Читать книгу Вещность - Саша Степанова - Страница 1

В оформлении обложки использована иллюстрация по лицензии © shutterstock.com

https://www.shutterstock.com/image-vector/broken-masks-vector-illustration-based-on-752644408

Начало ХХ века. Безымянный город. Особняк купца 1-й гильдии и промышленника Федора Михайловича СКАЛИХА, владельца «Конторы пассажирского и буксирного пароходства и транспортировки кладей Ф. Скалиха», ныне покойного.

По коридору особняка уверенно и неторопливо шагает Северин Степанович ПОЛЯКОВ – коллежский асессор, служащий в должности судебного следователя. Слишком юный для подобной работы, он пытается придать своей внешности нужный вес с помощью очков на переносице и безукоризненного костюма. Потертый кожаный портфель в его руках намекает на то, что чиновник прибыл не с праздным интересом.

ИНТ. ФИОЛЕТОВЫЙ КАБИНЕТ

Стены небольшого помещения выкрашены в цвет свежих чернил. В воздухе пахнет ими же – и еще бумагой, дымом, тревожным ожиданием дурных известий.

Входит Поляков. Его встречает МАРИЯ СКАЛИХ – хозяйка дома, вдова.

Поляков: Ну и погодка… Снова метель!

Мария: Весна не спешит. Зато вы, я гляжу, к нам торопились.

Поляков (подходит к столу, ставит на него портфель): Да-с. И спасибо, что согласились дать мне возможность пожить в вашем доме, чтобы как следует изучить обстоятельства пропажи Федора Михайловича.

Мария: Пропажи? Господин коллежский асессор…

Поляков (коротко кланяется): Поляков Северин Степанович.

Мария (не без кокетства): Ну, а мое имя вам, должно быть, известно… Так вот, Северин Степанович. Северин… Будто сквозняком потянуло… Будем честны. Мой супруг скорее всего мертв.

Поляков: Да, но пока нет тела…

Мария: Неужели вы считаете, что оно может быть здесь? В этом доме?

Поляков: Процесс предстоит запутанный. Как только я что-то найду, вы будете первой, кто об этом узнает. А пока скажите, где я могу оставить свои вещи.

Мария (указывает на смежную крошечную спальню): Извольте. Этот кабинет тоже в полном вашем распоряжении. Завтрак подадут в девять. Попрошу не опаздывать.

Поляков подхватывает портфель и направляется в указанную сторону.

Мария: Да, всего одна просьба! (Поляков замирает на пороге). Не вмешивайте детей. Они еще не оправились от потери отца. Им сказали, что вы – дальний родственник Федора Михайловича.

Поляков: Разумеется. Кстати, о родственниках… (Шарит в портфеле, извлекает на свет одну из бумаг). Здесь проживает некий… Некий… Орест Павлович Скалих двадцати пяти лет от роду, писарь «Конторы Ф. Скалиха». Это…

Мария (гордо вскидывает голову): Троюродный племянник моего супруга. Почему вы спрашиваете?

Поляков: Вопросы – главный рабочий инструмент следствия, вы уж потерпите. В каких отношениях он состоял с Федором Михайловичем?

Мария: В деловых.

Поляков: А с вами?

Мария (вспыхивает): Ну, знаете ли…

Мария выходит. Поляков задумчиво глядит ей вслед, затем садится за стол и снова открывает портфель. Из него появляются и сразу исчезают обратно дорожный набор для бритья, бутылка спиртного и серебряный портсигар. Наконец, Поляков достает толстую папку, кладет ее перед собой, рядом ставит чернильницу. Прежде, чем приступить, он снимает очки – лицо его становится по-детски беззащитным – протирает их носовым платком и водружает обратно на нос. Затем торжественно открывает папку, обмакивает в чернила перьевую ручку и выводит на первом чистом листе:

Списокъ подозреваемых лицъ

Марiя С. Скалихъ, вдова

ИНТ. КОМНАТА АННЫ

Тесная и сумрачная комната заставлена коробками, часть мебели скрыта чехлами, вся обстановка выдает скорый переезд. К одной из стен прикреплен самодельный балетный станок. Одетая в черное трико, возле станка выполняет экзерсисы воспитанница Марии АННА. Зеркал здесь нет, и она не замечает, что стоя в дверях за ней давно и пронзительно наблюдает ГЕРМАН. На нем дорожный костюм и высокие сапоги, руки сложены на груди, будто он с трудом удерживает себя на месте.

