Читать книгу Мечты в коробке. Сборник рассказов - Рауза Менгалимовна Хузахметова - Страница 1

Сборник рассказов «Мечты в коробке»

В шкатулке

Крышка шкатулки открылась, и в сонный полумрак ворвался солнечный свет.

– Где она? – прозвучал женский голос. – Я же её вчера сюда бросила!

Изящная ручка перевернула содержимое шкатулки и исчезла.

– Ну вот, – проворчала Английская Булавка, – из-за вороха старого барахла меня и не нашли.

– Эй-эй, поосторожнее! – надменно произнесли серебряные Серьги. – Вы как-никак в шкатулке с драгоценностями находитесь!

– Подумаешь, драгоценности!.. – хмыкнула Английская Булавка. – Вас уже и в утиль-то не примут!.. Из ценного здесь только вон то – золотое, да и то… какое-то тусклое, – кивнула на лежащее в уголке Обручальное Кольцо.

– Тс-с!.. – прошептали жемчужные Бусы. – Не тревожьте, оно и так грустит… Их ведь в паре принесли – мужское и женское, – добавили, оглядываясь. – Они и лежали-то в шкатулке рядом. Да недолго – расстались… Вот оно и потускнело.

– Ха!.. Было бы из-за чего тускнеть! – повернулся молодцеватый Перстень. – Я вот сам по себе – один, и ничего – бодр и весел!

– Хм!.. – усмехнулась Английская Булавка. – А вставочка-то у вас – фальшивая!

– Ну и что?! – не смутился Перстень. – Какая разница? Камешек и камешек!.. – потёр рукавом вставку. – Главное – оправа!.. Ну-ка, взгляните – хорош? – прошёлся, красуясь.

– Это верно – камешек и камешек… – прошамкала старая Брошь. – Лишь бы все на месте были… Вот у меня несколько штук выпало. Жаль, а то я бы ещё покрасовалась…

– А признайтесь, голубушка, – заговорщически подмигнул Перстень, – вы на своём веку многое повидали?

– Да-а!.. – радостно колыхнулась Брошь. – Я у старой хозяйки в почёте была!.. А какие раньше платья носили – из панбархата, одно другого лучше!.. А какие шали на плечах!.. Ммм…

Я о прошлом теперь не мечта-аю,

И мне прошлого больше не жа-аль…

– запела дребезжащим голосом.

– Да-да, – переглянулись Бусы. – Если бы застёжка не сломалась, мы бы тоже красовались, да ещё и на самом видном месте.

– Ну, самое видное место у нас! – самоуверенно произнесли Серьги.

– Да будет вам спорить, – неторопливо произнесла янтарная Заколка для волос. – Выше всех всегда я стояла.

– Ну, теперь-то, как и все – в шкатулке без дела лежите, – не удержалась, чтобы не подколоть, Английская Булавка.

– Увы… – вздохнула Заколка для волос. – Старая хозяйка причёски уже не делает, а молодёжь теперь коротко стрижётся…

– Вот и получается, что самая нужная вещь – я! – заявила Английская Булавка. – Меня то и дело берут! Даром, что не драгоценная, а вот – рядом с вами в шкатулочке лежу!

Все замолчали.

– Да где же она? – раздался недовольный возглас.

Лёгкая ручка опустилась в шкатулку и, немного поискав, достала Английскую Булавку. Потом шлёпнула по крышке шкатулки. Стало темно и тихо. Никто уже не разговаривал. Немного позавидовав, каждый успокоил себя мыслью, что Английская Булавка всё же – простая, и не чета им – драгоценным украшениям.

У камина

Подевалась куда-то кочерга. Хозяин и в поленнице поискал, и за камином, и в золе рукой пошарил – нигде нет. «Придётся новую купить!» – решил. Принёс и положил у камина…

– Ах!.. – сморщила губки новенькая Кочерга, тряхнув изящной ручкой. – Уже испачкалась!

– Рад приветствовать вас, сударыня! – почтительно склонил голову старый Камин.

– Здравствуйте, – неодобрительно взглянула Кочерга на потемневшую облицовку.

– И мы рады!.. Мы рады!.. Мы рады!.. – наперебой заговорили весёлые Дрова.

– Будем дружить, – приветливо заскрипело стоявшее рядом Кресло. – Вы, верно, новенькая?

– Да! – довольно завертелась Кочерга, поблёскивая боками. – Я здесь недавно. А раньше жила на складе. Там всё такое яркое, блестящее! – восторженно прошлась перед новыми знакомыми. – И тазы, и вёдра, и самовары!

– Ну, все мы когда-то блестели, – добродушно прогудел Камин. – Время берёт своё… Да и не в блеске счастье.

– Да-да! – отозвалось Кресло. – Мы ведь тоже были молодыми и бравыми… ершистыми, хе-хе!.. Помнится, с Камином поначалу даже вздорили, а теперь – моё почтение! Уж сколько лет дружим!..

