Читать книгу Королевства изгоев - Р.Р. Виктор - Страница 1

Предисловие автора

Я сразу опущу обращение на «вы», так как надеюсь, что ты одолеешь ноголомные ухабы свойственные всем первым произведениям людей, что стремятся стать литераторами, а если так, то ты подберешься достаточно близко к моим размышлениям и опыту, чтобы между нами упал занавес формальностей.

Здравствуй, мой дорогой читатель. Может мы никогда не встретимся и даже не перекинемся парой слов, но ты важен для меня, ведь это удивительно, что среди лавины именитой прозы и прочей популярной литературы, твое внимание выделило эти мои строки. Стечение обстоятельств, либо твое собственное стремление привело тебя сюда, но это приятно. Я уже благодарен.

Может кроме меня это никому и не нужно, но я больше не мог просматривать страницы книг, где и сам ощущал себя попаданцем… в стагнацию и мелочную пустотелость меркантильного подхода к творчеству, что к моему сожалению слишком поглотило славяноязычный сегмент художественной литературы, а именно ее фантастическое направление. На западном фронте дела не лучше – лишь несколько маститых анклавов еще держат планку, но люди стареют… а современная общественность все сильнее давит на их ослабевающие взгляды, искренние идеи и личное мнение. Приходится начинать заново и с самого себя.

Тебя ждет начало истории, которую мне и самому хотелось бы прочитать. Мир, секреты которого мне было бы интересно раскрывать, ведь даже я сам еще не знаю о нем всего. И герой, который не похож на одноразовую силиконовую перчатку, чтобы подходить всякому, ведь он не принадлежит нашей реальности, а в перипетиях собственной разбирается гораздо лучше нашего, хоть и погряз в них по уши. Мне был не нужен герой, вжиться в которого мог бы каждый. Это его жизнь, хоть она и создана ментальным трудом, а не порождена физическим усилием, возможно от этого она не идеальна, но, если бы было наоборот, я бы и сам утратил интерес. Мы с тобой, мой дорогой читатель, – наблюдатели, свидетели его роста и роста злоключений, что сыплются на него.

Более того, вместе с героем растет его вовлеченность в происходящие события, что влияет на само повествование. Если, будучи ребенком он не мог не на что повлиять, то и не заострял особо и внимания на своем окружении. Даже его мысли были обособленны. Но чем больше времени проходит, тем большим влиянием на мир наделяется герой, получая ведущую роль в повествовании, не только по отношению к персонажам второго плана, но и нам с тобой. Его слова и поступки меняют окружение, а его размышления врезаются и перемешиваются с текстом рассказчика. К слову, иногда последнему это не нравится. Но этот конфликт порождает синтез, в котором я вижу некий интерес.

Скажу сразу, что это не боевое фэнтези и вообще не развлекательное чтиво для пассивного отдыха. Это история про фрагментацию глобальных конфликтов на локальные, которые действительно оставляют след в жизни человека, так как касаются его непосредственно. Тебя ждет недосказанность, но и подсказки, слияние жанров, но вопреки этому – целостная и полная (я надеюсь) история, множество отсылок, которые довольно органично вплетаются в сеттинг и даже сюжет. Возможно меня где-то и заносит, от чего мир и теряет стерильность, но я честен с собой – мне это нравится, надеюсь понравится и тебе.

Как ты мог понять, дорогой читатель, тебя ждет эксперимент, для меня самого это точно было экспериментом. Его удачность и актуальность рассудит время. А за потраченное тобой время, я уже благодарен. Надеюсь тебе будет что вспомнить, над чем посмеяться, а над чем и подумать. Приятного чтения.

Том

1

ДЕТСТВО КОНЧИЛОСЬ

Глава 1

***1***

Интересно, сколько сил уходит на содержание бетонной дороги длиною в сотни километров? А на обработку полей, что раскинулись во всю ее длину? Это вопрос уровня государства, отдельный человек может вам ответить лишь, сколько сил у него уходит, чтобы преодолеть этот путь. Непогода, разбойники и ворье, дорожные поборы и банальные неудачи подстерегают в пути, но не все так плохо.

Вдоль трактов королевства Нефраер всегда кипела жизнь, и то тут, то там попадаются села, хутора и прочие поселки. Местные придорожные гостиницы, постоялые дворы или на худой конец трактиры – всегда с радостью открывают свои двери перед всеми странниками. Всеми, кроме одного.

По южному тракту, в направлении столицы, ехал торговый фургон, запряженный парой лошадей. Оба животных – массивные жеребцы, а если присмотреться, становилось понятно, что перед вами один из редчайших случаев, когда кобыла жеребится здоровой двойней. На это указывало абсолютное сходство пятнышек на чубарой шерсти животных. Уже этот факт заставлял встречный люд долго провожать фургон взглядом.

Повозка, запыленная от долгого путешествия, принадлежала купцу из Ассоциации вольных торговцев. Об этом говорила выцветшая эмблема на боку фургона. Он был достаточно большим, чтобы вместить товаров на стандартную ходку от Аусбруха до Аройо либо все внутреннее убранство жилья городского затворника среднего достатка.

Телега проседала, забитая товарами, но два крепких битюга, будто не чувствуя веса фургона, мирно брели вперед, что-то друг другу фыркая.

На высоких козлах сидели двое мужчин. Никто из них не держал поводьев, так как два огромных коня и так исправно выполняли свою работу.

Первый, несмотря на мягкий прибрежный климат и начало осени, был одет в мешковатые шаровары, плащ-пальто и огромное пончо.

Руки его скрывали толстые кожаные перчатки, а на ногах человек носил что-то похожее на унты. На голове виднелась буйная и давно не стриженная шевелюра пепельных от проседи волос. Того же цвета была и его отпущенная до средней длины борода. Взгляд у человека был отсутствующим, будто мысли его витали где-то далеко-далеко.

Бородач внезапно поморщился и что-то проворчал. Засунув руку в фургон и с полминуты не глядя пошарив, человек с глухим бряцанием достал две крупные коричневые бутылки.

Испарина на толстом стекле заиграла в лучах заходящего солнца. Обыденным щелчком пальца бородач открыл сразу обе бутылки, выпустив газы брожения и запах черного хлеба.

Другой человек, сидевший рядом с бородачом, потянул ноздрями воздух:

– Ржаной портер? – спросил тот скрипучим и неприятным голосом.

– Да, из Слисгруда, – глухим басом ответил первый.

– Ты же везешь товары с юга, – поднял бровь второй.

– Это не мешает мне занять часть фургона под собственные нужды, – сказал бородач, протянув пиво попутчику и резко задернув полог освободившейся рукой.

Тот в свою очередь взял бутылку и неестественно быстро отпил половину. Уголок его рта на миг приподнялся.

– Что-что, а ящерки знают толк в рыбе и соответствующих напитках, – продолжал говорить бородач, доставая из-под складки своего пончо сушеную рыбину в локоть длиной.

– Хвост, – просто сказал второй.

Первый оторвал треть рыбины и протянул своему попутчику. Тот взял угощение свободной рукой и откусил кусок вместе с чешуей и костями, пару раз пожевал и проглотил, сделав еще глоток из бутылки, опустошив ее. Бородач покачал головой, второй посмотрел на него:

– Чего?

– Смотри не запачкайся.

Второй с удивлением оглядел свой наряд. Удобный дублет и брюки, сшитые по древней моде, – белоснежные, как и его легкие летние туфли.

– Я никогда не пачкаюсь, – уверенно сказал он.

– Ладно, – хмыкнул в бороду первый и посмотрел на дорожный знак. – В Южном будем только затемно.

– Я никуда не спешу, – сказал второй, надкусив бутылку и обыденно пожевав стекло.

***2***

Критерием успеха провинциального, и не только, лавочника принято считать количество необычных вещей из далеких краев, что наполняют его прилавки.

Верхом же успеха является показушное убранство такими новшествами своих рабочих мест, даже при полном отсутствии конкуренции.

Это – тот самый случай, ведь такое здание было одно в своем роде на весь поселок Южный. Такая себе комбинация из конюшни, жилого блока, гостиницы, универсального магазина и почтового склада.

Под одним из таких «критериев» и сидел единственный сын, единственного успешного торгаша в городке. Новшеством оказался лезервудский фонарь – стеклянная полусфера, наполненная светящимся мхом. Выращенный на питающихся эльфийской магией деревьях, мох имел ровный синеватый и довольно яркий свет.

Это оказалось очень выгодно, фонарь был самодостаточен и почти вечен, требовалось лишь подливать воду раз в неделю, но нашелся и минус. Вся братия ночных насекомых, не боясь подпалить крылья, кружила вокруг светильника и то и дело норовила куснуть сына лавочника.

Парня звали Редрик, но все называли его Редом либо Родей. Практически год назад ему стукнуло двенадцать, что подтвердилось ожидаемым визитом сотрудника местной налоговой. Тот предъявил отцу Редрика – Лоуренсу Маккройду, выдержку из законов империи о рабочей занятости граждан подросткового возраста в черте городского влияния. С тех пор старший Маккройд, который и раньше с сыном особо не церемонился, – стал гонять Реда и в хвост, и в гриву. Ведь теперь закон обязывал того платить парню зарплату, отчисляя налог в королевскую казну.

Многие не жалуют налоговую, да и прочую, политику администрации кайзера Ауринка, но всем несогласным предлагаются замечательные условия эмиграции. Правда, на территории, где законов нет вообще, осваивать целинные земли в областях кочевников зверолюдов.

Зато переезд бесплатный и быстрый, если не сказать – резко внезапный и крайне неприятный. Так что открытых противников имперского закона днем с огнем не сыскать. И теперь жизнь новоиспеченного работничка была похожа на вечные сверхурочные.

В этот раз отец Редрика пропал с самого утра. Был караванный день, но в городок так и не заехало ни одного торгового фургона. Парню пришлось самому весь день стоять у прилавка, успокаивая местный люд, не дождавшийся посылок и диковинок с юга.

Вернувшись поздно вечером, источая стойким перегар, Лоуренс объявил, что вместе с почтальоном, корчмарем и королевским конюшим обмывали постройку новой почтовой станции. Так что до Южного теперь будут добираться не только лишь уморенные полудохлые клячи или угрюмые гонцы в сношенных башмаках.

Также он обмолвился, что почтальон предупредил его, мол, на тракте догнал фургон «вольных» и узнал в купце старого Симона Луковицу. Его, спустя десять лет, снова поставили на их маршрут, так что если старик не изменил своим привычкам, то ждать его стоит только после полуночи.

После этого Лоуренс четко объявил о своем намерении «принять горизонт», а самому Реду путем бессвязных указаний и пары затрещин дал задание – встречать уважаемого представителя торговой гильдии. Благо он – Лоуренс, своевременно обзавелся новым фонарем над придорожной скамьей.

Редрик, уже отвыкший особо пререкаться, просто согласился. Он помог отцу добраться до койки в заднем помещение магазина, на которую тот с размахом плюхнулся. Рама кровати жалобно скрипнула и заходила ходуном, но качнувшись в последний раз, успокоилась. Ред хотел было прикрыть отца покрывалом, но тот только отбрыкнулся, жалуясь на жару с духотой.

– Духота – следствие твоего перегара, старик, – пробурчал сын. Голос у него сломался рано, так что, как и у отца, шепот парня был похож на гул далекого обвала. Лоуренс приоткрыл глаз.

– Поговори мне тут, мальчишка. Ты думаешь, что все это просто так? Думаешь твой старик тебя за зря гоняет? – сказал тот, на удивление внятно. Редрик промолчал. – Думаешь что-то в жизни дается за так? Ты мне благодарен будешь. Взгляни на меня!

Парень оглядел здоровую тушу своего отца. Крупный и крепкий мужчина, с широкими плечами и большими кистями рук. Его можно было бы назвать мощным, не будь у него надутого пивного жбана вместо живота.

Ред посмотрел в лицо отца. Прямые крупные черты обрамляли массивные лицевые кости, особенно выделялся похожий на утес подбородок. Лицо Лоуренса покрывала жесткая, как у секача, щетина. Волосы были темно-бурого цвета с проседью на висках. Густые. Ни намека на то, что его отец начнет когда-либо лысеть.

Редрику часто говорили, что он копия отца, за исключением мягкости в выражении лица и цвета глаз, которые достались ему от матери. Но он ее даже не помнил. Та заболела после родов и вскоре, не прошло и года, умерла.

Судя по всему, у нее было доброе лицо и яркие голубые глаза. Еще он узнал, что волосы у нее горели словно медь, и что была она миниатюрной и очень стройной. Северная островитянка. Там все женщины похожи словно сестры – красивые, опрятные и своенравные.

Ред пытался расспрашивать отца о ней. Но нарывался только на угрюмую стену молчания, пытаясь продавить которую, он получал только лишнее поручение и пинок до места его выполнения.

Могила его матери располагалась на местном погосте. Надпись на могильном камне гласила:

«Розалина Маккройд, в девичестве Хэйс. Ты была улыбкой в моем сердце. Твой смех был музыкой в моей душе. Ты была нежностью, что утратили мои руки. Твоя жизнь была моим счастьем, которого я лишился навсегда. Прощай».

Вместо последней точки на поверхности гранитного блока зиял скол и начало огромной трещины, что шла вниз, под землю.

Альфи Корчмарь говорил, что отец Редрика сам зубилом выбивал эти слова во время похорон, а под конец ударил с такой силой, что чуть не разбил гранитное надгробье. После чего отпрянул и выронил инструмент. Тогда все впервые увидели, как плачет его отец.

Думая об этом, Ред перестал супиться и снова взглянул на отца. Тот уже провалился в пьяную дрему и спокойно сопел.

– Ты не договорил, – он изобразил манеру речи Лоуренса, до комичного понизив голос. – Взглянув на тебя, я должен увидеть человека, который в свое время впахивал, а теперь может позволить себе покой и отдых, – говорил сын, стягивая с отца сапоги. – И ты жалеешь, что научился работать не щадя себя слишком поздно. И сейчас всеми силами прививаешь мне уважение к трудящимся людям и понимание важности и сложности полезных для жизни занятий.

Ред поставил графин с колодезной водой и стакан на прикроватную тумбу отца.

– Хочешь, чтобы я понял, что сюсюкаться со мной никто не будет, что после твоей школы выживания мне будет намного проще и понятнее жить, когда я вырасту, – Редрик перестал передразнивать отца и выпрямился, его тень упала тому на лицо. – Ты говоришь мне это с завидной частотой, и будь я даже полным болваном, успел бы несколько раз усвоить эти уроки. Я уже давно все понял и не сержусь. Представь себе, я даже иногда благодарен. Да и ворчание под нос я перенял у тебя, – закончил говорить Ред, и выдохнув, сделал шаг назад.

Лоуренс не спал, его серые глаза задумчиво глядели будто сквозь сына.

– Снаружи летает целый рой всякой кусачей гадости, набрось что-то на себя, а то к утру будешь похож на кукурузный початок. И нет, нельзя ждать в лавке, это – важный гость, и он прибудет с минуты на минуту.

Сказав это, Лоуренс повернулся к стене и таки заснул.

***3***

С секунду помявшись, Редрик пошел к себе в комнату. Там он сменил безрукавку на мешковатую рубаху и подумав захватил с собой плотную простыню. Парень завернулся в нее, как в хламиду с импровизированным капюшоном.

Оставив свет только во входном помещении магазина и заперев дверь, он уселся на лавку под новым светильником, опершись спиной о стену. Та была прохладной, сложенной из крупных бетонных блоков.

Серая трехэтажная громадина волостного торгового кампуса. Тут тебе и склад, и отдел почтамта с конюшней, и торговый пост, и даже гостиница для приезжих судей и прочих чиновников, которым не по положению ночевать в провинциальном трактире.

Впрочем, работники кампуса, такие как они с отцом, тоже жили там. Ред не знал насчет всего королевства, но сам видел, что такие здания есть и в Северном, и в Восточном. Похоже, что управление кайзера и объединение торговых гильдий позаботилось о наличии таких удобных и универсальных построек в крупных поселках.

Тут даже было место под проведение собраний и судебных тяжб. Такое многообразие полезных задач выполняла уродливая серая коробка с множеством дверей.

Отец Редрика заведовал магазином, складом торговой гильдии, почтовым складом и фактически всей гостиницей. Хоть делами там и занимался молодой гремлин со скверным характером – Гизмо Гупербельд. Тот все-таки отчитывался перед Лоуренсом, ведь все необходимое для гостиницы бралось со склада.

Реду часто приходилось заниматься уборкой или стиркой в гостинице. Кроме него там работали несколько девушек под началом низенькой женщины по имени Валенсия. Та была своеобразной матроной, самоуверенной и строгой, как сам Странник. Она держала все здание в порядке и чистоте, а своих подопечных в жесткой узде.

Вот уже больше недели постояльцев не наблюдалось вообще, и девушки разбрелись по домам, где занялись своими делами, лишив парня одной из немногих отдушин в виде общения с прекрасным полом. Да и в принципе общения. Еще неудобство приносило то, что на гостиничной кухне никто не хозяйничал.

Девушки, под руководством Валенсии, обычно организовывали всем работникам плотное трехразовое питание. Но в такие периоды Реду приходилось готовить самому, так как сама женщина готовила редко, правда, времени на это сегодня он не нашел. Довольствоваться пришлось бутербродами да парой яблок. Так что живот начинал издавать негодующие звуки, ведь уже было далеко за полночь.

Редрик попытался отвлечься от мыслей насущных, задумавшись о чем-то абстрактном, но о чем высоком может размышлять парень двенадцати лет, хоть и слегка обогнавший в развитии сверстников, по словам отца. Правда, на собственном опыте убедиться в этом он не мог. Парень практически не общался с одногодками.

От оков прострации его спас отдаленный перестук копыт, скрип телеги и голоса:

– Я уже был на взводе и сказал ему, что если он не заткнется, то портрет, который я с него пишу, будет последним украшением в его ненаглядной родовой галерее, – говорил неожиданно звучный на таком расстоянии голос.

– Подожди, так живой портрет в поместье семьи Риверс – твоих рук дело? – голос второго – низкий, и звучал будто со дна колодца.

– Из живого в этом портрете – только композиция. Я ж не колдун.

– Я слышал, молодого барона зачаровали и заперли в портрете.

– Ну молодой барон не зачаровался, а разочаровался и замолчав сидел с такой кислой рожей, что о прошлом живописном выражении его лица можно было забыть. Это меня вывело, и я запер его в клетке с его же мастифами. Те его задрали и съели. Но успокоившись, я дописал его образ по памяти и отдал дворецкому.

– М-да, дела, – задумчиво проронил бас в ответ на такое откровение.

Парня одолел ступор. «Вот так истории у ночных гостей…» – эта и еще прорва других мыслей вертелись у него в голове, пока он глядел на подъезжающий фургон. Ред был уверен, что это те, кого он ждал, ведь дальше по дороге имперский блокпост, который ночью пропускает только купцов и гонцов.

Еще он заметил странность – голос смертельного портретиста не менял громкости от расстояния. Правда, Ред решил, что это хоть и странно, но не существенно, похоже он просто подустал.

Телега подкатила к месту, где сидел Редрик. Два огромных коня синхронно повернулись и уставились на парня. С козел пробухтели:

– Смотри, даже в такой час нас встречают.

– Всегда предпочитал вежливый провинциальный люд, в городах одна нервотрепка, – ответил, спрыгивая с козел, закутанный в безразмерный плащ человек ростом чуть выше Редрика.

Подойдя к двери их магазина, незнакомец повернул голову к Реду:

– Лавка?

– Лавка, – эхом повторил парень. – Сейчас… – начал, подрываясь с места, говорить он, но увидев, как человек спокойно зашел внутрь, осекся и глухо закончил. – … открою, – Ред точно помнил, что закрывал дверь.

– Эй, парень, чего укутан словно покойник в саван? – прозвучало у Редрика над головой.

Ред поднял взгляд. В свете фонаря казалось, что на козлах сидит громадный шар из тряпья и шкур, но он все же разглядел человеческую голову, торчащую из него. «Кто бы говорил…» – подумал Редрик.

– Комары, – ответил он. – Я извиняюсь, а вы кто?

– Фургона не видишь? Купец я маршрутный, из Ассоциации. Лучше скажи, где конюшня.

– За углом кампуса.

– А, точно, – сказал торговец и дернул какой-то рычаг. В землю врезались тормозные сошки фургона, а в упряжи что-то щелкнуло. Лошади прошли вперед.

Парень заметил, что они остались скреплены друг с другом, но их это нисколько не смущало. Животные спокойно завернули за угол, будто понимая, куда им надо.

– С них разве не надо снять сбрую? – удивленно спросил Ред. В ответ ему гулко хмыкнули.

– Да я этих скотов прорву лет развести по углам пытаюсь. Они даже без привязи ходят как прилипшие, им, похоже, так спокойнее, – махнул рукой купец. – Ладно, пошли внутрь, пока этот торопыга делов не наворотил. Я, кстати, Симон, меня еще за глаза кличут Луковицей, – представился торговец.

– А я – Редрик, сын Лоуренса Маккройда.

Парню показалось, что глаза старого Симона под мощными бровями блеснули слабой теплотой. Да и его бородатое лицо слегка разгладилось.

– Вымахал ты. Помню тебя еще карапузом – все норовил мне в свой год с небольшим открутить мизинец, цеплялся, словно обезьянка за ветку, – сказал он, демонстрируя самый большой мизинец, что Ред видел за свою короткую жизнь.

Даже несмотря на то, что рука была в перчатке, сразу становилось понятно, что кулак у старого Луковицы размером с литровую кружку, если не больше. Да и оглядев Симона целиком, он удивился одновременной нескладности и огромности старика.

Положение его головы указывало на то, что тот – горбун, но с таким-то ростом…

– Сколько прошло-то, лет десять? Одиннадцать? Да в тебе почти метр семьдесят, вот же дети растут, – говорил старик, почесывая бороду.

