Читать книгу Эгле: Демон в наследство - Регина Птица - Страница 1
ОглавлениеСветящиеся каяты проплывали в воздухе, рассыпая по стенам бальной залы мягкие блики.
Я устало взмахнула веером… Испустила тяжёлый вздох.
Душно.
Казалось бы, наша платформа далеко в море, и со всех сторон за окнами столько кислорода, что хватит на миллион человек. А всё же две сотни извивающихся в танце тел, похоже, поглотили его весь.
– Ещё немного, леди Эгле.
Наставница Лорелей коснулась своими горячими сухими пальцами моего обнажённого плеча.
«Продержаться» – это уж точно! Как по мне, так легче было на войне.
Корсаж такой тугой, что я весь вечер шевельнуться не могу. А ещё этот шлейф… Целиком из роз и тянется по полу на добрую сажень. Понимаю, красиво… Но на такие лучше смотреть со стороны, чем носить на себе.
Поверить не могу, что моя сестрица ходила в подобном день и ночь!
Мы – дочери одной из влиятельных семей Айренгоры, Родились в один день – из одного помёта, как тут говорят. Всего нас было пятеро, а выжили только мы вдвоём. И вот теперь… Теперь я осталась одна.
Я подавила тяжёлый вздох.
Всё, что касается смерти Аяны, пока что причиняет одну только боль. Не могу осознать. Не могу поверить. Не могу понять.
Но время не ждёт, и если леди Аяны больше нет… Время леди Эгле вступить на престол.
Богини, пребудьте со мной!
Зажмурилась, силясь скрыть подступившие к глазам слёзы.
Пусть мы виделись не так уж часто, но на самом деле за всю жизнь у меня так и не появилось человека ближе сестры. У нас на двоих одно лицо, но порой мне казалось – у нас и одна душа.
– Леди Эгле!
Заметив выражение моего лица, Лорелей сдавила моё плечо.
– Всё в порядке, – поспешила ответить я.
Леди дома Кобры не пристало проявлять чувства.
Я слишком мало времени проводила в свете, поэтому изобразить улыбку мне нелегко. Там, где я была в последние годы, не приходится притворяться. Достаточно просто делать вид, что ты сделана изо льда.
– Почти все гости уже на месте, – зашептала Лорелей. – Сейчас ты поприветствуешь леди Нарвей, и можешь пойти отдохнуть.
Я оглянулась на спутницу. Лорелей на пятнадцать лет старше меня, но кроме едва заметных морщинок под глазами ничто не выдаёт её возраста. И всё же… Всё же с ней мне никогда не будет так уютно, как с сестрой. Я смотрю на её тёмные волосы, собранные в высокую причёску, и невольно думаю о том, что она – олицетворение дома. Это она по праву должна была стать первой леди, а не я. Но кто позволит нам выбирать?
Отвечаю благодарным кивком и снова поворачиваюсь к гостям.
Вот и она. Леди Нарвей. Из пяти домов древней крови дом Кобры и дом Ламии – два самых влиятельных. Так было при моей сестре. И леди Нарвей – госпожа второго из них.
У неё серебристые волосы, стройная фигура и точёные черты лица, но в голубые глаза будто насыпали алмазную пыль – так холодно и колко они блестят.
– Леди Нарвей! – Присев в реверансе, я изображаю улыбку.
– Моя дорогая! – Улыбка, такая же колючая, как взгляд, расцветает на её лице, и леди Нарвей тянется меня поцеловать.
Невольно останавливаю взгляд на двух телохранителях у неё за спиной. Большинство гостей предупреждено, что входить в зал с оружием нельзя. Однако кнут на поясе гостьи – не оружие, а двое полуобнажённых мужчин вполне могли бы сойти за рабов для развлечения, если бы только я не видела на их пальцах маленькие ранки. Заметила Лорелей или нет, а я подобное знаю очень хорошо. Под моим началом служил целый полк росомах. А ранки остаются от того, что когти, вырываясь из их вроде бы безоружных рук, разрывают кожу. Конечно, солдатам такое причиняет некоторую боль, но это живое оружие слишком хорошо, чтобы Айренгор отказался от него.
Нарвей заводит малозначительный светский разговор. Киваю ей, как болванчик с восточного материка, и стараюсь к месту вставлять комплименты. Наконец, Нарвей удовлетворена, и я с позволения Лорелей могу отправиться восвояси.
– Ещё кое-что, – говорит наставница мне вслед.
Оглядываюсь на неё.
– Завтра целый день придётся посвятить делам. Некоторые из них не допускают отлагательств, и начать желательно с самого утра.
– С утра так с утра, – рассеянно киваю я. Вставать на рассвете мне не привыкать… Даже если ложилась засветло.
***
Когда наутро Лорелей поднимает меня из постели. За окном первые солнечные лучи уже серебрятся на водной глади.
Платформа явно причалила к берегу, и, судя по воцарившейся тишине, гости или спят, или разъехались по домам.
– Осталось что-нибудь поесть? – бормочу я, протирая глаза.
– С твоего позволения, сначала – дела.
У Лорелей интересная манера проявлять уважение к моему титулу, при этом откровенно показывая, что я заметно младше её.
– Хотя бы бутерброд…
– Тебе сделают с собой.
Меня вполне устраивает такой вариант; через четверть часа мы обе уже сидим верхом, и корзинка с перекусом приторочена к моему седлу. Безумные платья сменились обычными кожаными штанами и свободными блузками – даже удобнее того, что мне приходилось носить в Пограничье.
До резиденции Аяны ехать полчаса – похоже, Лорелей с самого начала так подгадала маршрут платформы: ей не хотелось тратить время на сухопутный переезд. Кони самые обычные, хотя я знаю, что дом Кобры может позволить себе виверн и куда более редких существ. Но в этот момент мне абсолютно всё равно, и я даже довольна, что воспитанные, аккуратные животные позволяют мне дремать верхом.
Так мы и добираемся до места, но Лорелей снова не отпускает меня поесть. Раздавая приказы слугам от моего лица, она тянет меня к лестнице, ведущей вниз.
– Мы собираемся осмотреть сокровищницу? – вяло спрашиваю я. Честно говоря, не уверена, что смогу пересчитать семейное состояние до того, как мне нальют каффы…
– Вроде того. – В молчании Лорелей проводит меня на подземный этаж, и мы успеваем пройти по коридору пару десятков шагов, прежде чем она продолжает: – Твоя сестра владела некоторым имуществом, которое прилюдно вручить нельзя. Но всё же я полагаю, что ты должна познакомиться с ним сейчас.
– До завтрака?
– Да. – Голос Лорелей звучит так сурово и сухо, как будто я самое неразумное на свете дитя. Но я попросту устала, не выспалась и хочу есть.
Лорелей останавливается перед дверью и прикасается к замочной скважине священной печатью. Вспыхивает жёлтое пламя, и дверь должна бы открыться, но нет. Лорелей подносит печать ко второму замку.
Сон как рукой сняло. Тройная королевская печать. Нет, за дверью не золото, а что-то, что гораздо более ценное.
«Или более опасное», – понимаю я, когда проём распахивается .
Сердце гулко ухает в груди.
В комнате темно, и то, что находится внутри, сидит на полу, склонив голову почти до земли. Обнажённые плечи и спина слабо поблескивают в тусклом свете факела, который Лорелей держит в руках. Чёрные волосы спутанными прядями рассыпались по белой коже.
Мгновение я просто смотрю, пытаясь осознать, а в следующую секунду кожнар с рыком бросается прямо на нас. Прыжок, – и кто-то из нас определённо должен превратиться в кровавые ошметки.
Моя рука инстинктивно взлетает вверх, вычерчивая защитную печать, но прыжок обрывается на полпути, и демон падает вниз.
Я ошарашенно смотрю на наставницу. Лорелей явно не удивлена. Она лишь отступила на шаг и тяжело дышит – всё же встреча с кожнаром не может не вызывать страха. Даже у меня.
Снова поворачиваю голову и понимаю, что мужчина, распластанный передо мной на полу, полностью обнажён. На руках и ногах его цепи и на бледной коже виднеются следы запекшейся крови. На горле – тяжёлый металлический обруч. На груди, над правым соском – четвёртая печать.
Делаю глубокий вдох. Возможно, когда-то он и был опасен, но уж точно не теперь. Любая из жемчужных дев сможет согнуть его пополам и заставить стонать – достаточно лишь захотеть.
Но я пока не хочу. Делаю шаг вперёд и замираю, глядя на пленника сверху вниз. Из-под его ресниц посверкивают алые огоньки зрачков. Алыми их делает злость.
– Что это? – спрашиваю я.
– Кожнар, – повторяет Лорелей то, что и так нетрудно понять. – Наследство, которое я хотела вам показать.
***
«Богиня, спаси и сохрани!»
Нет, кожнаров я вижу не в первый раз. В Пограничье их полным- полно. От наших окультуренных и дрессированных модификантов они отличаются в основном тем, что абсолютно не контролируют себя… ну, по крайней мере, так принято считать, и я как командир патруля не стану оспаривать эту прописную истину. Кожнары все проблемы решают только с помощью драки. А стоит им увидеть наших женщин, как у них словно что- то поворачивается в голове…
И…
– Что с ним делала моя сестра?
Вопрос повисает в воздухе, и ответ очевиден всем троим: шрамы от кнута, покрывающие всё тело кожнара, красноречивее любых слов.
Всё время, пока я разглядываю его обнажённое тело, кожнар пытается встать, но цепь, приковавшая его к стене, слишком резко и болезненно бросила его на пол.
Однако в это конкретное мгновение ему, наконец, удаётся выпутаться из неё и, вскочив, рвануться ко мне.
Следуя примеру Лорелей, я просто отступаю на шаг назад, и кожнару не остаётся ничего иного, кроме как рычать, яростно глядя на меня, сверкать красными, как огонь, глазами и сжимать кулаки в бессильной ярости. Очевидно, выпустить на волю звериную силу ему мешает печать, и за эту благоразумную предосторожность мне точно следует поблагодарить дорогую сестру.
Однако, хоть я и понимаю, что кожнар не в состоянии причинить мне вред, сердце бешено стучит, поднимаясь к самому горлу.
На языке вертится один-единственный вопрос: «Богини, что я должна с ним делать?!»
– Он агрессивен? – Я стараюсь сохранять спокойствие, хотя вопрос звучит так глупо, что меня пробивает на смех.
Не сразу понимаю, что Лорелей молчит и не спешит отвечать.
Я же разглядываю обнажённое тело мужчины и теперь замечаю на нём кровь – под самой печатью, как будто он пытался содрать кожу.
Хмурюсь и осторожно опускаюсь на корточки возле него. Нет, он не пытался сцарапать печать. Рана слишком глубока и, похоже, осталась от кнута. Сколько же он здесь? Сестры не стало семь дней назад. И за это время никому не пришло в голову его перевязать?
