Читать книгу Изгои - Сергей Алексеевич Попов - Страница 1

Отныне Максим не признавал знакомства через всевозможные приложения и сервисы. Отчасти не верил им, отчасти побаивался – бог его знает с кем вот так в очередной раз сведёт разговор и во что выльется. Не хотелось больше авантюр в свои тридцать, резких движений в жизни, когда всё более-менее устаканилось. Да и свежа ещё память об одном таком «знакомстве», когда вместе с девушкой на встречу пришли трое, избили зверски, сняли ботинки, вытащили кошелёк. Дополз тогда кое-как в одних носках до метро – и отключился. Несколько недель потом провалялся в больнице, харкал кровью, на прогревание рёбер ходил. Нет-нет, пожалуй, хватит рисков, не стоит… Но что-то внутри было с ним не согласно, упорно сопротивлялось.

«Да ладно, только ведь пообщаться вечерок, – стал себя подкупать Максим, уговаривать. – Ничем же не обязывает».

А ведь и вправду – ничем. Он почесал трёхдневную щетину, поставил чайник и встал возле большого окна с видом на дорогу, упёршись ладонями в подоконник, заставленный горшками с плектрантусом, лимонным деревом, комнатным жгучим перцем. Февральский вечер давно затемнил небо, растёкся по городу чёрно-коричневой гуашью, как из незакрученного тюбика неряшливого художника. Махонькой красной точкой, словно падающая звезда, где-то среди облаков мигал самолёт. Большими бело-жёлтыми бутонами цвели уличные фонари, сонливо горели фары проезжающих автомобилей. Окна ближайших двенадцатиэтажек зажигались выборочно и походили на геометрические фигурки в «тетрисе». Тихо сыпал снежный абразив, растворялся без следа в чёрных лужах, словно безвкусный сахар в горячем чае в какой-нибудь придорожной забегаловке.

Щёлкнул вскипевший чайник. Максим налил полную кружку кипятка, кинул предпоследний пакетик «липтона», песку две ложки, отхлебнул, обжигая губы. Вкус напоминал резину, замоченную с моющим средством, разве что пахло поприятнее. Выпитая муть чуть встряхнула мозги, придала храбрости.

«Хорошо, – решил он, – рискнём в последний раз. Но только в последний».

В полумраке комнаты голубоватый холодный отсвет монитора слепил Максима, бросал блёклую тень на стену за спиной. Она была похожа скорее на большое сальное пятно – такое же неясное, въевшееся, несводимое. 00:15 на часах телефона мигнуло. Крупные белые пиксельные цифры бежали с пугающей быстротой. Вот и конец уик-энда. Как и не бывало его…

На экране уже с полчаса вхолостую висела его страничка в соцсети – с просроченными музыкальными подкастами, фотографиями, записями. Всё под хорошим слоем пыли, поросло плющом. Что он забыл тут, в этой чащобе? Зачем откопал себя трёхлетней давности, восстановил пароль, время потратил? Гляди-ка, ещё с волосами и в окружении друзей… Как всё поменяться успело – с ума сойти можно! И почему именно такой способ для будущих знакомств выбрал, а не как раньше – через сайт или приложение? Максим слабо понимал, что вообще делает сейчас – и, собственно, что конкретно собирается отыскать. Общение? Или плацебо, чтоб одинокость затяжную приглушить? Может, через переписку с незнакомкой к себе в душу постучаться таким образом решил? Вскрыть парочку гнойников? Мучила внутренняя борьба, раздвоенность: и плюнуть бы да завалиться спать, и всё ж таки хочется хотя бы положить начало задуманному.

Решил искать кого-нибудь к себе поближе. Выставил возраст, город… Первым двум приглянувшимся, кто в сети горел зелёненьким, тривиальное «Привет!» написал, вложив в слова всю невидимую для собеседника искренность. Одна прочитала, не ответив, другая – не постеснялась оскорбить, пройтись по нему, как раскалённым утюгом по брюкам. Так сказать, первые результаты. Ну хоть что-то: такой ответ – тоже ответ. Третьей написал, некой Светлане двадцати семи лет, брюнетке с кукольными глазами. Написал – и пошёл на перекур на лестничную площадку: хотелось отсрочить на минутку будущую неудачу – а в том, что она неминуема, Максим не сомневался.

Снаружи холодно, как в склепе, – кто-то не закрыл окно. Жутковато моргала ртутная лампа. Ступеньки оплёваны, в шелухе, в окурках, недопитые алкогольные коктейли оставлены – посидело подрастающее поколение. Да и, видать, хорошо. Этажом выше соседи громко выясняли отношения, не спалось им, неугомонным. Максим тянул сигарету медленно, жмурясь, и всё думал, взвешивал… Ещё не поздно отказаться от затеи, соскочить: не ответит, пошлёт – и тогда точно к чёрту всё. Ну вот табак высосан до фильтра, лёгкие набиты серым чадом, а в голове стало только громче, тревожнее. Что решено? Да ни хрена. Ноль. Бычок бросил в общую пепельницу – располовиненную пивную банку с «лапшой» – и поспешил обратно.

К монитору подходил осторожно, приглядывался издалека – написали ему что, нет?

«Привет!» – ждало Максима. С восклицанием даже – не просто пересушенная отписочка.

«Прости, что так поздно… – с неуместных оправданий начал, изнизу, как будто не за общение ухватился – за соломинку дрожащими пальцами. Просто долго не решался написать… И вот».

Зачем так? С унижения какого-то в самом начале? Не знает, не может объяснить.

«Всё нормально. Я всё равно не сплю – фильм смотрю».