Анна отступает назад, пытается танцевать среди окружающих ее вещей; она делает поворот, натыкается взглядом на Германа и, зацепившись за одну из коробок, падает. Герман бросается к ней, чтобы помочь подняться, Анна вырывается, бьется в его руках и наконец затихает. Оба остаются сидеть на полу, тяжело дыша.

Герман: Ты ждала меня?

Анна: Она у себя. Ей нездоровится.

Герман: Ждала меня?

Анна: Ваше возвращение придаст ей сил. Нам так страшно…

Герман: Ждала?..

Анна: Страшно, страшно…

Анна медленно поднимается на ноги и отходит к станку. Положив ладони на перекладину, она всем своим видом дает понять, что намерена продолжать занятия и желает остаться для этого в одиночестве. Герман улыбается – глаза его пусты – все с той же демонической улыбкой оглядывает комнату и покидает ее отверженным, но не сдавшимся. Это не отмена, а отсрочка казни. Он стремительно идет по коридору и внезапно останавливается возле одной из дверей. Она заперта – Герман убеждается в этом, потянув за ручку. Тогда он кладет ладони на шершавую древесину и замирает, прислушиваясь. С той стороны не доносится не звука. Он продолжает путь.

Лязгает засов. Запертая дверь открывается изнутри.

ИНТ. МАСТЕРСКАЯ ТАКСИДЕРМИСТА

Комната со специфическим запахом полна чучел животных. Медведь, сова и лисица соседствуют с головами оленей и кабанов. Со всех сторон глядят остановившиеся стеклянные глаза мертвых зверей. Заметно, что чучела сделаны любителем – позы недостоверны, морды животных оскалены в странных ухмылках, их выражения пугающи и гротескны. Все вместе производит впечатление склада бракованных работ. Пол усыпан стружкой. На столе разложены медицинские инструменты, в стеклянном шкафу – склянки с мышьяком и сулемой. Здесь же – химические растворы в огромных бутылях и анатомические пособия.

Среди чучел животных чуждой, неуместной фигурой возвышается неподвижный ФЕДОР СКАЛИХ – серый костюм-тройка, высокий воротничок, уголок платка, заправленного в нагрудный карман.

Высокий худой мужчина в черном, ОТЧИМ – Орест Скалих, лицо нервное и вытянутое, страдает болезнью желудка, отчего кожа его носит желтоватый оттенок – выглядывает в коридор и, убедившись что тот пуст, возвращается к столу, где под настольной лампой лежит раскрытый атлас по анатомии человека. В центре – деревянный каркас будущего чучела с растопыренными брусьями. Взяв выделанную шкурку, отчим аккуратно натягивает ее на каркас. Рядом неподвижно сидит МАЛЬЧИК и завороженно наблюдает за тем, как однажды убитая белая норка под ловкими руками чучельника начинает обретать прижизненную форму.

ИНТ. ФИОЛЕТОВЫЙ КАБИНЕТ

За столом сидит Поляков, в кресле напротив него – отчим. Скованность его позы и каменное выражение лица говорят о нежелании здесь находиться и неприязни к человеку, задающему вопросы.

Поляков: Орест Павлович, с недавних пор вы не работаете в конторе вашего дяди, однако продолжаете оставаться в его доме. С чем это связано?

Отчим (надменно): Я имею право жить там, где пожелаю.

Поляков: Ваше желание как-то связано с присутствием Марьи Сергеевны?

Отчим: Думаю, вас это не касается.

Поляков: До тех пор, пока я не пойму, что здесь случилось, меня касается все… (Делает вид, что пишет, а на деле рисует бессмысленные каракули). Расскажите о вечере перед пропажей Федора Михайловича. Что он говорил? Как себя вел?

Отчим: Дядя плохо себя чувствовал и сказал, что хочет лечь пораньше.

Поляков: Он был болен?

Отчим: Легкое недомогание. Проблемы с пищеварением.

Поляков: И давно это началось?

Отчим: Неделю назад.

Поляков: Он обращался к врачу?

Отчим: Да, но доктор не счел его состояние опасным. Вероятно, причиной стало нервное перенапряжение – как раз накануне потерпела крушение баржа, принадлежавшая дядюшкиному пароходству.

Поляков: Я что-то об этом слышал. Десять жертв, кажется. Жуткая драма…

Отчим: Одиннадцать.

Поляков: Одиннадцать смертей, подумать только! Сколь тяжкий крест для совести честного человека… Как вы думаете, что могло произойти в ночь исчезновения Федора Михайловича? Вы, кажется, первым бросились на поиски?

