Читать книгу Камень на камне - Рубен Самвелович Аракелян - Страница 1

– Ну что там? Видно что-нибудь?

Шикнув в ответ, он медленно передвигал окуляры бинокля от одной заброшенной постройки к другой, то и дело останавливая движение, чтобы немного стабилизировать изображение в видоискателе. Селение выглядело так, будто там никого не было уже очень давно. Выбитые окна, покосившиеся заборы, сорванные с петель мародерами двери, нетронутая трава в полметра высотой, и рассохшиеся деревянные стены старых строений, поросшие вездесущим плющом… Едва ли кто-то настолько хорошо умел прятаться. Хотя, в этих краях люди обладали особыми способностями к выживанию. Поэтому он медленно двигал окуляры в обратном направлении, снова и снова обращая внимание на детали, которые приметил при первом осмотре.

– Ну так что? Есть там кто-нибудь? – снова нетерпеливо спросила Присцилла, не поднимая головы выше уровня травы,в которой они затаились, – темнеет. Нам в любом случае придется заходить.

– Вроде чисто. Никого нет.

– А следы? – прозвучал вопрос откуда-то сзади.

– Мародёры.

– Сколько их?

– Нет, никого не видно. Но они тут были, – ответил он шепотом, – судя по всему, уже давно. Ещё весной. Сделаем так: Присцилла, бери Джеронимо, и зайдите слева. Там сгоревший дом, вон, посмотри, – он указал пальцем в сторону заброшенного поселения и протянул ей бинокль.

Девушка заползла на вершину холма, сминая своим телом высокую траву.

– Вижу.

– Думаю, там точно пусто, так что, входите оттуда. Ганс и Букварь, зайдёте справа. Там с краю что-то типа курятника, на самом отшибе, и упавшая водонапорная башня.

– Понял, – прозвучал ответ сзади из травы.

– Сумки оставьте. Налегке. Если будет чисто – моргнете три раза. Как только увидим ваши сигналы, придем вместе с вещами.

– Ясно, Кэп, – ответила Присцилла и обратилась чуть громче назад в траву – эй, Джеронимо, спускаемся вниз.

Послышался шорох травы, и в сумерках две темные фигуры, одна из которых казалась огромной черной тенью, а вторая лишь тонкой полоской, отражавшей практически весь слабый оставшийся свет, стремительно спустились вниз с холма. Ещё две фигуры так же быстро спустились с другой стороны, сопровождаемые глухим звоном тяжёлого металла.

Кэп проследил за ними, пока все четыре фигуры не скрылись за уже превратившимся в бесформенные черные пятна строениями, и нажатием кнопки подсветил часы на запястье.

– Будем ждать, – прошептал он.

– Там никого нет, – послышался непозволительно громкий ответ сзади из травы.

– Надо проверить. Я не уверен.

– Я уверен.

– Хорошо, что решаю я, а не ты, – ответил Кэп, спустя несколько секунд.

Он напряжённо вглядывался в темноту, следя за быстрым и бесшумным передвижением соратников. Тьма опустилась на землю так стремительно, что глаза не успели приспособиться. Он переключил бинокль в ночной режим, окрасив в зелёный все, что предстало его взору.

– Сигнал. Можно идти, – громко сказал голос из травы.

– Ещё не было.., – и в этот самый момент трижды моргнул яркий свет фонаря в пятистах метрах впереди, – заканчивай с этими фокусами, понял?

– Я пытаюсь помочь.

– Когда нужна будет твоя помощь, я прикажу помогать. А до тех пор, делай то, что велю.

– Так точно, капитан, – после непродолжительной паузы медленно отозвался голос.

– Бери сумки и за мной.

Почти что в кромешной тьме ещё два силуэта торопливо сбежали вниз по склону. Поднявшийся прохладный ветер заглушил шелест сминаемой травы.

– В большом доме есть камин, – сказал Ганс, встретивший вновь пришедших у сгоревшего разрушенного здания, – может развести огонь?

– Нет, – ответил Кэп на ходу, – никаких костров и света. Отдохнем, и на рассвете пойдем дальше. Ты первый дежуришь. Через два часа сменишься.

– Ганс ходил в дозор прошлой ночью, – сказал высокий мужчина, бросив две сумки на влажную, покрытую золой землю, – пусть отдохнёт, я покараулю первый.

Насколько долгих секунд Кэп молча смотрел на него в полной темноте.

– Хорошо, – ответил он, протянув бинокль, – вон то здание. Вроде колокольни. Наверху хороший обзор. Передатчик не выключай.

Ничего не ответив, он взял бинокль и медленно двинулся к самому центру небольшого поселения, посреди которого возвышалась башня, некогда служившая колокольней у маленькой церквушки. Поднявшись по предательски скрипучей в ночной тишине ржавой винтовой лестнице, он расположился у крепкого монолитного, покрытого плесенью парапета, подперев его спиной и, распрямив ноги, закрыл глаза. Вокруг на несколько километров царила безжизненная пустота, которую он прекрасно видел, поэтому, нужно было использовать этот шанс, чтобы как следует отдохнуть перед новым долгим дневным походом. Не предоставить отдых уставшему телу, а высвободить томившийся внутри, в ограниченном пространстве оболочки из мяса и костей дух, так отчаянно рвавшийся на свободу. Он стремительно улетал куда-то вперёд и вверх, сперва туда, куда следовал их общий путь, а потом, на своеобразной развилке, продолжил движение по восходящей вверх, теперь уже в абсолютном одиночестве. Под ногами проносились поля и леса, развалины городов, новые небольшие поселения с осколками жизни, от которых веяло обреченностью и страхом… Он словно замер в пространстве в сотне метров над поверхностью, превратившись в ещё один искусственный спутник, а под ним земля продолжала свой истеричный бег. Снова вспомнилась белка, с интересом рассматривающая крутящееся колесо где-то далеко внизу.

Все дальше и выше, и вот уже огни ночных городов превратились в россыпь жёлтых пятен на черном полотне. Рука уже тянулась вперёд к заветной цели, когда неаккуратное движение где-то внизу заставило его затормозить собственный полет. Последний раз взглянув вперёд, он осторожно поставил стопу на холодную безжизненную землю. Всякий раз это возвращение сопровождалось разочарованием и болью. Не будь впереди цели, за которой нужно было идти во что бы то ни стало, он бы остался там сегодня же, высоко впереди, и смотрел бы вниз на эту муравьиную суету, нисполненный сожалений.

По лестнице бесшумно поднималась Присцилла. Словно послеполуденная тень, настолько тонкая, что ее почти что не было вовсе.

– Спишь? – шепотом спросила она.

– Нет. Как я могу? Я же караулю.

– Смешно, – ответила она, усаживаясь рядом.

– А вот тебе бы надо поспать.

