Читать книгу Робинзон Крузо и Лунный камень - Ростислав Олегович Нестеров - Страница 1

Пересказы приключенческой классики для детей.

РОБИНЗОН КРУЗО

Даниель Дефо

Наше знакомство произошло совершенно случайно: пережидая время до отправления вечернего дилижанса, я заглянул в таверну «Бристоль», имея в виду также подкрепиться перед дальней дорогой. В сумрачном помещении никого не было, если не считать пожилого мужчины едва заметного в клубах густого табачного дыма. Увидев, как я присаживаюсь за соседний стол, он вынул изо рта трубку и со всей возможной любезностью сказал:

– Довольно глупо сидеть по разным углам, сэр, когда нас всего двое на борту этой посудины. Кстати меня зовут Крузо. Робинзон Крузо.

При всей моей осторожности к случайным знакомствам, особенно в тавернах и трактирах, я с удовольствием принял приглашение, поскольку мужчина произвёл на меня вполне благоприятное впечатление.

– Даниель Дефо, – представился я, перебираясь вместе с тарелкой и кружкой к своему новому знакомому. – А вы, наверное, моряк?

– Бывший, сэр. Скоро будет пять лет, как я обзавёлся деньгами и бросил якорь в этой тихой гавани, – с достоинством ответил тот.

Некоторое время мы говорили о погоде, потом незаметно перешли на море, которое, как известно, окружает Англию со всех сторон, а потому всякого англичанина можно по праву считать немного моряком. И тут мой собеседник сказал, что хочет поделиться со мной одной довольно занимательной, но совершенно правдивой историей из своей морской жизни.

– Помяните моё слово, сэр, – сказал он, бросив многозначительный взгляд в мою сторону, – но такого вам слышать ещё не приходилось!

Сказанное показалось мне обычной поговоркой бывалого рассказчика, за которой, как правило, следует скучное многословное повествование, но чем дольше я слушал, тем яснее понимал – на этот раз судьба свела меня с весьма удивительным человеком…

1. Шторм

Не знаю, доводилось ли вам, попробовать на вкус настоящего морского шторма, но тот шторм, с которого началась моя история, был поистине необычайной силы. Во всяком случае, мне ничего подобного видеть не приходилось, хотя плаваю я с восемнадцати лет! Правда, батюшка хотел сделать из меня юриста, о чём неоднократно говорил со мной, пытаясь убедить в выгодности занятия такого рода. Однако подобно великому множеству мальчишек, с детства страстно мечтающих о морских приключениях, я не послушал его мудрого совета и, убежав из дома, нанялся моряком на корабль. Впрочем, вернусь к шторму…

Для начала на нас обрушился жестокий шквал – так коршун стремительно падает из облаков на мирно квохчущую наседку. Тотчас раздался душераздирающий треск, большая часть парусов сорвалась с мачт и улетела в неизвестном направлении, размахивая на прощанье обрывками снастей. Вслед за шквалом к нам заглянул ветер. Он дул всё сильнее и сильнее, коварно заходя то с одной то с другой стороны, так что мы не знали, куда от него спрятаться. Поверьте, это был настоящий ураган, уж я-то знаю, о чём говорю…

Наш бедный корабль трепало, точно маленькую мышку в зубах матёрого кота, огромные волны закрывали полнеба, рёв ветра не умолкал ни на секунду, а качка была самым настоящим кошмаром. Палуба то проваливалась в бездну, оставляя нас беспомощно болтаться в воздухе, то стремительно возвращалась на прежнее место и с такой силой била по ногам, что мы едва успевал вцепиться в снасти и не вылететь за борт. Рулевого, чтобы он не потерялся, пришлось привязать к штурвалу, а капитан для устойчивости прицепил к ногам по паре чугунных утюгов.

Этот кошмар продолжался – вы не поверите! – целых двенадцать дней! И все двенадцать дней нас носило по бушующему морю, трясло, подбрасывало, крутило в разные стороны, швыряло то вверх, то вниз и непрерывно поливало холодной морской водой. Надо ли говорить что ни есть, ни спать в таких ужасных условиях не было никакой возможности – точно промокшие насквозь привидения бродили мы по кораблю, натыкаясь друг на друга, и безнадёжно ожидали гибели, которая должна была наступить буквально с минуты на минуту.

– И зачем только ты не послушался родителей, дружище Робинзон! – сокрушался я, в очередной раз повисая на вантах. – Сидел бы сейчас в сухой и тёплой конторе юриста, да бумажки на столе перекладывал…

Неожиданно на горизонте показалась земля. Она стремительно приближалась, и вскоре стало ясно, что нас несёт прямо на небольшой остров. Однако что это за остров не мог сказать даже многоопытный штурман – ведь за последние двенадцать дней наш корабль волнами и ветром забросило неизвестно куда. Стало быть, на берегу нас вполне могли поджидать не долгожданная помощь и дружеское участие, а дикие звери и кровожадные дикари! Однако шторм до того надоел нам, что любая суша казалась спасением…

Увы, в нескольких милях от желанного берега притаилась коварная мель. Корабль с ходу налетел на неё, жалобно скрипнул, прополз немного и застрял намертво. Наше и без того бедственное положение стало совершенно гибельным – волны, которые раньше лишь швыряли и трепали беспомощный корабль, теперь стали яростно бить о неподвижный корпус, безжалостно круша борта. А ветер, вцепившись мёртвой хваткой в остатки парусов, так и норовил положить нас на бок и окончательно утопить. Гремя утюгами, на мостик выскочил капитан и отдал команду срубить мачты. Мы тотчас схватили топоры, надеясь, что эта крайняя мера немного отсрочит гибель корабля, и вскоре от мачт остались только расщеплённые пеньки, уныло торчащие из палубы!

Однако непрерывные атаки разъярённых волн сделали своё дело – в разошедшиеся швы хлынула вода, а трещины буквально на глазах расколовшие борта и палубу показывали, что корабль вот-вот развалится на куски.

– К шлюпкам! – крикнул капитан, перекрывая рёв ветра.

– Но у нас осталось всего одна шлюпка, сэр! – уточнил боцман. – Вторую вдребезги разбило штормом.

– Тогда к шлюпке! – не растерялся капитан. – Только садитесь поплотнее, чтобы всем хватило места!

Вот тут-то мы по-настоящему оценили мощь и ярость бури! Одно дело находиться на борту пусть тонущего, но корабля, а совсем другое – очутиться среди волн в утлой скорлупке с бортами, торчащими из воды едва на ширину ладони…

Да, шансов на спасение не было ни малейших – ведь даже если чудом удастся доплыть до берега, то прибой тотчас разнесёт шлюпку вдребезги, а нас утопит или разобьёт о скалы. Впрочем, нам не суждено было испытать на себе силу прибоя, ибо набежавший откуда-то сбоку вал совершенно невероятных размеров разом перевернул утлое судёнышко и вверг нас в пенящуюся пучину…

2. Чудесное спасение

Несмотря на умение отлично плавать, меня буквально втянуло под воду, где стало крутить точно щепку, не давая вынырнуть на поверхность. Ещё немного и я бы просто захлебнулся, но тут волна, которая только что пыталась погубить меня, вдруг смилостивилась и с силой швырнула в сторону берега. Возможно, ей просто надоело со мной возиться… Неожиданно внизу оказалось твёрдое дно, и волна, с шипением отхлынув назад, оставила меня лежать на мелком месте. Мало что соображая после длительного пребывания под водой, я вскочил и бросился бежать. Правда, сначала мною было выбрано неверное направление, и вместо того чтобы приближаться к берегу, я от него отдалялся, но несколько жадных глотков воздуха прояснили замутнённое сознание, и я успел вовремя развернуться!

