Читать книгу Другие сказки - Саша Ри-Эн - Страница 1

ЗОЛУШКА

Ганс весело шагал по дороге, хрустя припасенным накануне сухариком. Чувствовать себя свободным было так здорово! Весь мир сразу стал другим – солнце светило ярче, птицы пели громче, свежий ветерок ласково трепал волосы, словно подбадривая:“Всё будет хорошо!” Гансу верилось, что так оно и получится.

К побегу он готовился давно: сушил сухари из остатков хлеба, понемногу откладывал про запас мелкие монеты из хозяйственных денег, даже вяленого мяса удалось собрать, оставшегося от званого обеда, устроенного мачехой для своих родственников. Ганса тогда, естественно, к столу не позвали.

Ганса вообще никогда никуда не звали, он только подносил еду и убирал за “матушкой и дорогими сестрами” с самого первого дня, когда отец привел их в дом. Вначале это был жест гостеприимства. “Понимаешь, сынок, они ведь будут чувствовать себя неуютно в нашем доме. Нужно окружить их вниманием”. И Ганс окружил. После чего вся троица села ему на шею и начала понукать: “Почему кофей холодный? А ну ка сделай погорячее!”, “Почему хлеб жесткий? Убери этот, неси другой!”, “Почему полы не мыты… перины не взбиты… платья не глажены… волосы не помажены?” От паршивого характера мачехи и ее дочурок из дома разбежалась вся прислуга, которая служила верой и правдой много лет. Новая на прежнее жалованье не шла, а приплатить мачеха скупилась. Зачем нам тратиться на прислугу, если у нас есть Ганс, рассудила она. После чего Ганс перебрался жить на кухню, чтобы не бежать через весь дом рано поутру, не будить хозяйку. И не трясти золой в коридорах, поскольку часто стирать свою одежду было некогда, вместо этого приходилось обстирывать домашних. Да и какой смысл часто ее стирать? Когда день деньской стоишь у плиты, попутно выгребая золу, чистым надолго не останешься.

Так Ганс из наследника превратился в мальчика на побегушках у трех злобных теток (сестрицы давно были на выданье, да никто не брал).

По-началу Ганс пробовал возмущаться, пошел к отцу, но тот не внял, поливая слезами портрет умершей матери Ганса в обнимку с кувшином наливки (как выяснилось, приготовление этой самой наливки было единственным, что умела делать мачеха в совершенстве). Вперив в Ганса остекленелый взгляд, отец заявил, что матушку Ганс должен слушаться беспрекословно, потому что нет на свете женщины мудрее и добродетельнее. После чего поцеловал портрет и вновь залился слезами. Ганс попробовал объяснить, что матушка уже не та, за что был выгнан взашей с требованием больше не появляться, дабы не осквернять светлую память. В общем, от отца Ганс помощи не дождался.

Поняв, что теперь он находится полностью в ее власти, мачеха и вовсе пошла вразнос – стала требовать на обед не одно, а три основных блюда, пять салатов и четыре десерта на выбор, “как в лучших домах королевства”. Плюс во всем этом оказался только один – Ганс научился отлично готовить, так что мачехе и родственников позвать на обед было не стыдно. Также Ганс вел хозяйство, рассчитывал закупки и расход продуктов, ведал заготовкой запасов на зиму, а также неплохо шил и делал прически. Шить его научила еще покойная матушка, а умение причесывать и укладывать волосы пришлось осваивать на ходу. Град тумаков из-за сожженных волос сестрицы Брунгильды, у которой оказалась на редкость тяжелая рука, научил Ганса пользоваться щипцами для завивки. А побои сестрицы Матильды объяснили, что шпильки надо втыкать не в голову, а в прическу. До остальных тонкостей он дошел сам.

Так прошел год, и Ганс постепенно смирился со своим незавидным положением. И вот однажды посыльный принес письмо, в котором оказалось приглашение на королевский бал для “господина купца с наследником, женою и дочерьми”.

– Силы небесные, я поеду на бал! – возликовал Ганс. Словно яркая лампа зажглась в унылом сумраке его жизни.

Однако надежда оказалась жестоко растоптана громовым хохотом мачехи.

– На бал? Ты, грязнуля, на бал?!

– Но там написано “с наследником”, значит, со мной, – чуя недоброе, произнес Ганс.

И тут он узнал, что никакой он больше не наследник – отец всё имущество переписал на новую жену и ее дочерей. Молча. Без предупреждения. Давно. Потому что Гансу наследные денежки ни к чему, пусть он – ха-ха-ха – невесту себе богатую ищет. А вот “девочкам” без приданого никак. И что он, Ганс, живет теперь в этом доме из милости. Поэтому ему, Гансу, лучше заткнуться и пойти готовить торт по случаю предстоящего бала. А точнее, два торта… нет, три. На каждую из приглашенных. Папаша обойдется, ему сладкое вредно. А после Гансу следует озадачиться пошивом платьев, да поживее, чтобы за три дня успеть… И нечего глазенками хлопать, живо за работу!

Тогда Ганс и понял, что пора уходить – в этом доме делать ему больше нечего. Он собрал нехитрые пожитки – смену белья, рубаху, штаны – почистил стоптанные сапоги, отряхнул от пыли старый отцовский плащ, сложил это всё в дорожный мешок и сунул под раздолбанный диванчик, на котором спал. А утром, проснувшись затемно, вытащил из тайника припасенные продукты, сунул их всё в тот же мешок и, прихватив воды на дорогу, тихо и незаметно покинул дом, который прежде считал родным.

Вначале ему было немного страшно, все-таки он никогда раньше не уходил из дома навсегда. Но первые солнечные лучи постепенно вытеснили страх, поселив в душе ощущение правильности происходящего и даже восторг.

– Как здорово! – думал Ганс, уходя все дальше от города.

– Как здорово! – вторило ему солнце!

– Как здорово! – подхватывал ветер, шелестя листвою придорожных кустов.

