Читать книгу С детьми в лесах. Педагогическая флоэма с элементами осмоса и космоса. - Сергей Борисович Шустов - Страница 1

Оглавление

ПОЯСНЕНИЯ К НАЗВАНИЮ КНИГИ

Дети – это удивительная и крайне необходимая любому обществу его часть. Из которой неизбежно вырастает новое общество. Примерно как подрост в лесу. Который рано или поздно сменит старые взрослые деревья, сам пробившись к свету. Про лес объяснять ничего не нужно. Даже те, кто никогда в своей жизни не бывали в лесу (таких людей, впрочем, я уверен, не бывает на свете), отлично представляют, что это такое! Если совсем коротко, то лес главным образом состоит из растений. А также из чувств и эмоций, когда в него попадает человек.

Флоэма – это ткань в растениях, которая проводит питательные вещества к тем органам, которые сами их произвести не могут. Например, к цветкам. Её работа чем-то похожа на деятельность педагога: проводить нужное и важное к детям (которых еще называют цветами жизни!), чтобы они смогли усвоить полезную информацию и приобрести необходимые навыки. Еще один элемент важной деятельности растений – осмос. В их клетках через полупроницаемую мембрану происходит перенос вещества из одного раствора в другой. По сути, это – усвоение. Причем, усвоение идет под действием особого давления (оно так и называется – осмотическое). Нет нужды говорить, что некую аналогию подобного процесса мы находим и в педагогике.

Космос – это всё вместе. Это и дети, и общество, и лес с подростом, и цветки, и флоэма с осмосом. Плюс еще много всего прочего. Например, звезды, птицы, облака и травы. И наша планета Земля. Чтобы ощущать космос, совершенно необязательно летать к звездам. Для нас, людей, самая важная его часть находится здесь и сейчас – прямо на нашей планете и в наших сердцах.

Таким образом, насчет данной книги всё очень просто – она про детей и педагогов, биологию и экологию, лес, его обитателей и про космос тоже.

ВСТУПЛЕНИЕ

В безбрежном Океане Образования и Воспитания есть забытый и малоисследованный остров. Официальное название его длинное и скучное – «Дополнительное образование в полевых условиях» (ДОВПУ). Впрочем, на разных языках его именуют по-разному. Есть, например, и такое имя – «Полевое экологическое образование» (ПЭО). Или – «Детский эколого-образовательный туризм» (ДЭОТ). Но, нужно сразу же сказать со всей прямотой – даже этих гордых поименований, что ДОВПУ, что ПЭО, что ДЭОТ, мало кто знает и редко кто применяет в наши непростые времена. Так как остров этот – давно забыт-позаброшен, затерян в безбрежном образовательно-воспитательном пространстве и уже не манит отчаянных смельчаков на свои скалистые берега, как раньше. Народу ныне на этом острове топчется совсем немного. Хотя совсем еще недавно, лет даже этак 10-15 назад, он был гораздо более густонаселен! Печальная и поучительная эволюция его, его рождение, расцвет и закат, как история цивилизации майя или острова Пасхи – предмет особой повести…

На его землю не ступали ноги Макаренко, Песталоцци и Марии Монтессори. Под его кущами не бродил Лев Толстой, не экспериментировал Выготский и не мечтал Сухомлинский. До него не доплыли ни отважные Давыдов с Гальпериным, ни затейливые Жохов с Зайцевым. Даже конференций, столь милых сердцам большинства современных педагогов (где можно уютно поспать в креслице на пленарных докладах и весело потусить на вечерних междусобойчиках), почти никогда не проводилось на этих островных землях. Да и вообще этот остров мало подходит для сытой, спокойной, привычной и комфортабельной педагогической деятельности. Тут творятся дела более опасные и не для всех!

Консервативная парадигма общества, нацеленная на воспроизводство образования от самого себя (как мифический Змей Уроборос, хватающий самое себя за хвост), предполагает этот процесс как институциональный. (Далее и более подобными страшными предложениями я остерегусь, обещаю, мой дорогой читатель, пользоваться). Школа – она и есть школа. В ней есть классы. В классах – должна процветать классно-урочная система (придуманная еще приснопамятным Яном Амосом Коменским). Есть еще институты. Есть университеты. Во всех этих учреждениях (что понятно каждому самому глупому ежу) существуют (просто обязаны существовать!) учителя и ученики. Обучаемые и обучающие. Всё просто, как теорема Пифагора. И таких институционально-привычных, традиционных островов раскидано по глади Образовательного Океана великое множество. Все они процветают (так как получают финансовые дотации государства; собственно они и есть его частица-кровинушка). Все они освоены, распаханы и заселены по самое некуда. Островитян там – пруд пруди! Почти каждый из нас произошел оттуда. Или каким-то своим боком окунался в тамошнюю кипучую жизнь. А как иначе? Так и должно быть от самых корней и царя Гороха!

Если шутки убрать в сторону, традиционное образование никуда не деть. Оно – основа. Но мы-то здесь поведем речь про особые ответвления от центрального ствола. Которые, как ни крути, должны быть тоже. По всем законам. Иначе древо будет одноствольным и безветвистым. А упомянутый Океан с обжитыми и истоптанными островами – однородным и скучным.

На Нашем острове – больше живой жизни. Тут меньше дневников (хотя они и есть, но совсем другие!), нет парт и очень мало гаджетов. Мультимедийники на нем заменены на четкие и яркие картины реальной жизни. На восходы и закаты реального Солнца. На действительные фазы Луны. На грозы, ветра, штили, радуги, теплые дожди, прилеты птиц и цветения трав. Участниками этих реальных картин становятся все временные обитатели этого острова, вне зависимости от того, желают они этого или нет.

Насчет временности обитания: постоянных островитян-жителей тут совсем чуть-чуть. Их почти и нет вовсе! В основном – приезжие. Их привозят на остров разными способами: автобусами, электричками, порой родители везут на собственных авто. Приезжие живут на острове недолго. Потом они отбывают вновь на более освоенные острова, ближе к цивилизации и совсем в неё, в гущу – в центры мегаполисов, к завоеванным благам человечества. Побывавшие на острове и вернувшиеся на «большую землю» еще долго отмачиваются в больших горячих городских ваннах, трут свое зачерствевшее, подкопченое и подсушенное тело изысканными мылами, умасливают себя мазями и кремами (все это для того, чтобы придать себе вновь цивилизованный вид), отъедаются в Макдональдсах и вновь привыкают к яркому свету электричества и компьютерных мониторов.

Сам остров покрыт лесами, спрятан за облаками, богат озерами и ручьями, напитан свежим воздухом и обдуваем вольными ветрами. Дикая природа там представлена во всей своей красе – от гор и предгорий, до обширных болот и ягодных полян. Там резвится множество зверей, летают чудесные бабочки, поют прекрасные птицы, в траве шелестят змеи, на побережьях рек и озер резвятся и издают крики земноводные, жужжат всевозможные насекомые. Там есть что посмотреть городскому человеку! И – одно из главных заклинаний XXI века – «Люби природу, мать твою!» – здесь реально возможно воплотить в жизнь, ибо только изучая, зная и наслаждаясь природой, её возможно истинно полюбить!

Когда-то мыслитель Герман Гессе произнес довольно странные слова. В них нужно вдумываться – а что, собственно, он, мыслитель, хотел ими сказать?! «Это есть смысл нашего пребывания на земле: мыслить и искать, и вслушиваться в дальние исчезнувшие звуки, так как за ними лежит наша истинная родина». Разве в любом типе и виде образования, на любом острове в Океане не ищут смысл пребывания человека на Земле? Ищут! И учат искать. Только делают это везде по-разному. Что тоже хорошо. Так что же конкретно делают на нашем Острове? На ДОВПУ, он же ПЭО, он же ДЭОТ.

Каково содержание деятельности на этом таинственном острове, каков контент, каковы цели и задачи тамошней активности? Нужно, наконец, произнести ключевые слова, которыми там пользуются – ибо на каждом острове в Образовательно-воспитательном Океане свой язык, и мало кто, увы!, понимает языки соседа! Как коренные жители острова Пасхи не разбирают тарабарщины обитателей Андаманского архипелага.

Говорят, в знаменитом музее Прадо висит где-то на стене надпись: «Бережно относитесь к тому, чего вы не понимаете. Это может оказаться произведением искусства». Поэтому мы должны стараться понять чужие языки и правила иных Островов. Поэтому я с воодушевлением делаю попытку здесь рассказать Вам, дорогой читатель, о малоизвестном острове, на котором мне самому довелось побывать неоднократно и даже там поработать. И даже – жить. Рядом с детьми. С родителями детей. Со студентами. С учителями.

Я приглашаю Вас в путешествие по этому острову. Если оно Вам не понравится – не беда. У вас всегда будет возможность уплыть на другие, более привычные и освоенные. Например, на громадный остров «Школьный» (официальное имя его довольно мудреное – МБОУ СОШ, или МАОУ СОШ, это, опять же – увы!, особый язык древнего племени). Если же Вам понравится на Нашем острове – путешествуйте с нами до конца. И даже можете самостоятельно продолжить его, это увлекательное путешествие!


……….

Теперь, наконец, можно поговорить (пока – вкратце!) о содержании работы людей на этом острове. Что они там делают? И для чего? Кто конкретно там обитает? Кто-то, возможно, уже уловил здесь (из вышесказанного) черты скаутизма, движения скаутов – весьма известной и распространенной во многих странах формы образовательно-воспитательной деятельности со школьниками. И это действительно так! Нет нужды четко и безоговорочно разделять различные направления и школы, сформированные самим временем. Их много. Нужно уловить главное и общее в этих формах! Ведь даже в бытность пионерской организации в СССР одними из значимых и любимых мероприятий были походы организованных красногалстучных групп в леса или в горы. Итак, выделим эти главные черты, присущие нашей островной активности:

Пространство. Всё действие «спектакля», весь воспитательно-образовательный процесс проходит исключительно на лоне живой, дикой природы. Это не разовые экскурсии в городской парк или в загородную рощу. Это не пришкольный лагерь вокруг песочницы. Это настоящая жизнь в природной среде.

Время. Жизнь эта не ограничивается одним днем. Или даже двумя. Это достаточно продолжительный отрезок времени, в течение которого участник действа целиком погружается в «природную» среду, пропитывается (в прямом и переносном смыслах!) её духом, атмосферой, дымом костров и запахами диких трав и ветров. Время это должно быть достаточным для вполне серьезных изменений внутри участника, для начала формирований его новых убеждений, представлений, верований, в конце концов, вполне определенной идеологии (как системы взглядов на жизнь общества и свою собственную). Обычно этот отрезок составляет от 8-10 и более дней.

Кто. Участники – «жители острова» (пусть временные, постоянных там очень мало!) – школьники, начиная с 8-10 лет, студенты, учителя, педагоги сферы дополнительного образования, родители, эксперты, вожатые, инструкторы. Последние три указанных категории – имеют в силу опыта более высокий статус «проводников» по острову. Первые же группы – неофиты, либо набирающиеся опыта, либо уже вполне готовые перейти в статус «учителей-инструкторов-проводников», так как побывали на острове не раз, и не два, и знают о нем не понаслышке.

База. В идеальном варианте для полноценной жизни на Нашем острове необходима База. Это слово мы будем часто использовать в книге. База – это домик, или комплекс домиков, куда группа путешественников может всегда вернуться после своих скитаний. Там, на базе, они могут, прежде всего, хорошо выспаться в приемлемых условиях (например, на деревянных кроватях в два яруса и даже с неплохими матрасами!), помыться в бане (отскоблить от своей кожи копоть костров и смыть с лиц следы комариных укусов), записать окончательно в дневнике все перипетия и впечатления от похода, провести научные изыскания; словом, от дикой романтики вернуться на время в хоть какую-то приличную цивилизацию. Поэтому, чтобы сладко поспать – нужны спальные комнаты. Чтобы помыться, почиститься и высушить одежду и обувь – нужна бревенчатая банька. Чтобы провести научные изыскания – нужна (желательно!) лаборатория с инструментарием. Чтобы оформить дневниковые записи – нужен тихий комфортный уголок, где есть для этого хотя бы минимум условий и материалов. А также электрический свет.

Чтобы планировать новые походы, база также крайне необходима. Ведь именно оттуда и начинается новое путешествие. С новыми силами и с подремонтированной экипировкой. Словом, база, особенно если она продуманно и добротно оборудована – очень хорошо! Есть базы, на которых наличествуют даже велосипеды и байдарки. Это – высший класс. Но мы будем вести речь в этой книге в основном о пеших походах и путешествиях.

Что делаем? Изучаем природу активным образом, постоянно находясь в движении внутри нее самой. Экспедиции и экскурсии в леса, поля, на луга, в предгорья. С возвращением на базу, на ночевки, но иногда – с палатками на несколько дней в глухомань. Наблюдаем природные объекты и явления (зверей, птиц, насекомых, растения, экосистемы в целом, звездное небо, озера и реки, геологические обнажения и пр.), фотографируем их, ведем экспедиционные дневники, зарисовываем увиденное, восхищаемся и радуемся, анализируем и обсуждаем события, собираем материалы для исследовательских докладов. Учимся преодолевать походные трудности, осваиваем умения ладить и сотрудничать с теми, кто рядом. Выступаем перед группой, учимся делать яркие публичные сообщения. Слушаем умных людей – ученых (экспертов). Устраиваем диспуты по поводу прочитанных книг (в том числе – вокруг походных костров), играем в разнообразные активные игры (как на базе, так и в походах), развиваем память, внимательность, интеллект. Купаемся в лесной речке и озерах, плаваем на байдарках, устраиваем турниры по мини-футболу, бадминтону и шахматам. Организуем театральные представления. …Живем активной жизнью, органично сочетая отдых и обогащение специфическими знаниями и умениями, которые не получишь в школьном классе.

