Читать книгу Февральская рыба – дневники последнего романтика - Сергей Андреевич Шагеев - Страница 1

Автобиография тени

Оглавление

Приносящий слова родился. Недолго думая над содержанием, Он вновь решил написать. Руки просили печатную машинку. Тремор в кистях заставлял выбивать слова без умысла. Буквы выстраивались в странные слова, а слова в нелепые предложения посредственного текста. Летаргическое сновидение продолжалось. А клавиши всё стучали. Он думал обо всём. Но о чём можно рассказать, о чём стоит говорить, что может быть интересным? Что Он должен написать. Да и вообще, что будет прочтено потом? Часть оставил в своей жизни, часть утратил, какую-то мелочь просто не заметил или специально упустил из вида. Эта одна из тех историй, которые могли бы быть, но сдохли на полпути, сжимаясь в конвульсиях на обочине скоростной трассы. Смерть – это так не вовремя, но не всегда некстати. Как режиссер, Он добавляет в содержание таинственности, странности и запах неизбежности, дабы привлечь ваше внимание хотя бы густым туманом, сквозь который ничему не протиснуться. Здесь границы атмосферы безумства…


Долго томившийся без дела, писатель сходил с ума. Превращаясь в камень. Время пришло, слова будут сказаны, поэтому заткните уши, отведите глаза в сторону и задёрните шторы, чтобы дневной свет не сгубил зачатки повествования на корню…


Он всегда был болтлив. Наверное поэтому и подался в рассказчики. Приятно, когда чужие уши ловят каждое твоё слово. Целые миры рождались и погибали в Его воображении, со своими народами, улицами, прилавками, голубями и старыми тысячелетними соснами. Людские люди ломались, мёртвые воскресали, небеса заливались золотом – всё варилось в котле, который располагался на плечах. Старый ржавый механизм мыслей ещё не успевал совершить полный оборот барабанчиков и колёс, а с языка уже срывались целые истории. Он врал всё больше и Ему всё больше это нравилось. Лгать без последствий. Немного здесь и очень много при любом возможном случае. До чего же приятно лгать… и самому себе. Конечно, частенько, случался ступор. Творчество останавливалось как поезд, которому не хватило угля, чтобы доехать пару километров и он оставался посреди станции "Неизвестность". Или же это был автобус набитый идеями, но к которому пришёл пьяный вдрызг водитель и его отстранили от рейса.


Любая драма состоит всего из одной сцены. Всего несколько мгновений до слезы. Всё начнётся с конца. Что же случилось, что привило нас сюда, что было раньше? Каждый должен прочувствовать финал, зная начало и пройдя весь путь. Но здесь всё было иначе. Совершенно не по сценарию. Писатель, достав из кармана пиджака револьвер, направил дуло себе в лоб, нажал на спусковой крючок и выдохнул последний раз. Револьвер издал забавный звук, а вместо пули вылетела очередная идея. Его работа – музыка слов, песнь не произнесённая, ужасная, отвратительная надпись на клочке пыльной старой бумаги, но нужно делать то, что должно. Его работа – история маленького мальчика, который от волнения грызёт ногти и дёргает себя за письку, пособие для набирающих вес, ленивых беспомощных искателей, садистов с прогрессирующим расстройством психики, лысеющих глупцов и прочих забавных манекенов на прилавке универмага жизни. По словам написанным, умные люди могут вынести диагноз автору, по словам оставленным бумаге – можно проникнуть внутрь писателя так просто, самому, открывая замки, висящие на клетках разума. Настало Его время, Он разденется перед вами, снимет своё второе лицо и даст возможность погрузиться в материю повествования…


Отмахиваясь от своего прошлого, пожалуй, не изменив ничего, Он бы прожил ещё раз этот кошмарный сон, но спать не хотелось. Он был слаб, Ему это нравилось временами. Сила не ведёт, она пинками подгоняет, а слабость позволяет плестись в хвосте хоть куда-то и Он не хотел брать на себя ответственность, оставляя право выбора обстоятельствам. Обратные изменения бабочки. В Писателе есть крохотная пылинка неба и слишком большой ком грязной чёрной земли. Он покрыт старой чёрствой коркой и Ему плевать на всё и всех. Он уже так далеко там, что здесь – полупрозрачен, мало восприимчив и озлоблен. Так кто Он такой? Писатель – жалкая тень, вечно переходящий из состояния моментальной готовности в длительное забвение творец. Терзаемый пустотой создатель всего, изгой, которому целуют стопы толпы. И всё же он – Повелитель Мира. Страдающий за свои рукописи, гонимый за изученные слова, хранящий сказанную правду. Слишком высокомерный, чтобы снизойти до согласия в споре со стеной. Блудливый потерянный и потерявшийся, оставленный с намерениями в этой незаконченной фразе. Но в конце истории – уже больше не чувствуешь восторга, пытаясь вспомнить яркие моменты и стараясь удержать хоть чуть-чуть сюжета в памяти. А потом, потом всё забудется. И останется белым и пустым, как последний торчащий из печатной машинки лист бумаги. Автор умер. Писатель закончил очередной шедевр. Так о чём стоит сказать, что залезет на пьедестал первого места, громко заявив о себе низшим местам, всё просто – потухающая искра последнего момента, который Он видел. Занавес, свет выключается. Всё, конец. Хлопать уже можно… Пустота слушает. Она всегда такая… Занавес. Приятно пропускать чужое через фабрику своих взглядов и заводы морали, предрассудков и мировоззрения. А в итоге получать нечто своё. Писатели живут нами, они тоже живут этим всем. И проходя сквозь тьму на ощупь, оставляя еле заметные следы на саже, устремляя руку в карман в поисках ключей от двери в решимости шагнуть наконец за порог – каждый писатель уже решил, что будет там. Он зарядил свой пистолет идеей.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу
Февральская рыба – дневники последнего романтика

Подняться наверх