Она кивнула, расстегивая куртку и плавно опускаясь на холодный пол по другую сторону маленькой площадки.

– Сейчас пойду.

– Ну так иди.

Несколько долгих секунд они молча смотрели друг другу в почти совсем невидимые во мраке глаза, он – с обычным безразличием, она – с плохо скрываемым интересом.

– Ты видел что-нибудь? – нарушила молчание Присцилла.

– О чем ты?

– Знаешь, о чем.

– Это не так работает. Я много раз уже говорил.

– Не ври мне пожалуйста. Я хочу знать, что будет.

Его натужная улыбка была практически осязаема, даже не нужен был свет, отразившийся от лица, чтобы распознать ее.

– У тебя и твоего большого друга сложилось неправильное впечатление обо мне, Присцилла. Я не какой-то там волшебник или провидец.

– А у тебя сложилось неправильное впечатление обо мне. Не знаю, кто ты такой, но, пожалуйста, не держи меня за идиотку. Это Джеронимо склонен все наделять божественным смыслом. Я же привыкла верить своим собственным глазам.

Он глубоко и громко вздохнул, так, чтобы это было хорошо слышно сидящей напротив женщине.

– Если вокруг темно, то наши глаза могут нас подвести. Какие бы зоркие они не были.

– Очень глубоко, спасибо. Но я не исповедоваться пришла. И не пытайся сделать вид, что мне показалось.

Ещё один вздох, шорох ткани о холодный заплесневелый бетон.

– Что ты хочешь знать, Присцилла? Ты хочешь узнать, что ждёт тебя впереди? Зачем тебе это знание? Думаешь, это как-то облегчит твою участь? Давай представим, что я говорю, что видел неудачу, которая тебя постигнет. Что это изменит? Ты сбежишь? Возьмёшь своего приятеля и дашь деру отсюда? Куда вы побежите? Ты ведь знаешь, что бежать некуда. Нет, у нас всех только один путь – вперёд. И вверх. И, если позволишь мне дать тебе совет, то обрати свое внимание на сам путь, а не фиксируйся на конечной цели. Конечный пункт у нас всех один – смерть. А вот дорога у всех разная.

– Джеронимо считает, что ты…

– Мне плевать, что считает твой друг. Ты уж прости за прямоту. Он видит только то, что хочет. Правда в том, что ни ты, ни он, ни кто-нибудь другой никогда не поймет меня. А я не пойму вас. Не потому, что не смогу, а потому, что мне это неинтересно.

Она снова замолчала. Ветер усиливался, и здесь наверху его гул был особенно громок.

– А Кэп?

– Что с ним?

– Он ведь знает, кто ты?

– Опять ты за свое?

– Ты понял, о чем я. Он знает о твоих… способностях.

– Ты никак не поймёшь, что мои способности точно такие же, как твои. Ничем не отличаются.

Она улыбнулось этой своей улыбкой, похожей на детскую и простодушную.

– Забавно, что ты говоришь о непонимании. И ты снова врешь.

– А ты уже зашла на третий круг. Вместо того, чтобы спать и набираться сил, ты снова и снова пытаешься перевести все в какую-то сказку. С волшебниками и оракулами. Кэп не просто так ведёт нас. Он знает, что я помогу вам добраться туда. Именно поэтому я здесь. И ты тоже. И даже твой забавный друг. Ступай к нему, Присцилла, обними его. Иначе его терновый венок, который он надевает на голову по ночам, не даст ему как следует отдохнуть.

– Черт тебя дери! – сказала она слишком громко для ночного безмолвия, – в игры со мной играешь? Откуда ты знаешь про это, если только…?

– Успокойся. Я видел пару раз, когда ты дежурила. Снова ты за свое.

– Ну да, как же. Видел он.

– Именно так. Я видел. И видел много всего другого, на что остальные не обращают внимания. Вот и все волшебство. А друг твой, он больше по разным сказкам специализируется. Отсюда и скепсис, я полагаю.

– Да, он не интеллектуал…

– Это мягко выражаясь.

– Но он хотя бы искренне верит. А ты? Ты веришь?

– Ты даже не представляешь, насколько сильно я верю.

Она ушла, а он попытался снова отправиться в свой далекий полёт, но ничего не вышло. Усталость навалилась, стоило ей спуститься по ржавой винтовой лестнице. Момент упущен, и, очевидно, не оставалось ничего иного, кроме как снова вышагивать на своих двоих по твердой и неприятной, холодной земле.

Стоило первым лучам солнца осторожно выглянуть из-за высокого холма на востоке, все шестеро вышли из своего лагеря и направились дальше на восток, через бескрайние поля, разделенные лесопосадками на ровные прямоугольники. До самого полудня, когда пришло время привала, никто не произнес ни слова, все были заняты своими мыслями, и только Присцилла время от времени украдкой поглядывала на идущего в самом конце растянувшейся шеренги спутника. Наверняка, придумывая новый вопрос, который можно было бы задать при следующем удобном случае. Вопрос, который, наконец, заставил бы его открыть то, что, по ее мнению, он так тщательно скрывал. Он видел эти ее взгляды, хоть и смотрел только себе под ноги. Они начинали раздражать. Скорее всего, они уже успели обсудить между собой его ночные слова, и в головах уже создали новые теории, самые сказочные из возможных. Не было ни малейшего желания тратить силы на их опровержение. Невежество неизлечимо, его нельзя засыпать вырванными из книг страницами. Под грузом букв, слов и предложений оно только окрепнет. Что бы он ни ответил, этого все равно будет недостаточно. Этого не хватит, чтобы сломать их веру в чудо, которого все так жаждут. Причем каждый будет видеть свое собственное волшебство, выросшее на пустом месте. Невежество – самая благодатная почва для веры в сверхъестественное. Она шла впереди, то и дело оборачиваясь в его сторону через плечо. Было в ней что-то необычное, что-то не такое, не дававшее воспринимать ее так, как следует воспринимать остальных людей. Можно назвать это изюминкой. Он уже видел такое прежде, видел нечто похожее, когда человек, сам того не осознавая, выделялся из общей массы благодаря врожденной широте внутреннего мира. Но ее внутренний мир на первый взгляд был самым обычным, а на то, чтобы чуть тщательнее его изучить не было ни сил, ни желания, ни хоть сколько-нибудь стоящих поводов. Да, она проявляет любознательность, но это нормально. Да, ее любопытство навязчиво, но все-таки недостаточно навязчиво, чтобы прилагать усилия. В конце концов, обычный человек.

– Говорю вам, это не выдумки никакие. Именно так он и рассказывал.

– А с чего ты решил, что он сам это не придумал?

– Зачем ему это?

– Затем, что люди часто врут. Просто так. Вот где сейчас этот старик? А ты тут, в сотнях километров от дома, и вспоминаешь о нем. Это ведь своего рода слава. Ты здесь вспомнил о нем, кто-то ещё расскажет где-нибудь за стаканом самогона… Так, глядишь, он станет легендой, которая знает то, что другие не знают.