Похоже, последние слова я произношу вслух, потому что тут же получаю ответ:
– Никто не знал об этом трофее прежней Леди. И без её или вашего разрешения я не имела права никому больше говорить.
– Семь дней… – медленно повторила я. – Ему хотя бы приносили еду?
Лорелей молчит. Подозреваю, это значит: «Нет».
И всё же она поспешила привести меня сюда, как только смогла.
Делаю глубокий вдох и касаюсь пальцами виска. Полная растерянность. У меня хватает проблем с наследством, я ещё и документы не успела подписать до конца. Мне жутко не нравится то, что я слышала о смерти сестры, не говоря уже о том, что это моя сестра! И теперь ещё этот… кожнар.
С кожнарами у нас хоть и шаткий, но всё-таки мир. Иначе никто не отпустил бы меня из Пограничья домой. Правда, договора о выдаче пленных нет. Некоторые леди держат кожнаров в рабах, но это скорее развлечение для любительниц острых ощущений, чем мода. Никогда бы не подумала, что Аяна из таких! Представляю, как будут смотреть на меня в свете, если обнаружится, что я его держу. А он ещё и неуправляем… Смотрит на меня, как дикий зверь. Надо перевязать рану и принести ему еды, но как бы он меня бинтами не удушил.
– Как твоё имя? – спрашиваю я, пытаясь, чтобы мой голос звучал с холодком. Надеюсь, получилось, но, по-моему, этот самый голос безбожно дрожит. Командовать росомахами мне сейчас абсолютно точно нельзя.
Кожнар молчит. Смотрит на меня мрачно и зло.
Когда он открывает рот, несколько слов срываются с его губ – но его абсолютно точно зовут не так.
– Жахар ана-а ра-йра.
Хорошо, что хоть уши Лорелей пощадил. Потому что в переводе с кошнарского это значит что-то вроде «маленькая мерзкая дрянь, хватит со мной играть». Правда, назвал он меня не совсем так.
Первый порыв – влепить ему пощёчину в ответ. Но я сдерживаюсь и начинаю соображать.
Мы с Аяной похожи, как две капли воды. Жили так далеко, что никто из нас по этому поводу не комплексовал. Ни одна особенно не старалась отличаться от другой.
И вот он, итог… Очень похоже, что кожнар принял меня за неё.
Потираю висок.
– Так.
Делаю глубокий вдох.
Как к нему обращаться вообще?
– Кожнар.
Он вздрагивает, и глаза его полыхают так, как будто собирается броситься в атаку.
– Вот, – замечаю я. – Как видишь, нам обоим весьма некомфортно общаться, не зная имён друг друга. Я – Эгле, новая хозяйка этого дома и всего, что находится внутри него. Аяна – моя сестра. И она больше не придёт.
Кожнар, прищурившись, с подозрением смотрит на меня. Думает, что это какая-то не очень забавная игра?
***
Ну да, если подумать, выглядит это именно так… У большинства известных мне народов почти что не бывает близнецов. Только у нас… И то лишь потому, что большая часть выводка погибает, не дожив до восемнадцати лет. Особенно девочки – климат этой земли переносится очень тяжело. Так что встретить двух взрослых жемчужниц-близнецов – почти такая же редкость, как и у кожнаров, например.
У нас с Аяной очень сильный генофонд. Недаром мы – дочери одного из первых домов.
Я не знаю, что ещё добавить, чтобы установить контакт. По наитию протягиваю ему руку и честно говорю:
– Я пока ещё не разобралась в местных делах. Как видишь, не знаю, кто ты такой.
Мужчина с полминуты молчит. Почти физически ощущаю, как растёт напряжение Лорелей за моей спиной.
– Заяр, – говорит он, наконец.
Облегчённый вдох. Поворачиваюсь к Лорелей.
– Нужен врач, который не слишком много говорит. У нас есть подобный персонал?
Лорелей кивает.
Снова перевожу взгляд на мужчину, потом – на голые стены комнаты. Не хочу, чтобы в моём доме кто-то сидел в подвале на цепи. Мне хватило подобных развлечений на войне.
Но куда я его выпущу? А если сбежит?
Отступаю на шаг назад, чтобы шёпотом спросить у Лорелей:
– Аяна говорила, на что настроена печать?
Печати, которые мы используем для активации силы, могут иметь самый разный эффект. Есть множество справочников и курсов, где обучают более или менее известным знакам. Но серьёзные заклинатели пользуются собственными техниками. И если Аяна нанесла на его тело одну из личных печатей, я могу годами пытаться угадать назначение разных элементов.
Лорелей качает головой. Издаю тяжёлый вздох.
– А ключи от цепей у тебя есть?
Лорелей колеблется, прежде чем сказать:
– У меня есть ключи от всех замков в доме. Найдётся и от кандалов, но… уверена ли молодая Леди, что кожнар не причинит ей вреда?
Молодая Леди не уверена. Молодая Леди потому и спросила о печати, что надеялась на то, что этот знак принесёт ей какую-то безопасность. Но не держать же его, в конце концов, прикованным к стене?
Кожнар тем временем садится на корточки и смотрит на меня так пристально… Явно тоже ничего хорошего не ждёт.
Судорожно перебираю в голове всё, что знаю о его народе. Можно взять с него клятву, что он станет мне подчиняться. Кожнары всерьёз относятся к своим клятвам. Вот только… По-моему, он меня пошлёт. Скорее останется здесь на цепи сидеть.
Значит, кому-то придётся первым проявить доверие…
Спасите, богини, дипломатия настолько не моё…
Протягиваю руку к Лорелей, демонстрируя желание получить ключ.
Наставница со вздохом вкладывает его в мою ладонь.
Я осторожно, не отводя взгляда от пылающих глаз кожнара, приближаюсь вплотную.
– Надеюсь, ты знаешь, что находишься в самом сердце Жемчужного побережья, Заяр. Если вдруг тебе взбредёт в голову причинить вред одной из нас или попросту сбежать, тебя немедленно схватят… И смерть покажется тебе самым благополучным из исходов.
Напряжённая улыбка мелькает на губах кожнара, и я получаю в ответ кивок. Знать бы ещё, как это понимать… Он согласен быть послушным, или ему настолько всё равно, что он готов рискнуть?..
Ладно… В который раз за прошедшие двадцать минут делаю глубокий вдох и вставляю ключ в замок, размыкая цепь, связывающую его ошейник со стеной. Рука немного дрожит, но я надеюсь, что никто этого не видит. Стыдно, командир… Но даже в Пограничье не каждое утро начинается так.
Наконец, цепь, звякнув, падает на пол. Кожнар остаётся сидеть, внимательно глядя на меня.
– Обустрой ему комнату, – говорю я, обращаясь к Лорелей. Голос звучит мягко. Изображать холодность нет никаких сил.
– Прикажешь выделить охрану?
– Да. Само… – Я запнулась, когда до меня дошло. Кому я поручу его охранять? Пока во всём не разберусь, никому лучше не знать, что этот парень вообще имеет отношение к Аяне и ко мне.
Беспомощно смотрю на наставницу.
– Поставлю защитные печати, – понимающе резюмирует она. – Пока я выполняю приказ, вы найдёте, чем себя занять?
– Завтраком, – твёрдо отвечаю я и, не сдержав усмешки, добавляю: – Надеюсь, слугам не составит труда меня узнать.
***
Уже за завтраком понимаю, что забыла отдать приказ покормить пленника. Однако раньше, чем успеваю допить кофе, поток событий закручивает меня в свою воронку и вообще не оставляет времени думать о чём-либо.
Во-первых, мне представляют моего адъютанта, что довольно странно, потому что, сколько себя помню, адъютантов всегда назначала госпожа.
Однако Лорелей, освободившаяся от поручения, тихонько шепчет мне на ухо, что стоящий передо мной мальчик – представитель весьма знатной и «полезной» семьи.
Пальцы сами тянуться к виску, чтобы надавить на венку, в которой пульсирует взбесившаяся кровь.
– И что, он будет всё время крутиться возле меня?
Вообще-то мальчик хорош собой: стройный, светловолосый. Только глаза немножко пугают: они почти белые, как перламутр.
– Из рода куфий, – легко определяю я по геральдическим цветам. На мальчике поверх шёлковой рубашки надет зелёный жилет. Волосы тоже стянуты зелёной лентой. «Мальчику» около двадцати лет, но по сравнению с теми мужчинами, которые служили под моим началом до сих пор, иначе его назвать нельзя.
– Именно так, Леди Эгле. – Мальчик изображает поклон. – Танай из третьей ветви дома Куфий.
– Я не могу взять все твои дела на себя, – твёрдо говорит Лорелей. – Только то, что касается управления домом. А тебе понадобится ещё кто- то для личных нужд.
Ну… кто-то мне, конечно, понадобится… И даже можно понять, почему этот человек принадлежит к другой семье… Обычай присылать пажей в другие знатные дома завёлся среди жемчужниц уже давно. И дом Куфий – не самый плохой вариант. По крайней мере, между нашими семьями нет вражды. Я знаю кое-кого из младших леди, одна из них даже служила вместе со мной.
– Хорошо, – соглашаюсь я в итоге, – адъютант так адъютант. Кто из вас будет возиться со мной остаток дня?
Танай вопросительно смотрит на Лорелей, и я прихожу к выводу, что либо он не слишком решителен, либо Лорелей хорошенько оккупировала власть.
– Прикажите Танаю принести документы, – советует она. – Мы закончим с официальной частью, затем обойдём дом, потом…
На этом «потом» я просто выполняю совет и отдаюсь на волю настырных и заботливых рук. Очень мне понравилось это «прикажите Танаю». Конечно, адъютант подчиняется только мне, но, видимо, Лоререй не видит проблемы в том, чтобы командовать мной…
Ладно, с этим разберёмся потом. В конечном счёте… Пусть с ней я знакома не так хорошо, как с сестрой, но всё же с детства Лорелей запомнилась мне как обстоятельная и обязательная леди. И мне очень пригодится в команде такой человек.
«В команде… – думаю я, подписывая очередной акт приёма- передачи собственности. – Богини, да что со мной?!»
Я никогда не любила интриги. Всегда считала, что воевать нужно с врагом, а не между собой.
Но что поделать, Пограничье есть пограничье, а Жемчужный берег есть Жемчужный берег. Вряд ли кто-нибудь отпустит меня назад…
К сожалению, здесь, среди светских лиц, от большинства моих способностей мало толку. Магией тут ничего не решишь. Единственный способ избежать неприятностей – это найти себе регентшу наподобие той же Лорелей и тихонечко спрятаться в раковину, наплевав на всё. Только, во-первых, это явно не моё: не люблю быть подставным лицом, а тем более – марионеткой; во-вторых, не очень-то безопасен этот путь. Если не будешь следить за стратегической обстановкой, есть опасность оказаться тем самым, кого сольют заради благих целей.