…….

Современный ребенок похож на морского котика на лежбище. Он лежит или сидит в привычной позе на облюбованном месте и изредка ревёт. На этом похожие черты, правда, и заканчиваются, так как котик уходит в море и там проворно ловит рыбу, а вот ребенок редко куда идет и ничего не ловит. Он настолько привык к своим лежбищу и сижбищу, что сдвинуть его порой оттуда нет никаких возможностей. Нужно приложить массу усилий, фантазии и предложить ему разнообразных посулов, чтобы стронуть его с места, – и родителям это хорошо известно. Слава богу, правда, что будучи всё-таки стронутым, ребенок довольно резво находит вкус и в катании на коньках, и в пробежке по парку с собакой наперегонки, и в походе с родителями в лес. Это означает, что внутренняя природа человека – скитальца, открывателя нового и путешественника, заложенная у нас у всех в генах, берет своё! Массу покоя можно преодолеть! Беда только в том, что и у взрослых (возможно, еще в большей мере, чем у потомства) уже давно сформирован сидячий и лежачий образ жизни. Когда на диване, в кресле, в кафе, в офисе, в машине настолько привычно, что словно бы приклеили тебя туда клеем «Момент» и оставили в таком состоянии. А клей всё твердеет и твердеет.

Таким образом, человек современного мира превратился в новый вид – Homo sedens, человек сидячий. Конечно, сидя, тоже можно познавать мир. Но гораздо удобнее, и, главное, гораздо эффективнее познавать окружающую действительность, скитаясь и путешествуя. Даже, не побоюсь этого слова, бродяжничая! Вспомните, сколько великих писателей в детстве и юности были подлинными «бродяжками»?! И ведь именно они потом рассказали остальному миру о своих открытиях, выложили на всеобщее обозрение свой накопленный в скитаниях опыт!

«Важно быть участником событий. Именно из этого потом

возникают молнии открытий, дерзкий стих и достоверный том…».

(К. Ваншенкин)

А ведь мы рождались природой как Homo cursus – человек идущий. Именно наши подвижность и непоседливость позволили нам стать теми, кто мы есть. Преодолев моря и океаны, пустыни и саванны, расселяясь из сердца Африки – нашей далекой прародины во все концы необъятного света. Неужели мы успокоились и зачерствели? Неужели мы полностью доверились автомобилям, поездам и самолетам? Неужели мы забыли про наши ноги? Которые сейчас способны довести нас только до ближайшего магазина, до автобусной стоянки и до инсульта? Такому же стилю жизни, как Минотавру на заклание, мы предлагаем и наших детей!

В поход, Друзья! Собирайтесь в поход! Вставайте с диванов и кресел, вылезайте из уютных машинок, забудьте на время про лифты и эскалаторы. Возьмем с собой наших детей – и вновь станем, хотя бы на некоторое время, Homo cursus! Мы достойны этого! У нас всё получится! Вперед, к природе! И новый мир распахнется перед нами…


ГЛАВА 1. ДИКАЯ ПРИРОДА: ЧТО МЫ ЕЙ? ЧТО ОНА НАМ?

Во всех частях земного шара имеются свои, даже иногда очень любопытные,

другие части

(Козьма Прутков)


УСПЕТЬ

Самое лучшее, что есть в природе – это отсутствие людей. Так стоит ли нам туда вновь настырно лезть? Возвращаться «назад», как призывал еще Жан-Жак Руссо? Может, оставить её в покое, а самим вновь успокоиться на диванах и креслах в наших городах? Давайте-ка вместе разберемся – что нам природа, что мы ей?…

Со времен Генри Торо (да и значительно раньше!) человек интуитивно понимал, что одно дело – жить в природной среде (скажем, отшельником или мудрецом), а, совершенно другое – хозяйствовать в ней (валить лес, заготавливать грибы и ягоды, стрелять, пилить, ловить, смолить, торить и прочее).

Еще человек понимал, что своим даже только присутствием он делает природу несколько неестественной. Было всегда понятие – естественная природа. Человека в ней не предполагалось. И как только он оказывался в её чертогах – в лесу, в горах, на берегу озера, в лодке на реке, в палатке на поляне – везде происходило отторжение какого-то куска природы от её естества. Как бы ни старался человек при этом никого не замять, не спугнуть, не раздавить, не нарушить.

В нашем мире дикой природы почти не осталось. Везде мы находим следы пребывания наших собратьев – от надписей краской на высоких скалах «Вася + Лена» до бульдозерных расчисток некогда девственного леса под строящуюся скоростную магистраль. Свалки мусора, следы костровищ, груды вскрытых консервных банок, битые бутылки и срубленные деревца сопровождают человека в его путешествиях по дикой природе. Вокруг мегаполисов дикая природа отсутствует. Но кое-какие остатки её все же можно найти – так как, спохватившись, человек консервирует эти остатки в виде заказников, особо охраняемых природных территорий (ООПТ) и даже заповедников. Их очень мало. По площади они занимают крохотную частичку освоенного и подмятого под себя человеком пространства. Но в них еще можно порой наблюдать крохи былого величия.

Кстати, о величии дикой природы. Мне всегда хотелось (как самому, так и моим хоть оппонентам в спорах, хоть коллегам по природоохранному делу) посмотреть и показать ТУ природу, которую мы потеряли. Далеко ходить не нужно: достаточно было бы воспроизвести плейстоценовую экологическую обстановку. Ту самую, в которой зарождались и формировались непосредственные наши предки – кроманьонцы. И в которой они обитали как неотъемлемая часть. Возможно, своей расширяющейся и всё более изощренной деятельностью (эволюция мышления!) они способствовали убийству той богатой эпохи, её быстрому и бесследному закату. Возможно, в силу своей малочисленности и технической слабости (век разума еще не наступил!) они являлись всего лишь немыми свидетелями естественного упадка и гибели того достославного времени. Но в любом случае – ЧТО они застали! ЧЕМУ они были свидетелями и современниками!

Немыслимые тераторнисы летали над просторами лесов и прерий, бесчисленные стада крупных антилоп, оленей, бизонов и туров паслись на лугах, гигантские хоботные – мамонты, древние слоны, превосходившие современных в размерах почти в 2 раза, а также шерстистые носороги – словно косматые подвижные стога сена, бродили по лесотундрам, сокрушающие деревья ленивцы величиной со слона и большие обезьяны размерами чуть ли не с Кинг-Конга производили шум в тропических джунглях, невиданные грызуны (от древнего колоссального бобра до крохотных с наперсток землероек) населяли берега могучих рек, пещерные львы и исполинские медведи оглашали окрестности своим страшным ревом, стаи волков охотились на могучих лосей и торфяных оленей, … да разве всех тут назовешь!? И весь этот фантасмагорический калейдоскоп мегафауны сопровождал жизнь нашего предка, был его окружением и фоном его бытия. А также условием самого его существования. Лично мне кажется, что современный человек с его развитым интеллектом и воображением, с его отточенными эволюцией органами чувств просто бы задохнулся от восторга, страха, ужаса и переизбытка впечатлений, окажись он внезапно в той величественной эпохе, эпохе сплошных могучих лесов, девственных рек и водопадов, нехоженых гор и равнин, поражающего разум изобилия живности во всех уголках Ойкумены.

Сейчас же мы видим лишь жалкие остатки былого пиршества жизни на Земле. И мы сами в немалой степени тому виной… Но по-прежнему звучит в наших генетических глубинах голос предков, застывших в изумлении перед величием дикой природы. И по-прежнему мы собираем рюкзаки, чтобы хоть чуть-чуть побыть наедине с облаками, ветрами и травами. Жгучее желание созерцания дикой природы, чувство хоть кратковременного, но единения с ней – древнее и святое чувство Человека. Его нужно нам как-то сберечь и сохранить для следующих потомков. Нужно как-то постараться, чтобы и наши дети не утратили безвозвратно это чувство. ….Если только сумеем мы сберечь и сохранить доставшиеся нам остатки дикой природы.

Человек постепенно делал природу культурной. Окультуривал её в угоду своим бытовым и хозяйственным устремлениям. Ведь он всегда хотел жить лучше, в комфорте и достатке. Поэтому ту природу, до которой мы не добрались, еще не дотянулись мы и называем дикой. В ней не должно быть ЛЭП, городов и дорог. Но есть ли сейчас такая на планете? И где она, если есть?

Ответ прост и давно известен, достаточно заглянуть в предлагаемые буклеты туристических фирм. Давно уже (наряду с Пхукетом, Шарм-эль-Шейхом и Бали) стали модными экзотические и опасные вояжи на малообитаемые Никобарские острова, к 8-тысячным вершинам Гималаев, в дебри Амазонии, на нетронутые цивилизацией пляжи Альдабры, в раскаленное сердце Калахари. Современный человек упорно ищет девственные места, словно пытаясь вернуть самого себя в те далекие, древние и опасные времена, когда он и сам был крохотной частицей непознанного мира.

Но как быть с детьми? С ними же не полезешь на Аннапурну? Как показать ребенку хотя бы остатки, кусочки того, что мы утратили? Как познакомить его с древним девственным миром-колыбелью, из которой мы сравнительно недавно выбрались? Успеем ли мы это сделать? И – как это сделать? Ведь еще совсем немного, и будет поздно! Игры тетеревов, крик совы, цветущий венерин башмачок, всплывающий за воздухом тритон, петляющий бег зайца по снежной равнине – даже такие отнюдь не величественные явления уже сложно найти в окружающей нас среде!

И когда мы жалеем и сетуем о том, что не попали на концерт известной рок-звезды, не достали билет на премьеру в Большой Театр, не посетили вовремя Париж на рождественскую иллюминацию, я с горечью задумываюсь о том, а почему мы не грустим столь же проникновенно о пропущенных нами событиях в мире дикой природы? Почему нас не охватывает печаль от мысли, что мы никогда в жизни не слыхали уханье филина в ночи? Не видели, как кружит белой метелью подёнка над тихим вечерним озером? Не нюхали божественный аромат любки двулистной – ночной северной орхидеи под пологом старого ельника? Разве эти естественные явления хуже? Разве они менее достойны нашего внимания, чем феномены искусства и шоу-бизнеса?

Вернемся к детям. Можно констатировать одно: если наши предки застали истинно дикую природу во всей её красе, то мы застаём лишь частички её, довольствуясь природой измененной и «окультуренной» нами. Дети же наши могут вообще ничего не застать. Через несколько поколений они могут даже не подозревать о существовании когда-то той невероятно красивой планеты, которая как древний полуправдивый миф канула в небытие… Утонула, как Атлантида…

«Для меня мир природы – неоценимый источник эмоционального подъема, прекраснейший очаг визуальной красоты, превосходнейшая основа интеллектуального развития. Природа – источник столь многого, благодаря чему жизнь действительно заслуживает быть прожитой».

(Дэвид Эттенборо)


……….

Успеть! Вот наш лозунг. Нужно успеть показать нашим детям природу. Хотя бы в таком виде, который она сейчас представляет собой. Слава богу, красот еще достаточно. Но – если мы этого не сделаем, то вырастут поколения, свято верующие в то, что нефтяные вышки, опоры электропередач, интеллектуальные планшеты и домашние роботы-пылесосы суть главное на нашей планете. И человек потеряет связь со своей прародиной-природой окончательно.

Замечен небывалый интерес у населения многих стран к экзотическому времяпрепровождению, которое часто называют словом «выживальщичество». Этот довольно сложный социально-психологический феномен сигнализирует нам о том, что никуда от дикой природы мы деться не можем, и что она настойчиво зовет нас в свои объятия. Возможно, что таким образом, подкупая нас своими еще оставшимися на планете красотами и трудностями, она сама пытается выжить. То есть не мы – «выживальщики», а, скорее, она.

У древних греков бытовал миф о пастухе Актеоне. Однажды он случайно застал купающуюся Артемиду и, вместо того, чтобы вежливо удалиться, стал с восхищением наблюдать за прелестной купальщицей. Артемида, как всякая уважающая себя женщина (а, особенно, как древнегреческая богиня – там весь пантеон был поголовно нервным, мстительным и злопамятным; всё их бесило и подбешивало в подлунном мире) воспылала негодованием и превратила бедного пастуха в оленя. Причем, так ловко, что его не узнали даже собственные собаки. Те бросились на изменившегося внешне хозяина, враз забывшего людской язык, с желанием разорвать на кусочки; куда же девать инстинкты хищников?! Словом, весь этот ужас закончился гибелью Актеона, злорадством Артемиды и поздним раскаянием бедолаг-собак.

Мы можем представить в этом мифе столкновение двух миров – мира цивилизованного, обжитого и уютного, где люди освоились и живут тихо-мирно. Это мир правил, законов, запретов, договоров, соглашений, уступок, выдуманных для себя самими людьми. Это – искусственный мир. Но в каждом жителе этого мира глубоко внутри живет мир дикий и древний. Он никуда не делся. Которого мы боимся, так как уже забыли его и ушли от него очень далеко. Он пробуждается в нас в критических ситуациях. Как пробудился он в Актеоне, преступившем правила богов. Как пробудился он в Артемиде, увидевшей нарушителя. Как проснулся он в прирученных домашних собачках, в одно мгновение ставших неуправляемыми. Как вздрогнул он в олене, который вовсе и не олень, заставив зверя бежать от опасности, как и положено тому в дикой природе.

Мы никогда не уйдем полностью от природы. Она – внутри нас. Но какими мы окажемся для той, которая осталась вне нас? Когда мы, отодвигаясь всё дальше и дальше, расходимся друг от друга? Врагами, не понимающими чужого языка? Или все-таки друзьями, способными оказаться полезными друг другу? И наш внутренний Актеон и Актеон-олень – не окажутся ли они оба на краю гибели, не понимая речений друг друга…

«Достаточно, чтобы каждый из нас на час задержал дыхание – и с парниковым эффектом будет покончено!»

