Отрывок из книги
Сверху мохнатые пихточки выглядели как не слишком густой, изрытый проплешинами и крутобокими полянками низкорослый кустарник, заслонявший одним своим крылом тенистый, подернутый серебристой рябью ручеек-речку, другим вплотную подступавший к самой скале и взгроможденный на полузарывшийся в камни и землю могучий постамент у ее основания. Ими, камнями и пихтами, было утыкано внизу все пространство темного ущелья, террасы утесов и макушек всех видимых скал. Спуск к тем пихтам сверху еще час назад казался непростым, но преодолимым. Дав себе пораскинуть мозгами, но не очень долго, Гонгора решил рискнуть, не искать обходных путей, это позволило бы сэкономить массу времени, есть, в общем-то, уже было нечего. Спуск с верхней террасы выглядел серией нескольких местами лысых, местами беспорядочно взлохмаченных кустиками уступчатых террасок, разделенных довольно ровной и совсем не крутой стеной, достаточно, впрочем, неровной, чтобы найти на ней удобные для захвата уступы и опоры для рук и ног. Пара мотков троса позволяли без особых приключений переправлять ниже изрядно похудевший за последнее время рюкзак и Лиса, все такого же увесистого, цепляя кольцо его шлейки к карабину троса и на всякий случай, привязываясь за что-нибудь самому, затем спуститься следом, собрать тросы и повторить все сначала. Все просто. Другое дело, что всех подробностей сверху было не разобрать.
Гонгора поспешно вернул пальцы на прежнее место и облился холодным потом. Все эти густо расположенные друг на дружке ступеньки на двойную, а то и на тройную ширину стопы с множеством удобных трещин и кустов оказались издевкой, чистой фикцией. Перед ними висел ни на что не годный пустой участок, где было не за что зацепиться. Ступеньки лежали за пределами всякой досягаемости, и они были сейчас все равно, что обман зрения. Последняя пара крючьев осталась еще на прошлой стене, в таком же сходном случае, и тогда он спустился быстро и без помех, здесь же надо было что-то думать и думать поскорее, он прямо пятками, всеми своими нервными окончаниями чувствовал, что дольше уже тут оставаться нельзя, эта новая выбоина, этот сущий навоз – она то и дело крошилась под ногой, осыпалась, грозя окончательно развалиться и увлечь за собой. Внизу, среди россыпи крупных скальных обломков тихо поблескивала излучиной ленточка речки, там предвиделся покой незапамятных времен, там угадывалась настоянная звездами и полной луной ночная свежесть и как будто даже слышалось нисходившее оттуда далекое шуршание. До речки было далеко, падать туда не хотелось. Думать мешал приступ запоздалого раскаяния. Поглядывая наверх, с предельной осторожностью перебирая руками и ногами, он снова шел по краю карниза, искренне злясь на себя, холодея от нехорошего предчувствия и уже понимая, что не пройти. Временами становилось совсем не по себе, теперь неуправляемый страх брал за плечи, на задворках сознания кто-то голосом дедушки без конца проворачивал одну и ту же фразу, что-то по поводу того, что с таким воображением следует брать с собой страховку, даже отправляясь в ванную. Именно это вот очень уверенное в своих силах жизнеутверждающее начало, опрометчивость, которая казалась давным-давно уже вроде пережитой, гранича с нерешительностью, просыпалась в нем не часто, но всегда в неподходящий момент, стоило только утерять бдительность, безжалостно ловя на беспечности и раздражая. Готовность нестись сломя голову, когда все остальные благоразумно сохраняли исходное положение, с детства преподавала многочисленные уроки в содружестве с его неисправимой натурой великого экспериментатора, но, как видно, ему еще было мало. Видно, чтобы образумить совсем, его нужно было хорошо хлопнуть о землю. И все-то ведь ему, славному, ладно. Прижавшись мокрым виском к прохладной плоскости неудобного камня, он ненадолго прикрыл глаза. Прежде всего, следовало взять себя в руки и успокоиться. Страшный пароксизм собичевания лучше было приберечь на потом. На другое время. Если оно будет. Назад нельзя, стоять нельзя, значит, остается идти вперед. Гонгора без особой уверенности потрогал ногой камень поближе. Он подумал, что со стороны, издали, наверное, похож на одинокую мушку, прилипшую к стене древнего полуразрушенного замка. Крылышки и мозги отказали, теперь вся надежда на тренированные лапки. Гонгора опустил глаза и представил, как бы смотрелись тут в трещине стальные зубцы креплений. Воображение незамедлительно промотало несколько кадров вперед, он увидел метеоритный рой осколков, удалявшийся к речке в сопровождении камушков помельче. Уступчик не имел здесь четких оснований. Ступать сюда не следовало. Он не поверил, и, как выяснилось, напрасно. Уступчик оказался даже еще менее надежным, чем выглядел. Это давно уже стало его привычкой – идти вперед, только если можно вернуться назад, но здесь уже приходилось рисковать, дальше шли необратимые поступки. Пробовать уйти назад не имело абсолютно никакого смысла, да и не пройти там, он бы десять раз подумал, если б знал, что все кончится этим. Как же все вначале было прекрасно, склон был крут, но не отвесен, длиннющие балконы, приветливые трещины, кусты и целые заросли отдельных деревьев, и даже Лис временами мог передвигаться сам… Он зашел слишком далеко.
.....
Первые полчаса его не покидала мысль, что это испытание не сможет выдержать даже неприхотливый организм Лиса, слишком много крови. Наверное, Улисс очень не хотел их, это у него всегда получалось хорошо.
Из оставшихся четырех приторно-горьких кубиков НЗ он взял два, бросил в давно истекавший ожиданием рот, съел, что еще оставалось, готовить времени не было, все остальное в палатке можно было есть лишь после долгой варки. Через четверть часа Гонгора сменил Улиссу повязку и сделал это уже основательнее, туже и плотнее. Тот визжал тихо и хрипло, не переставая.
.....
