Читать книгу Не всё Мокоша вяжет - Регина Хайруллова - Страница 1

Это история о юноше, который хотел во что бы то ни стало изменить судьбу, начертанную Мокошей.

Часть 1

Мстислав готовился к этому дню много лет. Он даже встал раньше бабушки, прибрал чёрные густые волосы, уже оделся и теперь сидел на лавке, думая о волхвах и обряде, который ждал его двадцать лет.

«Приду и как скажу им всё! – говорил он себе. – Подивятся же!» – Мстислав улыбнулся, представляя лица жрецов. Вот они смотрят на него, раскрыв рты, качают головами и перешёптываются. Потом встают и говорят: «Мстислав, ты неподвластен судьбе, нет у тебя её знаков». Мстислав расправил широкие плечи и поудобнее сел на лавке. «Эк здорово!» – сказал он и увидел бабушку.

– Ранёхонько ты, – проговорила она, шаркая к окну. Была она большая и тёплая, как печка, но ещё и мягкая. Постояла она там, поклонилась солнцу и обернулась к Мстиславу. – Готов? – она взяла его руки и внимательно осмотрела.

– Я эк как удивлю! – он взмахнул руками.

– Каков! Эт не шалости ваши… – пробормотала она, выходя во двор.

Через час они с бабушкой пошли к волхвам.

– Один поди, – выдохнула она и остановилась у деревянного Чура, охранявшего границу капища.

Мстислав бодро зашагал к волхвам, глядя мимо них. А они – три человека – уже ждали его. В длинных одеждах и подпоясанные, готовые к древнему обряду чтения судьбы.

Мстислав как увидел их, так и оробел. «Таких не одурачишь», – мелькнула мысль. Он из вежливости поклонился старцам и встал на коленях в центре начертанного круга.

– Богиня Мокошь, мать, хранительница дома и очага, – начали они тихо, – открой нам тайну всю. Богиня Мокошь, мать, хранительница рожениц, открой нам тайну всю, – уже громче и нараспев говорили волхвы. – Богиня Мокошь, мать, хранительница судьб, открой нам тайну всю!

Тем временем один из жрецов достал окровавленную пряжу и начал разматывать её, передавая остальным волхвам. Тогда они закрыли глаза и стали медленно раскачиваться, монотонно напевая. Мстислав и сам повторял слова, обращённые к богине. По телу его разливалось тепло, в голове не было мыслей.

Длилось это целую вечность, но вот она прошла, и один из жрецов взял Мстислава за кисть, поднял рукав и провёл по коже старым веретеном, обёрнутым рогожей. Она оцарапала руку, но Мстислав даже не дёрнулся, так глубоко он поглотился обрядом.

– Богиня Мокошь, – продолжали они, – мать, хранительница…

Волхвы уже сливались, а их голоса заглушались звоном внутри головы. По руке бежали сотни маленьких иголок.

– Богиня Мокошь… – повторяли волхвы.

Жрец, державший руку Мстислава, наконец выпустил её. Волхвы перестали звать богиню. Стало тихо, только в ушах всё ещё звенело, но вскоре исчез и этот звук.

– Мстислав, – громогласно сказал жрец, – взгляни на руку свою. Там начертала знаки сама судьба.

Он сел и медленно поднял руку. На ней виднелись разноцветные символы, похожие на круги. Бабушка говорила, что они есть с рождения, но выступают из-под кожи во время обряда. По ним, казалось, ничего не прочесть. Но жрец снова взял руку Мстислава и покачал головой.

– Свадебника нет, – говорил он, разглядывая символы. – Ученья не жди. К смерти проводишь отца с матерью. Сварог же не обидел, труд ты любишь, – продолжал он, а Мстислав нехотя слушал.

– Ну как? – спросила бабушка, вставая с пенька, когда Мстислав вышел из лесу. – Дитя будет?– спрашивала она, нетерпеливо задирая его рукав.

Мстислав встряхнул головой, отгоняя дурман, и отдёрнул руку.

