Читать книгу Цифровые сны - Саша Костенец - Страница 1
ОглавлениеПРОЛОГ
Все люди делятся на два типа. Виверна поняла это очень давно, еще в те времена, когда кожа ее не огрубела до каменной твердости. Тогда это знание было ей жизненно необходимо. Сейчас – не так чтобы очень. Люди больше не представляли для нее угрозы, но виверна все равно по привычке прикидывала, к какому именно типу относится данный экземпляр.
Первые бросались прочь сразу. С ними было скучно, зато не возникало проблем. Милые, шумные создания с мягкой шкуркой и волнующим запахом страха. Вторые кричали меньше, пахли не только страхом, но и злостью, а кроме того, их шкура ужасно хрустела на зубах. Они тыкали в нее железом и, бывало, вызывали запор. Отсюда и имена: мякиши и запорыши.
Вот так просто все было до сегодняшнего дня.
– Это не по-настоящему.
Голос человека потонул в гневном рыке. Виверну можно было понять. Трудно думать о манерах, когда на твою голову сыпется песок.
Она отступила на пару шагов, задрала голову, с усилием выпрямив передние лапы. Слишком высоко! И одновременно так близко. Пара тоненьких, быстрых ног топталась на самом узком участке стены. По правде, это и стеной назвать было нельзя, скорее уж каменным забором. Хороший порыв ветра – и человечек шлепнется вниз. Нужно только подождать. Мир принадлежит терпеливым.
Виверна ждала человека с раннего утра. Подождет и еще.
Человек был осторожен, долго бродил у замковых стен, осматривался прежде чем вступить на ее территорию. Виверна слышала каждый шаг, ощущала передвижения тонкой кожей давно пустовавшего брюха. Она еле сдерживалась, чтобы не елозить им по камням. Не-е-ет, она не так глупа, чтобы спугнуть его до срока.
Она лежала неподвижно, то радостно принюхиваясь к знакомому запаху, то расстраиваясь, что человек, судя по звуку, невелик. По хребту ползли сладкие судороги. Мякиш или запорыш? Запорыш или мякиш?
Надо сказать, странности начались еще тогда. Временами виверна почти переставала слышать шаги. Потом, также внезапно, ощущала их чересчур отчетливо. Она рассчитывала, что сомнения оставят ее, как только человек возникнет в поле зрения. Но получилось ровно наоборот. С одной стороны, на нем не было ненавистного панциря. С другой – он не орал дурным голосом и, более того, не спешил убраться подальше. Это злило.
Человек должен, обязан ее бояться. Он должен бежать, перебирая по земле лишенными когтей ступнями. Или должен драться, бессмысленно тыча железной палкой в защищенную костяными наростами голову.
Но человек не бежал. Вернее, бежал, но не так, как полагалось. Не туда, куда полагалось.
Виверна едва успела заметить, как оттолкнулись от земли тощие ножки, как вцепились в кладку еще более тощие ручки. Просто невероятно, что это мелкое чучелко может вспорхнуть на стену с легкостью ее годовалого детеныша. Еще более невероятным казалось то, что человечек читает ей нотации.
– Ты – не настоящая! – кричал он со своей стены-забора, – Ты можешь выглядеть настоящей, можешь пахнуть, как настоящая, но все же ты – только иллюзия.
В том, что это были именно нотации, виверна не сомневалась. Она и сама была способна на менторский рык, если кто-то из подросших детей покушался на одно из ее любимых лежбищ.
– Есть такая теория, – пришелец присел на корточки, дразня близостью круглой, белой и до смешного плоской морды. – Ну, ладно, пусть не теория, пусть это будет гипотезой… Главное – мне должно быть страшно до визга, чтобы она сработала. Страх – реален. Ты – нет. Ты – всего лишь нули и единицы. Электрические сигналы в мозгу и порожденные ими химические реакции.
Виверна поступила так, как обычно поступали ее недостаточно проворные, но при этом неглупые детеныши. Она склонила голову, виновато припала на передние лапы. Шипастый хвост тихонько шуршал по мостовой. Поза принятия. И подчинения. Именно на такую позу когда-то купилась ее ненасытная, непобедимая мать.
– Я видела фильм об этом. Старый, хоть и цветной. С дурацким математическим названием, – продолжал человечек, – Не то интеграл, не то что-то похожее. Жаль, я не помню деталей, только зеленые цифры на черном фоне. Наверное, они должны были что-то означать. Или символизировать… Я не помню, так что не буду выдумывать.
Человек склонился ниже, изогнув восхитительно тонкую спинку. Даже с земли было видно, что наружная кожица скрывает нежирную, плотную тушку. Зря она расстраивалась, что человек мал, на ее долю вполне хватит. Густая слюна заливала камни.
– Нужно сделать первый шаг, отрешиться от происходящего. Ты – не настоящая. И ты подчинишься мне, отойдешь от стены.
И виверна отошла. Ей было нужно пространство для маневра.
– Хорошо, – прошептал пришелец на выдохе, – Оч-чень хорошо.
Бросок получился стремительным, но неточным. Зубы клацнули совсем близко, виверна почувствовала, как по носу скользнула длинная шерсть, покрывавшая голову человечка. Не хватило сущей малости!
Пусть!.. Пусть сжать челюсти она не успела. Резкий рывок разогнал кровь, придал ей настойчивости. Виверна развернулась волчком, с грохотом закинула на стену тяжелую заднюю часть. Передние ноги, принявшие весь ее вес, подогнулись, выворачивая когти, но она и не подумала останавливаться.