Ганс затряс головой, ерзая ботинком по сухой земле, на которой сидел.

– Нет, он это не придумал. Я знаю, когда люди врут.

– Да ну? – усмехнулась Присцилла, сидевшая напротив, – и давно у тебя эти способности?

– С рождения наверно. Чувствую ложь спинным мозгом, – он демонстративно постучал указательным пальцем по собственному затылку.

Она снова бросила свой острый взгляд, сдобрив его немного злой улыбкой. Наверно подумала, что это ее шанс. Чем черт не шутит? Это начинало порядком надоедать.

– Проверим? Давай я задам вопрос нашему молчаливому другу, а ты скажешь, правду он говорит, или же нет?

Джеронимо приподнялся на локти и с точно такой же злобной улыбкой посмотрел в глаза сидевшему чуть поодаль мужчине, никак не участвовавшему в разговоре.

С этим ничего не поделаешь. И чем дальше, тем будет хуже. Наверно, он совершил ошибку тогда. Нужно было дать им умереть. Но, в таком случае, нарушилась бы чистота задуманного эксперимента, ведь все должно быть повторено один в один. Задача с двумя неверными ответами. Он уже знал, что будет дальше. С каждым новым днём они будут усиливать свое давление, отвлекая его от того, что действительно важно. Так, как произошло прошлой ночью. Она по своей глупости прервала его, и он уже больше не смог найти в себе силы. Можно ещё дать им то, что они так хотят. Но и у этого решения тоже есть свои существенные минусы. Да, он воодушевит их на какое-то время, но вместе с тем усыпит их бдительность, позволив подсознательно чувствовать себя в безопасности, что, скорее всего, тоже приведет к их преждевременной смерти и не позволит ему выполнить задуманное. Кроме того, объявить людям, что они должны будут принести себя в жертву..? Едва ли это хорошая идея. Какими бы мотивами он их не наделил при этом. Судя по всему, остаётся только продолжать терпеть и играть в эту их игру. Все ради высшей цели. В конце концов, кто говорил, что все будет гладко?

– Это так не работает, – отмахнулся Ганс.

– Ну, либо так, либо никак, – ответила девушка полным энтузиазма голосом.

– Слушай, – вдруг заговорил Букварь, убрав свою книгу в рюкзак, – так он говорит, что видел его? Тот старик.

– Я же сказал, что он видел тень. А когда поднял голову, чтобы посмотреть, то его уже не было. Огромная тень. Он рассказывал, что в одну секунду потемнело, словно затмение какое-то. Но люди кричали, приветствуя его появление. Они там все с ума посходили видимо. Самое настоящее сумасшествие. Коллективное помешательство.

– Как он там вообще оказался? Как его пустили в город?

– Я же говорил, что они и не думают охранять города, – сказал Кэп, только что вернувшийся из дозора, – собственная самоуверенность в конце концов их же и погубит.

– На горизонте чисто? – тихо спросил Джеронимо.

Тот кивнул в ответ.

– Так чисто, что это настораживает. Ни мародеров, ни культа, никого нет.

Он быстро обернулся и бросил взгляд на сидевшего в отдалении высокого мужчину, молча наблюдавшего за разговором. В этом взгляде читалось ожидание. Неужели он ждёт, что тот встанет и расскажет что-то, что ждёт их впереди? Он тоже верит. Но по-своему. Либо же это просто инстинкт. Как преданный пес смотрит на хозяина, в ожидании приказа.

«Хороший пес. Сидеть!»

Мотнув головой, Кэп опустился на землю.

– Я вот никак не пойму, – продолжил размышление Букварь, – они не охраняют город, потому что не ждут нападения? Или потому что знают, что любая попытка обречена на провал.

Второе. Конечно же второе. И они не могут этого не понимать. Просто не имеют права. Разочарование в их умственных способностях уже заносило руку, чтобы громко постучать в тяжёлую дверь сознания.

– Да кто же их знает? – ответил Кэп, пожав плечами, – тут столько вопросов… Гораздо больше, чем ответов. Мы редко брали их в плен, когда шли боевые действия. В основном, они предпочитали плену смерть. Как чертовы самураи. А те, кто все-таки попадал нам в руки, толком ничего не говорили. Даже под пытками. Как если бы они не понимали, о чем вообще идет речь. Вы не видели того, что видел я. Тут мы имеем дело с серьезным помешательством. Точно вам говорю. И представьте, сколько там этих зомби.

Это слово резало по живому. Забавно было слышать рассуждения о зомби, исходившие от зомби.

– Если предыдущие миссии не были успешны, более того, никто не вернулся оттуда, кроме этого мифического старика, о котором нам поведал Ганс то, согласитесь, едва ли они не готовы к нападению.

Слова молчавшего до этого момента мужчины погрузили всех в тяжёлую тишину. Десять пар глаз смотрели на него ни то с удивлением, ни то с отвращением. Но ничего нельзя было поделать. От их сообразительности сейчас зависит его собственная путь, так что, можно было немного их подтолкнуть в правильном направлении.

Все ещё смотрели на него не отрываясь, когда Кэп решил наконец ответить.

– Ну тут тоже не все так однозначно. Мы не знаем о них ровным ничего. В прямом смысле бродим впотьмах. Может сыграло роль численное превосходство. Может вооружение было недостаточным. Может планирование на месте подвело…

Они сопротивляются. Очевидно, его таких слабых усилий недостаточно. Ну ничего, он посеял зерно, природа сама сделает все остальное. От них требуется всего-то дойти до конца. И он их туда приведет, к этому концу. Осталось не так долго.

Ноги мерно отсчитывали шаг за шагом, и эта ходьба располагала ко сну больше, чем праздное восседание на пятой точке. В абсолютной пустоте, без единого слова, шаг, потом ещё один, и ещё… Он попытался перенести свое сознание вперёд, словно спустив его с цепи, но эти взгляды не оставляли никакой свободы. Идти вперёд, и контролировать выражениее собственного лица – это было слишком сложно в данной ситуации. Дождавшись, пока они выйдут на более или менее ровную дорогу, когда-то давно покрытую асфальтом, он выпустил сознание из клетки. То взвилось вверх на несколько десятков метров, и теперь он видел всю процессию с высоты. Как это естественно – находиться вне собственного тела. Неописуемая свобода вместе со страхом потерять иллюзорный контроль над тем, что, по сути, тебе не принадлежит – собственным телом. Ослабить поводок ещё немного, и можно не найти путь назад, так и остаться здесь, на высоте птичьего полета. Стало интересно, долго ли он пробудет в небе? Ещё на несколько метров вверх. Шесть фигур внизу на сером полотне превратились в шесть еле различимых двигающихся точек. Он взглянул вперёд. У линии горизонта дрожала в предзакатном зареве ещё одна фигура. Стало интересно. Немного больше фокуса, и он различил что-то, что его напугало. Не сам объект, который стал отчётливо различим, а тот факт, что нужно было срочно сообщить о нем остальным. Опасность разнеслась по бесплотному сознанию будто конфетти из хлопушки. Он торопливо вернулся вниз и, игнорируя обычный дискомфорт внутри ледянящей оболочки, ускорил шаг, нагоняя идущего в середине строя Кэпа. Убедившись, что все находятся на достаточном расстоянии от них, чтобы ничего не услышать, он приблизился к мужчине, идущему рядом.

