Читать книгу С.К.К. Лунные отчеты - С. К. К. - Страница 1

Оглавление

Рисуй ангелов, старушка, ведь надежд больше нет. Рисуй и не плачь – Нева сокроет твой сердечный прах. От тебя уцелела лишь фигура граффити на треснувшей стенке, которое оставил тот, кто всегда играл в Ромео. Но он больше не может, его запал на исходе. Он перестал вникать в сюжеты твоего тревожного мозга. Мост Мирабо прогнил под тяжестью придуманных проблем. А у тебя все по-прежнему, будто у Аполлинера, неизменна любовь, а у него тоска по иным полянам, где он все так же один подобно бхикшу. Он жаждет внимания, которое неутолимо.


Виновных не отыскать – это череда выстрелов в воздух. Это очередь, что годами длится в ожидании встречи. Грустный Пьеро все так же тянется к Мальвине, Мальвина все так же уплывает к другому. Старая школа эмоций, изъеденных молью. Древняя академия магов, прозревших что они не маги. Обманки чувств, погрешности разума – неточности Я. Мне сказали, что “ братишка, нет тебя, ты лишь проявление Единого, Непостижимого, Неразделимого”. Сказочные шутники, что упрощают себе жизнь, не прочитавшие и строчки из Евангелий. “И будут двое одна плоть”, о, изображательница ангелочков, ты одна – одна как монахиня, что полюбит только запредельное.


Я выбрал стезю неправильного ниндзя, что никогда не выжидает. Обрубая обратный путь, я крался по каменным джунглям в поисках поиска. Не сумевший усидеть на одном месте и две минуты в медитации, я шатался в пространствах прострации, дабы опровергнуть бредни блаженствующих. Притворялся юродивым, косил под дурачка – я, я, я – вырубал топором преграды на лесной тропе, что расстелилась как математическая прямая на миллионы километров. И груз спал с хрупких плеч, а мальчик закрутился, словно вихрь, пролетев пулей до места, где уже ничего не происходит. Но и это было не больше, чем видимость.

17.04.2020 г.


Театр теней – однажды я отыграю в нём главную роль. Передвигаясь как шпион по краю бордюра, наблюдаю сцену катарсиса у тех, кто дождался прихода. Счастливчики, они еще могут обманываться и быть довольными этим. Великие мистификаторы, что мистифицировали себя, но упустили это из виду. Цепкие лапы опиума, что не отпустит без фатальных последствий. Вдоль зданий из песка и тумана я бреду, бреду вдоль пустынных аллей, где выставлены разбитые мечты, которые назавтра испарятся, как дымка над водой. Я собиратель неслучившегося, непроизошедшего я коллекционер – такова моя профессия на сию минуту.

Глаза в небесах, они захлапываются от скорби. Черноватые точки над рынком Старого Петергофа. “Все мы в одном зоопарке”, – как писал Майк Науменко. Все мы в одной упряжке, которая катается туда-сюда без перерыва на обед. Наша долгая дорога ведет к пруду, в котором не обмануться отражением, как и не скрыть морщин от всевидящего ока. Глаза на лице, они закрываются от разочарования. Я, будто старичок Верлен, каждый раз проигрываю в сражениях с самим собой, но не тороплюсь сворачиваться с поля боя. Моя военная палатка всегда уже расстелена и снаряжена всем необходимым, чтобы прожить еще один час в битве.

Холодное сердце, ты неумолимо, тут не откачал бы и адский огонь, если бы он наличествовал. Ледяной ум мне нашептывает – пора сматывать удочки и покориться одиночеству подобно монахам, что смиряют себя пред богом. Но я упрямец, что прет напролом, сбивая преграды на дистанции собственным лбом, что бы только ощутить самость, прожить самого себя до конца. Разжечь огниво, чтобы обогреть себя и согреть всех, кого можно – было бы это возможно. Но это романтический наивняк, что пронесется как мимолетный замысел, улетучившись мгновенно из головы. А я так и буду сидеть на лавочке во дворе Большого Эла, отчаянно курить по шесть сигарет за раз и болезненно переживать о том, что никогда бы не сбылось.

