Читать книгу Уснувшие на скалах - Роберт Р. Левицкий - Страница 1

Мягкая дымка качалась на волнах, медленно опускаясь и разливаясь по старому пирсу. В ней, остывший и усталый, растворялся силуэт моего корабля, первым эхом откликнувшийся на непогоду – о металлическую обшивку глухо постукивал дождь.

Дождь был первым, что встретило меня по прибытии. Скверное гостеприимство Армавилла, успевшее обрасти сколь легендарной, столь и дурной славой, тем вечером коснулось и меня. Прикосновение это было мягким, мокрым и, на первый взгляд, удивительно тёплым. Необычным казалось и то, что слабый дождь, вмиг обратившийся настоящим ливнем, занялся ровно в тот момент, как каблук мой коснулся причала. Это стечение обстоятельств, иным представлявшееся не более чем совпадением, мне совпадением никак не казалось. Причиной тому служило моё решительное неверие в любые, так называемые, совпадения – особенно в этом городе. Однако, тогда ни времени, ни желания думать об этом странном происшествии у меня не было, а потому оставалось лишь удивиться и с грустью обнаружить отсутствие зонта. Меня, впрочем, дождь никак не пугал, а вот немногочисленные горожане, решившие редким для этих мест погожим вечером прогуляться по набережной городского порта, были весьма раздосадованы ливнем, внезапно разрушившим их планы. Они, вероятно, не догадывались, что винить следовало мой каблук и, как следствие, его владельца.

Не обременённый ничем более, нежели единственным чемоданом и небольшой дорожной сумкой, я быстро направился в сторону здания морского вокзала, намереваясь поймать такси. К сожалению, по очевидным причинам отыскать свободный автомобиль было весьма проблематично, но, в конце концов, я заприметил одиноко стоящий почти на выезде с парковки старый серебристый седан. Я не был уверен, было ли это такси, однако прочих пассажиров с немногочисленного рейса, которым я прибыл, уже не наблюдалось. Следовательно, я предположил, что, таксист он или нет, владелец явно не откажется от возможности подзаработать, особенно с учётом того, что расстояния здесь незначительные: городок, тянущийся вдоль побережья от силы на семь – восемь километров и вглубь ещё на пять, не располагал к долгим поездкам.

Я взглянул на небо – этим осенним утром, ставшим внезапно таким унылым и глухим, сереющие предельно низко тучи приветствовали меня в Армавилле. Не знаю, с чего вдруг, но я ощутил навязчивую дрожь и ноги мои слегка подкосились, будто бы одна из этих туч опустилась ещё ниже, дабы пронзить насквозь моё тело и разум своим свинцом. Я видел в этом странную и загадочную ухмылку судьбы, значение которой ещё не понимал. Всё же я совсем не верил в совпадения.

Ветер усилился. Выкарабкавшись из мыслей, я с досадой обнаружил пропажу примеченного автомобиля – оставалось лишь дивиться собственной рассеянности. Удивление и досада, однако, довольно быстро стали сменяться раздражением – одежда успела насквозь промокнуть, и теперь мои обычно надёжно скрытые участки эпидермиса лично могли поздороваться с армавилльским дождём, не кажущимся теперь таким уж тёплым. Выругавшись, я решил было искать временное укрытие внутри морского вокзала, когда позади меня раздался голос:

– Тебе, я смотрю, море по колено?

Я резко обернулся. Голос был сиплый, глухой и вместе с тем какой-то лающий. Однако, с первого взгляда становилось ясно, что он полностью соответствовал своему владельцу: невысокий, коренастый мужчина стоял позади меня. На нём была непримечательная ветровка, а плохо различимые под дождём черты лица выдавали, однако, его преклонный возраст: из-под выцветшей бейсболки с отслоившимся логотипом, принадлежавшим, вероятно, какому-то спортивному клубу, торчали седые волосы, глаза же утопали где-то в тени от низко надвинутого козырька.

– Так что, моряк, значит? – повторил незнакомец.

– Прошу прощения?

– Много просишь. Ты сколько ещё под дождём стоять планируешь? Пневмония – штука неприятная.

– А… Я… Видите ли, тут только что было такси, а теперь… А теперь их.. то есть его нет, и… – я осёкся. Собственные слова, звучавшие, словно оправдание, показались мне смехотворными и унизительными.

– Да я так и понял. Вот так вот было и не стало, да? – мужчина тихо посмеялся – Пойдём. Моя машина за углом, так уж и быть – подброшу.

Мужчина, не дожидаясь моего ответа, развернулся и направился за угол вокзала. Я несколько помедлил, но, не желая упускать очередную возможность, отправился следом, догоняя незнакомца.

– Спасибо.

– Видел тебя, идущим от причалов. Ты так долго стоял, вот я и подъехал…

– Странно… Я не слышал…

– …Ну, подумал: «дурачок тут так и застрянет». Вот и тормознул всё же.

– Да, спасибо.

– Вацлав. – мужчина на ходу протянул руку.

