Оглавление
Роман Шорин. Невидимая невидимость невидимого. Опыт философского скетчинга
Предисловие
Самозабвение и обморок
То, что нас меняет, — меняет нас на себя
По ту сторону познания
Все познается в сравнении
Легче всего увидеть трудное
Воспринятое. без предвзятости
Больше-чем-понимать
Благоволение к миру
Истина, с которой мало согласиться
Фотоколлекция: сокращение до нуля
Что мы теряем?
Центр – везде, периферия – нигде
Доверие к бытию
Возможно ли мыслить ясно?
Бог не выдаст, свинья не съест
Благие намерения и предзаданная картина мира
Silentium!
Не в счастье дело
Умерла так умерла
Смерть и тот, для кого она есть
Много на себя берем
Тоже жизнь. или та же жизнь
Обходиться без контекста
Если быть, то быть всем/ничем
Гляделки
Невидимая невидимость невидимого
Как бы знание
Отвлечь нас от себя
Зарыть талант в землю
Мнимая завершенность
Молитва
Она
Unity matters
Вдвойне обманщики
Человек как несоциальное животное
Отрешенность: малая, большая, предельная
Запределивание
Искать смысл жизни. или жизнь, которой не нужен смысл?
Чувствовать Бога
Диалоги
Когда понять — это не понять
Зеркало, в котором зависть не отражается
В ожидании электрички
Слияние без поглощения
На обратном пути
«Бесконечные» разговоры
Рассказ
Неиспользованная возможность
Отрывок из книги
Для вольного, неакадемического философствования давно уже найдены свои жанры, главный из которых – эссе. В эссеистике специфическая, личная позиция автора обосновывается посредством разнопорядковых аргументов и излагается на языке, близком к разговорной речи. Кроме того, эссеист восходит к философским построениям от конкретных примеров, благодаря чему эти построения уже не выглядят чем-то далеким. Еще родоначальник жанра Монтень писал, что формат эссе приближает философию к жизни. Только не в том смысле, что делает ее прикладной, а в том, что человек начинает воспринимать философские вопросы и как свои собственные. Как заметил Адорно, автор эссе не столько размышляет, сколько «предоставляет сцену духовному опыту». Впрочем, с этим можно поспорить: эссеист и размышляет, философствует тоже, только главным образом на основе этого самого «духовного опыта», лично им пережитого. Эссеизация философии – это еще и ее демократизация. Здесь читающий приглашен к беседе, к соучастию в приключениях мысли.
Казалось бы, от добра добра не ищут, однако познакомившись с понятием скетча, которым оперируют в мире изобразительного искусства, я понял, что пишу не столько эссе, сколько именно скетчи, только текстовые, философские. Особенность скетча в том, что он выглядит как набросок, однако является самостоятельной, законченной работой. Законченной, правда, лишь настолько, насколько может быть законченным творение рук человеческих. Как похожему на набросок скетчу многое прощается. Скажем, отход от канонов, нарушение академических правил и прочих условностей. Скетч – это самобытность, то есть свой собственный стиль; это шалость, то есть свобода; это каприз, то есть жизнь, которая проявляет себя как раз избыточностью, излишком. Философский скетчинг – это когда писал, пока писалось, и раз больше не пишется, можно остановиться. Философский скетчинг – это когда можно признаться, что мысль уперлась в свою границу, и хотя ее колеса продолжают крутиться, движения вперед нет. Философский скетчинг – это когда сказано не все, однако на то, что не сказано, хотя бы удалось намекнуть. Впрочем, не дело философа лелеять пустые надежды. Философский скетчинг – это честность. Да, это мазки, это попытки, это приближения, которые подчас лишь отдаляют, но рассчитывать на большее не приходится.
.....
Самозабвение гибельно лишь в одном случае: если я забыл про себя в ситуации, когда о себе следует помнить. Другими словами, когда поддался иллюзии полноты бытия в том, в чем ее нет и быть не может. Такие случаи нередки в человеческом мире (социуме), когда внешнюю красоту могут принять за внутреннюю, когда кто-то умело притворился бескорыстной душой и т. д. и т. п. Однако если я забыл про себя в присутствии того, что действительно способно быть единственно сущим, то есть забыл о себе обоснованно, тогда теряется, устраняется то, чего нет, в то время как все, что есть, остается. В присутствии полноты бытия мое исчезновение не воспринимается потерей, точнее, оно даже не воспринимается как исчезновение кого-то. Я не просто исчезаю – я исчезаю в качестве того, кого нет. Стало быть, никаких потерь. Все, что есть, – продолжает быть.
Или вот еще довод, пусть и более формальный (доказательства в принципе «страдают» формальностью, а потому мало что доказывают; важнее стать одним с истиной, чем понять ее): бытие, взятое в своей полноте, есть бытие, не имеющее внешней стороны или оболочки. Оболочка нужна для бытия чем-то среди другого, когда важно не перепутать одно с другим. Наличием внешней стороны – внешности – проявляется обособленность или закрытость. Соответственно, не имеющее оболочки открыто (распахнуто), а потому скорее вовлекает в себя, нежели отталкивает.
.....