– Вертолет, – процедил он полушепотом, не открывая рта.

«Не верти головой. Пусть кто-то другой посмотрит в небо.»

Тот кивнул и, запустив руку за спину, достал из рюкзака бинокль.

«Холм слева. Вели ему проверить горизонт. Через минуту уже можно будет увидеть.»

– Эй, Ганс, – сказал Кэп, спустя минуту, – возьми бинокль и осмотрись. Нужно искать место для ночёвки.

– Ещё часа четыре до темноты, – ответил тот.

– Поэтому и даю бинокль. Глянь с того холма, есть что-нибудь прямо по курсу.

Ганс взял бинокль и, взобравшись на холм, некоторое время созерцал линию горизонта.

– Я вижу что-то, – наконец прокричал он, указывая пальцем вперёд, – вон там.

– Город? – спросила Присцилла.

– Нет-нет, в небе. Какой-то объект. Похоже, это вертолет. Движется в нашу сторону.

– Черт его дери! – воскликнул Кэп.

«Вот и молодец. Хороший пес.»

Получилось самое настоящее удивление.

– Наши действия? – спросил Ганс, ещё раз взглянув через окуляры бинокля, после чего торопливо соскочив вниз с насыпи, едва не упав и не прокатившись вниз кубарем.

Кэп огляделся вокруг в поисках ответа. Ответа, по всей видимости, поблизости не оказалось. Он торопливо переводил взгляд с быстро растущей точки между высокими стволами обрамлявших дорогу деревьев на земляной холм и на само дорожное полотно.

– Вы трое притаитесь у насыпи, – наконец скомандовал он, – а мы спрячемся под деревьями. Посыпьте себя землёй на случай, если у них есть тепловизоры.

– Есть другая идея, – сказала Присцилла, когда двое ее соратников подчинились приказу и уже было рванули к холму, – распакуем ЭМИ и посадим этот вертолет.

– И зачем нам это делать? – спросил Ганс, – это вертолет, а не маленький беспилотник.

– Затем, что это наш шанс, – ответила она.

– Кэп, она права, – согласился Джеронимо, – это наш шанс. Мы идём вслепую. А так получим ценные сведения.

Этого нельзя было допустить. Только не сейчас.

– Можно попробовать, черт возьми! – сказал Кэп, – расчехляйте ЭМИ.

– Плохая идея.

– Это ещё почему?

Все пять пар глаз были устремлены на него. На убеждение было секунд тридцать, может минута, прежде чем станет слишком поздно что-то решать.

– Вы правы насчёт нашей слепоты. Но и они тоже слепы сейчас. Они не знают о нас, и не узнают, пока мы не нападем. А собьем их вертолет… Продумайте.

Получилось довольно аргументированно, но, очевидно, не слишком.

– Аварии случаются, – сказала Присцилла, – уверена, что у них тоже.

Подозрительность буквально окутывала ее коричневатой аурой. Это шанс потерять ее окончательно, если вдруг это уже не случилось.

– На вертолет может и не хватить мощности, но связь мы им точно отключим, – вмешался Букварь, нервно протирая очки большими пальцами.

Все стремительно рассыпалось. Слишком рано, чтобы успеть к этому подготовиться. И еще эта Присцилла… Она будто бы чувствовала его замешательство и давила что есть сил. Приказать Кэпу? Слишком очевидно. Лучше попробовать убедить.

Несколько секунд Кэп непростительно растерял на обдумывание, продолжая озираться по сторонам. Он сомневался. Нужен был ещё хотя бы один аргумент, и он поддастся. Но аргументов не находилось. Если бы только было чуть больше времени…

– Вдруг не хватит мощности? Что тогда?

– Тогда вдарим по нему из крупнокалиберного, – сказала Присцилла.

– Чтобы они нашли сбитый вертолет, когда отправят группу?

– Делайте, – наконец сказал Кэп, – будем надеяться, что заряда хватит. Джеронимо, будь готов. Если у Букваря не получится, ты его собьешь.

Может и нет в этом ничего страшного. Ну что может произойти? Они просто заберут еще пару ни в чем не повинных жизней, что для них не в новинку. Есть риск, что прибудет подкрепление, что их станут искать. Да, это плохо. Излишнее внимание ни к чему. Но все поправимо в конце концов. Но пожертвовать теми двумя в вертолете? Теми, кто ни в чем не виноват, кто просто оказался в неподходящем месте в неподходящее время? Жертвовать теми, кто не предполагался на роль жертвы? Шанс упущен. Нужно было надавить на него, когда еще не было этого идиотского плана.

Все четверо принялись занимать позиции и готовить оружие. Кэп было рванули к насыпи, но сильная рука остановила его, крепко схватив за плечо.

– Этого нельзя делать. Подумай о задании. Ты ставишь все под удар.

Тот смерил стоявшего рядом высокого бледного мужчину яростным взглядом и с силой вырвался из его захвата, после чего снова осмотрелся, на этот раз желая понять, заметил ли кто-то из отряда этот его жест. Вот, что было важно для него. Никто не должен был ставить его статус под сомнение.

– Знай свое место, – прошипел он, после чего подступил к стоявшему рядом мужчине вплотную так, что тот ощутил его теплое дыхание в своем носу, – не ты тут командуешь, запомнил? Ещё раз выкинешь подобное, всажу пулю в лоб.

Стало смешно. Он все еще сопротивлялся. На каком-то инстинктивном уровне. Словно запертый в клетке зверь. По истине ограниченность очень часто находит выход в безрассудной отваге. Он, этот закаленный в бессмысленных боях вояка, был олицетворением ограниченности. Захотелось поглубже запустить руку в его сознание и перевернуть его представление о добре и зле с ног на голову, так оно приняло бы правильное положение. Но для этого еще не пришло время, так что, пришлось просто изобразить покорность перед такой жуткой устрашающей решительностью, сдерживая рвущийся наружу смех.