– Итан, рад знакомству.

Я, всё ещё несколько растерянный, неуверенно пожал ему руку. Мужчина был почти что на голову ниже меня, но его ладонь, казалось, никак не меньше обеих моих вместе взятых. Вацлав…

– Рад? А я не слишком. Такой-то дождь. Да ещё и вы тут сплошь и рядом, куда не плюнь, как говорится… Но как не помочь, а?

– Да, и вправду.

«Кто это, «вы»?» – промелькнуло у меня в голове. Спрашивать, однако, я не стал. Наверняка этот странный Вацлав подразумевал приезжих. Вот только и его имя звучало весьма экзотично.

Мы проследовали до его машины – того самого серебристого седана, что я видел на парковке. Вацлав небрежно распахнул мне дверь к пассажирскому сидению, обошёл автомобиль и юркнул внутрь. Двигался он, слегка прихрамывая на левую ногу, однако не сказать, чтобы это его сильно замедляло – он был на удивление быстр и подвижен, не прослеживалось и намёка на ожидаемую неуклюжесть. Сев за руль, Вацлав снял промокшую бейсболку – теперь у меня появилась возможность рассмотреть его чуть лучше, хоть я изо всех сил старался, чтобы он этого не заметил.

Вацлав был стар. Большое его лицо было ужасно морщинистым, а крупный, широкий и сильно выступающий нос с высокими крыльями, казалось, перманентно имел недовольно-сморщенный вид. Густые брови, тяжело нависавшие над небольшими внимательными глазами, были столь же молочно-белы, как и его волосы. Весь его хмурый вид выдавал весьма ворчливую натуру старика. Однако, несмотря даже на не сходивший с лица хищный прищур, внешность его едва ли можно было назвать отталкивающей – была в этом какая-то притягательная искренность. Пусть и не самая приветливая.

– Куда тебе? – поинтересовался старик, когда мы уже покинули территорию порта.

– К отелю «Свартсторм», это где-то…

– Я знаю, где это. – резко оборвал меня Вацлав. Чуть помедлив, он проворчал следом: «Я спросил куда тебе, а не как туда доехать. 30 крон.»

Я кивнул и отвернулся к окну. По всему было видно, что старик не настроен на разговор и одно моё присутствие его сильно раздражает. Странно. Мне даже начало казаться, что он вот-вот пожалеет о своем решении подвезти незадачливого незнакомца и вышвырнет меня вон, а потому я дал себе обещание: остаток пути молчать.

Я вновь взглянул на небо – создавалось впечатление, что громада туч опустилась ещё ниже, хоть дождь заметно ослаб. Вацлав вёл уверенно, и дорога была на удивление ровная, потому вскоре я полностью погрузился в городские пейзажи. Армавилл разительно отличался от прочих северных приморских поселений, в которых мне уже доводилось бывать: большинство зданий, плотно прилегавших одно к другому, были исполнены в необычном, ранее не встречавшемся мне стиле – неожиданно мягком и естественном сочетании неоготики и псевдорусских мотивов. Многие, что было ещё более удивительным, являли собой шедевры традиционного деревянного зодчества и отдавали характерным, то северогерманским, а то и поморским колоритом. Это была ранее неизвестная мне Норвегия. А вместо традиционно ярких цветов, что свойственны прочим северным городкам в попытке разбавить суровость местной природы, серость Армавилльской архитектуры будто бы была нацелена подчеркнуть и приумножить мрачность этого края, до полугода лишённого солнечного света. Я знал, что где-то там, у северной границы города, в скалистом фьорде, располагалась большая незамерзающая бухта. Она могла бы быть центром местного рыболовецкого промысла – единственным доходом пустеющего города после запрета на вырубку окружающих его хвойных лесов. Но всё было далеко не так просто.

Не слишком высокий, обособившийся от Скандинавских гор массив, ещё в далёком прошлом прозванный местными Квинненс-рюгардом – Девичьим Хребтом, являлся естественной оградой Армавилла от остального мира и, по всей видимости, и вправду круглый год зеленел ощетинившейся хвоей.

– Вот и он, – удивительно бодро проговорил Вацлав – прибыли.

Среди череды серых фасадов показался примечательный терракотовый кирпич. Однако здание выделялось не столько своим цветом, не слишком, впрочем, ярким, чтобы раздражать уже привыкший к монохромности Армавилла глаз, но и своим расположением: «Свартсторм» возвышался над городом словно мрачный трон – величественно и подчёркнуто обособленно. Прежде увлёкшие меня своим видом дома в тени отеля казались неказистыми, сбившимися в толпы карликами. Само здание при этом было не слишком высоким – выделялась лишь центральная узкая пятиэтажная постройка с обрамляющими её угловатыми лестницами – по бокам же располагались два вытянутых симметричных крыла в три этажа высотой с низкими пологими крышами. Крыша же центральной части представляла собой поистине шедевр местной архитектуры, рожденный сколь буйной фантазией, столь и отточенным мастерством. Высокий шпиль, возвышавшийся над не многим менее высокой крышей, что ощетинилась антрацитовой черепицей, подобно иглам устлавших местные горы елей, поддерживали прекрасные статуи ундин, фигурам которых могла позавидовать не то что любая сельдь, но и всякая земная женщина. Красота эта, правда, была из тех, на которые подолгу смотреть тяжело – она лезла под кожу.