– Нет! Вы не понимаете! – воскликнула Кочерга. – Может, вы и были молодыми, а я хочу всегда оставаться молодой!.. Ну, посмотрите на себя, на что вы похожи?!. У Камина весь свод закоптился, стенки потрескались, Кресло того и гляди развалится, да и обивка обносилась… Нет! Я хочу всегда блестеть! Хочу яркой жизни!

– Ну, у кого жизнь яркая, так это у меня! – высунулась из коробочки Спичка.

– И у меня!.. И у меня!.. – вылезли вслед остальные. – Вот увидите, как мы горим!

– А мы?! – воскликнули Дрова. – Ещё как пылаем!

– Ах, друзья мои! – подошла к ним Кочерга. – Я вам так рада!

Спички и Дрова заспорили – кто ярче горит. Поднялся неимоверный гвалт, и только Зола, снисходительно глядя на них, молчала.

– Да… Наверное, это почётно и увлекательно – ярко сгореть, – вздохнул Камин. – Но мы служим долго – держим тепло и уют в доме. В этом наше предназначение. И вряд ли его можно назвать неинтересным…

Разговор прервал вошедший хозяин. Он сложил в камине дрова. Чиркнув спичкой, развёл огонь, сел в кресло и долго сидел, задумавшись и глядя перед собой. Время от времени брал кочергу и поправлял угасающие угли. О чём он думал, глядя на вспыхивающие в глубине камина огоньки? – Кто знает…

Метель за окном

– Метёт-то как!.. – глядя в окно, задумчиво произнесла стоявшая на письменном столе Настольная Лампа.

– Да-а… – взглянув, кивнула старая Чернильница. – Заметает… и белый свет, и каждый след…

– Весь свет не заметёт… Да и не каждый след можно замести, стереть… – заметило треснувшее Пресс-Папье.

– Вот уж нет! – живо отозвался потемневший Ластик. – Я всё, что угодно, могу стереть!

– То-то от вас рожки да ножки остались! – хохотнул Карандаш.

– На себя бы взглянули! – не остался в долгу Ластик. – Не Карандаш, а огрызок какой-то!

– Зато меня называли «быстрым», – возразил Карандаш. – А какие люди со мной работали!.. А какие зарисовки мы делали!.. – покачался радостно.

– Да-да!.. – подхватила Точилка. – Иной гость любил тонкую линию, так что и мне доставалось работы.

– Ну, и грубой работы хватало, – не уступал Ластик. – Иначе меня наполовину не стёрли бы.

Все замолчали. Слышно было, как шуршит снег, ударяясь о стекло, да воет ветер.

– Без черновой работы не бывает, – нарушила молчание Чернильница. – Бывало, как начнут писать, так столько клякс понаставят, столько бумаги изведут, пока до чистовика доберутся!.. Без этого – никак…

– Это верно, – отозвалась Перьевая Ручка. – А который писака перьев переломает – и не счесть! Но уж, если попадётся каллиграф – так, поверьте – душа радуется! Такие завитки выведет, такой почерк выкажет – буковка к буковке, одно слово – бисер.

– Главное, чтоб этот бисер не оказался кляузой, – хмыкнул Ластик.

– На моей памяти – не было, – покачала головой Перьевая Ручка, – а вот добрых слов много написано. А уж, каких только историй – и не перечтёшь!.. Помните ли, уважаемая, – обратилась после паузы к Чернильнице, – ту давнюю историю с поэтом, что заезжал к хозяевам погостить?.. Вот уж, чего не забыть, так не забыть!..

– Именно её я имел ввиду, говоря, что не каждый след можно стереть, – кивнуло Пресс-Папье. – След в душе или в сердце ничем не сотрёшь – ни временем, ни расстоянием…

– Ой, да расскажите эту историю! – завертелся Ластик. – Ну, расскажите!

– Что ж, – согласилась Чернильница, – только я опять стану плакать.

Она взглянула в окно, наполовину занесённое снегом, и начала свой рассказ:

– Тому уж лет семь или восемь… А приехал как-то к нашему хозяину его племянник. Сам – молодой да бравый, одно слово – гусар! Что выправкой, что лицом, что умом – всем взял!.. Да и нраву был весёлого. Вокруг него только и было – шум да смех. А ехал-то молодой барин к себе в часть… Дядя в нём души не чаял и уговорил задержаться недели на две. Что тут веселья-то было, народу!.. Хозяин на радостях гостей зазвал. Каждый день – песни да танцы, хозяйка-то хорошо на рояле играет!.. И вот она – душенька моя – влюбилась в этого молодого барина. Да и как в него было не влюбиться – такого распрекрасного молодого человека!.. Признаться, я и сама… словом, потеряла голову наша хозяюшка. Так и щебетала, так и пела с молодым барином. Хозяин-то сам – человек хоть и положительный, а всё же в летах. Да-а… – Чернильница помолчала, припоминая. – Конечно, заприметил он, что жена увлеклась не на шутку, да что поделаешь… К чести племянника надобно сказать, что и сам он любил дядюшку и хоть веселился с гостями, да меру знал. Всё стихи писал – вот за этим столом и сочинял – хозяйке посвящал. Так ведь из любезности!.. А она, матушка моя, всё на свой счёт принимала.

