Читать книгу Инферно – вперёд! - Роман Кузьма - Страница 1

«История о том, как наш мир стал постепенно погружаться во Мрак, началась так давно, что о первых днях войны не только я, но и покойный отец мой, знали лишь понаслышке. Сделанные на мотках стальной проволоки и магнитной ленты звукозаписи, применявшиеся нашими предками, давно обратились в бесполезный хлам, и даже если бы и нашлась бережливая рука, которая сохранила бы их от разрушительного воздействия Времени, это было бы бесполезно, поскольку покрытые ржавчиной машины, проигрывавшие их, уже не в состоянии функционировать. Изменились сами первоосновы нашего бытия, принципы существования материи, и то, что казалось незыблемой истиной во времена теоров, кажется нелепой выдумкой сегодня, в Эпоху Магов. Не всё из того, что поведали мне мудрейшие из старейшин, понятно, как зачастую не понятны мне и тексты в древних книгах, считанные экземпляры которых лишь чудом дошли до наших дней. Многим эта повесть обязана Человеку-без-Имени, чей голос порой нашёптывает мне истории о былых временах, словно он находится рядом со мной. Уже одного только упоминания о том, что я не изгоняю его дух, как должен бы был, хватило бы для того, чтобы меня предали в руки тех, кто преклонил колени свои перед Могущественными и предался Ночи. Однако знание, пусть и оставшееся от теоров, должно сохраниться. Даже если алфавит, как поговаривают, вскорости окончательно будет забыт, как были забыты математические знаки и многие слова, и его сменит руническая символика, одинаково пригодная и для сохранения информации, и для колдовства, эта книга должна быть завершена. Вполне вероятно, что потомки наши, отказавшись от человеческой судьбы, изберут жизнь магических существ, свободных от грехов предков, и прочесть мои записи будет некому. В конце концов, каждый лист на дереве вянет, желтеет и опадает, а само дерево, сгнив на корню, валится наземь, чтобы уступить место новым формам жизни. Тем не менее, я, Ансгер, сын Колла, сына Дитнола, благородного, считаю, что должен исполнить свой долг перед господином Эзусом, вера в которого нынче под запретом Могущественных, и перед человечеством и перенести на пергамент всё, что мне известно о Годах Грома и Огня. Поговаривают, будто борьба Златоликого Короля с Лордом Стеклянный Глаз, которая опустошает зелёный остров Эйре на западе, является последним актом этой затянувшейся пьесы. Я не верю подобным слухам: уж больно мало общего у этих воинственных феодалов с теми, о ком мне посчастливилось прочесть. Им не подвластно Пламя, чья разрушительная сила некогда была способна разрушать толстые каменные стены и оплавлять сталь, превращая в гигантские пепелища целые города. Их сила в большой мере зависит от искусства владения чёрной магией, а солдаты, даже те, что являются людьми, вооружены копьями, мечами и презрением к слабым и безоружным – эти озлобленные наёмники и не слышали о том, что ранее именовалось гражданскими правами. Наконец, единственного взгляда на нечеловеческий облик Златоликого Короля или, тем более, на наиболее устрашающего его прислужника, Герцога Смерть, достаточно, чтобы осознать глубокую истину, содержащуюся в моих словах. Говорят, Лорд Стеклянный Глаз, с которым и воюет наш властитель, ещё хуже, хотя мне трудно даже вообразить, что может быть хуже. Потому-то я и пишу не о тех, кто владеет нашим миром, а о тех, кому он некогда принадлежал – о тех, кто знали о свободе слова и вероисповедания и обладали правом волеизъявления. Знание моё, похожее на труху от истлевших бумажных книг, едва ли полно – но, собранное по крупицам, кажется мне немыслимой ценностью. Хоть надо мной и насмехаются все вокруг, говоря, будто я трачу время на бессмыслицу, рука моя, сжимающая перо, не остановится, что бы ни случилось. Действительно, многие из тех слов, которые я использую, лишены смысла для магисов, да и грамоте сейчас обучен едва ли один-другой человек в селении. Даже в Хэксеме, крупнейшем городе на восточном побережье, хороших писцов можно сосчитать на пальцах одной руки. Кто бы мог поверить, что ещё дюжину дюжин лет назад Хэксем, несмотря на гораздо большую численность жителей и куда более высокий уровень жизни, считался жалким провинциальным городишкой!

В связи с этим мне вспоминаются стихи непревзойдённого Невлина, поэта, что жил давным-давно. Знакомые мне по книгам, они поражают своей почти пророческой точностью. К величайшему нашему горю, им было суждено воплотиться в действительность:

Действительно, это вопрос, ответ на который найти мне не под силу. Одновременно, хотя это может показаться нескромным, я возьму себе за труд вписать в эту повесть несколько строк о себе, дабы у читателей, если таковые появятся, сложилось мнение об авторе. Я, Ансгер, родился в семье Колла, зажиточного фермера; будучи старшим сыном, я унаследовал землю, принадлежавшую ему, однако, по ряду причин, она пришла в упадок и запустение, как и наш род, который словно постигло неведомое проклятие. Два моих брата умерли в раннем детстве от болезней – или, как поговаривали, от порчи, – а сестра, вышедшая замуж за человека из другого селения, подобно жене моей, незабвенной Кэйли, умерла несколько лет назад. Доживая отпущенный судьбой век, я решил записать всё, что стало мне известно о днях былых, а также о том, что произошло за время моей собственной жизни. Родители, обучившие вашего покорного слугу грамоте, завещали ему также любовь к знаниям, воплотившуюся в данном труде. Внешность мою можно назвать обыкновенной: я – седой, среднего роста пожилой мужчина. Сложение моё, и в молодости отличавшееся сухощавостью, всё же свидетельствует о добром здоровье, коим, впрочем отличается большинство людей, выросших в сельской местности, где свежий воздух и физический труд сами по себе способствуют развитию таких качеств, как сила и выносливость. У меня – овальное, правильной формы лицо с относительно тонкими чертами; в молодости, пока его не покрыли морщины, оно, сообщу я вам, казалось представительницам противоположного пола вполне привлекательным – так же, как и зелёно-карие глаза, ныне выцветшие, что превосходно гармонировали с тёмными, цвета орехового дерева, волосами, сейчас, как вы понимаете, подёрнутыми паутиной седины…

Я слышу голоса за дверью, и едва ли те, кто явился ко мне среди ночи, сделали это с добрыми намерениями. Их тяжёлые, грубые сапоги, позвякивание шпор и храп лошадей – всё говорит о том, что за мной пришли Ночные Посланцы Могущественных. Как жаль, что я не смогу закончить эту книгу, дело всей жизни – меня обрывают в самом начале, доказав тем самым, насколько ценен сей труд на самом деле. Мне придётся ограничиться тем, что я присовокуплю к написанному собственноручно вступлению списки, сделанные мной с записей на архаичном и, увы, мало кому понятном в наши дни, кэлтарне [1]. Они могут послужить…»