Закончив с бумагами, мы выходим осмотреть дом. Прислуга держится с опаской, охрана – тоже…
Такое чувство, что все они, глядя на меня, видят Аяну… Однако сестра никогда не казалась мне особенно суровой госпожой.
Остаётся только удивлённо хмыкать и пожимать одну руку за другой. Ближе к вечеру от обилия имён и лиц у меня начинает пухнуть голова. И вот, наконец, Лорелей отпускает меня отдохнуть, но счастье длится недолго. Стоит мне расслабиться и рухнуть на диван, как я чувствую где-то над потолком пульсацию взбесившейся печати, и вместе с ней – всплески ярости. Кожнарской ярости, чтоб его! А я подозреваю, что в этом доме только один кожнар.
И что-то пошло не так…
***
К тому моменту, когда я, пролетев по коридору, нахожу нужную дверь, бешеная звериная сила пульсирует в комнате так, что меня почти трясёт.
Аяна, может быть, всё это и могла терпеть: она-то всю жизнь в городе живёт. Для неё кожнар – нечто вроде бешеного пса: надел поводок, и, если совсем озвереет, к ветеринару отведёшь.
Но у меня взбесившийся кожнар вызывает одно желание: немедленно поднять отряд и готовиться к тому, что по всей базе будут летать куски плоти. Я его не боюсь, но отчётливо понимаю, насколько опасна такая тварь.
Пока кровь у них кипит, они ещё могут с ней совладать, но если кожнар зарычал – значит, всё. Остаётся стрелять.
Кожнар за дверью издаёт протяжный рёв…
Я на мгновение останавливаюсь в сомнении: стоит ли вообще открывать? Если у него крышу сорвало…
Оглядываюсь по сторонам, но ни в этом проклятом доме, ни у меня с собой в данный момент никакого оружия нет. Вся надежда на боевые печати, и я перебираю их в уме.
Делаю глубокий вдох и вглядываюсь в знаки на двери. Хорошо, что печати, которые использовала Лорелей, мне хорошо знакомы. Их явно придумывала сестра.
Итак, открываем дверь… Сразу же протягиваю руку вперёд, приготовившись чертить боевой знак, и… замираю.
Кожнар на полу, на коленях. Руки сжаты в кулаки и так напряжены, что кажется, он вот-вот разорвёт протянувшуюся между запястьями цепь.
Кожнар скалит зубы, чтобы издать ещё один душераздирающий рык, и я вижу на его лице… боль.
Опускаю глаза ниже. Печать пылает огнём.
И какого аспида придумала моя сестра?!
Догадаться, в чём проблема, не так уж трудно.
Я быстро вычерчиваю в воздухе тот же знак, что изображён у него на груди.
Кожнар издаёт протяжный усталый стон, и мне кажется, он вот- вот упадёт.
– Благодарю вас… Леди.
От последнего слова мурашки бегут по спине, и вовсе не потому, что у сидящего передо мной мужчины глубокий мягкий голос с возбуждающей хрипотцой. Просто такое чувство, что он бы это «леди» мне затолкал кое-куда… Впрочем, не привыкать.
Быстро оглянувшись, затворяю за спиной дверь: нечего посторонним наблюдать.
– Не стоит, – оборачиваюсь к нему. – Я не знала, на что настроена печать.
Я и сейчас не знаю этого до конца. Время? Расстояние? Ещё что-нибудь?
Вариантов множество. Аяна могла, например, сделать так, что печать будет срабатывать каждый раз, когда он мысленно произнесёт это своё «Жахар ана-а-ра-йра».
Делаю глубокий вдох, оглядываюсь по сторонам. Мебели не густо, и комната не велика: Лорелей, очевидно, решила оставить нюансы содержания кожнара на меня.
Присаживаюсь на узкую кровать, которая почемуто стоит в самом тёмном углу. Явно не годится для такого здорового мужика.
Выжидающе смотрю на кожнара.
Кожнар смотрит на меня.
На вид ему не больше двадцати восьми – немножко старше меня. Если вспомнить, что кожнары становятся бойцами с четырнадцати-шестнадцати лет, то можно предположить, что у этого уже был свой отряд. Не-бойцов кожнаров, насколько мне известно, нет. Ремёслами у них занимаются немощные, женщины и старики. Этого немощным явно не назвать.
– Тебя захватили в бою, – предполагаю я вслух.
В глазах кожнара мелькает яростный огонёк, но он и не думает отвечать. Конечно, как ещё? А у меня нет ни инструментов, ни желания чтобы его пытать.
– Послушай, – сделав паузу, продолжаю я. – Я действительно не знала, на что настроена печать. Как у тебя, у меня нет никаких оснований тебе доверять. И всё-таки мы не на войне. Между нашими народами заключён мир.
Его глаза вспыхивают от удивления.
Т-так… А вот этого, я, кажется, не учла.
– Сколько лет ты уже здесь? – с подозрением спрашиваю я.
Кожнар колеблется, но после долгой паузы отвечает:
– Два.
– Два, – повторяю я. Лучше, чем я подумала только что. Но мир всё-таки подписали, когда он уже находился здесь. И, значит, кожнар, по законам обоих народов, раб.
Рука невольно тянется к нему, чтобы успокаивающе погладить его по волосам.
Да какого аспида?! А они наших девчонок гладят по волосам или по чему-то ещё? Сколько пленниц захватили эти гады? И пока что не собираются возвращать!
Поджимаю губы и выпрямляюсь.
– Ну, вот что: если не хочешь знакомиться со мной, я познакомлюсь с тобой сама. Как я уже сказала, я – Эгле из дома Кобры, магистр боевой магии второго ранга, капитан семнадцатого восточного патруля. – Закатываю рукав и наклоняюсь ближе к нему, чтобы показать засечки на левом предплечье, девять штук. В глазах кожнара сверкает яростный огонь. – Ты знаешь, как их прочитать, – со спокойной улыбкой продолжаю я. – На моём счету девять форпостов. Назад не отбито не одного.
– Что же ты делаешь здесь… капитан? – склонив голову, он исподлобья с усмешкой смотрит на меня.
Поднимаю бровь.
– Владею тобой.
Знаю, что играю с огнём, но с этими тварями иначе нельзя. Кожнары понимают силу. Только силу, и больше ничего.
Заяр продолжает сверкать глазами, но я спокойна. Подумываю о том, чтобы избавить его от наручников. Решение три в одном: во-первых – акт доверия, во-вторых – у него красные следы на руках, и мне больно на них смотреть. И, в-третьих, если выпендрится – будет повод его заломать.
– Я освобожу тебе руки, – говорю вслух, –если ты ответишь на несколько моих вопросов.
Кожнар долго думает. Я разглядываю его лицо, чёрные пряди слипшихся волос.
По сравнению с нашими мужчинами он некрасив. У него нет тонкого длинного носа и бледных нежных губ, светлых глаз и пушистых мягких ресниц… Его ресницы выглядят жёсткими. Они густые и чёрные, как смоль. Ещё у него крупные губы и довольно широкий нос. И всё же на кожнара хочется смотреть. Приблизиться. Вдохнуть исходящий от обнажённого тела терпкий аромат…
Так… Поспешно отодвигаюсь назад.
Кожнар, наконец, кивает.
Облегчённо вздохнув, отстёгиваю от пояса связку ключей, которую дала мне Лорелей.
Кожнар протягивает ко мне скованные руки, и я вставляю ключ в замок.
***
Кажется, парень не верит своим глазам. Я бы, честно говоря, на его месте тоже не поверила.
Массивные железные наручники один за другим падают на пол.
Вижу, как сильно поднимается и снова опускается его широкая грудь. Кожнар испускает вздох облегчения и тут же напрягается, смутившись, что выдал себя.
Делаю вид, что не заметила. У меня сейчас собственного смущения будет выше крыши…
Когда вторая рука кожнара оказывается на свободе он, не выдержав, принимается растирать левое запястье.
– Перестань… – Мне приходится ударить его по рукам, потому что он только раздирает поджившие рваные раны. Видимо, пытался вырваться – и вот результат.
Делаю глубокий вдох.
Я – боевой маг, но азы медицины нам преподавали.
Беру в ладони его руки и подношу к губам.
Кожнар заледенел, а я, наверное, красная, как рак. Но мой язык выделяет лечебный эликсир, и… богини, не хватало ещё ему объяснять!
Осторожно провожу по длинной алой полосе. Чувствую, как дрожит под моими губами набухшая венка.
Приоткрыв рот, следую по той же линии языком… Теперь уже вся рука кожнара дрожит.
– Терпи! – приказываю я, отвлекаясь на миг, и тут же, не глядя ему в глаза, продолжаю лечебный процесс.
У кожнара довольно мягкая для его вида кожа. Хотя руки не мешало бы вымыть, но это я виновата – вовремя в голову не пришло.
Большие сухие пальцы судорожно сжимаются и разжимаются совсем рядом с моим лицом.
Переворачиваю обработанную ладонь и повторяю процедуру с обратной стороны. Кожу кожнара покрывает соль, но касаться её губами всё равно приятно.
Закончив, испускаю вздох облегчения и отодвигаюсь. Прикрываю губы рукой, затем, нашарив за поясом платок, промокаю им.
Кожнар странно смотрит на меня. Тягуче… я замечаю, что у него чёрные глаза, и меня затягивает в них, как в какой-то дьявольский водоворот… Всегда опасалась чёрных глаз. Когда гляжу в них, с трудом контролирую себя.
– Это была лечебная магия.
– Я понял…
У кожнара такой голос… глухой. И рокочущий, как гром.
– Слышал о волшебных свойствах вашего яда, – тише произносит он. – Но никогда не испытывал на себе.
Морщусь. Не хочу доказывать, что яд тут ни при чём. Наши естественные враги много о нас говорят, потому что боятся. И не зря: то, что нашей расой правят женщины и у нас нет когтей в полметра длиной, не значит, что мы не можем постоять за себя.
Передо мною дилемма. Солёный вкус его рук напомнил, что кожнара неплохо бы отправить в душ.
Опускаю глаза на повязку на его груди. Тут так просто не поможешь – нужны настоящие концентрированные эликсиры, а не то, что мой организм может выделить прямо сейчас. А если мне нечего сделать с его раной, то, наверное, не стоит её мочить…
Мои рассуждения прерывает взбунтовавшийся желудок – оказывается, меня не кормили с самого утра. И тут же возникает ещё один вопрос.
– Лорелей приносила тебе еду?
– Да.
– Давно?
– Днём.
Значит, уже несколько часов прошло.
– Хорошо, я распоряжусь, чтобы сделали ужин на двоих. А ты… – оглядываюсь по сторонам и к счастью нахожу в углу дверцу, которая, видимо, ведёт в душевую. – Приведи себя в порядок. Вернусь через пару минут.