– Да чтоб тебе провалиться! Чтоб ты сдох! Чтоб тебя медведь обгадил! – завопил кто-то из пролеска.

Ганс остановился, всматриваясь в жидкие лесные насаждения, в которых металась тощая фигурка в черном, продолжая изрыгать проклятия. Заинтригованный, он свернул с дороги и пошел узнать, что же там происходит.

Источником шума оказалась невысокая безвозрастная женщина с копной черных волос. С горящими злобой глазами, она нарезала круги вокруг выложенного камнем колодца.

– Ну, чего приперся? Чего надо?! – накинулась она на Ганса, словно он и был причиной ее злобы.

– Да я так… мимо проходил, – растерялся он, делая шаг назад.

– Стоять! – рявкнула тетка. Ганс замер, не донеся ногу до земли. – Сделай милость, помоги одинокой путнице, – произнесла она, пытаясь изобразить нечто, похожее на просительную улыбку. Ганс вздрогнул. “А не поможешь, голову оторву” – читалось во взгляде.

– Д-да, конечно. А как? – произнес он, стараясь не показывать испуга. – Что с вами произошло, тетушка?

Женщина нахмурилась, тонкие губы сжались в ниточку, почти исчезнув с бескровного лица.

– Палочку я свою уронила. В колодец.

– Клюку? – сочувственно переспросил Ганс. Он хорошо помнил слова матери, что к странникам нужно проявлять сочувствие и понимание. Странники из ее рассказов всегда ходили с клюкой.

– Я тебе дам “клюку”, нахал малолетний! – от чего-то рассердилась тетка. – Что я, по твоему, старуха?! Палочку я уронила! Волшебную! – и в очередной раз смачно выругавшись, пнула каменный бок колодца. После чего взвыла, запрыгав на одной ноге.

“Нет, на старуху не похожа, вон как скачет”, – подумал Ганс.

– Так чем я могу вам помочь? – осторожно поинтересовался он.

– Чем-чем, – передразнила тетка. – Экий ты недогадливый. В колодец надо слазить.

Ганс подошел к каменному бортику, нагнулся и посмотрел вниз. Из темного колодезного нутра веяло холодом. Глубоко внизу недобро блестела вода.

– Ну не знаю, – задумчиво произнес Ганс. Манерой общения незнакомка сильно напоминала мачеху. Зря он что ли из дома сбегал?

– Да тут и дел-то – раз плюнуть, – подала голос тетка. – Залез – и вылез.

– Ну да, конечно, – начиная испытывать удовольствие от препирательства, ответил Ганс, – это вы так думаете, что быстро, со стороны глядючи.

– Лезь давай, кому говорю! А то в лягушку превращу!

– Чем превратите? Палочка-то ваша – тю-тю, – Ганс многозначительно приподнял бровь.

– Ах ты… – начала-было тетка, но передумала. – Хорошо, давай так: ты достаешь палочку, а я исполняю твое желание.

– Три?

– Одно!!

– Любое?

Тетка окинула его мрачным взглядом и обреченно выдохнула:

– Любое.

Во взгляде явственно читалось “подавись”.

– Хорошо, – улыбнулся Ганс, протягивая ей руку. – Скрепим договор кровью?

– Вот еще, – скривилась ведьма. Плюнула на свою ладонь и ухватилась за руку Ганса.

Тот внутренне содрогнулся, почувствовав влагу, но виду не подал, надеясь вымыть руку в колодце.

– В общем так, – заявила тетка, разматывая веревку, которая служила ей поясом, – залезаешь в ведро. Спускаешься вниз. Находишь палочку и привязываешь ее к веревке. Дергаешь – и я ее достаю.

– А я?

– А ты вылезешь по веревке, к которой привязано ведро.

– Ну уж нет! – возмутился Ганс, обвязывая веревку вокруг себя. – Только вместе со мною!

– Да я тебя не удержу, ты ж вон какой бугай… И вообще, ты будешь в ведре, чего тебе бояться?

– Да мало ли что…

С “бугаем” Ганс даже спорить не стал, настолько это утверждение было глупым. Уличные ребята дразнили его “мелочью”, а матушка до самой смерти звала “мышонком”. За последние два года он, конечно, подрос, но мачехе и ее дочерям даже до плеч не доставал.

Предосторожность оказалась не лишней – ведро оборвалось почти сразу и спускаться пришлось “вручную”, под ругань держащей веревку тетки, упираясь в скользкие стенки босыми ногами. Колодец казался бесконечным, внутри было холодно и противно. Воды на дне оказалось почти по горло, так что за палочкой пришлось нырять. А потом, стуча зубами, выбираться наружу, цепляясь за камни едва ли не зубами. Если бы не поддержка сверху, сам бы Ганс ни за что не выбрался.

Когда он, перегнувшись через край, вывалился наружу и растянулся на траве, ему показалось, что он попал в рай. Недоставало только пения херувимов. Вместо небесных звуков над ухом прозвучал нетерпеливый возглас:

– Ну, давай сюда палочку!

– А желание? – не спеша разжимать руку, напомнил Ганс.

– Да помню я, помню! – тетка выдрала палочку из его пальцев, вытерла и любовно прижала к груди. – Ну, говори, чего ты там хотел? – нехотя проворчала она. – Денег? Славы?

– На бал хочу, – выпалил Ганс. – В красивой одежде. И чтобы принц в меня влюбился. И замуж взял.

– Э нет, – затрясла головой колдунья, – мы так не договаривались! Одно желание! Одно, а не четыре! Так что выбирай: “на бал”, “в одежде”, “влюбился” или “замуж”.

– А то, что мне нравятся мужчины, вас не смущает? – поинтересовался Ганс.

Ведьма драматически рассмеялась, испугав сидящих на дереве ворон.

– Милый, знаешь, сколько мне лет? – снисходительно произнесла она. – Впрочем, это не твое дело. Так вот, я успела повидать такое, что твои предпочтения даже не всколыхнули моего любопытства. А вот желание должно быть одно, и нечего мне зубы заговаривать. Ну? Что решил?