Шум от рассекавших воздух лопастей уже был отчётливо слышен, когда высокий мужчина прильнул к дереву по другую от холма сторону дороги. Сделал ли он все, что мог в данной ситуации? Наверно нет. Но обстоятельства застигли его врасплох. Сам виноват. Не стоило расслабляться. Оставался конечно ещё один вариант. Убить пилотов ещё в воздухе, чтобы они не попали в лапы этих хищников. Но риск был слишком велик, ведь забрать жизнь ни в чем не повинного человека означало пойти против собственной натуры, против логики, которой он привык руководствоваться и в которой видел истину. Стоило оно того? Наверно тоже нет. Тогда оставалось действовать по ситуации. В конце концов, десяток тонн падающего металла вполне могут сделать грязное дело за него. И, в конце концов, в этой бессмысленной бойне будут еще смерти, которые ему не удастся предотвратить. Слишком сильна была злость в этих ограниченных людях. И именно по этой причине, в конце своего недолгого пути они улягутся на жертвенный алтарь. Эта ситуация лишний раз подтверждала правильность такого выбора.

Раздался громкий свист. Он выглянул из-за замшелого ствола. Грозное судно билось в припадке, отчаянно сражаясь с гравитацией. Оно завертелось вокруг своей оси, не в силах бороться с инерцией, после чего задело верхушку одного из деревьев и рухнуло на поле в пятидесяти метрах от дороги. Он видел, как все пятеро, не дожидаясь падения, повыскакивали из своих укрытий и устремились к месту крушения. Тоже поднявшись, он, не особо торопясь, побежал вслед за ними.

В воздухе стоял запах керосина. Изнутри все ещё доносился звук теперь уже совершенно бесполезной аварийной сигнализации. Джеронимо вырвал люк и влез внутрь.

– Пилот мертв! – прокричал он.

Кэп тоже поднялся на искареженную груду металла и заглянул внутрь. Остановившийся на отдалении мужчина уже знал, что произойдет дальше. Он услышал биение седьмого сердца ещё до возгласа здоровяка изнутри вертолета. Второй пилот выжил, хоть и был ранен.

– Второй жив! – подтвердил Джеронимо, – сейчас достану его. Принимайте там.

Через несколько секунд они спустили вниз человека в тёмно-синей униформе.

– Тащите его к холму, – скомандовал Кэп.

Без всяких церемоний, словно мешок с картошкой, Джеронимо забросил неподвижное тело на плечо и, через несколько секунд тряски, точно так же бесцеремонно сбросил его к подножью насыпи. От удара оземь большой синий шлем слетел с головы и выкатился на асфальтовую дорогу. Это была девушка, совсем ещё молодая. Было заметно, как это открытие смутило каждого из присутствующих, но только на пару секунд.

– Букварь, приведи ее в чувство.

Невысокий молодой человек в больших очках опустился на колени и снял с плеча небольшую походную аптечку, извлёк из нее шприц и две стеклянные ампулы.

– Сердце может не выдержать, – сказал он, смешивая по полкубика каждого препарата внутри шприца.

Ответа не последовало, что могло означать только одно – всем было все равно, выживет ли эта девушка после процедуры.

– Сколько у нас будет времени? – спросил Кэп.

– Зависит от повреждений. Думаю, что немного.

Кэп было обернулся к стоявшему немного поодаль мужчине, но, очевидно, не решился задать вопрос, ответ на который мог знать только лишь тот. И он действительно знал, что времени будет мало, но так же решил не отвечать на незаданный вопрос. Жизнь стремительно покидала изувеченное тело. Инъекция вернёт ее, но лишь для того, чтобы затем смерть галопом нагнала образовавшееся отставание. Глухой хрип, частое судорожное дыхание, огромные полные слез глаза метались от одного неясно откуда взявшегося лица к другому. Букварь прижал к земле левую руку, Джеронимо наступил на правую и с силой вдавил холодное дуло винтовки в висок.

– Успокойся, – сказал Кэп, – ты жива. Если будешь честна со мной, то мы о тебе позаботимся.

Наверно, нельзя было обещать что-то ещё более расплывчато. Уже позаботились, она должна была понимать это, даже в том круговороте предсмертного адреналинового потока, в котором находилась. Огромные карие глаза ещё раз пробежалась по каждому из пленителей, после чего она кивнула, облизнув с губ кровь.

– Умница. Мне нужно знать как можно больше об обороне вашей Мекки. Сколько солдат? Какое вооружение? Укрепления? Минные поля? Как туда попасть незамеченным?

Застывший в нескольких метрах мужчина с трудом сдержал насмешку. Стало даже немного стыдно. Все это представление, эти бессмысленные смерти ради таких глупых вопросов. Этот неотёсанный солдафон не способен видеть дальше собственного носа. Его интересует оружие. Пока все так и остаётся, пусть сбивает хоть сотню вертолетов до тех пор, пока не надоест. Важны лишь жизни каждого убитого им человека.

– Попасть? – хриплым голосом переспросила девушка.

На ее лице отчётливо проявилось недоумение. Он ощущал ее страх. И ее боль, приглушенную препаратами, но от этого не менее сильную.

– Да. Как попасть в город?

– Вам нужны координаты?

Ее начинал бить озноб. Голос дрожал, но не от страха.

«Успокойся. Боли больше нет. Она прошла.»

Он осторожно коснулся ее стремительно рассыпавшегося сознания.

– Есть у нас координаты. Стража, оружие..? Отвечай!

– От кого нам защищаться?

Она ещё могла испытывать удивление, хотя мимика ей уже не подчинялась. На лице застыло выражение блаженства.

«Умница. Это счастье. То самое, которое ты всегда искала.»

– У вашего культа целая армия. Ты что, за дурака меня держишь? Авиация даже…

– Гражданская! – почти что выкрикнула девушка в ответ.

Она уже не могла сдержать дрожь во всем теле. Лицо стремительно желтело. Очевидно, внутренние органы уже начинали отказывать. Но бледные губы сложились в улыбку. Она слышала его слова.

– Посмотрите. Там нет никакого оружия, – она судорожно мотнула головой в том направлении, где дымился сбитый вертолет.

– И куда же вы летели?

– Искали людей.

– Чтобы убить?

Улыбка на бледных окровавленных губах стала еще шире.

– Чтобы спасти!

«Спи спокойно.»

Очередной приступ дрожи, она выгнула спину и бессильно осела. Изо рта хлынула бурая кровь, а огромные глаза так и продолжали смотреть на взирающего на нее сверху вниз Кэпа.

– Чертовщина какая-то, – сказал Ганс.

– Наверно соврала. Понимала, что терять ей уже нечего, – ответил Джеронимо.

– Ладно, – сказал Кэп спустя обычные для него несколько секунд, потраченных на обдумывание услышанного, – осмотрим вертолет. Может там есть что-нибудь ценное.

– А с ней что? – спросил Джеронимо, все ещё не убравший свой ботинок с мертвого предплечья.

– Тащите ее обратно. Пусть все выглядит так, будто она тоже погибла при падении.

Заканчивал он свою команду, уже переходя через земляную насыпь. Джеронимо закинул винтовку за спину и наклонился, чтобы поднять тело.