– Как захочу, так и будет! Эк обряд!

– Чего это ты, внучек? Али Мокошь обидела? – она опять хотела прочитать знаки, но Мстислав отошёл к лесу.

– Нет, бабушка, – спокойно сказал он. – Я сам себе Мокоша, – добавил Мстислав и широким шагом пошёл к избе.

Бабушка торопливо шаркала позади, всё причитая:

– Каков! Чего надумал?

Голос её становился всё дальше и всё тише, и совсем пропал, когда Мстислав добрался до дома соседа.

– Врут всё, врут, – говорил он другу Прозору, рассекая воздух рукой, словно этим мог отрезать все сомнения. – Хочу сам решать, без этих… – он замялся и показал руку с символами.

Прозор, до сих пор не выронивший ни слова, медленно заговорил, обдумывая каждую фразу.

– Не прав ты, Мстислав. Традиции почитай, хоть ты веришь в судьбу, хоть нет. Предки наши жили по знакам Мокоши, и мы будем. Да и сбывается многое. Будешь судьбу слушать, так счастливым станешь. Так волхвы сказали.

– Эк дурак ты! – не выдержал Мстислав. – На кой мне ваша судьба? «Счастливым станешь», – передразнил он. – Мне жрец говорит, – он понизил голос, – ни семьи не будет, ни детей, ни ученья. Всегда работать буду! И про них сказал. Говорит, мол, провожу их со смертью.

Прозор покачал головой и всё так же медленно произнёс:

– От судьбы не уйдёшь, что Мокоша решит, то и будет.

– Эк дурак! – Мстислав круто развернулся и пошёл домой.

Настала осень, и Мстислав поехал в город. Бабушка сколько ни плакала, сколько ни умоляла, он не слушал её. «Ученья хочу!» – твердил он. Ни волхвы, ни Прозор не отговорили его, так рвался Мстислав против судьбы.

Приехал он и не мог нарадоваться. «Эк как! Судьбу провёл!» – смеялся Мстислав вечерами после долгого дня и тут же печалился, думая о покинутой бабушке. «Как она?» – спрашивал он себя и засыпал с этим вопросом. А по утру бежал к учителю и жадно слушал всё, что тот говорил. А говорил он много и интересно. Всё рассказывал да рассказывал о далёких странах, а Мстислав внимал ему с горящим взором.

Но не успела луна возродиться, как из поселения пришёл человек с дурными вестями. Мстислав тут же позабыл и упрямость, и ученье да поспешил домой. Там ждали его всем людом.

Он быстро кланялся и почти не говорил, спеша к бабушке. Та, как ему рассказали, осталась одна в избе и стала чахнуть. По утру поклонится светилу да начнёт плакать. Смотрели на то соседи, да стало невмоготу, надумали тогда отправить кого-нибудь ко Мстиславу в город.

Он вошёл в избу и обомлел. На лавке распласталась бледная бабушка. Глаза её были закрыты, веки подрагивали, руки покоились на груди, которая едва шевелилась. Вся она, казалось, постарела лет на десять.

– Бабушка! – прошептал Мстислав и опустился перед ней на колени. – Бабушка, что с тобой? – спрашивал он, дыша на морщинистые холодные руки. Она шевельнулась и открыла потускневшие глаза.

– Вернулся, – пролепетала она.

– Вернулся, бабушка, вернулся.

Бабушка вздохнула и с того дня начала поправляться.

Не раз Мстислав думал покинуть её, но совесть никак не отпускала, нашёптывая: «Она тебе мать заменила, а ты хворую бросаешь. Погубишь её». Так он и остался в поселении.

Не сменилась и дюжина лун, а Мстислав захотел жениться. «Каков! – одобрительно говорила бабушка. – Детишки нужны, Мокошь захочет, будет полон дом». Мстислав усмехался на это, но ничего не отвечал. Тогда бабушка, умевшая читать знаки, лезла к его рукаву, чтобы самой поглядеть, много ли будет деток. Мстислав выдёргивал руку и сердитый уходил во двор.

