Отрывок из книги
Два последних года я преподавал английский язык в военно-морской школе механиков. Для меня эти годы ни в коем случае не были неприятными. Почему? Потому, что до сих пор я был удостоен особой привилегии в свободное от выполнения служебных обязанностей время заниматься творчеством или, можно сказать и так, в свободное от творчества время выполнять свои служебные обязанности.
Даже мне, несведущему, стало известно, что попытка преподавателя А. познакомить учащихся с философией сверхчеловека вызвала недовольство Министерства просвещения. Другой преподаватель Б. был обруган военными властями за то, что погрузился в работу, посвящённую проблемам любви. И то, что в отличие от этих педагогов я, до сих пор будучи преподавателем государственного учебного заведения, мог совмещать свою работу с писательским трудом, воспринимается мной как высшая милость его величества, за которую я должен принести свою сердечную благодарность. Причём А.-сэнсэй и Б.-сэнсэй были великолепными штатными профессорами, а я – ординарным нештатным профессором, и поэтому подобием воздуха свободы, которым я мог дышать, военно-морское начальство не столько облагодетельствовало меня, сколько, возможно, закрывало глаза на его появление по той простой причине, что я для него как бы не существовал вовсе. Но подобное объяснение нужно рассматривать не только как проявление невежливости к своим вчерашним начальникам, но и желание выразить своё искреннее сожаление всем преподавателям, так много помогавшим мне советами. Поэтому, если бы не было внешних препятствий, я, тронутый до слез безбрежным как море благодеянием военно-морского начальства, был бы готов, вдыхая полной грудью густые клубы дыма, извергаемые Йокосукским военным заводом, повторять до бесконечности объяснение текста «Это собака».
.....
Это было на следующий день после Великого землетрясения, когда я встретился с Дайхико Ногути. Мы беседовали о том о сём, между нами стояла бутылка газированной воды. Мои слова, что между нами стояла бутылка газированной воды, могут прозвучать так, будто у нас было прекрасное настроение. Однако дым от бушевавшего в Токио пожара заволок даже небо Табата. Ногути-кун сегодня не был в своём нарядном хлопчатобумажном хаори. На нём была стёганая куртка, на голове – тоже стёганый капюшон – обычная одежда пожарных в старину. В ходе разговора я сказал, что пострадавшие беспрерывно покидают Токио.
– Я думаю, это бегут только те, которые родились где-нибудь в провинции, – решительно сказал Ногути-кун. – Коренные же токийцы остаются в городе.
.....