(Джерри Адлер)


АЛДОТИК, МАЛИНОВКА И ДРУГИЕ

Среди обитателей дикой природы есть удивительная часть, о которой вообще мало кто знает. Я называю её «тайной частью». И люблю рассказывать о ней, этой скрытной области природы, детям.

К ней относятся такие обитатели лесов, равнин, болот, гор и предгорий, которые не попадаются людям на глаза, либо уже исчезнувшие с нашей планеты, либо даже никогда и не существовавшие на ней. Ни много, ни мало! Вот, скажем, снежный человек! Есть он или его нет? А, может, он все-таки был – а сейчас пропал безвозвратно? И наши домыслы и догадки о нем – всего лишь наша древняя память о далеких, забытых временах, когда мы – еще не совсем люди и он – может быть, тоже получеловек, обитали бок о бок, а встречи были неизбежными, хоть и нежелательными и для нас, и для него. Дети любого возраста с неподдельным интересом и живостью откликаются на разговоры о таких существах.

Детям необходима тайна. Им нужна неопределенность в этом детерминированном мире. Школа учит их, что дважды два – четыре, а пингвины не водятся в Арктике. И это правильно. Но в нашем мире, слава богу, есть еще много того, что не расчесть алгеброй. Что не поддается суровым приговорам – на какую конкретно полку и полочку ЭТО следует положить. Для детей (особенно!) необходима лазейка – для фантазии, вымысла, сказки и мифа. И это тоже правильно. Эти два мира вполне уживаются в душе человека. Речь не о том, чтобы слепо веровать в плоскостную теорию Земли, а также в то, что человек произошел от свиньи. Хотя и эти вещи с ребенком также нужно и полезно обсуждать. Но легкие, подернутые флёром интриги при кажущейся беспомощностью науки (она не всегда и не везде всемогуща, это нужно признать!), поданные с должной иронией, но тем не менее серьезные настолько, что достойны обсуждения и даже исследования, эти тайны и легенды имеют право обитать в душе любого ребенка. Ничего плохого они ему там не сделают. А вот подвигнуть его стать более внимательным и чувствительным, более живым и непосредственным, более любопытным и аналитически-мыслящим – это точно смогут!

Итак, можно выделить, по крайней мере, четыре категории обитателей дикой природы, которых можно отнести к тайнам и загадкам.

Мифические и полумифические существа. Снежный человек, монстры крупных озер (Лох-Несс, Лабынкыр и т.д.), таинственный африканский медведь нанди-бэр, миньокао из джунглей Амазонии, мокеле-мбембе из болот Конго, оборотни-волки (ликантропы), «летающие люди» (В.К.Арсеньев), олгой-хорхой (И.А.Ефремов), чупакабра, баньши и тролли из Европы и пр. Местные, из славянского бестиария – Алконост и Гамаюн, русалки, чиганашка, кереметь, всевозможные разновидности леших и кикимор и др. Историко-краеведческие исследования.

Непонятные существа, у которых есть народные имена-названия, но нет научных. За ними стоят явно реально существующие объекты, но кто именно – пока неизвестно. Алдотик, малиновка, чибыш, потатуйка, див, зегзица (зозуля), карбыш, чурил (Д.Корбетт), и пр. – скорее всего, это объекты био-лингвистических исследований.

Всем хорошо известные биологические объекты, у которых существует путаница в названиях, присваиваемых им народом. Например, пары: рогоз-камыш, медянка-веретеница, багульник-рододендрон, ондатра-водяная крыса, сойка-ронжа, лебеда-марь, клещи-мухи кровососки Lipopténa, мыши-полевки, сморчки-строчки и т.д. И даже тройки, например, боровик-подосиновик-подберезовик (челыш – это который?). А для особо дремучих в области природоведенья людей – даже: ёлка – сосна и ворон-ворона!

Реально существующие организмы, которые необычайно редки, скрытны и оригинальны какими-то особыми своими качествами. Тритон, орхидея Венерин башмачок, ортезия, богомол, пчела-плотник, оса сколия гигантская, бражники, слизевики, макролепиота и рицинус, гриб-баран, кутора, куница-белодушка, косуля (в наших краях). Это объекты, прежде всего, биолого-экологических исследований.

Все они могут отлично сыграть свою роль в педагогическом процессе с детьми, попавшими в полевые группы. Фантастические твари и где они обитают? Вот вопрос – вызывающий жгучее любопытство практически у каждого ребенка. Если он, ребенок, уже формирующийся натуралист, что его, конечно же, привлекут в первую очередь реальные «твари» из третьей и четвертой групп. Если он еще душой не особо лежит к биологии и экологии – то для него притягательными исследованиями обернется анализ первой группы. Будущие «чистые» гуманитарии, имеющие вкус к языку, пытающиеся и сами писать и сочинять, заинтересуются больше представителями второй и третьей групп – почему их так называют, откуда эти странные слова, что они означают и почему одни и те же виды называют по-разному в народе и в науке?

Обсуждения, касающиеся первой группы – тех существ, о которых совсем мало известно и которых, скорее всего, просто не существует, – интересны и полезны тем, что их можно легко повернуть в русло эколого-этолого-биологических аспектов. Например, оценить размер популяции, при котором она приобретает устойчивость, дать прогноз по стратегии питания и размножения данного «крипто-вида», проанализировать вероятные особенности этого вида, позволяющие ему ускользать от внимания людей, а также возможные способы защиты его с нашей стороны. Всё это – не праздное времяпрепровождение, как может показаться на первый взгляд. Добротный научный анализ на основе любопытства и мотивационного интереса – отличный двигатель развития интеллекта любого ребенка! Здесь любопытно также рассмотреть наверняка существующие предания и легенды о мифических «тварях» данной местности. Это – богатый пласт для этнографических и краеведческих работ. Так, например, на территориях, исконно заселенных мордвой, до сих пор бытуют верования, связанные с целой кучей зооантропоморфных предков. Один медведь, живущий в глубинах лесов в особой скрытной Медвежьей стране, и с которым иногда случаются свадьбы мордовских девушек, чего стоит! И почему они, мордва, так почитают пчелу?

«Собака моя плелась сзади. На тропе я увидел медвежий след, весьма напоминающий человеческий. Альма ощетинилась и заворчала. И вслед за тем кто-то стремительно бросился в сторону, ломая кусты. Альма плотно прижалась к моим ногам…

В это время случилось то, что я вовсе не ожидал. Я услышал хлопанье крыльев. Из тумана выплыла какая-то масса, большая и темная, и полетела над рекой. Собака выражала явный страх и все время жалась к моим ногам. В это время послышались крики, похожие на вопли женщины… Вечером удэгейцы принялись оживленно обсуждать версию о том, что в этих местах живет человек, который может летать по воздуху».


(В.К.Арсеньев, В отрогах Сихотэ-Алиня)


«…У животного не было заметно ни ног, ни даже рта или глаз; правда, последние могли быть незаметны на расстоянии. Больше всего животное походило на обрубок толстой колбасы около метра длины.

Оба конца были тупые, и разобрать, где голова, где хвост, было невозможно. Большой и толстый червяк, неизвестный житель пустыни, извивался на фиолетовом песке».

(И.А.Ефремов, «Олгой-Хорхой»)

Ко второй группе можно отнести ряд загадочных существ, которые явно обитают в природе, но наука до сих пор не знает толком – кто это такие? Для детей исследование (по литературным источникам) и последующий критико-аналитический обзор в групповой дискуссии может быть чрезвычайно полезен. Ибо он может (при наличии умелого и компетентного модерирования со стороны руководителя или специалиста-эксперта) помочь осветить важные и значимые положения общей биологии и экологии, популяционных и эволюционных законов, а также послужить стимулом к изучению народного фольклора, связанного с зооморфными образами и их названиями. Даже такой вроде бы простой пример, как птичка-малиновка, достоин отдельного расследования и повествования. Так как никто из ученых до сих пор нам точно не скажет – какой конкретно вид скрывается под этим именем! Вот что мы читаем у чудесного И.С.Тургенева:

«Вы едете по зеленой, испещренной тенями дорожке; большие желтые мухи неподвижно висят в золотистом воздухе и вдруг отлетают; мошки вьются столбом, светлея в тени, темнея на солнце; птицы мирно поют.

Золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью: он идет к запаху ландышей. Далее, далее, глубже в лес… Лес глохнет… Неизъяснимая тишина западает в душу; да и кругом так дремотно и тихо».

(И.С.Тургенев, Записки охотника)

Так кто же такая малиновка? Ведь даже песенка, уже наших с вами, нетургеневских, дней есть: «Малиновки заслышав голосок…». Давайте попробуем хоть немного разобраться и в этом вопросе!

Начну я с лирического отступления. Детство живет загадками. Таинства жизни, разворачивающейся перед входящим в её русло маленьким человеком, прекрасны и притягательны. Всякая малость в этот благословенный период бытия – есть таинство и загадка. В детстве я часто слышал от взрослых о птице-малиновке, но увидеть её никак не мог. Мне смутно представлялась эта загадочная птаха сверкающей в блеске своего оперения как жар-птица, однако в лесу трудно было найти место для неё, ведь такая особа была бы, несомненно, всюду заметна.

Став взрослым, я полагал, что люди наделили этим именем – малиновкой – сразу нескольких разных птиц. Это был действительно некий фантастический образ, собранный, на мой взгляд, из черт знакомых мне горихвостки, пересмешки и зарянки. Главной же чертой, объединяющих этих в общем-то непохожих друг на друга птиц, была определенная броскость их оперения. Впрочем, если горихвостка и зарянка могли в полной мере хвалиться пусть не малиновым, но оранжево-красными тонами пера, то пересмешка была вся кремово-зеленой (хотя и всерьез великолепно яркой!). Тем не менее, в народе частенько загадочную птичку так и величали – "малиновка-пересмешка".

      Продолжая свои изыскания, я решил, что дело здесь в случайном совпадении видового научного названия зеленой пересмешки и народного мнения, что "малиновка" может передразнивать ("пересмеивать") других обитателей леса; однако, ни горихвостка, ни зарянка, ни сколь либо похожий на нечто "малиновое" другой лесной певун не умеют пересмеивать, изображать чужие голоса!

       Таким образом, даже сейчас непонятная до конца, загадочная "малиновка" продолжала занимать меня. Кого из лесных птиц имел ввиду великий знаток русской природы Тургенев? Еще более запутал меня почти всегда спасительный в таких случаях Владимир Иванович Даль. Убедившись, что малиновый цвет это действительно "цвет ягоды малины, темно-алый, с небольшой просинью", вдруг обнаруживаю у него в словаре далее: "малиновка – пташка Motacilla salicaria или Sylvia hortensis". Таким образом, к предлагаемым мною на роль малиновки горихвостке, пересмешке и зарянке прибавились еще две "пташки", причем сами по себе не менее загадочные, чем мифическая "малиновка"! Да простят великого Даля мои читатели – он не был орнитологом! Да и в те времена путаницы в зоологической номенклатуре было преизрядно!

      Дело в том, что к роду Motacilla относились (и относятся) трясогузки. У нас их обитает два вида – желтая и белая. Уж эти-то друзья никак не могут претендовать на звание "малиновки-пересмешки" – никаких "алых" и тем более "с просинью" цветов в их оперении даже не предполагается, да и песни у них весьма скромны. Что касается Sylvia hortensis, то В.И.Даль, вероятно, полагал (вслед за современными ему орнитологами), что это – садовая славка. Вот уж где сама скромность! Серенькая пичужка, правда, с милой песенкой, но целиком своей! Никаких дразнилок-пересмешек!

      Словом, вконец запутавшись, я отправился в лес. Он встретил меня тревожным лепетом осин, сумраком просек и шептанием папоротников в чащобе. Наступал вечер, и закатное солнце золотило верхушки елей. На тех верхушках было, должно быть, так весело: каскады литых бронзовых шишек, море воздуха и света, дальний обзор до самых неведомых горизонтов с макушечного елового "пальца". Именно оттуда доносился до меня прелестный посвист – словно маленький ребенок баловался резиновой игрушкой с дырочкой в боку. На еловом пальце, вознесенном к небу и обласканным закатным солнцем, пела зарянка, также обрызганная золотом. Она сверкала, искрилась и казалась мне, смотрящем вверх из глухого лесного сумрачного колодца чем-то фантастическим, явлением другого, неземного, небесного мира. И тут я уверовал вдруг, что все-таки именно зарянка и есть та загадочная малиновка – блистающая в последних лучах дня и дразнящая солнце.

      Впрочем, в глубине души мне было жаль свою детскую заветную загадку. Пусть она останется неразгаданной до конца – решил я; и, кто знает, может быть где-то в глухих лесных чащобах таится все-таки моя чудесная малиновая птица, знающая все звуки, шорохи и голоса леса.

……….

А вот еще один любопытный пример. Дадим слово не менее тонкому знатоку русской природы (сравниваю с Тургеневым), еще одному Ивану Сергеевичу. Вот что сообщает Соколов-Микитов в рассказе «Глушаки»:

«Вечер в лесу подходил тихо: пискнула, промелькнув от пенька на пенек, пропала под кореньями мышь; чуфистнул два раза, сорвался и забормотал далеко тетерев-полевик, протянул вальдшнеп. Ночью у костра было слышно, как далеко за болотом тоненько пробрехала лисица, а на лядях жалобно гукнул заяц, и, как всегда в глухом лесу в весеннюю ночь, затрубил таинственный алдотик, о котором ветродуй Васька сказал: «Очень даже удивительно. Летось я полное утро за ней бегал: подбегу, подбегу, вот она, вот; стану глядеть – ан нету, опять за три десятины дудит. Все утро зря прогонял. Никто этого алдотика не могет видеть». Далеко на лугах завыл, заплакал и замолчал волк».