Редрик не помнил этого, правда, он не помнил ничего связного вплоть лет до трех-четырех. Он пожал протянутый мизинец. Кожа перчатки была жесткой.

– Что ж, будем знакомы, – сказал Редрик. Луковица улыбнулся и опустил руку.

– Ладно, хватит приветствий. Открывай – делом займемся, пока есть время.

Ред в недоумении подошел к двери и дернул ручку. Заперто.

– Как так-то? – пробурчал парень, борясь со складками своей хламиды, пытаясь добраться до кармана с ключами.

– А чего ты ждал, это только для него нет запертых дверей.

Ред провернул ключ и отпер двери магазина. У прилавка стоял уже сбросивший плащ на пол человек. Одежды его были цвета выпавшего снега. Незнакомец быстро водил свинцовым карандашом по страницам конторского журнала их лавки.

– Ну разве что этим могут похвастать еще теневые воры из Абуля и лунные танцоры, ну и все, вроде. Парень, не стой в проходе, – продолжало доноситься сзади. – Вот что за человек, мохер по полу валяет.

Человек в белом пожал плечами и, что-то чиркнув напоследок, отложил журнал. Потирая глаза, он повернулся к входящим и пожаловался:

– Бухгалтерию тут ведет безграмотный невежда, – он посмотрел на Редрика. – Это ты сводил отчетность за последний месяц? – в ответ тот тупо кивнул и сразу почувствовал, как его поднимают и ставят сбоку от дверного проема.

– Сделай парню скидку, ему всего то лет тринадцать, и то неполных, – сказал Симон, входя в лавку и поднимая с пола плащ.

Темные глаза оценивающе мазнули по Реду. Человек у прилавка хмыкнул:

– Все равно, так себе. Там просчет процентов на семь. Плохо. Ну, разве что ты тут спекулируешь помаленьку.

Редрик напрягся. Отец и правда научил его ремеслу двойной бухгалтерии, заставляя им пользоваться при любой возможности, хоть Реду это и не нравилось. Обман – он всегда обман.

– Если семь в месяц, то это покрывает подоходный налог, плюс налог на одного рабочего, плюс мелочь, – почесал бороду Луковица.

«Свалились же в ночи на голову, грамотеи, блин…» – думал Ред, бросая взгляд то на одного, то на другого.

– Даже так? – услышал он удивленную интонацию. – Ну тогда все сходится, мое почтение, парень, – сказал человек в белом и плюхнулся на диван у стены с дверью, ведущей на гостиничную кухню.

Достав из-за пазухи небольшую книжку, он немигающим взглядом уставился в нее.

– Что, чего? – только и смог пролепетать Редрик.

– Чего-чего, обсчет налоговиков, притом таких злых, как местные, – дело правое. Вон даже Странник такое поощряет.

– Странник, – словно утверждая для себя какую-то истину, медленно произнес Ред.

Он взглянул на живой миф, что увлеченно читал, лежа на кушетке в лавке его отца. Странник двинул одним глазом, будто ящерица, уставившись им на парня.

– Пялиться – невежливо, – наставительно сказал он. У Реда вспотели ладони.

– Что читаете? – выпалил он не задумываясь. Глаз Странника снова вернулся к книге.

– Эльфийскую романтическую беллетристику. Раритетную, – подчеркнул он. – Еще периода свободной любви. Не понимаю, на кой ляд этому… – он взглянул на обложку – … Пестику Подберезовику… вот же имена у них, была нужна тогда романтика. Там баб вокруг было доступных – хоть режь, хоть складируй, и все красотки, – говорил он, стуча рукой по страницам.

– По ходу этот твой Подберезовик пестиком не вышел. А? – сказал прищурившись Симон и показал пальцем на Странника, поднеся руку близко к своему лицу. Странник вернул ему жест.

– А-а-а! – протянули они в один голос с ехидной интонацией.

– Ну не знаю. Как мне известно, у эльфов поголовно такой недуг. Но этот свои тексты стелет так гладко, словно постель молодым перед брачной ночью. Да и как? – поднял брови Странник. – Из ландышей и легких снов. Складно пишет, красиво. Правда на эльфийском.

– А что с эльфийским-то? – поинтересовался Симон, что уже подошел к прилавку и раскрыл журнал.

– Как что? – негодующе повысил голос Странник, вырвав страницу. – Тут на целом листе диалог двух баб из трех реплик, и то – про ухаживание за мачтовой сосной, – жаловался Странник, комкая и отправляя себе в рот не понравившийся фрагмент. – Интерлюдия про лесное хозяйство, мать его.

– А вдруг это просто долгая аллегория такая, – хмыкнул Симон. – Ты их старые дорожные грамоты не видел. Бабина толщиной с мою руку, – говорил торговец, вписывая пару строк в журнал. – Ладно, Родя, пошли разгружать фургон, а то заговорились мы тут.

– Мне нужна комната, – резко ударил книгой об пол Странник.

Симон посмотрел на Реда, покивал и многозначительно поднял брови. Редрик все поняв, как ему показалось, заговорил:

– У нас в кампусе лучшим номером считается судейский. Там все обустроено под стать лордам или высоким чиновникам.

Послышался скрип половиц, из заднего помещения вышел Лоуренс. Он посмотрел на Реда почти незрячим от пьяного кумара взглядом, затем хрипло просипел:

– Родя, ты вменяемый? Какой лучший номер? Кому? – Странник резко сел на кушетке и ожидающе похлопал себя книгой по бедру.

Глаза Лоуренса резко стали зрячими, он выровнялся, словно струна, и четко, будто его вмиг отпустило все выпитое, стал чеканить слова:

– Не видишь разве, что за гость у нас. Широко известный факт – Странник не выносит чинуш даже на дух. Да и вот, чтиво у уважаемого. Ему световая сторона нужна. Таким гостям стоит предлагать тридцать четвертый, для аристократических пар. Там и диваны больше и подушки мягче, – выпалил на одном выдохе Лоуренс, покраснев и выпучив глаза.

– И атмосфера романтики в интерьере, – дополнил Странник тираду Лоуренса, постучав по обложке книги. – Учись пацан, – помахал он пальцем. – Я такой скорости реакции у рыболюда гарпунщика не наблюдал. Будет из тебя толк, коли в отца пойдешь, – весело сказал Странник и вошел в крыло гостиницы, опять же, через запертую дверь.

Секунд пять в магазине висела тишина. Затем все синхронно выдохнули.

– Кайзеровы жестяные портки, обошлось, – утер пот со лба Лоуренс.

– А ты зачем выходил, пап? – спросил его Ред.

– Водички хлебнуть, – сказал Лоуренс, теряя четкость выговора, будто выпитое снова напоминало о себе.

– Так я тебе у кровати попить оставил.

– Да-а-а? – удивленно протянул Лоуренс, глянув в дверной проем. – Действительно…

– Что, Рен, жажда смертельная? – спросил Симон.

– О, это ты, Луковица. Привет. Да, таки почти летальная, – сказал отец уже успокоившись. – Ладно, утром поболтаем, Родя, помоги этому старому насмешнику, а я спать, – говорил Лоуренс, удаляясь к себе в комнату. – Странник, блин. Думал, белку поймал, – пробурчал он себе под нос, но уже еле слышно.

– Ладно, все обошлось, пошли к фургону, – сказал Симон, направляясь к выходу. Редрик вышел за ним.

– Вы часто со Странником путешествуете? – спросил он.

– Нет, но сам он достаточно часто перемещается с нашими караванами – не любит порталов, – буднично ответил Симон.

– А кто их любит, – риторически произнес Ред.

***4***

Мальчик с торговцем подошли к заднему борту фургона. Сверху посередине был подвешен кристаллический фонарь.

– Ого, дорогая штука, – указал Редрик на фонарь.

– Это да.

– А чего мшистый не используете?

– Засохнет в пустыне, – ответил тот, снимая внешний засов и распахивая дверцы.

Свет фонаря попал внутрь фургона. В красноватом отсвете кристалла Ред увидел скорчившуюся, тощую, как жердь, фигуру человека в старом рубище. Парень застыл, но, когда нашарил взглядом лицо того существа, попятился и споткнулся о простыню, в которую до сих пор был завернут.

В гримасе того человека был самый большой ужас, что может испытывать живое существо. Ред охнул, упав на зад, и стал судорожно развязывать простыню.

– Твою-то мать, – глухо буркнул Симон. – Ну куда ты полез? Зачем с лежанки сполз?

– Нэй-нэй! – донеслось из повозки.

Редрик поднялся на ноги, и перебросив простыню через плечо, заглянул в фургон. Там лежал человек, который был одновременно и длинным, и маленьким. Руки, похожие на колодезные журавли, пытались прикрыть лицо от света.

– Мыа-ныа-ныа? – прохныкал человек.

– Знаю, что ярко, давай лезь обратно, там нормально, – сказал Симон. Человек замахал рукой в сторону Реда.

– Амбага-у-у-гмук-гмук! – пролепетал он.

– Что-что? – переспросил Симон. – Что у мальца? А, точно, – он повернулся к парню. – Слушай, тебе сильно нужна эта простыня?

Редрик тупо помотал головой и, не сводя глаз с человека в фургоне, передал простыню Симону. Тот, вытряхнув ткань, стал заворачивать в нее человека, словно паук – муху. Получился сверток в форме эмбриона. Он дрожал и хныкал.

– Все-все, можешь успокоиться, все хорошо, – приговаривал торговец, залезая в фургон.

Он поднял сверток и понес его вглубь, туда, где была тень.

– Все-все, тс-с-с.

– Гмагу-багу… нэй-нэй, – прозвучало уже тихо и со спокойной интонацией.

Послышался тяжелый выдох. Через секунду торговец уже вылезал наружу.

– Кто это был? – только и смог спросить Ред.

– Был… когда-то этим был мой старый добрый друг. А сейчас ты видел то, что от него осталось, – медленно проговорил старик, глядя себе под ноги.

– А что, что произошло, чтобы его так… – он осекся.

Симон посмотрел на него взглядом, полным усталости. Перед Редриком стоял несомненно крупный и сильный человек, но глядя в его лицо, он видел неутешно несчастного старика.

– Не надо… – глухо прошептал он. Ред и не стал.

– Где посылки для местных, старик Луковица? – спросил он, стараясь придать голосу будничность. Черты Симона смягчились.

– У левого борта. Вот эти ящики, – он пошарил и вытащил почтовую сумку. – Вот, возьми. Занесешь утром почтальону. Я заберу остальное.

Редрик взял довольно тяжелую сумку с вышитым символом королевского почтамта и потопал в лавку. Зайдя, Ред недолго думая положил ее в углу, около двери. А затем, перепрыгнув прилавок, стал шарить под ним. Когда Симон зашел, неся стопку из трех коробок, парень уже открыл бутылку бренди «Гномья особая».

Отец думал, что нычка надежна, но уборкой-то всегда занимался сын, который сразу ее обнаружил. Ред взял стакан и плеснул на глаз граммов сто пятьдесят. Наглядный пример всех знакомых ему взрослых говорил, что никто не откажется от стаканчика, чтобы успокоить нервы.

– Вы не против, если я вас угощу? – спросил Редрик, подвигая напиток в сторону Симона. Тот уже сложил ящики в углу, в том, где Ред бросил сумку.

– А давай, там всего один остался. Потом занесу, – махнул рукой торговец, подходя и принимая стакан.

Сделав глоток в половину содержимого, он причмокнул и пошел присесть на кушетку. Симон сел, положив левую руку с напитком себе на колено, а правой уперся в бедро. Реду поза показалась необычной, но удобной.

– Простите, что полез не в свое дело, – начал Редрик, опустив глаза. – Просто сегодня так много навалилось, что…

– Он тебя не слышит, мальчик, – прервал его клокочущий голос с улицы.

Ред поднял взгляд на дверной проем. В нем стоял человек из фургона. В руках он держал последний из ящиков с товарами, на котором лежала аккуратно сложенная простыня. Человек обшарил взглядом лавку. Заметив в углу ящики, он добавил к ним свой и подошел к прилавку. Редрик осмотрел его.

Мужчина был невероятно высок. Выше двух с половиной метров. «Благо, в здании высокие потолки», – подумал Ред. Он был худ, словно костяк, лыс и пепельно бледен. Странный гость не походил ни на одного из представителей рас, живущих в Империи.

На нем были рваные бриджи и старая рубаха. Но больше всего Реда поразили глаза. Белки будто пропитаны кровью, а на ярко-желтых огромных радужках по четыре зрачка. Черные точки постоянно перемещались и меняли размер. Парень будто завороженный не мог отвести от них взгляд.

– Пялиться – невежливо.

– Что читаете? – машинально ответил парень. – Человек поднял бровь. – Ой, то есть. Я – Редрик. А вы тот человек, из фургона?

– Нет, я конечно там уже долгое время трясусь. Но большую часть жизни я провел в другом месте, – он посмотрел на Симона. – Но тоже вместе с ним.

Редрик недоуменно хлопал глазами. Человек заметил это и выдохнул:

– Андерс, мое имя Андерс, – представился он, затем глянул на бутылку.

Парень торопливо достал и поставил на прилавок второй стакан. Андерс налил себе и стал пить маленькими глотками, закрыв глаза. Ред наконец смог стряхнуть оцепенение и посмотреть на Симона. Тот сидел в той же позе, но голова его была повернута в сторону двери. Взгляд был пустым.

– Почему он не слышит, – тихо спросил Редрик.

– Потому что – мертв.

– Но…

– Поверь, – отрезал Андерс. – Он мертв, и уже очень давно.

– Но он же… – голос парня сорвался.

– Тише, мальчик. Уважь его. Ему-то и отдохнуть редко удается, – Андерс на секунду задумался. – Тебе сколько лет?

– Двенадцать, сударь, – ответил Ред, резко вспомнив о приличиях.

– Ладно, все равно тебе не поверят. Мне нужно выговориться на месяц вперед, – он всмотрелся в содержимое своего стакана. – И живой собеседник, хоть и ребенок, всяко лучше моего гнусного отражения.

Он на пару мгновений закрыл глаза, затем выдохнул:

– Что ж, раз уж тебе не чужд такт – молчи и слушай.

Ред молча уставился в рот Андерсу. Его зубы были белые-белые и одинаковые, все – клыки. Андерс допил бренди, налил еще и рассказал Редрику поистине невероятную историю.

Она началась будто сказка, мол, в далекие времена в месте, которого давно нет, и не в этом мире, так точно. Жил был народ, народ достойных людей, которых все хотели поработить. И был Изувер, у которого получилось.

Он пришел с армиями тех, кто был намного больше, но в то же время меньше, чем людьми. Его армии шли смертельным маршем, перемалывая все сопротивление, которое мог оказать тот народ. Они завершили круг, установив абсолютное господство тирании Изувера.

Время шло, армии захватчиков растворялись в этих людях, становясь частью того народа. Но они и сами меняли его, они подарили коварство и ненависть, алчность и зависть некогда достойным людям. Изуверу больше нечего было опасаться, ведь теперь все его подданные варились в огромном котле ненависти.

Мелкие проблемы и козни, что люди строили друг другу, просто затмевали его вину. Но Изувер ошибся. И среди плевел можно отыскать зерно. В поиске решения своих дрязг люди родили идею. Давно забытую, но дремавшую в памяти стариков. Идею мира, каким он был до Изувера. И те из людей, кто перенял силу захватчиков, кто пересилил навязанную природу и оказался достаточно храбр, – стали мечом. Мечом – который проткнул сердце тирана. Его острием стал лучший из людей.

Им был сбросивший оковы заблуждений солдат – Симон. Андерс был его другом и правой рукой. Но победа оказалась фантомом. Изувер был просто пустышкой. Как только его ни стало, появились те, кто действительно всем управлял.

Они предложили Симону самому стать тираном, но тот отказал. Тогда Хозяева показали, что такое настоящая сила. Восстание захлебнулось от напора тех, кто прибыл на их зов. То были гиганты среди людей, но гиганты в ошейниках и цепях. В цепи и заковали всех, кто выжил из сражавшихся тогда.

Около сотни из первых лиц сопротивления были схвачены и вывезены. А место, которое они защищали, уничтожили – засеяли огнем. Их народ погиб. Все их семьи, все, кого они когда-то любили. Выживших привезли в странное место, что все по своей природе было темницей. Казематом для целых народов, что не угодны Хозяевам.

Там происходила настоящая бойня. Если заключенных не стравливали друг с другом на потеху высокой публики, они и сами грызлись между собой. Но была одна странность, смерть не имела власти над тем местом. Ведь могущество хозяев, как и их аппетиты – безмерно велики. Они просто не давали игрушкам ломаться. Любимые игрушки даже улучшали, чтобы те показывали лучшие результаты.

В том застенке не осталось места надежде. Пока не появился конвой, что привел всего одного человека, хотя раньше пригоняли всегда не меньше полусотни за раз. Он был невероятен. У него тоже не было надежды, но была ненависть. Он вышел на группу Симона и зажег огонь в их сердцах. У него получилось. Он сбежал, один, но сбежал.

Первый в истории, кто выбрался из этого места. Правда, о его судьбе Андерс с Симоном узнали только через многие годы. Хоть смерти в том месте и не боялись, прихвостни Тюремщика были настоящими мастерами. Все, кто попадал в руки к палачам, молили о ней. Но было даже кое-что страшнее пыток.

Внизу в глубинах темниц находилось кое-что Неведомое. То, что было противоположно сущности человека. Особо отличившихся спускали к нему. Глубина различалась по ощущениям, что внушала близость с Неведомым. Сначала становилось просто страшно, потом приходили мороки и слабость, потом животный голод, затем жажда крови.

И наконец, в самом низу ты начинал ненавидеть и презирать то, что любил и уважал. А как только ты опускался на дно, человеком тебе уже было не стать. Ты лишался этого права самим мирозданием. И чем больше ты хотел вернуть человечность – тем большим чудовищем ты становился. Физически и морально.

Ключевая информация о побеге была лишь у Симона, но главный Тюремщик этого не знал, он пытал и допрашивал всех подряд. Когда очередь дошла до народа Андерса, Симона бросили к палачам первого. И Андерс с остальными ждали его возвращения.

Прошло много времени, прежде чем его вернули. Всего израненного и измученного. Тогда взяли следующего. Тот сразу признался, что лишь Симон что-то знал. Тогда Тюремщик придумал, по его мнению, достойное наказание Симону и всем, кто был ему верен. Симона поставили над пропастью в глубины темницы, а его людей одного за другим пытали у него на глазах.

Закончив с пытками, они связывали человека живой веревкой, тонкой, словно леска, а затем подвешивали, кладя в руки Симону ее конец. А она называлась «живой» неспроста, она росла, и Симону приходилось постоянно подтягивать тело висящего человека, режа себе руки. Но вытянуть товарищей ему не давал Тюремщик, угрожая сбросить сразу всех. Симона продолжали кормить, но подвешенным оставалось лишь слизывать его стекающую с их пут кровь.

Их было девяносто пять, висящих словно переспелые гроздья винограда. Девяносто пять крупных и когда-то сильных, а от этого – очень тяжелых, мужчин и женщин. И каждый высасывал из Симона силы. Андерса подвесили последним. Он приказал: что бы ни случилось, оставаться в сознании и говорить с Симоном, чтоб ни одна капля его крови и усилий не пропала даром. Заставлял подбадривать и благодарить его. Но шло время, голоса стихали, люди закрывались в себе.

Прошло еще время, люди стали хиреть от истощения. Шли дни, годы, Андерс не знал, сколько они были в таком состоянии. Но прошло достаточно времени, чтобы с уст некогда беззаветно верных людей полетели упреки и возгласы разочарования. Они обвиняли Симона. Говорили, что он ошибался, что он их предал, поведя за собой.

Но вдруг не стало ни света, ни звука. На мгновение показалось, что не стало самого существования. Вдруг тишину пронзили крики сверху. Заключенные вырвались и уничтожали своих пленителей. Андерс тогда первый раз за долгое время возликовал. И тут все, включая его самого, начали понемногу опускаться. Люди начали испытывать близость к Неведомому.

Они стали кричать на Симона, но продолжали опускаться. Они стали угрожать ему, но продолжали опускаться. Они требовали и плакали, молили и проклинали, но никакого результата не последовало. Андерс понял первым. Веревка не могла расти так быстро. Машинерия темницы, а с ней и все ее законы больше не работали. Веревки просто выскальзывали из слабеющих рук его лидера, его друга, его мертвого друга.

Ни требования, ни угрозы не вернут его к жизни. Так он им и кричал, он обвинял и обличал. Он унижал и заставлял их себя ненавидеть. Он продолжал, пока они один за другим не стали снова благодарить Симона за его муку – раскаиваться. Искренне. И тогда, когда стопы людей почти коснулись дна, они почувствовали рывок, затем еще один и еще. Будто в такт биения могучего сердца. Смерть вернула его.

Симон вытягивал своих людей на поверхность. Но мысли Андерса были наполнены лишь гневом. Они перестали быть его людьми уже давно, как только каждый из них проклял имя Симона. Они не имеют права на его прощение. Они не имеют права даже существовать. Из последних сил он разорвал свои путы и коснулся ногами пола нижнего уровня темницы.

Он отказался от своей человечности в тот самый момент, может, это решение и дало ему возможность сохранить часть рассудка. Он начал стремительно меняться. И как только в теле его снова появились силы, он набросился на подвешенные мешки неблагодарного мяса. Он убивал. Он рвал кричащие тела. Он пожирал живьем то, что осталось от его соратников. Никого не осталось. Когда он опомнился, вися на последней веревке, Симон выволок его наверх. Андрес увидел его.

Некогда несокрушимый и могучий, сильнейший из мужчин осел на пол и не мог пошевелиться. Его сплющило от непрекращающейся нагрузки, ему дугой свернуло позвоночник. Ноги стали маленькими и кривыми, он поседел и осунулся. Его ладони превратились в узловатые переплетения шрамов и хрящей. Только руки остались прежними, огромные и сильные, они даже стали больше, чем раньше.