Отчим (оживляется): Искал, разумеется, искал! Прямо с утра, когда он к завтраку не спустился, поднял шум, всех собрал, и… А как же иначе – не последний ведь был человек! Меценат! Почетный гражданин!

Поляков (себе): Был…

Отчим (с жаром): Дело в том, что после той, как вы говорите, «драмы», дядюшка повредился рассудком. Мария отказывалась это замечать, списывала на переутомление, но я-то видел…

Поляков: Вы специалист?

Отчим: Любитель. Но прочел достаточно книг, чтобы утверждать – дядя был не в себе. И той ночью… Да, той ночью… (Значительно глядит на Полякова). Я уверен, что той ночью, измученный демонами вины, он вышел из дому…

Поляков: В пижаме и домашних туфлях?

Отчим (не позволяет сбить себя с толку): Вышел из дому и направился к деревянному мосту – это недалеко, с полверсты, если напрямик через овраг. Течение там настолько сильное, что если б он задумал разделить страдания невинно убиенных матросов своих, то вынырнул бы у Боженьки на небесах.

Поляков: У вас клей на руках. Чем вы занимаетесь?

Отчим (быстро прячет ладони под стол, натянуто улыбается): Я чучельник. Это мое увлечение. Hobbyhorse, знаете ли. Конек.

Поляков: Мрачноватый конек…

Отчим: Отнюдь! Разве сберегать изначальную форму того, что должно было обратиться в тлен – не искусство, равное работе скульптора? Разве нет божественной искры в том, чтобы обманывать смерть?

Поляков: Тут пахнет самообманом. Вы не в силах вдохнуть в свои творения жизнь.

Отчим: Да, они не живы в общепринятом смысле. Однако благодаря мне они продолжают существовать. Переходят в новую ипостась. Становятся вещами. Вещность и вечность созвучны недаром, вам так не кажется?

Поляков (передергивается): Можете быть свободны.

Отчим покидает кабинет. Поляков дополняет свой список подозреваемых строкой «Орест П. Скалихъ, чучельникъ» и подчеркивает его двумя жирными чертами, после чего закрывает папку, выравнивает ее на краю стола и отправляется инспектировать комнаты.

ИНТ. КОМНАТА МАРИИ

Стены оклеены театральными афишами на разных языках. На всех изображена Мария в сценических костюмах. Сама она, постаревшая, но все еще привлекательная, сидит перед трюмо и расчесывает волосы гребнем. Когда входит Герман, издалека доносятся звуки фортепиано: за стеной играют «Французскую сюиту» Баха.

Мария (порывисто вставая): Герман. Герман.

Взяв руки Германа в свои, она покрывает их поцелуями, и он ей это позволяет. Увитые перстнями пальцы замирают на белоснежных манжетах его рубашки. Лицо бывшей актрисы искажает страх вперемешку с мучительным любопытством. Мария вопросительно заглядывает в глаза Германа, тот кивает. Тогда она расстегивает пуговицы, бросает взгляд на запястья, видит, что они абсолютно чисты и прижимает руки сына к груди.

Мария: Прикажу отправить доктору Минцу ящик вина. Он сотворил чудо.

Герман (отстраняясь): Заметьте, мама – не он один. Я черкну вам полный список. Вашей благодарности заслуживает и Николаша, мастер связывания без следов, и малышка Эжени – вы не представляете, мама, как нежно она накладывает электроды, чтобы потом столь же нежно пропустить разряд-другой через эту никчемную башку…

Мария: Доктор Минц знает тебя с пеленок.

Герман: Мог ли он представить, что спустя двадцать лет сам будет пеленать меня в ледяные полотенца?

Мария: Для того, чтобы спасти тебя.

Герман: Тут вы правы. Теперь я здоров и могу вернуться к работе. Вам больше не придется тащить на себе бумажные дела пароходства.

Мария: Как, ты разве не знаешь?

Герман: О чем я могу знать, если сутки напролет лежал в чуть теплой ванне, бессмысленно пялясь в потолок?

Мария: Пароходства больше нет. Теперь оно принадлежит народу. Как и наш дом.

Герман: Проклятие этого дома народ тоже заберет себе?

Мария: Ш-ш… (Встревоженно смотрит на дверь). Уходи, прошу тебя. Ступай, поздоровайся с братом.

Ничего не понимающий Герман послушно направляется к выходу и сталкивается в дверях с ГДЛЕВСКИМ в форме красного комиссара. Они молча расходятся, провожая друг друга одинаково хмурыми взглядами.