Кто такой алдотик? Сколько ни вел я изысков по разным источникам, так и не мог даже близко идентифицировать эту птицу (да и птицу ли?). Понял только, что особенно часто упоминают её смоленские охотники и писатели…. Быть может, это какая-то редчайшая местная «зверюшка»?

А вот взять уж совсем вроде простые на слух имена – чибыш, авдотька, серпик, див! Это что за существа такие? И зачем их так поименовали? Для детей будет весьма полезной и будящей любопытство работой доискаться до истины, там, где это возможно, или, хотя бы предложить обоснованные версии. Это, по сути, сродни работе следователя-дознавателя. Только в качестве ответчика-испытуемого-допрашиваемого выступают книги – источники. А тщательная и критическая работа с литературой всегда и везде пригодится детям, когда они повзрослеют. Такая работа формирует отличные человеческие качества – терпение, усидчивость, упорство, память, развитие воображения, навыки сравнительного анализа текстов.

Для любопытствующего читателя скажу здесь только то, что «чибыш», скорее всего, воробей (но вот какой – домовый или полевой?!), «серпиком» в южных губерниях России исстари поэтично называли стрижей (может, быть, и ласточек-касаток тоже?!), див – это либо удод, либо филин-пугач. А авдотька – еще одно народное имя хохлатого удода, притом, что есть еще и авдотка – крупный пустынный кулик с большими печальными глазами! Разве нет тут простора для захватывающих детских исследований и размышлений?!

………

Чтобы закончить на интригующе-страшной ноте разговор о представителях второй группы, дадим слово одному из известнейших знатоков жизни индийских джунглей, непревзойденному рассказчику Джиму Корбетту. В 1940-1950-х годах он активно охотился и параллельно писал свои удивительные книги о природе и людях Индии в провинциях Кумаон и Гархвал, расположенных в предгорьях Гималаев.

«За все годы, что я прожил в Кумаоне, и за многие сотни ночей, проведенных в джунглях, я слышал чурил только три раза – всегда ночью, а видел лишь однажды.

Это было в марте. Только что собрали небывалый урожай горчицы, и в деревне, посередине которой располагался наш коттедж, раздавались оживленные и счастливые голоса. Мужчины и женщины пели, дети шумно перекликались друг с другом. До полнолуния оставалась ночь или две, и видимость была почти такой же хорошей, как при дневном свете. Мэгги и я собирались обедать (время близилось к восьми вечера), когда четко и пронзительно в ночи прозвучал крик чурил и тотчас же в деревне смолкли все звуки.

Примерно в пятидесяти ярдах от нашей усадьбы, справа, росло старое дерево адины. Поколения грифов, орлов, ястребов, коршунов, ворон и караваек убивали и потрошили своих жертв, обосновавшись на верхних ветвях старого дерева. Наша парадная дверь была закрыта, спасая от холодного северного ветра. Открыв ее, мы с Мэгги вышли на веранду, и в этот момент чурил закричал вновь. Крик доносился с адины, и там, на самой высокой ветке в мерцающем лунном свете сидел чурил.

Некоторые звуки можно описать с помощью комбинаций букв или слов, как, например, «ку-у-и-и» человека или «тэп-тэп-тэппинг» дятла, но я не могу подобрать слова, которыми можно описать крик чурил. Если я скажу, что он похож на крик грешника в аду или умирающего в агонии – это ничего вам не объяснит, потому что ни вы, ни я их не слышали. Я не могу сравнить эти звуки ни с какими из услышанных в джунглях. Это нечто совсем иное, не связанное с нашим миром, потустороннее, леденящее кровь и останавливающее сердцебиение. В предыдущих случаях, когда я слышал этот вопль, то все-таки подозревал, что его издает птица. Я думал, что кричит сова, возможно залетная, поскольку в Кумаоне мне известен крик каждой птицы. Зайдя в комнату, я вернулся с полевым биноклем, который использовался во времена кайзеровской войны  для корректировки артобстрелов, и, следовательно, был настолько хорош, насколько может быть хорош бинокль. С его помощью я внимательно рассмотрел птицу». 

Далее Корбетт с сожалением добавляет, что не смог идентифицировать птицу, хотя знал отлично всех пернатых гималайских предгорий. Так мы до сих пор и не ведаем, что это за вид! Чурил остается тайной…

……….

Поговорим вкратце про третью группу. Её населяют вполне реальные (их почти все дети знают и видели!) организмы. Путаница здесь только в именах. Причем, порой до боли душевной простоватая и дурацкая. Скажем, перед Новым Годом в телевидении показывают «ёлочные» базары, где торгуют… соснами. Так и называйте продаваемое сосной! Она, реально, ничуть не хуже молодой ели! Так нет! Упорно все (и покупатели, и продавцы, и телевидение тоже!) кличут сосну ёлкой. Это не сознательная шутка, а именно путаница! Подозреваю, что большинство наших граждан всю эту хвойную братию вообще никак не различают! – Да какая разница?! , – обычно восклицает счастливый обладатель сосны, волокущий её с ёлочного рынка к себе домой. – Хвоя есть – и ладно!

То есть ярлыки порой перепутаны и наклеены на другие объекты. Это примерно так, как если бы мы в классе учебник называли тетрадью, а тетрадь – учебником. Или даже еще чем-то и вовсе иным!

Проблема эта, если слушать умных взрослых, относится к области семантики и семиотики. То есть наук, изучающих связь символа, имени и представления о нем с самим объектом. Скажем, наклейка «ястреб» может обозначать хищную птицу, но в равной степени и агрессивного военного. Но мы не будем копаться в этих сложностях. Предоставим сделать подобное детям: они вполне могут сделать прекрасные исследования на эти темы. Скажем, почему в народе вдруг рогоз называют камышом? И почему наука не пересмотрела свой взгляд – и толерантно согласилась бы с народом? И кто это сделал из них первым, то есть назвал рогоз рогозом, а камыш…, короче, кто первый эту путаницу учудил? Народ или наука? И почему в тюркских языках камышом зовется и вовсе третье растение – тростник? Чем вам не исследование? И, на мой взгляд, для ребенка-подростка гораздо более полезное, чем замусоленные и измызганные доклады, которые год от году звучат (переписываемые друг у друга или со студенческих рефератов) на конференциях НОУ! Но – об этом поговорим в другом месте.

Итак, давайте сразу разбираться. Будем все-таки следовать научным представлениям и ярлыкам, а народные – поправлять. Так будет всем лучше. Хотя, я вполне допускаю, что народ имеет право ничего не знать про наши тут экзерсисы и продолжать путать. Это его право. Мы же с детьми возьмемся за коррекцию. Она – не самоцель. Она – на пользу развитию ребенка. Прежде всего.

Пара первая (их вообще-то очень много, мы возьмем тут только несколько примеров): рогоз-камыш. Последний, как вы помните, шумел в старинной народной песне, параллельно с гнутьем деревьев и ночкой темной. Слово «шумел» здесь очень важное, как ни странно, ибо именно рогоз способен производить порядочный шум под ветром. А вот камыш – не очень. Запомним: рогоз – высокие околоводные и прибрежные травы с длинными лентовидными листьями. Собственное семейство – Рогозовые. Отличительная (самая запоминающаяся и яркая для «неботаника») черта – коричневое соцветие на верхушке стебля, напоминающее бурую сосиску или эскимо в шоколаде. Верхняя часть этой «колбаски», более тонкая, – мужские цветки, а нижняя, более толстая и шоколадно-бурого цвета – женские. Самые обычные в Средней Полосе два вида: рогоз широколистный (Typha latifolia) и рогоз узколистный (Typha angustifolia). Камыш – также высокое околоводное растение, но другого семейства – Осоковых. Соцветие верхушечное, в виде растрепанной метелки. У самого нашего обычного и распространенного озерного камыша (Schoenoplectus lacustris) темно-зеленые цилиндрические стебли вообще без боковых листьев. Кстати, родственник египетского папируса!

Пара вторая: медянка – веретеница. Путают все и везде, где только могут. А некоторые и не различают вовсе. Медянка (Coronella austriaca) – змея. Веретеница (Anguis fragilis) – ящерица. Только безногая. Но если вы их встретите, они не скажут вам, кто есть кто. Их нужно уметь различать.

Во-первых, медянка для человека совершенно неопасна. Она хоть и ядовитая змея, но яд у нее слабый, а зубы с протоками ядовитых желез находятся у нее настолько глубоко в глотке, что при укусе она никак не сможет впрыснуть вам яд. А вот при заглатывании своей добычи – ящериц, мышей и полевок – зубки проявляют себя, когда добыча окажется глубоко в пасти. Кстати, медянки очень даже любят полакомиться именно небольшими веретеницами. Веретеница же абсолютно безобидна; она охотится на мелких насекомых, отдавая особое предпочтение муравьям. Поскольку она окрашена в медный цвет, то в некоторых регионах её зовут медяницей. Что вносит еще большую путаницу (для нас с вами!) между этими двумя милыми существами! Отличия: у ящерицы веретеницы есть подвижные веки, она может ими моргать. У змей же веки срослись, отсюда «немигающий» змеиный взгляд. Как и многие ящерицы, веретеница способна отбрасывать хвост в моменты опасности. Отсюда и видовое название – ломкая. Змеи так не умеют. Но – не нужно это проверять в живом эксперименте! Ящерицам вовсе не нравится ломать свои хвосты – это же, по сути, перелом позвоночника!

Пара третья: клещи и мухи-кровососки. Тут в народном мировоззрении смешалось в кучу всё, как в доме Облонских. И что клещи летают и могут упасть на человека с дерева. И что кровососки страшнее змей – ибо их укус чуть ли не кладет человека наповал!

Нужно разобраться с этими выкрутасами народной фантазии. Во-первых, все наши клещи, которых следует опасаться, ибо они переносят кучу неприятных вирусов, а, следовательно, и заболеваний (от менингита до болезни Лайма), не летают и с деревьев не падают. Все они (а это клещи семейства Иксодовых, класс Паукообразные) обитают в траве, именно там подстерегая проходящую добычу и «прихватываясь» к ней передними конечностями.

В-вторых, мухи-кровососки – это совершенно иные членистоногие. А именно: класс Насекомые, отряд Двукрылые, семейство Hippoboscidae. Это также (как и клещи) специализированные кровососущие паразиты теплокровных (зверей и птиц). Они активно летают, но могут, попав на шерсть добычи (обычно это копытные), сбрасывать крылья. По сравнению с медлительными клещами, кровососки передвигаются (даже без крыльев, в густой шерсти или в волосах человека) довольно резво! Клещей они напоминают своим уплощенным телом. На человека они нападают редко и в случае нападения тут же стремятся забраться ему в волосы. Укусы их болезненны (но не все люди, подвергшиеся их нападениям, так считают), но в целом не так опасны, как присасывания иксодовых клещей. В основном у укушенных развивались дерматиты (легко поддающиеся лечению). В некоторых редких случаях, по-видимому, возможно заражение спирохетами – возбудителями болезни Лайма. Итак, главное отличие – муха кусает, клещ «впивается», присасывается. Подробнее об этих паразитах расскажем в главе «Страхи и фобии».

Пожалуй, и хватит! Оставим детям простор для более детальных исследований, в том числе – других объектов. Покажем напоследок еще только форму, в которой подобные исследования можно подать. Как любое блюдо на кухне – жареным, вареным, по кусочкам или в форме большого пирога.

Симпатюшечная Варвара взялась изображать водяную крысу. Это – смелый шаг. Особенно со стороны девочки.

Ондатру же исполняет Николай, солидный, серьезный и немного полноватый семиклассник. Ребята договорились, что это будет представление вечернего театра. Как всегда, руководители заклинали их, чтобы всё было ярко, внятно, и, главное, не затянуто. Минут 15 максимум! За репетициями следили оба майора. Задача постановки – помочь зрителям заучить (при наглядном показе это хорошо получается!): чем отличается один зверь от другого!

Водяная крыса (Arvicola terrestris) менее известна, чем вездесущая ондатра. Однако, она наша, родная. А вот ондатру (Ondatra zibethicus) завезли из Северной Америки. И потому Коля избрал себе тон мелкого буржуа, оказавшегося в чужой стране, брюзжащего и недовольного предоставленными ему условиями. Впрочем, там были и черты известного вальяжного и любящего помечтать в гамаке дядюшки Ондатра (из Муми-тролля, Туве Янссон). Крыса Варвара, сразу же ставшая всем зрителям весьма эмпатичной, играла роль простоватого персонажа, без претензий и капризов.

Хвосты, изготовленные непонятно из чего, но привлекшие к себе пристальное внимание (как один из главных отличительных признаков) , были великолепны. У Коли он уныло волочился сзади в уплощенной форме и был весьма длинен. Крыса Варя обладала довольно коротеньким, но типично крысиным тонким хвостиком. Все увидели (она специально это демонстрировала), что он округл в сечении. Комплекция Коли и изящество Вари подсказывали зрителям, что дядюшка ондатр крупнее, чем крыса.

Представление идет в форме динамичного диалога.

-А у меня мордочка острая!, – наседает крыса Варвара.

-А у меня тупая!, – обиженно басит Николай, тоже показывая зрителям свой портрет на листе А4.

-А я более скрытная, меня никто не замечает!, – пищит Варя.

-А меня сегодня вся группа на экскурсии видела. Два раза!, – басит Николай.

-А я могу вредить вам тут на огороде! Всю морковь погрызу осенью!, – вредничает Варя.

-А я отойти от водоема не могу, мне и там хорошо!, – ответствует Николай.