Андерс склонился над Симоном, но тот только и смог что тихо сказать. «Что же ты сделал с собой… мой друг?» Тогда его сердце остановилось вновь.

Андерс взвыл от горечи и бессилия. Нет, силы у него все же остались, Андерс возглавил побег. Он высадил бессчетное количество дверей, на пути к тому, по чьей вине он все потерял. Заключенные ворвались в покои Тюремщика. Андерс сам перебил его личную охрану и навис над ним.

Он спросил своего пленителя, стоило ли так выпытывать информацию о побеге, чтобы все так для него закончилось. Тот лишь посмеялся над Андерсом. Секрета и не было, никогда. Тому, кого все теперь знают под именем «Странник», просто дали сбежать. Ведь надежда подняла дух всех заключенных, а с ним и популярность боев, которые уже становились вялыми. А пытки и наказание были для них лишь обманкой и уроком, а для людей Тюремщика – удовольствием.

Андерс в ярости приволок Тюремщика к бездне. И сбросил его туда. Затем вынес тело своего друга на свободу. Под чистое небо, которое он и не мечтал больше увидеть, под ставшее незнакомым солнце. Солнце, свет которого прижал его к земле и выдавил все, что в нем оставалось, его злость, силы и разум.

Светило свободного неба не позволяло такому монстру существовать в своем свете. Но тут на Андерса упала тень. Над ним стоял его друг Симон. «Я буду жив, покуда те, кто мне дорог, нуждаются во мне», – сказал он, завернув Андерса в флаг их пленителей, пряча от жгучих лучей. Симон поднял его на руки и понес. Так началось их долгое путешествие. Монстра и мертвеца.

***5***

Андерс закончил говорить, одновременно прикончив половину бутылки «Гномьей особой». Он не стал наливать еще – просто крутил стакан в пальцах, задумчиво склонив голову. Ред сидел, не зная, что и сказать. Так продолжалось с минуту. Он многого не понял, но поверил всему. Парень чувствовал, что это действительно важная история:

– Ваше путешествие, насколько оно было долгим? – все же спросил Редрик.

– Слишком долгим. Моя жизнь – бесконечное жалкое трепыхание, разум возвращается ко мне лишь в самые темные часы ночей, таких как эта. Когда нет луны, а звезд не видно за тучами. И я даже не могу поговорить со своим единственным другом.

– Такое редко бывает. Я про погоду, – заметил Редрик.

– Слишком редко, – выдохнул Андерс. – Я бы давно покончил с этим, если бы мог.

– Вы хотите умереть? – спросил Ред, без удивления.

– Я хочу этого с тех пор как попал в ту темницу.

– Но не можете?

– Обо мне мало кто знает. Когда я беспомощен, Симон не даст никому даже прикоснуться ко мне. А когда я в силе, никто в здравом уме не будет нарываться даже на встречу со мной. Да и вряд ли кто-то одолеет. Тем более убьет. Я сам себя убить не могу.

– Вы же давно знаете Странника? – после долгой паузы, тихо спросил Ред.

– По меркам этого мира, мы были знакомы всегда.

– Но вы же знаете, что он из себя представляет?

– Конечно, знаю. Ты думаешь, я до сих пор не понял, что он единственный, кто может нам помочь? Симон давно заслужил покой. Но всегда, когда безлунная ночь близко, он уходит прочь от всех мест, где в последнее время появлялся Странник, – Андерс повернулся к телу своего друга. – Он не может дать кому-то мне навредить. Просто не может.

Редрик ушел глубоко в себя. Он глянул в лицо старика Луковицы. Ему показалось, что он видит в его выражении не замеченную раньше мольбу. Но парень не понимал, что это значит. Разыгралось ли у него воображение, хочет ли старик наконец покончить со всем или просит защитить дорогого ему человека от ужасного стечения обстоятельств.

Мальчик чуть не заплакал. Как же сложно понять, что делать. Он осознал насколько мал, насколько это не его ума дело. Ред попытался взвесить все в голове, но в ней резко стало пусто. Пусто настолько, что фраза вылетела сама собой:

– А вы бы почувствовали присутствие Странника?

– Его нельзя обнаружить никакими методами. Он об этом позаботился, – отмахнулся Андерс.

Ред снова замолчал, размышляя над выбором. Андерс внезапно напрягся:

– Где он?

– Кто он? – быстро спросил парень, покрываясь испариной.

– Ты даже не представляешь, что будет, если ты не перестанешь валять дурака, мальчишка, – ревел Андерс.

Его голос менялся вместе с обликом. Тембр переходил в рык вместе с тем как нижняя часть лица становилась месивом из зубов, складываясь в уродливую костяную маску. Глаза будто расползлись по черепу, их стало восемь. Он весь удлинился, мышцы стали наливаться и превратились в ходящие ходуном бугры и канаты. Выросшие когти на пальцах рук проделали борозды в каменной столешнице прилавка.

– Где Странник?! – прозвучало криком прямо в голове у Редрика.

Он понял, что если бы пообедал или поужинал, то пришлось бы стирать штаны.

– На-наверх… т-тридцать че-четыре, – заикаясь промямлил Ред.

Парень дрожал, зубы стучали. Но тут в восьми глазах монстра появилась вся благодарность и доброта мира. Сын лавочника так удивился, что перестал дрожать.

– Спасибо. Прощай. Прости, что напугал, – прозвучало в голове Редрика.

Голос был спокойным и звучал будто издалека. Но тут контуры Андерса поплыли. Реда дезориентировало, он услышал оглушительный хлопок, а затем мерзкий гул, как от заложенных ушей. Ноги подвели его. Он увидел, что Андерс исчез, а дверь в гостиницу разлетается в мелкую щепу.

Прикоснувшись к голове, он почувствовал, что комната вращается. Единственное, что он смог сделать, это навалиться телом на прилавок, кое как подтянув ноги, и потерять сознание.

Редрик видел гладь бесконечного озера. Он стоял по колено в теплой воде. Все вокруг застилала легкая дымка тумана. Ред, оглядевшись, увидел лодку. В ней сидели двое голых людей. На веслах был Андерс. Это точно был он, хоть и меньше ростом и плотнее. У него были длинные светлые волосы. Он улыбнулся парню и кивнул, будто на прощанье.

На корме сидел второй мужчина. Коротко стриженные, черные как уголь волосы, переходили в крепкую шею. Спина его была невероятно широкой и сильной и сплошь иссечена шрамами. Толстые, словно бревна, руки человека уперлись в борта лодки, он неуклюже сел в пол-оборота.

На Реда посмотрел Симон. Он был молод и выбрит. Но Редрик узнал его. На мгновенье во взгляде великана появился укор, но лицо сразу смягчилось. Он помахал, прощаясь. Редрик помахал в ответ. Вдруг из-под воды взметнулась огромная латная рукавица. Она схватила и начала трясти лодку. Парень попытался сделать шаг назад, но оступился и упал с прилавка на дощатый пол лавки отца.

Сквозь туман в голове Редрик услышал неприятный голос:

– …я, конечно, повторяюсь, но где такое видано. Врывается, портит мебель, ни тебе «здрасте», ни «как дела», а сразу по морде, – жаловался Странник.

Ред его не видел, так как лежал за прилавком.

– Но это было нечто, я даже вспотел, мне так показалось. Я вообще могу потеть? Не знал, что опущенный может развиться до такого уровня и заодно так лихо и мастерски вести бой. Они обычно дуреют. Он мне даже кого-то напомнил, – продолжал говорить Странник.

Ред потянул носом. Вдох был кислотный и неприятный. Открыв глаза, Редрик увидел, что лежит в лужице. Желчь и желудочный сок. Вытираясь рукавом, он с трудом поднялся на ноги.

– О, пацан, я тебя разбудил?

– Не беспокойтесь об этом, – прокашлявшись ответил парень. – А с кем вы разговариваете?

– Ну ты же спал, тут был только он.

Ред посмотрел на Странника. Тот сидел на кушетке, указывая ладонью на тело Симона. Оно было во все той же странной, но удобной позе. Даже стакан был еще в руке.

– Простите, но он умер, – не зная зачем, извинился Редрик.

– Так он давно умер, – раздраженно посмотрел Странник.

– Он больше не оживет. Я видел, как они уплыли вместе с Андерсом, – не думая говорил Ред, глядя на изменившееся – спокойное выражение лица Симона.

Странник почесал нос. Он молча сидел с полминуты, глядя на труп собеседника.

– Вот значит кто это был, – сказал Странник. – Тогда это ему уже ни к чему, – он вынул стакан из руки Симона и выпил содержимое, предварительно подняв его в беззвучном тосте.

Затем, поставив стакан на пол, тяжело выдохнул:

– Отдыхай, старина, ты заслужил это больше всех нас, – сказал он вставая. Странник, уложив тело Симона на кушетку, прикрыл тому веки. – Уплыли значит, – проговорил он тихо. Затем достал свою эльфийскую книжку и свинцовый карандаш.

Открыв ее на вакате, он написал несколько строк. После этого, немного подумав, откусил у книги уголок, так что остался четкий прикус. Карандаш он съел целиком, словно трубочку с кремом. Повертев книгу в руках, Странник положил ее Симону на грудь.

– Ладно, пацан, у меня дела в Аусбрухе. Можешь не провожать, я сам дорогу найду, – сказав это, Странник вышел.

Редрик смотрел на надкушенное собрание эльфийской романтики. Он не понимал, что ему теперь делать. Парень выглянул на улицу. Светало. Сын лавочника заглянул в комнату отца. Со стороны кровати Лоуренса доносился раскатистый храп.

Ред улыбнулся, нелепость момента даже немного приподняла его настрой. Что ни говори, а его отец всегда спал как убитый. Парень подошел к телу Симона и с осторожностью взял книгу, полистал. Редрик не знал эльфийского. Он смог сделать только два вывода, что укус Странника не повредил текст, и что страницы – невероятно тонкие и прочные. Во много раз тоньше бумаги в их конторской книге.

Открыв вакат, Ред увидел строки, написанные ужасным почерком. На мгновение он даже испугался того, как теперь выглядят записи в их конторской книге. Надпись гласила:

«Позаботьтесь о теле этого человека, он был единственным, кто остался добр ко мне, без всякой на то причины. Симон Мартирос был последним из достойных людей этого мира. В связи с нанесенным этому месту материальным ущербом властью, данной мне моей силой, и как его душеприказчик, я передаю все его имущество этому кампусу в качестве уплаты. Я уведомлю об этом «Вольных», так что держи свои загребущие при себе, Кривоухий, улики тебе ни к чему. Тронешь что-нибудь – я узнаю. И на этот раз – сожру тебя целиком».

Ред закрыл книгу и положил ее обратно. Тут парень понял, что спина Симона разогнута, и даже половина его тела едва помещается на кушетке, где могут усесться четверо. Редрик даже не захотел прикидывать реальные размеры старика в сравнении с обычными, человеческими. Взгляд его снова мазнул по книжке.

Он подумал, что не удивится, даже если Странник на его глазах обвенчает пару молодоженов. Это было логично, раз он делает все что хочет, и никто не в силах ему помешать – легче просто дать ему все возможные права. Но как кто-то узнает, что это написал Странник. Хотя его почерк ни с чьим не спутаешь, коли раз увидишь.

Так он размышлял, проходя сквозь разбитый дверной проем, а затем пересекая промежуточное помещение, служившее кухней, пока не вошел в крыло гостиницы. Редрик споткнулся, но удержал равновесие.

Некоторые половицы были вывернуты. Он взглянул на лестницу, что вела на этажи с жилыми покоями. Она была обрушена. Груда деревянных брусов лежала в пролете. Гизмо не было на ресепшене. Ред огляделся. У окна напротив, в сдержанной позе, с отсутствующим выражением в карих глазах, сидела Валенсия.

Это была низенькая, плотная дама неопределенного возраста. У нее были черные вьющиеся волосы до плеч и смугловатая кожа с сетью морщинок. На ней была ночная сорочка и вязаная шаль.

– Вы в порядке, госпожа Валенсия? – спросил Редрик, подходя к женщине.

– Нет-нет, милый мальчик. Я давно так не боялась. Ты же знаешь, что произошло?

Он неуверенно кивнул и всмотрелся в лицо женщины. Она будто постарела лет на десять.

– Прости, милый мальчик, дай мне побыть одной, – попросила она, промокнув край глаза черным платком, которым всегда перевязывала шею.

Редрик снова огляделся, Гизмо нигде не было видно. Он вышел на улицу через дверь гостиницы, но дойдя до середины тракта, резко опомнился. Ред посмотрел на север. В отдалении виднелись дома поселка. Кампусы всегда выносили за пределы населенных пунктов.

К своему удивлению, он заметил маленькую белую фигуру, шагающую по дороге. Редрик попытался приглядеться, но ветер поднял пыль и скрыл фигуру Странника.

Ред покачав головой, посмотрел на юг. Брови парня взлетели так высоко, как никогда прежде. Земля бугрилась кратерами, словно оспинами. Деревья лесополосы в некоторых местах вырвало с корнем, и они лежали где попало. Каждое – страшно изломано. Но больше всего его поразила стоящая почти вертикально, подпертая валом земли, часть тракта. Высотой она была во всю его ширину, соответственно – около двенадцати метров.

Редрик пошел в ее сторону. Проходя мимо крыла гостиницы, он отметил, что стекла повылетали исключительно наружу, а половина третьего этажа вывернута словно взрывом. Обломки здания лежали в радиусе двадцати метров. От мыслей о необходимой для таких разрушений силе у Реда кружилась голова. Идя, он старался смотреть под ноги и не думать вообще.

Так он добрался до земляного вала, где увидел яму, из которой и вывернуло почву. Она была с восточной стороны. На ее дне лежали куски мяса. Одна нога, вроде левая, второй – не видно. Торс вспорот, но внутренностей не было вообще. Левая рука оторвана по локоть, у правой не хватало только кисти. Все суставы выдернуты, а хрящи будто вырвали зубами. Голова пробита. Лицо принадлежало Андерсу. Человеческое лицо.

То, что осталось от Андерса, лежало в бурунах застывшего стекла. Выглядело так, будто стеклянный шар с человеком внутри взяли и разбили вдребезги. Ред отвернулся, но в глаза ему ударил луч восходящего солнца. Проморгавшись, он снова посмотрел на Андерса. Рассвет согнал тень с его лица, и парню почудилось, что уголки его рта приподнялись.

Редрику стало нехорошо, в животе екнуло, но рвать было уже нечем. Почти упав, он сел на край ямы и опустил голову на сцепленные замком руки. Его плечи дрожали, будто от судороги. Он трясся от страха.

Глава 2

***1***

Успокоившись, он подумал о том, сколько времени прошло с тех пор, как Андерс мог в последний раз улыбаясь встречать лучи рассветного светила. Редрик встал с мыслью, что надо чем-то накрыть останки, но понял, что это плохая затея. Он тупо поплелся обратно в кампус.

Зайдя в гостиницу, Ред обнаружил отца. Тот стоял перед лестничным пролетом, уперев руки в бока.

– Проснулся-таки, – тихо сказал Редрик.

– Ох, ты цел, – Лоуренс дернулся, но облегченно выдохнул, увидев сына. – Что здесь произошло? – спросил он, обводя руками следы ночных событий. Вместо Реда ответила Валенсия:

– Чудовище встретило большее чудовище, – сказав это, женщина снова уставилась в одну точку. Лавочник потер шею.

– Не понимаю… И что с Симоном? Он не реагирует, как бы я его ни тряс.

– К нам заехал Странник, и теперь у нас нет третьего этажа. А Симон – мертв, – зачем-то с упреком сказал Ред. Будто его отец мог что изменить.

– Вот мать же-ж, перемать. Думал, приснилось. Это все Странник натворил? – бурчал Лоуренс, дергая низ и без того мятой рубахи.

– Ты вообще многое пропустил, – заметил Редрик. – Разрушения – его работа, но Симон умер сам.

– Что, прям так, взял сам и умер? – нервно переспросил отец.

– Поверь, пап, эта ночь была самой странной и страшной из всех… – Ред начал снова дрожать. Лоуренс подошел и приобнял сына за плечи, успокаивая.

– Но она прошла, все будет в порядке.

– Хорошо бы, – буркнул Редрик, глядя себе под ноги.

– А где этот чурбак с ушами? – оглядываясь спросил Лоуренс, меняя тему.

– Я не видел его.

– Он в софе, – сказала Валенсия.

– Как в софе? – тупо переспросили они в один голос.

Ред глянул на диванчик в углу комнаты. Седельная подушка была раздута и шевелилась. Лоуренс бросился на кухню и схватил нож. Подбежав к дивану, он сделал большой разрез и, словно фокусник кролика, вытащил за уши отхаркивающего вату гремлина.

Лавочник поставил Гизмо на пол. Тот согнулся и откашлял кусок набивки. Хоть тела у гремлинов и маленькие, но головы, а соответственно и рты, у них просто огромные. Выхарканный ком набивочной ваты был размером с полбуханки хлеба.

– Такая теснота, даже для меня перебор, – кашлял отплевываясь гремлин.

Парень отметил, что багровый кардиган оттеняет не пойми каким образом появившуюся бледность на чешуе бурого гремлина. Откашлявшись, Гизмо оглядел Реда с отцом. Увидев застывший на их лицах вопрос, он стал тараторить:

– Он просто ввалился. Я ему кричу: «Куда, земляк?», а он мне: «Чего орешь, недомерок, люди спят». Ну я и сказал, какие люди спят с его мамашей. Потом смотрю, а он в белом весь, глаза черные, как уголь, – он показал на свою одежду, а затем выпучил глаза. – Я уже зажмурился – молю предков о местечке рядом с ними. Но слышу – говорит, мол, мне повезло, что он перекусил по дороге. Открываю глаза – вижу только потолок. Понимаю, что лежу, не на диване, а в нем, – гремлин потыкал в софу. – А он уже склонился надо мной, говорит, мол, на потом меня оставит и накрыл сверху половиной подушки. Чувствую, что ткань будто снова срастается – жуть, – он отдышался. – Страшно. Дышать нечем. Но меня спасла магия предков…

– Ты магией владеешь, что ли? – перебил его Лоуренс.

Гизмо важно надулся:

– Любой гремлин может обратиться первородной породой, из которой вышли его предки.

– Вгоргулился… неплохо, – присвистнул Лоуренс.

– Это не так называется, – чуть ли не запищал Гизмо.

– Ты чего дергаться-то начал? – проигнорировал замечание Лоуренс.

– Вас услышал, – просто ответил гремлин.

– Понятно. Понятно, что ничего не понятно, – проговорил лавочник.

Снаружи раздалась серия хлопков. Лоуренс схватил сына выше локтя и наклонился к его уху:

– Я знаю, что это за звуки. Это – порталы, порталы ополчения, – шептал отец в ухо сыну. – Что бы ни спросили – не лги, у них всегда провант в отряде, ложь он сразу заметит.

Лоуренс оттащил ошарашенных Редрика и Гизмо вглубь помещения. Послышалось ржание коней, топот ног, ругань и командные выкрики.

В дверь влетели трое вооруженных людей в милицейской броне. Они остановились на входе. Центральный буравил взглядом Гизмо, пока остальные энергично осматривались.

На двоих были шлемы, напоминающие широкополые шляпы – айзенхуты, на третьем, что стоял по центру – бацинет с козырьком, но без забрала. В остальном они были одеты одинаково: бригантины с гербами империи и королевства и синим щитом ополчения в центре.

На наплечниках виднелись лычки, у центрального – капральские, у двух остальных – рядовые. На руках – краги с налокотниками и кожаные перчатки с шипами на костяшках. На ногах – окованные сапоги с шипованными носами.

«Идеально для выбивания дури из уличной шпаны», – подумал Редрик.

Под броней – стеганые серые поддоспешники и легкая тканевая одежда синевато-серого цвета: просторные брюки и безрукавки. Рядовые сжимали в руках по лучевой аркебузе со штыком, сержант держал ладонь на рукояти палаша с закрытой гардой. На поясах у бойцов висели окованные дубинки, а у капрала еще и пистоль.

Это были относительно молодые люди, крепкие и крупные. Рядовые были похожи, будто близнецы, и имели широкие и ушастые стереотипные лица сельских жителей.

У капрала же было худое скуластое лицо с парой мелких шрамов на левой щеке. Из-под подшлемников у рядовых бойцов выбивались русые волосы, что выдавало в них уроженцев центральных регионов королевства.

Капрал отвел взгляд от гремлина и оглядел людей. Затем спросил:

– В здании есть еще кто-либо? – у него был звучный, высоковатый голос.

– Нет, только мы четверо, – энергично замотал головой Лоуренс, затем бросил взгляд на дверь в лавку. – Еще мертвец в помещении магазина.

Капрал проследил за взглядом Лоуренса и недовольно сощурился.

– Ясно, вы – гражданские, отойдите, – указал он рукой на стену с окном, у которого сидела Валенсия. – Бруно, оставайся тут. Рори, за мной.

Капрал и рядовой Рори быстро перешли из гостиницы в лавку. Пару минут там провозившись, капрал приказал Рори охранять помещение магазина, а сам вышел, держа в руке белую книжку и тихо ругаясь.

Проводив взглядом капрала, рядовой Бруно посмотрел на работников кампуса. Не заметив ничего опасного, он, пожав плечами, позвал Рори:

– Братуха, ты чуешь?

– Чую, твои потные портянки я их аж сюда чую, – отозвался Рори, высовывая голову из двери.

– Та ты не шуткуй, трупак же в доме, нас же мама вчила, что так не гоже.

«И правда – братья», – подумал Ред.

– Та, то я от нервов. Только вернулись с дома, вроде увал еще, а тут бац – трупы, порталы, странники-говяники.

Услышав последнее словосочетание Бруно побледнел.

– Тише будь, репоголовый, он же может быть где угодно, – зашикал он на брата.

– Та байки то все, я его всего раза два видел. И оба раза сидел он как нормальный людь в шинке, даже культурно пил.

