой хочу.

Я виноват пред ней и пред Тобою тоже;

Я крестный человек:

Твоей любовью и собой вину я искуплю.

Проходом в вечность послужил

Не преизбыток веры,

А недостаточности миг

Невольно суеверный.

Я с детства ощущал себя Двухсоставным –

Не слитным, нераздельным,

И внутренним, и внешним.

Лет этак с лишним в тридцать пять

Я стал молитву повторять:

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Помилуй меня, грешного.

Сначала мотыльком она порхала рядом –

Отлетала и возвращалась снова.

Ее лелеял я, боясь спугнуть,

Стремясь в нее проникнуть.

Она сама в меня проникла

И закружила во мне,

Нашла то место, где обычно Бывает свет во тьме,

И там осталась;

То место – средоточие мое,

Она там трепетала на острие;

Я созерцал ее мерцанье.

Однажды перед ней открылся вход,

Она туда порхнула –

Я устремился вслед

И очутился

В таинственной среде

С престолом в центре.

Огней круговорот,

А на престоле пламя,

Свет его не яркий –

Темнота огни все окружала;

Молитва над огнями трепетала.

Я у престола встал с закрытыми глазами,

Как будто знал:

Откроются они – и путь мой оборвется,

И я останусь здесь – среди огней,

Одним из них я стану.

Я не открыл глаза –

Мои глазницы пустыми оказались.

Я видел изнутри движение спирали

Из родовых огней,

В огне престольном вмиг соединился с ней

И очутился во чреве материнском,

В осадок пал:

«Осанна в вышних» – осажденный храм;

Там у престола света

Поставлен был среди святых,

Как пожилой среди младых.

Я видел изнутри движение спирали

Из общности святых,

Я с ней соединился вмиг

И очутился в кромешной тьме;

В ней растворился я совсем,

Но не исчез – ведь не исчезла же молитва! –

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,

Помилуй меня, грешного.

Она одна звучит во тьме

Непостижимо, непрестанно, вечно;

Я с ней соединился

И оказался снова на земле.

Я на земле,

Вернее, меня здесь больше –

Я везде, где был.

Я стал иным:

Во мне сияет свет;

Я с ним,

Но я не свят:

Мой внешний человек со мной,

Я им объят.

Я – человек;

Он – крест мой навсегда:

В нем умирать и воскресать всегда –

Вести его к престолу света.

Я – крестный человек,

И крест мой – плоть моя,

Ее влеку к престолу света.

Я – плотский человек,

Но следом за молитвой

В престол мне предстоит Нечаянно попасть;

Я устремился к свету,

И светоносный диск Все более отчетливо

В себе стал различать;

Он оказался входом

В туннельную спираль

Из множества сверкающих событий;

В конце спирали тьма раскрыла пасть…

Блаженно неведение,

Нечаянно падение:

Я оказался заточен во тьме,

На плоские невидимые грани натыкался,

Когда в отчаянии метался в ней;

Там я содержался,

Пока не осознал – где я, что – я.

Во гробе я,

И в нем я раньше не был,

Я возле был него, теперь же я в престоле.

Я – эго, я – в законе

И плоть моя – скрижали его,

Во гробе мы – внутри престола.

Я это осознал:

Разъединились грани,

Рассыпались скрижали в прах –

И я исчез во тьме,

Но мысль моя в молитве не исчезла – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,

Помилуй меня, грешного.

Я видел изнутри движенье мрака:

Его спирали закружили в центре тьмы,

Соединились в нечто.

Издалека я наблюдал за чудом –

Из него полезло что-то,

Как вскисающее тесто,

И стало собираться в огромный шар;

Он освещался внутренним сияньем.

Не было желания

К нему приблизиться,

Тем более, войти в него.

Но я стал приближаться к шару,

Внутрь стал проникать.

И вот что оказалось:

Это были сферы,

Их было множество,

И в каждой жизнь была;

Издалека они казались шаром.

Я трижды шар проник.

Сначала плавно проносились сферы Мимо меня,

В них содержались целые миры.

Затем быстрее – различал я

Лишь движенье сфер, как искры.

И в заключенье – в миг:

Спираль из сфер и я

Коснулись центра тьмы

И он раскрылся …

Я туда проник.

Вокруг меня туманная среда,

А в ней рассвет;

К нему я устремился

И свет открылся мне спокойный ровный;

Он всюду был – везде,

Вокруг меня – снаружи;

Его источник я нигде не обнаружил,

Лишь сознавал, что в центре я его.

Я в центре света, я внутри него.

Потом стал проникать я свет собой,

Пока не убедился, что это – светлость

И она вся состоит из света;

Она – моя: я с ней един и в ней я – господин!

Желанный миг совокупленья –

Венец нетленного творенья;

Явленье Господа – в падении:

Я видел изнутри, как небо сотряслось,

И мы с небес упали в ночь.

В желании – падение,

В падении – прозрение,

В прозрении – блаженство,

В блаженстве – совершенство.

Божественная ночь,

Божественная тьма,

Ничто не в силе превозмочь тебя:

Ты – полнота без дна, ты сокровенна.

Божественный покров,

Премудрости печать,

Ничто не в силе тебя снять – ты совершенна.

Тобой совершено число запечатленных,

В тебе покоится число из впечатленных.

Тобой я с неба увлечен,

Но я тобой не впечатлен:

Еще звучит моя молитва –

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,

Помилуй меня, грешного.

Она – моя причина, мой путь

Я – вследствие нее:

Я верен ей и следую за ней.

Причина – кто при чине, кто усыновлен,

Кто из состояний образует свойства,

И свойства всегда вследствие причины.

Причине свойственно,

А свойствам подобает состоянье – у престола встать;

Сокрыто знание в престольном предстоянии

Двух абсолютных свойств – Непостижимости и свойстве постижения:

Оно премудро запечатлено.

В печати же число причастных состояний знания:

Они причастием впечатлены до срока,

А вне печати – вероятность их.

Я оказался в знании, чтоб осознать себя:

Превратное словесное создание, не свойство я, а миф;

Я у престола встал в подложном состоянии

И смертию я должен умереть. Готов ли я? – не знаю.

Сознанием – готов, а состоянием – нет:

Еще звучит моя молитва,

Ею я приведен на суд. Но где же судьи?