– Ладно, я согласен на бал, – обреченно выдохнул Ганс.

– Вот и чудненько. Через два дня приходи, возьму с собою в качестве сопровождающего.

И она потопала прочь, в гущу леса.

– Стойте! – Ганс тут же вскочил и бросился за нею. – Я не могу через два дня! Да и где я вас искать буду? И вообще… Я из дома ушел, не под кустом же мне все это время жить?

– А это уже не моя проблема.

– Да это вообще не проблема, я у вас поживу.

– У меня?! – ведьма остановилась и уставилась на Ганса немигающим взглядом.

– Да вы не беспокойтесь, я неприхотливый.

– Неприхотливый, говоришь? – недобрая улыбка скривила ведьмины губы. Ганс подумал, не сбежать ли пока не поздно, но мысль о ночевке под кустом не позволила. – Что ж, коли так, – улыбочка на лице тетки стала еще более зловещей, – тогда идем.

Дорога оказалась долгой. Они шли и шли, петляя между деревьями, огибая кусты. А когда вышли, наконец, на поляну, на которой стоял маленький невзрачный домишко с крышей, поросшей травой, Ганс остановился, упер руки в боки и мрачно, с вызовом произнес:

– Так это вы, тетушка, здесь живете?!

– Ну я, а что? – не ожидая такого напора, напряглась хозяйка хибары.

– Так значит это вы послали меня отвалить и сдохнуть?

– Что-о-о?! – ведьма уставилась на него, выпучив глаза. – Да я тебя сроду не видела!

– Вот именно! Вы даже дверь не открыли! Я пришел к вам за помощью, а вы… вы…, – Ганс всхлипнул и махнул рукой.

– А ну-ка, давай, рассказывай!

– Да что тут рассказывать! Матушка моя, когда умирала, сказала, чтобы я пошел к фее-крестной…

– Так это ты тот наглец, который меня через дверь обзывал! – взвилась ведьма, мгновенно теряя сочувствие.

– Я? Обзывал? – снова взвился Ганс. – Я только спросил, здесь ли живет фея-крестная…

– Сам ты фея!! И он еще говорит, что не обзывался! Ведьма я! Ведьма!! Так и заруби на своем конопатом носу…

– Мой нос не конопатый!

– Сейчас будет! – ведьма схватилась за волшебную палочку.

– Не надо! – торопливо произнес Ганс, разом позабыв о былом. – Мы просто друг друга не поняли. К тому же, это было давно. Давайте забудем старые обиды и будем жить дружно.

Ведьма смерила его взглядом, выдержала паузу и наконец, сунув палочку в карман, нехотя произнесла:

– Ладно.

Внутри ее дом оказался еще своеобразней.

– Силы небесные, – воскликнул Ганс, замерев на пороге, – ну у вас и свинарник!

– Не нравится – можешь прибраться. Ведро и тряпка вон там, – ведьма указала в угол, где виднелась покрытая паутиной кучка, – Вода в ручье за домом.

– Как скажете, – пожав плечами, ответил Ганс. И принялся за работу.

Он мыл, тер и то и дело менял воду. Бегать к ручью пришлось наверное раз двести. Никогда еще не приходилось ему так долго и тяжело работать. Даже дома, где кроме него жили еще четверо человек, никогда не было столько грязи, сколько могла собрать одна маленькая хрупкая женщина.

Когда он наконец закончил, сил не осталось совсем. Да еще и голод проснулся.

– Тетушка, я все, – произнес он, вытирая пот со лба. – Может вы меня чем-нибудь покормите?

– С удовольствием, – отозвалась ведьма, которая все это время с интересом наблюдала за происходящим. – Достань из подпола картошку, свари – и пообедаем. Надеюсь, готовить ты умеешь?

– Хорошо, – вздохнул Ганс и, собравшись с силами, направился к приветливо открытому ведьмой люку, ведущему в темноту… запнулся, упал… И так ему хорошо показалось лежать на полу, не двигаясь, что он прикрыл глаза и произнес: – А можно я чуть-чуть полежу, а потом встану и все сделаю. Можно?

– Можно, – смилостивилась ведьма.

Ганс тотчас закрыл глаза… И уснул.

Когда он проснулся, то обнаружил, что по-прежнему лежит на полу… заботливо прикрытый грязным половиком, а по дому разносится умопомрачительный запах вареного картофеля. На этот запах он и отправился.

– Горазд ты спать, парень, – беззлобно произнесла ведьма, доставая из печи исходящий паром чугунок. Следом на потемневший от времени стол брякнулись две тарелки. – Чем богаты… – протянула она Гансу его порцию.

– Ой, подождите, – Ганс бросился за своей котомкой, – у меня мяско вяленое есть. Будете? – и он выложил на стол свой стратегический запас.

Ведьма бросила на него странный взгляд, но отказываться не стала.

– Может у вас что-нибудь из овощей завалялось? – оглядев собранную снедь, поинтересовался он.

– Ну-у, не знаю… – ведьма задумалась, – поищи в огороде за домом, может что и выросло.

Ганс сорвался с места.

– А где он, ваш огород? – спросил он, заглядывая в окно спустя некоторое время?

– Ты в нем стоишь, – мрачно изрекла ведьма.

Ганс растерялся, опустил руку, и стебель полыни, который он до этого отводил в сторону, смачно хлестнул его по физиономии.

Вернулся он с тремя крошечными зеленоватыми помидорками.

– Тетушка, а можно я и в огороде вашем приберусь? А то он как-то совсем подзарос.

– Можно, – милостиво разрешила ведьма.

Обед получился неплох. Вот только выражение лица ведьмы Ганса немного настораживало.

– А скажи-ка, парень, – наконец произнесла она, – ты случайно не осенью родился?

– Осенью, а что?

– Эх, – ведьма в сердцах бросила в тарелку недоеденный кусок картошки, – значит не приснилось. А я-то надеялась…

– А случилось-то?