– Так я ж с тобой был в тех патрулях.

– Ну дык тем более, чего кипишуешь, братка?

– Ладно. А что за мертвяк? – спросил Бруно, сделав полшага вперед.

– Не знаю, Гоббс только матюгался, но дядька здоровый, как бугай, и какой-то знакомый, – сказал Рори почесав над бровью.

– В смысле? – переспросил Бруно.

– Та не знаю, увидел и сразу что-то начало гудеть в башке. Но кто – непонятно, – братья притихли и задумались.

– Это был купец, из вольных – Симон… Луковица, – решившись сказал Ред. Лоуренс пошевелил рукой, будто хотел одернуть его, но похоже передумал.

– Это кто? – переспросил Рори. Но тут Бруно с лязгом, чуть было не сбив с головы шлем, врезал себе ладонью по лбу.

– Так это ж, помнишь нам год по шесть было, нам маршрутного сменяли. Так на него-то и сменяли, года два через село наше ездил.

– А-а-а… – протянул Рори. – Помню, – он посмотрел на Редрика. – Дядька батьке нашему капли цветные привез. Так батька Бруно их прокапав и наконец смог нас выразнять.

Ред взглянул в лица обоим братьям. И правда – у Рори глаза были зеленые, а у Бруно – фиолетовые, словно сливы.

– Ничего себе, так решение. А шапки вам разные батька ваш дать не мог, ну или что-то вроде того? – к разговору присоединился Лоуренс.

– Та было дело, все равно путал, – ответил Бруно.

– А тут выложил деньгу серьезную, дык и запомнил навсегда, – вместе загоготали бойцы. Ред расслабился. Больно уж добродушными показались ему братья.

С улицы донеслись приближающиеся звуки быстрых шагов. Братья притихли. В помещение поочередно вошли восемь человек. Двое рядовых стали по обе стороны от входа. Капрал Гоббс, зайдя, сразу махнул Бруно, вместе они пошли к двери в лавку. За ним вошли еще двое, сержант в морионе с алебардой и высокий мужчина в полном доспехе черного рейтара с плюмажем из пары больших изумрудных перьев – сержант-кавалер.

Первый стал на караул около Реда с остальными. Кавалер же, бросив на них быстрый взгляд из вертикальных прорезей шлема, убрал руку с рукояти меча – чего-то среднего между палашом и длинной рапирой. Он расслабленно облокотился о стену у входа в лавку.

Последними зашли трое офицеров, встав посреди комнаты. В отличие от формы простых солдат, одежда офицеров сильно разнилась.

Человек слева был среднего роста, плотный и молодой. Одет он был в трехчетвертной латный доспех с выгравированными гербами. Слева, на пластине, защищающей подмышку, был приклепан щиток лейтенантского шеврона. Голову лейтенанта закрывал бургиньот с длинным задранным козырьком и сложенным забралом-бувигером. На поясе висела пара украшенных пистолей и сабля.

С легким загаром, открытое и честное, его лицо сразу вызывало доверие. Карие глаза лейтенанта светились, словно у человека, которому после долгого застоя подвернулось что-то интересное.

Человек справа носил серо-синюю мантию, с покроем на манер длинного тренча с высоким воротом-стойкой. На мантии виднелись как капитанские погоны, так и непонятные Редрику крупные вышитые символы. На голове человека была шляпа того же цвета, что и мантия. Широкие поля этой шляпы были слегка загнуты по бокам, но не так сильно, чтобы перестать скрывать лицо хозяина. В тени, что скрывала черты человека, различались только голубые глаза. Сам незнакомец был долговяз и, этого не могла скрыть даже мантия, очень худ.

По центру стоял полковник, об этом говорили погоны на армейской шинели. Он вовсе не надел никаких доспехов. Под шинелью были видны брюки, заправленные в высокие сапоги. На поясе справа – кобура с на удивление небольшим пистолем. Заходя в здание, полковник снял свой украшенный резьбой барбют с прикрепленной фуражкой и отдал его лейтенанту.

Ред опешил. Эльф, но не маленький и щуплый, как те, кого он видел раньше. Перед ним стоял, если так можно выразиться, «старый» эльф. Лоуренс в свое время приложил много усилий к ликвидации безграмотности сына по всем возможным вопросам, включая расовый. Так что Ред был уверен, что перед ним стоит не полуэльф или другой метис.

Эльфы обычно ростом не превышают метра шестидесяти, но они, как известно немногим, никогда не перестают расти. Этот эльф был на полголовы выше отца Редрика, в котором были все метр девяносто. Даже вопреки надетой шинели было видно, что полковник хорошо сложен, но в то же время строен. Он держал свои руки за спиной, но Ред успел заметить их внушающую длину.

Парень, взглянув в лицо эльфа, невольно проникся уважением. Никто точно не знал, с какого возраста эльфы начинают седеть, но точно не с первой тысячи лет, да и процесс этот нереально долог, так что никем четко не зафиксирован, даже самими эльфами.

Полковник носил зачесанную назад гриву длинных волос – полностью седых волос. Седыми были и брови. Даже его, как и у всех эльфов, красивое и молодое лицо с тонкими чертами было будто лишено пигмента.

Радужки его глаз алели, словно кровь. Они будто светились по контрасту с белыми ресницами. Но уважение вызывало другое.

Шрамы, серебряные и розовые отметины покрывали каждый сантиметр белой кожи. Сотни маленьких. Множество крупных: через левую ноздрю, пара поперек рта с бесцветными губами, крестовидный шрам на подбородке, длинный от виска ко лбу.

Были еще пара огромных: похожий на следы когтей на правой стороне лица и идущий от переносицы вверх и вправо, оставляющий залысину. Оба острых длинных уха были свернуты, как у борца, а левое еще и частично откушено. Но несмотря на все это, образ полковника не вызывал мыслей об увечности либо уродстве.

«Долгая жизнь всегда оставляет следы», – подумал Ред.

Человек в бургиньоте отдал эльфу книжку Странника и шагнул вперед.

– Приветствую. Я – лейтенант Лонгтон, из центрального управления. Я являюсь заместителем полковника по делам с общественностью, – представился он.

Редрика несколько удивило, что лейтенант занимает столь высокое место. Лоуренс, а затем и все обитатели кампуса следом, представились, как того требует протокол.

– Надо же, ай да Странник. Теперь у меня полная коллекция. Не зря мы сюда вылетели, лейтенант, – неожиданно сказал эльф, медленно листая книжку.

– Прошу прощенья?

– Я ее давно искал – это последняя новелла из серии «Танец, что кружил опавшую листву», – многозначительно смотря на лейтенанта пояснил полковник.

Человек в манти, поднявшись на носки, заглянул в книгу через плечо эльфа. Рейтар тихо заржал и достал курительную трубку из поясной сумы.

– Этим бессмертным определенно нечего делать, – тихо пробурчал Лонгтон, отводя иронический взгляд от полковника.

– Вы что-то сказали?

– Я спросил, уверены ли вы, что книга принадлежит Страннику.

Эльф с секунду поколебавшись, приложил покусанный край книги к огрызку своего уха, затем вопросительно глянул на человека в мантии. Тот кивнул.

– Уверен, – он опустил книжку, затем пристально оглядел гражданских. Пару раз переведя глаза с Лоуренса на Редрика и обратно, он скривился и закатил глаза. – Ладно, оставим формальности, я – Энвин Хир.

– Полковник, начальник управы, – быстро уточнил Лонгтон.

– Это – Анна де Мур, – указал он большим пальцем на человека в мантии.

«Женщина значит», – поднял брови Редрик.

– Штатный провант, капитан, – снова уточнил лейтенант. Полковник раздраженно на него посмотрел, затем продолжил:

– Как только я закончу с осмотром места происшествия – займусь вашими показаниями.

– С моими показаниями могут быть проблемы, полковник Хир, – произнесла Валенсия.

– Дамочка, оставьте свои гномские заморочки, я хоть и эльф, но моя работа в ваших интересах.

«Гномские?» – опешил Ред.

– Нет-нет, не в этом дело, – Валенсия, отвернув платок, показала часть шеи. Ред из своего положения ничего не смог разглядеть.

– Мои извинения, девочка, будь добра, – провант подошла к Валенсии.

– Вы позволите? – она наклонилась и всмотрелась в шею маленькой женщины. – Очень крупная, – пробурчала она себе под нос.

Капитан выпрямилась и закатала правый рукав. Ред увидел довольно изящную ладонь с тонкими пальцами. Она быстро дотронулась до нескольких узоров на своей мантии, а затем сложила пальцы в непонятный знак.

Затем пристально всмотрелась в кончик своего указательного пальца. Тот через пару секунд засветился фиолетовым. Провант дотронулась им до шеи Валенсии. Обеих женщин затрясло, Анну в особенности. Непонятно, удержала ли бы она равновесие, если бы лейтенант не подскочил, чтобы помочь.

– Мне так жаль, как такое могло произойти… – залепетала Анна немного сорвавшимся голосом.

– Нет-нет, милая. Все в порядке, это дела прошлого, это не твоя боль – не твоя жизнь, – сказала уже пришедшая в себя Валенсия.

Маленькая женщина взяла руку девушки в свою и погладила. Сержант передал лейтенанту стул, тот усадил на него капитана. Провант с полминуты тяжело дышала. Но затем резко встала и начала поправлять одежду.

– Прошу прощения, это… это было непрофессионально.

– Ничего страшного, девочка, – сказал полковник Хир. – Ты поняла, что потребуется для этого случая?

– Да, нужное оборудование у меня с собой.

– Хорошо. Сержант Эшберн, проводите гражданских к залу совещаний.

Рейтар, так и не успевший набить трубку, оторвался от стены и слабо ударил себя кулаком в грудь в официальном жесте.

– Да, и какой у вас табак? – спросил эльф, глядя на трубку рейтара.

– Кост Лифлет, сэр.

– М-да, слабенько, ну ладно. Вот набейте между делом и мне трубочку.

Порывшись в карманах, полковник передал сержанту свою трубку с кисетом. В последнем, судя по его виду, табака оставалось совсем мало. Сержант вгляделся в эмблему на кисете и покачал головой.

– Дип Фьюм? – удивился рейтар. Старый эльф кивнул. – Его даже гномы больше не производят. От него же умирают, товарищ полковник.

– Так в этом и смысл, сержант. Выполняйте.

– Так точно, – снова ударил себя в грудь рейтар.

– Лонгтон, девочка, за мной, остальным – вольно. Капрал, – обратился он к Гоббсу. – Чтоб к тому времени, как я закончу, местный участковый и Глава блокпоста были здесь.

– Так точно, будут сэр.

***2***

Офицеры вошли в лавку. Ред смог услышать приглушенный возглас Анны: «В-великан…». Ей ответил полковник: «Нет, просто люди раньше были больше…».

– Пройдемте, граждане… – произнес вставший перед дверью в лавку сержант Эшберн, но сразу замялся.

– По коридору, налево и до конца, – тут-же подсказал ему Лоуренс.

– Ну, в общем да – туда.

Освещения не было, так что немного потыкавшись в стены, они дошли до конца коридора. Сержант долго шарил по стене, но все же нащупал настенный масляный светильник, правда, на уровне пупка.

– Кто так строит? Где окна?

– Архитектурные решения наших мастеров были в ходу, когда проектировали эти здания, солдатик, – тихо сказала Валенсия.

– Кстати, а почему вы скрывали, что вы гномка? – спросил Гизмо.

– Гномиха, – поправил его Лоуренс.

– Нет-нет, никаких секретов, просто никто не спрашивал.

«Действительно», – подумал Ред.

– В темени такой ничего не найти, а в перчатках не нащупать даже трутницу – просто замечательные решения, – бурчал рейтар.

Молодые глаза Редрика быстро приспосабливались к темноте, так что он уже был готов вызваться помочь, но увидел нечто интересное.

Рейтар быстро тер пальцем по нагруднику, а затем сделал движение, будто растирает что-то между пальцами. Слегка обождав, он щелкнул ими. Из его указательного пальца вырвался не сильный, но довольно плотный сноп искр, как от точильного круга.

– Так-то лучше, – сказал он, зажигая лампы по обе стороны от двери в помещение.

Коридор теперь был частично освещен. Стало видно, что тут не помешало бы провести влажную уборку. Лоуренс, пододвинув к двери несколько стульев, предложил Валенсии присесть. Женщина благодарно кивнула и аккуратно опустилась на краешек. Рядом приземлился Гизмо.

Он был такой мелкий, что даже не мог согнуть ног, сидя на человеческом стуле. Но он уже привык к такому. Отец с сыном синхронно приняли одинаковые расслабленные позы у стены напротив сержанта-кавалера. Началось ожидание.

Реду сразу стало невмоготу стоять молча. Он взглянул на то, как сержант Эшберн, с еще «горящим» пальцем, пытается набить себе трубку. Было видно, что задача хоть и усложнилась, но была ему привычной.

– Простите, а вы сами маг? – обратился он к рейтару, когда тот, закурив прямо сквозь широкую вертикальную прорезь в шлеме, потушил палец, быстро им помахав. Эшберн хмыкнул:

– Не-а, сам я не маг. Вот друг мой – был. Научил меня паре фокусов в свое время.

– Так что, любой человек может научиться пускать огонь из пальца? – спросил Лоуренс со скептической интонацией.

– Любой или нет, сказать не берусь. Но… – он сделал глубокую затяжку. Дым распространял терпкий сладковатый запах. От него, в сочетании с полумраком, Редрику стало необычайно спокойно, – …я, будучи младше еще твоего пацана, был пажом в благородном доме. Там жил парень – Томас, мой одногодка – младший из одиннадцати детей барона Эндера. Талантливый парень, не то что остальные его родственнички. Кроме разве что его брата Луи, тот его очень любил – харизматичный мужик, хоть и толстый. Томас как-то поспорил с художником, который был известен тем, что может нарисовать человека по одной фразе. Он описал своего брата, так: «Красивый, умный, с лицом человека, повидавшего все на свете». Буквально за минуты тот сделал набросок и показал Тому. «Да, это он…» – только и смог удивится тогда Томас. Он вывалил в тот день кругленькую сумму. Потом, правда, узнал, что тем художником был Странник, а он, как известно, написал почти все портреты, что висят в поместьях почти у всех дворян. И соответственно знал всех в лицо. Но у него уже обратно денег не попросишь… – он задумчиво похлопал себя по бедру. – М-да, что-то у всех первая встреча со Странником заканчивается скверно, – договорил он, снова делая затяжку.

– Так история-то о каком из братьев? – Ред все же хотел узнать про магию.

– А, да. Ему – Томасу, не светило ни кроха от отцовского феода, но парень был из пробужденных, вот его и отдали пройти подготовку в рыцари-маги, чтоб не околачивался в поместье, а служил государству. В Аусбрухе у семьи Эндеров нет поместья, стало быть приквартировали Томаса к академии, но благородных без челяди в такие места обычно не направляют, так что меня и вписали вместе с ним, как оруженосца.

– И вы тоже учились, вместе с этим Томасом? – не удержавшись, перебил его Редрик.

– Нет, конечно. Я носил его книжки, стирал, убирал, точил оружие… ладно, долго перечислять. Так вот, Томас был парень толковый, но имелся у него один заскок. Он говорил, что лучше уясняет материал для себя – разъясняя его другим. А так как рядом всегда был я, он не умолкая пересказывал мне лекции, даже заставлял с ним практиковаться, – он сделал долгую затяжку, поворошив табак прямо пальцем. – Скажу честно, я был очень рад этому, и хоть моим учителем являлся сопляк, такой же, каким был я, но это действительно принесло некоторые результаты. Как вы и могли видеть, – рейтар снова сделал затяжку.

– И как, у него получилось стать рыцарем? – спросил Редрик.

– Конечно, и не просто рыцарем-магом, а Красным Кавалером – рыцарем Цветов Волшебства.

– Серьезно поднялся, сильно, сильно… – пробубнил себе под нос Лоуренс.

– А вы как, держите с ним контакт? – с внезапным интересом спросил Гизмо.

– Нет, – коротко ответил он.

– Чего так? – переспросил гремлин.

– Того что – внимательно надо слушать, жаба, – поднял голос рейтар, яростно запыхтев трубкой.

Гизмо недоумевающе хлопал одновременно и глазами, и ушами. Но тут в разговор вступила Валенсия:

– Нет-нет, не сердитесь, солдатик. Маленький Гизмо еще плохо знает язык, – затем, посмотрев на гремлина, сказала. – У солдатика был друг – больше нет.

– Он погиб? – уточнил Гизмо.

– Не выводи человека! Вот закончится это все, я тебе уши-то надеру, научу манерам, – пригрозил Лоуренс, пнув стул, на котором сидел молодой гремлин, тот зашипел.

– Да, погиб, – внезапно спокойно сказал сержант. – Погиб дома, в своей постели. Вся магическая сила и военная наука не спасет, когда твоя дорогая сестренка вдруг решает заскочить и пожелать спокойной ночи с ножом в корсете. Особенно когда отец семейства вот-вот отбросит копыта, а детишки заняты делением добра.

– М-да, дворянское благородство в лучшем проявлении, – пробурчал Лоуренс. Рейтар сделал очередную долгую затяжку.

– Нет, я долго прожил в их мирке. Они по большей части, правда, поступают благородно и стараются жить достойно. Воспитание, окружение, культ предков. Но все это и правда рушится, когда начинается дележ земли, титулов и прочих богатств, – все, даже Гизмо, задумчиво помолчали.

– Меня Странник зашил в диван.

– Чего-чего? – закашлявшись, переспросил сержант.

– Он зашил меня в диван, сказав, что потом мной перекусит, – угрюмо уточнил Гизмо.

– Жуть какая, ну как я и говорил – очень скверно, – сказал рейтар и заржал.

– А у вас как было? – спросил гремлин.

– Та, ничего интересного, он просто наступил мне на ногу в толпе.

– И все?

– Ну как, все… – Эшберн с силой топнул правой ногой, затем поднял ее и пошевелил. Ступня подымалась и опускалась в такт движению, издавая звук плохо смазанной дверной петли.

– Ептыть… – тихо проговорил Гизмо. В коридоре послышались шаги.

***3***

Они принадлежали Лонгтону и братьям Бруно и Рори. Лонгтон крутил на пальце связку ключей, очевидно взятую на ресепшене, Рори же нес поднос с графином и стаканами, у Бруно в руках был квадратный сундучок, на котором лежала толстая стопка чистой бумаги. Остановившись возле двери, лейтенант задумчиво оглядел связку, там было штук тридцать ключей.

– Этот, – протянул свою когтистую руку Гизмо, ловко выцепив ничем не примечательный ключ. Тот подошел. Лонгтон хмыкнул и толкнул дверь. Помещение зала совещаний было вытянутым и хорошо освещенным. Отделка и меблировка были добротными, но из последнего тут имелись только стулья и длинный массивный стол. Стекла оказались на удивление целыми.

– Заносите, – коротко приказал лейтенант.

Братья торопливо вошли и стали подготавливать помещение. Лонгтон взглянул на Эшберна:

– Сержант, вы что ослушались прямого приказа полковника? – грозно спросил он.

Тот даже закашлялся. Но потом, увидев широко улыбающееся лицо лейтенанта, что-то неразборчиво пробурчал и стал хлопотать над трубкой, что дал ему эльф. Редрик обратил внимание, что та была сделана из кукурузного початка.

– Лейтенант, вот скажите. Я понимаю, «земели» хипиш подняли, все дела. Но зачем пол-околотка и заодно нас сюда погнали?

– Думаю, когда капитан де Мур разбудила полковника, кинув ему в окно пачку отчетов от офтопатов, та прилетела ему прямо в голову. Так что в расстроенных чувствах полковник решил испортить утро всем, до кого успеет добраться.

– Интересно, но такая переброска, это же дорого. Это же как… – рейтар с секунду помедлил, – …как банкет на свадьбе любимой дочери Абульского курфюрста организовать.

– Не так пышно, но близко.

– Как на это отреагировала казначей?

– О-о-о, пока – никак. Все в обход нее, прямо со складов. Ну ничего, у полковника Хира, как вы наверно знаете, с ней нежная любовь, как-то порешают.

– Ага, эта ведьма, словно робкая девица, просто жаждет показать красавцу полковнику, каков ее поцелуй на вкус. Это правда, что она во время сведения отчетности два года назад зашла к нему и плюнула прямо в рот?

– Истинно так, только тише, полковник тогда, по своей привычке, прикемарил у себя в кабинете, так ничего и не заметив. Да и робости в их отношениях нет места, я слышал, что она – его бывшая.

– Час от часу не легче, нашли друг друга. И им за такие выкрутасы даже не выговаривают?

– А кто может?

– Легат Ланий?

– Его самый далекий предок еще был дикарем-варваром, да и к тому же под стол пешком ходил, а они уже грызлись. Это уже в порядке вещей, да и знаете вы этих древних. Одна старше здания управы, а другой вообще империи. Кого они послушают?

– И то верно. Я вот даже не понимаю, зачем им вообще тут работать, – рейтар закончил набивать трубку и принюхался. – Ее еще не раскурили, а она уже пахнет горьким отчаянием.

– Так и есть, напоминает о былых деньках, – сказал неожиданно появившийся в поле зрения Редрика эльф, забирая трубку у рейтара.

– Благодарю, сержант.

Ред заметил стоящую за полковником де Мур.

«Эльфы и маги ходят бесшумно», – отметил для себя он.

– Рад стараться, сэр, – ответил Эшберн, ударив в грудь кулаком.

– Так, мелкие – первые, затем вы, Лоуренс, а в конце займемся вами, госпожа Штрек, – поочередно потыкал эльф трубкой в присутствующих гражданских. Затем галантным жестом пригласил прованта зайти в помещение. Та, опустив голову быстро вошла.

– Лейтенант, пойдемте, а вы, Гупербельд, войдите после того, как бойцы покинут помещение, – офицеры зашли.

