Читать книгу Ноктюрн - Рианн Анж - Страница 1

От одного только фойе отеля «Pot aux roses» захватывало дух – подобное чувство испытываешь в католическом храме. Может, виной тому было то, что любой звук здесь разносился эхом; или же на такие мысли наводила галерея из фотографий знаменитых постояльцев, напоминавшая иконы мучеников и святых. Да и само название вроде бы значило «убежище». Но помимо прочего с языка так и рвались слова «вампирский шик»: в оформлении преобладали графитовый и черный цвета, изредка перемежаясь винно-красным и золотым, а черный мрамор с бледными прожилками местами перетекал с пола на стены.

Не слишком гостеприимно, но ведь это лучший отель в городе.

Ощутив ее волнение, он приобнял ее за плечи.

– Ты дрожишь. Еще знобит?

Она слегка повела плечами и успокоительно улыбнулась.

– Еще не совсем отошла, наверное.

Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в висок. Для этого ему пришлось нагнуться, так как ее макушка не доходила ему даже до подбородка. Они неспешно направились к стойке регистрации, умиротворяюще и вместе с тем зловеще поблескивающей холодным глянцем. Их шаги почти заглушали игравшую будто в отдалении классическую музыку, кажется, что-то из Баха. Знаменитые постояльцы взирали на новоприбывших из своих золоченых рамок с застывшей во времени безличной доброжелательностью.

– Добро пожаловать в отель «Pot aux roses»! – поприветствовала высокая холеная брюнетка в черном облегающем платье, эффектно подчеркивающем ее алебастровую кожу. – Меня зовут Рене, чем я могу вам помочь?

– У нас забронирован номер.

– Ваши имена, пожалуйста.

– Гаррет Виндекс и Габриэль Морган.

Его рука обвилась вокруг ее талии. Габриэль зарделась, но на губах расцвела счастливая улыбка. Она жаждала его прикосновений последние полгода, но уже не надеялась когда-нибудь их почувствовать. Сквозь дымку сладостно-горьких воспоминаний Габриэль расслышала извиняющийся тон:

– …накладка, вероятно, сбой в системе.

Гаррет с неудовольствием убрал руку с ее талии, чтобы предъявить Рене распечатку брóни. Габриэль украдкой взглянула на его орлиный профиль. Ответом ей было легкое пожатие руки. Рене сверилась с распечаткой, потом с экраном монитора и мелко покачала головой.

– Сожалею, но по нашим данным в этот номер два дня назад уже въехали постояльцы. Сбой в системе, – повторила она и улыбнулась дежурной сочувствующей улыбкой. – Нам очень жаль, что так вышло… Но мы можем предложить вам взамен наш лучший номер – люкс для новобрачных, «Ноктюрн».

Гаррет и Габриэль быстро переглянулись.

– Строго говоря, мы не женаты… – начала было Габриэль, но настойчивое поглаживание по талии ее остановило.

– Других свободных номеров на данный момент у нас нет, – пояснила Рене, – а на «Ноктюрн» претендентов обычно немного.

– Отчего же? – с легким смешком поинтересовался Гаррет.

– У нас здесь в основном деловой контингент, мистер Виндекс, – с той же дежурной улыбкой сказала Рене. – В нем нет ничего сверхъестественного, не подумайте. Вы можете сейчас подняться взглянуть на него, и в случае если вас все устроит, я вас зарегистрирую.

– «Ноктюрн», – повторил Гаррет и при взгляде на Габриэль в его глазах мелькнул бесовский огонек. Он снова посмотрел на Рене. – Регистрируйте сразу. На десять дней.

Не задавая лишних вопросов Рене отправила сообщение паре свободных горничных, чтобы подготовили номер, и застучала по клавиатуре. Краем глаза она заметила тревожный взгляд Габриэль Морган, на который ее «не-муж» ответил улыбкой и ласковым бормотанием, понятным только влюбленным. Рядом с ним, таким высоким и широкоплечим, она выглядела студенткой-первокурсницей, причем весьма изнуренной, с пурпурными от хронического недосыпания веками. Во время их разговора глаза Габриэль пронзали Рене своей необычайной синью. Не иначе линзы, но смотрятся весьма эффектно на фоне молочно-белой кожи, настолько тонкой, что сквозь нее видны отдельные прожилки вен и сосудов. Платинового цвета локоны обрамляли ее лицо, остальная же масса была собрана изящной серебряной заколкой-крабиком – Рене почему-то сразу подумала, что это должен быть подарок «не-мужа».

– Подставьте вашу подпись вот здесь.