Шипастый хвост взметнулся разгневанной коброй. Грохот был жутким. На землю полетело каменное крошево, в воздух выплеснулось облако пыли. Ни одно двуногое не перенесет такого удара. А если и перенесет, то непременно убьется при падении. Кончик ее хвоста давно потерял чувствительность, и все же виверна не сомневалась, что зацепила человечка. Да, сомнений быть не могло – стена опустела.
Она замерла, прислушиваясь к шелесту прошлогодних листьев. Присмотрелась к темным разводам под передними лапами. Слюна капала из открытой пасти не переставая. Этот навязчивый, отвлекающий звук мешал разобрать стоны с той стороны.
Где-то далеко, у самых восточных ворот, а может и за ними, топтался и нервничал конь. Стук его копыт проносился над Керлтом, пробирал нутро сладким холодком. Конь был гораздо вкуснее, больше. Но он был далеко. А его хозяин – близко.
Виверна спускалась осторожно, стараясь не перегружать вздыбленный, готовый переломиться хребет. Она долго топтала стену, выбирая за что зацепиться. Передние ноги онемели и не желали слушаться. Ей чудился скрип переломанных костей. Виверна знала, слышала, что ее добыча все еще дышит. Ей то и дело казалось, что там есть кто-то еще. Она не могла отделаться от мысли, что кто-то из более молодых, юрких сородичей украдет добычу, быстренько втащит ее на такую же стену и будет жрать, давясь от страха и презрения.
И она решилась – толкнула каменную кладку мощным хвостом. Уж лучше шлепнуться на спину, чем…
– Глупая идея.
Она едва успела удивиться тому, что голос исходит сверху. На мгновение замерла, с трудом балансируя на согнутых лапах. Человечек по-прежнему стоял на стене.
В груди сам собой зарождался рык, но исторгнуть его виверна уже не смогла. Она и не заметила, как рухнула на бок, как забила лапами, точно пытаясь убежать. Точно за ней снова гналась ее огромная, ненасытная мать. Ей чудилось будто туда, где сплетаются ребра, вгрызлись ее длинные зубы.
Но зуб был только один. Крошечный и хрупкий с виду, он впился в какую-то важную точку. Каждое движение выплескивало волну густой, черной крови. Как же жутко, как страшно пахла эта кровь!
– Ну ничего, – голос послышался совсем близко. Человечек обходил ее по широкой дуге. – Этот сказочник свое еще получит.
Виверна захрипела, задыхаясь от страха и злости. Последним рывком взметнула вялую ленту хвоста. Она не знала, чего хочет больше: жить или убивать. Наверное, и то и другое.
Она почти сразу поняла, что промахивается – в решительный миг тело прошило судорогой от сдвинувшегося «зуба». Боль в груди усилилась, расползлась вглубь. Перед глазами мелькнула какая-то сверкающая полоса.
1. ДУРНАЯ РЕПУТАЦИЯ
Участок мостовой у таверны напоминал поросший опятами пенек. Люди стояли так густо, что каждый новый шаг приходилось делать с осторожностью. Рита елозила ступней у земли, отодвигая чужие ноги, и только потом переносила вес.
Когда до низенького крыльца оставалось не больше трех метров, сходство людей с грибами стало картинным. Даже почудился соответствующий запах. Никто не возмущался, не шипел в спину и не хватал ее за рукав, намекая на очередность. Люди стояли молча, без движения, лишь закатное солнце подсвечивало оранжевым их влажноватые лбы. К вечеру стало довольно зябко, сверху накрапывал мелкий и тоже грибной дождь.
Во всем этом было нечто сюрреалистичное. Если бы не кудахтанье, доносившееся откуда-то снизу, Рита всерьез задумалась о том, чтобы ущипнуть себя, да побольнее.
– Что, прямо на весь вечер? – крикнул вдруг какой-то «гриб» с галерки.
Другие «грибы» дружно вытянули шеи из поднятых воротников.
– А хоть бы и до утра, – ответил выставленный у таверны охранник. Он напоминал двустворчатый холодильник и едва помещался под куцым козырьком. Дождь так и норовил добраться до его локтей, – Вам-то что? Аренду они не платили, говорил же.
Охранник сделал широкий приглашающий жест и тут же поежился, возвращая ладони обратно в подмышки. Люди завертели головами, но никто не сдвинулся с места.
– А давно они там?
– Давно, – нехотя ответил охранник. Чувствовалось, что этот вопрос был задан по меньшей мере десятый раз. – Но не слишком давно.
– А поточнее как-то нельзя? – снова подал голос галерочный крикун. – Ведь это же безобразие, настоящее безобразие, а? Мы бы, может, в другое место пошли…
Рита чувствовала запах намокших перьев. Тоскливое кудахтанье то приближалось вплотную, то удалялось. Временами слышались хлопки крыльев. Курица пыталась взлететь, пыталась выбраться из бесконечного лабиринта человеческих ног.
– Так идите. Час стоите и все никак уйти не соберетесь. Ни туда ни сюда. Встали посередине дороги, как собаки с приклеенными жопами, честное слово.
В толпе наметилось вялое и, наверное, тоже далеко не первое за вечер шевеление. Соблазн был силен. «Сломанный бивень» в народе именовался «Третьим». Даже вывеска над окнами состояла из двух частей. На одной красовалось выдолбленное на широкой доске официальное название, а на второй, шрифтом побольше значилось – «ТРЕТИЙ СТАКАН БЕСПЛАТНО».
– Значит, можно? – спросила Рита, поднимаясь на нижнюю ступеньку.
Охранник окинул ее сочувствующим взглядом, покачал головой. Он давал ей одуматься. Кудахтанье перешло в писк и вдруг оборвалось.