Из-за двери послышались недовольные восклицания капитана де Мур, а уже через минуту братья рядовые вылетели из зала и понеслись прочь по коридору.

– Ну, да хранят меня предки, – сказал Гизмо, приложив руку с замысловато сложенными пальцами в религиозном жесте ко лбу. Затем, прижав уши к черепу, неуверенно зашел.

На протяжении минут десяти из-за двери не доносилось ни звука. Редрик решил для себя, что это опять нечто магическое. Он понимал, что идет следующим, поэтому стоял молча, перематывая в голове то, что произошло ночью. Валенсия обеспокоенно смотрела на него, а его отец и рейтар тихо обсуждали дела в столице. Дверь немного отворилась. Из-за нее бочком вышел, явно чем-то недовольный, Гизмо.

– Иди, пацан, – только и сказал он.

Ред почувствовал, как большая ладонь похлопала его по плечу. Он посмотрел на отца. Тот ободряюще кивнул. Редрик вошел.

Закрыв за собой дверь, он глубоко вдохнул. Это была ошибка, парня пополам согнул кашель. Задыхаясь, он развернулся. Голова полковника была практически не видна из-за облака дыма. Лейтенант сидел с закрытым бувигером, а голова прованта, вообще была заключена в воздушный пузырь.

– А гремлин не жаловался.

– Они живут в гнездах над лавой, полковник, – искаженным из-за пузыря голосом сказала де Мур.

– Ладно, парень, если тебе невмоготу – открой окно, – отмахнулся эльф.

Редрик кинулся к стене и чуть не выбил ставни. Он наполовину вывалился на улицу и тяжело отдышался.

– Теперь иди садись рядом с капитаном, – услышав это, парень повернулся и увидел приближающегося полковника, а с ним и «облако смерти».

Ред бочком, под стеночкой, просочился в противоположный край помещения и занял предложенное место.

Провант проделала круговое движение рукой, а затем звучно ударила по столешнице. Порыв ветра невероятной для помещения силы выдул весь дым из комнаты. Пузырь на голове капитана беззвучно лопнул, а вот лейтенант с лязгом опустил бувигер и жадно вдыхал воздух побелевшими губами.

– И как старый курит эту дрянь? – просипел он.

– Что вы сказали? – переспросил курящий в окно эльф.

– Я попросил Редрика начинать давать показания.

– Ладно. Начинай с прошлых суток, парень, но опусти несущественные подробности.

– Можешь выпить воды, если хочешь, – предложила капитан.

Редрик, воспользовавшись предложением, начал рассказывать о событиях прошлого дня. Он заметил, как магесса медленно ведет рукой над листом бумаги. Анна держала что-то похожее на большую перечницу, из которой высыпался черный порошок. Он быстро собирался в слова, которые, в свою очередь, с шипением вплавлялся в бумагу. Шрифт выглядел как в большинстве книг, что прочитал Ред. Он запнулся, но извинился и продолжил.

На моменте с приходом отца лейтенант ввернул комментарий, что забулдыги всегда накидываются втроем. А с уходом Лоуренса его место скорее всего занял местный участковый. Это могло быть причиной того, что тот ничего не предпринял.

– Как появится, заколдуй его от синьки, девочка, – ответил на это полковник.

– Это не входит в мою компетенцию, сэр.

– В те времена, когда не было еще вашей академии, вас было больше, да и умели вы тоже больше, – раздраженно сказал полковник.

– Простите, – едва слышно произнесла она, опуская голову.

Редрик продолжал, опуская личные моменты. Рассказал про приезд ночного купца. Как только Ред дошел до момента, когда он увидел в фургоне худого человека, полковник, перестав затягиваться, внимательно прислушался.

– Этот человек, это его труп лежит в запекшемся песке в дыре посреди тракта? – резко спросил Лонгтон. Ред не успел ответить.

– Да, это труп этого человека, – моментально среагировал полковник, сделав ударение на последнем слове. – Лейтенант, не отвлекайте парня.

– Прошу прощения, сэр.

Редрик продолжил и дошел до части, где увидел человека из фургона в дверном проеме.

– Стоп, – громко и властно приказал старый эльф. Он выбил остатки табака из трубки и смел их за окно. Затем тяжело оперся на оконную раму. Та затрещала. Он громко втягивал носом воздух.

– Полковник, я же говорил вам, бросьте курить эту дрянь, – обеспокоенно приподнялся лейтенант.

– Заткнись. Девочка, перестань записывать.

– Но, – удивленно возразила де Мур.

– Что, но!? – громко переспросил эльф.

– Ничего. Есть, прекратить запись, сэр.

– Хорошо, – Хир повернулся к Редрику. – Отвечай только «да» или «нет», ты понял?

– Да.

– Точно, понял?

– Да, – закивал головой Ред, под тяжелым взглядом красных глаз ему стало почти так же не по себе, как при встрече глазами с Андерсом.

– Он представился?

– Да.

– Он рассказал про себя?

– Да.

– Про Симона?

– Да.

– Сэр, я не понимаю. К чему эта конспирология, – встал из-за стола лейтенант.

– К тому, что парень может знать то, чего не должны знать ни он, ни вы, лейтенант.

– Но это неприемлемо, сэр. Я член допросной комиссии и ваш заместитель.

– Неприемлемо постоянно нести всякую пургу себе под нос, думая, что тебя не слышит второй самый старый эльф в мире, а потом еще и перевирать сказанное не моргнув глазом, – ноздри эльфа хищно надулись. – Ты себе в последнее время вообще много всего позволяешь. Тебя давно пора разжаловать, – эльф перешел на неофициальный тон.

– Но, полковник. Я не… – замахал руками Лонгтон.

– Послушай, Фрэнк, я тебя терплю только из-за одной вещи. Знаешь, что это, а?

– Но, я не…

– Это – хересовый пудинг твоей жены. Это лучшее, что я пробовал в вашей дрянной человеческой кухне. И знаешь, что? Ты меня в последнее время давно им не угощал. И мое терпение, в отличие от меня самого – не вечное. Я почти забыл его вкус, а с этим – почти забыл, как тебя терпеть.

– Но…

– Что «но» Фрэнк? Что «но»?

– Я не Фрэнк. Я никогда не был женат. И в наше время нельзя разжаловать лейтенанта до унтер-офицера… Сэр! – быстро и громко выпалил лейтенант.

Гнев на лице эльфа сменился крайним замешательством.

– Это когда устав поменяли? Как не Фрэнк? Стоп, ты и твоя жена… Амелия. Вы же меня каждый праздник равноденствия приглашали к себе, где меня ждал пудинг.

– Полковник, этот праздник не празднуется по официальному календарю уже лет восемьдесят, – вмешалась де Мур.

– Да чтоб меня, что же это, – тихо сказал эльф, потирая висок.

– Меня зовут Франц Лонгтон, полковник, я уже четыре года как ваш заместитель.

Старый эльф посмотрел на Редрика, и его будто слегка попустило:

– Точно, родитель живет в потомке. Лонгтон, ты пошел на службу по стопам отца?

– Да, сэр. А тот по стопам своего.

– Это же сколько Лонгтонов побывало у меня в заместителях? Восемьдесят лет – словно миг. Целая рабочая династия и все одинаковые, – говорил эльф будто сам себе.

– Сэр, с вами все в порядке? – уже успокоившись, спросил лейтенант.

– Нет, Франц. Я слишком стар, чтоб быть в порядке. Девочка, ты… Ты будь рядом и напоминай мне даты, и не давай слишком долго спать, – от сказанного капитана будто передернуло.

– Вы, вы хотите… Вы просите меня всегда быть рядом с вами? – запинаясь переспросила она.

– Да, будь добра.

– Буду, полковник. Буду, – мягче, чем когда-либо проговорила Анна.

***4***

Эльф сел за стол напротив Редрика.

– Лейтенант, выйдите. Это приказ. Если будет необходимо, я введу вас в курс дела, позже.

– Слушаюсь, сэр, – Лонгтон ударил кулаком в грудь и вышел. Полковник снова обратился к Реду.

– Теперь внимательно. Он тебе рассказал, откуда он?

– Да.

– Он тебе рассказал, что произошло с тем местом?

– Да.

– И он рассказал тебе все, что было потом, – тяжело выдохнул полковник. Ред потупился. – Можешь ответить, как считаешь нужным, – устало сказал эльф.

– Не знаю, услышал ли я всю его историю, но точно большую ее часть. Без подробностей или названий. Я многого не понял, но поверил во все, что он рассказал, – после короткого молчания ответил Ред. Полковник одобрительно кивнул и повернулся к де Мур.

– Я могу доверять тебе, девочка?

– Конечно, полковник.

– Хорошо. Оставь заклинание, закрой окно, выйди и отгони всех в прихожую. После этого не возвращайся. Жди там и не дай никому, даже себе самой услышать остаток нашего разговора.

– Полковник! – ее голос почти сорвался.

– Это приказ.

– Так точно, – тихо ответила она и поспешно вышла.

Подождав с минуту, эльф потер глаза и снова заговорил:

– Редрик, вернись к моменту приезда Симона и, не теряя ни единой детали, расскажи все, вплоть до нашего прибытия.

Ред довольно уверенно пересказал все события и разговоры, даже сон во время своей отключки. Эльф не перебивал и не прерывал его, он даже не менялся в лице. Ред закончил рассказ и умолк.

– Я уже и забыл, как это, когда тебя что-то потрясает настолько, что так четко врезается в память, – со вздохом проговорил эльф, откидываясь на спинку стула. – Ты сможешь это повторить еще раз?

– Думаю, да, – кивнул Ред.

– Хорошо. Теперь пойдем. И… молчи, пока я не скажу обратного, – полковник встал из-за стола и открыл дверь.

Он сделал приглашающий жест рукой, и Редрик торопливо покинул зал совещаний. За ним вышел сам эльф. Вместе они пошли в передний покой гостиницы.

В коридоре мир сразу наполнился звуками. В основном это были звуки спора Лоуренса с капитаном де Мур.

– Еще раз, господин Маккройд, вы должны ждать тут, это распоряжение полковника. Даже нам пришлось покинуть допросную.

– А я еще раз говорю. Он – ребенок, я – его отец. Я обязан, как родитель, присутствовать на допросе, я знаю законы и свои права. Почему я не могу быть с сыном?

– Потому что он прекрасно справился и без вас, господин Маккройд, – сказал эльф, подходя к ним. Лоуренс поманил сына, но твердые, как корни дерева, пальцы полковника не дали парню сдвинуться с места. Его отец с вызовом и вопросом в глазах встретился взглядом с полковником.

– Что еще? – спросил теряющий терпение лавочник.

– Вашего сына ждет одна необходимая процедура. Он пойдет с нами, но вы можете ожидать его к вечеру.

– Что за процедура? – медленно и с рассерженной интонацией произнес Лоуренс.

– Ничего летального, опыт ее прохождения есть у госпожи Штрек, – он посмотрел на Валенсию. – Покажите, будьте добры.

Гномиха стиснула губы и сняла свой шейный платок. Под ним была опоясывающая шею, словно ошейник, черная полоса толщиной в треть дюйма. От нее в обе стороны шли маленькие штрихи. Словно шипы.

– Кляп… – ошеломленно выпалил Гизмо.

– Мнемоническая блокада, – поправила его провант.

– Девочка, проведи форсированное дознание у господина Маккройда и госпожи Штрек. Нам нужно уходить.

– А как же груз купца, – воскликну Лонгтон.

– Я его бегло осмотрел. Этот человек никогда не возил ничего запрещенного. И если вы возьмете что-либо из его вещей, нас всех убьет Странник, – повисла тишина. Ее прервал Лоуренс.

– Не нужно никакого дознания, я все проспал, – с горечью бессилия в голосе произнес он.

– Я же – застала лишь схватку.

– Вы сможете что-то о ней сказать? – спросила провант. Валенсия напряглась, пару раз пожевала губами. Ее взгляд стал на мгновение пустым.

– Нет-нет, не смогу.

– Они говорят правду, полковник, – отрапортовала де Мур.

– Благодарю за сотрудничество, – кивнул эльф.

– Я могу пойти с сыном?

– Прошу прощения, но нет.

– Но, как так?

– Господин Маккройд, я вас уверяю, вы увидите сына уже сегодня. Клянусь жизнями своих детей, всеми пятьюстами восемьюдесятью тремя.

Даже из-под шляпы стало видно, как глаза Анны расширились. Лавочник, опустив голову, потер шею.

– Фига настрогал – мужик, – тихо сказал Эшберн. Он снова курил, стоя в углу.

– Слушать сюда, – повысил голос эльф, – Приказ для всех – сворачиваться и возвращаться в свои расположения. Передайте по цепочке.

– Полковник, вы же послали за постовым и участковым, – подал голос сержант с алебардой, который будто и не сдвинулся с места за все это время. Эльф закатил глаза.

– Пусть побегают, им полезно. А вообще передайте им, чтоб готовились к ротации. Отправятся в столицу, где будут пересдавать нормативы. А то пока солдат не марширует – он разлагается, – ответил за полковникалейтенант. Эльф и сержант-рейтар одновременно одобрительно кивнули.

– Портал, – просто скомандовал эльф.

Де Мур, моментально оказалась у дверного проема, ведущего в кухонное помещение. Ее пальцы заскользили по раме, оставляя выжженные символы. Закончив, магесса положила ладони на мнимую поверхность на месте выбитой двери.

Резкое движение. От места разведения рук пошло цветное завихрение. Оно моментально распространилось на весь проем. Успокоившись, магический вихрь приобрел вид подрагивающего изображения. Деформированное, будто выпуклое посередине, помещение с каменными стенами.

Впервые в жизни Редрик увидел портал. Его создание показалось парню довольно красивым зрелищем.

«И откуда появилась фраза, что никто не любит порталы?» – подумал он.

Продолжая крепко сжимать плечо Реда, эльф повел парня к порталу. Рядом встал Лоуренс.

– Редрик, главное не бойся и делай то, что от тебя требуется. Тогда все закончится, словно быстрое приключение. Туда и назад. У нас еще полно дел. Возвращайся скорее, – пытался подбодрить сына отец.

– Задержи дыхание, затем войди одним движением, а лучше впрыгни, – посоветовала провант.

Полковник уверенно вошел в портал. Слабая вспышка, и его искаженный силуэт появился с той стороны. Вроде ничего страшного не произошло. Редрик, прикинув расстояние, прыгнул, оттолкнувшись двумя ногами. На миг стало темно, тихо и холодно.

Свет практически ослепил. В ушах стоял звон, как давеча ночью. Пальцы рук и ног покалывало, будто они затекли все разом. Ред пошатнулся, но его тут же схватили под руку и встряхнули. Зрение и слух вернулись. Теперь Редрик понял, что нелюбовь к порталам, все же оправдана.

– В норме? – спросил эльф.

Редрик слабо кивнул. Затем стал осматриваться. Каменные стены, низкий потолок… прутья и решетки. Это была тюремная камера. Правда, открытая. Парень сразу занервничал. Занервничал и местный контингент, и охрана. Из портала вышла де Мур.

– Девочка, надо лучше целиться.

– Простите, это не мой профиль, – потупилась капитан.

– Что, опять ведьма зажала денег на батарею для буя? – пройдя сквозь портал, поинтересовался лейтенант. За ним сразу появился сержант Эшберн. Они звонко столкнулись кирасами.

– Сержант, вы забыли своего коня.

– А я брал штатного, мой красавец сейчас на заводе – строгает новое поколение армейских шаиров.

– Господа, вы свободны, – сказал полковник. – А ты, девочка, срочно выцепи мне Якоба Урмахера.

– Заведующего кафедрой подготовки провантов?

– Я другого не знаю из ныне живущих.

– Но он же мой бывший наставник, это как-то…

– Скажи – срочно, и тащи его хоть с собрания, хоть из объятий очередного аколита, что пытается закрыть практику. Будь добра, в темпе.

Анна быстрым шагом вышла из камеры и, обогнув пост охраны, скрылась на лестничной клетке. Позади послышался хлопок. Редрик обернулся и увидел голую стену камеры. Портал закрылся.

– Пойдем, парень, тебе пока рановато околачиваться в кутузке, – эльф спокойным шагом, привычно держа руки за спиной, последовал за провантом. Редрик пошел за ним. Сзади донесся голос Лонгтона:

– Сэр, ваш шлем…

– Кинь в арсенале, – просто ответил полковник, даже не обернувшись.

– Так точно… она что не стабилизировала портал? Сержант за вами никто не шел? – голос лейтенанта стал обеспокоенным.

– Раз портал напоследок ничего не выплюнул – то нет. Надо знать теорию, лейтенант, – ответил Эшберн.

– Надо будет… а, ладно, – устало выдохнул лейтенант.

Дальнейшего разговора Редрик не слышал. Они с полковником Хиром поднялись по лестнице на полуподвальный этаж. Эльф провел его мимо кладовой и склада конфиската. Редкие бойцы в броне ополчения отдавали честь.

Затем полковник провел Реда через пропускной пункт в другое крыло. Они остановились возле тяжелой двери. У нее не было ручки, а на металлической поверхности были выбиты фигуры и символы, явно магического назначения.

Напротив была обычная деревянная дверь с табличкой. Надпись гласила: «Лекс Сайдер, заведующий отделом по вопросам резидентов». Под табличкой гвоздем было выцарапано одно слово: «Наконструктор». Редрик решил не беспокоить полковника расспросами, так как тот явно о чем-то размышлял.

– Ты, кстати, можешь уже говорить.

– Простите, я это понял, просто не хотел вас беспокоить.

– Правильно. Запомни парень – лишний раз беспокоить законников, все равно, что хватать волка за уши.

– Запомню.

– Лучше еще раз промотай в голове свои показания. Он скоро придет.

И правда. Буквально через секунду послышались голоса со стороны пропускного пункта.

– После такого акта надругательства над психометрией я категорически отказываюсь верить, что закрыл вам это предмет, милочка.

– Просто я торопилась, профессор Урмахер.

– Я это понял из ваших туманных пояснений. Оставьте ваши оправдания. Мне они ни к чему, – из-за поворота коридора показалась Анна де Мур и, как предположил Редрик, Якоб Урмахер.

Средний по всем показателям человек среднего возраста, среднего роста и средней внешности. На нем была обычная повседневная одежда. Ред поймал себя на мысли, что этот человек настолько неинтересен, что на нем даже не выходит сфокусировать взгляд. У капитана в руках была небольшая коробка, но прованту явно было тяжело ее нести.

– А, вот и он. Я тебе не жиголо, чтобы вызывать меня, когда вздумается. Я был на совещании.

– Тогда ты должен быть мне благодарен, – глядя сверху вниз на неприметного человека, ответил полковник.

– Не без этого. Ну, что у тебя за дело?

– Сейчас, – эльф одной рукой забрал коробку из рук прованта, а другой приложил что-то к центру двери. Та отворилась сама собой. – Можешь быть свободна, – капитан отдала честь и скрылась.

– Пройдемте.

Трое вошли в прохладное обшитое зеленоватым металлом помещение. В нем не наблюдалось окон, но свет шел будто прямо из стен. Из обстановки были только маленький круглый стол на одной ножке и такой же табурет. Они были прикручены прямо к полу. На столе находился матовый, размером с голову человека, каменный шар на подставке.

– Словно домой вернулся, – ехидно сказал Урмахер, когда дверь самостоятельно затворилась. – Чем тебя так обеспокоил этот юноша? Твоя маленькая помощница чуть не разорвала мне мозг, пытаясь отыскать. А потом практически на руках втащила в портал.

– Юноша – ничем. А вот один из моих ровесников – да. Он решил рассказать молодому Маккройду сказочку на сон грядущий, – передразнил манеру речи неприметного человека эльф.

– Что ты сейчас сказал?

– Повторить?

– Нет. Неужели опять он?

– Как догадался?

– Старик, даже если бы я гадал, то мне известны всего пятеро ваших. Шансы уже высоки. И если учесть, что к первому нужно отстоять многолетнюю очередь, другая прячется, третий – сумасшедший скиталец, а четвертый рассудительнее нас всех вместе взятых, остается только его попутчик. Да и не в первый раз это у него.

– Ну-ну.

– Зачем он опять это сделал, он же знает о риске. Знает, чем это может обернуться.

– Уже не знает.

– Обоснуй? – поднял брови Якоб.

– По адресу этого паренька собрались последние трое из тех, кого ты перечислил. А вышел лишь один. Рассудительного везут сейчас в город в сосновом ящике, а его друга-трепача собирают в банки по всему тракту, – хмуро поведал эльф.

– Так может пора убираться? На острова или в саванну? – развел руками Якоб.

– Сделай свое дело. А затем – пожалуйста. Сваливай к своим девочкам-лошадям или женщинам-рыбам. Кого ты там больше любишь?

– Девочки-птички…

– Что? – озадаченно переспросил полковник.

– Девочки-птички – лучшие, – очень серьезно посмотрел на эльфа человек. Их взгляды скрестились.

Молчание разорвал хохот двух мужских глоток, отдающийся эхом в металлической комнате. Когда человек от смеха запрокинул голову, Редрик увидел тонкую черную полоску у него на шее. Напряжение спало.

– Это что-то новенькое, – успокаиваясь сказал эльф.

– Просто, мы люди, в отличие от вас, боремся с любыми видами застоя. Тем более, мы растем в своих предпочтениях.

– Подумаю над этой прорывной идеей ближайшую сотню-другую лет.

– Ладно, как твое имя, парень?

– Маккройд, сударь. Редрик Маккройд.

– Редрик Мак… Мак… Хм что-то знакомое. У тебя брат у нас не учился?

– Нет, я один в семье.

– Что же, нет так нет. Называй меня «профессор», я просто уже привык к этому обращению.

– Хорошо, господин профессор.

– Так, Якоб. Тут нужен событийный блок…

– Легчайше… – отмахнулся профессор.

– И полный ассоциированный с гашением семантического сегмента.

Урмахер задумчиво посмотрев на Реда, что-то прикинул в голове, а затем снова обратился к эльфу:

– Крутовато, не считаешь?