Гаррет Виндекс оторвался от воркования с «не-женой» и черкнул размашистую подпись. Затем оплатил внушительный счет за десятидневное пребывание в лучшем номере-люксе лучшего отеля в городе без всякого видимого бахвальства, чем окончательно покорил Рене. Она подозвала коридорного, на бейдже которого значилось имя «Сэм», вручила ему ключ-карту и одарила «не-молодоженов» все той же дежурной, но кисловатой улыбкой.

– Если вам что-то потребуется, вы можете позвонить сюда из номера. Спасибо, что выбрали отель «Pot aux roses», и за ваше понимание. Приятного отдыха!

Габриэль Морган ответила ей очаровательной, чуть смущенной улыбкой. И хоть она говорила немного, но Рене все же отметила ее вкрадчивый, чуть бархатный тембр, необычно контрастировавший с хрупкой, слегка эфирной внешностью. Но, как ни странно, идеально сочетавшийся с таким же бархатным, чуть рокочущим тембром мистера Виндекса.

Стоило им отойти от стойки регистрации, как Гаррет тут же нежно прижал к себе Габриэль. Его длинные пальцы пробежали от ее талии к бедру, и она с тихим смехом вернула его руку наверх. Рене проводила взглядом эффектную пару, пока та вместе с коридорным Сэмом не скрылась за поворотом, чтобы подняться в номер, где им предстояло провести десять упоительных дней, и невольно вздохнула.

Тут любая бы позавидовала.

– Устала? – Гаррет всмотрелся в ее лицо. – Перелет был долгий.

– Думаю, это еще после вчерашней инъекции, – смущенно улыбнулась Габриэль, смахивая багровые слезы, выступившие от очередного зевка. Она бросила взгляд на спину Сэма. Казалось, подъем в лифте длится уже минут десять.

– Приляг, когда распакуемся, если хочешь, – ласково сказал он, отодвигая пепельный локон, чтобы видеть ее лицо. Горячие кончики пальцев скользнули по ее щеке, и она прикрыла глаза. – …Хотя предоставь распаковку мне. У тебя правда усталый вид.

– Посмотрим, – Габриэль снова стрельнула глазами на Сэма и на ключ-карту в его руке и понизила голос до предела. – Ты точно уверен насчет этого номера?

Гаррет с улыбкой кивнул и в этот момент лифт наконец-то деликатно звякнул на двадцать шестом этаже и с легким шуршанием открылся в пугающе узкий коридор, где практически друг напротив друга располагались две двери. Сэм подхватил их сумки и направился к правой.

– На этом этаже всего два номера? – тихо поинтересовалась Габриэль, на которую слегка давили стены.

– Да, мадам, – отозвался Сэм.

Он открыл дверь, включил свет и посторонился. На мгновение Габриэль невольно зажмурилась и прижала руку к груди, где трепыхалось сердце. Гаррет со смешком ввел ее внутрь.

– Боже! – вырвалось у нее.

«Ноктюрн» было бы уместнее назвать полноценной квартирой-студией, просторной и буквально дышащей тем же «вампирским шиком». Габриэль на слегка ватных ногах спустилась по ступенькам в углубление посередине комнаты, где располагались диван и пара кресел в классическом стиле с темной гладкой обивкой и позолоченными украшениями.

– Осторожнее, мадам, – улыбнулся Сэм и нажал какую-то кнопку на настенной панели у входа, – вы стоите на плазме.

На долю секунды Габриэль опешила, и когда пол под ее ногами пришел в движение, отскочила прямо в руки Гаррета. Там, где она только что стояла, медленно поднималась, словно крышка ноутбука, огромная плазменная панель.

По левую руку от двери располагались встроенные шкафы, таких высоких Габриэль никогда в жизни не видела. Сэм прошел в ту сторону и открыл один из шкафов поменьше, и она с удивлением увидела, что это вовсе не шкаф, а замаскированный мини-бар. На следующем за ним небольшом столе с поверхностью из уже привычного черного мрамора поблескивала кофемашина, ей вторил лаконичный кофейный сервиз. Вид кофемашины растрогал Габриэль почти до слез: она успела отвыкнуть от подобной роскоши.

Вся правая стена по сути являла собой окно в пол, оснащенное, как объяснил Сэм, рулонными шторами блэкаут, для которых была отдельная кнопка на все той же настенной панели. С нее же управлялась и система охлаждения.

– Шикарный вид, – заметил Гаррет, всматриваясь в ночную жизнь города. Он слегка нахмурился. За то время что они провели у стойки регистрации, здание отеля, казалось, окутал туман, так что свет фар проезжающих невдалеке машин воспринимался блуждающими огоньками. Ближайшие высотки и вовсе скрылись за плотной серой пеленой.