Покинув комнату, старательно накладываю назад все три печати. Только теперь уже не те, Аянины, а собственные, которые не сможет снять никто.
Опускаю взгляд на свои руки – они ещё чувствуют жар от прикосновений его рук. Меня немножко трясёт, сама не знаю, почему.
Дождавшись, пока сердце слегка успокоится, спускаюсь по лестнице и начинаю искать кухню.
***
Я родилась не здесь. Нас с Аяной растили на острове, в паре километров к юго-востоку. Тихое место, куда редко добирались городские новости. Детей до шестнадцати лет у нас не принято демонстрировать в свете лишний раз – зачем, если многие из них до этого возраста всё равно не доживут?
К тому же, на островах климат мягче, больше влаги, и шанс адаптироваться всё же повыше.
Весь выводок воспитывала одна наставница, и это была та самая Лорелей. Сама немногим старше нас на тот момент, она почему-то не захотела заводить мужей и вместо этого осталась с нами.
Оттого, что из всех пятерых остались только мы с Аяной, наша дружба стала крепче. Позднее у мамы были ещё дети, но в основном мальчики. Из них выжило четверо – ещё одна сестра младше нас с Аяной на шесть лет, и сейчас ей семнадцать. Один из братьев получился настоящий жемчужник – стройный и красивый, как этот Танай. Его отдали в услужение к госпоже Нарвей. С двумя другими маме не повезло. Это был её последний выводок, и поговаривают, что кровь у этой партии не чиста. Из неё родились всего двое, и оба выжили. Оба довольно крупные для такого аристократического рода, как наш. Из того обращения мать уже не вернулась, и дом возглавила Аяна. Из братьев она приказала сделать росомах.
Почему она, а не я? Прав у нас с самого начала было поровну, но меня никогда не интересовали ни власть, ни светские дела. Мы с Аяной всегда составляли хороший союз, и нам нечего было делить. Я захотела вольной жизнь и поступила в академию заклинателей, Аяна в искусстве магии ограничилась домашним обучением. Она любила платья, туфли, драгоценные украшения для высоких причёсок. Аяна построила этот дом, потому что это место показалось ей самым живописным из наших владений. Но я никогда не приезжала к ней сюда – мы встречались в городе, на нейтральной территории, так сказать.
Видимо, поэтому теперь персоналу так трудно принять тот факт, что существует ещё одна Аяна. Всех, кроме Лорелей, Аяна подбирала сама.
По той же причине я плохо знаю расположение комнат и местные порядки, но… Какие бы правила ни устанавливала Аяна, теперь правила устанавливаю я.
Даже если я оставлю себе этот дом, перетряхну в нём каждый уголок. Не хочу, чтобы здесь оставался запах сестры. Слишком тяжело вспоминать о том, что её больше нет.
Добравшись до кухни, прошу собрать мне ужин на двоих. Наверняка будут сплетничать о том, кто второй, но пусть трещат. А вот поднос отнесу сама – не нужно прислуге знать, куда.
Поднимаюсь обратно на третий этаж – одной рукой держу поднос, другой снимаю печати – и вхожу.
Дверца в то помещение, которое я посчитала душевой, приоткрыта. Вижу, как обнажённое тело кожнара ласкают струи горячей воды. Повязку он всё-таки размотал, оставив рану прикрытой только большим профессиональным пластырем. Несколько секунд стою неподвижно, наблюдая за ним, пока кожнар не поворачивается ко мне лицом.
Лицо мужчины довольно мрачно, но что с того? Я уже и так видела всё, что могла.
– Вряд ли у меня в доме найдётся одежда твоего размера, – признаюсь я. – Придётся пока обойтись полотенцем.
– Пока – что?
Пожимаю плечами и демонстративно отворачиваюсь. Принимаюсь расставлять еду на маленьком столике у окна. Кресел в комнате нет, но есть две табуретки. Ладно, не привыкать. Если хотела комфорта, нужно было вести его к себе. «И там разглядывать, как он принимает душ». Моргаю, отгоняя лезущую в голову ерунду.
– Садись, – не глядя, показываю ему на противоположный табурет.
Кожнар медлит.
– Я не собираюсь тебя отравить.
Молчит. Однако поднимаю взгляд и вижу безумный голод в его глазах. Богини, мне так и придётся постоянно думать за двоих!
– Прекращай, – тихо говорю ему. – Ты дал слово, что ответишь на мои вопросы. Так не трепи мне нервы и просто сядь за стол. Если не хочешь, можешь не есть. Но другой еды тебе никто не принесёт.
– Твоя сестрица любит игры с едой.
– Любила, – машинально поправляю я, а потом, нахмурившись, пытаюсь понять, о каких играх он говорит. – Она что-то добавляла тебе в еду?
Молчит. Так долго, что я почти не рассчитываю на ответ. Но потом в одно мгновение решительно отвечает:
– Да. – И опускается на стул напротив меня.
Озадаченно смотрю на него. Кожнар смотрит на еду. Что можно добавить в еду здоровенному мужику, бешеному от злости, чтобы при этом его не увезли в больницу… Оу…
Да, Аяна затейница! Краснею до ушей.
Главный вопрос состоит в том, как он сюда попал и зачем Аяна держала его в подвале. Но что-то подсказывает мне, что он не готов это обсуждать. А у меня есть не менее важная проблема. И потому, раскладывая мясное рагу по тарелкам, я говорю:
– Мне нужно понять, какие свойства имеет твоя печать. Почему она сработала сегодня вечером?
Заяр смотрит на еду такими бешеными глазами, что я вздыхаю:
– Ешь. Но ответа я всё ещё жду.
И мы всё-таки начинаем есть.
***
Заяр в меру воспитан… для кожнара. По крайней мере, он, наверное, знает, что такое вилка и нож. Вот только, похоже, так давно не видел нормальной еды, что ему проще свалить все, что можно, на кусок хлеба и большими кусками запихивать в рот.
Я тоже люблю поесть, но всё-таки не так голодна, как он. Запихнув в себя пару ложек рагу и ломтик ветчины, наполняю бокал и встаю. Подхожу к окну, оставив кожнара за спиной.
Под окнами дома – песчаный пляж. Стоит ранняя осень, и на берег набегают почерневшие волны. Ветер хлещет листьями тропических деревьев.
Жемчужницы пришли из куда более жарких краёв. Здешнее лето для нас ещё ничего, а вот зимой выбираемся из домов только по уши закутавших в меха.
И очень скоро на побережье начнётся зима.
Невольно потираю свободной рукой озябшее плечо. Делаю глоток вина и поворачиваюсь.
Окно у кожнара за спиной, и я тоже стою у него за спиной. Похоже, он заметил это гораздо раньше и перестал есть. Спина напряглась.
Делаю последний глоток и, перегнувшись через его спину, опускаю бокал на стол. Осторожно кладу руки на обнажённые плечи. Под касаниями моих ладоней они напрягаются ещё сильней.
– Я не моя сестра, – тихо говорю, наклонившись к его уху. – Я вообще не люблю никаких игр.
Конечно же, мужчина остаётся напряжённым. Но мне не хочется убирать руки, и я осторожно сжимаю его натянутые мышцы. Думаю о том, что, по законам Жемчужного берега, он принадлежит мне. Могу делать с ним, что захочу.
Похоже, Заяр думает о том же. Выпрямляется, забыв о еде.
– Что ты собираешься со мной делать? – Напряжение так и сквозит в его голосе.
– Не знаю, – признаюсь я, не убирая рук с его плеч. Осторожно провожу от шеи вниз и назад. – Зависит от твоих ответов на мои вопросы. Если ты расскажешь мне душещипательную историю о том, что тебя схватили незаконно и дома у тебя выводок малышни и жена, – скорее всего, отпущу.
– У меня нет жены.
Похоже, мы с ним одинаково удивляемся этим словам. Я – потому, что не ожидала такого признания, он – потому, что не собирался его произносить.
Легонько кашляю и нехотя убираю руки.
– Собственно, в первую очередь я говорила не про жену, а про то, законно тебя схватили или нет.
Садиться на табурет мне не хочется, поэтому обхожу стол и, скрестив руки на груди, пристраиваюсь плечом к стене.
Кожнар молчит.
– Ладно, вернёмся к вопросу о печати, – напоминаю я.
На сей раз получаю в ответ кивок, и кожнар нехотя произносит:
– Печать активируется каждые двенадцать часов, если Аяна не отключает её.
Моргаю.
– Двенадцать часов… Аяна не приходила к тебе уже семь дней?
– Я не считал.
– Богини, и ты всё это время терпел?!
Кожнар молчит. Непроизвольно тру висок. Подхожу к нему и, присев на табурет, наклоняюсь над столом. Пытаюсь вглядеться в его глаза. Если ограничительная печать активирована, носитель ощущает непрекращающуюся боль, которая становится сильней и сильней.
«Очень непредусмотрительно со стороны Аяны», – думаю я. Хотя вряд ли она ожидала, что вот так вот… умрёт. К горлу подступает ком, и, чтобы успокоиться, делаю глубокий вдох.
– Давай, ты больше не будешь терпеть подобные вещи по семь дней.
– Я не в первый раз терплю семь дней, – Заяр со злой усмешкой смотрит на меня. – Аяна сделала это, чтобы я просил. Умолял её отключить печать.
Моргаю. Почему-то отчётливо вижу перед собой эту картину: Аяна на своих любимых «шпильках» с плетью в руках и этот кожнар на коленях у её ног. Она могла.
– Заяр… – не знаю, что ещё сказать.
Он пристально смотрит на меня.
Облизываю губы.
– У меня нет подобных пристрастий. – Наконец, мне удаётся сформулировать продолжение. – Слушай, все, что тут происходит, вообще довольно ново для меня. Я только что стала Леди дома и просто абсолютно не хочу никаких проблем. Я не очень хорошо представляю, как изнутри устроена жизнь твоего народа… Но мне сейчас абсолютно не нужно, чтобы мой дом вообще хоть как-то связывали с кожнарами – ни в том смысле, что я увлекаюсь дрессировкой диких кожнаров, ни в том, что из моего дома только что сбежал и буйствует по всему побережью раб– кожнар.
– Мы не дикие.
– А мы не выделяем яд.
Воцаряется тишина. Мы пристально смотрим друг на друга.
– Что бы я тебе ни рассказал, ты мне не поверишь, – наконец, говорит он.
Задумавшись, понимаю, что, пожалуй, он прав. Кожнары не очень- то склонны ко лжи, но, вопервых, это кожнар, которого я нашла на территории жемчужниц, и аспиды знают, чему он научился в наших краях, во-вторых, он, конечно, хочет, чтобы я его отпустила.
А я могу?..
***
Боюсь, что нет. Не раньше, чем удостоверюсь, что он не опасен. И если отпускать, то только в Пограничье, а я никому не могу доверить доставить его туда.