– Все нужное тут, – эльф положил на стол коробку. В  ней зазвенело.

– Хорошо, я сам справлюсь. Как обычно.

– Потом зайдете ко мне в кабинет.

– Иди давай. Будешь должен.

– Еще пятьдесят таких просьб – тогда возможно, – хмыкнул полковник, выходя из помещения.

Редрика несколько беспокоил факт того, что он остался наедине с человеком, на которого даже сложно смотреть.

– Полковник точно не должен присутствовать при допросе?

– Это не допрос. Это, малец, настройка мнемонической блокады. У нас тут целая битва, правда, старика ждет нечто похуже. Снимай рубаху.

***5***

В нише для курящих сидели двое мужчин.

– Сержант, вам удобно курить сквозь шлем? – спросил уже освободившийся от доспеха лейтенант Лонгтон.

– Удобство – мелочь перед безопасностью. Мой шлем привинчен к нагруднику.

– Но вы же двигаете головой.

– Гномские технологии – хитрая модификация.

– Но зачем? – спросил лейтенант, делая затяжку папиросой.

– Когда я еще активно служил в конной полиции, был разгон демонстрации – за возможность приватизации угольных шахт на севере.

– Антрацитовый путч. Было дело.

– Да, он начался в этот день. Кайзер, как всегда, не вышел к народу. Начались беспорядки. Мне в голову прилетел кусок брусчатки и сбил шлем.

– Неприятно, – Лонгтон машинально потер себе череп.

– Это полбеды. Тут же мне в голову прилетает гоблин.

– Кто-то швырнул гоблина?

– Да, и нашел такого злого, что тот мигом выбил мне глаз.

– Кошмар.

– Эти твари – мелкие, я легко сломал ему шею, как цыпленку, и бросил обратно. Тогда-то и началась мясорубка.

– Я слышал, что выжила всего половина вышедших тогда на площадь.

– Больше, многие сбежали и скрыли факт участия в этом деле. Остальных же «обиженных шахтеров» вывезли в Казаднорт, копать кристалл. Правда, гномяры не обрадовались.

– Да, перевыполнение – тоже отход от плана.

– Особенно если в плане не предусмотрены пайки, – Эшберн сделал глубокую затяжку.

– Дворян – травят, работяг – уничтожают. Кто же останется?

– Мы…

Здание начало трясти. Толчки имели странную частоту, будто вторили чьим-то шагам.

– О-о-о, вот ради этого я и решил отложить возврат в гарнизон.

– Поверьте, приятного мало. Это всегда полный развал.

– Зато полезно, может, что-то почерпну для себя. Пара новых фразочек для придания энтузиазма новобранцам не помешает, – поднял палец рейтар.

Тряска усиливалась. Вскоре в конце коридора показалась казначей центрального управления. Она была магом, превосходным алхимиком. Видимо, навыки давали ей возможность продлевать себе жизнь. Но все втихую говорили, что ее секрет в том, что она высасывает жизненные соки из полковника. Ее мощь была неоспорима, но так комично смотрелась в теле довольно милой зрелой дамы. Притом – дамы-полурослика.

Криста Вергельд была одета, по своему обыкновению, в прогулочную, отдыхозную одежду нежных пастельных тонов. Ее темные волосы извивались, словно кубло змей, вторя потокам ее магии. Глаза маленькой женщины горели янтарно-оранжевым светом.

– Ушастая колода. Сизый выродок. Я ему так всеку, что три жизнюка неделю будут откачивать. Плюну в его красные зенки, гниде-переростку. Гидроцефал престарелый… – поток сознания казначея отражался от стен и наполнял здание.

Над головой лейтенанта послышался лязг. Отведя взгляд от внушающей ужас маленькой женщины, он посмотрел наверх. Перчатка рейтара едва успела остановить кирпич, что вывалился из кладки. У Лонгтона вспотели ладони. Он в один заход дотянул папиросу.

– Премного благодарен, – выдохнул он.

– Шлем, – просто сказал рейтар, пару раз несильно ударив кирпичом по бронированной голове. – Я смотрю – вы докурили, – Эшберн выбил трубку о кирпич.

– Вы – тоже. Пойдемте, посмотрим шоу, мастер-сержант.

Полковник сидел в своем кабинете и разгребал гору бумаг, скопившуюся на его столе. В этом ему помогала капитан де Мур. Окна и двери были открыты, создавая приятный сквозняк. Когда началась тряска, половина документов свалилась на пол. Эльф даже не повел бровью.

– Неужели и в городе…

– Это другое. Ты просто недавно с Фронтира, девочка. Еще не видела главную достопримечательность центрального управления.

Кроша половицы маленькими бежевыми туфельками, в кабинет ворвалась казначей Вергельд. Она будто и не прекращала сыпать проклятиями.

– Куда? Мимо меня. Лысеющий бандит. Думает, эполеты на мундир пришил и все можно.

– Эльфы не лысеют, – спокойно ответил Хир, подпирая щеку рукой, притворяясь, что весь во внимании.

– Начну твои патлы сивые рвать – облысеешь. Твои вертухаи вынесли треть склада первичных кристаллов. Мало этого, так они заодно и полностью обнесли продовольственный.

– Экстренная ситуация.

– Эти макаки заломали сторожей, а заведующего бросили в канаву. Ни накладных не оформили, ничего.

– Сэкономили твое время.

– Не хочу слышать от тебя слово «экономия». Ты не знаешь, что за ним стоит.

– Женщина, успокойтесь, вы в кабинете старшего офицера, – отойдя от замешательства, вмешалась в разговор де Мур.

– Замолчи, девка.

Челюсть Анны свело судорогой. Она прикрыла низ лица руками. Капитан не могла издать ни звука, это ее напугало.

– Что, теперь нечего возразить? Из Шараги, уже выпускают детей без навыков магии силы.

– Их, видимо, теперь другому учат.

– Чему? Таинственность дешевую нагонять? Пугать своим видом население? А ну покажи, что у тебя там, – Вергельд пальцем указала на лицо Анны. Та, тщетно сопротивляясь, опустила ворот мантии и сняла шляпу.

Казначей, сощурившись, с недовольством оглядела прованта с ног до головы. У той покраснели уши.

– Капитан, в таком возрасте? Ненавижу смазливых малолеток. Они отвлекают. А больше всего не люблю тех – кто мешает взрослым разговаривать. Иди сядь в углу и не мешай.

Анна упала на стул, и скребя его ножками по полу, отъехала в угол кабинета. Полковник сочувственно проводил ее взглядом.

– На меня смотри, бабник старый.

– Прости, я просто, как ты заметила, отвлекся на молодую свежую красоту этой одаренной и старательной девушки. Твоя – заимствована, это уже не так интересно.

– Хам беломордый, похотливый старик, дремучий, как Вялый Лес.

– Даже у меня меньше морщин, чем у тебя.

– Да у тебя морда порэпаная, словно дыня переспелая! – казначей уже кричала.

– Это шрамы, они украшают мужчину.

– Это когда, ты – эльф, был мужчиной? – вместо ответа эльф устало выдохнул. – Что, уже заскучал?

– Да, соскучился по тем временам, когда ты была маленьким милым чудом. А не как сейчас – большой гнойной занозой. А мужчиной я был тогда – когда брал тебя как женщину. Пока ты еще интересовала меня в этом плане.

На лице казначея выступил пот, она покраснела до оттенка свеклы. У нее началась гипервентиляция. В отдаленном коридоре за углом двое мужчин дали друг другу кулак.

– Уделал, – тихо прошептал лейтенант.

Припадок Кристы закончился легкой судорогой и гортанным стоном. Ее лицо приняло обычный, слегка смугловатый оттенок. А морщины разгладились. Она будто помолодела лет на пятнадцать. Глаза перестали светиться, а темные вьющиеся волосы сложились в свободную прическу.

– Вот это было очень хорошо, – уже спокойно проговорила она.

– Обращайся.

– Обязательно. Но вернемся к делу. Мне негде брать средства на возмещение. Тем более твоя пигалица сорвала совещание в Шараге. Эта носатая швабра, которая считает себя местным бухгалтером, заставит Мендосу накатать заявление о вмешательстве в дорогостоящий эксперимент. Или еще что-то, что влетит нам в копеечку.

– Единственные эксперименты, на которые меня зовут – это эксперименты над людьми. И зовут меня на них только сюда, – сказал, перегибаясь через маленькую женщину, неприметный мужчина. – Давно не виделись, профессор Вергельд.

Криста сделала пару поспешных шагов в сторону.

– Век бы тебя не видеть, душегуб.

– Век и не виделись.

– Значит, отсчет пошел заново. Сгинь.

– Не могу – дела, – Урмахер похлопал по шее высокого паренька с пустым взглядом. Потом подвел его к столу полковника и усадил на стул. Маленькая женщина подошла и оттянула верх рубахи мальчика.

– Скоты, ребенка изуродовали. Сейчас, деточка, – она крутанула камень, на одном из колец и помахала им перед носом парня.

***6***

Редрик брел как в тумане, он пытался схватить хоть одну мысль. Но наваливалось головокружение. Небольшая встряска. Тут ему в нос ударил резкий незнакомый запах. Мир прояснился, но моментально покрылся темнотой. Подкатила рвота. Темноту прорезали вспышки. Появилась светлая точка. Она расширялась, а с ее ростом отступала и тошнота.

Вскоре Ред проморгался и, как ни странно, пришел в норму. Он обнаружил себя, как он предположил исходя из окружения, в кабинете полковника. За столом сидел, откинувшись на спинку стула, Энвин Хир. Губы эльфа были сложены в легкую усмешку.

Парень осмотрелся. В углу он заметил смирно сидящую высокую девушку. Густые каштановые волосы собраны в хвост. Уши и щеки покрыты сплошным румянцем, что сильно контрастировал с белизной кожи. Слегка вытянутые, но очень нежные черты, наводили на мысль о высоком происхождении. Встретившись с ее голубыми глазами, Редрик понял, что это – Анна де Мур. Он сразу отвел глаза, его несколько смутила красота капитана.

Прямо у него над ухом хлопотала маленькая, очень маленькая, незнакомая дама.

– Смотри, что ты сделал – мальчонка не реагирует.

– С ним все в порядке, – подал голос эльф.

– Конечно, в порядке. Я в этом деле дольше, чем живут многие люди. Правда, я ему потер заодно некоторые сегодняшние моменты. Но только по делу.

– Ладно. Парень, сосредоточься и вспомни прошедшие сутки. Попробуй что-то нам рассказать, – попросил эльф.

Редрик попытался. Сознание будто силилось ускользнуть, но тут появился проблеск. Четкая сформированная мысль:

– Девочки-птички – лучшие, – с самым серьезным выражением, сказал он. Но тут-же опомнился и залился краской. Полковник прикрыл лицо ладонью.

– Идеально. Полное перекрытие.

– Что идеально? Ты – зоофил проклятый. Дурачка из ребенка сделал, и мало того, так его закатал, что околеет бедняжка.

– Простите, просто все воспоминания, они стали неповоротливыми. Они кажуться такими – ненужными, неважными. Я будто не могу заставить себя что-то сказать, просто не вижу смысла в этом.

– Видите, профессор Вергельд. Никакой не дурачок, говорит-то, как складно, даже вполне точно выражения подбирает.

– Слюну ты свою не подбираешь, когда за своими клювомордыми зверо-лярвами бегаешь. И я больше тебе – не профессор.

– Нет, клювы – даже для меня перебор, – отмахнулся Урмахер. Запомни, парень, клювы – ненужный атавизм, рецидивных мы не любим, – Редрик неуверенно кивнул.

– И ты дал этому извращенцу копаться в мозгах ребенка. У парня теперь жизнь поломается.

– Да все с ним будет в порядке, по крайней мере с тем, что выше шеи, – теряя терпение сказал неприметный человек. – В моих услугах больше нет нужды? – спросил он, повернувшись к полковнику.

– Нет, можешь быть свободен.

– А я и так свободен, в отличие от вас, – он сделал пару шагов назад, отвесил поклон, переходящий в кувырок. Сложился в воздухе, уменьшился и исчез. На его месте осталась только быстро растворившаяся черная надпись: «Покеда, служаки!».

Редрик уже перестал удивляться магическим трюкам, день был слишком насыщенным.

– Вы, двое оболтусов, хватит изображать из себя почетный караул и подслушивать. Идите сюда! – громко скомандовала Вергельд.

Лейтенант с сержантом было напряглись. Но тут же расслабились, так-как из ближнего к кабинету полковника коридора вышли двое бойцов. Близнецы рядовые – Бруно и Рори.

– Стало опасно. Расходимся, – прошептал лейтенант.

– Согласен, – ответил ему Эшберн.

– Встречаемся после второй смены, в баре «Встает охрана».

– Вас понял, – двое, едва не рассекреченных, мужчин разошлись по своим делам.

Бойцы вошли в кабинет полковника. У них был крайне смущенный и несколько понурый вид. Маленькая женщина хмыкнула.

– Поотрывать бы вам уши, да сильно здоровые.

– Мы, это… – начал было оправдываться Рори.

– Не интересно, – оборвала их женщина. – Возьмите мальчугана и отведите в столовую. Пусть его накормят.

У Реда заурчало в животе. Он пропустил пару приемов пищи, и его организм выражал согласие словам казначея.

– Парень вымотан, и ему нужно глотать. Проследите, чтобы в ближайший час, все в его шее усиленно работало.

– Так точно, мэм, – в один голос ответили братья и, взяв растерянного Реда под руки, практически выволокли того из кабинета полковника. Казначей прикрыла за ними дверь.

– Ты уже моими людьми командуешь? – тихо посетовал полковник.

– Просто ты – заторможенный, как все старики. А у нас еще есть неоконченный разговор, – маленькая женщина приблизилась к эльфу. – Мне неоткуда брать средства на твои выкрутасы. Нам не докладывают, куда уходит золото короны, но точно не в наш бюджет.

– И что же нам с этим делать?

– А раньше не мог задуматься? – снова начала закипать женщина. – Теперь все. Всех твоих подопечных загоню на общественные работы. Будет им внеплановая смена – в когорте озеленителей. Все перепашете. Сделаете из Аусбруха второй город-сад. А кого не загоню, того – сгною. Но выжму деньги из администрации. Вот что я предлагаю делать.

– Это все равно лучше, чем убирать свидетелей. Лучше, чем убивать ребенка, – эльф устало прикрыл глаза.

– Конечно лучше, – на удивление мягко согласилась казначей. Они немного помолчали. – Ты, надеюсь, не выдрал его силой из семьи.

– Я поклялся жизнями своих детей, что с этим ребенком все будет в порядке. И насчет денег. Зайди сегодня ко мне.

– Натурой от меня не откупишься.

– Выберешь что-то из моих вещей.

– Ну, знаешь, – казначей оглядела простецкую обстановку кабинета. – У тебя в доме все и так стырено из управы.

– Я про свои старые вещи. Кроме лука. Да, его и колчан – не трогай.

Маленькая женщина серьезно посмотрела на эльфа:

– Это уже что-то.

– Надеюсь, на этом все? – выдохнул эльф.

– Последнее. Не клянись больше этим, Энвин. Ты делал это слишком часто. Все твои дети давно мертвы.

– Поэтому ты должна понимать, что это обещание значит для меня.

– Понимаю, – еще немного помолчав, женщина ушла. В углу кабинета послышался судорожный вздох.

Анна де Мур с хрустом поднялась со стула. Немного отдышавшись, провант подошла к столу полковника и стала подбирать упавшие бумаги. Она хотела ему что-то сказать, но остановилась. Эльф тяжело опустил голову на ладони и скрипел зубами.

***7***

Спустившись на пару этажей, Редрик очутился в местной столовой. Она оказалась довольно большим и светлым помещением, с многими рядами длинных столов со скамьями. В одной из стен был выдолблен ряд окошек. Через них и выдавали пищу.

Братья усадили Реда за стол, немного посовещались, раскинули на руках. Бруно остался с парнем, а Рори пошел к одному из окошек.

Добродушное лицо рядового выражало некоторое непонимание и сочувствие. Было видно, что он обдумывает слова.

– Эту штуку как только не называли. Я чув и кляп, и ворот, и как ее… гаррота, во. Но тебе хлопче, подогнали – целый капюшон, – наконец произнес боец.

Ред немного опешил. Затем быстро стянул рубаху и осмотрел себя. Осмотр и комментарии рядового Бруно дали Редрику полную картину. Все ниже кадыка было будто покрыто цельной черной татуировкой. Все вплоть до середины груди, включая плечи. На спине – та же история.

Черное поле по кайме имело похожие на щупальца отростки разной длины. Вместе они составляли жуткий узор с линией симметрии, совпадающей с телесной.

– Похоже, у этого хлопа в голове – тайна всих тайн, – сказал подходящий к ним Рори.

– Ну, яка?

– Куда идуть налоги всего людства, ельфства, гномства и прочей нечисти.

– Нет, ничего такого полезного. Это я могу сказать точно, – улыбнулся Редрик.

– Ну что, накормять пацика?

– Та да. Этот Гэри еще та жадюга. Но я ему напомнил про его мансы в бытность тюремным хлиборезом. Накормит знатно. Даже офицерской пайки насыплет.

– От крыса, шо там зажимать. Пивоколотку снедь пропустила. Там пайки на декилька рот. Мы то – в увале. Хоть змогли потом порубать, а пацани негодованные в нарядах.

– Стара песня у него. У брата жонка родила пятерню, отец прозябае в коллекторе и далей по списку.

– Ладно, нахфиг того убогого.

Братья продолжали свою беседу, а их забавный говор успокоил Реда. Вскоре послышался высокий надтреснутый голос из окошка:

– Порция всего. Смотрите, чтоб пацан не треснул.

– Не луснет, он большой, и еще ростэ. Пусть кушает, – Бруно принес большой металлический поднос.

Желудок Редрика оценил угощение. Пухлая бризоль, заправленная перловка, увенчанная жирным купатом, сыр, сливочное масло цилиндриками, полбулки серого хлеба. Был даже салат с томатами и овечьей брынзой. Даже стаканчик варенья и целый чайник черного чая. Братья взяли себе по литровой кружке кваса.

Ред ел долго и не без удовольствия. В такие моменты, человека нужно лишь подтолкнуть, и он запишется в ряды бравого ополчения. Поев, парень медленно попивал уже подостывший чай.

– Слухай, братка. А дальше что? – нервно постучал пальцами по столу Бруно.

– Обоснуй.

– Ну поел пацик. И?

Братья опять посовещались и раскинули на руках. Рори убежал осведомляться о дальнейших действиях. Вернувшись, он позвал Бруно и Редрика.

– Бруно, чуеш?

– Ну?

– А капитанша-то личико открыла. Бачил?

– Не. Как-то прозявил.

– Ну побачиш.

– Та говори вже.

– Да краля она, практычно эльфка. Ради таких панночок нужно в города ездить.

– Так то капитанша. По полкану она сохнет. Не про нас такие крали.

– Это да.

Реда отвели обратно к полковнику. Подождав, пока де Мур разгонит «облака смерти», все вошли в кабинет. Братьев сразу отправили гулять своей дорогой. Прованту полковник приказал навесить на кабинет заклятие молчанки и выйти. Дальше начался настоящий маринад.

Один наводящий вопрос за другим. Попытки выйти на подоплеку. Методики подсознательного допроса. Эльф проверял прочность мнемонической блокады Редрика вплоть до темноты, но остался доволен. Ред же удивлялся тому, что не мог вспомнить не только события прошлого дня, но и вопросы, заданные ему секундой раньше.

Закончив расспросы, эльф вывел парня из кабинета и закрыл его. Поручив Анне отправить Редрика домой, он и сам ушел к себе. Провант провела Реда в помещение с множеством барельефов в виде арок. Оставив его стоять посреди комнаты, она достала блокнот. Сверяясь с ним, девушка начала тот же процесс создания портала, что и в гостинице.

Зашел лейтенант Лонгтон. Он не стал отвлекать магессу от ее занятия, а просто встал рядом с Редом, теребя в руках листочек бумаги. Провант закончила начертание:

– Вы что-то хотели, лейтенант?

– Да. Я сегодня зашел к сестре, и на удивление удачно.

– В каком смысле? – подняла бровь Анна.

– В смысле, что рецепт хересового пудинга – таки достался нам, от моей прабабки Амелии, – он подошел и протянул листок капитану. Та приняла его.

– Но зачем?

– Чтоб иногда освежать память одному старому эльфу. Еще недельки две, и думаю, можно будет праздновать. Только тихо, – заговорщицки подмигнул лейтенант. Девушка что-то прикинула в голове.

– Благодарю. Это… это очень мило с вашей стороны.

– Привыкайте. Тут – не Фронтир. Ротации офицеров – довольно редкое явление. Мы все здесь товарищи и помогаем друг другу по мере сил, – уходя улыбнулся лейтенант.

Постояв немного, капитан спрятала рецепт в карман и открыла портал.

– Тебе уже пора.

– Иду, – у портала Редрик замешкался. – Удачи вам с полковником. Вы удивительно красивая и добрая женщина. У вас все получится, – парень спиной вошел в портал, махая на прощанье обескураженной девушке. Портал закрылся.

– Все мужчины такие дети, – тихо и по-доброму прошептала она в полумрак портального зала.

Второй раз телепортация прошла легче. Правда, на выходе из портала Редрик споткнулся о гремлина. Тот зашипел, но потом весело захлопал ушами.

– Так все-таки вернулся.

– Что значит «все-таки», – из кухни вышел Лоуренс, вытирая руки полотенцем. – Отец сказал вернуться – сын вернулся, – он помог Редрику встать и обнял. – Как оно там?

– Я мало что могу вспомнить, а еще меньше могу рассказать, – оттянул рубашку парень, демонстрируя блокаду. Лоуренс нахмурился.

– Отца родного помнишь?

– Конечно.

– Уже хорошо, остальное приложится, – улыбнулся лавочник. – Кушать будешь?

– А что есть?