Будто отель «Pot aux roses» стоял в укромном месте где-то на самом краю земли.

– Некоторые постояльцы предпочитают вид во внутренний двор, в наш сад, – нарушил его размышления Сэм. – Несмотря на хорошую звукоизоляцию и шторы, простое знание того, что за окном происходит движение, нервирует их.

– Мы привыкли к движению, думаю, без него мы будем ощущать себя как в вакууме, – улыбнулся Гаррет.

Габриэль слушала вполуха. Ее вниманием полностью завладела самая огромная кровать, какую она когда-либо видела в жизни. Скрытая под куполообразным балдахином графитового цвета, она явно была вдвое больше стандартной двуспальной кровати. Как завороженная, Габриэль коснулась плотной непрозрачной ткани и медленно отодвинула, будто опасалась застукать за ней обнаженную пару. У нее вырвался восторженный вздох. Цвет внутренней поверхности балдахина и простыней пьянил взгляд винной терпкостью, шелковый блеск будто приглашал поскорее раздеться, ощутить разгоряченной кожей прохладную гладкую поверхность…

– Ух ты, – раздался голос у самого ее уха, казалось, тоже опьяненный увиденным.

Габриэль почувствовала его горячую ладонь на животе и прерывисто вздохнула. До нее будто сквозь вату долетели слова Сэма, который вроде бы показал, где можно связаться со стойкой регистрации в случае необходимости.

– …багаж вот здесь, у шкафов. К сожалению, в такой час мы не можем предложить вам столик в нашем ресторане. Возможно, вы желаете заказать ужин в номер?

Габриэль хотела было согласиться, но Гаррет вежливо отказался и поблагодарил Сэма за помощь: как словесно, так и материально. Сэм с почтительной улыбкой пожелал им хорошего отдыха. Как только за ним затворилась дверь, Гаррет с хитрой улыбкой медленно подошел к Габриэль и, резко подхватив, закружил ее так, что она, коротко взвизгнув, вцепилась в него как утопающий в спасательный круг.

– Ну как, тебе здесь нравится? – спросил он, поставив ее на ноги и не отпуская от себя.

Габриэль подняла на него сверкающие глаза, ее руки блуждали по его груди.

– Ты шутишь, здесь великолепно! – Тут ее лицо омрачилось. – Но ты точно уверен, что нам не стоит подыскать что-то… поскромнее?

– Я ведь изначально и выбрал «что-то поскромнее», но воля случая – или, точнее сказать, местного искусственного интеллекта – определила нас сюда. И я не вижу в этом ничего плохого.

Габриэль продолжала хмуриться, слегка рассеянно разглядывая обстановку номера. Гаррет прижался губами к ее виску и прошептал:

– Тебе не кажется, что после всего, что мы пережили, мы заслужили немного роскоши?

В одно мгновение у нее перед внутренним взором пронеслось все произошедшее за этот и – смутным кошмаром – предыдущий год, и ее резко бросило в дрожь. Габриэль зажмурилась, мелко замотала головой, и Гаррет поспешил прижать ее к груди.

– Я позабочусь о том, чтобы ты как следует отдохнула, – прошептал он, поглаживая ее волосы, – и стерла из памяти все кошмарные воспоминания.

Пока Гаррет, как и обещал, взялся разбирать их багаж, Габриэль отправилась исследовать ванную. Она открыла матовую дверь с позолоченной ручкой и ей хватило одного беглого взгляда, чтобы прослезиться. Гаррет всполошился, услышав ее всхлипы, и бросился к ней.

– Что, в чем дело?

Габриэль снова всхлипнула, у нее вырвался истерический смешок.

– Здесь есть ванна. Ванна, а не чертов душ, в который нужно отстоять очередь, но когда эта очередь подходит, ты уже не рад, что туда попал!

Гаррет рассмеялся и растер ей плечи – ему показалось, что она дрожит.

– Тогда, думаю, мне нужно позволить тебе насладиться горячей ванной, – его губы почти касались ее уха, – прежде чем мы насладимся друг другом.

На этот раз Габриэль действительно вздрогнула, но отнюдь не от холода. Гаррет прижался долгим поцелуем к ее шее, и ее прерывистый вздох вызвал в нем томную волну.