– Родители твои случились, вот что! Помню, я только с шабаша вернулась, спать легла, а тут приходят какие-то, тащат куда-то, а там свечки, ладан, огни горят, младенцы орут… Потом опять куда-то тащат… В общем, думала кошмар приснился, что только после гулянки-то не привидится, а вот нет не приснилось, значит.

– Так, стало быть, вы признаете себя моей феей-крестной и будете теперь всячески обо мне заботиться? – обрадовался Ганс.

– Ага, размечтался! Ведьма я! Ведьма! Мы, ведьмы, ни о ком не заботимся. И вообще, твои родители эту кашу заварили, пусть сами и расхлебывают.

– Увы, это невозможно, – горестно вздохнул Ганс и поведал ей свою печальную историю.

– Сам дурак, раз позволил мачехе с дочерьми сесть тебе на шею, – не впечатлилась ведьма. После чего Ганс, покончив с обедом, отправился пропалывать огород.

Так и прошел день.

* * *

Спалось Гансу плохо. Снился ему дом, заброшенный, поросший паутиной, нежилой. Его дом, который он накануне покинул. Ганс проснулся – и обрадовался, что это был сон, но мысль о том, как там всё без него, прилипла, словно паутина.

– Чего мрачный такой? – поинтересовалась ведьма за завтраком. И Ганс, вздохнув, рассказал ей о причине своего беспокойства. – Это все от безделья, – заявила она. – Не переживай, у меня еще и чердак имеется, можешь прибраться там.

Что Ганс и сделал.

– Только ничего не выбрасывай, просто разбери по кучкам! – раздалось ему вслед.

Ганс принялся за уборку. Но, вопреки ожиданию, занятие успокоения не принесло. Он разбирал скопившиеся на чердаке груды барахла, чихал, смахивал тряпкой пыль – и снова разбирал… Казалось, это не закончится никогда…

И тут он почувствовал буравящий спину взгляд. Оглянулся – и обнаружил стоящую в дверях ведьму. Вид у нее был недовольный.

– Ладно, страдалец, иди за мной, – произнесла она ворчливо и затопала вниз по лестнице. Ганс отправился следом.

Ведьма привела его в комнату за неприметной дверью, которую он вчера во время уборки не заметил. Посередине на треноге висел котел, на полках – банки с устрашающего вида содержимым, из одной пялила мертвые глаза непонятно чья голова. Ганс тут же расчихался от густых запахов, исходящих от пучков сушеной травы, развешанных тут и там и еще чего-то непонятного, нарезанного длинными лентами, похожего то ли на кору, то ли на чью-то кожу (для собственного спокойствия Ганс решил, что это кора).

– На-ка, – ведьма вручила ему котелок поменьше, – воды принеси.

И Ганс торопливо выскочил на свежий воздух.

Когда он вернулся, в комнате горел огонь, в котле булькало, пахло… а ничем не пахло – Ганс понял, что обоняние отключилось.

– За смертью тебя посылать, – буркнула ведьма, выхватывая котелок с водой у него из рук. И вылила содержимое в котел. Взвилось облако пара. Подскочив, ведьма дернула Ганса за волосы.

– Эй, вы чего?! – завопил тот, отскакивая. Но его и так уже оставили в покое – прядь волос исчезла в котле. Вспыхнуло зеленоватое сияние…

– На, держи, – ведьма сунула ему половник с длинной ручкой, – мешай и смотри. Да не бойся, – она подтолкнула его к кипящему вареву.

Гансу ничего не оставалось, как последовать приказу. Он сунул половник в булькающую массу и принялся мешать. Из-за клубов пара он почти ничего не видел, и уже хотел было возмутиться, что смотреть не на что, как внезапно с очередным поворотом половника туман поредел, и Гансу открылась серебристая водная гладь… На ней, как в зеркале, внезапно отразилась мачеха, орудующая сковородой на кухне: злющая, на лице следы сажи, рот раззявлен в крике – она беззвучно на кого-то орала и, судя по выкаченным глазам, без толку.

– Знакомая физиономия, – задумчиво произнесла ведьма, заглядывая в котел через плечо Ганса, – где-то я ее видела.

Интересно, как там отец? – подумал Ганс. Едва он успел это подумать, как картинка начала таять… и кухня сменилась комнатой отца. Здесь все было как всегда: сгорбленная плачущая фигура с портретом в обнимку. Рядом кувшин со злополучной наливкой.

– О, и кувшинчик знакомый, – произнесла ведьма. И тут же хлопнула себя по лбу: – Вспомнила! Тетку вспомнила! – воскликнула она, вцепившись в Ганса, тряхнула его за плечо.

Изображение в котле дрогнуло и исчезло.

– Вспомнила! – ведьма от радости чуть ли не в пляс пошла. – Она ко мне приходила, зелье приворотное просила! Стало быть, для папаши твоего!

Ганс прищурился.

– Так, значит, это ваша работа, – вкрадчиво произнес он, чувствуя, как начинает подниматься со дна души копившаяся все эти годы обида.

– Да, моя, – гордо произнесла ведьма и приосанилась.

– И чего вы так радуетесь? – подступающие эмоции уже грозили вылиться через край, но Ганс еще держался. – Вы нам с отцом жизнь испортили!

– Успокойся, – она снисходительно похлопала Ганса по плечу, и это стало последней каплей.

– “Успокойся”? Да вы… вы… – Ганс хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. – Вы… Я вас ненавижу!!

– Эка невидаль, – ничуть не смутилась ведьма. – Если бы за каждого ненавистника мне доставался хотя бы медный грош, я бы уже озолотилась. Но некоторые платят. Вот мачеха твоя, к примеру, десять золотых отдала. Но с тебя я денег не возьму, помогу бесплатно.

– Вы… что? Поможете? Но как?

– Как-как, – передразнила ведьма. – Молча. Я приворожила, я и отворожу.

– И с чего вдруг такая щедрость? – Ганс посмотрел на нее с подозрением.