Мои ноги проваливались в мокрый песок, мои лёгкие еще не избавившиеся от воды разрывались от напряжения, мои глаза с надеждой всматривались в раскачивающиеся пальмы, и светлую полосу песка – там было спасение, там была жизнь! А сзади с рёвом накатывалась следующая волна, готовая унести меня обратно в море и безжалостно утопить там. Я чувствовал её приближение, но боялся оглянуться – только бежал со всей возможной прытью. Наконец волна настигла меня, с силой ударила в спину и снова закрутила в грохочущем водовороте. Меня несколько раз перевернуло и, хорошенько стукнув о дно, швырнуло прямо на одиноко торчащую скалу.

Как ни странно, но именно это и спасло меня – теряя сознание от боли, я изо всех сил вцепился в камень. Волна подёргала моё тело и так и этак, но, убедившись в крепости хватки, отстала. Увидев вокруг себя обнажившийся от воды песок, я снова бросился бежать. И снова волна догнала меня, но уже не такая сильная как прежде. На этот раз от удара в спину я всего лишь упал на колени и даже не захлебнулся! Так что подняться на ноги и продолжить бег в сторону спасительной суши было делом нескольких секунд…

Достигнув берега, я совершенно обессиленный рухнул прямо на песок и, слушая яростный рёв бушующего моря из которого только что выбрался, возблагодарил судьбу за чудесное спасение. Потом меня захватили мысли о товарищах, бывших со мной в лодке – а вдруг именно сейчас кому-то из них нужна моя помощь? Я снова вскочил на ноги и, стараясь не попасть в лапы какой-нибудь коварной волне, стал бегать вдоль берега, вслушиваясь в шум шторма и всматриваясь в темноту. Увы, все мои усилия были напрасны – спастись не удалось никому…

– Похоже, ты остался один, дружище Робинзон… – с горечью прошептал я, подводя печальный итог своим поискам. – Если до сих пор никто не выбрался на берег, то не выберется уже никогда…

И это было неудивительно: стоило только всмотреться в кромешный кошмар бушующего моря, чтобы понять, как ничтожно малы были шансы выплыть оттуда. Ну что ж, значит, мне просто очень повезло! Теперь следовало выяснить, куда же я попал. То, что это остров, сомнений не вызывало, но кто населяет его берега? И не грозит ли мне печальная участь попасть на ужин какому-нибудь злобному хищнику или стать жертвой здешних дикарей?

Я осмотрелся в надежде увидеть хоть какие-нибудь признаки жизни. В моём воображении замелькали картинки – вот я иду на далёкий мерцающий огонёк, вот я стучу в дверь, вот гостеприимные хозяева бросаются оказывать мне помощь, а я, переодевшись в сухое платье, рассказываю о своём чудесном спасении с кружкой горячего грога в руках. Увы, мечты чаще всего остаются лишь мечтами, мы только чуть касаемся их, пытаемся удержать, а они, игриво сверкнув гранями несбыточных ожиданий, исчезают в холодном сумраке реальности. Остался ни с чем и я – вокруг была лишь тёмная безжизненная ночь…

Присев на мокрый песок, я обследовал содержимое карманов. В одном оказалась крайне недовольная происходящим медуза, явно заплывшая туда по ошибке. Её я за ненадобностью выбросил обратно в море. В другом – добротный складной нож с отломанным еще в прошлом году штопором. Нож я бережно вернул на место, вычистив от разного морского мусора. Ведь штопор на острове мне всё равно был без надобности, а остальные лезвия имелись в полной исправности. Иного имущества у меня не было.

– Не знаю, удастся ли тебе пережить эту ночь, дружище Робинзон, – грустно заметил я, – но вот ужинать сегодня точно не придётся…

Чтобы хоть как-то оградить себя от неизвестных опасностей, будь то звери или люди, я забрался на дерево и не без труда нашёл между густых ветвей развилку, где можно было устроиться на ночлег, не рискуя свалиться. Только там, на дереве, я понял, насколько измождён и обессилен всем случившимся. И сон, этот лучший утешитель страждущих, принял меня в свои нежные объятия…

3. Всё не так плохо

Утро оказалось на редкость тихим и спокойным. Пожалуй, даже в родной Англии мне не доводилось наблюдать такого безмятежного состояние природы! На месте бушующих волн синела бескрайняя водная гладь, на небе не был ни облачка, а грозный ураган, сотрясавший мир всю ночь, превратился в приятный ласкающий ветерок. Без сомнения улучшилось и моё состояние: на смену бесконечной усталости прошедшей ночи пришла деятельная бодрость нового дня. Я хорошенько протёр глаза и осмотрелся. Но что это? Неужели корабль?!

Я спрыгнул с дерева и стал бегать туда-сюда по берегу, взывая о помощи на всех известных мне языках и размахивая рубашкой, прицепленной к длинной палке. Но корабль оставался по-прежнему безмолвным и неподвижным. Постепенно я успокоился и, всмотревшись в темнеющие очертания, понял – да это же наш собственный корабль, застрявший ночью на мели! И как это я сразу не заметил, что мачты срублены, а на палубе никого нет…

Что же это получается: экипаж утонул, а корабль остался цел? Какая страшная ирония – искать спасение, но обрести гибель! Непонятно, зачем же мы среди ночи пустились в бушующее море на утлой шлюпке? Попрятались бы себе по каютам и спокойно ждали конца шторма! А еще говорят, что в минуты опасности главное не сидеть сиднем на одном месте, а искать пути к спасению. Так-то оно так, только печальный пример моих утонувших товарищей указывал на обратное: лучше было сперва посидеть и хорошенько подумать и только потом браться за дело!

Впрочем, в любых сожалениях толку мало, и никакие даже самые горячие слёзы не исправят даже самого маленького несчастья. Я остался жив, а значит должен был позаботиться о своём дальнейшем существовании. Согласитесь – было бы довольно глупо умереть от голода и жажды, после такого чудесного спасения, какое выпало мне! И верите ли – когда ситуация прояснилась и оказалась, что она не сулит мне ничего хорошего, стало как-то легче. Ведь хуже ожидавшего меня одиночества на необитаемом острове была бы лишь смерть в бушующих волнах, а раз уж я её счастливо избежал, остаётся только трудиться и радоваться жизни. О том же, что мне скорей всего не придётся увидеть человека до конца своих дней, лучше было думать поменьше!

– Ну-с, дружище Робинзон, – стараясь придать голосу бодрости сказал я, – пришло время обустраиваться на новом месте! Так что изволь-ка залезть обратно в воду и плыть на корабль, где тебя поджидает множество всевозможных полезных вещей, а главное сытный завтрак!

Однако первым делом пришлось заняться поиском пресной воды. И что вы думаете – буквально в десяти шагах я наткнулся на маленький журчащий ручеёк с такой прозрачной водой, что можно было разобрать каждую песчинку на дне. Я упал на колени и, погрузив лицо прямо в холодную воду, утолил нестерпимую жажду. Никогда не пил ничего вкуснее! Потом я сбросил с себя лишнюю одежду, и смело направился в сторону корабля. Часть пути благодаря отливу я прошёл по мокрому песку, оставляя ровную линию следов, часть легко проплыл, нисколько при этом не устав. А вот, наконец, и наш несчастный корабль…

Я плыл вдоль борта, высматривая возможность подняться. Теперь-то было ясно, что не подвернись снизу мель, корабль давно бы пошёл на дно – вода спокойно плескалась в зияющих пробоинах, сквозь глубокие трещины можно было разглядеть содержимое трюмов. Наконец мне подвернулись свисавшие через борт обрывки снастей, по которым не без труда удалось забраться на палубу.

