Оглавление
Сборник статей. Софиология и неопатристический синтез. Богословские итоги философского развития
Предисловие
Личный мистический опыт В. Соловьева в контексте его софиологии и учения о внутреннем опыте. Т. А. Полетаева (БПДС, ПСТГУ)
Историко-философский контекст учения В. С. Соловьева о Софии. Ю. Б. Тихеев (МФТИ)
О Владимире Эрне, софиологии и неопатристическом синтезе[55] О. В. Марченко (РГГУ, МГК)
Антиномическое понимание Софии у священника Павла Флоренского. С. М. Половинкин (РГГУ)
«Не восхищение непщева» свящ. П. А. Флоренского: к проблеме интерпретации библейского текста. И. А. Едошина (КГУ)
Трансцендентальный идеал Канта и софиология Булгакова. Н. А. Ваганова (ПСТГУ)
Философия религии С. Н. Булгакова и проблематика концепции неопатристического синтеза В. Н. Лосского. К. М. Антонов (ПСТГУ)
1
2
«Я не знаю, насколько тверды и самоотверженны миряне парижские…»: пятнадцать писем другу. Письма прот. Г. Флоровского к прот. С. Булгакову (1925–1943) А. И. Резниченко (РГГУ)
Письма. Г. В. Флоровский – о. С. Булгакову (1925–1943)
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
Прот. Георгий Флоровский и идея христианской философии. В. Н. Белов (СГУ)
Евразийский период в религиозно-философской эволюции Г. В. Флоровского. О. Т. Ермишин (Дом русского зарубежья им. А. Солженицына, ПСТГУ)
Взаимодействие богословия и философии в православном богословии: свт. Григорий Палама и прот. Сергий Булгаков. Й. ван Россум (Свято-Сергиевский богословский институт, Париж, Франция)
Аспекты русской традиции философско-теологического синтеза в постсекулярном контексте: о. Г. Флоровский, o. С. Булгаков, А. Бадью и «карлик теологии» Артур Мровчинский-Ван Аллен и Себастьян Монтьель Гомес (Гранада, Испания)
Понятие личности в софиологии и неопатристике. А. М. Малер (ИФ РАН)
Богословский метод в споре о Софии. П. Б. Михайлов (ПСТГУ, ИФ РАН)
Материалы дискуссии
Дискуссия после первого заседания
Дискуссия после второго заседания
Summary
Сведения об авторах
Отрывок из книги
Движение научной мысли неизбежно связано с пересмотром устоявшихся, ставших само собой разумеющимися представлений и схем. Научно-богословская мысль, поскольку она стремится ко все более ясному пониманию смысла церковной веры и ищет адекватные пути к такому пониманию, не может быть исключением из этого правила. С этой точки зрения авторов настоящего сборника, которые во многих вопросах понимания истории философской и богословской мысли расходятся между собой, объединяет желание проверить итоги развития русской религиозной – философской и богословской – мысли XX в. Это развитие в наибольшей степени связано с двумя наиболее значимыми богословскими проектами: софиологией и неопатристическим синтезом. При этом очень существенным, как это и отмечено в названии сборника, представляется тот факт, что оба они имеют глубокие корни в русской философской мысли. Элементы того и другого могут быть отмечены уже в мысли XVIII в.: у Г. С. Сковороды и в русском мартинизме екатерининского времени. Уже здесь возникают предпосылки их противопоставления академическому богословию как чересчур сухому и рационалистичному. В первой половине XIX в. мысль о необходимости развития христианской философии на основании святоотеческого мышления наиболее ярко высказал И. В. Киреевский, одновременно в творчестве прот. Ф. Голубинского многие исследователи обнаруживают интуиции, близкие к последующей софиологии. Здесь рационализм академической традиции славянофилами истолковывается как ее зависимость от западных образцов. Наконец обе тенденции находят свое выражение у Вл. Соловьева, сделавшего Софию центральным символом своего философского, богословского и поэтического мышления, но вместе с тем не только поставившего задачу «оправдания веры отцов», но и попытавшегося, по выражению прот. Г. Флоровского, «привести богословское разумение к его первоисточникам: к опыту и учительству Церкви».