– А с того, что твоя дорогая мачеха – мерзкая корова! – ведьма уперла руки в боки. – Она мою любимую кружку разбила! И пол истоптала! И вообще, вела себя как свинья!

– И чего ж вы ее не послали? Ведьма вы или кто?

– Я – ведьма. А она – дура. Приворот десять золотых не стоит. Думала – уйдет, а она заплатила. И как я могла отказаться?

– Продались!

– Неважно. Ты хочешь отворожить мерзавку или нет?

– Хочу!

– Тогда по рукам!

– По рукам!

И ведьма принялась за работу.

Спустя пару часов она уже напутствовала Ганса в дорогу:

– Вот, – произнесла она, вручая Гансу крошечный бутылек с притертой пробкой. – Выливаешь это в кувшин и уходишь, – она посмотрела на небо, – и чтобы до заката вернулся!

– Всё понял, – кивнул Ганс и винулся в путь. К счастью, до дома было недалеко, и у него имелись все шансы вернуться засветло.

* * *

Дом и впрямь выглядел неухоженным. Удивляясь, как можно так изгадить жилище за какие-то полтора дня, Ганс тихонько прокрался на второй этаж, чудом не попав на глаза мачехе. Небеса оказались благосклонны – отец спал за столом, уронив голову на руки. Рядом, возле портрета матери, стоял нужный Гансу кувшин, куда и отправилось содержимое ведьминой бутылочки. Вздохнув, Ганс бросил прощальный взгляд на отца, который за это время даже не шелохнулся, и покинул дом через балкон, благо было невысоко. В этот раз уходить было еще грустнее – Ганс понял, что за время отсутствия никто о нем не горевал. Словно его никогда и не было.

Чтобы хоть как-то себя утешить, он решил заглянуть на лесное озеро, где любил бывать в редкие моменты свободы (чаще всего рано утром, пока все спали). Обычно здесь никого не было, и Ганс привык считать озеро своим. Он и сейчас надеялся посидеть в одиночестве хотя бы чуть-чуть… но небеса, должно быть, решили, что хорошенького помаленьку – на берегу обнаружилась лошадь, которая щипала траву, а в воде шумно плескался какой-то тип. Ганс застыл, размышляя, шагнуть ему назад или вперед. А потом подумал:“Да какого лешего, может я и не увижу больше это озеро”, и вышел из кустов. Мускулистый красавец, резвящийся в воде, был здесь совершенно ни при чем.

Плавал парень как-то странно – то нырнет, то вынырнет, и все на одном месте. А когда увидел Ганса, взмахнул руками и снова ушел под воду, оставив вместо себя поднимающиеся со дна пузыри.

Тут-то до Ганса и дошло, что происходит. Сбрасывая на ходу сапоги, он прямо в одежде бросился в воду.

Плавал Ганс хорошо, отцовская заслуга. Это умение его и спасло, когда новоиспеченный кандидат в утопленники в попытках спастись стал цепляться ему за шею. Едва не захлебнувшись, Ганс все же умудрился схватить его за волосы и, стараясь держаться на расстоянии от мечущихся рук, потащил парня к берегу.

Уже на берегу, весь грязный от прибрежного ила, по которому пришлось тащить ослабевшее тело (тяжелое как мешок с булыжниками), Ганс наконец смог отдышаться. Но расслабляться было рано – затихнув в нескольких метрах от берега, бедняга перестал дышать. И Гансу пришлось быстренько вспоминать, как делать искусственное дыхание.

Зажав нос лежащему перед ним парню, он сделал глубокий вдох и, приникнув к его губам, попытался вдохнуть в него жизнь….

Когда ему стало казаться, что битва со смертью проиграна, утопший закашлялся и, исторгнув из себя проглоченную воду, открыл наконец глаза.

Глаза оказались изумительными – темно-карими, такого насыщенного цвета, что радужка почти сливалась со зрачком. Ганс чудом удержался, чтобы не утонуть в этих бездонных омутах, обрамленных длинными пушистыми ресницами.

Теперь, когда опасность миновала, он вынужден был признать, что юноша действительно хорош собою. И стройное обнаженное тело, и глаза, и губы, которых Ганс несколько мгновений назад касался своими губами… Чувствуя, как тело охватывает жар, Ганс перепугался и, удостоверившись, что умирать спасенный не собирается, подхватил свои сапоги и был таков. Тем более, что солнце уже садилось, а ведьма велела вернуться засветло.

Всю дорогу он несся как угорелый, пытаясь убежать от собственных мыслей, но образ незнакомца упорно не выходил из головы. Зато одежда почти просохла.

Ведьма встретила его с ведерком наперевес, и, когда Ганс принес воды, опыт с котлом повторился. Результат отличался лишь тем, что в этот раз они наблюдали только за отцом. Пригубив из кувшина, он на секунду замер… Сердце Ганса едва не остановилось от напряжения.

– Ну, давай, дружок, давай, – волнуясь не меньше его, прошептала ведьма. И отец, словно услышав ее, опять приложился к кувшину, выпив все до дна. – Умница! А теперь спать, – и отец, устало вздохнув, уронил голову на руки. – Да, подзапустил себя твой папаша, оброс, что и лица не разглядеть. Как он в таком виде завтра на бал пойдет? – в голосе ведьмы послышалось сочувствие.

И только тут Ганс вспомнил про бал.

Впрочем, поужасаться всласть ему не дали, вытурив прочь из комнаты – ужинать и спать, а ведьма, заперев за ним дверь, принялась за работу.

Ложась спать, Ганс обнаружил, что потерял самое дорогое, что у него было – матушкино кольцо, которое носил на шнурке на шее. Должно быть, это случилось в тот момент, когда он вытаскивал парня из воды. Гансу стало так горько и обидно, что слезы на глаза навернулись. А образ незнакомца, вновь представший перед глазами, уже не вызвал прежних горячих чувств.

Уснул Ганс грустным и расстроенным – идти ночью на озеро искать пропажу было бессмысленно, поэтому он решил отложить это дело на завтра, если будет время.