– Вам-то? Не знаю, сами смотрите. Эти-то ладно, рожи пропитые…
– Можно? – повторила Рита.
На лице охранника промелькнуло выражение беспомощного отчаяния, и следом за ним – злости. В охранники идут те, кому не хватило два бала до проповедников, говорил один неглупый Ритин знакомый.
– Только потом не плачьте. Вроде, не пропащая, а ищите приключений на жопу.
Рита хотела восстать против этого комплемента, но не нашла на восстание ни сил, ни нужного задора. Вместо этого она молча протиснулась за широченную спину и закрыла за собой дверь.
В коридорчике, предваряющем вход в основной зал, было темно, тесно и по ногам с улицы тянулся шлейф зябкого уличного воздуха. Пахло пережаренным чесноком, кислым пивом, потом и мокрыми шкурами.
– Поосторожней с кувшинами! – взвизгнули откуда-то из глубины, – Ну, будьте же вы людьми! У нас приличное заведение!
Послышался звон.
– Говорил же – аккуратней! – простонал невидимый блюститель приличий, – Кто мне заплатит за бой?!
Ответом послужил взрыв многоголосого гогота.
Рита поморщилась. Не столько от шума и сшибавших с ног ароматов, сколько от упрямого вранья.
В приличных заведениях посетителя на пороге встречает улыбчивый, милый самомнению гостя персонал, а не груда разбитых бочек с воткнутой посередине шваброй. В приличных заведениях не нужно кричать повару: «Только никаких специй! Ни чеснока, ни перца, ничего! И уксуса не лейте, я и с ним почувствую тухлятину!». И… и даже это было не главным. Все вышеперечисленное относилось скорее к косвенным признакам.
Главным критерием «приличности» заведения во все времена выступала его публика, или, если совсем углубляться в детали – манеры этой публики. Манеры были даже важней, чем тот факт, что в данном конкретном кабаке убили только троих, да и тех – еще при старом хозяине.
Рита сжала зубы и в четыре широких шага оказалась на пороге общего зала.
Сегодня (как в общем-то и всю последнюю неделю) с манерами в «Сломанном Бивне» было не очень. Не так чтобы сильно не очень, но зато – у всех посетителей без исключения. Люди опрокидывали стопки, опрыскивая сзади сидящих, тянули закуску из тарелки соседа и со смаком облизывали пальцы. Временами кто-то начинал возмущенно, обиженно кричать, но его крик тут же тонул в раскатах смеха.
Низкий потолок скрадывал размеры зала, но он все равно казался огромным и захламленным, как чердак великана. Верхняя одежда и грязная утварь были раскиданы ровным слоем по всем горизонтальным поверхностям, не исключая пола.
Рита вздохнула, изучая фарватер. Кажется, она целый день только тем и занималась – смотрела под ноги, просчитывая варианты.
Посетители «Сломанного Бивня» старательно, на вкус Риты слегка переигрывая, не замечали ее. Все их внимание якобы было приковано к другой персоне. По правде, там было на что посмотреть. Нафантазировать так уж точно.
По залу одиноко бродила высокая, как будто прозрачная девица. Иногда она останавливалась у какого-нибудь столика, изгибалась, принимая соблазнительную позу и, дождавшись возбужденного улюлюканья, продвигалась дальше. Разрез на ее юбке то и дело открывал довольно тощее, гладковыбритое бедро и кусочек левого полупопия. Рита слышала свист, если кто-то из посетителей тянул к нему руку. Хлыст был слишком тонок, чтобы видеть его отчетливо, но звук, звук слышали все.
Наверное, Рита рассматривала полупрозрачную девушку чересчур внимательно. Она поймала взгляд и поплыла вперед, ловко лавируя между выставленными в проход ногами.
Рита покачала головой. Для верности даже отвернулась всем корпусом. Пожалуй, только это ее и спасло. Быстрая тень мелькнула у самого ее носа. Трехногий табурет пролетел мимо и с треском грохнул о единственную в трактире каменную стенку.
– Кто там пожаловал? – хихикнул неудавшийся снайпер.
Такое начало подразумевало быстрое развитие событий, и соображать тоже следовало быстро. Но сегодня был явно не ее день. Рита успела заметить только две вещи. Primo, в зале вдруг стало очень, очень тихо. Secundo, табурета было по-настоящему жаль, он был недурен – сидушка треснула пополам, но все три ножки остались в пазах.
– Ну-ка, ну-ка, кто это там?
– Свои, – сказала Рита, чуть повысив голос.
Это было ошибкой.
Посетители «Бивня» отставили кружки и разом вытаращились на нее. Они были дикими пчелами, а сама Рита – провалившейся в улей белкой.
Еще несколько секунд прошли в тишине. Потом трактирщик-врунишка опомнился, шмыгнул за стойку и, бешено озираясь, принялся стаскивать с полок бутылки. Каждые полсекунды слышалось нервное дзынь-дзынь-дзынь и больше – ничего.
– Привет? – начала Рита сызнова. В любой непонятной ситуации она предпочитала сделать шаг назад. Иногда это помогало. Иногда, как например сейчас, – нет.
Стало как будто только хуже. Рите чудилось, что она вот-вот услышит жужжание. Никто не двинулся с места, но со всех углов послышался напряженный скрип, какой бывает, если напрячь поясницу, готовясь вскочить на ноги. Трактирщик истерически гремел бутылками.
– Да ладно, – буркнула Рита, складывая руки на груди и оглядываясь в поисках хоть какой-то поддержки, – Да сколько же можно?
Светловолосая девушка за ближним столиком встретилась с Ритой взглядом и не дожевала полоску копченого угря.