Первое что я увидел там, был наш корабельный кот Брамсель, взятый на борт для ловли крыс. Распушив хвост, он сидел на пеньке от срубленной мачты и любовался морем. Судя по разбросанным на палубе перьям, кот только что позавтракал залётной птичкой.

– Как же тебе удалось выжить? – воскликнул я, весьма обрадованный тем, что встретил на корабле хоть какое-то живое существо.

– Мяу, – объяснил Брамсель, спрыгивая с пенька и подходя ко мне.

Я вспомнил, как вечерами он мурлыкал, устроившись у кого-нибудь на коленях, как гонялся за крысами по палубе, вызывая всеобщий смех, и печаль о погибших товарищах охватила меня с новой силой. Еще немного, и я бы сел прямо на палубу и заплакал. Но я сказал себе:

– Сначала надо заботиться о живых, дружище Робинзон, и лишь потом скорбеть о мёртвых!

И, погладив кота, занялся осмотром корабля. Трюм залило водой еще ночью, а, стало быть, всё, что находилось там, было безнадёжно испорчено. Зато камбуз и каюты почти не пострадали, если не считать того, что все вещи в них было разбросаны и перемешаны качкой и ударами волн!

4. На корабле

Первым делом я схватил несколько сухарей лежавших прямо на полу камбуза и хоть немного утолил одолевавший меня голод. После этого я тщательно осмотрел все шкафы и ящики, где обычно лежали съестные припасы. Мне удалось разыскать два мешка сухарей, пару кругов голландского сыра – такого твёрдого, что им можно было смело стрелять из пушки, и несколько увесистых кусков вяленого мяса страшного на вид и ещё более ужасного на вкус. Наш кок как-то умудрялся доводить его до съедобного вида, но сейчас моя попытка немного подкрепиться едва не закончилась сломанными зубами.

– Ничего, дружище Робинзон, ничего, – как мог успокоил я себя, – проголодаешься хорошенько и не такое скушаешь!

Потом я заглянул в маленькую кладовку, примыкавшую к камбузу, где нашёл остатки ячменя в мешке, початый ящик сахара, бочонок рома и несколько бутылок вина. Другой еды обнаружить не удалось, поскольку основные запасы остались в затопленном трюме, но и без них на палубе получилась внушительная куча. Теперь надо было решить, как побыстрее переправить все эти богатства на берег. Не имея в своём распоряжении шлюпки, я решил сделать плот.

Выбрав среди валявшихся на палубе обломков рангоута несколько подходящих брёвен, я перебросил их через борт и прямо в воде скрепил между собой куском крепкого каната. Правда, поначалу так запутался в узлах и петлях, что сам оказался примотанным к плоту на манер бревна, но потом освоился и заработал с ловкостью опытного плотовяза. Теперь оставалось приладить сверху несколько поперечных досок для надёжности, и можно было приступать к погрузке. Однако здесь меня поджидали серьёзные трудности: несмотря на солидные размеры, плот низко сидел в воде, а, стало быть, моим богатствам по дороге к берегу грозило промокнуть.

Задача показалась мне просто неразрешимой, но, как известно, нет лучшего учителя, чем нужда, и после некоторого раздумья мне пришла в голову идея использовать сундуки экипажа! Ведь теперь я был единственным владельцем корабля, а, значит, мог спокойно распоряжаться всем имеющимся на борту имуществом. Мысленно попросив у бывших хозяев прощения за беспокойство, я освободил три самых больших и крепких сундука от вещей и доверху заполнил съестными припасами. Теперь их можно был спокойно грузить на плот. Заодно я подобрал себе подходящую по размеру одежду и обувь, которой получилось ещё два полных сундука.

Вытаскивая на палубу последний сундук, я услышал заунывный приглушённый стон. Он доносился из дальнего конца коридора. Это было так неожиданно и страшно, что я буквально окаменел. На корабле не могло быть людей – весь экипаж погрузился в шлюпку у меня на глазах! Но кто же тогда издаёт эти кошмарные звуки? Неужели погибшие товарищи зовут меня к себе? Ужас накатывался на меня холодными волнами, я уже почти чувствовал на себе ледяные пальцы утопленников.

– Кто здесь?! – прохрипел я из последних сил.

И словно в ответ к моим ногам бросился капитанский пёс Голиаф. Как только я мог забыть про него! Напуганный катастрофой и забытый хозяином, бедняга забился в самый дальний угол и тоскливо подвывал там, пока не услышал человеческого голоса. С непередаваемым облегчением я погладил радостно поскуливающего пса и угостил куском сухаря. Голиаф вильнул хвостом и всем своим видом выразил желание следовать за мной.

Немного успокоившись после пережитого потрясения, я занялся оружием и инструментами. Ведь с помощью оружия можно всегда добыть пищу, а инструменты помогут сделать всё необходимое для жизни. Обшарив все помещения, я обзавёлся двумя хорошими охотничьими ружьями, парой пистолетов грозного вида, изрядным количеством дроби и тремя бочонками пороха. Однако самой приятной находкой оказался ящик корабельного плотника с инструментами. Чего только не лежало в нём: пилочки и буравчики, молотки и клещи, стамески и рубанки… Не знаю, обрадовался ли я больше, найдя сундук с золотом!

Теперь мой плот был полностью нагружен, и я, вооружившись доской вместо весла, пустился в обратный путь. Должен сказать, что управлять в одиночку тяжелым и неповоротливым сооружением оказалось значительно труднее, чем я думал. К счастью море было спокойно, точно чай в блюдце, а едва заметный ветерок дул в сторону берега. Для удобства разгрузки я выбрал небольшую бухточку чуть в стороне от места моей высадки на остров. И туда я, в конце концов, привёл свой странный корабль.

– Отдать якорь, дружище Робинзон! – скомандовал я, привязывая плот к ближайшей пальме, и с непередаваемым облегчением упал на горячий песок…

Однако долго лежать времени не было – ведь на корабле осталось еще много нужных вещей, которые надо было забрать, пока на море не поднялось волнение. Также я решил перевезти на берег обеих животных. Поэтому, быстро перетащив свои сокровища на сухое место, и удостоверившись, что плот не унесёт в открытое море, я вплавь вернулся на корабль. Там мне удалось довольно быстро сделать новый плот и загрузить на него пару мешков гвоздей, несколько десятков топоров разного размера, три больших железных лома, семь мушкетов, бочонок с пулями, подушку, гамак, точило и множество других полезных вещей.

5. Новый губернатор

Наконец пришло время заняться погрузкой пассажиров. Голиаф категорически отказался покидать корабль, и мне пришлось долго гоняться за ним по всей палубе, а потом силой тащить на плот. При этом пёс завывал так, будто его заглатывает крокодил, и отчаянно цеплялся за борт всеми четырьмя лапами. Можно было конечно оставить его на корабле, но мне показалось жестоким обрекать неразумное животное на верную гибель, особенно, после того как ему посчастливилось пережить столь ужасный шторм.

