Читать книгу Угощение - Роман Троянов - Страница 1
Угощение
ОглавлениеИстория человека почти всегда бывает историей несправедливостей многих людей.
Пьер Буаст
Зима в этом году выдалась тёплая. Южный ветер, пришедший с волжских степей, принёс с собой сильную оттепель. Рыхлый снег просел, темнея лицом от такой дерзости, зимний воздух отсырел, осаждаясь на чёрных ветках деревьев каплями, а на реке и на озёрах появились многочисленные полыньи.
В вечерних сгустившихся сумерках Семён привычно вел свой потрепанный временем жигулёнок по сырой просёлочной дороге, поблескивающей в свете тусклых фар осколками ломаных подтаявших льдинок. Дорога чёрной змеёй, петляла и извивалась по белеющему в темноте снежному полю.
Руки на баранке руля почему-то мёрзли и немели, хотя печка в машине шпарила вовсю и горячий воздух, плотной стеной стоял перед лицом.
Глаза слипались, жутко хотелось спать. Сейчас бы остановить машину прямо здесь, на обочине, и завалиться вздремнуть на заднее сиденье минут на шестьсот-семьсот. В багажнике и тулуп есть. Так бы завернулся в него поплотнее, откинулся бы на сидушку и задал бы храпака. При такой-то погоде даже с выключенным двигателем не замёрзнешь. Но нельзя! Мать уже через полчаса ждет с рыбой домой.
Сегодня вроде и с работы ушёл пораньше, чтобы выспаться. Но не успел переступить порог дома, вернувшись от бабки, где колол после работы дрова, как мать уже кинулась к нему:
– Сёмочка, родной мой, ты же помнишь Лёшкиных родителей? Они сегодня в кои-то веки решили заехать к нам в гости, а я обещала их угостить рыбкой. Хочу нажарить её, да с собой им дать, пусть ушицы сварят. Смотайся-ка пока по-быстрому на озеро, а я картошечки вариться поставлю, салатиков настругаю, да Машку за водкой пошлю.
Лёшка приходился ему зятем, то есть мужем его сестры Машки, хотя Семён звал его кумом, как и всех близких по возрасту родственников мужского пола. А за рыбой стоило ехать хотя бы для того, чтобы показать новоиспеченным родственникам достаток в материнском доме. Да и денег на угощение уйдет меньше.
Деньги! Их Семёну постоянно не хватает. Хотя мать и говорит постоянно:
– Потерпи, родной! Как только чуть получше заживём, купим участок земли, отстроим тебе новый большой дом, невесту симпатичную да работящую найдём и свадьбу сыграем. Будешь ты у нас тогда, как сыр в масле кататься.
Всё это конечно, хорошо, но пока этого масла что-то не видно, и когда оно будет, непонятно. Да, по правде сказать, и сыр из него уже никакой, так, скорее творожная запеканка.
Да и с другой стороны, как тут денег на все хватит? То материн дом надо подремонтировать, то бабке сарай починить, то сестре помочь, чтобы совсем уж нищенкой не выглядела перед мужниной семьей, то родной тётке с её престарелым мужем подсобить хоть чем-то. Машину вон и ту, уже какой год починить толком не получается.
Ну, а как по-другому? Отказать вроде нельзя – семья.
Вот и тетка рыбы просила:
– Привези, – говорит, – милый, нам карасиков, что ли, уж очень я по ним соскучилась. Они-то, карасики эти, жареные, да ещё со сметаной… м-мм… просто объедение.
А попробуй ей откажи, она сразу же начнёт подкалывать и лезть под кожу.
– Что ты там делал столько времени на озере, что даже карасиков не наловил? У русалки хвост щупал?
Это она намекала на старую историю, когда она его, ещё пацаном, застала с младшей сестрой обнажёнными и рассматривающими друг друга. С тех пор она с него с этой историей и не слезает. А что тут такого? Подумаешь! Интересно ведь, как он, противоположный пол устроен. Тем более, что их кровати тогда ещё в одной комнате рядом стояли, поэтому нет-нет, да и увидишь иногда то, что может и не надо.