– Есть то – что дадут, – поучительно сказал отец, подводя сына к плите. Обмотав руку полотенцем, он поднял крышку с одной из сковородок. На парня пахнуло вулканическим жаром. Послышался звук отклеивающихся обоев.

– Не-е-ет… – протянул Ред. – Опять?

– Что опять?

– Ты опять пожарил суп?

– Во-первых, это похлебка Валенсии. Во-вторых, она остыла – я ее подогрел. В-третьих, я просто сделал ее нажористей и добавил специй. Я называю это – кулинария «от мужчин, для мужчин».

– Спасибо, конечно. Но меня там плотно накормили. Я, пожалуй, просто пойду спать.

– Ладно, завтра поговорим.

Редрик отправился в свою комнату. Увидев кровать, он еле успел скинуть вещи. Подкатившая усталость свалила его. Уже на границе сна и яви он услышал далекое:

– И чего ему не нравится моя готовка, – донесся звук сербанья. – Ух, мля.

Ред заснул, улыбаясь.

Глава 3

***1***

Утро выдалось бурным. Лоуренс бесцеремонно растолкал сына:

– Просыпайся, Редька! Новый день, новые заботы.

– Какая редька? – недоумевающе промычал Редрик.

– Давай, давай. Лето кончилось давно. Мы с тобой совсем расслабились. Нужно брать прежний темп.

Лавочник, схватив сына, принудительно поставил его вертикально. Редрик тут-же начал падать, но его резко настигло прояснение. Он сделал пару шагов назад.

– Не упал, – уже бодрее сказал парень. Сон отступил.

– Умывайся. Одевайся. Пойдем разберем скарб старика, – уже выходя, давал указания Лоуренс.

Редрику много времени не понадобилось. Шкаф рядом, таз тоже. В его комнате не было двери, только декоративная штора из тростника. Она тихо зашуршала, когда парень вышел в лавку.

Помещение было вымыто и избавлено от щепы и прочих осколков. Похоже, его отец действительно набрал темп. Ред вышел на улицу. Фургон пропал. Он справил нужду, а затем выдул треть ведра колодезной воды. Вдали от города она всегда была холодной и вкусной.

– Ты где там застрял? – донеслось из кампуса.

– Да иду я. Дай же прийти в себя.

Входя в помещение склада, Ред увидел Лоуренса. Тот стоял, вертя в руках маленький латунный предмет.

– Что это? – спросил сын.

– Пылевое огниво. Качественное, надо заметить, – лавочник отогнул рычажок в верхней части предмета, а затем быстро его раскрутил. Резьба кончилась, и верхняя часть отделилась. Конец металлического брусочка покрывал красноватый налет.

Лоуренс медленно поводил рукой из стороны в сторону. Полетели первые искорки, затем поток усилился. Брусочек стал похож на зачарованный «курительный» палец сержанта Эшберна. Но через пару секунд все прекратилось.

– Полезно.

– Согласен. Держи, – Лоуренс передал сыну огниво. – У меня свое есть.

– А оно вечное?

– Нет, конечно, – хохотнул лавочник. – Его заправлять надо. Да и в мире нет ничего вечного… Я на это надеюсь.

Редрику почему-то вспомнилось уставшее лицо полковника. Он отогнал образ и осмотрел кучу добра.

Отец рассказал ему, что практически сразу после его экстренного выезда в город открылся портал из столичного филиала «вольных». Из него вывалились гном с орком, которые быстро растащили все, что фигурировало в накладных Симона. Они даже разобрали и вынесли в портал сам фургон.

В пожитках старого купца были только полезные вещи: множество бытовых расходников, от мыла до огненной пыли, целая гора безразмерной верхней одежды, два лежака. Оба – старые, но один будто никогда не использовали. Второй хоть и был потертый, но от него, как и от первого, ничем не пахло. Обнаружился огромный кисет табака «Смоки Филд».

– Надо же. Нужно будет найти мою трубочку, – радовался находке Лоуренс.

Но Редрика порадовало другое. Книги. Целые связанные стопки из десятков книг. Ред развязал одну. Наверху лежал толстый том в кожаном переплете. Он раскрыл его.

– Вот это действительно полезно, – восхитился парень, рассматривая точнейшее изображение линии морского побережья.

– Ага, если знаешь гномий, – разочаровал Редрика отец.

– А как ты понял, что это за язык?

Лоуренс взял атлас у Редрика и всмотрелся в обложку. Он долго морщил лоб. – Жерар Меркатор, «Географическая систематизация мира под украденным солнцем. Атлас-путеводитель».

– Ого, – изумился Редрик.

– Не ого. Я уже начал его забывать, да и знал совсем не идеально. С этим вопросом обратись к Валенсии.

– Хорошо, – тут парня как громом ударило. Но фраза откатилась так и не дойдя до языка, а мысли спутались. Он только и смог что тупо протянуть:

– Т-э-э.

Лоуренс озадаченно глянул на сына. Тот потерев блокаду, пожал плечами.

– Сейчас закончим инвентаризацию и пойдем, есть еще кое-что интересное, – они разложили свертки с книгами. Под ними их ждало настоящее сокровище.

– Что это? – спросил Ред.

Его отец с улыбкой открыл дверцу каменного ящика размером с прикроватную тумбу. Пахнуло холодом. Стенки ящика оказались невероятно толстыми, а камера хранения совсем маленькой. Внутри стояли покрытые изморозью бутылки, а из задней стенки торчали кристаллы.

Вся внутренняя часть холодной камеры была покрыта магической резьбой. Лоуренс достал одну из бутылок и откупорил. Донесся запах ржаного хлеба. Лавочник хорошенько приложился.

– Хорошо-о-о, – протянул лавочник, оторвавшись от бутылки. – Это, сынок, мечта любого мужчины. Это – хладоблок.

– Он – охлаждает?

– Да, все что ни положи внутрь, все замерзает. И судя по сложности рисунка и цвету кристаллов, его нам хватит надолго.

Редрик осмотрел магически ящик со всех сторон. Простучал. Подергал дверцу. Попытался сдвинуть, но сил не хватило:

– Тяжелый, зараза.

– Ладно, ты иди на конюшню, а я пока занесу его на кухню.

Ред догадывался, по собственным ощущениям от затрещин, что его отец – сильный мужчина. Но когда тот, вопреки сказанному, легко, словно корзинку с гусиным пухом, поднял и унес каменный ящик, сын понял, что его лупят исключительно любя.

Выйдя и обогнув угол кампуса, Редрик зашел в деревянную пристройку. Стойла как стойла. Всюду сено, перегородки и конь. Мальчик и животное уставились друг на друга. Он был меньше чубарых близнецов Симона. Да и масти он был темно-серой.

Животное посмотрело на парня сначала одним глазом, затем другим. Радужки, что заполняли всю видимую часть глазного яблока, были ярко-желтыми, а зрачки вытянутыми по горизонтали, словно у козла.

Смутные ассоциации проскользнули в голове Реда, но в глазах животного были лишь интерес и озорство, так что парень даже не занервничал. Сын лавочника подошел и погладил коня по носу.

– И откуда ты? – спросил он. Но конь лишь слабо повел ушами.

– Еле отбил этого красавца у торгашей, – заявил входящий Лоуренс.

– В смысле?

– Хотели его утянуть, но он гонял как угорелый. Чуть не наскочил на Валенсию. Но остановился, и та его как-то успокоила, – лавочник подошел и поднял переднюю ногу коня. – Смотри, он не подкован. Да и на копыте нет номера. В документах Симона тоже не нашлось никаких упоминаний о нем.

– Мне кажется, что это не обычный конь.

– Кажется? Да это очевидно. В глаза ему глянь. Хитрые, как у последнего рыжего гнома.

Редрик снова осмотрел коня. Живя на главном торговом маршруте, парень повидал множество лошадей. Он мог уверенно сказать, что перед ним – красивое мускулистое животное, без каких-либо изъянов.

Послышались тихие шаги. Валенсия, по своему обыкновению – босая, подошла к Редрику.

– Доброе утро, милый мальчик.

– Как вы, после событий той ночи, госпожа Валенсия?

– Нет-нет, со мной все в порядке, благодарю тебя. Лучше скажи, как ты? – женщина аккуратно дотронулась до шеи Редрика.

– Пока не знаю, – потупился парень. – Но, вроде, не забыл ничего важного. Хотя теперь сложно это понять.

– Ничего-ничего, все пройдет. Твои мысли обретут покой, милый мальчик, – эту фразу Ред не вполне понял, но не решился уточнять.

– Я попросила маленького Гизмо, принести коньку покушать, – обратилась она к Лоуренсу.

– Да-да, я уже, – зашел гремлин, держа на голове ведро с силосом.

Шатаясь, он подошел к ограждению и поставил угощение перед конем.

– Это тебе, а это мне, – сказал гремлин, отвязывая от пояса мешочек.

Гизмо выудил из него кусочек кремня, отправил камешек в рот и громко захрустел. Конь какое-то время смотрел на содержимое ведра. Обнюхал. Недовольно поморщился. Затем его внимание привлек мешочек в руке Гизмо.

Рывком вытянув шею, конь попытался выхватить гремлинову вкуснятину. Но Гизмо ловко увернулся от внезапной попытки воровства.

– На чужой минерал, чтоб роток не разевал! – зашипел гремлин.

Вор-неудачник недовольно заржал, раздраженно глянув на ловкого гремлина. Конь пару раз громко стукнул копытом по деревянному брусу ограждения. Все с удивлением наблюдали за перепалкой двух чудаковатых созданий.

– Ты на кого цокаешь, копытное? Да я тебя сейчас. Та-а-а! Ша-а-а! – продолжал угрожающе шипеть гремлин, размахивая когтями.

Из ноздрей коня повалил черный дым. Он пару раз зло фыркнул, а затем плюнул в обидчика. Сгустком синего пламени. Морду гремлина покрыла горящая жидкость. Но тот только небрежно смахнул ее. Та не причинила его чешуе ни малейшего вреда.

– Ах ты так, – Гизмо стал набирать воздух в легкие. Закончив, он выдул целую струю оранжевого огня в морду животного. Но конь, лишь стряхнув искры с гривы, весело заржал.

– Гизмо, мать твою! – заорал Лоуренс, гася очаги возгорания старой попоной.

– Что? Он первый начал.

Валенсия аккуратно взяла голову животного. Осмотрела, а затем ласково погладила, произнеся фразу на неизвестном Реду языке. Произношение было клокочущим, но ритмичным. Конь моргнул и помотал головой.

– Он вас понял? Что вы ему сказали, госпожа Валенсия? – вырвалось у Реда, он был в восторге от происходящего. И хотел быстрее во всем разобраться.

– Просто поинтересовалась у конька его самочувствием, милый мальчик.

– Но что за язык? Он вас понял? Это язык животных? – строчил вопросами перевозбужденный Редрик.

– Нет-нет, ничего такого. Просто, коник понимает мой родной язык.

– Гизмо! – бросился парень к дующемуся гремлину. – Отсыпь гальки, будь добр.

– Не буду я с ним добр, эта скотина плюнула в меня.

– Но он по ходу – существо земли и огня, как и ты.

Гизмо постоянно повторял эту фразу, гордясь своим происхождением. Ред попытался надавить на гордыню маленького поджигателя.

– Не брат он мне, бастурма недокопченная.

– Гизмо, дай ты уже коню, или кем бы оно ни было, свои дурацкие камни, – справившись с пожаром, гневно сказал Лоуренс.

– Ладно, только половину, – он высыпал Редрику в руки горсть разных камешков.

– Спасибо, – поблагодарил парень гремлина. – Госпожа Валенсия, как сказать «угощайся»?

Валенсия тепло посмотрела на мальчика, затем произнесла короткое, но звучное слово. Редрик сосредоточился и повторил его, протягивая коню куски породы. Тот обнюхал их. Посмотрел на парня и слегка наклонил голову. Но затем, весело хрустя, начал есть прямо у Редрика с рук, помахивая хвостом.

– Госпожа Валенсия?

– Да?

– Научите меня своему языку?

– С радостью, милый мальчик.

***2***

Коня назвали Смоки. Правда, не сразу. Кличка появилась, когда Гизмо, в очередной раз, стрельнул у Лоуренса табаку. Отец Редрика не хотел отдавать тот, что шел на продажу, и отсыпал из кисета Симона.

Однажды вечером Ред, после урока гномьего языка, заглянул в стойло. Он взял на себя ответственность по уходу за конем, а заодно проверял на нем свои успехи.

Там он увидел презабавную картину. Гремлин стоял, опершись о балку напротив коня, и жаловался. Он рассказывал животному, как рабочие, прибывшие из города, не дают ему спать. Шумно пилят вырванные Странником деревья, шумно отдыхают и дальше по списку.

Вроде – обычная ситуация, но при этом оба с удовольствием курили. Грубые, смотанные когтями гремлина, самокрутки уходили одна за другой, даже окурков не оставалось. Огнедышащие конь и лакей выкуривали их до предела, под конец просто слизывая пепел с губ.

– Лошадям же вреден дым, Гизмо, – подойдя сказал Редрик.

– Никакая это не лошадь. Лошади, как и все вы… – Гизмо сделал обобщающий жест. – … ну – все дети воды и ветра. Вы дышите воздухом, что носится на поверхности, а внутри вас вода. Мы же – дети огня и земли. Мы дышим тем, что вырывается из недр, и внутри нас огонь, – договорив это, Гизмо глотнул спиртовой растворитель. – Ты был прав в тот раз, он – мой стихийный собрат.

«Так вот куда он девается», – подумал Ред, глядя на жестяную баклажку в руках гремлина. Парень обратил внимание на папиросницу гремлина:

– Угостишь?

– Двенадцать есть? – прищурился Гизмо. Гремлины – недолговечны. Живут они около полувека, и рано становятся взрослыми.

– Тринадцать, – уверенно сказал парень.

– Ну тогда держи, – он взял самокрутку и протянул коню. Тот аккуратно лизнул ее кончик, который тут же начал тлеть. Гремлин раскурил папиросу и передал парню.

Редрик сделал затяжку. Глаза парня полезли на лоб. Он громко закашлялся. Лошадки рабочих, которые и так были напуганы соседством с огнедышащим собратом, нервно заржали.

– Редя! А ну дай сюда, – пришедший на шум Лоуренс выхватил у парня курево и дал сыну подзатыльник.

Как не странно встряска помогла, Ред перестал кашлять. Лоуренс недовольно осмотрел самокрутку. Затянулся.

– Ух епт, – сипло выдохнул он.

– Дымок – что надо, – ехидно сказал гремлин.

– Гизмо, ты – жаба копченая. Ты в своем уме?

– Что такое? – захлопал ушами гремлин.

– Да ты табак пресанул так, что там его втрое больше, чем надо. И это, мать его – «Смоки Филд». Ядреней его только то, что курил это древний эльф, и орочье дерьмо, которое они называют благовониями.

– Не нравится – отдай. Мне с братаном нормально заходит, – недовольно пропищал Гизмо. Конь весело заржал.

– Смоки, – сказал Ред.

– Что? – переспросил Лоуренс.

– Хочешь, я буду звать тебя Смоки? – перейдя на ломаный гномий, спросил коня Редрик. Тот радостно заржал и кивнул.

– Я слышу, что у тебя есть успехи, – похвалил сына лавочник. – Но курить тебе еще рановато, и лучше не брать курево у гремлинов.

– Хорошо, пап.

– Ладно, теперь наказание.

– Ну-у-у, – протянул Редрик.

– Я в тот раз еле восстановил записи в журнале. Ты так и не сказал, кто их почеркал.

– Блокада же, – огорченно ответил Редрик.

– Блокада блокадой. А надо перестраховаться от всяких сильно грамотных, – наставительно махал самокруткой лавочник. – Я, когда служил на юге, у меня было прозвище – «Черный канцеляр».

– И что это значит? Ты служил в армии? – удивился Ред.

– Было дело. Так вот, значит это – что в моей когорте всегда и всего было больше, чем в остальных.

– Но это же преступление, – возразил Ред.

– Преступники сидят в администрации кайзера Ауринка и обдирают нас. Мы просто берем свое.

– Но…

– Не «но», а снова сядешь учиться. Передам тебе по наследству и навыки, и прозвище. Последнее, конечно, только если забреют в легионеры.

И началась череда тяжелых дней. Подъем до зари и постижение темных тайн отмывания денег. Работа в лавке, благо девушки вернулись и снова помогали с уборкой и готовкой. Вечером – изучение гномьего. В промежутках – разные поручения.

Но теперь у Редрика был Смоки, поездки на котором ускоряли их выполнение. Заодно общение и верховые прогулки в редкие моменты праздности приносили парню отличную разрядку. Еще Ред читал, так много, как только мог себе позволить.

Язык гномов оказался очень систематизированным. Он мог показаться простым, слов там было раз в десять меньше, чем в имперском. Но зато каждое имело по десять значений. Расстановка ударений и контекст – вот что было важно.

Валенсия прокомментировала этот факт тем, что людям все время всего мало. Даже языки людей не используются в полной мере и замусорены всяким непотребством, а учитывая то, что кроме имперского у каждой народности был свой… Не говоря уже об образе жизни, внутренней политике, культуре и прочем…

Маленькая женщина была гордой дочерью гордого народа. Она говорила, что каждый гном рождается не просто так. Для него всегда есть время, место и занятие. И рождается он таким, каким должен быть, чтоб соответствовать этим обстоятельствам.

У гномов даже были демографические прорицатели, что толковали будущее по рождаемости. Редрик не особо вникал в перипетии гномьего быта, а вот гномья письменность ему понравилась. Он и до этого писал, практически копируя книжный шрифт, а гномье руническое письмо – сплошь состояло из квадратов и треугольников.

Редрик как-то проверил, знает ли Смоки буквы. Но тот с упреком посмотрел на парня, мол, зачем коню такая нега, как грамота. Каменистое поле и добрый табак – вот его нега.

***3***

Осень в волостном кампусе прошла, сопровождаемая перебранками имперских агрономов с селянами из окружающих Южный деревень, тяжбами о разделе земли под жатву, спорами о ценах на сидр и ударами топоров городских рабочих. Они распилили все остовы деревьев и восстановили лесополосу.

Обычно эта пора приносила раздражение отцу Редрика, ведь подводились финансовые сводки по всей империи Сквизэр. И на их основе вносились правки в законы. Но на этот раз, из-за недостатка рабочей силы на торговых путях – была внесена поправка.

Резидентам империи стало позволено работать в волостных кампусах. Но так как они не вносились в перепись, их имена не требовалось указывать в накладных, только их количество. Требовалось лишь наличие гражданства у бригадира либо начальника смены.

Таким образом, администрация кайзера уменьшила зарплаты работникам, так как резиденты были готовы вкалывать за копейки. Но Редрик всегда был единственным работником. Лоуренс просто вписал в рабочую ведомость заветную четверку «мнимых» душ и самого Редрика у них во главе.

Так у отца с сыном появились неплохие суммы свободных денег. Правда, часть уходила на взятки инспекторам, но остатка хватало, например, чтобы купить достойную сбрую для Смоки.

Началась зима. Рабочие разошлись, ведь убирать кратеры в смерзшейся земле – затея дурная. Редрик же гадал, как они справятся с вставшим на дыбы куском тракта. Еще он гадал, сколько всего пропустит в этой жизни, если гикнет на стройке.

Кампус, в отличие от тракта, был не полностью государственным. И хотя, Лоуренсу наконец выделили деньги на ремонтные работы, он категорически отказывался нанимать на них строителей.

Закуплены были только лишь материалы. Вместо рабочих же трудились скряга-отец и неудачник-сын. Гизмо, правда, тоже помогал, но гремлины – народец мелкий и физически слабый, как казалось Редрику. Так что он мог лишь все свободное время месить раствор. Гизмо был не против – на чешуе не появляются мозоли.

Они едва успели поменять стекла, благо их выбило не везде, и восстановить несущие стены. Начались снегопады, но Лоуренс успел натянуть парусину, закрыв прорехи.

Всюду лежал белый снег. Он шел не переставая, и под ним шла нескончаемая вереница фигур в белом. Они направлялись к замершей глыбе, что возвышалась посреди тракта. Они разбивали палатки, откапывали кратеры, и делали их гипсовые слепки. Вокруг же куска тракта они дни напролет водили хороводы под звуки музыкальной какофонии.

Путники – культисты, что почитали Странника, считая его своим богом. Секта была исключительно людской. Другие расы имели свои религиозные воззрения, но в королевстве людей поклонение богам находилось под запретом.

Правда, Путники игнорировали этот запрет, да и кто будет спорить с фанатиком, чей бог может прийти к тебе домой и дать в морду. Кайзер же попустительски относился к этой секте, правительство ее просто игнорировало.

Культисты носили белые балахоны с черным отпечатком ноги на спине. Вознося хвалы Страннику, они строились елочкой и падали лицом вниз. Выглядело, словно дорога из человеческих тел, на которой Странник оставил свои четкие следы.

Их лагерь усложнил и без того тяжелый проезд по поврежденной дороге. Но они даже не думали помогать ни купцам, ни простым людям.

Реду с Лоуренсом постоянно приходилось помогать толкать телеги. В сочетании с объемом прочих работ Лоуренс стремительно сбрасывал вес, а Редрик наоборот набирал, только мускулами.

Среди Путников были и дети. Валенсия их жалела и пускала погреться в кампус, заодно гоняя своих работниц на кухне, чтобы те приготовили им покушать горячего.

Культисты не выражали ей свою благодарность, но и против не были. Дети были как дети. Хоть Редрик никогда раньше с детьми не общался. Разного возраста, из разных регионов королевства. Они не вникали в перипетии их религии, а просто повторяли приветствие культа.

Особенно их забавляло злить этим Гизмо. Они окружали его и задалбывали фразой: «Тебе ведом путь, брат?» Однажды гремлина это достало настолько, что он, дыша огнем, стал гоняться за ними. Но дети смеясь разбежались и закидали того снежками.