Зато Брамсель сам вскочил мне на спину и тихо просидел там, пока подгоняемый приливом плот не достиг берега. Кот тут же спрыгнул на песок, весело мяукнул и, задрав хвост трубой, умчалась в лес. Думаю, его привлекло множество разноцветных птиц, порхавших среди деревьев. Голиаф наоборот не пожелал покидать плот и, спрятавшись между вещами, жалобно повизгивал, пока я не выманил его оттуда куском вяленого мяса. Надо признать, что, несмотря на солидные размеры и грозный вид, пёс не отличался особенной храбростью.

Между тем солнце стало клониться к закату и мне пришлось озаботиться ночлегом, поскольку снова лезть на дерево, оставив без присмотра добытое с таким трудом имущество, не хотелось. Выбрав на берегу ровное место, я соорудил что-то вроде маленького шалаша и покрыл его сверху остатками изорванного шквалом паруса. Чтобы ветер не разрушил хлипкое сооружение, края паруса были надёжно придавлены тяжёлыми камнями.

– Не знаю можно ли назвать это палаткой, дружище Робинзон, – заметил я, заглядывая внутрь, – но думаю, что переночевать здесь можно.

Видно разговаривать с самим собой начинало входить у меня в привычку. Ну что ж, я не был таким уж скучным собеседником, чтобы избегать этого. К тому же на острове можно было совершенно не опасаться чужих ушей.

Чего нельзя сказать о хищниках, мысль о которых не давала мне покоя. Да, пока мне не довелось столкнуться с ними или хотя бы увидеть следы, но, может быть, именно сейчас они подкрадываются со всех сторон, оскалив клыки! Поэтому я построил вокруг палатки стену из ящиков, сундуков и бочонков, отчего мой лагерь стал похож на маленькую крепость. Любой хищник, едва завидев его, должен был сразу понять: здесь поживиться свежим мясом не удастся! Ну а для тех, кто всё же рискнул бы проникнуть на мою суверенную территорию, я зарядил все ружья и пистолеты самыми большими пулями.

К этому времени почти совсем стемнело, и я со спокойной совестью хорошо поработавшего человека забрался в своё новое жилище. К моему удивлению и кот и пёс были уже там, отчего жалкая лачуга приобрела вполне жилой вид. Растянувшись на матрасе, брошенном прямо на песок, я с удовольствием захрустел сухарём. Не могу передать вам охвативших меня ощущений: только вчера я был жалким потерпевшим кораблекрушение, который, дрожа от страха, ютился на дереве, а сегодня я ночую в собственном доме, имея и оружие и пищу!

– Ты хорошо устроился, дружище Робинзон! – заметил я, берясь за второй сухарь. – И устроишься ещё лучше, если не будешь лениться или впадать в уныние!

А действительно – почему я должен считать себя пострадавшим? Ведь я не только уцелел во время страшного шторма и живым добрался до берега, но и обзавёлся практически всем необходимым для жизни! Чем моё положение отличается от положения первопроходца, осваивающего новые земли, кроме того, что я вынужден действовать в одиночку? Да ничем!

– Так в чём же дело, дружище Робинзон? – воскликнул я. – Что мешает тебе стать хозяином этого острова?

Едва дождавшись первых лучей солнца, я покинул свою крепость и, чуть ли не бегом взобравшись на ближайшую скалу, торжественно провозгласил себя полновластным губернатором острова. Отныне вся власть здесь принадлежит мне! Вся земля, все деревья, все животные и птицы являются моей безраздельной собственностью! Теперь я здесь самый-самый главный хозяин!!!

Вспугнутые моими воплями пернатые с шумом вылетели из окрестных зарослей, и их гомон показался мне восторженными криками толпы, приветствующей своего нового владыку. На этом торжественная часть закончилась и губернатор, закусив сухарём и напившись воды из ручья, поплыл на корабль. Ведь там было еще много ценных вещей, а появившиеся на небе облачка предвещали скорое ухудшение погоды.

Благодаря полученному опыту я действовал умело и сноровисто: уже через полчаса у борта покачивался отличный плот, а на палубе буквально на глазах вырастала гора самых разных вещей. Если в первый день я брал в основном то, что необходимо для выживания, то теперь, став губернатором острова, искал всё что может пригодиться для обустройства нормальной жизни. Чувствуете разницу?

Я разобрал снасти и собрал все верёвки, какие только были на корабле. Я выломал все железные и медные части, до каких только смог добраться. Я выпилил все куски дерева сколько-нибудь пригодные в хозяйстве. Я перерыл все каюты и набил полный сундук всякой мелочью, вроде компасов, подзорных труб, бритв, ножниц, бумаги, чернил, иголок и ниток. Я переправил на берег остатки парусов, не погнушавшись самым маленьким обрывком парусины. Я пытался даже погрузить на плот якорь, но он оказался слишком тяжёл и, пробив в плоту дырку, ушёл на дно. Думаю, история не знала столь трудолюбивого и усердного губернатора!

6. Мой дом, моя крепость

А ещё я после некоторых раздумий забрал все найденные деньги, включая весьма солидную корабельную казну, которая хранилась в капитанской каюте. Да, я не смог оставить серебро и золото на корабле, хотя на острове оно не имело совершенно никакой цены! Случай с деньгами показал насколько человек привержен привычкам и правилам: вроде бы нет никакого смысла им следовать, а избавиться никак не удаётся…

В конце концов, я перевёз на остров всё, что смог поднять и дотащить до борта. Всего я сделал одиннадцать рейсов, и каждый раз помимо груза доставлял на берег большое количество брёвен и досок, из которых делался сам плот. Учитывая грядущее обустройство, эти строительные материалы были дороги мне не меньше чем оружие и продукты. Плотов получилось ровно одиннадцать, и едва, закончив с поездками на корабль, я аккуратно разобрал их и по частям вытащил на берег для просушки.

– Отличная работа, дружище Робинзон! – похвалил я себя, осматривая груды и штабеля привезённого имущества. – Еще немного, и ты перетащил бы по частям весь корабль…

Всё это время я питался лишь сухарями и пил простую холодную воду, а спал в палатке на берегу, которая хоть и была огорожена сундуками, бочонками и ящиками, но на самом деле не представляла сколько-нибудь надёжной защиты. Однако разразившийся на следующий день после моего последнего рейса шторм показал, как правильно я поступил, отложив на время другие дела и занимаясь только спасением имущества – уже к вечеру волны и ветер довершили разрушение, и корабль перестал существовать…

Пережидая непогоду в тёплой компании Голиафа и Брамселя, я думал о своём новом жилище. Это должен был быть настоящий дом – удобный, прочный и безопасный. Дом достойные стать прибежищем губернатора острова! При этом парусина над моей головой сотрясалась от ветра, ежеминутно рискуя быть сорванной, а через все щели хлестал дождь вперемежку с морской пеной. Да, выбранное мной место на берегу совершенно не подходило для жилья, особенно во время шторма: шум, сырость, ветер. Не лучше, кстати, было и в ясную погоду, когда палящие лучи солнца превращали его в раскалённую сковородку. Так что стоило погоде немного улучшиться, как я, вооружившись ружьём и захватив пару надоевших уже сухарей, направился на разведку.