– Я отнесу ее, – сказал подошедший высокий мужчина.

– Ты слышал приказ?

«Проваливай.»

Здоровяк пожал плечами и быстро побежал за остальными, направлявшимися в сторону дымящейся махины в пятидесяти метрах. Подойдя к телу, он присел и взглянул на ее лицо. Большие стеклянные глаза смотрели теперь сквозь него на предзакатное небо, отражавшееся в них словно в кривом зеркале. Он провел рукой по холодной перепачканной щеке. Наверно, он хотел бы сейчас заплакать, если бы мог это делать. Указательным и средним пальцами правой руки он осторожно в последний раз опустил ее застывшие веки. Еще одна бессмысленная утрата. Сколько таких он так и не сумел предотвратить. Наверно, стоило давно изменить свое отношение к людям. Гораздо проще было бы считать их обычным строительным материалом, как он и должен был считать. Но с недавних пор это стало невозможным.

Управившись с вертолетом, все шестеро двинулись дальше по дороге. Она стала злее после случившегося. Теперь это были не подозрения, а самый настоящий гнев. Будто бы это он сбил вертолет. Знал, что миссия мирная и все равно сбил. Все были против, но он настоял. Пройдет ещё немного времени, и дискомфорт, который она доставляла своими взглядами и догадками превратится из обычного неудобства, с которым можно было мириться, в вопрос, который придется решать. Люди – удивительные существа. Вот сейчас она идёт, повинуясь молчаливой атмосфере, а внутри нее растет негодование. Это тот же дискомфорт по сути, только природа его берет свое начало из бессилия понять то, что она хочет понять, но никак не может. Бьётся в закрытую дверь. Вот-вот расшибет себе голову. И как же он не распознал в ней эту натуру ещё там, на базе, когда она вызвалась добровольцем? А какие ещё варианты у него были? Пропустить и эту миссию? В надежде, что в следующей состав подберется более гладкий? Можно ещё было пойти одному, но так не удастся повторить опыт, нарушится чистота эксперимента. Нет, нужны были жертвы. И эти люди отлично подходили на эту второстепенную роль. Даже она, со всей своей проницательностью.

Привал организовали в месте, где дорога, по которой они шли, упиралась в большое кольцо, посреди которого лежал, перевернутый набок и тронутый многолетней ржавчиной тягач с прицепом. Внутри прицепа и заночевали. Стоило ему снова вызваться первым в караул и взобраться на бывшую когда-то ярко голубой кабину, как она снова появилась внизу. Он знал, что она придет. Поднявшись к нему, она несколько долгих секунд молча смотрела, не отрываясь, прямо в глаза. Будто бы ждала чего-то.

– Ты знал, что так будет, да? – наконец спросила она громким шепотом.

Злость немного рассеялась, но ей на смену пришла решимость. Она была готова вести свой допрос хоть до самого рассвета, и в своей решимости была непоколебима. Похвальное рвение. Жаль, что нет времени направить эту энергию в нужное русло. Она уже успела за прошедшие пару часов убедить себя во всем, в чем двумя часами ранее ещё сомневалась.

– Как будет?

– Так, как случилось. Что план плохой. Что вертолет гражданский. Что ничего из этого допроса не выйдет.

– Да, нет и нет, – ответил он.

От нежелания снова отвечать на ее нападки навалилась усталость. Хотелось, чтобы она ушла. А ещё лучше – исчезла совсем. Хотелось вырваться отсюда, чтобы никто не мешал, а не тратить с таким трудом выкраиваемые крохи одиночества на вот это вот все. Но она не исчезала.

– Знаю, что ты все равно соврешь.

– Ну так не спрашивай, если знаешь.

Желание послать ее ко всем чертям созрело и готово было вот-вот сорваться с ветки прямо на ее сальные волосы. Но нагрубить ей означало испортить отношения и с ее фанатиком другом. Это решит проблему этой ночи, но лишь усугубит все грядущие сложности.

– Кто же ты, черт тебя дери, такой, а?

– Человек, – как можно суше ответил он, отламывая кусок сухаря, – человек разумный.

Какой бы надоедливой она не была, но нельзя было не признать, что из всех пятерых именно она обладала даром эмпатии. Понимание наличия чего-то необычного, того, что остальные могли бы и не заметить вовсе, определенно присутствовало. Пацан в очках наверняка был гораздо более образован и начитан, лучше разбирался в технике и так далее, но ее способности совершенно точно не были отражены в личном деле. И это делало ее похожей на него самого. Наверно отсюда и этот диссонанс. Ему было сложно находиться рядом с ней, ей, в свою очередь, очевидно, точно так же неприятно было путешествовать в его компании. Угораздило же его! Ждать так долго, и вот теперь, когда настал час, угодить в группу именно с таким человеком. Стало даже смешно от такого вывода. Она порождала все новые и новые вопросы. Но отвечать на них, копаясь в ее самом обычном, хоть и весьма обширном сознании, не было никакого желания.

– Чего улыбаешься? – заменила она мимолётную ухмылку.

– Я вот не пойму, ты цепляешься ко мне из-за того, что боишься?

– Мне следует бояться тебя?

Раз уж понятно, что избавляться от нее было нельзя, а одиночество, такое вожделенное и долгожданное, безвозвратно утеряно, нужно было использовать ее по максимуму. Теперь стало ясно, что из двух своих ипостасей – заинтригованная необъяснимым и обозленная на него же, наименьшую опасность представляет именно первое состояние, так что, нужно было попытаться вернуть загадочную таинственность, присутствовавшую ещё пару дней назад. Все эти манипуляции были откровенно тяжелы, но их нужно было выполнить, если он, намеревается и дальше придерживаться заранее тщательно обдуманного плана, а не погружаться с головой в пучину импровизации, выхода из которой можно и не найти вовсе.

– В том-то и дело, что не следует. Но я чувствую, что ты боишься. Уж не знаю, меня ли, или в целом.

В глазах читался вызов. Вернее, он мог бы читаться, будь те хоть сколько-нибудь различимы в темноте. Но эта аура буквально окутывала ее сейчас. Чувствовался этот резкий запах, напомнивший по какой-то неведомой причине запах овощного склада. Того, где в дальнем углу некоторые овощи явно залежались дольше положенного срока. Ясно было, что она настроена как никогда прежде решительно, но в то же время, будто бы уже имела ответы на некоторые из своих вопросов. Нет, это просто мимолетное ощущение. Она не могла понять, просто была неспособна. Не из-за ограниченности, нет, она не была такой как тот же Кэп или ее огромный набожный друг. Просто ее человеческая природа не способна постичь все это.

– Я не люблю ложь.

– Как и я. Согласен с тобой.

– Ну так прекращай врать. Скажи правду наконец.