– И кто же это к нам пожаловал? – пробормотала она, повторяя слова табуретометателя. Рита знала светловолосую в лицо, но, хоть убей, не могла выковырять из памяти имя. Что-то рыбье, что-то морское. А может, так казалось из-за треклятого угря. – Так значит, да?
– Что ты там бормочешь? – ответила Рита, неотрывно глядя на склизкий кончик в уголке раскрасневшегося от соли рта. Она надеялась, что угроза в ее голосе чувствовалась хоть немного лучше, чем бывало обычно, – Второй здесь где-то? Я тороплюсь.
Светловолосая выплюнула на пол изжеванные остатки. Она явно хотела продолжить так прекрасно начатый разговор.
– Ну? – зарычала, сама себе удивляясь Рита, – Ждешь чего-то?
В глазах светловолосой промелькнуло разочарование. С паршивой овцы хоть шерсти клок, говорили ее глаза.
– Туда.
Рита двинулась вперед, потеснив с дороги едва одетую деву с хлыстом из которой вдруг исчезло все ее странное очарование. К углам побежал дрожащий, предупреждающий об опасности шепоток. Пчелам надоедало просто смотреть. Кое-кто потянулся к оружию, кто-то подался вперед, извлекая из мебели новую порцию скрипов и стонов.
– Хорошо-то как, – пробормотала Рита себе под нос. Кровь в ее жилах, вопреки всякой логике, начинала течь все быстрее. – А, главное, как оригинально.
Трактирщик завершил спасательную операцию и, не зная куда девать освободившиеся руки, люто полировал сроду немытую стойку.
– Только не здесь, господа охотники, – сипел он, – Я этого никак не перенесу. Только не тут, родненькие! Мне от вида крови дурно становится, да так, что я два дня встать не могу. Ну, пожалейте же вы меня. Иначе кто вам пиво варить станет?
Рита шла, развернув плечи и вскинув подбородок. Она могла поклясться, что различает, как падают на истерзанную полировкой столешницу тяжелые капли трактирщикова пота. Добрая сотня глаз таращилась на нее из темноты. Наверное, она так и дошагала бы до своей цели, не подвернись под ее каблук селедочная голова. Нет, она не упала, лишь взмахнула руками, восстанавливая равновесие. Но этого было достаточно.
Зал взорвался гвалтом и треском.
Охотники ржали от души, как в последний раз в жизни. Били ладонью по столам с такой силой, что посуда, попрыгав туда и сюда, вскоре оказывалась на полу. Некоторые старались сдерживаться, закрывали лица обеими руками, но бешеное веселье прорывалось в другом месте –их оставленные без внимания ноги конвульсивно стучали по половицам. Даже Дорн, милый, интеллигентный медведь Дорн нагнулся к коленям. Его плечи мелко тряслись.
Трактирщик уставился на Риту, тряпка выпала из его рук.
– Сучата! – прочитала она по губам перед тем, как он развернулся на каблуках и ринулся в подсобку.
– Ну третий раз же, – завыли, задыхаясь от смеха, сразу несколько человек, – Третий раз!
– Клоуны! – с наигранной злостью крикнула светловолосая, – У меня закуска закончилась, а вы балаган устраиваете! Жди теперь пока он успокоится.
– Прости, Марлен! Прости и прими это как часть своей профессии!
Рита кивнула своим мыслям. Марлен, светловолосую зовут Марлен. Действительно, почти рыбье имя.
– Клоуны, – гаркнула обретшая имя девушка. Вскакивая, она опрокинула стул, но грохот растворился в свисте и хохоте. – Клоуны и ничего больше. Где мой копченый угорь? Где моя выпивка?
Вероломство Марлен было принято с восторгом. Охотники загалдели пуще прежнего, якобы решая кому бежать в подсобку за истерическим трактирщиком.
– Нужно дать человеку оправиться! – крикнул кто-то, – Мы сами, господин Касперос, не извольте беспокоиться!
За стойкой тут же сделалось тесно. Несколько человек стали рыться в закромах, не гнушаясь запертых ящиков и надписей «коллекционное». Каждая извлеченная бутылка удостаивалась отдельного представления. «Зелье стрелкового косоглазия» – кричал один из парней, и все вокруг понимали, что речь идет про дешевый, крепленный на глазок портвейн. «Лекарство от греха» – сообщал другой голос, и половина охотников морщилась, вспоминая еще одну бормотуху, куда более крепкую и к тому же настоянную на успокоительных травах.
– Да здравствует самообслуживание! – взахлеб орали из зала.
Бутылки летели через стойку, и добрая треть из них разбивалась в процессе транспортировки.
Рита увернулась от осколков, зашипела, когда в лицо брызнули красные, кислые капли.
– Призонское полусухое, – грустно прокомментировал рыжебородый парень, к ногам которого долетела часть бутылки с порванной этикеткой. Рита кивнула ему. Она чувствовала безотчетное родство, объединяющее трезвых людей в пьяной компании, – Урожай прошлого года. Редкостной гадости урожай, к слову. Так что туда ему и дорога.
Остатки бутыли хрустнули у него под пяткой.
– Клоуны! – надрывалась Марлен. Кажется, она перестала получать удовольствие от происходящего, или же, что более вероятно, надеялась вывести бардак на новый уровень. – Чертовы вандалы! Прекратите сейчас же, разбери вас чесотка! Аслан Геннадьевич, да скажите же вы им!
«Им», разумеется, никто и ничего не сказал, однако, упоминание первого заместителя подействовало на охотников отрезвляюще. Или, опять же, охотники все поняли правильно и просто набирали воздуха для следующего заплыва.