18.04.2020 г.

Нас накрыло волной, но не волной успеха, а меланхолии рекой. Той самой, что носила по своим бесславным водам желчных королей, угрюмых мыслителей и мизантропичных поэтов. И мы отправились по ее устью вниз как совершенно чуждые друг другу – инопланетяне, которые не нашли ни одного сходства. И даже заклинания тела перестали работать, те самые, что выручали в прошлый раз. И кружили над нами чайки, вынося смертный приговор. Мы мечтали вместе, но это были мечты одиноких, что поселились на склонах разных гор, чтобы при встрече уважительно кланяться, но так никогда по-настоящему не соприкоснуться. Ты осталась на пике П, а я перебрался на вершину С.

Я научился шептать на земле кричащих, хотя мне это стоило репутации. Но к чему дорожить репутацией, когда встает вопрос об истине? Повстанец серых кварталов, пассивный радикал, я не мог заткнуться, ибо не хотел опускаться до сытых конформистов – граждан-жополизов. Все было прямо – я учился налаживать контакт с остальными как с самим собой – занимался искусством, что носит имя Кадзана. Все было просто – я обретал субъективность посредством стремления к объективности – с философией, что рассекает личность на “до” и “после”.

Я очутился иным после последнего звонка, выйдя из актового зала, под песню Пугачевой про мир. Спустя десятилетие, листая потертый фотоальбом, я замер, подражая снимку многолетней давности. Решающие дела, решительные молодые художники и художницы реальности, где вы отныне? Кто из вас не предал себя, себя не переделал? Я улыбаюсь, глядя на ваши довольные, лучезарные лица, запечатленные на кадрах. На этих фото вы останетесь навеки молодыми, навечно перспективными, такими чистыми и незапятнанными. Но движение планет не остановится ради вас, и это все фасад, за которым уже осыпается побелка, а время берет вверх над нами.

18.04.2020 г.

Бывало и похуже – выкручивало наизнанку от любви, что безответно режет по нутру. Меня тошнило будто мерзким утром, когда ты возвращаешься после дикой пьянки зимой и, не удержавшись на ногах, падаешь плашмя в снег. Умывшись в сугробе, вдруг наступает резкое отрезвление, и ты переносишься в уютные квартиры друзей, которые в один голос предупреждают тебя о неизбежном расставании. Но ты еще погружен в волшебство новогодних желаний, ты еще окутан шармом леди в красном, ты ещё и ещё. Без тормозов и в отсутствии всяких стоп-кранов, помешанный на той, что нужно лишь то, что ты имеешь. Ты же обретаешься в измерении, что параллельно её, где слова еще что-то значат.

Слова еще что-то значат? Соврать и скрыться в подворотне, дабы не заметить заболевших мистикой буквицы. Я ухожу в открытое плавание, не держи меня – вояж, длиною в неизвестность. Моя цель – не-цель, мой результат – не-результат. Я просто ухахатываюсь над фальшью общества капитала. Я – фитиль, что вот-вот догорит, спровоцировав взрыв подлинного. Загнившие раны должны вскрыться, освободив место для нового, не бывшего прежде. Это уроки любящих красный, что будут переосмыслены в синих цветах. Будто Ив Кляйн, я нашел вдохновение в пустоте неба, в котором отыскал решения, используемые мною до сих пор – не бояться экспериментировать, в особенности, над собой.

“Когда–то и я был аутистом”, – сказал Роман Михайлов. А я был похож на аутиста, что в один день влился в кружок параноиков и стал копировать их. Некогда это вышло наружу, но тогда я и сам поверил, что могу трансформировать окружающее как паранолояйльный тип. Но делал это в строго ограниченных рамках, получая удовольствие от малейшей манипуляции с предметами, от самого краткого диалога с незнакомцами. Я уловил суть социального взаимодействия и общественно-исторической практики – занятия пошли как по маслу, и я пошел мутить круги на водной глади.

19.04.2020 г.