Он снова улыбнулся. Ему даже стало интересно, почувствовала ли она его улыбку, не увидев ее глазами. Наверняка почувствовала. Чувствовать она умела очень хорошо. Для обычного человека.

– Договорились. Я скажу тебе правду, – он выдержал небольшую паузу, после чего тихо добавил, – хоть уже ясно, что ты все равно не поверишь.

– С чего это не поверю?

– С того, что ты из тех людей, которые ничему не верят. Скажи я сейчас, что я – волшебник, ты бы и этому не поверила. Хотя, хочешь услышать от меня что-то подобное. Ну да ладно. На самом деле, я просто знаю немного больше обо всем происходящем, чем вы все. Вот и весь фокус. Никакого волшебства и тому подобного. Просто знания.

– И что же ты знаешь?

– Знаю, что нас ждёт. Но не потому, что провидец какой-нибудь.

– А потому что…, – в ее голосе читалось напряжение.

– Сперва договоримся.

Это работало. Очевидно, голая эмпатия без базы в виде высшего образования, начитанности, кругозора не была таким уж грозным оружием, пусть даже уровень ее был весьма и весьма высок. Аура недоверия стремительно таяла, стоило ему снять защиту в виде пренебрежения. Ну или, если и не снять ее вовсе, то хотя бы заменить на что-то более симпатичное.

– О чем ты хочешь договориться?

– Ну как о чем? Ты хочешь получить что-то от меня. Значит ты должна дать мне что-то взамен.

В бледном лунном свете блеснули ее прищуренные глаза. Удивительно, но чтобы влезть ей в голову не нужно было даже напрягать какие-то внутренние резервы. Она была самым обычным пластилином, который мама аккуратно кладет на батарею, чтобы мне было легче с ним орудовать, когда он немного подтает.

– Не думаю, что Джеронимо будет рад…

– Нет-нет-нет! Ты чего? Ничего такого от тебя мне не нужно.

Даже неудивительно, что похоть была первым, о чем она подумала. Интересно, что в нем могло навести на подобную догадку?

– Ну, ты мог хотя бы попытаться, – сказала она, похоже, немного обидевшись, – что тогда тебе нужно?

– Мне нужна твоя история.

– В каком смысле?

– История твоей жизни. Как ты тут оказалась? Как решила, что отправишься туда, откуда, как принято считать, никто не возвращался?

– И зачем тебе это нужно?

Недоверие все ещё ощущалось, но уже немного иное, видоизмененное. Ей определено льстил подобный интерес к ее персоне. Ещё бы. Едва ли безмозглый амбал укладывается головой к ней на колени и просит рассказать ее о себе на сон грядущий.

– Просто я люблю истории. Мне интересно знать, что движет людьми. И это даже в обычное время. А тут нас шестеро, идущих, скорее всего, на верную смерть… И среди нас ты. Тебе сколько? Двадцать пять?

– Двадцать три.

– Ну вот. Почти угадал. Ты могла бы жить себе спокойно в городе. Могла бы даже не задумываться ни о каком культе, ни о каком будущем человечества… Занималась бы всем тем, чем обычно занимается молодежь в твоём возрасте. Может даже у тебя были бы какие-никакие перспективы.

– Какие перспективы? Ты что, не знаешь, откуда мы пришли?

– Знаю конечно. Я пришел оттуда же. Но ты ведь прекрасно видишь, что какой бы не была обстановка, жизнь продолжается. Лет тридцать назад мы жили в руинах, дети с оружием в руках шли на войну. А посмотри, что теперь. Все изменилось. Идут стройки, школы работают… За пару дней до нашего отбытия я даже был в театре, представляешь? Все меняется. И будет меняться дальше. Человек приспосабливается даже к самым тяжёлым условиям. Раньше рождение ребенка было чем-то из ряда вон, а сейчас новые дети появляются каждый месяц. Город будет расти, развиваться, и вместо того, чтобы участвовать во всем этом, ты ушла туда, откуда никто не возвращался.

– Я была тем ребенком с оружием. Я солдат, и в театрах мне не место.

Напускное пренебрежение. И откровенная ложь, которую она отчего-то совсем не пытается скрыть. Она может сколько угодно выстраивать стену между ними, но необходимые слова уже были ею услышаны.

– Все мы солдаты. Но это не повод умирать.

– Солдаты умирают на войне. Так уж заведено. Ничего с этим не поделать.

– Странно назвать войной нечто, в чем участвует только одна сторона.

Она напряглась. Будто ощетинилась. Это можно было почувствовать. Ее задели эти слова, а значит, что они были сказаны правильно. Или это что-то другое? Какое-то иное чувство, увиденное им в ночной темноте.

– Интересно, – протянула она, – стало быть, ты солдат, который против войны.

– Это сейчас не так важно. Так мы договорились? Расскажешь мне свою историю, а я взамен – свою. Частная сделка. Ты же этого хочешь?

Он протянул руку. Несколько секунд она не шевелилась, сомнения всплыли на поверхность под давлением воздуха, а когда пузырь лопнул, то тут же ушли обратно на дно. Любознательность была ее слабостью. Или просто она не слишком хотела скрывать свои чувства. Или не умела. Столько «Или», связанных с этой странной девушкой. Даже на какое-то мгновение стало жаль, что ее ждет такое будущее. Весьма занимательный экземпляр.

– По рукам, – сказала она и с силой сжала его руку в ответ.

Дело было сделано. Вот так вот, без особого напряжения, даже не пришлось прибегать к чему-то особенному, что могло отнять много таких нужных и таких драгоценных сил. Все сделали обычные слова. Осталось только дать ей историю, которая окончательно вывела бы ее из этого изнурительного уравнения.

Звук донёсся издалека, из-за широко раскинувшейся полосы хвойного леса, который начинался в метре от дорожного полотна по пути их следования. Слышный лишь ему одному, он разрезал ночную тишину металлическим скрежетом и крошащимся в щепки деревом. Чей-то увесистый ботинок разбил дверь, сорвав ее с петель. Это было так невежественно и так бесцеремонно, что даже захотелось возмущённо шикнуть на нарушителей тишины, чтобы тем стало совестно.

– Ты первая, – сказал он, стараясь изо всех сил не выдать свое возбуждение.

Риск потерять с таким трудом добытый контроль был весьма велик. Но девушка уже отпустила поводья своей подозрительности, которыми так отчаянно правила все последние дни. Слова сделали свое дело даже быстрее, чем он мог себе представить.

"Ты так устала. День был такой долгий и такой сложный. Потратила все свои силы на этот изнурительный бросок. Завтра снова идти. И кто знает, что там поджидает, в завтрашнем дне? Возможно, пригодятся все силы. Тебе хочется спать."

Он чувствовал, как слова медленно рассеиваются в ее безусловно сильном, но совсем неподготовленном сознании. Вот и первый зевок, невидимый в почти что кромешной тьме.