– Зануда! Что ты там хотела, закуски?
На стол Марлен шлепнулась большеголовая, еще живая рыбина, забила хвостом, сметая на пол объедки. Зал снова притих. На лицах читался восторг и наигранный ужас.
Марлен сложила руки на груди, медленно повернула голову к стойке. Рита восхищалась ее выдержкой. Сама она никогда не умела играть в эти игры на главных ролях.
– Второе блюдо! – крикнул рыбометатель, вытаскивая из бочки еще какую-то гадость, – Я не жадный! Вот тебе еще подарочек!
Марлен была молниеносна. Схватив первый «подарок» за жабры, она швырнула его обратно. Рыбина оказалась с характером. Изогнувшись в воздухе, она чуть изменила траекторию, и как нарочно угодила в вернувшегося трактирщика. На его удивленном лице образовался мокрый, быстро краснеющий след. Терять стало нечего.
– А ну посторонись, хозяин! – крикнула Марлен, хватаясь за неглубокую миску, – А! Чертовы шуты! Клоуны!
Тарелок рядом с ней было огромное количество и все они полетели в парней за стойкой. Послышался треск и притворный визг. Метала Марлен мастерски. Доставала обидчиков если не самой посудой, то хотя бы осколками. Трактирщик аккомпанировал звону протяжным подвыванием, и всякий раз, когда над его головой разбивалась плошка, заикаясь сообщал ее примерную стоимость.
Сделалось тесно. Большая часть охотников оторвалась от изучения неприкосновенных запасов алкоголя и теперь, собравшись полукругом, подбадривала Марлен криком и обещанием не выпускать никого из-за стойки. Кое-кто поставлял ей новые порции глиняных снарядов.
Острые черепки летели градом, Рите лишь чудом удалось вырваться с поля глиняной бойни без потерь. Она встряхнула ворот рубашки, заставив провалиться мелкое крошево на пол.
– Много набили?
За столом в дальнем конце зала сидели трое – двое мужчин, по виду и возрасту смахивающих на отца и сына, а также девушка с неровно остриженными волосами. Все трое выглядели так, будто источник жуткого грохота находился не в тридцати метрах, а как минимум на соседнем континенте.
Рита постаралась настроиться на их волну, и для начала вернула им внимательные, оценивающие взгляды. В конце концов, это полезно. Полезно иногда провести такую «ревизию». Девчонка была новенькой, но прекрасно вписывалась в компанию. Тоже вызывала сложные ассоциации. То ли с борзым щенком, то ли с отжатой на слишком большой скорости наволочкой. Они все были такими – сухими, жилистыми, как бы перекрученными.
– Ну, сколько же там, не томи, – повторил старший мужчина, складывая острые локти на стол.
– На полтора золотых, – ответила Рита после крохотной паузы. – Рада видеть вас в добром здравии, Аслан Геннадьевич.
– Ай-ай, – скрипуче возмутился он, – Вот так так…
Его кустистые, наполовину седые брови страдальчески сошлись у переносицы. Рита подумала, что это ужасно удобно – иметь такие брови. Они придавали вес любым, даже брякнутым наобум словам, а кроме того, приковывали взгляд, отвлекая от всего остального. Такие брови для мужчины его лет – все равно что грудь шестого размера для молоденькой девицы. Тайное оружие, только компактнее и без сопутствующих негативных эффектов.
– Полтора золотых, значит? Не похоже на Каспероса. Обсчитывать он, конечно, горазд, но не в меньшую сторону.
– Это только за посуду. Без учета бутылок и мебели.
Он засмеялся. Тихо и очень заразительно. Рита не находила в сказанном ничего смешного, но стоило отвлечься хоть на секунду – и губы сами собой сложились в улыбку.
– Тогда нормально, в самый раз. Можно не беспокоиться за его здоровье. В два раза преувеличил, точно – как в аптеке.
– Стабильность – признак мастерства, – поддакнул второй мужчина, откидываясь на спинку стула.
Все это время он смотрел на Риту как на банку с брагой, собственноручно засунутую на пару деньков в затемненное и тепленькое место. Для удобства он даже отодвинул пузатый графин, чтобы тот не мешал обзору. Второму заместителю не было тридцати, но полутьма подчеркивала резкие черты лица, накидывая щедрой рукой лет десять-двенадцать. Рита не сомневалась, что он понял причину ее появления и обдумывает… варианты.
– Что, все же передумала?
Рита проигнорировала и вопрос, и то непонятное выражение, которое мелькнуло в глазах Аслана Геннадиевича.
– Не представите нас?
Она кивнула на молчавшую до сих пор девушку. В начале их разговора та была на голову ниже своих спутников, теперь же, кажется, сделалась еще меньше. Рита поймала себя на желании проверить содержимое ее кружки. Что-то подсказывало, что пить ей было ой как рановато.
– Кнопка, – представил ее Аслан Геннадиевич. Потом, чуть помедлив, глянул на соседа по столу. – Новая ученица Кроу.
Рита вскинула свою тщедушную, жидковатую бровь. Удивительно, но это движение не осталось незамеченным.
– Ты не рассказывал. Значит, снова берешь учеников? И как давно? – не дождавшись ответа, она обратилась к непосредственному объекту обучения, – Как давно ты числишься в его учениках?
Кнопка, похоже, и правда уже успела кое-чему научиться. Она молчала и лишь таращилась поочередно то на своего наставника, то на Риту. Лицо ее успело дважды налиться пурпуром и дважды же побледнеть.