* * *

Времени, конечно же, не оказалось. На бал требовалось прибыть после полудня, а до этого стоило что-то придумать с праздничной одеждой, которой у Ганса не было. За неимением лучшего, он тщательно почистил ту, что была, и решил этим ограничиться.

Ведьме его внешний вид решительно не понравился. Взмахнув палочкой, она наколдовала ему шитый золотом камзол, туфли с золотыми пряжками и штаны в обтяжку. Ганс так изумился, что даже махнул рукой на то, что штаны немного тесноваты, туфли великоваты, а камзол… Нет, камзол был хорош, если не считать пуговиц, которые не слишком удачно сочетались с тканью.

Для себя ведьма извлекла из чулана бархатное платье грязно-болотного цвета с кружевами, которые имели такой вид, словно их долго вымачивали в грязной луже. Но последней каплей для Ганса стали туфли, точнее их отсутствие. Не особо печалясь, ведьма превратила свои домашние тапки… в сапоги.

– Много ты понимаешь! – огрызнулась она на его полный негодования вопль. – Знаешь как от всех этих танцев ноги болят! А под платьем все-равно не видно.

Но Ганс оказался настойчив, и “страшно-удобные” сапоги все-таки сменились изящного вида туфельками. Затем Ганс взялся за платье. Ему стоило больших трудов убедить ведьму, что такое уже не носят, что фасон устарел, а цвет ее совсем не красит. Наконец, поддавшись уговорам, та снова взмахнула палочкой… Результат оказался еще прискорбней – платье превратилось в кружевную тряпку бурого цвета с чудовищными оборками. Переговоры возобновились…

Не раз и не два приходилось ведьме взмахивать палочкой (пару раз Ганс явственно чувствовал как на голове у него вырастают и исчезают рога), но результат всякий раз оказывался неудачным.

– Ну знаешь ли, – наконец рассердилась ведьма, – тебе не угодишь! Не нравится – делай сам.

– Хорошо, – согласился Ганс и, попросив у нее иголку, ножницы и нитки, принялся за работу.

Платье, которое он вскорости ей вручил, вызвало долгое молчание… и полный восхищения взгляд.

– А знаешь что, – оторвавшись наконец от своего отражения, произнесла ведьма, – если с принцем у тебя не получится, оставайся у меня. Занятие я тебе найду, а потом, может, и колдовать научу. А что, тоже хлеб, в жизни пригодится. А не захочешь, так можно швейную мастерскую открыть, озолотимся, – выражение лица ее сделалось мечтательным.

– Спасибо, я подумаю, – ответил Ганс и, пользуясь возникшим расположением, поменял пуговицы на своем сюртуке.

Прическу ведьме он тоже сделал сам. В результате, к моменту отъезда на бал, смотрела на него ведьма чуть ли не с обожанием и обещала всячески способствовать его планам относительно принца.

* * *

Никогда прежде Ганс на балу не был, и дворец сразил его своим великолепием. Ганс восторженно вертел головой, поражаясь роскоши интерьера: мрамор, позолота, бархат – все это создавало такой неповторимый шик, что Ганс, буквально растворился в окружающем пространстве.

– Госпожа Элеонора Заболотная с племянником, – представил их камердинер, когда они вошли в зал.

И тут Ганс наконец понял, что именем “тетушки” до сих пор не поинтересовался. Еще он обнаружил, что ведьму здесь знают и, судя по нервным и крайне любезным улыбкам, обращенным в их сторону, даже побаиваются. На Ганса, как на “племянника”, тоже смотрели с опаской.

– Ну что, идем искать принца? – негромко произнесла ведьма.

И они направились в самую гущу гостей, как вдруг Ганс услышал объявление очередного прибывшего и невольно оглянулся.

– Поставщик двора Его величества, господин Абрахас Кляйн с супругой и дочерьми.

Впереди, втиснув телеса в белое со множеством оборок платье, вышагивала мачеха. Справа от нее в дурацком желтом возвышалась сестрица Брунгильда. Слева, в таком же дурацком, но фиолетовом – сестрица Матильда. Отца за их массивными спинами удалось разглядеть не сразу. Выглядел он потерянным. Едва компания отошла от двери, как мачеха принялась за что-то его распекать. А тот лишь молча смотрел в сторону, не говоря ни слова в ответ.

– Силы небесные, какой мужчина! – воскликнула ведьма.

– Где? – вскинулся Ганс, отрываясь от неприглядного зрелища. И очень удивился, поняв, куда смотрит Элеонора. – Это же мой отец! И он… никакой. Сами видите.

– Много ты понимаешь в мужчинах!

– Я? Да я.. Да из него мачеха веревки вьет!

– Вот именно! Покладистый мужчина – это сокровище! Его надо на холить и лелеять. А если он при этом еще и купец, да не абы какой, а поставщик королевского двора… А эта бабища безмозглая… Скажи мне, дружок, – тон ведьмы сделался вкрадчивым, – не хочешь ли ты избавиться от этой противной тетки вместе с ее чудовищными дочерьми?

– Хочу, – не стал лукавить Ганс. – Только как?

– Ну-у, есть множество способов, – многозначительно произнесла ведьма. – Это желание я могу исполнить для тебя совершенно безвозмездно. Ведь ты же будешь рад, если супругой твоего отца станет женщина достойная, – она кокетливо взбила свои локоны, – всячески о нем заботящаяся и обожающая своего пасынка.

– Да, – ответил Ганс и понял, что действительно был бы не против увидеть ведьму в роли своей мачехи.

– Вот и чудесно, – та потерла руки и плотоядно улыбнулась.

– Вы собираетесь их съесть?!

– Нет конечно! Я завязала с человечиной. Жесткая, в зубах вязнет, – ответила ведьма, цыкнув зубом… а потом не выдержала и рассмеялась. – Не бойся, я пошутила, – она похлопала Ганса по плечу, – обойдемся без крови и лишних драм, – и, не удержавшись, хихикнув, добавила: – сыночек.