– Если ты здесь два года, – говорю я, наконец, – то ты военнопленный. Пока нет договора о выдаче пленных, у меня нет особых оснований тебя отпускать. Но я и не знаю, зачем Аяна держала тебя… здесь.
– Для развлечений, – спокойно говорит кожнар, не отрывая от меня пристального взгляда. – Только не говори, что ты удивлена… госпожа.
Последнее слово – как плевок!
– Вообще-то, я знала Аяну с несколько другой стороны и никогда не интересовалась, как она развлекается в обществе рабов.
Молчит. Всё-таки мне кажется, что передо мной взрослый и разумный мужик. И своё положение он понимает достаточно хорошо. Понял бы ещё кто-то моё…
– Я не собираюсь надолго оставаться в этом доме, – продолжаю я вслух. – И, прямо скажем, шутка Аяны с этой печатью несколько осложнит мне жизнь. Можешь не верить, но я не знаю, как её снять –по крайней мере, пока.
Молчит. Внимательно смотрит на меня.
– Ты хочешь что-то предложить? – не выдерживаю я.
Кожнар берёт со стола бутыль с вином и наполняет пустой бокал. Его крупные пальцы странно смотрятся на тонком хрустале, но выглядят довольно ловкими. Ранки от когтей на костяшках пальцев совсем не видны – видимо, он давно не применял их для боя.
– Если хочешь оставить меня здесь, лучше сразу убей.
Я вздрагиваю. Пытаюсь понять причины его слов по выражению лица, но кожнар выглядит абсолютно спокойным, когда говорит это.
– Да не собираюсь я тебя оставлять, – бормочу я и снова делаю глубокий вдох. – Но если ты поедешь со мной в турне по владениям Кобр, то мне нужно точно знать, что ты будешь мне подчиняться и ничего не учинишь.
Заяр некоторое время молчит.
– Я клянусь, что не причиню тебе вреда.
Я вздрагиваю. От его слов мурашки бегут по спине. И я ведь знаю, что такое клятва кожнаров. Она даётся на века.
***
Заяр Зайн
Когда Леди, наконец, покидает комнату я остаюсь в одиночестве. Хотя бы не в темноте.
Сижу за столом, смотрю на свои переплетённые пальцы и пытаюсь сложить по кусочкам то, что произошло.
Змея не спешит откровенничать. Ещё бы, боится меня! Старается скрыть это за своей напускной похвальбой, но я чувствую, как трепещет её сердце. Мы оба знаем, один на один в замкнутом пространстве… Меня сдерживает только печать.
Печать…
Зажмуриваюсь, пытаясь прогнать воспоминания о прошедшей неделе, от начала до конца превратившейся в бесконечную боль. Нет, не в первый раз, но всё равно…
Если Аяна… мертва, не думаю, что кто-нибудь станет об этом сожалеть.
Два года назад она увидела меня в первый раз. А я – её. Два года, которые превратились в кромешный ад.
Сейчас, когда мы проговорили несколько часов, мне трудно поверить, что я перепутал этих двоих. Леди Эгле даже говорит иначе. Но… Её лицо… Один в один.
И она – змея.
Рассуждаю о её страхе, а у самого пальцы дрожат. Да, в бою один на один у неё шансов нет, но у змей гораздо больше способов уничтожить и растоптать, чем сумеет за всю жизнь изобрести любой из нас.
Эгле запретила выходить, но показала печать для связи.
Жест доброй воли… Излюбленный змеями ход. И всё же это лучше, чем ничего. Хоть и не знаю, зачем бы мне её звать.
Провожу руками по волосам, пытаясь привести мысли в порядок. Ещё раз глубоко вдыхаю и встаю, чтобы переместиться на кровать.
Святые тотемы, не помню точно, когда в последний раз спал в горизонтальном положении!
Укладываюсь и всё никак не могу привыкнуть. Кровать маловата, но чёрт бы с ней! Закрываю глаза и пытаюсь погрузиться в сон.
Не знаю, сколько времени лежу так, не в состоянии думать ни о чём. Мне кажется, обо всём, о чём можно, я уже передумал за те два года, что не видел никого, кроме Аяны да парочки её служанок.
Из полудрёмы меня вырывает мерцание магической печати. Несколько секунд в недоумении смотрю на неё. Потом, как показала Эгле, касаюсь пальцем светящегося края.
Вздрагиваю, увидев до боли знакомое лицо.
– Привет.
У них обеих светло-голубые глаза. И волосы тоже светлые, почти платиновые, как бывают у наших женщин только в самых северных племенах.
Наверное, для жемчужниц это не редкость. У них тут каких только не встретишь цветов – всё пестрит: и платья, и украшения, и волосы, и глаза! Но хотя у обеих сестёр одинаковая расцветка, одинаково маленькие стройные тела, одинаковые высокие скулы и маленький подбородок, от Аяны всегда исходил неуловимый запаха перезрелых фруктов и пожухлых цветов.
Печать, конечно, не может передать запах, но сейчас, когда я вижу Эгле перед собой, сразу же вспоминаю другие запахи – хвои и мяты, исходившие от неё.
Я несколько секунд размышляю, какого ответа она ждёт и должен ли я сесть. Потом так же ровно отвечаю:
– Привет.
Очень странное слово, которое Аяна никогда не позволила бы использовать в отношении себя.
Вспоминаю, как губы жемчужницы прикасались к моим рукам, и тело пробивает дрожь… Вот уж чего Аяна не допустила бы никогда!
– Просто хотела проверить, всё ли у тебя хорошо.
Мягкая улыбка окрашивает нежные губы. Розовые. Аяна предпочитала красный цвет.
Что, простите тотемы, может быть хорошо, когда я в самом сердце проклятого Жемчужного Берега и у меня на груди эта чёртова печать?!
– Да, – вопреки собственным мыслям отвечаю я.
– Хорошо. Постарайся уснуть. Завтра утром мне нужно будет заняться тобой.
Отключает связь.
Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.
И как я после такого усну?!
***
Эгле
Ворочаюсь всю ночь. Что-то в этом пленнике не даёт мне покоя.
Если бы только знать, что он не попытается устроить бунт…
Тысяча мыслей роятся в голове начиная с той, что мне почему- то хочется переселить его поближе к себе. Заканчивая странным признанием, что там, по другую сторону границы его никто не ждёт…
«Эгле… – Подавляю глубокий вздох. – Ты сошла с ума».
Будь я Аяной, подняла бы прислугу, заложила виверн и смоталась на рынок для рабов. Набрала бы себе парней и веселилась до утра, пока не прояснилось бы в голове.
Вместо этого, встав, подхожу к полке, где Аяна хранила всякие снадобья. Отыскиваю зелёную баночку с сонным эликсиром и проглатываю залпом, а затем возвращаюсь в кровать.
Утро встречает меня потускневшим парком и проливным дождём. Меньше всего мне хочется вставать, но, судя по тому, что у двери без умолку звенит колокольчик, кто-то спланировал всё за меня.
– Да! – отзываюсь я и только потом вспоминаю, что по привычке накинула на дверь защитную печать. Толку от печатей здесь, где любая любопытная может подослать мне ручную змею? Проберётся в любую щель.
С трудом выбираюсь из-под одеяла и снимаю печать.
Зевая смотрю на Таная, который стоит на пороге с завтраком в руках.
– Спасибо, – поворачиваюсь спиной и возвращаюсь в постель.
И Танай, и завтрак следуют за мной.
Забравшись под одеяло, наблюдаю, как Танай расставляет кушанья на столик возле кровати. Затем подаёт мне чашку каффы и опускается на колени в ожидании.
Касаюсь губами холодного фарфора и втягиваю горячий напиток.
– Есть новости? – спрашиваю я, изучая то, что стоит передо мной на столе.
Ломтики сыра, оливки, маленькие белые сахарные шарики с клюквой внутри.
Выбираю клюкву и отправляю в рот.
– Леди Нарвей приглашает вас навестить её в ближайшие дни.
Мрачнею.
Нарвей… она… Мне бывало с ней тяжело.
– Есть возможность отказаться? – Уже задавая вопрос, понимаю, что это неудачный вариант.
– Если вы ответите отказом, она приедет сама.
Вздох.
– Ладно, составь ей письмо. Скажи, что я приеду… завтра. Скажем так.
– Хорошо, госпожа. – Танай отвечает скромным кивком.
Довольно приятный мальчик, и, вроде бы, без запросов. Смущает только то, что он очень уж внимательно относится к приказам Лорелей.
– Мои чемоданы разобрали?
– Я ждал разрешения прикоснуться к вашим вещам.
Киваю. Правильно: не люблю, когда в моих сумках копаются без меня.
– Разбирай, ничего особенного там нет. И сразу принеси мне халат… в такой холод из- под одеяла носу высунуть не могу, – пожаловалась я.
Танай понимающе кивает. Наверняка так же мучается, как я. Видно, что кожа у него весьма нежная, почти как у девушеи. Я, в свою очередь, немножко привыкла к местным холодам… Но всё-таки от такой погодки с ума схожу.
С моего разрешения Танай поднимается и отправляется заниматься одеждой. Затем подаёт мне халат.
К тому времени каффа уже выпита, и я уже немного сообразила, чем хочу заняться сейчас.
– Танай, с чемоданами закончишь потом. Найди мне портного и позови Лорелей… Или просто передай ей, чтобы отыскала мне надёжного слугу. Она знает, для чего.
***
Заяр, Заяр… Сколько у нас там прошло часов с тех пор, как срабатывала печать?
А аспиды его знают! Как у неё там отсчёт идёт – от начала активации или от конца?
Закутавшись в халат выбираюсь из комнаты и отправляюсь на третий этаж.
Нет, похоже, двенадцать часов ещё не прошло.
Заяр лежит в постели и мирно сопит.
Невольно улыбаюсь. Спросонья его лицо вовсе не кажется таким уж хищным.
Чуть отодвинув краешек одеяла, легко касаюсь пластыря – проверяю, не сбился ли во сне. Неплохо бы и рану осмотреть, но Заяр открывает глаза и пристально смотрит на меня.
– Привет. – Вот и все слова, что мне удаётся подобрать.
– Привет, – отвечает он. Не шевелится. Не пытается отодвинуть мою руку. Боится или нет?..
Очевидно, ему лучше находиться рядом со мной, когда сработает печать. И, очевидно, Аяну не слишком смущало, что она может сработать без неё…
– У меня в комнате есть завтрак. Идём?
Заяр медленно кивает.
Замечаю, что перестала называть его «кожнар»
Отодвигаюсь и делаю вид, что отвернулась, хотя кроме полотенца у него всё равно ничего нет…
Собственно, в него он и заматывается, а затем мы идём ко мне.
Кожнар осматривается: да, места тут, конечно, побольше, чем у него. Он ведь в этом доме дольше меня, а ничего так и не видел.
Вздыхаю и указываю на поднос с остатками еды.