– Сразу видно хорошую девочку, – хмыкнул Кроу, наблюдая за игрой цвета на ее лице, – Не открывает рот без разрешения. Жаль, что такая послушность не встречается в дикой природе, только в лабораторных условиях, и то – не всегда.
У Риты был наготове следующий вопрос, но она не успела открыть рта. Девчонка выскочила из-за стола с такой скоростью, что ее клочковатая шевелюра взметнулась как от внезапного порыва ветра.
– Вот зачем ты так? – спросил Аслан Геннадьевич, когда ее фигурка растворилась в толпе, окружавшей стойку. – Я же просил быть с ней помягче.
Звон разбивающейся посуды на миг прекратился. Видимо, в поставке снарядов произошел перебой. Рита отсчитала три секунды, прежде чем раздался громоподобный треск. Еще один табурет. Судя по звуку, тоже крепенький и ничуть не гнилой.
– Я нечасто прошу тебя о чем-то, – продолжил Аслан Геннадиевич, как только восторженные вопли, последовавшие за уничтожением табурета, немного поутихли, – Неужели это так сложно?
Кроу ссутулился и скрестил руки на груди, сдерживая вздох негодования. Многие решили бы что он ужасно расстроен произошедшим. Рита решила ровно противоположное.
– Из меня получилась отвратительная нянька. Что тут поделать?
– Ты плохо стараешься.
– Я хорошо стараюсь, – возразил Кроу, – Так сильно стараюсь, что меня аж трясет от натуги.
– Девочка толковая, неленивая и, более того, послушная. В отличие от некоторых, – это замечание, надо полагать, касалось всех, кто мог его услышать, но в первую очередь – самого Кроу и, чего таить грех, Риты. – Я и так подбираю тебе в ученики наиболее способных, а ты на единственную мою просьбу нос воротишь.
Они замолчали, уставившись куда-то за Ритину спину. Там, позади нее, продолжал тикать счетчик разбитой посуды. Рита опустила руку в карман, ощупала несколько лежавших в глубине монет. Две были мелкими и почти без рельефа (пятерки или десятки), одна покрупнее и с шершавым ребром (серебряный полтинник старого образца). Негусто. Если Марлен продолжит в том же духе, у нее не хватит денег, чтобы внести свою долю за это «веселье».
– Послушная, – вздохнул Кроу спустя полминуты, – Ох и мало вы ее знаете!
Где-то на другом материке грохнулся опрокинутый стол. Аслан Геннадиевич покачал головой, придвинул к себе кружку и, наклонив ее, рассматривал выпавший осадок. В гильдии часто шутили на этот счет, мол, первый придумал свой вариант гадания. Винная гуща, кофейная гуща, какая, в общем-то, разница?
– Ты за собой последи, – пробормотал он, отставляя кружку подальше, – Подростки как зеркало. Что видят, то и обезьянничают.
– Вы хоть понимаете, что это за девчонка? – неожиданно взвился Кроу, – Готова в любую щель залезть, лишь бы ее похвалили.
– Ну так и хвали, – парировал Аслан Геннадиевич, – С тебя убудет?
– Хвалить? Чтобы она в другой раз нашла щель поглубже? Кому тащить в город то, что от нее останется?!
– Кому? А сам ты как думаешь?
Эти двое умели вести диалог, обходясь одними вопросительными предложениями сколь угодно долго. Довольно забавное, можно сказать, экстремально медитативное зрелище. Нечто сродни наблюдению за пламенем костра, в который накидали ворох влажных веток. То слишком жарко, то наоборот – слишком холодно и воняет дымом. Никогда не знаешь, разгорится ли он как следует и не прилетит ли тебе в глаз отскочивший уголек.
– Так, – бесцеремонно прервала их Рита, – Пока мы не дошли до бесконечных рассуждений об особенностях нашей профессии, хотелось бы сменить тему.
Кроу метнул в нее быстрый, яростный взгляд. Рита снова приподняла бровь. Она уже не подозревала, а была абсолютно уверена в том, что вся эта сцена устроена с одной единственной целью – оттянуть, а лучше и вовсе отменить неприятный разговор. Но получилось наоборот. Керлт отстоял от города на тридцать с лишним километров, у нее было время, чтобы переварить большую часть гнева. Но благодаря малодушным уверткам Кроу, остатки его закипали вновь.
– Не работает твоя гениальная теория.
Она положила на стол самую крупную монету, а рядом с ней кинула холщовый мешочек. Дождалась, пока второй заместитель наощупь проверит его содержимое. Кроу смотрел на нее теперь совершенно другим взглядом. Он был из тех людей, что умудряются попросить и, главное, получить стакан воды даже стоя на шатком ящике с веревкой на шее.
– По размерам клыков можешь догадаться о размерах зверя, – безжалостно продолжила Рита, – Если и не самая большая виверна, то одна из.
– А ты все сделала правильно? – спросил Кроу, исподтишка поглядывая на Аслана Геннадиевича. Тот становился все мрачнее. Вены на стиснутых кулаках вздулись и почернели, – Ты попыталась отрешиться от происходящего?
Рита кивнула.
– И ничего?
– Ничего.
Она поймала себя на том, что получает огромное удовольствие от тоски на его лице и скрипа стула под ним. Это было на нее не похоже. Такая мелкая пакость и такое большое удовольствие. Кто бы мог подумать?
– Знаешь что?! – неожиданно гаркнул Аслан Геннадиевич.