ИНТ. ГОСТИНАЯ

Окна занавешены шторами с ламбрекеном. Пол – дубовый паркет, стены отделаны деревянными панелями. Вдоль стен выстроены стулья под одинаковыми белоснежными чехлами, в углу ютится круглая металлическая печь. Высокое, от пола до потолка зеркало в тяжелой раме отражает дрожащее пламя свечей. Подсвечник стоит на крышке рояля.

За инструментом сидит МАРК СКАЛИХ. Если бы не длинная прядь, скрывающая половину лица, его можно было бы принять за Германа. Марк играет, закрыв глаза и едва покачиваясь в такт мелодии. Иногда он откидывает волосы, и становится виден шрам от ожога.

Рядом сидит Анна. Поначалу она слушает музыку, сложив на коленях руки, потом встает и обнимает музыканта за плечи. Марк продолжает играть. Анна гладит его по волосам, целует в шею. Марк играет. Тогда Анна снимает с шеи шарфик и завязывает ему глаза. Сдвинув штору, из-за нее выглядывает сидящая на подоконнике, а потому незаметная раньше служанкина дочь КАТЕРИНА – рыжеволосая, приземистая, с крупными, привлекательными чертами лица. Подруги обмениваются заговорщицкими взглядами. Катерина занимает место Анны, сама Анна раскидывается на крышке рояля и с умилением наблюдает оттуда за откровенной игрой Катерины и Марка. Музыкант снимает повязку лишь когда ощущает прикосновения не одной, а двух пар рук. И поддается их навязчивым ласкам.

Герман наискосок пересекает зал, будто бы никого и ничего не замечая.

ИНТ. КОМНАТА МАРИИ

Гдлевский (с деланым любопытством, указывая на левую сторону своего лица): Ничего не понимаю. А где у него?..

Мария (чувствует боль, но заставляет себя ответить): Нет, это не Марк. Его брат-близнец Герман. Он долго отсутствовал, был нездоров. Чуть позже я вас представлю.

Спрятав руки в карманы, Гдлевский расхаживает по комнате, внимательно разглядывая все, что в ней есть, и особенно – шкатулку с драгоценностями на туалетном столике Марии.

Гдлевский: Это, я чего пришел-то… (открывает и закрывает крышку шкатулки). Возникла одна проблемка-с. Места у вас тут уж больно до хрена (смотрит на себя в зеркало и приглаживает усы). А нам скотину держать негде.

Мария (вздрагивает, как от удара): Но ведь вы обещали!.. Слово давали, что сбережете дом до нашего возвращения!

Гдлевский (бормочет, обращаясь к своему отражению): Правда, что ли, обещал? (Отстегивает кобуру с наганом, кладет ее на столик, начинает снимать кожаную куртку). Раз обещал, тогда конечно. Надо выполнять.

Мария покорно раздевается.

В патефонном треске звучит романс Вертинского «За кулисами».

ИНТ. ПЕРЕД МАСТЕРСКОЙ ТАКСИДЕРМИСТА

Заложив руки за спину, Поляков стоит возле одной из дверей и наблюдает за тем, как СЛУЖАНКА выбирает из огромной связки подходящий ключ.

Поляков: Что там у вас?

Служанка: Да чай-поди всякий хлам.

Служанка отпирает замок. Поляков заглядывает внутрь, убеждается в том, что это всего лишь кладовая. Внимание коллежского асессора привлекает только садовый инвентарь – некоторое время он пристально рассматривает лопаты и грабли, но не находит никаких следов свежей земли и, быстро потеряв интерес, перемещается к мастерской. Она тоже заперта.

Поляков: А здесь?

Служанка (мелко крестится): Молодого барина хозяйство. Не велят нос сувать.

Поляков: Не велят, значит…

Служанка (разводит руками): Не-ве-лят.

Поляков жестом ее отсылает и, выждав, пока та не скроется из виду, извлекает из кармана набор отмычек. Некоторое время возится с ними, примеряя к замку то одну, то другую. Наконец, раздается щелчок, и дверь поддается.

В мастерской все по-прежнему, не хватает лишь чучела Федора Скалиха. Поляков осматривает каждый миллиметр пространства, выдвигает ящики, откупоривает склянки и принюхивается к содержимому, кивает себе, словно узнает вещества по запаху, подносит к свету порошки, листает книги, перебирает устрашающего вида медицинские инструменты. Вид самих экспонатов заставляет его чувствовать себя неуютно. Достав увеличительное стекло, Поляков исследует санузел и швы на полу в поисках остатков крови. Скоблит что-то ногтем, хмурится, в последний раз окидывает взглядом комнату и выходит прочь.