Снег растаял. Пришла весна, а с ней и городские рабочие. Их совершенно не устраивала компания культистов. Те мешали им зарывать кратеры. Начались стычки. В локальную войну за кусок тракта вмешалось ополчение.

Легионеры отогнали Путников и разместили дежурный взвод в стенах кампуса. Вредить культистам никто не стал, ведь их защищали старые законы, что так и продолжали действовать с древних времен.

Лоуренс кусал локти. Сэкономленные на ремонте деньги ушли на прокорм бездонных солдатских глоток. Правда, толку от их присутствия не было, кроме как возможности сыграть в карты.

В течении следующего года мелкие группки культистов просачивались в область ведения дорожных работ и воровали куски вставшей на дыбы бетонки. Как ни странно, по большей части воришками оказывались дети. Хотя, не зря же существует пословица: «Солдат ребенка не обидит». Видимо, Путники охотно пользовались этим фактом.

Легионеры бывало ловили ребят, но всегда отпускали после проведения небольшого воспитательного процесса. Обычно это была либо порка, либо трудотерапия.

Редрик предпочитал последнее, ведь детей отдавали под его руководство, и он мог слегка передохнуть. Обычно это были ребятишки лет шести-девяти. Они и так были напуганы солдатами, так что очень высокий и крупный для своего возраста Редрик, досконально на своей шкуре изучивший искусство затрещин, пользовался определенным авторитетом. Особенно послушными они были, когда в жару парень работал голым по пояс.

Черная, будто поглощающая свет, псевдотатуировка мнемонической блокады не давала Реду обгореть, покрывая уязвимые для этого плечи, грудь и верх спины. Интересно было то, что она не нагревалась на солнце, и даже как-то игриво лизнувший плечо хозяина Смоки не навредил парню.

Редрик даже был несколько рад ее наличию. Еще она замечательным образом действовала на детей в воспитательном ключе. Однажды мальчуган лет семи спросил Реда про нее. На что парень ответил: «Большой секрет, даже для меня самого…» и подмигнул.

Дети часто попадались по несколько раз, и Ред к ним привык. Он даже думал, что будет скучать по своим маленьким помощникам, когда этот цирк закончится.

К следующей зиме ремонт кампуса был закончен. Редрик смог наконец вздохнуть. Вздохнули и рабочие и солдаты, ведь восстановление разбитого участка тракта, несмотря на диверсии культистов, также окончилось. Последний мазок раствором, последняя проверка ровности дорожного полотна, последняя пойманная группа детей-культистов.

Зима выдалась холодной. Редрик практически догнал отца по росту и вырос из своих теплых вещей. Благо, в Южном был хороший портной. Парень перетаскал к нему всю одежду Симона, и тот подогнал ее по Реду. Сейчас же, в расстегнутом бушлате на голый торс, парень стоял опершись на стойло Смоки.

Утром его, как обычно, бесцеремонно растолкал отец и выгнал на мороз. Нужно было готовить лошадей к отбытию легионеров. Закончив, Редрик решил передохнуть, общаясь со скакуном. Он уже сносно, хоть и медленно, говорил на гномьем, и конь замечательно его понимал.

Даже если не удавалось выехать и прокатиться верхом, Ред любил просто выпустить пар, высказывая своему непарнокопытному другу всю горечь его жизни.

Тот внимательно слушал, даже кивал на важных моментах. Только начинал скучать, если Редрик не угощал его самокруткой или плошкой спирта.

Конь мог поджечь папиросу, но не мог ее нормально раскурить. Так что Ред, помогая ему в этом, и сам подсел. Они стояли и поочередно делали по затяжке, пока снаружи сержант отчитывал очередных маленьких Путников за воровство цемента.

– Лошади готовы, Маккройд? – заглянул в дверь конюшни легионер.

– Только что закончил, – ответил Ред, передавая Смоки окурок. Тот слизнул его, и смачно причмокнул.

– Вот же зверюга, – подошел легионер.

Взвод на охране кампуса менялся каждые пару недель, так что Редрик давно потерялся в именах. Пару раз, правда, к ним наведывалось звено из капрала Гоббса, Бруно и Рори. С ними только и удавалось нормально пообщаться.

– Дракон от мира лошадей, – гордо сказал Ред, гладя Смоки по шее.

– Нам бы таких в армейку.

Лошадки солдат были крепенькие, но явно уступали коню Редрика и в высоте, и в мускулатуре.

– Лучше не надо. Парочка таких сожрет ваш плац за ночь, когда вырвется с коновязи в поиске выпивки и курева.

– В смысле? – выпучил глаза легионер.

– Вот, – просто сказал парень, выуживая из кармана кусок бетона. Конь радостно принял угощение и расправился с ним за секунду. Правда, обслюнявил при этом руку хозяина.

Это был далеко не первый такой случай, даже не сотый. Руки у парня стали грубыми и коричневыми, словно у старого кузнеца. Ред обыденным жестом отвернул полу бушлата, и отер горящую слюну о грудь. Быстро, пока огонь не погас, он достал самокрутку и подкурил.

Легионер переводил взгляд с коня на парня и обратно. Затем сплюнул и ушел, что-то бубня себе под нос. На замену ему прибежала пара детишек в белых балахонах.

Мальчик – Билли и девочка – Элли. Они, уже незнамо в какой по счету раз, попадались солдатам. Будто специально шли им в руки.

– Господин Маккройд, дайте закурить, – протараторил подбежавший мальчуган.

Редрик замахнулся, но резко прервал движение перед лицом ребенка. Затем слабенько щелкнул того по носу, заодно откинув капюшон.

– Нос не дорос. И вообще будешь курить – зубы не вырастут.

У Билли было худое лицо восьмилетнего мальчугана и копна рыжих волос. Реду улыбались зеленые глаза и наполовину пустой ряд молочных зубов.

– Да враки, мой батька курить начал – меньше меня был. А зубы выросли.

– Ага, а потом выпали.

– Это да.

– И господин Маккройд – мой отец, я еще не такой старый, мне всего четырнадцать. Называйте меня по имени, это касается и тебя, и сестры твоей.

– Хорошо. Привет, Редрик, – подошла и сняла капюшон десятилетняя девочка, очень похожая на своего брата.

– Так-то лучше, – потрепал Ред немытые лохмы маленькой Элли. – Вас бы отмыть.

– Не надо – грязь греет, – сказал Билли. Редрик помрачнел.

– Так ли хорошо греет?

– Не так, как похлебка маленькой тетушки, но зато все время, – ответила Элли.

Ред пару раз затянулся. Весь дым, что он выдыхал, втягивали ноздри серого коня. Парень было хотел что-то сказать, но в стойло вошла еще одна фигура в белом.

Это был не ребенок, разве что дылда, как сам Редрик. Вглядевшись, парень заметил грудь, что не могла скрыть даже свободная одежда. Капюшон был низко надвинут. Редрик передал коню папиросу и подошел к фигуре.

– Что, неужто иерархи напоследок прислали кого-то поблагодарить нас за терпение и за то, что мы не даем их детям околеть от голода или холода? – мрачно глядя сверху вниз, спросил Ред. Человек откинул капюшон, дав дорогу мягкому голосу:

– Они будут благодарны только в одном случае – если на них наступит их бог. Что до меня, я вам и правда признательна за это, Редрик.

На парня смотрели два больших практически черных глаза с лица, обрамленного вьющимися локонами, того же цвета. Редрик совсем не умел различать возраст женщин, но предположил, что девушка – его ровесница.

Они все симпатичные в этом возрасте. Только если не пухлы настолько, что похожи на сдобные булки. Но эта девушка, хоть и не была красавицей, определенно показалась Реду привлекательной. Ее мягкие, округлые черты лица в сочетании с застывшим на нем грустным выражением придавали ее образу некоторую сладкую томность.

И хоть нос ее показался парню великоватым, это не так бросалось в глаза на смугловатой, будто слегка загоревшей коже. Да и губы девушки – маленькие и аккуратные, будто две вишенки, отвлекали на себя все внимание. Она была определенно уроженкой Пейсалимского княжества.

***4***

Редрик отошел на шаг. Ситуация его немного смутила, хоть недостатка общения с девушками он и не испытывал. Правда, опыт обычно сводился к перекидыванию парой фраз «по делу», либо к слушанью сплетен из окружающих поселений. Да и Ред в обсуждении не участвовал, так как не понимал, как предметы подобных разговоров могли волновать кого-либо.

– Мы знакомы? – неуверенно спросил парень.

– В одностороннем порядке. Ребятишки половину всего времени только тебя и обсуждают.

– С чего бы?

– Думают, что под личиной сына лавочника скрывается волшебник, – улыбнулась девушка.

Реда озадачил такой поворот. Он посмотрел на Смоки. Тот пряднул ушами и фыркнул.

– Дети часто додумывают небылицы. Все гораздо обыденнее – волшебный у меня только конь.

Парень погладил нос своего скакуна, тот чихнул. Грудь Реда покрылась язычками пламени. Смоки и Редрик встретились взглядами. Человек смотрел осуждающе, животное – лукаво.

– Ты горишь, – в некотором замешательстве прокомментировала девушка.

– А ты – не представилась.

– Далила, – быстро сказал девушка, наблюдая, как пламя гаснет само собой. Затем захихикала. – Действительно, обыденность – на уровне пересчитывающего монеты полурослика.

Редрик почему-то покраснел.

– Колдун-колдун, не горит и не мерзнет, – в один голос нараспев кричали Билли и Элли.

– Не мерзну я, потому что пашу как вол, а не горит только эта штука, – Ред дотронулся ладонью до блокады. – Вот ее-то, мне оставил настоящий колдун.

– И почему же?

– Да как и всем – знал слишком много, – почесал затылок парень.

Рука утонула в густых как щетка разросшихся патлах. Он неожиданно заметил, что волосы уже неприятно лезут в глаза. Редрик с раздражением зачесал чуб пятерней назад.

– Что-то я зарос, – сменил он тему.

– Могу постричь, – предложила Далила.

– Щедрое предложение.

– Ничего подобного. Просто – возможность вернуть хоть часть долга за то, что ты заботился о детях. Это очень много значит для меня, Редрик.

– Это не одного меня… То есть не я один… – снова смутился Ред.

Он вообще особо никогда не получал благодарностей от кого-либо. Отец вместо них давал новые поручения, Гизмо был бестактен, Валенсия – молчалива. А тут услышать столь теплые слова, да от незнакомой девушки. У парня заплелся язык. Теперь покраснели и уши. Девушка засмеялась.

– Знаю. Надеюсь, пока не пройдет срок наказания Билли и Элли, я окажусь полезна всем вам.

– Благородно.

– Просто – честно.

– Хм. Пойдемте в кампус, – засунув руки в карманы, Редрик повел Путников в лавку.

Зайдя внутрь, он обнаружил Лоуренса. Тот что-то записывал в маленькую книжку с кожаным переплетом и посмеивался.

– Что смешного?

– Да так – ничего, – Лоуренс быстро засунул книжку во внутренний карман куртки. – Неужели дорогу так долго чинили, что кто-то из детей этих сектантов успел вырасти?

– Я вообще без понятия, почему они продолжали работы зимой. Вырасти? – опешил Ред.

Он посмотрел на вошедшую Далилу. За ней крича вбежали Билли и Элли:

– Здрасте, господин Маккройд!

– А нет, на манеже – все те же, – улыбнулся лавочник. – Стоять! Вытрусите обувь. Воды натечет, придется пол менять. Вам прохиндеям и придется.

– Хорошо, – дети убежали обратно и хорошенько обработали башмаками дверной косяк.

– Вот шалопаи, – выдохнул отец Реда. – Как подругу зовут?

– Зовут – Далила. Приятно познакомиться, господин Маккройд, – присела девушка в озорном реверансе.

– Господин Маккройд – мой отец, я еще не такой старый, мне всего сорок четыре. Можешь звать меня Лоуренсом, – кивнул головой лавочник. – Что? – посмотрел он на Реда.

– Ты никогда не говорил, сколько тебе лет.

– Нет. Ты и не спрашивал никогда.

– Действительно, – пробубнил Редрик. – Но ты и дней рождений не праздновал.

– Он у нас в один день. Ты и о нем никогда не спрашивал.

– Ну, мы и мой не празднуем, – потер пальцем подбородок Ред.

– Какие грустные откровения, – хихикнула Далила. – Господин Лоуренс, если вы не против, я побуду тут с детьми. Мои уже возвращаются. Я должна буду отвести Билли и Элли в город, когда они отработают.

– Можешь уже отводить. Солдаты уходят через час. Возможно, даже нагонишь своих.

– Вот значит, как… – тихо проговорила девушка.

Редрик напрягся. Ему не хотелось выпроваживать детей на мороз. Но еще больше ему не хотелось, чтоб ушла девушка. Парень поймал себя на этой мысли.

– Слушай, давай они хоть пообедают. Да и меня обещали постричь.

– Да, пора бы, – посмотрел Лоуренс на шевелюру сына. – А чего ты у меня спрашиваешь? Это же их дело, – Ред замялся после фразы отца.

– Если вы разрешите, то это было бы очень хорошо, – наклонила голову девушка.

– Хорошо-хорошо, – подхватили дети.

– Хорошо, – подхватил Гизмо, выходящий из-за прилавка. Он похоже стоял там все время. – Когда обед?

– Когда размеренным шагом отвалит легион. А то, как почуют – решат сесть и выпить на коня, а заодно закусить. За наш счет, разумеется, – рукой показал шагающего человечка лавочник.

– Значит – скоро, – подытожил гремлин.

– А вы – Гизмо? – спросила девушка.

– Да-да – я.

Лоуренс оглядел детей. Он почесал подбородок и сделал недовольное лицо.

– Так, замарашек за стол не пускаем. Быстро в баню.

– О-о-о. Это я люблю. Уже иду кочегарить, – потер руки Гизмо и ушел вглубь здания через кухню.

– Тут и баня есть? – удивилась девушка.

– В каждом кампусе есть баня, у нас даже котельная есть, – сказал Лоуренс.

– Котельная?

– Гляди, – Ред показал на трубу, что шла вдоль плинтуса. – Гномье решение. Одно помещение с котлом и трубопровод заменяют кучу каминных пролетов, так намного эффективней.

– Ого, ай да гномы. То-то я думаю, почему тут так тепло.

– Заодно у нас работает представитель расы самых заядлых кочегаров в империи, – сказала входя Валенсия. Похоже, она была на кухне и тоже все слышала.

– Приятно познакомиться, госпожа Валенсия. Мое имя Далила, – девушка присела уже в честном книксене.

– Нет-нет, это мне приятно.

– Ой, что вы.

– Солдатики уйдут – сядем обедать. Четверг – рыбный день.

– Ох уж мне ваше гномье столовое расписание, – пробурчал лавочник себе под нос.

– Я вам помогу, – уверенно сказала девушка.

– Нет-нет, не стоит. У меня достаточно помощниц. Да и осталось лишь подогреть. Лучше помоги маленькой Элли с купанием, и сама освежись.

– Хорошо, – кивнула Далила.

– Я найду во что вам переодеться, – сказал Лоуренс.

Его лицо выражало странный спектр эмоций. Но у его сына не было времени на поиск разгадки этого выражения. В него прилетело новое поручение:

– Родя, давай в темпе, воды натаскай.

– Уже иду.

Редрик пошел к колодцу, около него разговаривали бригадир рабочих и сержант. Они не обратили на парня никакого внимания. Ред набрал два ведра, и обойдя здание кампуса, вошел с улицы прямо в предбанник.

Там было три двери: на улицу, в купальню и вглубь здания. Зайдя в купальню, Редрик увидел, как голый по пояс Гизмо, прямо руками залез в горящую печь. Он крошил в когтях дрова, параллельно дыша на них огнем. Таким образом, практически за минуты получая хорошие угли.

– Давай заливай. Бахнем парилочку, – постучал гремлин по открытому сверху баку, что стоял на решетке, которая заменяла верх печки.

Кроме этого, в купальне находилась большая ванна и система сливов, выходящая наружу. Стены помещения были обшиты деревом, а в верхней части стенок виднелись ряды окошек из матовых стеклоблоков.

– Гизмо, это будет перебор, тут же дети.

– Пар – единственная форма воды, которую я готов терпеть.

– Так это – ты.

– Ладно, давай таскай. Нормально сделаю, – отмахнулся гремлин.

В бак помещалось литров четыреста воды, так что Ред, который раньше сомневался в нужде купания, успел пару раз вспотеть, и теперь сомнения ушли. На последней ходке Редрик так нагрелся, что скинул бушлат и бегал в одних штанах.

Парень залил последнее ведро и вытер пот. Гизмо вышел из предбанника полностью голый. Гениталии у гремлинов – внутренние. Да и выходят наружу только в период спаривания – раз в год.

Пах гремлина прикрывала крупная чешуйка, похожая на фиговый листок. Глядя на Гизмо, Редрик вообще не чувствовал никаких ассоциаций, связанных со стыдом, наготой или целомудренностью. Совершенно чуждый вид.

Гизмо полез в печь. Он зарылся в горящие угли, и наружу торчала лишь голова с довольной рожей.

– Лучшее место в доме, – с придыханием сказал гремлин. – Ненавижу зиму.

– Тут я с тобой не солидарен, но наслаждайся, – сказал Ред. Он вышел в коридор внутри здания и перевернул песочные часы. Как только песок выйдет – вода нагреется.

Зайдя на кухню, Редрик увидел отца.

– Бравые ушли.

– Ясно, – выдохнул сын, утирая пот.

– Не понял, Гизмо там бак кочегарил или тебя? – хохотнул Лоуренс, глядя на парня. Тот устало глянул в ответ. – Ладно, не дуйся. Давай бахнем холодненького. Аперитивчиком.

– А давай, – согласился Ред, падая на табурет.

Лоуренс вытащил из хладоблока пару бутылок фискгордского светлого. Стекло моментально покрылось инеем. Отец с сыном синхронно открыли бутылки об стол и приложились. Прохлада пошла вниз по горлу.

– Песня, – закрыв глаза, прошептал Ред.

– Согласен, только пиво – не зимний напиток.

– Да кого это волнует.

– И правда.

– А где все?

– Тут.

Редрик открыл глаза. На кухне и правда находились все, кроме пекущегося живьем гремлина.

– Что-то я выпал, – пожаловался сам себе Ред.

– Мы готовы, – подняла над головой тазик Элли.

– У госпожи Валенсии – целый комплект банной парфюмерии, – восхищенно сказала Далила, разглядывая флакончик с жидким мылом.

– Нет-нет, просто дамский набор – самое необходимое, – отмахнулась гномиха.

– Далеко не у каждой женщины есть такое.

– Далеко не всякая женщина – дама, – сказал Лоуренс.

Валенсия прикрылась платком, спрятав улыбку. Редрик поднялся.

– Пойдемте, – позвал он Далилу и Элли.

– Хочешь с нами? – игриво подняла брови девушка.

– Просто покажу путь, сестра, – подмигнул он.

У него наконец получилось побороть смущение. Далила хихикнула. Редрик отвел их к бане и показал часы. Объяснил, что, где и когда, затем отправился обратно. На кухне все еще сидел его отец, потягивая пиво, он наставительно помахивал пальцем в сторону качающегося на стуле Билли. Ред присоединился к ожиданию. Через какое-то время раздался женский крик.

***5***

Через минуту, покрытый мокрой золой и приунывший, голый гремлин вошел в кухню.

– Ты что, опять в печку залез? – смеясь спросил Лоуренс.

– Я так моюсь.

– Знаю.

– Что это за реакция? Облить водой гремлина – чистое оскорбление.

– Девушки не особо любят, когда их видят голыми сторонние наблюдатели, – сказал Ред, допивая последние капли пенного.

– Так я и сам голый – все честно.

– Нет, Гизмо, ты же – парень, это – подглядывание, – указал Ред бутылкой на чешуйчатый нарост гремлина.

– Чепуха, – гремлин яростно махал обеими руками. – Посмотри на меня, у меня нет ни своих сисек, ни своих писек, – указал он в область своей груди, затем паха. – Меня и ее сиськи-письки не интересуют, у нее даже вилочкового нароста нет – я не вижу в ней самку. Это расовый вопрос – это знать надо. А она мне такого наговорила, – скрестив руки на груди, повесил голову горе-кочегар.

– Спокойно, уголек. Не слушай ее, она – баба, она – ничего не знает, – внезапно вмешался в разговор Билли.

Мужчины засмеялись. Гизмо успокоился и полез за хладоблок.

– Эй, это же – кислота, – выкрикнул Редрик, увидев бутыль из коричневого стекла.

– Самый сок.

– Да понял я, только я ее уже неделю ищу. Мне нечем чистить ржавчину.

– Мы живем в норах – все прячем, на инстинктах, – виновато пожал плечами гремлин и приложился к банке растворителя. Редрик задумался.

Гизмо действительно жил, по сути, во внутреннем отсеке стойки ресепшена, а его вещи всегда были раскиданы по всему кампусу. Парень похлопал себя по груди, портсигар остался в бушлате.

Ведя неспешный разговор, мужчины дождались выхода девушек. После ванны они переоделись в практически одинаковые комплекты крестьянской выходной одежды.

Осматривая их снизу-вверх, Редрик заметил, что хоть на ногах Далилы и были плотные туфли с боковой шнуровкой, но размер самой ноги казался крошечным, даже в сравнении с ножкой Элли. Хорошо смотрелись цветастые юбки со множеством складочек, переходящие в корсет. Элли неуверенно дергала его верх.

– Зачем это? – бубнила она себе под нос.

Редрик поднял взгляд. Его поле зрения заняла грудь Далилы, обтянутая клетчатой теплой блузкой. Корсет выгодно подчеркивал приятные глазу формы девушки.

«Вот зачем…» – подумал Редрик.

Его взгляд задержался на женских формах дольше положеного. Их хозяйка, одновременно вопросительно и победно, глянула на парня. Тот хотел отвлечься на бутылку пива, но та, как назло, была уже пуста.