– А чем ты там по ночам в спальне занимаешься, когда сестра спит? А? Не расскажешь? – смеялась тетка заливисто, смущая его.
Ядовитая она. Маленькая, круглая и лупоглазая, с постоянными нелепыми кудрявыми завитушками волос на висках и коконом на голове. Её выпуклые зелёные глаза всегда смотрят нагло и вызывающе, а язык до того острый, что им и ежика побрить можно. И в кого только такая уродилась?
Хотя, надо признаться, что в его семье все лупоглазые, кроме него. Да вот, хотя бы мать его, тоже лупоглазая и, если честно сказать, тоже не подарок. Большая, широколицая и крикливая в отличие от небольшого тихого отца, умершего по пьяни ещё лет двенадцать назад. Они с теткой тот ещё дуэт.
Потому он до сих пор и не женился, хотя желающих его охомутать по началу, как только пришел из армии, в станице было хоть отбавляй. Но все кандидатки на супружеское ложе, сначала громко, вслух, в их же присутствии, обсуждались матерью, а потом морально добивались ехидными колкими замечаниями тётки. Так что лучше, с ними обеими, никогда не спорить. Проще сделать так, как они просят, меньше мороки.
Вот только замотался он уже совсем. День отработаешь, а тут ещё как одна смена. «Сёма, сделай то, Сёма, сделай это, и не забудь, пожалуйста, про родственников». И так, считай, каждый божий день. Хоть вешайся! А тут ещё и годы уже не те, что пятнадцать лет назад, когда он, придя после армии, молодой и здоровый, мог сутками пить и гулять, а потом ещё и работать столько же, забывая про сон и еду.
А сейчас вроде и делаешь в половину того, что раньше, а всё равно устаешь и потеешь, как слон после бани, да и спать всё время хочется. Вдобавок ко всему и организм шалить стал. То головная боль ни с того ни с сего, то какие-то круги перед глазами поплывут, то рука или нога занемеет или отечёт, а то в желудке такая боль начнется, что свету белого невзвидишь.
Но родственники просят, вот и идёшь к ним после работы пахать. Хотя и основная работа, в общем-то, тоже не сказать, чтоб уж совсем сидячая – на тракторе с ковшом. За день так наработаешься, что хоть самого вместо ковша используй, ни согнуться, ни разогнуться толком.
Но что поделаешь?! Такова жизнь! Раз родственникам надо рыбы, значит надо ехать! Не отказывать же им или, к примеру, упаси Бог, родной матери! Да и озеро, в общем-то, недалеко, зачем ломаться, От него-то, небось, не убудет.
Семён вздрогнул и открыл глаза. Он заснул за рулём! Хорошо ещё, что многолетние навыки вождения не подвели и он, хоть и был спящим, не съехал в поле.
Снег сейчас рыхлый, мокрый – застрянешь и сам не вылезешь. Придётся пешком возвращаться в станицу и искать там трактор, чтобы машину из сугроба выдернуть.
Продирая рукой глаза, он вдруг почувствовал, как опять болит, прямо-таки раскалывается, голова. В левом виске что-то ныло, а перед глазами, замутняя взгляд, расплывались уже привычные круги. Мать вроде даже давала какие-то таблетки, то ли от давления, то ли от сердца. Но где их сейчас искать? Они наверняка в бардачке, а там, кроме них, столько всякого барахла, что чёрт ногу сломит. Не вытаскивать же всё на ходу. Да и озеро вот оно, рядом уже.
Но почему так мёрзнут руки?
В ночной темноте озеро лежало большим белым блином льда, окаймлённым тонкой чёрной полоской воды вдоль берега, оттаявшей в оттепель. Заглушив мотор, Семен вышел из машины, закурил и, взяв мешок и подсачек, направился к озеру. Перепрыгнув полоску воды у берега, он быстрым шагом пошёл к кацам[1]. Они темнели чёрными окнами слегка подмерзшего свежего тонкого льда на заснеженной поверхности озера. При ходьбе на свежем воздухе боль чувствовалась не так сильно.