"Сейчас не время для долгих историй"

Несколько секунд она сопротивлялась, пытаясь отогнать сон, но потом сдалась. Иначе и быть не могло.

– Завтра, – сказала она, поднимаясь на ноги, – что-то я совсем без сил. Нужно отдохнуть.

– Понимаю, – кивнул он, смотря вслед спускающейся с кабины перевёрнутого грузовика девушке.

Стоило ей скрыться из виду, он лег, свесив ноги вниз и подложив под голову рюкзак. Небольшое усилие, и такая желанная свобода нахлынула на него холодной волной. Он поднялся на несколько метров вверх, внимательно осматривая самого себя с высоты. Пустая оболочка. Такая одинокая. И такая хрупкая. Отсюда она казалась беззащитной. Настолько, что было немного боязно оставлять ее тут без надзора. Но не прекращавшаяся суета там, в лесу, настойчиво требовала его присутствия. Ещё немного выше, поднявшись над макушками вековых сосен и пихт, он направился туда. Примерно в трёх-четырех километрах от лагеря, посреди редеющего хвойного леса, на небольшой опушке была жизнь. Подлетев ещё немного ближе, он увидел столб дыма, рассеивавшийся до того, как достигал верхушек огромных деревьев. Даже при свете дня его спутники едва ли заметили бы такую непростительную в эти времена неосторожность, как разведённый костер.

Небольшая постройка среди деревьев, что-то вроде сторожки, пять вооруженных людей, пришедших сюда пешком… Тепло от костра, казалось, даже чувствовалось. Но только казалось. Он плавно опустился к земле, так тихо, как если бы кто-то из присутствовавших мог его заметить. Здесь внизу было тяжело ориентироваться, все объекты были слишком крупными, слишком давящими, слишком назойливыми. Двое у костра, один справляет нужду у дерева, ещё один собирает хворост. Опустевший дверной проем. Глухая тишина, которую безуспешно пытаются нарушить едва слышные звуки голосов да потрескивающая в костре сырая древесина. Пара шагов над холодной поверхностью, похожих на взмахи ластами под толщей воды, и большое плоское лицо с кривым перебитым носом, замершее в сантиметре впереди. Хитрый прищур узких глаз. Аура подозрительности возникла скорее как рефлекс. Он будто увидел то, что никак не мог разглядеть, пусть даже это нечто парило в холодном воздухе всего в каких-то миллиметрах перед его собственным носом, внутри небольшого облака пара, исходившего из его собственного рта. Долгая пауза.

– Слышите это? – раздался еле различимый голос, тепло от которого можно было бы ощутить на собственном лице, если бы это лицо сейчас, вместе со всеми остальными органами чувств не покоилось в паре километрав на перевернутой кабине грузовика.

Напряжение и суета сзади у костра. Два движения воображаемыми ластами назад и в сторону. Он не может. Разве такое возможно?

– Я слышу, – глухо отозвался один у костра.

– Гаси огонь.

– В той стороне, – указал другой в ночное небо.

Ещё одна жизнь наконец донеслась своими отголосками до лагеря в паре километров отсюда. Выше и выше, пока наконец верхушки хвойных деревьев не остались внизу под ногами. Ещё один вертолет стремительно вынырнул из-за горного хребта и теперь на всех парах летел к заветной опушке. Был ли замечен дым от костра, станет ясно через несколько секунд. Осторожность буквально затягивала бесплотную материю обратно в камеру заточения, но любопытство без устали выстраивало кирпичную стену, в которую снова и снова врезалась бесчувственная спина. Ещё пара секунд, и, в случае, если вертолет летел именно к заветной опушке, а не мимо нее, зазвучат звуки выстрелов, которые непременно поднимут всех его спутников там, на дороге, в перевернутой фуре. Стоило громоздкому летательному аппарату, разительно отличавшемуся своими размерами от встреченного днём ранее, резко зависнуть над опушкой, а с его бортов спуститься длинным черным тросам, как кирпичная стена исчезла, и невидимая рука с такой силой потащила его обратно в тело, что, очутившись снова в своей камере заточения, он почувствовал удар о металлическую поверхность кабины, будто бы упал на нее с приличной высоты. Фантомная боль сковала все тело, съежившись, он открыл один глаз, продолжая настойчиво убеждать самого себя, что никакой боли на самом деле нет и не может быть. Первым, что он увидел, был высокий и худой силуэт. Тот силуэт, который он меньше всего сейчас хотел лицезреть. Она, словно убедившись, что он очнулся, повернулась и замерла, глядя в том направлении, откуда он только что прибыл. Успела ли она услышать гул зависших над лесом винтов? Раздались ли звуки выстрелов к моменту, когда он вновь обрел слух? Слишком болезненным было недавнее падение, чтобы отвечать на собственные вопросы, читая ответы на ее невидимом лице. Спрашивать было стыдно. Вероятно, любопытство погубило его недавние усилия, сделав их пустыми. Он медленно сел, пытаясь вновь овладеть собственными органами чувств.

– Что там происходит? – спросила она странно спокойным голосом, не оборачиваясь, глядя вглубь черного предрассветного леса.

– Поднимай остальных. Я слышу ещё один вертолет.

– Так и думала. Отправили поисковую группу.

Что-то в ее голосе изменилось, интонации отличались от тех, что звучали прежде.

– Он летит сюда? – спросила она, потом качнула головой, – нет, он…

В этот момент прозвучал выстрел. Глухой, еле слышный, но достаточно громкий, чтобы не затеряться в шелесте хвойных иголок. Потом ещё один, затем очередь, ещё одна и ещё.

Она все стояла и смотрела в темноту так, будто бы наблюдала за разворачивающейся за преградой бойней. А затем исчезла. Он мотнул головой, стараясь сбросить пелену, все ещё накрывавшую притупленные органы чувств. Возможно, что это было чем-то вроде артефакта. Такое уже случалось прежде. Не так отчётливо, но случалось. Шаги и суета. Он медленно поднялся и закинул рюкзак за спину.

– Что там такое? – раздался теперь уже совершенно точно реальный голос Кэпа.

– Выстрелы. В той стороне. Я слышал вертолет.

– Быстрее, выходим.

Выстрелы становились все отчётливее. Впереди шел бой. Высокие стволы деревьев в предрассветной тьме служили отличным укрытием. Группа подобралась практически вплотную к поляне, на которой разворачивались военные действия. Он держался поодаль, так, чтобы все пятеро крадущихся находились в поле его зрения. Ночь озарил яркий взрыв, наполнивший предрассветный мрак яркими красками. Они сбили вертолет. Стало ясно, кто одерживает победу. Шестеро людей подбирались все ближе и ближе к заветной поляне, когда прозвучал последний выстрел. Он ощутил двоих выживших мародеров, один из которых был серьезно ранен.