Зрители в восторге. Майоры довольны, что уложились в 12 минут. После мини-спектакля все рисунки, которые демонстрировали Крыса и Ондатр, вывешиваются на стенде. Еще два дня, проходя мимо них в столовую, дети будут вспоминать и смеяться, как в конце концов кто-то наступил Коле на хвост – и тот с коленкоровым треском оторвался от Колиных походных штанов.

……….

Что касается четвертой группы, то здесь необходимо сначала детям показать эти объекты вживую. Обязательно. И даже подчеркнуть, что вот, скажем, в сегодняшней экскурсии мы специально будем искать загадочную Ортезию. Нужно создать ауру таинственности и некоторой неопределенности. Кто такая (или такой) Ортезия? Давайте представим, что нам известно о ней только то, что обитает ОНА (оно) на крапиве. И более никакое другое растение ей не нужно! Как называется такое явление? Правильно, – облигатный паразитизм. Если, конечно, она не отдыхает на крапивных кустах, а активно их кушает!

Всю экскурсию группа, памятуя о главном задании (за которое вечером на общем сборе будут явно выданы какие-то вкусняшки и иные бонусы), уделяет наиболее пристальное внимание зарослям крапивы. И, параллельно, обнаруживает (первым это сделал вечно флегматичный Валера), что часть крапивных кустов совершено «не жалится»! Как это так?! С визгом девчонки убегают от парней, которые норовят напугать их этой странной крапивой. Они не верят в её «беззубость» и подозревают, что это – розыгрыш. Останавливаемся и заостряем на этом явлении внимание. Всегда нужно использовать такие подвертывающиеся под руку удачные моменты: сейчас или никогда! Все дети заинтригованы, все полны внимания, все горят узнать – что такое случилось с крапивой?! Которую издревле на Руси использовали в педагогических целях, засовывая в штаны напакостившим сорванцам!

Внимательно осматриваем принесенные сразу из трех мест экземпляры (естественно, без корней – с ними «рвать» что бы то ни было категорически запрещено). Выясняются видимые отличия, совершенно незамеченные сразу. Та, что не жжет руки, говорю я группе, собравшейся вокруг меня – это глухая крапива, «ложная» крапива, она же яснотка (Lamium album), семейство Губоцветные. К крапивам, как ни странно, отношения не имеет вообще. Запах от листьев и стебля тяжелый, довольно неприятный (у крапив, если лист растереть, запах слабый, приятный). Цветет с середины мая. Так же, как и крапивы жгучая (Urtica urens) и двудомная (Urtica dioica) – два наши самые обычные и распространенные вида крапив (семейство Крапивные), способна образовывать большие заросли. Цветки пахнут медом; яснотка – прекрасный медонос. Цветки, кстати, довольно крупные – если их найти среди зелени (они скрыты под листьями и прижаты к стеблю). Кроме того, они белые или кремовые. У крапив же цветки очень мелкие, зеленоватые и медом отнюдь не пахнут!

А вот и вопросы на вечернее обсуждение: почему, зачем яснотка «копирует» крапиву? Какие ваши версии? Зачем сами крапивы «жалятся»? Что это за эволюционное приспособление? И какой механизм ожога? Вот, посмотрите, какие волдыри вскочили на руках у Валеры! А, кстати, правда ли, что крапивные ожоги полезны для человека? Чем это???…

С крапивами и ясноткой, «прикидывающейся» зачем-то крапивой, разобрались в первом приближении. А теперь группа настойчиво ищет то, не знаю что! Ведь никаких отличительных признаков таинственной Ортезии я детям не сообщал. И потому они коллекционируют (там, где можно что-то взять, не навредив живому) и фотографируют всё, что попадается им в крапивных кущах. При этом слышны изредка вопли возмущения и крики боли – наука ничем не хуже искусства и тоже требует жертв.

Так мы собираем на вечерний общий сбор довольно много материала, чтобы сделать обзор под названием «Мир крапивы». Он, этот мир, оказывается довольно богат, разнообразен и удивителен. Выясняется, в частности, что листьями крапивы лакомятся-кормятся не только гусеницы крапивницы (Aglais urticae, как им и положено), но и еще какого-то вида бабочек. Явно из Нимфалид. Вечером предстоит сесть в лаборатории за определитель бабочек по их гусеницам. Довольно трудное исследование.

«К чему такие сложности?», – спросит меня, должно быть, въедливый читатель. «Нашли бы сами эту злосчастную Ортезию – да и показали бы всем детям! Да и дело с концом!». Отвечу сразу: детям так интереснее. И они лучше запомнят то, что в обычной лекции на экскурсии прошелестит мимо их умов легко и воздушно, как бабочка. Они, дети, должны быть не потребителями информации, а её активными добытчиками и интерпретаторами. Учитель покажет и назовет, расскажет и попросит записать в тетрадочку – этого они и в школах наелись. До отвала!

Мир природы, пусть даже не такой уже дикий, как во времена плейстоцена и даже времен двадцатилетней давности, все равно несет в себе для ребенка очарование и элементы тайны. Он должен быть притягательным для детей – ибо ему нет и не может быть никакой замены. Гаджеты и вся прочая электроника и социальные сети никогда не заменят человеку реальную жизнь, это очевидно. И рано или поздно ребенок все равно увидит и удостоверится, что даже та жалкая природа, которая еще осталась вокруг него всё же намного лучше мира выдуманного. Нужно только успеть ему, ребенку, этот мир показать. Иногда бывает достаточно сущих мелочей – скопления клопов-солдатиков на прогретом солнцем основании липы в конце марта. Первых зябликов, снующих по дорожкам парка в поисках поживы – и весело переговаривающихся между собой. Пробившегося из прошлогоднего желудя нежно-зеленого ростка нового дуба. Свежей стрекозы, выбирающейся из своей шкурки на изящно изогнутом листе осоки. Шустрой белки, снующей в вершине залитой солнцем ели, и бросающей в вас с вышины шишку. Стремительного ястреба-перепелятника, разбойно охотящегося на ватагу воробьев. Удивительную недотрогу, невзрачное растение, которое умеет стрелять своими семенами во все стороны на несколько метров, как из пушки, лишь только невзначай прикоснешься к его стручочкам! … Природа неисчерпаема для наблюдательного и любопытного человека. И счастлив будет тот ребенок, уж вы мне поверьте, который приобретет наблюдательность и любопытство вовремя.

И в нынешней ситуации для школьника важно даже не столько препарировать, изучать, исследовать, подвергать анализу и анатомическому вскрытию эту природу, а – наслаждаться, восхищаться, сопереживать, любоваться ей. Быть ей полезным. Учиться её понимать.


ЭКОСИСТЕМНЫЕ И ФЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ЭКСКУРСИИ: УВИДЕТЬ ЦЕЛОЕ ИЛИ ПОПАСТЬ В СОБЫТИЕ

Большинство экологических экскурсий, предназначенных для детей, традиционно проводятся с экосистемных позиций. Например, – показать Болото. Или – ознакомиться с Озером. Или – исследовать сосняк-зеленомошник брусничниковый (по В.Н.Сукачеву).

Но есть и другие варианты экскурсий. Например, когда цветет хохлатка. Когда появляются колосовики. Когда начинает петь первый соловей. Или – на вылет поденки, который, скорее всего, будет только завтра. Или – на осенний отлет журавлей. Это тип экскурсий, который можно назвать событийным. То есть цель их – вовремя и удачно попасть в событие!

В чем же отличия экосистемных экскурсий от событийных? Естественно, всё зависит, в конечном итоге, от экскурсовода (его таланта рассказчика и показчика), от погодных условий, от, в конце концов, везения и простых нелепостей-случайностей-совпадений. Но есть и глубинные отличия:

Экосистемные экскурсии изначально настраивают самого экскурсовода на «сурьезный», сухой научный стиль. Тут задачи довольно сложные – показать взаимосвязь множества элементов экосистемы. Да и без сугубо научных терминов здесь не обойтись. В событийных экскурсиях сухости гораздо меньше. Зато больше чувств и эмоций. Сложных дефиниций здесь вполне можно избежать. И изъясняться простым русским языком, с юмором и шутками даже!

Экосистемные можно проводить практически в любое время (иногда даже студеной зимой). Ибо бор никуда не денется даже в декабре (хотя экологические взаимоотношения его элементов уже не показать). В событийных экскурсиях главное – точный срок! Чуть зазевался – и соловей закончил песни. А сморчки со строчками пропали, словно их никогда и не было в ближайшем перелеске. Лозунг событийных экскурсий – вовремя успеть!

В силу зависимости событийных экскурсий от неумолимого движения Солнца по небу (в принципе, вся наука фенология на этом движении строится – для каждой определенной широты и долготы Земного шара) они, казалось бы, не должны быть подвержены случайностям. Однако, на деле именно они становятся непредсказуемыми (по результатам) в сравнении с более устойчивыми и стабильными условиями существования крупных экосистем. Причина – непрогнозируемое воздействие множества мелких факторов (то ветер не тот подул – и цветение орхидей запоздало, то дожди не прошли вовремя – и гриб не появился, то заморозки возвратные грянули – и пролет весенних птиц задержался). То есть, другими словами, на экосистемной экскурсии мы всё равно ЧТО-ТО покажем и расскажем из запланированного, а вот на событийной – такого может и не случиться. Хотя мы и пришли на место вовремя!

      Еще можно выделить экскурсии объектные. Когда нас занимает не процесс, не явление, не событие, а отдельный зверек. Или птица. Или насекомое. Скажем, мы идем на бобра! Или – слушать пересмешку (неважно, в начале гнездового периода, или в конце, когда птичка поет уже ради собственного удовольствия). Или – наблюдать самую крупную осу Европы мегасколию четырехпятнистую. На козодоя. На вальдшнепа. На тритона обыкновенного. На жабу серую. На любку двулистную.

Отдельно следует сказать несколько слов про особые экскурсии. Они, на мой взгляд, самые интересные и любимые у детей. Но – и самые сложные. Это экскурсии в свои собственные чувства. Они нередко получаются стихийно. Их сложно планировать и предугадывать. В них нужно просто попасть. И не только в смысле пространства и времени. Но и – особым состоянием своей души. Это экскурсии мгновения.

Вот, скажем, идем мы на далекое озеро со странным мордовским (скорее всего, искаженным) названием Киркедеево. Озеро карстовое, глубокое, с массой заливов и полуостровов, словно кто-то гигантскими ножницами тренировался аккуратно резать по круговым лекалам озерные береговые линии. До него 17 километров. Поход трудный. К вечеру почти все выматываются. В сумерках добираемся до озера, но наслаждаться его величественными пейзажами уже поздно: ночь скрывает их, да и усталость дает о себе знать.

Костер. Душистый чай, сразу два котла. Иначе на всех не хватает. Беседы и песни. Торжественная ночь вокруг нас, с соснами, застывшими по берегам и с далеким криком совы. Но постепенно всех морит усталость, народ расползается по палаткам. Кто-то идет умываться и чистить зубы перед сном. Вода парит, теплая, мягкая. В ней отражаются звезды. И вдруг – яркий прочерк, и в воде, и на небосводе! Метеорит! Затем – еще один. Кто-то уже бежит к палаткам с новостью – и вскоре на берегу собирается почти вся группа. Все напряженно вглядываются в темноту над головами.

– Вот он, летит! Шикарный! – А вон там, на западе – еще! Ого! Вот это да! Вон еще! Какой хвостище!

Народ взволнован. Сон как рукой сняло. Многие видят поток Персеид впервые! Считают. В минуту примерно двадцать! Отличный результат. Теперь уж не до сна точно. И снова – костер, чай, песни. Друзья. А метеориты всё летят и летят куда-то в направлении юго-запада, чиркая по темному небосводу словно гигантскими спичками…

Это экскурсия мгновения. Её нельзя запланировать и предусмотреть. Она может быть очень хрупкой, её можно легко нарушить, разбить, в ней можно легко потерять очарование. С ней необходимо быть очень бережно. Она – спонтанна. Как спонтанны и чувства, охватившие сейчас ребят. Они, эти эмоции и чувства, драгоценны. Это – экскурсии для души. Они скоротечны, но имеют длительное послевкусие. И долго потом, даже через много-много лет, словно росчерк метеорита, в памяти многих будут всплывать ярко и четко – эта ночь, таинственный крик совы, этот костер на берегу, эти песни с друзьями… Мама, мы видели Персеиды! А помните, как мы смотрели метеориты на Киркидееве в пятнадцатом году, в августе?!

Потом они покажут их своим детям.

– А где Орион? – А его еще нет.

– А когда он будет? -Зимой приходите!

Все четыре типа вышеуказанных экскурсий можно использовать в зависимости от сиюминутных или долгосрочных целей и задач, а также от качества и состава собственно экскурсионной группы, варьируя и гибко заменяя, где нужно, один тип экскурсии на другой. В этом и состоит настоящее искусство «гида по природе». Нередко получается и так, что в одну и ту же экскурсию получается соединить части (случайно ли, преднамеренно) разноплановых экскурсионных типов.

ЛЕСНОЙ КРАЙ

Внутри моей страны – еще одна страна.

И даже джип туда не доезжает.

Там нет дорог. Там только тишина.

И озеро осоку отражает.


Туда пройти возможно лишь пешком,

Чащобы и ручьи превозмогая.

По горизонту частым гребешком

Там синь лесов от края и до края.


Больших лосей и крошечных синиц

Тот край в своих чертогах прячет,

Пугая чужака огнем зарниц

В ручьях текучих, в старицах стоячих.


Там много таинств, что не знаешь ты,

И истин, так мучительно искомых; -

Когда ночами бледные цветы

Влекут к себе роскошных насекомых.


Там нет людей. Болотам и борам

Там поклоняются другие виды

древнее нас. Как в небывалый храм

Зайди туда – и, помолившись, выйди!