Пошарив подсачеком во всех трёх кацах, он был приятно удивлён – улов оказался даже больше, чем он ожидал. Тут были и карпята, и караси, и линьки, и щуки. И даже попалась два чекомаса[2], грамм по восемьсот. Выкинув мелочь обратно в воду и загрузив в мешок оставшуюся рыбу, Семён радостно двинулся обратно, решив срезать путь к берегу короткой дорогой, так как обходить кацы по кругу, уже не было никаких сил.
Вот тут всё и случилось. Лед неожиданно подломился под ногами и Семён ушёл в воду по грудь, ощутив леденящее прикосновение озера.
Но он даже не испугался. Неприятно, конечно, но дело привычное. Озеро это мелкое, и утонуть здесь практически невозможно. Только вот ил, доходящий порой до колен, сильно мешал передвигаться. А на лед обратно не заберёшься, очень уж он рыхлый и легко ломается.
Недолго думая, Семён, взламывая корку льда рукояткой подсачека, двинулся к берегу. Ноги и нижняя часть тела сразу же закоченели и двигались в воде с трудом, хотя из-под шапки пот лил градом.
До берега оставалось буквально пяток шагов, когда он вдруг почувствовал сильный и жесткий по своей неумолимости удар между лопаток. Тело вздрогнуло, корчась от смертельного ужаса. Боль нестерпимой волной взвилась где-то внутри тела. Было ощущение, что кто-то с размаха всадил в спину длинный нож по самую рукоять и несколько раз там провернул.
– Ну, вот и всё! Конец! – раздался чей-то жуткий чужой голос в голове.
Внутри всё моментально заледенело, разливаясь мертвящим холодом по всему телу. В ушах зашумело, а перед глазами ядовито заплясал зелёный туман.
«Господи! Что же так больно? – подумал Семён, опускаясь в воду на колени и не чувствуя ни ног, ни рук. – Я же только хотел как лучше! Я не могу тут сидеть, меня же ждут дома! Господи! Мама обещала угостить всех рыбкой, да и для тётки есть карасики, и бабуле достанется…»
«Угощение…! Я же должен принести им всем угощение…! Я тот, от кого всё зависит… Они не смогут без меня… Нельзя их подвести…! Все ждут меня с рыбой…! Мать меня ждёт…! Мама! Мамочка! – по очереди вспыхивали, ярко пульсируя, мысли в его голове, пока он тщетно пытался поднять из воды непослушное и неуклюжее тело. Висок ломануло сильнее, чем обычно, сердце, казалось, раскололось пополам, а голова вдруг брызнула, взрываясь яркой, слепящей и оглушающей вспышкой боли.
* * *
– Приве-е-ет, мой милый! Я Лиия!
Семён открыл глаза и поразился. У него абсолютно ничего не болело! А вокруг вся природа сияла ярким переливчатым светом. Сияла бирюзой дорожка воды, проломанная им во льду, сиял абсолютно прозрачный, переливающийся разноцветными искрами лёд, светился глубоким загадочным золотым светом камыш вдоль берега, белым золотом искрился снег, чёрным бархатом отливали группы деревьев вдали и необычное, тёмно-синее небо в крупных бриллиантах звезд.
А напротив него, прямо на льду, сидела настоящая русалка, слегка поводя из стороны в сторону шикарным хвостом. Она была потрясающе красива со своими изумрудными длинными густыми волосами и выразительными зелёными глазами с длинными ресницами. У неё была большая упругая грудь и изящная талия, переходящая в широкие бедра, заканчивающиеся перламутровым зеленоватым хвостом с огненным оперением.
– Где я? – недоумённо спросил Семён.
– Да уж не у своей тетки на блинах, на которые она тебя приглашала только тогда, когда ей надо было, чтобы ты у неё поработал, – усмехнулась русалка. – И кстати, она не один раз тебе намекала, чтобы ты со мной пообщался, – жеманно наклонив свою головку, стрельнула она глазами.