Ганс хотел было ответить… но увидел то, что заставило его мигом забыть о мачехе. Он сорвался с места и бросился вперед, распихивая людей локтями.

Темноглазый красавчик только что отделался от морщинистой дамы в цветастой шляпе и готовился улизнуть, когда подскочивший Ганс схватил его за рукав. Ткнул пальцем в шею и потребовал:

– Это мое! Отдай!

– Простите, ваше высочество, – рядом с Гансом возникла запыхавшаяся ведьма, пихнув его локтем в бок. – Мой племянник Ганс не слишком хорошо воспитан.

– Нормально я воспитан! Он мое кольцо забрал! Отдай сейчас же!

– Простите, ваше высочество, – снова попыталась вклиниться ведьма, но принц… – о боже мой, до Ганса только сейчас дошли сказанные ведьмой слова… – принц галантно улыбнулся и произнес:

– Ничего страшного, госпожа Элеонора. Если вы позволите, я украду вашего племянника ненадолго, – после чего, ловко ухватив Ганса под локоток, увлек его на балкон, прикрыв за собой стеклянные двери. Влюбленная парочка, которая обнаружилась на балконе, поспешила удалиться.

– Я ношу это кольцо в память о человеке, который меня спас, – тронув висящий на шее шнурок, торжественно произнес принц. А потом уже нормальным, только слегка обиженным голосом добавил: – Чего ты сбежал-то? Даже спасибо сказать не дал. Я уже все мозги вывихнул, думая, как тебя найти. А ты сам пришел, – губы принца тронула счастливая улыбка.

– Отдай, – боясь посмотреть ему в глаза, тихо произнес Ганс. Его охватило такое смущение, что выше губ взгляд уже не поднимался. Манящих, притягательных и таких близких, что сердце пустилось в галоп…. Ганс непроизвольно сглотнул и тут же отвел взгляд, чувствуя как щеки начинают предательски гореть. Рука принца очень некстати легла ему на плечо, не давая отстраниться. – Это мамино кольцо, оно мне дорого. Отдай, – и добавил: – Пожалуйста.

– Хорошо, – произнес принц, по прежнему не убирая руку. – Но только с одним условием.

Забывшись, Ганс поднял взгляд… и тут же оказался в плену у темно карих бездонных глаз.

– С каким условием? – прошептал он, чувствуя, как подгибаются колени.

– В обмен на поцелуй, – тоже шепотом произнес принц. – Согласен? – и, прочитав ответ на лице Ганса, притянул его к себе, завладевая губами.

Мир закружился перед глазами Ганса и он, страстно отвечая на поцелуй, захлебнулся в вихре нахлынувших эмоций

Звук открываемой двери и властный недовольный голос вернули его в реальность. Ганс повернул голову и обнаружил стоящего рядом короля – солидного мужчину в шитой золотом одежде. За его спиной маячил скользкого вида тип в алой мантии.

– Что здесь происходит? – сердито повторил король, оглядывая Ганса и принца. Судя по выражению лица, зрелище ему не нравилось.

Гансу тотчас захотелось куда-нибудь исчезнуть. Зато принц, ничуточки не смутившись, развернул Ганса в сторону короля и обняв теперь уже со спины (от чего исчезнуть Гансу захотелось еще больше, но теперь уже вместе с ним), радостно произнес:

– Отец, я его нашел! Вот он, мой вчерашний спаситель! Его зовут Ганс, познакомься!

– Очень приятно, молодой человек, – добрея на глазах, ответил король. – Стало быть, это ваше колечко? – он указал на шею принца?

– Да, ваше величество, – все еще чувствуя легкое головокружение от прерванного поцелуя, ответил Ганс. – То есть не совсем мое. Это кольцо моей покойной матушки, я носил его на шее в память о ней, и потерял…

– А если он лжет? – внезапно встрял тип в красном. Он посмотрел на Ганса и презрительно произнес: – Чем докажешь?

Судя по виду “утопить” Ганса было для него делом чести.

– Зря стараетесь, министр, – заявил принц. Я запомнил его лицо.

– А это как раз и не доказательство, ваше высочество, – приосанился тот. – Вы были в шоке, могло и пригрезиться. Шутка ли – с того света вернуться.

– Зря стараетесь, – усмехнулся принц, – на вашей дочери я все равно не женюсь.

– А чем моя дочь хуже этого проходимца?!

– Полегче, – раздалось у них за спиной, и в приоткрытую дверь вошла ведьма. – Не стоит оскорблять моего племянника, если не хотите превратиться в жабу. Или вас больше устроит червяк?

Тип в красном побледнел.

– Не ссорьтесь, – произнес Ганс, окончательно приходя в себя. – Если не верите мне, спросите у моего отца, кому принадлежит это кольцо. Он узнает.

– И кто же ваш отец? – с любопытством произнес король, а на лице министра отразилось легкое напряжение.

– Поставщик двора вашего величества господин Абрахас Кляйн, – произнесла колдунья. – Если вашему величеству будет угодно, я могу пригласить его присоединиться к беседе.

– Отличная идея, – оживился король. – Буду вам очень благодарен за помощь, госпожа Элеонора.

И ведьма, окинув министра презрительным взглядом, покинула балкон. Чтобы вскорости вернуться под руку с отцом Ганса. Тот был ошеломлен, но держался спокойно, а взгляд его был на удивление ясен.

– Ваше величество, – поклонился он королю, – ваше высочество, – он перевел взгляд на принца, затем взглянул на Ганса и остолбенел, – сынок?.. Ганс? Что ты тут делаешь?

Ганс пожал плечами, рассказывать отцу всю эту длинную запутанную историю не хотелось. Да и с какого места начать? Может с того, почему пришлось сбежать из дома?

И тут ему на помощь снова пришла ведьма.

– Он здесь со мною, дорогой господин Кляйн.

– Но как вы… почему вы… – еще больше растерялся отец, глядя на ведьму.