У КАЖДОГО ИЗ НАС СВОЯ АННАПУРНА

В дикой природе современный человек пребывает, по сути, в одном из трех состояний. Первое – самое обычное для горожанина – тревожное, некомфортное, полное опасений за свою жизнь. В нем человек признается самому себе, что побаивается природы и мало знает о её законах и тайнах. Начиная свои скитания и путешествия (если, конечно, они действительно начинаются, а не составляют редкие, раз от разу, посещения загородных парков), человек может приобретать известный вкус к «общению» с природой. Он начинает многое понимать в ней и в себе. Происходит некий пересмотр ценностей – как материальных, так и духовных. Природа становится ближе. Хотя по-прежнему представляет собой трудность, препятствие, преодоление, вызов. Отвечая на который, человек путешествующий растет. Эволюционирует. Это – второе состояние. Оно может продолжаться довольно долго по времени, так как носитель этого состояния еще и сам толком не решил – в кого же он превращается: остается ли любящим прогулки пытливым горожанином, либо же матереющим знатоком, уже не ведающим своей дальнейшей жизни без погружения в дикую природу. Этот процесс – упоителен. Но совершенно не каждому человеку его нужно проходить, испытывая себя. И – для каждого человека он индивидуален.

Наконец, некоторые скитальцы постигают дзен. Они становятся апологетами странствий и путешествий. Они «подсели на иглу». Их жизнь практически становится частью дикой природы, с редкими выходами к «людям», в цивилизацию. Матерые путешественники давних времен, все – от Арсеньева и Роборовского до Амундсена и Фосетта – ярко описывают это свое внутреннее состояние, не позволяющее им уже никоим образом изменить стиль жизни и упасть на мягкий диван в халате и тапочках.

«…И умру я не в летней беседке


от обжорства и от жары,


а с небесной бабочкой в сетке


на вершине дикой горы».


(В.Набоков, вольно цитируя Н.Гумилёва, 1972).


Человек, попавший (впавший) в это третье состояние – довольно редок. Это и понятно: чтобы прийти к такому, необходимо время, опыт, мастерство. И даже – мощное здоровье. Порой диву даешься, читая дневники полузабытых путешественников – какие трудности они преодолевали, какие лишения терпели, какие проблемы решали?! Уж мыслимо ли такое? Под силу ли такие потуги современному туристу? А уж тем более – современному школьнику?

Еще более восхищает и пугает (у прославленных и не очень первооткрывателей) то обстоятельство, что чудовищные (по размаху географии, по бедствиям, выпадавшим на их долю, по невзгодам и полуголодному существованию) походы свои они нередко совершали практически в одиночку или с одним-двумя товарищами-помощниками! Упомянем хотя бы для примера Сэмюэля Хирна (исследователя Крайнего Севера Канады), Вильялмура Стефанссона, Владимира Арсеньева, мужественную исследовательницу Тибета Александру Давид-Неэль, покорителя Аннапурны (первого покоренного человеком восьмитысячника!) Мориса Эрцога, того же Перси Фосетта. Какими же выносливыми, терпеливыми и крепкими здоровьем кажутся нам эти личности сейчас!

Однако, какую прелесть можно находить в скитаниях на грани жизни и смерти, где за каждым перевалом, поворотом реки или снежной горой тебя ждут новые испытания холодом, голодом, болезнями, истощением душевных сил, одиночеством, наконец?! Однако, эту прелесть подобные люди – находят! И, мало того, не могут категорически без неё жить! Вот что пишет в своих дневниках великий Пржевальский, преодолевавший тысячи километров на верблюдах, лошадях и просто пешком в «грязном, оборванном белье», угнетаемый гнусом, в окружении враждебных (и часто стреляющих по экспедиции) туземцев, когда все питание группы состояло из «соломенного чая и дзампы с прогорклым салом яков»:

«Три месяца странствовал я по лесам, горам и долинам или в лодке по воде и никогда не забуду это время, проведенное среди дикой, нетронутой природы, дышавшей всей прелестью сначала весенней, потом летней жизни. По целым неделям сряду я не знал много крова, кроме широкого полога неба, иной обстановки, кроме свежей зелени и цветов, иных звуков, кроме пения птиц, оживлявших луга, болота и леса.

Это была чудная, обаятельная жизнь, полная свободы и наслаждений! Часто, очень часто теперь я вспоминаю её и утвердительно могу сказать, что человеку, раз нюхнувшему этой дикой свободы, нет возможности позабыть о ней даже при самых лучших условиях дальнейшей жизни».

(Н.М.Пржевальский, Путешествие в Уссурийском крае, 1867-1869 гг.)

Эти слова великий путешественник пишет еще до своих главных походов – в Центральную Азию, где лишения и трудности возросли многократно! Но и там, уже годами длящиеся скитания только укрепили веру этого невероятного человека в свое предназначение – быть и жить в дикой природе, испытывая радость от единения с ней.

Следует сказать еще вот что. Это были не просто скитания. Не лишним будет напомнить читателю, ЧЕМ занимались великие путешественники прошлого. Зачем, с какими целями гнала их вперед судьба или рок? Предоставим слово вновь Пржевальскому:

«…Приходится слезать то и дело с лошади для засечек буссолью главного пути и важных боковых предметов. Вся съемка заносится сейчас же в небольшую записную книжечку; её постоянно имеешь в кармане и отмечаешь все наиболее интересное и важное – ввиду самого предмета. По приходе на бивуак из таких заметок составляется дневник, записывается, что нужно, в отделах специальных исследований, а съемка переносится на чистый планшет.

Дорогой мы также собираем для коллекций растения, ловим ящериц, а иногда змей, стреляем в попадающихся зверей и птиц; все это делается мимоходом: долго медлить нельзя».

Титанический труд по топографической съемке неизвестных никому ранее областей – вот первое очевидное, что делает этих путешественников великими в наших глазах. Они открывали для всего остального мира новые земли! Вспомним, что Фосетт (в 1906 г.) предотвратил своим самоотверженным трудом топографа назревавшую масштабную войну между Бразилией и Боливией, предложив границы государств по ранее никем не исследованным рекам в диких джунглях. Все конфликтующие стороны доверяли ему настолько, что выбрали независимым «топографом» – и приняли безоговорочно результаты его съемок, выполненных в «зеленом аду».

Благодаря подобным первооткрывателям новых земель человечество узнало также о народах, населяющих те места, о флоре и фауне, о климате, озерах, горах и морях. Они принесли человечеству иные знания. Собственно, с этими целями и планировались почти все путешествия – пусть даже они фактически прикрывались миссионерством, золотом, соболиными шкурками, какао-бобами или соком каучуконосов. Благодаря корове Стеллер остался знаменитым в веках. А если бы он не вел свои дневники? Не считал это за важный каждодневный труд? Если бы не впечатлился этой самой коровой, посчитав её за недостойный внимания объект? Так, мелочь пузатая плавает!

А что же наши дети? Им-то что от такой жизни? Да и нужна ли им такая проба? Не подвергать же их, по доброй воле или насильственно (не дай бог!), голоду, холоду, бедам и лишениям? Великие путешественники давно минувшего прошлого – это одно. А современные подростки из мегаполиса, оторванные на две недели от компьютеров и диванов – это же совершенно иной материал! Что тут может быть общего?!

Сможет ли ребенок понять эту радость, которую испытывал Пржевальский после трех месяцев непрерывных скитаний? Постигнуть всю её глубину? И зачем это нужно ребенку? Он ведь и так повзрослеет. Без всяких там трудностей и преград…

Во-первых, такие истории следует обязательно рассказывать детям. Мы точно не узнаем, ЧТО именно произведут они, эти героические истории, в сердцах детей. Как они там себя будут чувствовать. Что произрастет из семени, брошенного случайно в детскую душу. Но мы можем сказать точно, что – они обязательно отзовутся, не пройдут бесследно. Рано или поздно они проявятся.

Во-вторых, любые трудности закаляют человека. Безвольность произрастает сама, как плесень во влажной и теплой атмосфере. А вот истинные человеческие качества без преодоления трудностей не вырастить. Потому, я говорю детям (а чаще – не говорю, а пытаюсь сделать так, чтобы они сами интуитивно до этого дошли, чтобы поняли в соответствующей для этого понимания обстановке) – «У каждого из нас – своя Аннапурна»! И мы способны её покорить, преодолев, прежде всего, самих себя. Чтобы на новом перевале иметь право сказать: «Лха жьяло! Победа!».

Сейчас, быть может, я скажу очень спорные вещи. И многие педагоги даже предадут меня анафеме. Но – это моя выстраданная точка зрения. Появившаяся после многолетних скитаний с детьми в дикой природе.

Ребенок, у которого в жизни не было некомфортных ситуаций, который все время рос в бесконфликтном позитивном мирке, где его постоянно обихаживали и ублажали, боясь, что он де упустит радости счастливого и безмятежного детства, затем становится очень проблемным сам. Он попадает неожиданно для себя (и неизбежно – в социальном плане) в иной мир, где зона комфорта уходит у него из под ног, где проблемы растут вокруг как грибы-дождевики после дождя, и тревоги-горести наползают на подросшего человека с упорством саблезубых тигров. Ребенок вспоминает о том, как хорошо было ранее – и пытается вернуть себя в то состояние. Он ищет защиты у привычных «оберегателей» – родителей. Он не ведает, что нужно уже все решать самому. Либо он прячет голову в песок – и стремится уйти в «другие миры», заменяя ими этот ужасный и враждебный ему.

Эскапизм – вот как это называют ученые. Можно удариться в религию, в компьютерные игры, в наркоманию. Можно уйти с головой в игры с рулеткой. Можно накрасить волосы гуталином и стать готом. Можно загородиться еще какими-то субкультурами – их выдумано предостаточно, особенно в подростковой среде. Но есть один мир, который реален ровно так же, как и мир социальных отношений. Это – дикая природа. Она-то и может спасти такого ребенка, оказавшегося перед лицом с опасностями неожиданно открывшихся горизонтов. Она, самое главное, может предоставить ему трудности.

Вот ключевое слово – трудности! Их не было ранее. Об их устранении позаботились хлопотливые мамы и бабушки. А без трудностей никак нельзя. И вот природа предоставляет их. Точнее, их может предоставить опытный педагог, который берет на себя роль посредника между ребенком и природой. Трудности должны быть, но они должны также быть преодолимыми.

Если в походах и экспедициях (что, в принципе, невозможно) трудностей у ребенка нет, то пользы от его вылазок в природу будет немного. Причем, эти проблемные ситуации должны возникать органически, их нельзя подкладывать детенышу как свинью. И они возникнут, будьте уверены! И – если ребенок научится их преодолевать, то вот вам и взятие Аннапурны! Он преодолеет самого себя. Он вырастет в своих глазах. Он станет немного другим – и обязательно в лучшую сторону. Он многому научится. И это необязательно – поджигать костер. Костер – дело десятое. Главное, он научится делиться хлебом с другом. Он поймет, что такое справедливость и взаимовыручка. Он откроет для себя, что кроме друзей в соцсетях есть реальные друзья, которые дадут фляжку с последним глотком воды. Которые перебинтуют пораненую ножом руку. С которыми он будет вместе радоваться дороге, петь песни и спасаться от лесного пожара. С которыми сообща он будет медленно, но неуклонно превращаться в нормального «реального» человека, способного преодолевать. Бороться. Принимать решения. Отвечать за свои поступки. Спасать других, не думая о себе. Но – довольно пафоса. Скажем трезво вот что:

Зависимость ребенка от виртуальной действительности вызывает у педагогов и родителей справедливые опасения, так как затягивание там идет стремительно и уводит «юзера» все дальше от действительных проблем в мир надуманный. Зависимость того же ребенка от походных увлечений можно только приветствовать, так как она принципиально (как говорят, по определению) не может дать «пользователю» ничего плохого, но только позитивное. Какой бы мы аспект ни рассмотрели – социальный ли, психологический, физического развития, эмоционального роста, когнитивных способностей – везде и всюду мы отчетливо увидим несомненную выгоду для растущего организма.

………

В каждом возрасте у детей – свои вершины, которые они могут штурмовать. Всё начинается, если мы наблюдаем детское общение с природой, с сущих мелочей: вот цветочек, вот на него села пчела, вот она больно «саданула» в пальчик! Дальше – рёв и обиды. Дальше – прогулка с мамой в парк. Там белки и синички. Их можно даже с ладони покормить! А также набрать красивых кленовых листов – и дома сделать из них какую-то «непонятночего». Ровно также – под дубами найти желудей. К ним у нас вот с этого самого детского момента любовь и любование! Еще позднее – поход с папой в лес или на реку. Там природа представляется уже большой, битком набитой всякими деталями, картиной. Там уже и риски, и опасности, и необходимость потрудиться во взаимодействии с ней. Например, найти и принести дрова для костра. Набрать воды из ручья в котелок. И так далее.

Получается, что мы общаемся с природой в течение жизни в разных состояниях – как своих, так и самой природы. До реально дикой природы у многих людей дело вообще не доходит. Они её просто не достигают – уж слишком она далека, как восьмитысячник Гималаев. Но ведь и зимний сад на балконе в большой многоэтажке, где стоит несколько облезлых диффенбахий, амариллисов и замученная монстера – это ведь тоже природа? О какой природе мы в этой книге, собственно, ведем речь? Думаю, этот вопрос нужно прояснить, так как с детьми мы попадаем, действительно, в разные «природы» – и правила поведения там также различны. В самом простом приближении это выглядит примерно так, по степени нарастания «дикости»:

Природа культурная.

Природа полукультурная.

Природа полудикая.

Природа дикая.

