Оглавление
Рената Гальцева. К портретам русских мыслителей
От авторов
Александр Пушкин
Р. Гальцева. Пушкин и философия: На подступах к теме1
Федор Достоевский
Р. Гальцева, И. Роднянская. О личности Достоевского (По поводу романа-исследования Б.И. Бурсова)11
Владимир Соловьев
Р. Гальцева, И. Роднянская. О современных уклонах в освоении соловьевского наследия44 (Вводные замечания)
Р. Гальцева, И. Роднянская. Владимир Соловьев и Ф. М. Достоевский в умственном кругу русских консерваторов XIX века73
Р. Гальцева, И. Роднянская. Просветитель: Личная участь и жизненное дело Владимира Соловьева (По случаю выхода в свет труда С.М. Лукьянова «О Вл. С. Соловьеве в его молодые годы»)236
Р. Гальцева, И. Роднянская. Реальное дело художника «Положительная эстетика» Владимира Соловьева и взгляд на литературное творчество302
Р. Гальцева. Конкретная эсхатология Владимира Соловьева313
И. Роднянская. Конец истории и «окончательный взгляд на церковый вопрос» К строению «Трех разговоров»327
Р. Гальцева. Николай Бердяев
Вступительный портрет363
Sub specie finis364: Утопия творчества Н.А. Бердяева365
«Вехи» на пути – и Бердяев на их страницах489
Марксизм и Россия: По следам мысли Бердяева и за ее пределы508
Огненный дух: Автопортрет Николая Бердяева в его «Самопознании»525
«Мятежный пророк»530
Новая встреча со старым Бердяевым531
И. Роднянская. Сергей Булгаков
Вступительный портрет538
С.Н. Булгаков – публицист и общественный деятель539
Распутывание гордиева узла (Сергей Булгаков в сборнике «Вехи»)553
София-«хозяйка»: Доктрина о. Сергия Булгакова как профилактика консумеризма560
Чтитель и толмач замысла о мире (Книга «Свет Невечерний» в философском творчестве С.Н. Булгакова)592
С.Н. Булгаков в споре с марксистской философией истории: отталкивания и притяжения622
Схватка о. Сергия Булгакова с Иммануилом Кантом на страницах «Философии имени»684
С.Н. Булгаков и П.А. Флоренский: К философии дружбы701
Сергей Николаевич Булгаков – отец Сергий: стиль мысли и формы мысли744
Лев Шестов
Р. Гальцева. Иск к разуму как дело спасения индивида: Гносеологический утопизм Л.И. Шестова796
Павел Флоренский
Р. Гальцева. Мысль как воля и представление: Утопия и идеология в философском сознании П.А. Флоренского884
Семен Франк
И. Роднянская. Художественное творчество в пространстве мысли С. Л. Франка (Опыт энциклопедической статьи)1050
Георгий Федотов
Р. Гальцева «Трагедия интеллигенции» как трагедия России1062
Николай Лосский и Аарон Штейнберг
Р. Гальцева. Культурный Архипелаг (Воспоминания философов)1076
Александр Солженицын
Р. Гальцева. Солженицын: Пророческое величие1086
И. Роднянская. Ленин в «Красном Колесе»: Художественно-исторический портрет за гранью идеологий1102
Приложение
Р. Гальцева. Новая книга по русской философии в современном контексте1111
Р.Гальцева. Из-за рубежа: книга Александра Вадимова «Жизнь Бердяева»1129
Р. Гальцева. Неизменный спутник1131
Р. Гальцева. Непройденные «Вехи»1140
И. Роднянская. Несколько философских вопросов к современной версии «православного энергетизма»1156
И. Роднянская. Новое ослепление: Современная доктрина политического православия1200
И. Роднянская. Пророки конца эона:1211 Инволюционные модели культуры как актуальный симптом
Отрывок из книги
Насколько мне известно, до сих пор никто не брался за метафизику Пушкина. Но вот вышел труд Авраама Самуиловича Позова, прямо так и названный, труд необычный и даже уникальный (печатается по первому изданию, опубликованному в Мадриде в 1967-м году). И это вроде бы понятно, ибо метафизика предполагает у человека сознательное намерение посвятить ей свои умственные силы, задаваясь вопросами о «едином и многом», о сверхчувственных принципах и первоначалах бытия. А Пушкин как будто в такую материю не погружался (и даже, согласно глубоко укорененному убеждению, был врагом всякой метафизики). Нет также исследования, которое бы трактовало «философию Пушкина»2. И это можно понять, потому что, будучи более систематизированной и расширительно толкуемой метафизикой, философия есть дисциплина, а следовательно, тоже предполагает сознательное формулирование своих тезисов и постулатов. Ибо если по своим целям она экзистенциальна и призвана отвечать на коренные запросы человеческого существования, а в конечном счете на вопрос о смысле бытия – и тут она родственна искусству и религии, – то по своим средствам она близка науке, потому что должна быть убедительна для самого мышления, а значит, она должна пользоваться понятийно-дискурсивным аппаратом. За Пушкиным же до сих пор не числились опыты теоретизирования.
Итак, о философии Пушкина можно говорить метафорически, имея в виду то, по словам М. Гершензона, «неповторимое видение вселенной», которое носит в себе каждый человек, тем более что Пушкин – не «каждый», а, по характеристикам современников и исследователей, «умнейший муж России», «учитель мудрости», наконец, «истинно великий мыслитель». Попытку реконструкции такого целостного «ви́дения» предпринял Н. Бердяев в отношении Достоевского, корректно назвав свое философское сочинение «Миросозерцанием Достоевского» и отказавшись от первоначального названия – «Философия Достоевского», хотя автор «Братьев Карамазовых» и «Дневника писателя», в отличие от Пушкина, признавался в своей склонности к философствованию, пытаясь по временам изъясняться на понятийном языке. Пушкин не демонстрировал себя любомудром, но впечатление огромной умственной силы возникает при первом знакомстве с поэтом, переходя затем в восхищенное изумление.
.....
Лукьянов находит у Д.Н. Овсянико-Куликовского чрезвычайно удачную характеристику, этого господствующего «типа семидесятника»257, в котором моральный энтузиазм служения народу сочетался с псевдонаучным социологизмом и авантюризмом политических заговорщиков. Соловьев по своему психическому складу сам был столь же воодушевленным идеалистом-общественником (а в отрочестве и ранней юности отдал несколько лет «отрицательному направлению»), и в первых же публичных обращениях к своим современникам он предпринимает попытку перенаправить скопившуюся в обществе нравственную энергию в новое русло – «влить струю христианской веры в сердца представителей прогрессивной мысли в России» (этой формулой у биографа Соловьева В.Л. Величко определена «главная практическая цель» всей его деятельности258).
С этой поры, исполняя задачу просвещения, Соловьев втянулся в многоактную драму с однотипными коллизиями: всякий раз он приглашает инакомыслящего соединить правду своих убеждений с вселенской истиной, пожертвовав при этом их ложной стороной, – и всякий раз после такого призыва к «перемене ума», к обузданию своего идейного пристрастия перед философом запирается дверь, в которую он стучался. Дверей было столько, сколько в тогдашней России наличествовало общественных сил.
.....