[1] Каким бы спорным ни был соловьевский опыт, он, несомненно, стал определяющим для всего последующего развития русской мысли, включая и те ее направления, которые сознательно от него отталкивались и себя ему противопоставляли. Во многом в результате его влияния в начале XX в. не только отвлеченно теоретическое, но и жизненное стремление к углубленному освоению основ святоотеческого мышления (которое по-прежнему противопоставлялось современному академическому богословию как рационалистическому и вестернизированному) у таких мыслителей, как В. Ф. Эрн и о. П. Флоренский, вполне органично уживалось с идеей Софии. В последней видели, с одной стороны, основу для этого соединения теории и жизни, а с другой – ключ к решению завещанных прошлым или поставленных настоящим богословских и философских проблем: вопросов об отношении Бога и мира, веры и разума, религии и культуры. Обе концепции, которые нам представляются практически несовместимыми, предстают здесь в само собой разумеющемся смешении. Соловьев критикуется не за софиологию как таковую, а за общую «отвлеченность», сохранившуюся рационалистичность мышления, недостаточно прочную связь со святыми отцами. Разрыв и противопоставление двух концепций возникают позже – в эмиграции, когда рассмотренное выше преимущественно философское развитие мысли завершается попытками богословского синтеза. Очень важно, что оппозиция софиология/неопатристика возникает именно внутри богословия. Центральным моментом здесь может считаться окончательный переход прот. С. Булгакова от философского творчества к богословскому. Его попытка чисто богословского софиологического синтеза вызывает бурный протест последовавших за ним в этом движении от философии к богословию, но искавших в последнем собственный путь молодых мыслителей, сделавших своим знаменем очень характерный для первой половины XX в. лозунг «вперед к отцам!». Это противостояние, принявшее форму знаменитого «спора о Софии», стало определяющим событием истории русской богословской мысли XX в. Тем самым весьма актуальная для нашего времени проблема взаимного отношения философии и богословия оказывается как бы встроена в развитие русской мысли XIX–XX вв., безусловно представляющей собой поле их напряженного взаимодействия, имевшего важные следствия для обеих сторон.
Не касаясь дальнейших исторических перипетий, укажем, что итогом «спора о Софии» стало распространенное как в среде исследователей, так и в широких кругах образованной публики представление, согласно которому именно «неопатристика» является единственно верным и продуктивным современным выражением православного предания, в то время как софиология, напротив, «еретична», бесплодна богословски и несостоятельна философски и может представлять исключительно исторический интерес в качестве «неудачного» синтеза, единственным позитивным достижением которого является вызов к жизни синтеза «удачного» – неопатристического. Однако, как и всякое устоявшееся представление, данное мнение нуждается в проверке, а возможно, и в пересмотре. Во всяком случае, нелишним кажется задаться вопросом: не связаны ли с исходом спора о Софии не только очевидные приобретения, но и незамеченные упущенные возможности? Представляется, что такая постановка проблемы, отнюдь не претендующая ни на пересмотр, ни на подтверждение известных церковных решений и указов, способна наметить новые пути в изучении истории отечественной мысли и представляет и историко-философский, и богословский, и общественный интерес. В частности, она может служить необходимым основанием следующего шага: усмотрения исторической ограниченности встроенной во все описанное выше развитие концепции «западного пленения православного богословия» и связанной с ним актуализации наследия академической и, шире, институционально церковной мысли XVIII–XX вв.
.....
Ключевые слова: Вл. С. Соловьев, прп. Максим Исповедник, внутренний опыт, мистический опыт, мистическая интуиция, София, софиология.
In this article you are offered to consider the personal experience of Soloviev’s mystical feelings in the context of his early teaching about inner experience and sophiology. The author examines successively the mentioned conceptions of this philosopher, their origins and traces the connection between them and his personal mysticism and draws the conclusion that they had a very important defect – the lack of common ground with patristic tradition, with the eastern mystical theology. In the author’s opinion this lack is mostly compensated in the late works of the great thinker and first of all in his articles on theoretical philosophy.
.....