– Это когда спрашивала, не щупал ли я хвост у русалок? – догадался Семён, пытаясь понять, сон это или явь.
– Ну, я не совсем русалка! Я навка, – гордо сказала хвостатая девушка, откинув волосы за спину и выпячивая грудь вперёд. – Мы можем превращаться в кого угодно. Тем более, когда хорошо знаем человека и что он хочет. А я тебя знаю как облупленного, ещё с тех пор, когда ты первый раз пришел на озеро пацанёнком.
А русалки, кстати, это девы, которые могут только в птиц оборачиваться и они «… на ветвях сидят», как правильно заметил ваш поэт. А путают нас потому, что раньше праздник такой был, Русалии, и они его у воды праздновали, так как только рядом с ней оборачиваться могут… – пустилась она в объяснения.
– Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, – грубо ответил Семён, вспомнив, что он тут делает. – Меня дома с рыбой ждут.
– И что, даже не прикоснёшься ко мне?! – обиделась собеседница. – А ведь это я тебе столько рыбы в кацы пригнала. Да и тётка твоя, ведьма, не зря обо мне поминала, видать, твою судьбу видела.
– Что за бред она несёт, – подумал Семен. – Как это моя тётка может быть ведьмой?
Но тут всплыли картины детства, и он вспомнил, что не раз видел мать и тётку запершимися в комнате и что-то делающими над тазом с водой, при горящих вокруг свечах. Бабка тогда говорила, что они там моются, но он иногда подглядывал через щёлку двери и видел, что это было явно не так.
– Да меня твой хвост смущает, – пошутил он, решив сбавить тон и чувствуя, что совершенно неожиданно для себя уже влюбляется в собеседницу. – Я ведь и не знаю, где у него что.
– Ну, это дело поправимое, – обрадовалась навка.
И тотчас же её хвост прямо на глазах изумленного Семёна превратился в ноги. Да ещё какие ноги! Таких ног он не видел вообще никогда! Они были просто восхитительны.
– Вставай же, вставай, иди ко мне, мой ненаглядный, – поднявшись на свои изумительные ноги и подходя к Семену проговорила Лиия, не смущаясь своего совершенного нагого тела.
Она протянула ему руку, помогая встать, и притянула к себе. От неё пахло чистотой, парным молоком и чем-то ещё неуловимым и прекрасным, отчего кружилась голова.
– Я должен идти… Меня ждут… – с трудом проговорил Семён, чувствуя, как в груди у него полыхает огонь любви и задыхаясь от счастья и волнения.
– Ты, мой ненаглядный, в своей жизни никому и ничего не должен! Это бред, который вам вбивают в головы, чтобы было легче управлять вами. И уж точно ничего не должен родственникам, использующим тебя как слугу или дармовую рабочую лошадь. Ты у них за три жизни вперёд отработал, – ласково поглаживая и взъерошивая ему волосы, возразила девушка, постепенно увлекая Семёна подальше от берега, на глубину. – И кстати, ты знаешь, что тетка специально постоянно подсовывала тебе голую сестру, чтобы заинтересовать тебя её наготой, посмотреть на твою реакцию, а потом манипулировать тобой? – добавила она тихим журчащим голосом, погрузившись с ним в воду по пояс.
1
Кацы – представляют собой изгородь из срубленного камыша, нижним концом воткнутую в ил озера, а верхним, торчащую надо льдом. Выставляется в виде прямой стенки метра на четыре, оканчивающейся у входа в загон из той же изгороди в виде восьмёрки и имеющий вход в самом узком месте. Рыба, упираясь в стенку, идёт вдоль неё и заплывает в загон, в одно из колец восьмерки, а обратно выбраться уже не может. Всё, что остается рыбаку – это постоянно очищать лёд над кацами, чтобы рыба, которой не хватает зимой воздуха подо льдом, шла в кацы.
2
Чекомас – окунь.