С культурной природой мы как раз сталкиваемся еще будучи сами маленькими. Это – дачный участок с грядками огурцов, рядами помидор и клумбами георгинов. Это тот же зимний сад в квартире. Или хотя бы один-разъединственный горшочек примулы или спатифиллиума, который подарили родителям еще на новоселье, но который вот наконец-то зацвел – и всех поразил! Это аквариум с первыми в жизни барбусами. Это черепашка-красноушка, по имени Зина, которая цокает по паркету и всем попадается под ноги. Это даже любимец котяра или любимец собакенций. Это та природа, которую человек создал сам, выходил её, взлелеял по своим усмотрениями и правилам, и без участия которого она загнется, погибнет, завянет, помрет. С неё все, собственно, и начинается. Она открывает нам глаза на другой мир, в котором, оказывается, обитает куча всяких интересных и любопытных, красивых и загадочных существ.

Полукультурная природа менее зависима от человека. Но он постоянно толчется в ней. Это – городской парк с аллеями, с ленивыми голубями и осторожными дятлами. Это – зоопарк или дендрарий, ботанический сад или, на худой конец, живой уголок в школе. Это пригородная дубрава, где чуть ли не под каждым деревом разношерстные компании норовят жарить по весне шашлыки. Это берег озера, на котором есть пляжи, а на них есть отдыхающие и даже купающиеся. Если там внимательно побродить-походить, то можно найти массу незаметных, но вполне диких обитателей – тритонов, жабят, улиток, усатых жуков и перламутровых бабочек, неизвестных растений, скромно цветущих прямо в теплой воде, ужа, проплывающего мимо этих цветков, иволгу, сверкающую золотом в кроне березы и орущую оттуда «драной кошкой» на распевающий внизу свои песни народ… Эта природа выживет без человека, если он от неё отступится. В ней сразу при этом прибавится «дикости». Но пока она частично подчинена прихотям человека. А также – терпит его неряшливость, жадность, потребительское отношение к себе. Бросить мусор после пикника, сломать посаженную в аллее акацию (на удилище, приспичило, оказывается в озере бычок клюет, а иногда даже и колюшка!), пострелять из пневмашки в скворцов, а тут вот собачка нагадила, а вот здесь хозяева выкинули надоевшую черепашку-красноушку Зину… Человек тут всегда и везде, даже если его и не видно в данный момент. Зина, кстати, протянет только до начала зимы. В лучшем случае, увы… С детьми там бывают часто и подолгу. Это называется обычно так: «подышать свежим воздухом», «выбраться на природу», «прогулять детей». Даже зимой там на лыжне мельтешат сотни горожан со своими чадами. Дети бродят там то с детсадовской группой, то – школьным классом, а то и вполне самостоятельно, без взрослых. Тут всё знакомо и привычно. Вон же, видно, как трубы родной ТЭЦ дымят за парком! Чего же тут бояться?

Полудикой природой человек привык восхищаться и восторгаться, слегка опасаясь её, так как собственно дикую он, возможно, никогда не видел и не увидит. В представлении большинства именно полудикая природа и есть настоящая, кондовая природа. Где она? Да вот – нужно только отъехать от города хотя бы километров на 50-100. Там есть самопроизрастающие леса, есть довольно чистые речки, есть озера, где только летом можно заметить на берегах пару-тройку рыбаков. Там есть зарастающие мелколесьем поля, которые когда-то были колхозными и засевались картофелем и подсолнечником. А теперь отданы под зайцев, куропаток и мышевидных грызунов. Там можно встретить даже лосей, кабанов и – иногда – самую настоящую рысь! Люди там, конечно же, бывают: с палатками, с кострами, иной раз на велосипедах и даже на байдарках. Но долго не задерживаются. Эти чертоги хорошо охраняют комары, клещи и гадюки. Простой и незатейливый горожанин их, эти места, побаивается. С детьми туда ходят изредка – и только в том случае, когда дети уже поумнели и несколько возмужали так, чтобы крепко держать весло байдарки и быть способными самостоятельно разжечь костер. Ни один ребенок в одиночку там не появляется. Разве только что если местный, или кто-то шибко случайно заблудился.

Наконец, мы добрались до природы дикой. Пора и ей дать четкое определение.

В нашем понимании, дикая природа – это та, где нет людей. И не было раньше. Почти совсем! А если и были – то штучно. Сами понимаете, что такой природы у нас осталось кот наплакал. До таких мест, где эта природа еще существует, добираться чрезвычайно сложно и долго. Собственно, именно это её и спасает от людского нашествия. Ведь стоит только проложить автостраду, построить фуникулеры или пустить авиа- или вертолетную линию, как тут же природы и не станет. На вершине Эвереста уже есть вай-фай, рядом в снегах лежат неубранные груды мусора и всяческой дребедени, натащенной туда альпинистами начиная с 50-х годов прошлого века, а еще подальше, куда добраться никак не могут, лежат и сами альпинисты. Говорят, что на Эвересте так накопилось уже порядка 20 трупов. На Канченджанге – еще больше. Как только на вершинах этих восьмитысячников появятся киоски с Кока-колой и фаст-фудом, этот кусок дикой природы полностью накроется. И их на планете станет еще меньше.

С детьми, слава богу, в такие труднодоступные районы никто не ходит. Я имею в виду путешествия. Местных жителей там, впрочем, вполне можно встретить – в самой гуще амазонских лесов, на самом краю тундр Северной Канады и Сибири, высоко в горах Гиндукуша и Анд. Там же рядом толкутся и дети местных жителей. Поскольку живут тут и не очень-то понимают всю прелесть дикой природы, так как смотрят на неё не глазами падких до экстрима европейца или американца, а своими собственными – как бы выжить? Дикая природа губит себя своей дикостью, так как именно за этим качеством туда и устремляются нынешние путешественники. И делают эту природу потихохоньку сначала не очень дикой, а потом совсем уж не дикой.

Таким образом, эволюционно самый продвинутый ребенок, воспитываемый в семье с походными корнями, вполне способен пройти путь от заигрывания с культурной природой, далее – балуясь в полукультурной, еще позднее – проплывая, проходя или проезжая по полудикой природе, и, наконец, раза два-три (если повезет!) за жизнь соприкоснуться с природой полностью дикой. Мы в этой книге в основном обсуждаем жизнь в походах по полудикой природе. И это нужно иметь в виду. Писать книгу о том, как и зачем тащить детей в природу дикую – опасно: будут клевать все кому не лень; и родители, и педагоги, и чиновники. Хватит с нас и того.

Впрочем, элементы дикой природы можно, слава богу, отыскать даже в пределах Европейской части России. Если вокруг вас в радиусе на 20-30 километров нет человеческого жилья, это уже вполне экстремально. И свою Аннапурну каждый может вполне найти и здесь. Важно не то, что мы называем абсолютной высотой. Важно то, что каждый способен преодолеть в самом себе.


СТУЧИТ ЛИ ДЯТЕЛ НОЧЬЮ ТЕМНОЙ?

Незнание природы современным городским человеком стало настолько сильным и глубоким, что уже никого абсолютно не удивляет. Да кого удивлять, если буквально все уже давно не понимают и не ведают не только мелочи и детали (которых на самом деле у природы не бывает – там всё важно!), но и основополагающие биологические и экологические законы и правила? Примеров – великое множество!

В средствах массовой культуры какой-только информации, лишь только речь зайдет о природных явлениях и её обитателях, не наслушаешься! Волосы дыбом встают. Но – только у биолога. Только у осведомленного человека. Только у знающего. У остальных волосы как лежали – так и лежат себе спокойно. Если они есть, конечно. Кстати, облысение молодых горожан и ранняя седина у них же, особенно в мегаполисах, – современный тренд; и некоторые ученые связывают его, в конечном счете, опять же с разобщением людей и природы. Откуда нервные состояния и стрессы у городского жителя? Ответ очевиден. А вот бывал бы он почаще на лоне леса, гор или лугов, путешествовал бы не в Лондон и Париж, из одной сутолоки в другую, а хотя бы на ближайший пруд за карасями с удочкой, наблюдал бы неспешно ласточек в небе и дроздов на рябине, созерцал бы облака и травы, наслаждался бы весенним бормотаньем тетеревов или восторженными криками уток на заросшей осокой и стрелолистом старице, – глядишь, и шевелюра бы появилась. И даже, возможно, почернела.

Человек перестал быть очевидцем. Нет, конечно, в Лондоне и Париже он самый что ни на есть очевидец. И это ему лестно. Видеть самому то, что недавно показывали по телевизору. А вот очевидцем природы он давно быть перестал.

Реклама настойчиво зовет нас в путь – ведь турагентствам нужно зарабатывать! Куда нас зовут? Да куда угодно. Сравнить, например, Прагу с Будапештом. Но, обратите внимание, мы в основном перемещаемся из одной толпы в другую. Только языки окружающих нас меняются. Да фасады домов меняют несколько свои вывески. Но почему-то никто не зовет нас послушать пенье садовой камышевки ранним июньским утром и сравнить его с трелями соловья! «Боже мой, я не видела ни разу Париж! – восклицает мадам. – И как же мне теперь умереть?!». Но почему-то никто не сетует горько, что ни разу в жизни своей не видел (причем, недалеко совсем, у себя под боком!), как личинка стрекозы выходит из своей шкурки на листе прибрежного рогоза, как в июльских туманах рождаются солнечные фиолетовые пятна – и превращаются затем в небывало-розовые, как дерутся две иволги в кронах берез и кричат друг на друга голосами драных кошек, как ухает филин в глухой ночи и дудит на болотах выпь, словно в пустой бочонок… Чем же хуже, чем менее интересны эти явления по сравнению с теми, что создали люди – музеями, магазинами, товарами ширпотреба, мостами, башнями? Чем человеческая культура лучше и завлекательнее шедевров природы?

В одном телевизионном сериале я случайно увидел вот что: снимали ночь где-то ближе к августу. Герой пробирался через какой-то пригородный лес к своей даче. Как только в кадры попадает природа, киношники стараются придать ей правдивость и реалистичность – а как же иначе?! И насыпают щедрой ручонкой туда звуков. Так вот, все метания и блуждания героя по ночному лесу сопровождала бодрая барабанная дробь большого пестрого дятла. Брачная. Весенняя. Либо дятел спятил, либо…

Излюбленный приём – пустить кукование кукушки. Уж она-то точно изобразит нам самую что ни на есть сугубую природу. Её кукование, слава богу, все слышали. И кукует бедолага везде, где только возможно и куда её засунут звукооператоры – поздней осенью, параллельно с желтыми листьями на кленах, ранней весной (она еще только в путь из Индии собралась и чемоданы пакует), чуть ли не в предзимье. А пусть будет! Зритель, не выдвигающийся дальше кухни и ближайшего рынка, всё «схавает»! Есть любители выявлять и коллекционировать киноляпы. То есть ошибки и несуразности в фильмах. Так вот, поверьте, количество нелепостей биологического и вообще естественно-научного характера там – просто зашкаливает. Почему? Да потому что мало мы знаем природу. Это раз. А, во-вторых, их же никто и не заметит! Потому что мы её, опять же, не знаем…. Вот такой вот замкнутый круг невежества…

Хорошо это или плохо? Как сказать? Хорошего, вроде бы, мало – ведь мы в таком случае, махнув рукой, расписываемся в собственном незнании и непонимании. Давайте тогда хотя бы детей наших в дела природы посвятим! Пусть они будут осведомлены больше нашего. Но для этого им понадобятся не только справочники и тишь учебных кабинетов, но и – сама природа.

Бёрдвочинг (от английских слов «птица» и «наблюдать») – феномен, пришедший к нам с Запад. Напомню, что бёрдвочингом занимаются сейчас время от времени миллионы людей, и, в основном, это – горожане. Наблюдение птиц в дикой природе, наслаждение от общения с ними посредством бинокля, подзорной трубы, даже телескопов и собственного слуха – это что? Откуда взялся это феномен? Ученые-психологи с уверенностью говорят, что взялся он как раз от нехватки милых и благостных для сердца и души моментов, когда городской человек сливается (хотя бы на короткое мгновение) в чувственно-эстетическом экстазе с природой. Птицы – последнее, что осталось у нас под боком. Последнее, что еще можно прочувствовать как элемент дикости, просто выехав в пригород или даже выйдя в городской парк.

Профессионалу-орнитологу бёрдвочинг ни к чему – он постоянно находится в этом состоянии. Это – его суровая работа. Сугубо сельскому жителю тоже покажется странным пойти за околицу и полдня ползать там с биноклем, наблюдая овсянок или пуночек. Он их видит и так почти ежедневно. Если, конечно, захочет их заметить. А вот горожанину – это порой как глоток свежего воздуха после уличного смога. Вот и получается, что бьется внутри у нас Душа энергичной птичкой и просит не забывать, откуда мы сами вышли и почему такими стали…

Плохо мы знаем нашу Природу. Увы! Даже у великих наших классиков находятся порой такие ляпы, что у профессионального биолога опять же волосы дыбом встают. Помните, например, у Есенина: «…плачет птица иволга, схоронясь в дупло?» Так вот – птицу иволгу (Oriolus oriolus) в дупло калачом не заманишь! В самое что ни на есть отделанное и престижное. Не живут иволги в дуплах. У Виктора Астафьева в детском рассказе «Стрижонок Скрип» герой «вылупился из яичка в темной норке… в глиняном берегу над рекой». Стало быть, это не стрижонок (Apus apus) вовсе – а птенец ласточки береговушки (Riparia riparia). Целую отдельную книгу можно написать на эту тему – про ошибки и недоразумения, связанные с природой в художественной литературе. Но – не будем буквоедами. Конечно, классики природу нашу знали и любили. И, возможно, совершали подобные ошибки сознательно. В угоду художественному замыслу.