Когда он закрыл дверь, Габриэль стянула с себя черное платье подобное тому, которое было на Рене – лаконичное и облегающее, – оставшись в черных плотных колготках и черном же спортивном топе, который ненавидела, но даже не думала о том, чтобы заменить. Она присела на бортик ванны, чтобы в деталях рассмотреть интерьер ванной комнаты. Здесь витал тонкий аромат цветов, чистого белья и чего-то пряного. Габриэль почему-то подумалось о растертых в пальцах табачных листьях. В оформлении преобладали золото и черный мрамор. Им была облицована ванна у стены с позолоченным краном прямо в стене. Ее широкие бортики вполне позволяли, как со смущенной улыбкой представила Габриэль, расставить свечи и поставить пару бокалов вина. Здесь все же был душ, в ногах ванны, но он явно был далек от того, к которому привыкли они с Гарретом. Там вполне могло разместиться человек пять. У противоположной стены белел подвесной унитаз, над которым висела нейтральная картина с какой-то абстракцией в золоченой рамке. По всему периметру, не считая стены, занятой ванной и душевой, и блоком с унитазом, тянулась монолитная мраморная столешница, уставленная разными мелочами: золочеными подносами с флаконами, стопками благоухающих чистотой полотенец, небольшими растениями и вазами с букетами белых и красных цветов. Габриэль подумала было, что они искусственные, но подойдя ближе с удивлением поняла, что цветы настоящие.

Она поймала свое отражение в огромном, от столешницы до потолка зеркале, которое располагалось у стены напротив двери. Ей показалось, что она выглядит еще бледнее, чем обычно. Габриэль подошла к зеркалу и, опершись обеими руками о столешницу с двумя белоснежными раковинами, критически изучила отразившееся в нем лицо. Как и Рене, она отметила багрово-пурпурные веки, из-за чего глаза, и без того довольно глубоко посаженные, казались утопленными в глазницы. Но в остальном они выглядели здоровыми и – что самое главное – сытыми, о чем свидетельствовал чистый синий цвет радужки. Габриэль помыла руки, ополоснула лицо прохладной водой и бегло осмотрела столешницу в поисках зубной пасты, но вместо нее случайно наткнулась на еще одно зеркало, круглое, на позолоченной ножке, и невольно рассмеялась, обнажив клыки – совсем небольшие, что опять же говорило о сытости, белоснежные на фоне бледно-багровых, будто зацелованных губ.

Габриэль распустила волосы, и они, обдав ее ароматом духов, рассыпались по плечам, укрыли спину плотным серебряным покрывалом до самой поясницы. Критическому осмотру подверглось и тело, ненавидимое ею, казалось, целую вечность. Стройное, даже хрупкое телосложение не добавляло ей зрелости – скорее отнимало лет пять. Габриэль коснулась пальцами кулона на прозрачной цепочке, подарка Гаррета, который она носила не снимая. Красный камень подчеркивал цвет ее глаз – до недавнего времени, когда кровь Гаррета не окрасила их в синий. Габриэль провела ладонью по небольшой груди, ощутив под подушечками пальцев остроту сосков, и мечтательно улыбнулась от воспоминания о том, как совсем недавно Гаррет целовал их. Спустилась ниже, к животу. Воспоминание сменилось со сладостного на омерзительное, и Габриэль, резко отдернув руку и отведя глаза от отражения, переключилась на изучение флаконов.

Она поняла, почему не смогла с первого раза найти зубную пасту – она оказалась в одном из черных флаконов с помпой и этикеткой с соответствующей надписью. Флаконы были совершенно одинаковыми, отличаясь разве что надписями на этикетках и наличием помп либо обычных крышечек. Теперь Габриэль сосредоточенно искала среди них пену для ванн, стараясь отогнать дурные воспоминания. Она смутно надеялась, что пена будет пахнуть также, как и мыло – чем-то пряно-ягодным. Ее надежды оправдались.

Пока Габриэль включала воду, чтобы наконец набрать ванну, ей послышалось, как у Гаррета зазвонил мобильный. С ребяческим азартом она влила в воду с десяток колпачков пены, которая тут же начала угрожающе расти. Предвкушая по меньшей мере получасовое блаженство в ароматных пузырьках, Габриэль накинула висевший тут же белый шелковый халат, подхватила с пола платье и вышла из ванной за их с Гарретом дорожной косметичкой. Он действительно разговаривал по телефону, глядя в окно на туманный город, по обрывкам фраз она предположила, что со своим отцом.

Услышав шорох, Гаррет обернулся и при виде Габриэль улыбнулся. Лишенный страха высоты, он прислонился спиной к стеклу, чтобы иметь возможность созерцать ее стройные, обтянутые колготками ноги.

– …Даже не знаю. Я спрошу у нее.