– Можешь устроиться, где тебе удобно.
Сама же, соорудив бутерброд, забираюсь в кресло у окна.
Я всё думаю, как бы мне гарантировать, что он ничего не учудит… Аяна – отважная женщина, если считала, что печать может остановить кожнара. По всей кожнарской логике, она должна была его только взбесить…
Кожнар берёт поднос и переставляет на столик рядом со мной. Но сам не садится, чего– то ждёт.
Вопросительно смотрю на него.
– Какие будут правила… госпожа?
– О…
Воспитанный кожнар – это даже хорошо!
– Ограничимся обычными правилами для мужчин. Ты встаёшь, когда я вхожу в комнату, не пытаешься меня перебить и не грубишь.
Кожнар с сомнением смотрит на меня.
– Что я должен буду делать, чтобы вы дезактивировали печать?
Любопытство побеждает, и я спрашиваю:
– А что просила делать Аяна?
Молчит. Ладно, не суть важно, какой там у неё был каприз…
– Просто сразу говори мне, если она сработает. Я… постараюсь разобраться в её свойствах и уберу, как только смогу.
– Чтобы поставить свою.
– Да, – поднимаю бровь. – Нужно объяснять, почему?
Заяр качает головой, и я киваю на стол.
– Садись. Расскажу тебе о планах на сегодняшний день.
Кожнар, наконец, опускается в кресло и начинает есть.
Ест он уже не так, как вчера. Вижу, что он весьма аккуратен, и это странно. Воспитанный и цивилизованный кожнар… Я попала в параллельный мир?
Стараюсь не слишком демонстрировать, насколько пристально за ним наблюдаю, и берусь за рассказ.
– Сегодня весь день проведём в поместье. Хочу распланировать, как перестрою дом.
Заяр вскидывается и с удивлением смотрит на меня, потом – на комнату кругом. А потом, кажется, понимает.
– Это комната Аяны, – киваю. – Она лучшая в доме, но мне здесь немножко… – дергаю плечом,– не по себе. Не думаю, что буду здесь жить.
Берусь рассказывать, потому что эти перемены имеют непосредственное отношение к его собственной ближайшей судьбе.
– Ты отправишься со мной. Потому что нужно выяснить, когда сработает печать.
– Мне показалось, ты не хотела, чтобы кто-то знал… – Он замолкает, насторожённо глядя на меня.
– Не хотела, – призналась я. – Но за утро обдумала всё ещё раз. Змею в бутылке не спрячешь. Кто-нибудь начнёт болтать… Чем больше тайны, тем больше слухов. А так… Ну, есть у меня маленькое хобби. Дома шний кожнар. Почему бы и нет?
Заяр явно не очень доволен последними словами, но понимающе склоняет голову.
– Сейчас придёт портной, – продолжаю я. – Я не буду следить, как он снимает с тебя мерки. Надеюсь всё пройдёт быстро и без проблем. Посижу в соседней комнате, покопаюсь в бумагах сестры.
Стоит Заяру кивнуть, как раздаётся стук в дверь.
***
Пошив одежды, к сожалению, требует больше времени, чем у меня есть.
Пока портной снимает мерки, я удаляюсь в соседнюю комнату, сажусь за массивный стол из светлого дерева, украшенный кучей завитушек… И любила же Аяна продемонстрировать богатство! Подумав об этом, невольно ещё раз прихожу к мысли, что не смогу жить в этом доме. И переделать его… Может быть… Тоже не смогу.
Поэтому лучше просто найти место, где можно построить собственный особняк. Благо, у клана хватает земель. И морей…
Аяна исчезла в море. Её искали три дня, но личный кулон перестал реагировать на зов – это значит, её сердце остановилось.
Вздыхаю и принимаюсь подбирать ключ к замку.
Всё, что лежит на столе, я уже успела осмотреть, но тут почти что ничего нет. Только пара папье-маше в виде богинь-змей в получеловеческом облике, с длинными изогнутыми хвостами. Стаканчик с перьями для письма. Аяна использовала дорогие чернила каракатицы, – такие густые, что их, наверное, хватило бы на десять лет. Если бы она не…
С трудом заставляю себя прогнать эту печальную мысль, которая так и носится в воздухе здесь, в стенах её кабинета.
Замок.
У меня есть связка ключей, которую дала Лорелей… Но к верхнему ящику не подходит ни один из них.
Не то чтобы мне приходилось часто взламывать замки, но кое– какой опыт всё же есть. Только нужен острый предмет. Нож для бумаги может подойти…
Какое-то время я безуспешно ковыряюсь в замке, так что не замечаю, как в дверях появляется кожнар.
Только тихий кашель заставляет меня вскинуться.
– А, это ты…
Смотрю на кожнара. Можно ли ему доверять? Как он попал к Аяне? Сейчас эта информация могла бы мне весьма полезна. Но…
Некоторое время барабаню пальцами по столу. Потом решаюсь спросить.
– Слушай, Аяна приглашала тебя к себе? В эти комнаты?
Кожнар медленно качает головой, а потом вдруг признаётся:
– Один раз. Очень давно.
И чем это может мне помочь?
Кожнар не спрашивая разрешения, заходит в комнату и останавливается возле стола. Похоже, он прекрасно понял, что я пыталась сделать, и таиться уже поздно.
– Ты хочешь спросить, не знаю ли я, где она хранила ключ?
– Именно!
Заяр качает головой. Внимательно смотрит на ящик… Кажется, у нас одна и та же мысль. Если что-то заперто, значит, там есть, что искать…
– Ладно. – Я встаю, последний раз оглядываюсь по сторонам, в поисках какого-нибудь тайника. – Разберусь потом. Что сказал портной? Когда нам будет во что тебя одеть?
– Понадобится несколько дней.
Потираю висок.;Заяр всё ещё в одном полотенце. Спору нет, смотрится он хорошо… но вряд ли сможет сидеть верхом. Даже кожнары хоть что-то да надевают на себя, когда выходит из дома.
– Ладно… Спрошу у Лорелей, может, в доме есть какая-нибудь одежда для росомах…
Росомахи – не то чтобы отдельная порода. Но мужчины нашего вида резко различаются между собой по комплекции. По-настоящему аристократичными, красивыми и ценными считаются те, у кого стройная фигурка и нежное лицо. Таких немало, тем более что их пестуют с рождения, чтобы раздать по другим домам в качестве пажей, наложников, женихов… Другие – рождённые такими, как мои братья, – используются только на войне. Их крепкое сильное тело и здоровый организм позволяют привить им гены других рас. В первую очередь используется кровь кожнаров, но в военных лабораториях работают над тем, чтобы расширить арсенал.
Россомахи считаются грубыми, невоспитанными, не способными сдерживать инстинкты. Но, честно говоря, я к ним привыкла куда больше, чем к таким, как Танай. Они проще и понятней, в то время как благородные «цветочки» всегда таят в себе угрозу. Никогда не угадаешь, на кого они шпионят – на мать, на тайную покровительницу или ещё на кого.
Росомахи никогда не опустятся до обмана. Их кодекс ясен и прост. И пусть кто-то говорит, что они не сдержанны, всё же до кожнаров им далеко.
В благородных домах их почти что нет. Дети живут на островах, потом мальчиков отправляют в лаборатории и на границу. Охрану в пределах Жемчужного берега обеспечивают леди из младших ветвей. Росомаха в доме – тот ещё моветон. Собственно, хуже только кожнар.
К счастью, Лорелей находит выход – у обитателей окрестных поселений всё проще. Там мало толку от аристократических «цветочков», и именно их стараются поскорее спихнуть «на заработки» – в богатую семью или в публичный дом. А вот крепких ребят берегут и даже прячут от господ.
Лорелей отправляет слугу в одну из таких семей, и через час крестьянские штаны и рубаха находятся у нас в руках.
Заяр смотрит на них так, как будто ему предлагают одеться в болотный мох.
Делаю вид, что не замечаю этого взгляда.
– В приёмной подожду, – говорю ему и выхожу.
Кожнар появляется в дверях через пару минут. Рубашку он так и не надел, но, по крайней мере, в штанах.
– Брезгуешь? – интересуюсь я.
Кожнар мрачно смотрит на меня, но через некоторое время снисходит до ответа:
– Воину носить одежду немощного – позор.
– О!
И как мне в голову-то не пришло…
– Пошли.
Шутки шутками, а надо будет учесть этот заскок…
***
Заяр сносно держится верхом – для кожнара, которые всю свою жизнь проводят на ногах. Они довольно быстрые, и, видимо, поэтому транспорт у них толком не развился. Иного кожнара не догнать и на виверне…
Но я решила всё-таки не проверять и велела выделить ему коня.
В такой компании охрана мне особо не нужна, но я всё-таки беру парочку сестёр и приказываю им следовать на расстоянии позади. Старшую зовут Менея, и она приходится мне двоюродной сестрой. Двух других по именам не помню.
Едем неторопливо, я потихоньку осматриваю окрестности. У меня начинает созревать идея: дом, который я построю для себя, будет стоять в излучине реки, у самого моря, чтобы было много воды,как на острове, где я жила, и чтобы можно было установить магические ловушки вдоль каждого берега – так, на всякий случай.
Определившись с местом, не спешу поворачивать домой. Сёстры далеко, и вряд ли кто-то здесь может нас подслушать.
Хорошее время и место, чтобы расспросить кожнара, вот только с какой стороны подойти к расспросам?
Замедляю ход коня и, подав знак сёстрам, чтобы те не спешили меня нагнать, выезжаю на каменистое плато. Кожнар – следом за мной.
– Красиво? – спрашиваю я.
Кожнар, конечно, молчит, но недолго.
– В наших пустошах больше красоты.
– Они тоже красивы! – признаю я. – Но слишком опасны. У вас совсем нет закона. Вы безжалостны к слабым.
– Лучше так, чем подчинить силу слабости.
Хмыкаю. Не то чтобы он не прав.
– Говорят, вы больше всего ненавидите самых «сильных» – из нас, росомах.
– Потому что они позволяют собой помыкать. Но это неправда: мы ненавидим вас всех.
– И меня ты тоже ненавидишь? – Чуть разворачиваю коня, чтобы оказаться в поле его зрения и полностью закрыть ему обзор.
Кажется, Заяр колеблется, но всё же говорит:
– Больше всех жемчужниц я ненавижу твою сестру. А ты слишком похожа на неё.
Невольно опускаю взгляд. Его слова причиняют боль. Тут же мысленно отвешиваю себе пощёчину и снова распрямляю спину.
– Ты ненавидел её с первого дня, как оказался здесь?
– Да.
– А до того?
Кожнар не мог не почувствовать подвоха, но почему-то решает уступить.
– Она купила меня сразу после того, как я оказался в плену.
Внезапная пауза, и по лицу его пролетает тень.
– Ты надеялся, – делаю вывод я.