«Только не уходи», раз-два-три, камера, мотор. Как же ты блестяще прикинулась жертвенной овечкой, а я ничего и не заподозрил. Розовые розы в комнате, и девочки оправдывают тебя. Это сцена из немого кино – трагикомедия, в которой я неудачливый Чарли Чаплин, отклеивающий свои усы и уходящий в своих огромных нелепых башмаках в закат. Три недели практик стирания себя – превозношения твоего самолюбия. Мы поменялись местами, и это закон Мерфи, что действует словно причинно-следственная связь. Я стал пилотом, пикирующего вниз, самолета, а ты воспарила ввысь – так высоко, как только может подняться самооценка, но это продлилось самую малость – Женька раскусил тебя и выложил мне все, как есть.

Это продлилось краткий миг – период полета мотылька. И было покончено со всякой любовной бутафорией, я выяснил правила игры. Давай, поехали, но это уже не то – беспонтовая «Монополия», в которой ты приобретаешь вес за счет фантиков, одобренных государством. Давай, погнали, но, как в фильме «Без чувств», сугубо чистый расчет, и не обязательно финансовый. Давай, двинули, но договоримся на берегу – никаких сильных эмоций, запрет на то, что выходит за рамки рацио. Стерильная тяга – бесплодные отношения. А ты всерьез принимаешь этот навязанный регламент, я же в шоке от того, что неолиберальная пропаганда скушала твое здравомыслие. Что же, я помашу тебе прямой ручкой – шизоид, так и не понятый даже на поверхности.

Человек дождя ворвется в твое жилье, когда никто не будет готов. Словно ураган он разнесет все в округе и разорвет напрочь привычные шаблоны «влюбящих», погрязших в трясине будней. Реальность непредсказуема, не подчиненная заготовленным схемам, она сама найдет на каждого из нас. Нельзя подготовиться к тому, что само не подготавливается, чтобы настать. Это самотечение витальности, опоясывающее всё и всех. Это Лила, что осуществляется сама по себе, без всяких трансцендентных сущностей. Я прогнозирую – нет прогноза, что был бы точен. Я вангую – нет прорицателей и гадателей, которые расскажут как дальше будет. L' amour toujours – то, что можно сказать о продолжении рождения и смерти. Закрашенный полностью круг – символ всех пар, что реализовали себя как одно. Т.Ч.К.

19.04.2020 – 20.04.2020 г.

Меня запорошило пылью эпохи короля Артура и его круглого стола. Я, словно кладоискатель, стараюсь в куче кала отыскать сияние былого золота. Но как же сложно сквозь пелену тоски и очки печали разглядеть нечто настоящее! Идолы пещеры никуда не рассеиваются. Лунные отблески манят ложным светом – женские проделки незаметно пленяют неподготовленных. На мотив Шопена я пишу мелодии завтра, которые вовеки не будут услышаны. Это не декаданс и не нигилизм, я всего-навсего высматриваю девушку, которой, судя по всему, отродясь не было. Дни Ника Дрейка сопровождают меня на протяжении двадцати семи лет, но я посмеиваюсь над самоубийством, подобно тому, как некоторые гогочут над жизнью.

Скрытый меланхолик, я молчал, когда надо было говорить и говорил, когда надо было молчать. Невпопад встревал в разговор двух, меняя истории неизвестных мне союзов. Неуклюже обращался с вещами и людьми, портил их и платил за это своим самоуважением. Неудачно разбазаривал свои таланты и ресурсы, что были у меня в наличии. Выходил к подъезду и смотрел на звезды – должно быть, хотел завладеть одной из них, но тщетно. Проси-не проси, это безысходность дальнего расстояния, о которой не поведают по телевидению – это замалчивание психических травм, ставшее традицией в культуре постмодерна (только если не напоказ).