Догадавшись, что речь о ней, Габриэль обернулась к Гаррету. Не переставая улыбаться, он одними губами произнес: «Потом». Она наконец нашла косметичку в одной из сумок и, помахав ею в воздухе, на тот же манер сказала: «Пойду разложу». Гаррет кивнул и любовно проводил ее взглядом, пока она не скрылась в ванной.

Пенный айсберг испугал ее, но испуг быстро сменился радостным и отчасти смущенным смехом. Пока она раскладывала по местам щетки, расчески, его бритву и свою немногочисленную косметику, Габриэль мурлыкала под нос одну из любимых баллад. В последние несколько дней она пела все чаще, будто исполняла саундтрек к своему почти безбрежному счастью. Последним что Габриэль вытащила из косметички был минималистичный флакон духов, в которые она влюбилась с первого вдоха почти год назад, и на которые просадила почти всю первую зарплату. Их горько-сладкий, вишневый аромат будто олицетворял собой тот идеал женщины, которой она до того момента даже не надеялась стать.

Женщины, которая не встречает каждый новый день с надеждой на лучшее – это лучшее уже принадлежит ей.

Женщины, которая каждое утро с наслаждением смотрит на отражение своего обнаженного тела – оно не напоминает ей о том, что она хотела бы забыть настолько, что продала бы ради этого душу.

Женщины, которая любима. Собой и своим мужчиной.

Габриэль полюбила эти духи настолько, что готова была купаться в них, и только объем в тридцать миллилитров останавливал ее от того, чтобы бездумно обливаться ими. (Хотя соблазн был велик после того, как однажды Гаррет заявил, что в жизни не сходил с ума по чьим-либо духам – ее стали первыми.) Сейчас, год спустя, их оставалось меньше трети, и Габриэль была счастлива, зная, что теперь у нее есть возможность и средства, чтобы купить второй флакон. Зевнув, она поставила духи на поднос со своей косметикой с мыслью о том, чтобы не забыть обновить их после ванны.

К тому времени как Габриэль почистила зубы, от воды уже исходил соблазнительный пар, и пена готова была выплеснуться на пол. Она заколола волосы, скинула халат, стянула колготки и белье. Когда Габриэль погрузилась в горячую воду, у нее вырвался стон наслаждения.

Практически с детства страдая от мерзнущих рук и ног, в начале года Габриэль обнаружила, что ее тело подверглось изменениям. Обычная еда стала для нее недоступна – ее заменила кровь и прочие напитки, которые хоть и не давали сытости, но приносили удовольствие. Из-за практически полной атрофии процесса пищеварения, тело почти перестало вырабатывать собственное тепло. Чужая кровь, как объяснили Габриэль, симулировала этот процесс, но, как и прочая жидкость, довольно быстро уходила в процессе мочеиспускания и потоотделения. Поэтому ее и обрадовало наличие ванны – только в горячей воде она могла ненадолго согреться.

Вспомнив, как тепло – пожалуй, впервые за несколько лет – ей было в объятиях Гаррета в их первую ночь на ее узкой, койкообразной кровати, Габриэль сладко поежилась. Ее сердце, отогреваясь, забилось сильно и быстро. Но при этом усилилась головная боль, донимавшая с самого утра. Габриэль поморщилась и прикрыла глаза, стараясь перетерпеть.

Что ей там вчера ввела доктор Раш?..

Стоило Гаррету отложить мобильный после разговора с отцом и отойти на пару шагов, как он снова зазвонил. Кинув раздраженный взгляд на экран, Гаррет принял вызов.

– Да, доктор Раш.

– Здравствуй, Гаррет, ну как там?

– Заселились, – ответил он, однако не был уверен, что вопрос был об этом.

– Рада за вас. Как Гейб, отошла?

– Не вполне, – он улыбнулся, как и всегда при упоминании ее имени, и кинул невольный взгляд на дверь в ванную. – Мне показалось, ее иногда бросает в озноб. Да и носом клюет.

– Если ей будет хотеться спать, не мешай ей, – попросила доктор Раш, впрочем, без особой надежды. – И если что будет ее беспокоить, звони. Или пусть сама позвонит.

Шум воды затих.

– Например? – нахмурился Гаррет.

– Я подозреваю, что она не очень хорошо перенесла инъекцию допамина, – помедлив призналась доктор Раш. – Она гипотоник, так что озноб и сонливость для нее в принципе нормальны, но не исключаю, что сейчас у нее может быть брадикардия. А без инъекции было не обойтись, – быстро добавила она, – сам видел, что с ней вчера было после такой большой потери крови.

