Читать книгу Лисичка – сестричка - Редакция журнала Tatler - Страница 1

АДВОКАТ ДОБРОВИНСКИЙ С ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКОЙ ПРО ПРИРОДУ – ЖАДНУЮ, НАИВНУЮ И ПОЛНУЮ ЧУДЕС.

Самое смешное, что ее звали Барби, а его – Кен. Сначала я думал, что это прикол, но потом все нерусское население гольф-клуба в лице американцев и сочувствующих им экспатов подтвердило мне, что это не шутка. Они оба были из Бостона и с гордостью рассказывали окружающим (когда таких находили), что это именно их предки выгнали англичан из Америки почти двести пятьдесят лет назад. Между строк надо было читать, что Барби и Кен —аристократы. Американский аристократизм капал на мозг всем вокруг. Когда пара вылавливала меня для прогревания ушей про Бостонское чаепитие, я быстро дистанцировался от жалкого XVIII века и переходил на исход евреев из Египта пятитысячелетней давности во главе с товарищем Моисеем и его правой рукой —торговцем качественным бухлом Абрамом Семеновичем, в дальнейшем за заслуги перед еврейским отечеством получившим фамилию Добровинский. Опустошенные ударом по беспределу, Барби и Кен спорить не решались. Жизнь в элитном клубе текла своим чередом: время от времени отечественные ребята разводились, садились и судились, отражая нормальную российскую действительность, и, естественно, обращались с челобитной за помощью к действующему президенту. В тот период как раз я и был всенародно избранным гарантом гольфконституции отдельно взятого клуба, по совместительству с адвокатской деятельностью. Обращались более или менее все, кроме иностранцев. Гестарбайтены держали марку и работали с пришлыми коллегами. В Москве орудовало уже несколько американских, английских и прочих колониальных юридических контор. Работа работой, а детей надо вывозить на море. В ту пору одной малявке было три года, другой —семь, и на майские праздники мы с любимой, разумеется, куда-то уехали. Солнечным утром 1 мая я проткнул клюшкой прогретый до тридцати градусов воздух, и тут около седалищного нерва зашевелился телефон. – Хай, Саша! Это Кен, муж Барби. Ты моя последняя надежда. Я уже позвонил вчера всем нашим американским адвокатам в Москве. Вчера и сегодня. Ты последний, кому я звоню. Но я не уверен, что ты сможешь мне помочь. Как это тонко, как по-бостонски… – Все наши отказались со мной работать. Вчера они уже закрывались, а сегодня они не работают, так как праздничные дни. Мне нужна помощь буквально на два-три дня. Потом откроется наше посольство на Садовом кольце, и все будет хорошо. Сможешь? Я тебе расскажу, что случилось.

Это была гениальная американская история. Драйзер XXI века. В середине апреля в гости к Кену приехала в Москву сестра Джуди. Из того же Бостона. В воскресенье брат отправил сестру в Измайлово на блошиный рынок посмотреть сувениры. Хохлома, ложки-матрешки.

Джуди притормозила там американское поступательное продвижение около христопродавцев. На внушительном лотке громоздились иконы XVI-XIX веков. От рублевской школы до палехских праздников. Ковчежные, в окладах и без. Автор, которому, судя по временному отрезку созданных им шедевров, было лет пятьсот-шестьсот, нажравшись теплой водки, дрых на соседней скамейке. За прилавком работал его партнер —маркетолог. – Мисс! Мы, как серьезные антикдилеры, отказываемся работать с музеями. Тут Третьяковка постоянно стонет и хочет все купить. Но они же платят по безналу и долго. А нам нужен наличный респект. Мы с братом очень много занимаемся благотворительностью. Видите, он в тенечек прилег? Всю ночь занимался прекрасными деяниями. У нас фонд, который мы содержим. Как называется? Действительно… как называется? А, да, называется «Хелп ближнему!» Мощнейший фонд, надо сказать. Так что все ваши деньги, если вы что-то у нас купите, пойдут на очень благое дело. Я вижу, что вы очень хороший и отзывчивый человек. Придется вам что-то продать. Мы плохим людям ничего не продаем. Вообще ничего! Возьмите Рублёва. «Троица». Шедевр. Только что из Суздаля привез. Кто такой Рублёв? Наш художник. Отличный парень. Типа вашего Пикассо. Но немного пораньше. Режиссера Тарковского слышали? Они дружили. Две тысячи долларов. Только для вас. Конечно, можно вывозить! Чтобы старые наши иконы нельзя было вывозить?! Вообще без проблем! Я вам выдам сертификат на провоз через таможню. Они меня все знают. Никаких проблем не будет. Мы серьезные дилеры. Коллекционера Щукина знаете? Мой дед. Джуди была девушкой ушлой. От слова «уши». Поторговавшись, американка купила за две с половиной тысячи долларов три шедевра русской иконописной школы: Рублёва (или все-таки его учеников?), подписную Феофана Грека и строгое северное письмо первой половины XVI века «Усекновение главы Иоанна Предтечи». Блеск. Сертификат действительно был выдан. На грязноватом листе А4 корявым почерком было написано: «К вывозу разрешаю. Препятствий не чинить. Эдик Щукин». Через пару дней, а именно 30 апреля, Джуди, остановленная таможенниками в аэропорту Шереметьево, предъявила щукинский сертификат – разрешение на вывоз. Ребята в зеленой форме посмотрели на документ идиотки в красной бейсболке и интеллигентно попросили отойти в сторону. Чтобы не устраивать публичного скандала, таможенники негромко начали рассказывать о необходимости разрешения из Министерства культуры на вывоз любых предметов, могущих представлять художественную ценность. Сами ребята в искусстве не разбираются, да и не должны, вот, собственно, почему им необходима бумага из министерства с фотографией вывозимого предмета. Джуди поняла все по-своему. Она много раз слышала, что в России главенствующим законом является взятка. С сожалением вздохнув, что это не родные Штаты, сестра Кена достала из сумки пачку «Мальборо» и проникновенно прошептала: «This is for you». Пачка, правда, была почти полная. Не хватало, может быть, одной-двух сигарет. Взятка, согласно туристической ментальности, для колониального режима третьего мира была просто королевской. Это был удар ниже таможенного пояса. Но и Джуди была не робкого десятка. Видя смущение на лицах служащих в зеленой форме, дама расстегнула портмоне и, достав купюру в десять долларов, слегка задев ширинку капитана, тихонько сунула ее в карман казенных брюк.