– Почему «Свартсторм»? Здание ведь красное. – с улыбкой обратился я к Вацлаву.

Старик промолчал. Казалось, он даже не услышал моего вопроса. Я обратил внимание, какое странное вожделение играло в глазах Вацлава при взгляде на фасад отеля. Мне это показалось странным, но я убедил себя в том, что причина тому проста – тот самый терракотовый кирпич, бальзамом ложащийся на замыленный серостью глаз горожан. Вокруг этого здания среди местных явно образовался некий культ. Вот как среди поистине интригующих примеров выделяется лишь один, зато пестрящий на их фоне. Я посчитал, что это грустно. И эта мысль меня позабавила.

Выйдя из машины и забрав свой небольшой багаж, я поблагодарил старика и, заглянув в салон, протянул обещанные деньги. Взгляд Вацлава, затуманенный видом отеля, перескочил на меня, вновь сделался угрюмым, даже угрюмее прежнего. Он отмахнулся, призывая меня покинуть салон окончательно и закрыть дверь.

– Но, как же… – начал было я, удивлённый его поведением.

– Иди. Оставь деньги и передай лучше привет при случае тому, кого встретишь, если встретишь. – тихо проговорил старик.

– Спасибо, но я так не могу.

– Здесь можешь! – рявкнул он, сердито глядя мне прямо в глаза. – Иди и не спорь со мной.

Сказав это, Вацлав потянулся к двери, захлопнул её – тут его взгляд перекинулся мне за плечо – и незамедлительно отправился дальше. Интересно, какие его ждали дела?

– Постойте, о ком вы говорите?! Кому передать? – запоздало окликнул я его, будто бы веря, что он услышит это и затормозит. Конечно, нет.

Я вздохнул, убрал деньги в карман и, подняв стоящий на тротуаре чемодан, развернулся к отелю. Дождь совсем перестал. На мгновение мне показалось, что в окне мелькнул чей-то силуэт, ровно в той стороне, куда глядел минуту назад Вацлав. Меня слегка передёрнуло.

Я извлёк из внутреннего кармана пальто заключение ректора, испытав острую потребность перечитать сей одухотворённый и вместе с тем гневный трактат:

«…Ваши вольные изыскания сродни педерастии, мистер Мунк – порочат имя Университета и накладывают клеймо стыда как лично на Вас, так и на весь коллектив. Решение консилиума окончательно и не подлежит обжалованию. Потому, с нескрываемым удовлетворением, уведомляю Вас, что с этого момента Вы, Итан Д. Мунк, с позором отстранены от занятий. Так же можете быть уверены, что в ближайшее время я лично поставлю вопрос о лишении Вас любых притязаний на университетские должности и ученые степени. Богопротивным вольнодумцам, мистикам, «эзотерикам» и прочим извращенцам-каббалистам нет и не будет места в нашем достойном обществе. Не имею желания и не вижу необходимости желать Вам чего-либо.

А. Г. Шрудт.»

Я устало зевнул и скомкал злобное сочинение, отправив его давиться желчью в ближайшую урну. Рано или поздно – это было неизбежно. По крайней мере до тех пор, пока у штурвала стоял господин Шрудт. Сил на какое-либо недовольство у меня не нашлось. Мне определённо следовало выспаться – морские путешествия давались мне тяжело, однако, иначе в Армавилл сейчас было не попасть. Самолёты сюда не летают, – особенности геодезического положения убивали идею существования аэропорта – а железная дорога была, как меня заверили, неисправна. И если отсутствие необходимости подниматься в небо меня совсем не расстраивало, то вторым обстоятельством я был действительно огорчен – путь поезда пролегал прямо через горы Хребта, через живописный Моргхенвальдский перевал, а это, по всем рассказам, место было преинтереснейшее. Про перевал, как, впрочем, и про весь Девичий Хребет, ходило множество завораживающих историй, занимавших мой ум уже некоторое время. Зловещие секреты скрывали эти лесистые горы. Ими в большей степени и был славен северный город Армавилл, лежащий где-то на огороженном Хребтом побережье холодного Норвежского моря. Что ещё могло быть нужно, чтобы привлечь внимание «богопротивного вольнодумца, мистика и извращенца» вроде меня?

Над моей головой чернела на еловом дереве кованая вывеска, гласящая: «Добро пожаловать в Свартсторм», а сразу под ней бросалась в глаза нацарапанная мелом по кирпичу приписка: «Лучший и единственный отель в этом сраном городе».

Впервые за день я улыбнулся и взялся за ручки тяжёлых дверей.