Наиболее подходящей показалась мне заросшая травой полянка у подножья высокого холма, причём от вершины до самой полянки холм спускался отвесной стеной. Таким образом, я уже имел готовую защиту с одной стороны. Весьма привлекательным было и направление полянки на северо-запад. Это означало, что в течение дня холм будет защищать мой дом от палящих лучей солнца, а вечером я смогу наслаждаться закатом. А ещё отсюда хорошо просматривалось море, далеко уходить от которого я не хотел – вдруг когда-нибудь там забелеет парус проходящего корабля?

Но самое главное преимущество выбранного места заключалось в крохотном родничке, который прятался в густой траве у подножья холма. Воды было так мало, что она просто собиралась в прозрачную лужицу, из которой не вытекало даже сколько-нибудь заметного ручейка. Встав на колени, я с наслаждением напился – вода оказалась холодной и вкусной. Вслед за мной на водопой подошли Голиаф с Брамселем, и это показалось мне хорошим знаком. Не теряя времени, я осторожно, чтобы не повредить родника, углубил ямку, а потом аккуратно обложил стенки камнями, стараясь подгонять их друг к другу как можно плотнее. Вода сразу пошла живее и быстро наполнила искусственный водоём примерно в сто литров. Получился настоящий источник свежей воды, без которого не может обойтись ни одна крепость!

Определившись с местом, я перетащил туда всё свое имущество и построил небольшой шалаш, где можно было спать, пока идёт строительство. По моим расчётам оно должно было занять не меньше года, но грядущие трудности более не пугали меня, а лишь настраивали на рабочий лад. Я верил, что сумею превратить свой остров в место пригодное для хорошей жизни. Так что, едва обустроив временное жилище, губернатор хорошенько наточил самый большой топор, засучил рукава и взялся за работу…

– Не знаю, как пойдут твои дела дальше, дружище Робинзон, – решительно сказал я, поднимая топор для первого удара, – но пока тебе здорово везёт!

Стена высотой в человеческий рост представляла собой полукруг примерно десяти метров в диаметре, упирающийся концами в отвесный склон холма. Она была сделана из вбитых в два ряда крепких кольев, заострённых на конце, чтобы нельзя было перелезть. Колья стояли так плотно, что пробраться между ними не было никакой возможности, но я для надёжности ещё и переплёл их верёвками и лианами, так что получилась совершенно непреодолимая преграда. К тому же изнутри через равные промежутки стояли наклонные подпорки, придававшие всему сооружению отменную устойчивость.

Сооружая стену, я ломал себе голову над входом – как сделать надёжные и крепкие ворота, не имея ни петель, ни замков? С другой стороны, зачем нужна стена, если сквозь неё можно пройти без особого труда? В конце концов, я решил обойтись без двери вообще, а использовать для перелезания через ограду приставную лестницу, которую можно было втягивать внутрь, приходя домой, или прятать поблизости, уходя из дома. Однако на время строительства я всё-таки оставил узкий проход, чтобы не лазить целыми днями по лестнице то в одну, то в другую сторону.

7. Новоселье

При кажущейся лёгкости сказанного, работать приходилось на пределе сил. Особенно тяжело давалось перетаскивание из леса тяжеленных брёвен для изготовления кольев. Поначалу я пытался просто носить их. Однако стоило чуть расслабиться, как бревно выскальзывало из рук, точно это не твёрдый кусок дерева, а вертлявая змея, и с удивительной точностью отдавливало мне ноги. Я почти лишился возможности ходить, когда догадался зацепить бревно верёвочной петлёй и тащить за собой. Теперь, несмотря на все усилия, коварным деревяшкам не удавалось добраться до меня!

Дальше было ещё труднее – ведь мало притащить, надо еще и установить! Выглядело это примерно так: разрыхлив ломом нужное место, я ставил туда бревно и отходил на несколько шагов, чтобы удостовериться в его вертикальности. Надо ли говорить, что стоило бревну почувствовать свободу, как оно тотчас падало, причём обычно в мою сторону, норовя раздавить или хотя бы покалечить хозяина острова. Усмотрев в таком поведении брёвен явное злоумышление в адрес губернатора, я показательно изрубил одно из них в мелкие щепки, приговаривая, что подобная участь ждёт всякого, кто будет мешать строительство ограды.

– Смир-р-рна! Р-р-равнение на губер-р-рнатора! – рычал я совсем как наш боцман, служивший в молодости на военном корабле, и напуганные брёвна послушно вставали на место, точно вымуштрованные солдаты в строй.

Однако самая тяжёлая работа на этом только начиналась – ведь тщательно установленное бревно надо было заколотить в землю. Для этого у меня имелась дубина из так называемого «железного дерева» Это была невероятно тяжёлая и крепкая штуковина, махать которой можно было только от очень сильной необходимости. При каждом ударе она норовила отскочить и стукнуть меня по лбу или, хитроумным пируэтом обогнув верхушку бревна, переломать мне ноги.

Но я был всё равно упрямее и, соорудив специальный помост, заколачивал по два бревна в день! Потом оставалось только заточить конец забитого бревна, и эту приятную и лёгкую работу я всегда оставлял на вечер, когда сил почти не оставалось, а ложиться спать было ещё рано. Вот так шаг за шагом я строил свою крепость, должную дать мне покой и уверенность, строил медленно, но хорошо, строил так, как мог, и так, как хотел…

Достигнутая в обращении с брёвнами ловкость навела меня на мысль закрепить свои права на остров установкой пограничного столба. Подготовив самое большое бревно, какое только можно было сдвинуть с места, я в три дня дотащил его до берега. Место для столба было выбрано не случайно – именно здесь в ту страшную штормовую ночь я выбрался на берег. Именно здесь, вот на этом самом дереве с развилкой, прошла моя первая ночь. Куда девался тот бедняга: голодный, промокший, дрожащий от страха? Теперь на его месте был энергичный и уверенный в себе хозяин острова!

Чтобы никакой шторм или ураган не мог повредить столбу, я не только глубоко вкопал его в песок, но и хорошенько укрепил камнями, сложив вокруг пирамидку в метр высотой. Поверхность столба была тщательно обтёсана, а на самом верху я надёжно прибил аккуратную дощечку, на которой выжег раскалённым куском железа:

«Этот остров принадлежит Робинзону Крузо!»

Чуть ниже буквами поменьше стояла подпись:

«Губернатор острова Робинзон Крузо»

А еще ниже совсем маленькими буковками значилось:

«Спрашивать в резиденции»

Покончив со столбом и оградой, я занялся возведением большой хижины, которую с гордостью называл «резиденцией». Понимая, что именно здесь скорей всего пройдёт вся моя жизнь я не пожалел самого лучшего материала привезённого с корабля: стены были аккуратно обшиты обрезками досок с бортов и палубы, а на крыше лежал сложенный в несколько раз запасной парус. Однако, предвидя обильные тропические ливни, я не ограничился одной крышей и натянул в полуметре выше большой кусок парусины. Он был привязан углами к кольям ограды и закрывал не только саму хижину, но и часть двора, где во время дождя можно было бы заниматься разными полезными делами.

– Через такую крышу, дружище Робинзон, – с гордостью сказал я, забивая последний гвоздь, – ни одна, даже самая хитрая капля не просочится!

Внутри хижина представляла собой одну большую квадратную комнату, поскольку устраивать какие-то перегородки показалось мне совершенно излишним. Земляной пол я тщательно выровнял, очистил от травы и засыпал мелким песком, который притащил с берега в мешке от сухарей. Свет и воздух поступали внутрь через два маленьких окошка в боковых стенках и дверной проём, который я на ночь завешивал парусиной. Из мебели в резиденции имелись только подвесная койка, на которой спал губернатор, и бочонок с порохом, на котором губернатор сидел.