Гаррет на секунду прикрыл глаза. Именно он вчера принес Габриэль в кабинет доктора Раш, когда она окоченела настолько, что напоминала труп. Даже горячий душ не помог.

Он хотел было что-то сказать, как в ванной раздался грохот. Гаррет выронил мобильный и ринулся к двери.

– Габриэль!

На мгновение ему показалось, что туман с улицы каким-то образом проник внутрь – он ничего не видел из-за густого пара, с которым не справлялась даже местная вентиляция. Как только дверь открылась, он тут же повалил из ванной, и Гаррет смог разглядеть силуэт Габриэль. Его сердце пропустило удар. Она явно собиралась вылезти из ванны, когда потеряла сознание. От ее лица по черному полу медленно расползалась темная лужица. Гаррет бросился к ней, и приподняв, перевернул на спину. Из разбитого носа вытекала пурпурная кровь. Он убрал прядь волос с ее лица, прижал пальцы к артерии на шее. Под ними слабо бился пульс.

– Габриэль, очнись!

Она медленно открыла глаза и что-то пробормотала. Гаррет облегченно выдохнул и прижался губами к ее лбу.

– Ты до смерти меня напугала.

Габриэль слабо застонала и сжала переносицу кончиками пальцев.

– Я что, носом приложилась?..

– Пойдем, – Гаррет медленно помог ей подняться, – я найду лед. Здесь как в сауне.

– Мне было холодно, – тихо сказала она извиняющимся тоном.

Он уложил Габриэль на кровать. Ее тело, влажное и благоухающее после ванны, так красиво выделялось бледностью на фоне винных простыней, что на секунду Гаррет просто застыл на месте, не в силах оторвать глаз. Но вид ее крови отрезвил его.

В мини-баре льда не оказалось, так что пришлось ограничиться полотенцем, смоченным в холодной воде. Когда он вернулся, Габриэль шарила рукой в поисках одеяла: ее кожу обсыпали мурашки. Он помог ей и со всей осторожностью вытер ее лицо от крови.

– Тебе лучше?

– Да, – прошептала Габриэль. Она засыпала.

– Точно? Может, выпьешь?

Гаррет подразумевал один из пакетов с кровезаменителем, которые он уже переложил в мини-бар. Она слабо помотала головой и зевнула. Глядя на нее, Гаррет вспомнил о просьбе доктора Раш и о том, что где-то бросил мобильник.

Как выяснилось, за все это время она не отсоединилась. Стоило Гаррету поднять телефон, как доктор начала звать его:

– Что у вас там происходит? Что с Гейб?

– Потеряла сознание в ванной.

На пару мгновений повисло зловещее молчание.

– Сама виновата, – посетовала доктор Раш, – нужно было сразу предупредить. Гаррет, после допамина ей нельзя было в горячую воду, сосуды расширились, а давление понизилось – вот тебе и обморок.

– Понятно, и что теперь делать? – проворчал он.

– Да ничего, – вздохнула доктор. – Ждать сутки, пока организм не выведет остатки. По сути, осталась пара часов – вчера вводили примерно в это время. За ночь должна отойти.

– Она сказала, ей было холодно, – вспомнил Гаррет.

Неожиданно доктор Раш усмехнулась.

– А я-то думала, раз вы сошлись, такой проблемы больше не возникнет.

Гаррет негромко рассмеялся.

– Я позвоню утром.

– Гаррет, дай ей выспаться, – повторила она.

– Да понял я, – усмехнулся он и дал отбой.

Его позабавило то, как обычно прямая – и по долгу профессии, и по характеру – доктор Раш намеками призывала его не будить Габриэль, чтобы заняться любовью. Тем более что в них не было нужды – его чувства не были для нее секретом.

Гаррет довольно быстро понял, что его сердце больше не принадлежит ему одному, однако Габриэль не спешила разделять его чувства. Однажды до него дошло, что она закрывается не потому что он ей не нравился. По некоторым ее резким суждениям в отношении мужчин Гаррет понял, что что-то случилось с ней в прошлом, и это подорвало ее доверие. Поскольку доктор Раш располагала подноготной всех членов их команды, к ней Гаррет и пошел за советами. Они помогли. Постепенно Габриэль все больше ему открывалась и в итоге все кончилось наградой для обоих.

А потом…

Гаррет прикрыл глаза. Потом он предал ее. Едва обретя ее любовь, он лично растоптал ее. И Габриэль не простила ему этого. Чуть не убила, когда он снова и снова пытался объяснить ей то, что не поддавалось объяснению даже в его собственной голове. Ее яростные крики и горькие слезы навсегда запечатлелись в памяти Гаррета как одно из самых ужасных воспоминаний.