Его голос пролетел по трактиру подобно ударной волне, заглушил крики и хохот, посеял звенящую, оглушающую тишину. Был слышен только звук льющейся откуда-то воды. В такие моменты Рита всегда удивлялась тому, как мало людей звали Аслана Геннадиевича вторым именем. В городе было аж три Бармаглота, но только один – настоящий. Охотники частенько забывали об этом, но при необходимости – вспоминали на раз. Рита спиной чувствовала направленные на него и Кроу взгляды и, хуже того, чувствовала, что кое-кто глядит и на нее.
– Не надо так, – проговорил Кроу очень тихо, как будто бы вежливо… и в то же время как-то нехорошо. Он явно был на взводе, на сей раз – по-настоящему. – Простите за напоминание, но она не с нами. Она не подчиняется ни вашим, ни тем более моим приказам. Так что… какие здесь могут быть претензии? На основании чего?
– О, не изображай дурачка. И из меня его тоже не делай. Ты прекрасно знаешь, что у меня болит сердце за каждого из вас, иначе не стал бы пропихивать свои идейки тайком. Скажи, ты это специально? Специально издеваешься надо мной?
Кроу молча смотрел на него, должно быть, с минуту.
– Я просто делаю то, чему вы сами меня учили. Смотрю чуть дальше. Пройдет еще пара лет, и они забудут о нас. Также, как мы постепенно забываем о них. А потом… потом встанет вопрос экономической целесообразности. Вы хоть представляете, сколько стоит содержание такого количества тушек?
– Значит, дело в этом? В тушках? Это теперь так называется?
Кроу медленно покачал головой.
– Я это так называю.
***
Шел третий час ночи. Центральная (и, к слову, единственная) библиотека Призона была закрыта, но не безлюдна. Людей, если считать крыльцо, было по крайней мере двое. Ровно вдвое больше, чем полагалось по правилам внутреннего распорядка. Разделенные порогом, они глядели друг на друга как на въедливую, необоримую плесень в углу ванной.
– Библиотека откроется через три часа, – повторил смотритель на всякий случай. Как знать, может кому-то нужно услышать очевидную вещь не меньше пяти раз подряд. – Через три часа. И ни минутой раньше.
Незваный гость улыбнулся нехорошей, приторной улыбкой. Или так только казалось, черт его знает. Об объективности в любом случае не могло быть и речи. Даже самая радушная улыбка, возникни она на лице незнакомца, стоящего у твоей двери посреди ночи, покажется малость скверной.
– Ваш коллега обычно шел мне навстречу. Нечасто, но в особых случаях. И сейчас как раз такой. Мы тихо. Вы нас не заметите.
– Вот как?
Библиотечный холл освещал едва живой, заляпанный отпечатками грязных рук фонарь; по углам клубились тени. Смотритель скрестил на груди тощеватые руки. Ему не нравилось это «нас», но обернуться значило бы проявить слабость. Перед сном он проверил черный ход, чердачную лестницу и окна первых этажей, а значит, все это говорилось для красного словца. Нет, болтовню надо было сворачивать.
– Ужасно поздний час, – снова подал голос посетитель. Сволочь как будто читал мысли. – Неужели вам не хочется на боковую?
Где-то во дворе тоскливо завыла вечно недокормленная библиотекарская собака. Смотритель знал, что плач этот был плачем проданной совести. Он находил обглоданные кости по меньшей мере дважды в неделю, но предпочитал думать, что лохматая гадина таскает объедки из соседнего кабака. Думать так было спокойней. Теперь все, к несчастью, встало на свои места.
– Мой коллега уволен за служебное несоответствие, – сухо и немного невпопад ответил он. – Не думайте, что меня можно купить парой медяков или сахарной косточкой.
– То есть дело в цене?
Он слишком хотел спать, чтобы сказать о своих чувствах нечто вроде «задохнуться от гнева». В таком состоянии на ум приходят куда менее литературные выражения.
– Вон отсюда.
– Мне правда нужно внутрь.
– Уберите ногу с порога. Или я буду жаловаться.
Ему все сильнее хотелось схватиться за пристроенную у двери метлу. Посетитель проследил за его взглядом и покачал головой.
– Что у вас там? Топор?.. Нет, не похожи вы на такого человека. Значит, метла. Даже страшно представить до чего это будет смешно.
Он растер лицо ладонями. Задним числом смотритель понял насколько это был театральный жест. Поначалу казалось, что он отгоняет сонливость. Потом рукава его куртки на мгновение задрались, оголяя покрытые стальными пластинами наручи. Смотрителю нестерпимо, просто до одури хотелось верить, что паршивец купил их где-то на барахолке.
– Я доложу куда следует, – уже не так уверенно повторил он.
– Это куда же?
Лицо посетителя застыло, приняло сосредоточенный, почти испуганный вид. Только уголок рта подрагивал, норовя уползти вверх. Ему явно нравилось происходящее. Собака, устав выть, наматывала круги по двору. Было слышно, как ее когти стучат по камню. Страх все нарастал, но вместе с ним нарастало и негодование.
– Для начала я напишу жалобу в гильдию, выскажу все как есть. Говорят, ваше руководство закручивает гайки. Убирайтесь, или я распишу во всех красках, как вы вломились сюда. И с удовольствием посмотрю, как вас будут сечь на дворцовой площади.
– Интересное вышло бы зрелище, – улыбка посетителя выродилась в оскал. Стало понятно, что неприятность предыдущих его улыбок была сильно надумана. – Да, интересное. Можно сказать – уникальное. Такой змей уроборос… Обычно я нахожусь на другой стороне плети.
– Пошли отсюда, – раздалось вдруг откуда-то со двора.
Смотритель вздрогнул. На мгновение ему почудилось, что это заговорила собака. Но нет, голос определенно был женским.
– Мы номера не предоставляем. Здесь библиотека, а не публичный дом, если вы не заметили.