– Да! – Заяр со злостью смотрит на меня. – Я был дураком! Больше не ошибусь!
– Что заставило тебя надеяться? Разве ты не знал, как наши женщины к вам относятся?
Заяр мрачно смотрит мимо меня и молчит. Но мне кажется, я знаю ответ. Одна и та же сила обманывала мужчин из века в век – красота и желание любить.
– Ты считал её красивой? – спрашиваю я, почти не сомневаясь, что Заяр не ответит. Мне достаточно вспышки, которая проносится в его глазах. Да, он так считал.
Вздыхаю.
– Значит, ты успел разочароваться раньше, чем она привезла тебя в дом.
Случайно опустив взгляд, замечаю, как крепко он стиснул поводья коня.
– Кто виноват, что вы все западаете на блёстки и мишуру? – Слова слетают с языка раньше, чем я понимаю, что произношу их вслух.
– Мы все? – с любопытством и злостью переспрашивает кожнар.
Пожимаю плечами: чего уж тут скрывать?
– Да, вы все – от кожнаров и росомах до самых утончённых мальчиков из лучших семей. Стоит вам увидеть блеск жемчужин в чьих-то волосах, и вы уже на небе. Не мы подчинили себе «сильных». Они сами подчиняются… нам.
– Ты считаешь нас дикими. Но даже мы умеем ценить красоту. И это ты ставишь мне в вину?
– Нет. Это ты ставишь в вину мне и моей сестре.
Разговор не оканчивается ничем, но у меня нет настроения его продолжать.
Ненавижу мужиков, которые залипают на мишуру, а потом в своих несчастьях винят нас!
Я не люблю мишуру. Я честно говорю, кто я и чего хочу. Поэтому у Аяны и всех, кто на неё похож, всегда было преимущество передо мной.
В конце концов, я люблю сестру, а он мой враг. Он попал в плен? Велика беда! Если бы не участвовал в набеге на наши деревни, то и жил бы себе в своих пустошах. Никому он не сдался здесь, на Жемчужном Берегу.
Вот уже четыреста лет, как эта земля принадлежит нам. Мы не пришли бы сюда, будь у нас выбор. Потому что здесь холодно, сухо, и воздух такой жёсткий, что мы умираем от одного только дыхания.
И все четыре сотни лет кожнары пытаются доказать нам, что эта земля принадлежит им, а мы должны умереть, лишь бы потешить их жажду славы. Потому что мы «слабые», а они презирают слабость.
Так нечего пенять, что наша «слабость» оказывается такой опасной! Что мы подчиняемся собственным законам, а не тем, которые установили они.
– Едем домой! – жёстко говорю я и поворачиваю коня. Посмотрим, сможет ли этот «сильный» меня догнать.
***
Заяр Зайн
Парк жемчужницы на самом деле неожиданно красив. Жаль, что я вижу его в первый раз. Хотя… Что бы это могло изменить?
Усмешка невольно появляется у меня на губах и я, стараясь не привлекать к себе внимания, оглядываюсь на жемучжницу, которая едет по правую руку от меня. Запала её хватило ненадолго – с четверть часа помучила коня и замедлила ход. Пожалела меня?
Горечь становится ещё сильней.
Никогда не позволял женщинам себя жалеть.
А теперь мне не из чего выбирать. От затылка до кончиков когтей завишу от неё.
Последняя присказка, промелькнув в голове, наводит меня на мысль.
О печатях жемчужниц толком ничего не известно, но если хозяйка моей печати мертва, не значит ли это, что и печать должна ослабеть?
Осторожно пробую выпустить когти, но нет. Тело тут же пронзает боль, и я от неожиданности едва не сваливаюсь с коня.
– Эй! – Жемчужница уже возле меня. Тонкая рука обхватывает меня поперёк спины, другая ладонь оказывается на животе. – Ты чего?
– Ничего, – удаётся выдохнуть сквозь зубы. Выпрямляюсь в седле, но жемчужница продолжает меня держать.
Особой силы в её руках нет. И как только она командовала отрядом мужчин?! Если, конечно, не врёт. Ни один кожнар не стал бы её слушаться.
Госпожа думает о чём-то своём и продолжает «поддерживать меня». Только спустя минуту, наконец, убирает руки. А я-то уже начал привыкать… Невольно продолжаю смотреть на неё.
У Эгле, как и у Аяны, в глазах перламутр. Зрачки зелёные, как морская вода.
Воспоминание об Аяне портит удовольствие от прогулки, и я отвожу взгляд.
Надо думать не о её глазах, а о том, как заставить её снять печать. Уговорами, угрозами, шантажом?
Я пообещал, что не причиню ей вреда. Клятва связывает меня по рукам и ногам… Но я сам виноват: поддался страху – и вот результат.
Эгле сворачивает на боковую аллею. Следую за ней. Молчание начинает угнетать – возвращаются мысли, которые мне совсем не нужны. Например, о том, как позволил проклятым жемчужницам завладеть собой.
– Я не хотел тебя обидеть, – говорю я, просто чтобы развеять тишину.
– Ты меня не обидел, – эхом отзывается жемчужница, но, кажется, мысли её где-то далеко.
Ещё какое-то время мы молчим, а затем она первая продолжает разговор.
– Тебе будет трудно меня понять. Я знаю, что ты ненавидишь Аяну и не испытываешь любви к тому миру, в котором мы живём. У тебя свой мир и свои привычки. Не для того, чтобы попрекнуть, но всё-таки спрошу: разве ваши воины не берут наших девушек в плен?
Молчу. Конечно, берут, по самым разным причинам: кто-то из-за красоты, кто-то потому, что укротить жемчужницу – приятное дополнение к списку побед. Все без исключения жалеют о том, что сделали, и потому абсолютно честно говорю:
– Я бы не взял.
Эгле смотрит на меня и недоверчиво поднимает бровь.
– Не из любви к твоему народу. Скорее, наоборот.
К моему удивлению, Эгле отвечает заливистым смешком.
– Тут нечего гордиться собой! – мрачно добавляю я.
– Поговорим об этом как-нибудь потом, – обещает она. – Я просто имела в виду… что и твой народ, и мой – оба по-своему хороши. Всё зависит от того, с какой виверны смотреть.
– И с какой смотришь ты?
– Конечно же, с той, что это мой народ, а Аяна – моя сестра. И мне больно от того, что она умерла. Наверняка в мыслях ты проклинаешь её, но даже если бы она замучила до смерти десяток кожнаров, вряд ли я стала бы любить её меньше.
Молчу, прежде чем ответить, и говорю:
– Я могу понять.
Между нами снова повисает молчание, но уже не такое напряжённое, как былп. А я замечаю, что мы едем вовсе не той дорогой, которой добирались до берега. Некоторое время оглядываюсь по сторонам, пытаясь сориентироваться. Не то чтобы это могло мне помочь, но вдруг… До чёртиков надоело не знать, где я нахожусь!
Видимо, мои движения не ускользают от внимания «госпожи», потому что она некоторое время наблюдает за мной, а затем говорит:
– Я хочу осмотреть берег с другой стороны. Пересечём реку, проедем по карнизу над морем, поднимемся по северному склону и на лодке вернёмся назад.
После паузы она добавляет:
– Я выбираю место, где построю себе новый дом. Мне нравится этот карниз. С одной стороны – река, – с другой – обрыв.
– Легко оборонять.
– Ага.
Она с улыбкой смотрит на меня, и я с удивлением понимаю, что улыбаюсь в ответ.
Хотелось бы мне знать, что в эти мгновения творится у неё в голове…
***
Эгле
Этот кожнар не такой уж дикарь. Меня удивляет его спокойствие и то, что он не пытается срывать на мне злость. Мы едем по парку в молчании, и я с удивлением ловлю себя на мысли, что мне с ним спокойно. Спокойнее, чем было бы с сестрой, или с Лорелей, или с кем-то другим. Глупо, учитывая, что он бы свернул мне шею, если бы не печать.
Но я ничего не могу с собой поделать. А ещё… У меня такое чувство, что он – единственный в этом доме, кому я могу доверять.
В Пограничье было не так. Там не было интриг, потому что от тех, кто рядом с тобой, зависела твоя жизнь, а их жизни зависели от тебя.
Наверное, в радиусе ста миль вокруг он – единственный, кто в этом способен меня понять.
Не потому ли запрещено держать дома росомах?
Останавливаю коня у реки. Никогда не задавалась этим вопросом, а сейчас вот спрашиваю:
– Как кожнары относятся к лодкам?
– Плохо, – признаётся Заяр.
Хмыкаю.
– Придётся потерпеть. Мостов через эту реку нет.
Заяр спокойно кивает в ответ. Подаю знак сёстрам, приказывая начинать готовить паром. Сама спускаюсь с коня и присаживаюсь на камне у реки. В этих местах я была… только очень давно. Там, за рекой, выше по склону – небольшое бунгало, в которое меня приглашала мать. Почему– то мне хочется поселиться поближе к нему.
Заяр остаётся сидеть верхом и внимательно оглядывает пространство над рекой.
Он так оглядывается всю дорогу, но я не думаю, что он хочет сбежать. У него же печать… А если и сбежит – его дело. Мне же меньше проблем.
?
***
– Нехорошо смотреть на госпожу сверху вниз.
Кожнар вздрагивает. Вижу, как прищуриваются его глаза и пальцы крепче сжимают поводья.
Мне, собственно, всё равно. Я и для девушки-то коротышка. Чистая кровь, чувствительный к климату организм… Любой росомаха в моём отряде выше меня на полторы головы. Рост я давно уже не воспринимаю как признак авторитета. А вот Менея, похоже, комплексует…
Вижу как она, оставив младших сестёр возле причала, приближается к нам.
У Менеи отец из дома Крайтов,;хотя род этот довольно знатен, но даже женщины у них заметно более коренасты, чем у нас. Что уж говорить о мужчинах… Старшая леди бьётся изо всех сил, чтобы хоть кого-то раздать по гаремам, но всё равно из детей дома получается очень много россомах.
Менея же дочь маминой младшей сестры. Думаю, что Крайт в гареме был её блажью, и кто же знал, что именно от него родится единственная старшая дочь? Менея заметно выше меня, но Заяр, даже если спустится с коня, всё равно будет немного выше её. Так чего она добивается?
Догадаться легко. Рука старшей по страже тянется к висящему на поясе кнуту.
– Менея, – спокойно говорю я, прекрасно зная, как действует на людей этот тон. Мы, к счастью, не в особняке, и передо мной не Лорелей. Впрочем, поразмыслив, поворачиваюсь к кожнару и говорю: – Спустись. И правда, нехорошо.
Заяр выполняет приказ, но остаётся так же напряжён.
Поворачиваюсь к Менее и жду продолжения.
– Что-то произошло? – задаю я наводящий вопрос.
– Паром тяжёлый. Будет быстрее, если его спустит кожнар.