Его страх причинить ей боль обернулся полугодовым ледяным молчанием, последовавшим после той единственной вспышки праведного гнева за предательство. День за днем Гаррет просыпался с ненавистью к самому себе. Один лишь вид Габриэль, один лишь звук ее голоса в отдалении повергал его в мучения, еще более невыносимые от воспоминаний о поцелуях, более недоступных. Гарретом все больше овладевал ужас от невозможности все исправить. Во время той вспышки Габриэль потребовала, чтобы он не приближался к ней, и Гаррет уважал ее просьбу, пусть и брошенную в сердцах. Но в особенно жгучие моменты отчаяния не выдерживал. Стоило ли удивляться, что любые его попытки повиниться пресекались на корню – бессловесно, одним лишь пронзающим сердце взглядом, в котором почти всегда стояли слезы.

И вот тогда доктор Раш дала Гаррету самый полезный и самый болезненный совет – дать ей время. Она намекнула, что Габриэль тоже с трудом переживает эту ситуацию: ярость остыла, собственное молчание стало в тягость, но страх, что если она простит, а ей снова причинят боль, был сильнее. Впоследствии ему представился случай убедиться в том, что ее чувства к нему никуда не делись. Ободренный первым признаком оттепели Гаррет последовал совету доктора Раш и оставил Габриэль в покое. Не давил, но давал понять, что всегда будет рядом, всегда подставит плечо.

И этот совет снова помог.

Потом, буквально за последний месяц, случилось еще много всего, что потрепало обоих – в самом прямом смысле – и в итоге они оказались здесь, в «Pot aux roses», в «Ноктюрне», чтобы наконец сбросить тягостный груз и сполна насладиться любовью, которую оба так долго не имели возможности выразить.

Гаррет заглянул под балдахин.

– Доктор Раш сказала, что тебе нужно…

Он не смог сдержать улыбки. Закутавшись в тонкий шелк одеяла, чуть влажного и соблазнительно очерчивавшего ее силуэт, Габриэль крепко спала. Рядом лежала заколка-крабик, которую Гаррет переложил на прикроватную тумбочку. Он ощутил еле уловимый аромат духов от ее разметанных по подушке, чуть влажных волос и почувствовал возбуждение, а следом – укол сожаления.

Только в самых дерзких мечтах и в самые невыносимые часы Гаррет представлял Габриэль обнаженной, скрупулезно собирая ее тело по фрагментам как мозаику: в один день повезет увидеть ее обнаженные до плеч руки, в другой она обмахивалась полой свитера, оголяя живот. В тот роковой вечер, всего за несколько часов до его предательства, его руки блуждали по ее телу в облегающем платье. Они танцевали, прижавшись друг к другу, и от каждого ее прикосновения по телу Гаррета будто проходил заряд тока.

Единственным, чего Габриэль никогда не оголяла, была шея. Гаррет понял почему, когда воочию увидел ее прошлое.

Он отчетливо помнил, как в их первую ночь задохнулся от восторга, стянув с нее трогательно мешковатый свитер и узрев наяву то, о чем долгое время только мечтал. Тот смутный идеал, всю жизнь крывшийся где-то в глубине его подсознания. И она, его идеал, все равно пыталась прикрыть грудь! Впрочем, под прикосновениями его рук и губ вскоре открылась…

Гаррет любовался спящей Габриэль и как наяву ощутил на губах и языке вкус ее кожи. Глубоко вздохнув в попытке сбросить возбуждение, он прикрыл балдахин и вернулся к разбору вещей, от которого его первоначально отвлек звонок отца. Тот успел застать момент их с Габриэль взаимного сближения, затем наблюдал любовные муки сына во всей ужасающей красе. Несмотря на изначальную легкую неприязнь, Гаррету казалось, что он уже видит в Габриэль члена их семьи.

Особенно после того, как она его воскресила.

Гаррет слегка тряхнул головой. Словно лунатик он перекладывал свои вещи в шкаф и очнулся только когда настал черед сумки Габриэль. Его сердце забилось чаще, как когда ему удавалось выудить у нее или у доктора Раш очередную, пусть даже и мелкую подробность о ее прошлом или открыть еще одну, ранее не проявлявшуюся черту ее характера. Гаррет расстегнул молнию и улыбнулся аккуратным стопкам, но улыбка его медленно сползла, когда он осознал, что стопок этих как-то слишком мало. Несмотря на то, что все в их команде всегда занимались делом и модничать было некогда, Гаррету представлялось, что у такой красивой женщины должно быть больше соответствующей одежды. Что до того, что все ее вещи были черными, его это никогда не смущало и не удивляло, но кто-нибудь из команды постоянно об этом спрашивал. И очень быстро Габриэль выработала прекрасный в своей краткости ответ: «На черном не видно крови».