– Заметили. Нет – так нет. Вернемся утром. Или в другой день, – ответила женщина, глотая зевок, – Надо было сразу идти через четвертый этаж.
Нет, она была не из этих, вернее была, но из других этих. Честное слово, уж лучше бы она тоже начала предлагать ему денег. Смотрителя как окунули лицом в бочку с водой. Верхние этажи он проверял через день.
– Через четвертый этаж? О чем это она болтает?
– Об окнах, о чем же еще? – буркнули из темноты, – Третье слева. Такое узенькое, с зеленоватым стеклом. У него еще шпингалет ужасно заедает.
Посетитель (правильнее было назвать его охотником, но пришлось бы признаться, хотя бы самому себе, что это имеет какое-то значение) повернулся лицом к темноте.
– Ух ты! И часто ты тут шляешься по ночам?
– Бывает.
Бывает… Смотритель бросил отчаянный взгляд на прислоненную к стенке метлу. Мысли, самые разные мысли вертелись в его голове как макаронины в бурно кипящей кастрюле. Выловить их по одной не получалось.
Он перебрал в памяти библиотечный устав. Вспомнил уволенного товарища и без зазрения совести, в самых цветистых выражениях, обвинил в этом человека напротив. Испугался, на мгновение решив, что сделал все это вслух. Понял, что это не так и разозлился уже на себя. Еще раз прислушался к возобновившемуся стуку когтей по камням. Вспомнил слышанный давным-давно разговор о том, что самцы и самки охотников (говорилось именно так, как будто охотники не совсем люди, а скорее какое-то человекообразное зверье) предпочитают искать пару на стороне. Тогда это показалось безумно смешным, сейчас – не так чтобы очень.
– Я все проверю после вашего ухода, – наконец пробормотал он, – И если только что-то где-то…
Некоторое время в коридорах и соседних залах гуляло прерывистое эхо: гортанное бурчание, быстрые, злые шаги, скрип отворяемой двери. И снова шаги, но тише. Потом в холле осталось лишь потрескивание светильника и ровное дыхание двоих человек. Входная дверь закрылась за их спинами без звука.
– Так, – охотник хлопнул в ладони и двинулся к узенькой, едва заметной в потемках лестнице, – Если ты скажешь, что все продумала заранее, я расплачусь от зависти.
– Я тут правда была на прошлой неделе, – зевнула Рита, – С Аней, за компанию. Так вышло, что мы засиделись… В общем, неважно. Это долгая и скучная история.
Ступени поскрипывали под ногами, тени лестничных балясин медленно уползали вверх и вниз по стене.
– Во-первых, не кокетничай. Ты тот еще книжный червь. А во-вторых… Две девушки, оказавшиеся в библиотеки посреди ночи. Совсем одни, при свете свечей и луны, проглядывающей через третье слева окошко, – Кроу обернулся, чтобы скорчить мечтательную мину, – Две старые подруги, которым вечно не хватает времени на общение. Конечно, это была бы ужасно скучная история.
– Этот смотритель… как его там? Мне кажется, вам нужно срочно подружиться. Когда он уходил, у него была такая же противная рожа, как у тебя сейчас.
– Противная рожа, – пробормотал Кроу, оборачиваясь снова, – Да, пожалуй, противная. Но по другой причине.
– Наводящих вопросов не будет, – предупредила Рита.
Они миновали два пролета, свернули направо. Рита старалась нести светильник поровней, но тот был слишком разболтанным, чтобы от ее усилий был хоть какой-то прок. Тени и пятна света прыгали не переставая.
– Не путай выразительную, я бы даже сказал, драматическую паузу с мелкими манипуляциями, – отмахнулся Кроу, надавливая на ручку двери, – У него на запястье был красный шнурок.
– У него на запястье был шнурок, – нехотя согласилась Рита, – Но не факт, что красный.
– Может и так. Но что поделать, такой уж я человек – использую любую возможность, чтобы сделать приятное ближнему… Зажжешь пару свечей? О, там, вроде, факел в углу. То, что надо! Это не долго, мне лишь нужно удостовериться в одной догадке. Я быстро, вот увидишь.
Лет десять назад она бы поверила ему. Лет семь назад начала бы обвинять в преднамеренном вранье. Теперь ей не хватало задора даже на усмешку.
Около часа Кроу стаскивал со всех концов комнаты книги и карты. Потом разложил на столе стопку тоненьких блокнотов и принялся править собственные записи. Малый колокол отзвонил четыре, а затем пять раз. Где-то вдалеке загорланили первые петухи. Поверхность стола исчезла под стопками раскрытых на нужной странице книг, но дело, конечно, так и не сдвинулось с места.
Рита наблюдала за процессом, не вникая в детали. Она, как и всякий профессионал средней руки, была уверена, что излишняя теоретизация лишь вносит ненужные сомнения.
– Я быстро, – бормотал Кроу временами, – Ты и заметить не успеешь… Да?
– Нет.
– Вот и славно.
– Славно? – переспрашивала Рита ради развлечения.
– Конечно. Почему нет?
– Ты как доисторический чат-бот, знаешь?.. И все же зря ты с ним так.
– Ммм… наверное.
– Мы и правда могли прийти утром. Хватит с меня на сегодня скандалов. Выйдет некрасиво, если он вызовет городскую стражу.
– Да… любое дело с утра спорится.
– Люди запоминают такие вещи, Костя.
– Да-да, это надо запомнить…
Разговаривать с ним было все равно что с человеком, болтающем во сне. Весело только в первые пять минут. Рита вздохнула и уставилась в запыленное окно.