Здесь же хранились мои самые ценные припасы: оружие, порох, одежда, еда. Они так загромождали хижину, что, едва справив новоселье, я задумался о строительстве склада. И тут сама природа подсказала мне отличное решение: позади хижины в отвесном склоне холма имелось небольшое углубление. Издали оно походило на вход в пещеру, однако никакой пещеры там не было. Вот я и подумал: а почему бы её ни вырыть? Особенно хорошо там будут храниться продукты – совсем как в настоящем английском погребе!

8. Земляные работы

На моё счастье холм был сложен из достаточно рыхлого песчаника, который легко поддавался железному лому. А будь на его месте твёрдый камень, мне пришлось бы отказаться от всякой мысли обзавестись пещерой. Однако мало разрыхлить, надо выкопать, а для этого принято использовать лопату. В корабельных запасах ничего похожего не было, но, сумев построить ограду и хижину, я как никогда верил в свои силы.

– Нет лопаты, дружище Робинзон? – сказал я, осматривая углубление в склоне холма, которому предстояло стать пещерой. – Значит надо её сделать!

Однако умудрённый суровым опытом я не кинулся сломя голову неизвестно куда и непонятно зачем, а решил сначала хорошенько подумать. Расположившись в тенёчке у хижины и поглаживая мурлычущего Брамселя, я стал вспоминать, как выглядели все когда-либо виденные землеройные инструменты. Перед моим мысленным взором проследовала целая череда всевозможных лопат, совков и тяпок. И все они с полной очевидностью состояли из двух частей: деревянной ручки и железного наконечника. Срубить в лесу подходящую палку труда не представляло, но где взять железо?

Я перебрал все привезённые с корабля детали, но ни одна из них не годилась для копания. Тогда я попробовал использовать найденную на берегу большую плоскую раковину. С помощью нескольких гвоздей, куска верёвки и твёрдости характера, я умудрился прикрепить её к ручке. Лопата получилась отличная – красивая, лёгкая, прикладистая. Скажу больше: она была так похожа на настоящую, что вы со ста шагов не смогли бы найти ни одного отличия. К сожалению, работать ею было решительно невозможно – стоило мне хорошенько копнуть, как раковина треснула пополам, а рукоятка так глубоко ушла в землю, что я чуть не упал.

Тогда я решил вырезать лопату из цельного куска дерева, примерно также как вырезают вёсла. Чтобы получить должную прочность мне пришлось воспользоваться тем же железным деревом, из которого была сделана дубинка для забивания кольев. Однако все оказалось не так просто: одно дело просто отпилить толстый сук и очистить его от веток, а другое – придать куску очень твёрдого дерева форму лопаты.

– Глаза страшатся, а руки делают, дружище Робинзон! – подбодрил я себя. – А лес рубят, щепки летят!

Для начала я срубил само дерево, выбрав не слишком толстое, потом обтесал его с двух сторон, превратив в толстую доску. На доске с помощью уголька я нарисовал лопату и стал потихоньку обрубать лишнее. Работа шла очень медленно, поскольку топор приходил в негодность после пяти-шести ударов, после чего приходилось браться за точило. Зато результат превзошёл все ожидания – несмотря на большой вес и неказистую внешность лопата копала отлично!

Земляные работы происходили так: с помощью лома я разрыхлял песчаник, после чего пускал в дело лопату. Выкопанную землю я равномерно распределял по двору и хорошенько утаптывал, чему всячески способствовал резвящийся Голиаф. Это позволило мне не только получить ровную поверхность, по которой было приятно ходить, но и заполнить все ямы, которые раньше заполнялись водой во время дождя и превращали двор в настоящее болото.

Постепенно стал вырисовываться контур пещеры: это был длинный коридор шириной не более двух метров и высотой достаточной, чтобы ходить не сгибаясь. В какой-то момент мне показалось, что места для размещения припасов не хватит, и я решил расширить пещеру, по меньшей мере, в два раза. Подобное вообще часто случается с человеком: ему хочется обладать всё большим и большим, вместо того чтобы радоваться тому, что есть. Но жизнь устроена так, что в погоне за излишеством обычно лишаешься необходимого.

Случилось это и со мной – не успел я хорошенько углубиться в боковую стенку, как целый пласт земли тяжело рухнул вниз, едва не похоронив меня заживо. С отчаянными криками я выскочил наружу и в ужасе бросился бежать. К несчастью мои глаза были запорошены землёй, отчего я совершенно ничего не видел перед собой. Боюсь даже представить себе, чем бы закончилось моё паническое бегство, но, споткнувшись о ничего не подозревающего Голиафа, я полетел кубарем, наткнулся на ограду и застрял головой между кольями. Вынужденная остановка позволила мне придти в себя и успокоиться, а пока я извлекал голову из ловушки, в ней родился план укрепления стенок пещеры.

Вернуться на место едва не случившейся гибели я смог только через неделю, когда кошмар немного забылся. Осторожно удалив рухнувшую землю, я поставил по бокам пещеры столбы, а между ними крест-накрест положил широкие доски. Получившиеся арки надёжно подперли свод, избавив меня от опасности обвала. Но это было ещё не всё – я засунул между песчаником и досками широкие пальмовые листья в несколько слоёв. Они лежали так плотно, что теперь сверху не сыпались даже мелкие кусочки песчаника!

Чтобы любая вещь всегда была под рукой, я сделал вдоль стен широкие полки. Они были прикреплены к столбам и придавали всему сооружению дополнительную прочность. На полки я аккуратно разложил свое многочисленное имущество: здесь железо, тут порох, там сухари. Ничего не надо искать – просто подходишь и берёшь то, что нужно!

9. Учить ботанику!

Я, кажется, уже говорил, что отсутствие должных навыков и нехватка инструментов приводило к тому, что работа, которая в обычных условиях требовала от силы неделю, у меня занимала несколько месяцев. А ведь мне ещё приходилось заниматься добыванием пищи! Правда, первое время я питался привезёнными с корабля и сухарями, да твёрдым, как пушечное ядро, голландским сыром, но они довольно скоро подошли к концу, и мне пришлось почти каждый день отвлекаться от работы, дабы найти, чем утолить голод.

Не исключаю, что остров изобиловал съедобными растениями, но я к величайшему сожалению ничего в этом не понимал, поскольку плохо учил ботанику в школе. В результате первая же попытка подкрепиться свежими фруктами закончилась весьма плачевно. Случилось это так: прогуливаясь по лесу, я заметил на дереве нечто напоминающее большой круглый плод. С первого взгляда он показался мне очень вкусным, я буквально почувствовал во рту нежную и сладкую мякоть. Однако плод висел слишком высоко, чтобы дотянуться до него рукой. Тогда я взял длинную палку и, хорошенько прицелившись, попробовал сбить добычу с ветки.

– Не промахнись, дружище Робинзон, – заметил я, провожая взглядом летящую палку, – и у тебя будет отличный обед!

Удар действительно получился отменным – плод обиженно загудел, плюхнулся на землю и подкатился прямо к моим ногам. Однако внутри вместо нежной и сладкой мякоти внутри оказался целый рой разъярённых насекомых. Да, да, да! В силу ботанического невежества я принял за вкусный плод гнездо диких пчёл и вместо отличного обеда получил большую неприятность. Надо ли говорить, что прозрение как всегда опоздало – не успел я толком сообразить, что случилось, как несколько десятков острых жал разом вонзились в моё тело.