Гаррет извлек на свет толстовку с горлом и капюшоном и усмехнулся. Когда они познакомились, Габриэль была в ней и брюках-карго, все это казалось больше на размер и делало ее похожей на подростка. В этом она проходила до их первой вылазки в город, после которой у нее появились его любимые свитер и то самое платье, которое она надевала от силы пару раз. Во время разговора с отцом Гаррет наблюдал, как она аккуратно вешала его на плечики в шкафу, и теперь ему казалось, что весь шкаф благоухает ее духами. Он переложил немногочисленные стопки на полки, повесил толстовку на плечики рядом с платьем. Поколебавшись, Гаррет решил не вешать на них свитер – чутье подсказало ему, что от этого он растянется. В сумке так же приютились майка и пара футболок, которые по размеру могли бы подойти самому Гаррету, пара смен носков, свернутых в шарики, и белья.

Убирая их сумки в соседний шкаф, Гаррет продолжал думать о том, как мало значения вся их команда придавала одежде. Во время их немногочисленных прогулок по городу он замечал, что Габриэль привлекают витрины магазинов, но ему показалось, что она саму себя останавливала от того, чтобы купить что-то помимо очередной мешковатой футболки.

Только позже он понял, что подобное поведение продиктовано иными причинами, нежели удобство или работа.

Вчера, пока они вдвоем отогревались в душе после особо кровопролитного задания, в котором пострадала Габриэль, Гаррет пообещал ей, что они будут гулять по городу столько, сколько захочется. Магазины ведь тоже считаются, подумалось ему сейчас.

Он отправился в ванную, уже подзабыв о крови, что натекла из разбитого носа Габриэль. Не найдя ничего похожего на тряпку, Гаррет кое-как вытер начавшую подсыхать лужицу смоченной туалетной бумагой. Затем ему пришлось потратить довольно много времени на поиск геля для душа среди одинаковых флаконов. Стоя под горячими струями, с приятным покалыванием в теле Гаррет предвкушал как прижмет к себе Габриэль. Как она вздохнет, когда его руки обовьются вокруг ее талии, и прижмется к его груди, а он всю ночь будет обнимать ее, гладить нежную кожу и волосы.

Гаррет находил злую иронию в том, что в их с Габриэль первую ночь его дернули из-за какой-то неисправности буквально через четверть часа после того, как все случилось, а их первое совместное утро было буквально сегодня, спустя несколько дней. Габриэль было трудно даже открыть глаза: из-за очередной кровопотери она сильно ослабела. Она безуспешно терла их, и Гаррет изо всех сил помогал ей проснуться – целовал ее лицо, ладони и плечи, шептал какие-то нежные глупости. Габриэль улыбалась, глубоко вздыхала, но сон ушел только после того, как он снова поделился с ней своей кровью.

Тем же утром Гаррет собирался отравиться к начальнице, чтобы потребовать отпуск – видит бог, после пережитого он требовался им обоим, – но его опередило уведомление о том, что команда будет распущена на две недели в связи с ремонтными работами со всеми выплаченными вознаграждениями и отпускными.

Забронировать номер в отеле и собрать вещи оказалось делом полутора часов, и всю дорогу до «Pot aux roses» они с Габриэль не могли перестать смеяться от облегчения и радости.

Гаррет выключил воду, растерся полотенцем, которое показалось ему неправдоподобно мягким после тех, какими ему доводилось пользоваться раньше, и тщательно почистил зубы.

Скользнув под балдахин, он тихо рассмеялся – Габриэль лежала на спине, скрестив руки над головой, будто загорая. Прохладный, благоухающий чистотой и ее духами шелк и тепло ее тела показались Гаррету самым восхитительным сочетанием в мире. Впрочем, грубый хлопок простыней ее узкой кровати при точно таком же сочетании запахов и ощущений ненамного уступал ему. Стараясь сильно не травить душу, Гаррет осторожно, даже целомудренно прижал к себе Габриэль. Она издала легкий стон, то ли наслаждения, то ли неудовольствия от того, что ее потревожили, уткнулась холодным носом ему в грудь и глубоко вздохнула. Гаррет в свою очередь уткнулся носом в ее макушку, запустил пальцы в ее волосы и ощутил абсолютное счастье, которое еще пару месяцев назад казалось недосягаемым.

С ним он и погрузился в сон.