– Я решила позаботиться о мальчике на правах феи-крестной, – при слове “фея” в лице ведьмы не дрогнул ни один мускул. – Ганс пришел ко мне, наодясь в сложной жизненной ситуации, и я посчитала своим долгом ему помочь, – лицо ее осветилось нечеловеческим участием.

Несмотря на то, что Ганс понимал – слова эти сказаны ею исключительно для собственной пользы, ему все-равно захотелось обнять ее и сказать спасибо. Ведьма тепло улыбнулась ему в ответ, и на какое-то мгновенье ему показалось, что эта улыбка искренняя.

– Очень трогательно, – ехидно произнес министр.

Сделал он это напрасно – ведьма бросила на него пристальный взгляд, и министр тотчас схватился за живот, огласив пространство неприятным бурлящим звуком.

– Простите, – сдавленно произнес он и опрометью бросился прочь.

Поглядев ему вслед, Ганс обнаружил, что по ту сторону стеклянных дверей топчутся мачеха и ее дочки.

Тем временем король протянул руку, и принц, сняв с шеи шнурок с кольцом, положил его на ладонь.

– Господин Кляйн, – произнес король, – вам знакомо это кольцо?

Отец Ганса изменился в лице.

– Да, конечно! Это кольцо моей почившей супруги! – на глазах его навернулись слезы. Элеонора сочувственно погладила его по руке, прошептав слова утешения. К удивлению Ганса, это подействовало – отец посмотрел на ведьму и произнес: ”Спасибо”. После чего вновь обратился к королю: – Ваше величество, я отдал это кольцо Гансу. Откуда оно у вас? Мой сын что-то натворил?

– О, да, – улыбнулся король, – натворил. – А потом серьезно и торжественно добавил: – Вчера ваш сын спас моего сына. И я готов наградить его, чем только он пожелает, – после этих слов он посмотрел на Ганса.

– Мне ничего не надо, – произнес тот, чувствуя себя неловко под прицелом устремленных взглядов. И тихонько, словно оправдываясь, добавил: – Это случайно получилось, я просто мимо шел…

– Раз Ганс такой скромный, можно я сам выберу для него награду? – предложил принц, обращаясь к королю. Тот благосклонно кивнул, – только мы сначала посоветуемся. – Принц, склонясь к уху Ганса, прошептал ему свое предложение, от которого тот потерял дар речи. Поэтому, вместо слов, просто кивнул в ответ, не сводя с принца влюбленного взгляда. – Отец, – произнес принц, сияя, – Ганс только что оказал мне честь, приняв предложение стать моим супругом. Благословите наш брак, и большего нам не надо. Мы даже можем покинуть королевство, чтобы не смущать подданных, если будет на то ваша воля.

– Что за чушь! – воскликнул король сердито. – Покинуть королевство! Ты – мой наследник, и как бы тебе ни хотелось, от своих обязанностей ты не увильнешь! Да и почему я должен хотеть вашего отъезда? Твой дядюшка Август вполне успешно правит своим королевством вместе со своим супругом вот уже три десятка лет. А что касается недовольных, так они всегда были, есть и будут. Не стоит оглядываться на них, строя свое счастье. Будем считать, что мое благословение у вас есть. Но что скажете вы, дорогой господин Кляйн? – король обратился к ошеломленному отцу Ганса.

– Что ж, – отмер тот после дружеского прикосновения ведьмы. – Я не буду препятствовать счастью моего сына.

– Вот и замечательно, тогда… – начал король, но тут стеклянная дверь распахнулась послышалось громогласное:

– Позвольте!.. – на балкон протиснулась мачеха с перекошенным от злобы лицом. Прическа ее сбилась на бок, взгляд метал молнии. – Я думаю, стоит спросить и моего согласия тоже!

– Вы кто? – спросил король.

– Я законная жена господина Кляйна и имею право…

– А я думаю, что не имеете, – ледяным тоном перебила ее ведьма. – Ваше величество, эта женщина обманом женила его на себе, преследуя корыстные цели. Она растратила накопления господина Кляйна и лишила наследства его единственного сына, вынудив покинуть дом навсегда. Разве может такой брак считаться законным?

– Это правда? – обратился король к отцу Ганса.

Тот захлопал глазами и опасливо взглянул на супругу.

– Нет! – рявкнула она.

– Д-да, – произнес отец, ободренный очередным прикосновением Элеоноры. – Сегодня утром мой поверенный доложил мне о состоянии дел… и я, прямо скажем… обескуражен… И еще Ганс пропал, – он растерянно посмотрел на сына и сокрушенно произнес: – Прости, сынок, я не знал…

– Конечно, не знали, Абрахас, потому что ваша… с позволения сказать, жена, – ведьма многозначительно посмотрела на мачеху, – каждый день поила вас зельем, лишающим рассудка.

– А кто мне это зелье дал, а, ведьма? – уперев руки в боки, завопила мачеха. – Я тебе десять золотых отвалила. Забыла, да?

– Нет, не забыла, – произнесла ведьма с усмешкой, не предвещающей ничего хорошего. Но мачеху уже несло, и на эту мелочь она не обратила никакого внимания. – Ваше величество, – обратилась Элеонора к королю, – я прошу у вас защиты и справедливости. Эта женщина два года назад ворвалась в мой дом и потребовала, чтобы я приворожила к ней господина Кляйна и сварила зелье, отупляющее разум. Она разгромила мой дом, разбила посуду и нанесла мне серьезную моральную травму своим внешним видом. Да, я ведьма! – предвосхитила она вопрос короля, но я не могла ее прогнать, потому что… потому что испугалась, – губы Элеоноры дрогнули. – Эта подлая женщина схватила мою палочку и грозилась сломать, – ведьма покаянно опустила глаза, – мне пришлось подчиниться.

– Но как же… Она сказала, что вам заплатила, – озвучил нестыковку король.

– Да. Я сказала ей, что без оплаты колдовство не сработает. Оплата должна быть равноценна работе, это закон, – назидательно произнесла Элеонора.