К нему как к человеку, уважительно, да ещё и в подробности посвящает, дверь в свой мир приоткрывает путнику, приглашает заглянуть, обогреться, обсушиться с дороги. Может, замануха? Такое ведь уже Максим проходил: складно всё, приятно вначале – больно и жутко потом. А вдруг получится не так, как раньше?.. Не в этот раз хотя бы?

«Максим, кстати…» – поздновато представился, да и, в общем-то, ни к чему – имя и так написано.

«Вижу, – ответила и смайлик прибавила, – Светлана».

«Ну вот и познакомились», – и тоже скобочку в конце подставил, и улыбнулся здесь, в реальности, по-настоящему, искренне. И что-то внутри запрыгало от этих слов, возликовало, и что-то внутри стало вмиг лёгким, как хлопок. Неужто диалог вяжется? Неужели прогресс?!

Максим несмело начал про жизнь Светланы вызнавать, украдкой прощупывать почву, и сам не скупился на ответы: всё как на духу говорил – и про белое в жизни, и про чёрное, и про страхи, и про сомнения постоянные. Словно с Богом среди ночи чатился, остановить себя от потока откровений не мог – пальцы, как заколдованные, сами собой по клавиатуре бегали. 02:16. Общение всё продолжается, не затихает, хотя Максим уже носом клюёт, и глаза спичками подпереть хочется. Пора бы закругляться – но Светлана что-то пишет ещё, прыгают «кружочки» под чатом. Перебивать невежливо и не красиво как-то.

«Максим, очень приятно с тобой было пообщаться, но мне уже пора, – выплыло наконец, – не знаю, будет ли такое общение и завтра, если расскажу тебе одну вещь о себе… Наверное, после этого ты удалишь этот чат. Но замалчивать правду не вижу смысла – это будет не совсем честно. Но решать тебе – может, ты просто искал временного собеседника…»

Бросило в пот Максима, похолодели ладони – какой секрет ему собираются раскрыть? Что Светлана – фейк? Одна из сотен масок современного интернет-мошенничества? И сейчас вся переписка, как грязное бельё, разлетится по всему Рунету, разберётся на посты и мемы? И все-все будут в курсе жизни доверчивого придурка по имени Максим?.. Не может быть, бред же, бред! Он стал лихорадочно мотать портянку текста к началу, кусать губы, стучать коленками под столом. Быстрее же, скорее… Нет, ничего такого не писал, ничего запретного не говорил – хватило мозгов, слава богу. Ну да, поделился горьким, ну да, где-то даже личным, но за это и не стыдно. В конце концов в свободное же время живём. Вроде отлегло немного, нормально… Глубокий вдох, выдох, ещё… Сходил промочить глотку на кухню водой из-под крана. Вернулся и застрочил:

«О чём? Что ты – не ты? Или как? Говори уж как есть…»

«Нет, Максим, я – настоящая, если ты об этом. Моя внешность только ненастоящая больше… Я – не та улыбчивая и привлекательная девушка с аватарки, да и на ней мне всего 22 года… Ты правда хочешь знать, что случилось?.. Или нам уже можно попрощаться?..»

Максим подумал полсекунды и быстро набрал ответ, сглатывая:

«Хочу, расскажи…»

И пришла спустя пару минут история…

Жара, конец июня далёкого 2013-го. Светлана Авдеева – выпускница и первая красавица экономического факультета МГУ – хвастается красной корочкой перед подругами, улыбается зубками-жемчужинками на камеры, пьёт шампанское, обнимается с ряжеными однокурсниками. Отец радуется, мать – плачет. Такое раз в жизни бывает, такое не забыть. За Светой приехал какой-то модный на спортивном мотоцикле. Эффектный подкат, всем на зависть… Она к нему подсела, помахала всем на прощание… Умчались на окраину Москвы, яркие, свободные, взрослые, опьяневшие от скорости, ветра, алкоголя. Стемнело. Коварный поворот. Здесь бы скорость сбавить. Машину встречную оба увидели поздно… Мотоцикл пережевало и выплюнуло – обломки на сотню метров разлетелись. Парень, переломанный, на месиво похожий, лежал на мокром от бензина и крови асфальте. Как выжила Света – одному Богу известно. Её в реанимацию забрали, его – в морг…

Другая жизнь для Светланы с тех пор началась – изломленная, в болях, в муках, в криках. Операций пережила – не счесть, на теле нет живого места, позвоночник, череп – в титановых пластинах. Лечение сосало средства без меры и со скоростью пылесоса, а помогало слабо. Родители – в долги, в кредиты, продали машину за бесценок, квартиру заложили. Возили Свету и в Израиль, и в Германию. Лишь бы толк был, лишь бы помогло… Месяцы борьбы переходили в годы. Ну вот, кажется, лучше, появился просвет – к Свете стали возвращаться силы.

Авария откатила к истокам, к чистому листу: училась заново ходить, говорить, держать ложку, мыслить. Реабилитация шла медленно: всё по крупицам, по щепоточке. Дорогущие репетиторы, пособия, методики… Но вроде ничего, получается, идёт потихоньку. А скоро и первая большая радость случилась – дали добро Светлану выписать, отправить домой. Билась со всем миром, с собой – и победила, не сдалась. Свету осыпали цветами, целовали, обнимали, говорили тёплые слова, соседка по палате иконку поднесла – на выздоровление, на крепость духа. Как вернувшейся оттуда, откуда нет пути назад. Кроме родителей, двоюродной сестры с мужем, медперсонала и знакомых, никто к Свете не пришёл, не приехал. Подруги, старые друзья-приятели куда-то подевались, пропали без вести, как будто и не было их никогда. Ни писем, ни сообщений в социальной сети, ни жалкой эсэмэски. Гнетущее молчание, забвение, эхом внутри звенящее.