Охваченный ужасом я бросился бежать, не разбирая дороги и взывая о помощи. Позади меня оставалась просека из сломанных деревьев и вытоптанных кустарников достойная взбесившегося слона. Надо мной висело плотное гудящее облако, из которого периодически вылетали жужжащие пчёлы и жалили своими жалами безо всякой жалости. Ну а впереди меня ожидала бесславная участь быть заеденным насмерть злобными насекомыми. Поистине трудно придумать более бесславный конец для губернатора острова…

К счастью, пока мозги были парализованы болью и страхом, ноги сами нашли дорогу к спасению и вынесли меня кратчайшей дорогой на берег моря. С ходу пробежав мелкое место, я бросился в воду и затаился там. Пчёлы сильно озадаченные моим исчезновением полетали туда-сюда и, видимо решив, что я утонул, удалились. Вот так печально и, честно говоря, болезненно закончилась моя первая попытка подкрепиться местными фруктами.

В другой раз я попытался добыть пару орехов с растущих на берегу пальм. Размером эти орехи были с голову не слишком умного взрослого и висели гроздями у самых вершин. Капитан как-то рассказывал нам, что такие пальмы называются кокосовыми, а внутри орехов, которые на самом деле кокосы, находится вкусная и питательная жидкость, напоминающая молоко. Однако все мои попытки добраться до кокосов по лишенному веток стволу закончились порванными брюками и весьма болезненным падением, после которого я неделю спал только на боку, а пищу принимал исключительно стоя.

– Эти пальмы плохо ведут себя, дружище Робинзон, – заметил я, с трудом укладываясь спать, – и ты, как губернатор, должен хорошенько проучить их!

На следующий день я пришёл с любимой дубиной из «железного дерева» и, хорошенько размахнувшись, стукнул по пальме. Мне показалось, что от такого удара упрямое дерево поймёт, кто на острове главный хозяин и хотя бы парочка наиболее спелых орехов обязательно свалятся прямо мне в руки. Что тут началось: десятки орехов обрушились на меня точно пушечные ядра! В ужасе я прижался к стволу, а они со свистом пролетали мимо и буквально вонзались в песок. На моё счастье ни один из этих кошмарных снарядов не попал в меня, иначе гибель была бы неминуема…

Случившееся так напугало меня, что едва обстрел закончился, как я бросился бежать, прикрывая голову руками и опять-таки взывая о помощи, ждать которой было, как ни трудно догадаться, не откуда. Памятую случай с пчёлами, я на всякий случай нырнул в воду и затаился там. Однако орехи не стали преследовать меня, а тихо и спокойно лежали вокруг пальмы, поблескивая зелёными боками. Вид у них при этом был совершенно мирным, как будто не они только что едва не лишили губернатора жизни!

С тех пор я решил больше не искушать судьбу и заняться банальной охотой, благо ружьё и порох у меня имелись…

10. Губернаторская охота

Основное съедобное население острова составляли дикие козы. Они бродили небольшими стайками по семь-восемь животных и задумчиво щипали всякую зелень, до которой могли дотянуться. Увидев их в первый раз, я решил, что охота не предоставит никакого труда. Нашёл, подошёл, выстрелил! Однако в отличие от своих домашних родственников, не отличающихся особенным умом, эти были необычайно осторожны и хитры. Стоило один раз выстрелить в их присутствии, как они стали бояться меня пуще огня! Теперь, едва заслышав шаги, козы с невероятной прытью разбегались по кустам, предупреждая друг друга об опасности испуганным блеянием.

Если я бросался в погоню, то они заводили меня в такие густые и колючие заросли, что я вылезал весь поцарапанный и в рваной одежде. Если я прятался в засаде на одной из козьих тропинок, то они, точно учуяв меня, за сто шагов сворачивали в сторону и обходили стороной. Если же я стрелял издалека, то промахивался, впустую теряя пулю и порох.

И вот однажды, когда охота в очередной раз закончилась полной неудачей, я сидел на брёвнышке и уныло грыз сухарь, наблюдая весело резвящееся среди деревьев аппетитное жаркое. Рядом лежал мой верный пёс, ожидая своей доли сухаря.

– А почему бы мне ни приспособить к охоте тебя? – обратился я к Голиафу после некоторого раздумья. – Разве не для этого человек ещё в глубокой древности приручил собаку?

Я попытался словами объяснить псу, что надо делать, но тот только смотрел на меня преданными глазами, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я давно заметил, что это означало у него признак особого внимания. Однако внимание не значит понимание, и когда я, закончив объяснение, велел Голиафу отправляться на охоту, тот радостно завилял хвостом и остался лежать.

Тогда я решил показать, что именно надо сделать. Прислонив ружьё к дереву и сняв шляпу, я встал на четвереньки, заблеял и сделал вид, что ем травку. Даже псу должно было быть понятно – перед ним коза. Потом мне пришлось изобразить собаку: принюхиваясь и скаля зубы, я осторожно крался через густые кустарники. После собаки пришёл черёд козы, которая, не подозревая о надвигающейся опасности, продолжала жевать. И снова собака – она подобралась совсем близко. Так попеременно превращаясь из козы в собаку и из собаки в козу, я довёл дело до победного прыжка. Охота благополучно закончилась и, снова став собой-человеком, я похвалил себя-собаку за принесённую добычу себя-козу.

Голиаф с явным интересом досмотрел представление до конца, но так и не сдвинулся с места. Это было уже слишком – я схватил его за шкирку и, подтащив к полянке, где паслись козы, привязал к деревцу. Мой план состоял в следующем: пощипывая травку, козы рано или поздно окажутся рядом с привязанным псом, он почует их запах и проснувшийся охотничий инстинкт сделает своё дело. Однако стоило козам подойти поближе и блеснуть на солнце рогами, как Голиаф в ужасе завыл и, вырвав деревце к которому был привязан, бросился в мою сторону.

После такой вопиющей не удачи я отказался от мысли использовать пса для охоты. Однако сильное желание добыть свежего мяса не давало мне покоя, заставляя проявлять все больше усердия и сметки. Я учился бесшумно подкрадываться и метко стрелять, я изучал повадки коз так усердно, точно собирался написать о них книгу, я даже научился блеять по козлиному. И я победил! Подстрелив, наконец, козу я тут же разделал её, зажёг костёр и, нанизав несколько кусков мяса на ружейный шомпол, повесил над огнём. Аппетитный запах приятно щекотал ноздри, капельки жира, падали в огонь и шипели, пуская тонкие струйки дыма, а я сидел, удобно прислонившись к дереву и вытянув ноги.

– Жизнь на острове, в сущности, не так уж и плоха, дружище Робинзон! – размышлял я. – Как ни плоха всякая, пусть даже самая тяжёлая, жизнь. Главное – никогда не сдаваться!

Постепенно я стал заправским охотником и без добычи из леса не возвращался. Ходить на охоту приходилось примерно раз в неделю. При этом часть мяса обязательно заготавливалась впрок: я разрезал его на длинные тонике полосы, хорошенько натирал морской солью, собранной на прибрежных камнях, и развешивал вокруг хижины. В результате получалось вяленое мясо, которое можно было долго хранить, но трудно жевать.