Шарманщик пришел петь песни любви, но поет их сам себе. 60–ые канули в лету, и негде согреться, если твоя душа не стоит ничего. Некому передать опыт бесшабашности – неукротимую лав-манию, которая нынче в положении люмпена, дрожащего при любом шорохе. Извини, но сексуальная революция затерялась в жидкой массе извращенцев. Влечение как потасканная проститутка не хочет никакой романтики. Опошленное чувство трубадуров, редуцированное к физиологии, вяло пульсирует как едва теплое тело. Нам в наследство досталось застать секс с роботами и публичные оргии отчужденных потомков приматов. А я перебираюсь на островок консерваторов, чтобы вновь полюбить по-настоящему – женщину как идеал женственности.

20.04.2020 г.

Я научился ценить тишину между звуками и звуки между тишиной. Уподобляясь Джону Кейджу, я даю Вселенной проявить себя, не мешая радиопомехами и собственными барьерами. Это «люблю тебя» с большой буквы «Л» – позволять всякому быть собой, не стараясь переделывать его. Но эгоизм берет свое, и ты врубаешь режим маленького диктатора, утверждая каким должен быть рассматриваемый. Это будто бы танго без напарника, когда он отправлен в пожизненный отпуск. Насколько же беден солипсизм – философская позиция, в которой Другой попросту не существует. Ты дурачишься сам с собой, но никто не может вступить в эту забаву. Ты одинокий одиночка, утопающий в своем одиночестве.

Я прошел точку невозврата – откуда не приходят корабли, что собирались по расписанию приплыть назавтра. Ушедший к водоему, в котором всё тождественно всё, я вскрыл как необходимость ты, так и нужду я. Это симбиоз бесконечных Я-Ты, которые взаимно переплетаются в социальном андрогине. А Мартин Бубер сидит на небесах обетованных и кивает, подтверждая эту диалогичность. Радикальный индивидуализм – это басенка либеральных последователей, что толкают вперед беднягу Робинзона, который без Пятницы сливается с островом. Остров-Робинзон, Робинзон-остров – найдите одно отличие. Можно поставить знак равенства между ними, столь презираемое проповедниками изолированного «Я» – это ирония Реального, что вынуждает ухмыльнуться.

Между нами – больше общего, чем вы можете представить. Между нами – повседневный социализм. Между нами – Солнца блик и отблеск Луны. А ты все мне твердила, что совместное проживание – глубинный фашизм бессознательного, останки патриархата. А ты все бодалась со мной, величая меня абьюзером. А ты все глубже погружалась в феминизм, но то был феминизм искореженного детства. Наши внутренние дети не сошлись в песочнице, поругавшись из-за величины слепленного замка. Что же, так тому и быть, твой замок был выше, был шире, но так ли это значимо? Мы просто-напросто общались на разных языках, что выдумали сами в попытке защититься друг от друга.

20.04.2020 г. – 21.04.2020 г.


Вот и все, подруга, зачем печалиться о нашем былом? Это закончилось моментально, я выдал информацию с излишком, словно на допросе пленный. Тебе было ровно, и я отряхнулся от золы – той, что лежала в основе наших свиданий. Я не из тех, кто когда-то жалеет о содеянном – я поклонник настояще-будущего. Я не вывез тебя и признал себя полноценным банкротом. И тогда я пошел по трупам, коих мы разложили на остановках, где целовались взглядами. Так заканчивается осень: серыми лужами – желтыми тротуарами, и переходит в зиму. Тебя позвали домой – пора бежать стремглав, пока тьма полностью не поглотила тебя, а часовой еще взирает с разваливающейся сторожевой башни.

Тысячелетний старец всё ведет передачи о платонической любови, но с кем беседует он? Залы и площадки пусты, пусты и улицы, пусты квартиры. А где–то в иноземной орбите Леша Косов вопрошает: “Кому сказать о том, что ты живой?” Последний герой вышел на пенсию, последний донжуан разбит страшной формой депрессии. Некому подать руку помощи, и никто тебе ее не подаст в ответ. То не кошмар, приснившийся писателю триллеров, то капиталистические реалии, мама. Давление зашкаливает, но пока нет равнозначных альтернатив. Мой правый кулак поднимается вверх, как у Эрнста Тельмана, но я не знаю, что зарядить тому, кто так долго чтил леваков, поэтому молчу в тряпочку.

С.К.К. Лунные отчеты

Подняться наверх