– Женское сердце стихами покорить нетрудно, – вздохнула Перьевая Ручка.

– Вот уж глупости! – фыркнула Точилка.

– Молодость… горячность… – промолвило Пресс-Папье.

– Ну, дальше, дальше! – замахал Ластик.

– Вот в день перед отъездом был в доме большой праздник, – продолжила рассказчица. – Забежала хозяйка в эту комнату, села за стол да и написала молодому барину, что любит его безмерно, жить без него не может и что решилась вместе с ним уехать. А мужу-де завтра всё и объявит. Да-а… – обвела взглядом притихших слушателей Чернильница. – Оставила письмо да к гостям убежала. Только хозяин, почуяв неладное, зашёл в эту гостевую следом да письмо-то и перечёл… В страшный гнев пришёл он тогда. Взял Пресс-Папье да со всего маху хватил им об стол…

– Да-да, – подтвердило Пресс-Папье, – только я на хозяина не в обиде… Он – человек достойный, уважаемый. А в такой позиции кого хочешь гнев обуяет.

– Не знаю, как мы-то целыми остались… – вздохнула Чернильница. – Вот хозяин думал-думал да и решил посмотреть – что будет. Письмо оставил, вернулся к гостям и виду не подал. А племянник-то, прочитав то письмо, схватился за волоса, да так и проходил всю ночь из угла в угол… Письмо сжёг – благородный человек… Ну, так вот… Утром пришёл к нему дядюшка, а он и глаз поднять не смеет. Да только дядюшка его выручил. Сказал, что жена, верно, с праздничными хлопотами переволновалась, и к завтраку не выйдет, и придётся уехать гостю, с ней не простившись. Обрадовался молодой барин, кинулся дядюшке на шею. Увидел хозяин наш, что у племянника злого умысла и не было, обнял его, расцеловал и проводил в дорогу по-доброму…

– Хм, какой обманщик! – хмыкнул Карандаш. – Женщина ради него мужа решилась бросить!.. Ох, уж эти гусары!..

– Уж не знаю, что хозяин сказал жене, а только как уехал гость, так она, голубушка, и впрямь слегла, – покачала головой Чернильница, жалея хозяйку.

– И хозяин – обманщик! – снова встрял Карандаш.

– Обманщик – не обманщик, а семью сохранил, – произнесла Перьевая Ручка.

– Дальше-то что? – нетерпеливо спросил Ластик.

– А что дальше?.. – переспросила Чернильница. – Дальше ничего и не было… Молодой барин больше не приезжал. А вот хозяйка его ждала… Долго – и год, и два, и больше…

– Да-да, – покивало Пресс-Папье. – По всему было видно, что она тосковала… Зайдёт, бывало, в эту комнату, сядет за стол и до-олго смотрит в окно на дорогу.

– И плакала часто, – всхлипнула Чернильница. – Так, бедняжка, и затихла как-то, угасла… Живёт – и не видно её, и не слышно… И гостей с тех пор хозяин не звал. Тихо в доме… Вот уж сколько лет прошло, – вздохнула, вытирая глаза платочком, – а хозяева друг другу так и не открылись. Она не сказала, что полюбила молодого барина, а хозяин – что знает об этом…

– Как грустно… – произнесла Перьевая Ручка.

Все замолчали. В комнату прокрались лёгкие сумерки. Накружившись, метель поутихла и унеслась дальше, оставив за собой какой-то белёсый туман. В наступившей тишине каждый продолжал думать об услышанном. Пресс-Папье сочувствовало хозяину. Чернильница и Перьевая Ручка жалели хозяйку. Карандаш представлял себя молодым барином и мысленно сочинял ответное письмо влюблённой женщине. Точилка не нашла ничего интересного и, прикрыв глаза, дремала. А Ластик, заложив руки за спину, ходил по столу взад и вперёд и сердито думал: «Ну и что это за история?.. Ничего не произошло!.. И о чём тут помнить?..»

– Нет! – вскрикнул, не выдержав. – Какое-то неправильное окончание у этой истории!..

– А почему вы думаете, что она закончилась? – мягко улыбнулась Настольная Лампа. – Что произойдёт и когда – заранее никому не известно. Слышите?.. – сделала паузу. В наступившей тишине послышался лёгкий звон бубенцов. – Кто-то едет.

– Кто-о?.. – спросили хором…

Разговор в коридоре

Тихо в коридоре, темно.

– Эх!.. – нарушили молчание Ботиночки. – Пробежаться бы сейчас по улице!.. Раньше, бывало, целый день бегаешь с пацанами – то мяч на пустыре гоняешь, то на забор залезешь в чужом саду яблочек нарвать, а то в поход пойдёшь с ночевой. Романтика!.. Домой вернёшься, упадёшь и спишь до утра без задних ног.

– То-то вы себе всю подошву стёрли, да носки ободрали, – хмыкнули Сапоги. – Даже шнурки все в узлах.