Чувствуя, что оказалась в столь нелюбимой мной роли медиатора, поворачиваюсь к парому, потом – к кожнару и снова к Менее. Мне не нравится, что она перехватывает инициативу и приказывает рабу, который принадлежит мне.
К своему удивлению, слышу лёгкий шорох за спиной и, повернувшись на звук вижу, что кожнар опустился на одно колено.
– Если госпожа прикажет,я помогу.
Смотрит только на меня, и я так рада этой неожиданной поддержке, что с трудом сдерживаю вздох облегчения.
– Помоги, – подтверждаю приказ. Потом поворачиваюсь к Менее и добавляю: – Как только он закончит, оба возвращайтесь ко мне.
Менея салютует кнутом и кивает Заяру на причал.
Гладя, как они удаляются, размышляю про себя о том, что в семье туго с дисциплиной. Менею я знаю слабо – сестра и сестра. Виделись пару раз на приёмах у Аяны. Статус Старшей по страже по наследству не передаётся. Как и адъютанта, её должна бы назначать я. Очевидно, Менея заслужила его дружбой с Аяной… Пытаюсь вспомнить, видела ли её в охране у сестры, но не могу.
В любом случае, если Менея в последние месяцы выполняла эту роль, она должна что-то знать о смерти сестры. Мысленно завязываю узелок, что нужно будет вызвать её и о многом поговорить.
Наблюдаю, как Заяр без труда подхватывает плоскодонное судно из толстых деревянных брёвен, с которым так долго возились трое сестёр.
Паром опускается на воду. Пока Заяр удерживает его одной рукой, Менея оглядывается на меня. Принимаю решение подойти сама.
Приближаюсь к ним и первой запрыгиваю на паром. Он не такой уж большой. Если возьмём с собой лошадей, то влезем только вдвоём с Заяром. Если очень постараться, можно запихнуть ещё одну сестру, чтобы орудовала шестом.
– Все вместе не влезем, – подтверждает мои мысли Менея. – Переправляйтесь на тот берег с Таей. – Она кивает на одну из сестёр. – Мы с Хейсой и кожнаром поплывём следом.
Я невольно приподнимаю брови. Странный расклад! Судя по тому, что во втором транше трое, лошадей она действительно собралась переправить со мной. Хотя, по статусу, скорее кто-то из младших должен нюхать навоз.
Я не против лошадей, но хочу, чтобы со мной плыл Заяр, о чём, собственно, и говорю.
– Тогда он будет двигать паром, – легко соглашается Менея. Тоже странно: выходит, вся охрана пойдёт отдельно от меня? И Менея совсем не боится, что кожнар что-нибудь сотворит?
Ладно, потом разберусь, за какие заслуги она стала доверенным лицом Аяны.
– Заводите лошадей, и поплыли.
Дождавшись, пока первый приказ будет выполнен, перевожу взгляд на Заяра и киваю на паром.
Кажется, он не слишком доволен, однако берётся за шест.
– Тоже работа для немощных? – интересуюсь я, когда паром отдаляется от берега достаточно далеко, чтобы наш разговор не могли услышать.
Кожнар какое-то время молчит и никак не реагирует на мою улыбку, а потом всё-таки говорит:
– Если бы я командовал твоей охраной, не оставил бы одну.
От бархатистого голоса и неожиданно уверенного тона по спине пробегают мурашки. Силясь скрыть смущение, смеюсь.
– Я не так беззащитна, как тебе кажется, иначе не осталась бы с тобой наедине.
Кажется, кожнару совсем не нравится мой смех, и после недолгого молчания я касаюсь ладонью его плеча.
– Я тебе благодарна за то, что помог.
– Это было легко, – морщится кожнар.
– Я не про паром. Точнее, не совсем про него.
Серьёзно смотрю на него. Теперь и Заяр смотрит мне в глаза.
Мне кажется, он хочет что-то сказать, когда раздаётся пронзительный свист. Заяр отбрасывает шест. Его рука взлетает перед моим лицом, и я едва успеваю заметить, как в неё входит стрела.
– Ложись! – толкаю его на дно и падаю следом.
***
И кто бы мог подумать, что эта река такая быстрая?!
Мы едва успеваем упасть на дно, когда мощный поток опрокидывает паром. Нас накрывает деревянным судном, а я с ужасом понимаю, что Заяр камнем идёт на дно.
Он тяжёлый, как конь, но в отличие от него даже лошади, кажется, потихоньку пытаются добраться до берега.
Пока я пытаюсь вытянуть его на поверхность, нас обоих швыряя о камни и несёт куда-то в сторону.
Крепко приложившись плечом о какой-то булыжник, понимаю, что нас обоих смыло со скалы. Кроме как материться, больше ни на что не хватает сил, но грохот водопада заглушает даже мою ругань.
Мы продолжаем кувыркаться, цепляясь друг за друга, пока Заяр, резко оттолкнувшись от дна, не толкает меня к берегу.
Оба вываливаемся в какие-то кусты и ещё с метр прокатываемся по каменистой земле.
Несколько секунд я просто тяжело дышу, безуспешно пытаясь осознать, что произошло. Потом вспоминаю, что партнёр наглотался воды, и резко сажусь.
Заяр пытается откашляться, но, кажется, это не главная его проблема… Парня трясёт, и мне стоит некоторых усилий понять, почему. Печать на его груди с каждым мгновением разгорается всё сильней. Повязка промокла от воды, и на ней проступила кровь. Из руки торчит дротик.
Быстро черчу дрожащей рукой печать и вижу, как Заяр ощутимо расслабляется.
Облегчённо вздыхаю: самая насущная проблема решена.
– Ты как?
Заяр только качает головой.
– Что это было, аспиды разбери?!
Риторический вопрос, ответа на который Заяр знать не может, и потому перехожу к следующему:
– Зачем? – Беру его за запястье и, не глядя в глаза, принимаюсь осматривать рану. Снаряд довольно толстый, и остаётся только надеяться, что кости не сломаны, потому что я понятия не имею, как их лечить.
Заяр молчит, и только тогда, когда я поднимаю взгляд на его лицо, сам отводит глаза и говорит:
– Если бы тебя убили,в чьих руках оказалась бы печать?
Достойный аргумент!
– Как только вернёмся, сделаю всё, чтобы её убрать, – обещаю я. Я уже даже свою готова не ставить. По всему видно, что кожнар куда менее опасен, чем мои ближайшие родственнички.
Причастна ли Менея к покушению? Или да, или она просто дура. В любом случае, с этим придётся разобраться позже.
– Заяр, посмотри на меня.
Резко поднимает взгляд.
– Кто-то должен вынуть дротик. Ты или я?
Заяр с мгновение колеблется, потом признаёт:
– Неудобно одной рукой.
Киваю. Быстро отламываю оперение и без предупреждения проталкиваю снаряд насквозь.
Заяр орёт, и я ничего не могу сделать, кроме как пробормотать:
– Всё хорошо. Всё будет хорошо.
Стиснув зубы, он замолкает и пристально смотрит на меня. От этого внимательного взгляда меня пробирает дрожь. Спешу опустить глаза и теперь смотрю на рану. У кожнаров довольно сложное строение кисти, но сейчас эта мысль ничем не может мне помочь. Лекарств с собой, конечно, нет, поэтому делаю единственное, что могу. Наклоняюсь и касаюсь его руки языком.
По телу кожнара пробегает дрожь.
– Терпи… – Я едва слышу собственный голос из-за крови, пульсирующей в висках. Осторожно обрабатываю края раны, потом отрываю полоску ткани от подола своей блузки и заматываю ему кисть. Только бы не перелом!
Немного разобравшись с перевязками, перевожу дыхание и прислоняюсь спиной к каменной стене пещеры, где мы оказались. Оглядываюсь по сторонам. Снаружи течёт река, но узкая дорожка, кажется, ведёт вдоль берега между потоком и отвесной скалой. Выбраться отсюда можно, но что потом?
Касаюсь пальцами именного амулета, который спрятан под блузкой. Всё в порядке, амулет активен. Дома знают, что я жива, и должны начать поиски – если, конечно, они там все скопом не хотят отправить меня на тот свет… Вряд ли так уж все. Кто-нибудь наверняка задумается о том, куда я пропала. Вот только кто?
И зачем вообще в меня стрелять? Аяна только что умерла. Вторая смерть спустя такое короткое время обязательно вызовет подозрения в Совете Леди, если только Совет тоже не заинтересован в том, чтобы меня убрать… Ладно, это уже паранойя!
Как младшая сестра я наследую за Аяной. Задумываюсь. Кто наследует после меня? Лорелей?
Даже не знаю, насколько правдоподобно, что она в этом замешана.
Менея? Ну не такая же она дура, чтобы ради наследства убивать меня почти что собственными руками…
– Ладно, как только вернёмся домой, разберусь. – Не замечаю, как произношу в слух. И стоит мне выдохнуть пару слов, как грудь разрывает кашель.
Краем глаза замечаю, что Заяр с беспокойством смотрит на меня. Тянется помочь. Только чем тут поможешь?
– Эгле?.. Госпожа?..
Качаю головой.
– Не умру, – выдыхаю я и, кашлянув, в последний раз задерживаю дыхание, давая горлу успокоиться. Оптимистичный прогноз…
– Ты замёрзла.
Заяр встаёт и садится надо мной на корточки.
– Я разожгу костёр.
С сомнением смотрю на него.
– Одной рукой?
– Наберу хвороста. У тебя есть печать для огня?
Киваю, чтобы не тратить дыхание.
Заяр поднимается и направляется к выходу.
С беспокойством смотрю ему вслед. Хочется попросить: «Только не пропадай…»
Но я берегу дыхание. И собственное достоинство. Никуда он не уйдёт. У него печать.
***
Заяр возвращается через полчаса. В руках у него действительно ворох валежника. Пока я сижу, прислонившись к стене, и борюсь с ощущением, что меня катают на виверне, он умело складывает растопку колодцем и оборачивается ко мне.
Киваю, подползаю к нему и черчу в воздухе печать.
Ветки с треском загораются. Я не сразу чувствую ползущее от костра тепло. Его всё равно слишком мало. Рубашка промокла насквозь. Я бы её сняла… Но даже не знаю, будет ли лучше, если я останусь голая на ветру.
– Если хочешь, я поищу еду, – предлагает Заяр, искоса глядя на меня. Опускаю взгляд на его рану, перемотанную куском моей блузки. Битый небитого везёт… – Всё в порядке, – поспешно говорит он.
– Я сама…
Поднимаюсь на ноги и тут же едва не отправляюсь в полёт.
Заяр успевает подхватить меня на руки и осторожно опускает на землю.
– Грейся! – твёрдо говорит он. – Я скоро вернусь.
Не остаётся иного выбора, кроме как выполнить приказ…
Заяр
Говорят, что большая часть змей умирает от простуды, не дожив до восемнадцати лет…