С соседом Прозором он больше не водился.

– Эк и глупый он, – отвечал Мстислав на расспросы бабушки.

– Каков ты! Прозор вон волхвов да Мокошь уважат… А ты мне и судьбы своей не покажешь.

Мстислав только махал рукой и сбегал во двор от длинных поучений.

Время текло, и настал день Купалы. Народ кружился в хороводе, прыгал через костры и радовался солнцу. Мстислав же стоял в стороне. Он прислонился к дереву и всё глядел на одну девицу, что давно ему приглянулась.

Звали её Людмилой. Была она высокая, румяная и с длинной русой косой. Девица всегда плакала, когда резали петухов, говорила с колосками и любила детей. За то считали её простодушной и глуповатой. Но пела она так, что весь люд волей-неволей слушал! Бывало, сядет за шитьё да затянет песню о судьбе нелёгкой, и сразу затихнут во всех домах: её слушают. Мстислав видел Людмилу лучшей девицей на всём свете.

В день солнцеворота Мстислав и подошёл к ней. Долго они шептались за берёзками, то краснела Людмила, то пугливо оглядывалась, а потом вмиг просияла и завела песню тонким голоском:

— Солнышко моё

Красное, гляди

На всё житьё,

Беды отведи.

Замуж я пойду,

Всю родню любя,

Горя не стерплю,

Не губи меня.

Людмила закружилась около берёз и сама походила на ожившую берёзку: тонкая, гибкая, изящная. Мстислав поймал её за руку и повёл в хоровод. После они прыгали через костёр, не расцепляя рук, а вечером, почти ночью, запустили венок из прекрасных цветов.

– Хорошо, – тихо сказала она, сидя на берегу. Её почти не было слышно: шумели девицы, бросавшие венки, что-то кричали парни, уводя избранниц подальше от людских глаз.

– Хорошо, – кивнул Мстислав, пожёвывая колосок. – Согласятся твои?

Людмила наклонила голову и помолчала с минуту, а потом кивнула.

– И моя согласится. Завтра свататься буду.

Они снова помолчали, слушая далёкое пение. Людмила тихонько завела ту же песню, покачиваясь в такт:

– Купала, Кострома,

Любовь была так зла,

Погибли вы от ней,

Родясь в цветке скорей.

Венки теперь плывут,

Любовь свою несут,

Мокоша тянет нить,

Судьбу должны прожить.

Светило смотрит вниз:

Любви туман повис.

Придёт уж ночь звездна,

Погибнет вся тоска.

Венки теперь плывут,

Любовь свою несут,

Мокоша тянет нить,

Судьбу должны прожить.

Девицы пляшут тут,

Большой собрали круг,

Костёр яркó горит,

Всю тьму он победит.

Венки теперь плывут,

Любовь свою несут,

Мокоша тянет нить,

Судьбу должны прожить…

Мокоша тянет нить,

Судьбу должны прожить…

– Веришь в это? – спросил Мстислав, когда последние слова рассеялись в шуме листвы.

– В Кострому и Купалу? Верю.

– В судьбу.

Людмила тихо засмеялась.

– Как же не верить? – она показала свою руку. – Теперь я счастлива, а это дар Мокоши.

Мстислав вздохнул.

– Вы будто сговорились.

– А что же? Так и есть, вот все и говорят.

Они помолчали. Далёкая песня стихла, теперь лишь плескалась быстрая река, освещаемая венками, да шелестели живые деревья. На небе уже выступила Вечерница. Дневной жар совсем исчез. Мстислав робко обнял Людмилу за плечо, да так они и сидели, пока он не продрог.

– Эк и холодно! Пошли?

– Посижу ещё. Ночь вон какая, – Людмила шумно вдохнула свежий воздух.

– Как ж я тебя оставлю? Ночью навки да лихие люди бродят. Эк и беда будет!

– Брат обещался забрать. Он вот-вот придёт. А мы завтра свидимся, – тихо сказала она дрожащим голосом. – Ну, иди, не бойся за меня.