Когда козье мясо надоедало мне, я шёл на берег моря и собирал черепашьи яйца. Перекопав в первые дни несколько тонн песка, я, в конце концов, выяснил, что там, где спрятаны яйца, песок обязательно утрамбован пятачком. Теперь я просто выходил на берег, хорошенько осматривался и начинал копать в нужном месте, пока в моих руках не оказывалось три-четыре десятка небольших шариков, покрытых мягкой кожистой скорлупой. Значительно позже я совершенно случайно увидел, отчего так происходит: оказывается, отложив яйца в ямку, черепахи сначала засыпают её, а потом, встав сверху, несколько раз опускаются всей тяжестью, уплотняя песок нижней частью панциря.

Поскольку ничего похожего на сковороду у меня не было, я придумал, как готовить яйца прямо в костре: надо было просто закопать их в горячую золу, а потом осторожно насыпать сверху свежих углей. Поначалу большая часть яиц либо лопалась, либо сгорала, но постепенно я научился делать всё ровно так, как требовалось.

11. Маленькие радости

Оказавшись на необитаемом острове, я мечтал лишь о надёжной крыше над головой и сытном обеде. Теперь же, когда упорным трудом я добился всего этого, мне захотелось придать своей жизни более цивилизованный вид. Ведь я был настоящим губернатором острова, а не каким-то там потерпевшим кораблекрушение!

Первым делом я занялся мебелью. Подвесная койка меня вполне устраивала, поэтому я решил сделать себе нормальный стул и стол. Подобрав в запасах несколько коротких досок и брусков, я открыл заветный ящик плотника и стал разбираться с назначением каждого инструмента. Поначалу у меня совершенно ничего не получалось. Пила норовила избавить меня от лишних с её точки зрения пальцев. Молоток предпочитал бить по рукам, а не по гвоздям. А буравчики вместо того, чтобы проделывать в дереве аккуратные отверстия, хищно впивались в самые чувствительные части моего тела. Со стороны вся эта возня выглядела, наверное, весьма забавно, во всяком случае, Голиаф и Брамсель смотрели на неё с нескрываемым интересом. Однако постепенно руки привыкли управлять загадочными на первый взгляд предметами, и я с некоторым душевным трепетом посчитал обучение законченным.

– Негоже губернатору завтракать сидя на земле! – подбодрил я себя, приступая к изготовлению стула. – Так что придётся тебе, дружище Робинзон, хорошенько постараться!

Само сиденье я сделал без особого труда, может быть не слишком изящным, но зато прочным, а вот с ножками случилась полная ерунда – несмотря на все мои старания, они все время получались разными. В результате стул так раскачивался, что у меня начинался приступ морской болезни. Тогда я разозлился, взял пилу и ровнял ножки до тех пор, пока не добился совершенно одинаковой длины. Увы, эта одинаковая длина оказалась такой короткой, что стул перестал быть стулом, превратившись в довольно жалкое зрелище: да сидеть на нём было можно, но с тем же успехом можно было сидеть прямо на полу.

Однако я не бросил задуманного, а продолжал с удвоенным усердием пилить, строгать и сверлить, превращая драгоценные доски в опилки, щепки и стружки. И, в конце концов, добился своего! Первый на острове стул был тяжёл и неказист, как якорь, но когда я сел на него, а Брамсель вскочил ко мне на колени, то, честное слово, на глазах у меня навернулись слёзы! Именно в это момент я понял, сколь велика сила человека занятого созидательным трудом. Такой человек может сделать всё, что пожелает и научиться всему, что не умеет. Ему подвластны любые инструменты и материалы. Сама природа бессильна противостоять ему! Он никогда не скучает, потому что всегда занят делом. А ещё таких людей не страшит одиночество!

Берясь за изготовление стола, я постарался учесть все известные ошибки. В итоге ножки сразу получились одинаковой длины, и хотя они сперва несколько раз подламывались из-за непрочности соединения, мне удалось довольно быстро призвать заупрямившуюся мебель к порядку. Теперь я мог не просто сидеть на стуле, а сидеть на стуле и за столом! Разумеется, с этого дня я ел совершенно как нормальный цивилизованный человек, но самое интересное было в том, что, едва сев за стол, я почувствовал непреодолимое желание записать свою историю на бумаге!

К счастью у меня были чернила, перо и толстая тетрадь, которые я привёз с корабля, ещё не зная какую роль они сыграют в моей жизни. Раскрыв тетрадь, я долго смотрел на чистый лист, точно пытался разглядеть нечто очень важное на его белой поверхности, а потом, обмакнув перо в чернила, аккуратно написал:

«Меня зовут Крузо. Робинзон Крузо. Жестокий шторм погубил корабль, на котором я плыл и весь его экипаж, а меня выбросил на необитаемый остров. Вначале у меня не было ничего кроме складного ножа со сломанным штопором и медузы, которую я за ненадобностью выпустил в море. Но на утро я увидел, остатки корабля неподалёку от берега…»

Писать было на удивление легко, как будто я всю жизнь только этим и занимался. Слова цеплялись друг за друга, выстраиваясь в приятные для чтения предложения. Это было похоже на разговор со старым другом, который всегда готов выслушать и поддержать, не задавая при этом глупых вопросов!

– Да ты запросто смог бы стать писателем, дружище Робинзон! – воскликнул я, перечитав вслух пару страниц. – Дело-то оказывается совсем нехитрое…

С тех пор я стал каждый день доверять бумаге случившиеся события и сокровенные мысли. Правда, днём для работы над дневником часто не хватало времени, а вечером было слишком темно, но я придумал использовать для освещения козий жир. Из медной крышки от корабельного компаса я сделал резервуар для горючего. Обрывок старой пеньковой верёвки, заменившей фитилёк, держался на нужной высоте с помощью проволочной петельки. Не скажу, что мой светильник давал много света, к тому же он сильно чадил, но когда я видел светящиеся в ночи окошки резиденции, чувство гордости переполняло меня.

12. Чудесные всходы

Как-то раз, наводя порядок в своей пещере, я наткнулся на мешок с остатками ячменя. Вывозя с корабля всё ценное, я захватил и его, но так и не пустил в пищу. Ведь у меня не было мельницы, чтобы сделать муку и не было кастрюли, чтобы сварить кашу. Поскольку с момента кораблекрушения прошло уже больше года, я решил, что зерно никуда не годится, и высыпал его прямо на землю возле хижины, чтобы освободить мешок…

Потом начались дожди, и я по несколько дней не выходил из дома, занимаясь ремонтом порядком обтрепавшейся одежды. Потом пришлось идти на охоту, чтобы восполнить поредевшие запасы мяса. Потом я делал ещё какие-то дела и, разумеется, забыл про вытряхнутый мешок. Представьте же себе моё удивление, когда примерно месяц спустя я обнаружил на дворе несколько зелёных ростков!

С первого взгляда я узнал в них ячмень, который растёт у нас в Англии. Не поверив своим глазам, я на всякий случай огородил ростки, чтобы случайно не раздавить, и стал наблюдать за их ростом. И вскоре все сомнения рассеялись: да, возле моей хижины вырос и заколосился настоящий ячмень!

– Это ты удачно мешочек вытряхнул, дружище Робинзон! – обрадовался я. – Будешь теперь и с кашей и с хлебом!

Когда ячмень созрел, я самым тщательным образом собрал все до единого зёрнышки и, завернув в чистую тряпицу, повесил над кроватью. На следующий год я не стал доверяться слепому случаю и тщательно подготовил участок земли: очистил от камней и мелких грызунов, разрыхлил, вырвал все сорняки. И только после этого с величайшими предосторожностями произвел посев.