Мы верим тому, что сделано добротно. Чуем это внутренним чутьем. Или – благодаря обширным (или специальным) знаниям. А также – накопленному опыту. Вот, скажем, другой классик – И.Бунин, любил упоминать в стихах звезды. Не просто «звезды и созвездия» как образы – яркие точки на небосводе. А – Миру и Антарес, Кассиопею и Орион, Плеяды и Сириус. Он знал их. Потому его стихи со звездами особенно убедительны. Вернемся к птицам. У А.Фета «ласточка стрельчатая над вечереющим прудом» убедительна именно потому, что поэт называет её не просто «птицей». Хотя ласточек у нас целых три вида, мы, знатоки, верим в то, что великий поэт – точен! Равно как у великолепного знатока бабочек В.Набокова бабочки («знак иного») также узнаваемы до вида или рода (как сказал бы систематик): антиопа-траурница (стихотворение «Бабочка»), ночной павлиний глаз-сатурния (роман «Приглашение на казнь»), махаон (роман «Другие берега»). И потому – необыкновенно убедительны и сильны в своих эффектах-воздействиях на читателя как поэтические образы, «несущие семантические функции». Применительно к птицам (как зоологической группе), аналога «феномена Набокова – ученого-лепидоптеролога» в русской поэзии нет, но он размыт среди немногих классиков-знатоков природы (Фет, Бунин, Аксаков, Пастернак, Заболоцкий). В целом, с зоологической точки зрения, следует заметить (как, впрочем, это отмечалось многими исследователями ранее), что русская классика допускала множество ошибок (с позиций естественных наук) в описании природы (даже Тургенев), а уж «литература советского времени к ней, природе, была и вовсе глуха». Даже К.Паустовский и М.Пришвин порой словно бы старательно избегают описания «подноготного, внутреннего точного мира» природы. Что это? Не есть ли это дань снисхождения-уважения к читателю, которому предлагается не трактат же по естественной истории штудировать, а художественное произведение!? Вот мнение натуралиста (Н.Формозов): «…между русской классикой и литературой советского (и постсоветского) времени непреодолимый водораздел. Нелепые ошибки в описаниях природы делают и Василий Гроссман, и Александр Солженицын, и Чингиз Айтматов, не говоря уже о беллетристах младшего поколения. Интерес к природе у русских классиков был тесно связан с охотой, усадебным бытом…». Недаром точные знания и Тургенев, и Лев Толстой, и Фет выказывают, прежде всего, как охотники, в описании боровой и водно-болотной дичи – тетеревов, глухарей, рябчиков, перепелов, куликов, уток… Кстати, утки рыбу не ловят и не кушают её. Вопреки распространенному мнению, встречающемуся и в книгах тоже. Кроме крохалей, все наши утки предпочитают рыбке фито- и зоопланктон.

Чтобы понять «точность» автора, читателю самому нужно знать этот объект и желательно видеть его ранее. Тем, кто не видел (и не слышал) пересмешку или зарянку, трудно понять, о ком так поэтически восклицает Тургенев в «Записках охотника»: «…золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью…». Тем более, что птицы «малиновки» попросту нет в наших лесах! Это может быть, по представлениям того времени, кроме названных двух, и славка садовая, и славка черноголовая, и горихвостка обыкновенная, и даже трясогузка желтая (согласно словарю В.Даля). Вот вам еще загадка! Мы действительно точно не знаем, кого именно из объектов живой природы нам описал великий мастер поэтического слова! Однако, и в этом случае сила воздействия «образа» мощнее, нежели бы автор просто написал – «золотой голосок птички…». То есть оставил её полностью безымянной.

Обычный же человек, мало знакомый с природой, пользуется в редких общениях с ней теми сведениями, которые он почерпнул в расхожей литературе. Если все вокруг говорят, что самый лучший певец леса у нас – соловей (Luscinia luscinia), то, значит, так оно и есть. Но удивительно другое: самого соловья с его песней большинство людей (и даже поэтов!) не видели и не слышали. Точнее, слышать-то они, может, и слышали – но не идентифицировали услышанные звуки как рулады прославленного маэстро. И это также удивительный парадокс современности: поэт может смело и восторженно писать о соловье, опираясь лишь на свои представления, сформированные предыдущими классиками (скажем, Фетом с Тургеневым). А уж простой обыватель – тем более способен окрестить соловьем любое звучащее мало-мальски «красиво» существо. Помню, как на загородной экскурсии группа интеллигентных горожан все никак не могла поверить в мои уверения, что сейчас вот они слышат именно соловья. Песня произвела на них «не то» впечатление, которого они заранее ожидали! И, далее, песню садовой камышевки (Acrocephalus dumetorum) впоследствии никто из группы так и не смог отличить от соловьиной.

Знать хорошо природу – это хорошо! Тут спорить нечего. И никто этого нам делать не возбраняет. Причем, давно замечено: чем лучше знаешь что-то, тем легче и глубже любишь предмет своего знания. Вот как-то руководствуясь этой аксиомой, нам и нужно строить полевое экологическое образование и воспитание детей. И тогда – можно покорять любые вершины!

ЛЕТНЕЕ


Пойду залягу неподвижно

На склон пруда,

Чтобы шептать всему, что вижу –

Вот это да!!!


Как стрекозиная наяда

Меняет фрак,

Как задом – будто так и надо –

Шныряет рак.


Как в травах кто-то сетью дивной

Из пауков

Поймал росу демонстративно,

А не жуков!


Как вал накатывает грозный

Из-за берез.

Там дождь готовится серьезный -

Циклон принес!


Как в отражениях проворно

Снуют стрижи…

Эх, почему ж нельзя повторно

Нам жизнь прожить?!


ГЛАВА 2. ВЫЖИВАНИЕ И ВЫЖИВАЛЬЩИЧЕСТВО: ГДЕ НЕОБХОДИМОСТЬ, А ГДЕ ЗАБАВА?


«Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, но слишком мал, чтобы удовлетворить людскую жадность».

(Махатма Ганди)


ВЫЖИВАТЬ И ИГРАТЬ В ВЫЖИВАНИЕ: В ЧЕМ РАЗЛИЧИЯ?

Выживанием человечество было занято всегда. И особенно – в доисторические эпохи. Когда надеяться можно было только на собственные физические данные и умственную смекалку. Поскольку еще не было изобретено ни колеса, ни литиевых батареек, ни нейлона с капроном, ни сухого горючего и т.д. Был изобретен только, в качестве главного дара человеку от тамошних и тогдашних суровых Богов, огонь. Да и то его постоянно теряли, забывали и вновь маялись без него. Выживать среди «страшно» дикой природы тогда было очень и очень сложно. Настолько сложно, что даже сейчас, человек, страстно желающий окунуться и ощутить сполна весь тот ужас и беспомощность перед лицом стихий – холода, голода, хищников, природных катастроф и социальных дискомфортов (включая каннибализм) – ничего подобного не может воссоздать в полной мере. Ибо у него в голове уже есть мысли (даже если только мысли – уже достаточно!) о GPS-навигаторах, сервисе Google Maps, мобильных телефонах и службах спасения.

Были времена, когда из Африки, с нашей прародины, смогла выйти в Европу и Малую Азию лишь горстка наших прародителей. Произошло это событие примерно 40-50 тысяч лет назад. Считается, что та счастливая популяция, возможно, состояла всего из нескольких десятков «пралюдей». Именно они, эти выжившие, дали начало всему человечеству. Все иные популяции – погибли. Мы висели на волоске. Против нашего вида были могучие силы: резкие изменения климата, страшнейшие засухи, внезапное истощение пищевых ресурсов, ледниковые похолодания. Выжило очень немного. И это – настоящие выжившие. Ди Каприо со своим маунтименом Хью Глассом лишь прошли этот путь вновь – как индивидуумы; показав неумышленно, как кусочек онтогенеза повторяет в целом черты филогенеза – развития всей группы. Тогда мы сумели пройти через «бутылочное горлышко»!

Итак, выживание – это то, что было с человечеством давным-давно. Сейчас в целом наш вид процветает, и говорить о его выживании уже не приходится. Скорее, выживают другие виды. Те, которых угораздило судьбой оказаться с нами рядом не в то время, и не в тех местах. Достаточно заглянуть в Красную Книгу, чтобы увидеть имена тех (далеко не всех!), кто уже сошел с дистанции благодаря нам. Есть еще те, кто пока держится. С более или менее успехом, судорожно, стиснув зубы, клыки, сжав когти, из последних сил. Они – выживают.

Выживальщичество же – это наша современная забава. Когда вид начинает «с жиру беситься». Это игра. Это религия. Это ностальгия. И – наша дань и наш крест. Возможно, глубоко интуитивно мы чувствуем, что она, эта сегодняшняя забава-игра на «выживальщичество» нам пригодится. И, возможно, весьма скоро. Увы…

Феномен «выживальщичества» – это наша тоска о тех временах, когда мы были истинными детьми природы. Вот бы нам опять в это детство! Но – нет, никак не получается. Нет уже той страны. Того мира. Как нет уже той, первобытной и неподвластной нам природы, в которой мы были не хозяевами, а робкими гостями.

Однако, если мы посмотрим на этот вопрос с точки зрения педагогики, и, конкретно, пользы его для наших детей, то тут можно обнаружить очень много позитивного и даже необходимого к употреблению! Дело в том, что глазами почти любого ребенка «выживальщичество» – это, прежде всего, увлекательная игра. И главное в ней – то, что она реально происходит в реальном мире. Это, если хотите, завлекательная «бродилка», только в настоящем лесу. И вокруг тебя настоящие люди и звери, а не симулякры и неубиваемые монстры и герои Варкрафта! Поэтому в руках умелого и опытного педагога идеи и практики «выживальщичества» могут оказаться очень продуктивным и эффективным воспитательно-образовательным инструментом.

В ребенке эти идеи в виде смутных доисторических образов живут глубоко, но как только появляется возможность их реализовать, они выходят наружу. В душе ребенка тяга к какому-то варианту скитальщичества и дикой жизни – словно сидящая заноза, словно зов далеких предков. Вспомните для примера неудержимую тягу в детстве делать шалаши и укрытия, а если ребенок городской и вынужден пребывать только там, то – достаточно умелое и ловкое строительство «темных пещер» из стульев, кресел, покрывал и подушек. Чтобы – заползать туда и жить там своим независимым «домком», прячась от врагов и невзгод, обороняясь от зверей и конкурентов. Поэтому самые рвущиеся в дикие походы и экспедиции дети, по моим многолетним наблюдениям, – это выходцы из столиц, из Москвы, из Санкт-Петербурга и из прочих мегаполисов. В них бурлит неудовлетворенная жажда именно подобных приключений; для них зов «дикой природы» наиболее требователен и настойчив, он звучит в их сердцах и зовет вдаль! Пригородные дачи (особенно сейчас – так как уже перестающие отличаться в корне от городского жилья) совершенно не подходят под определение природы. И выживать там – просто неинтересно, скучно, пресно…

Эта тенденция (хотя бы на время убежать из городской среды) отражает и природную психологию ребенка – его тягу к новому, его любопытство, его обязательный, хоть и постепенный перенос акцентов внимания с искусственных гаджетов на события и объекты реального мира.

-А у моего папы в машине навигатор с 3G-экраном и с голосовыми командами! –А у моей мамы 7-й айфон! А у моего дедушки в гараже во-о-о-от такая крыса живет! Да ты чё?!?!? Вот это да!!! Покажи!!!

В мировом обзоре (по странам и континентам) в той или иной степени эти идеи приобретают всё большую и большую популярность. Проекты выживания в условиях дикой природы, глубокого погружения в природу, проверки себя, своих личных человеческих качеств на прочность в сложной естественной обстановке мы находим всюду – в СМИ, в культурных пластах, в современных книгах и фильмах. В основе этих идей лежат возникшие давно (еще со времен Генри Д. Торо и ранее) глубокие противоречия между реалиями технократической цивилизации и внутренней природой самого человека. Стремление современного жителя эпохи «общества сверхпотребления» уйти из привычного обжитого мира, где всё служит и предназначено лишь для комфорта потребителя, туда, где от него, человека, потребуются истинно «нативные» качества – простые умения, смелость, усилия для преодоления трудностей, отказ от «прелестей» цивилизации (включая всевозможные гаджеты и технические приспособления), возможно, даже самопожертвование; где ценится взаимовыручка, помощь слабому, быстрота реакции, способность наблюдать и анализировать, принятие мгновенных решений, в конце концов, надежда только на самого себя, – вполне объяснимы.

С точки зрения психологии – это накопление усталости, эмоциональное истощение и тревожные ожидания от завтрашнего дня среди перенаселенных мегаполисов, где проблемы сверхпотребления, ресурсных зависимостей и социальных конфликтов наиболее остры. Вполне понятно, что эти тенденции особенно ярко проявляются в странах «первых», лидирующих экономик, так как именно там наиболее четко, жестко и выпукло заметны кризисные отношения между обществом и природой.

С психологической точки зрения «выживание» привлекательно для многих людей, так как позволяет им выйти из зоны комфорта и проверить свои силы на пределе возможностей. Вот что отмечает в своих дневниках великий горовосходитель, покоритель гималайских восьмитысячников Анатолий Букреев (кстати, погибший в расцвете сил под лавиной на Аннапурне):

«В настоящее время в мире всё большей популярностью пользуются экстремальные виды спорта, в которых необходимо достигать результатов на пределе или даже за гранью человеческих возможностей. Это такие виды спорта, как триатлон, сверхмарафон, восхождение на восьмитысячники без кислорода, кругосветные гонки на яхтах, преодоление океана в одиночку на различных судах, плотах, яхтах, лодках, спуск с вершин на горных лыжах, а также полеты с горных вершин на парапланах. В этом году (1990 г.) на Эльбрусе был проведен второй чемпионат по скоростному подъему на высоту…».

Последняя активность, упоминаемая Букреевым, сейчас превратилась чуть ли не в массовый спортивный вид – скайраннинг (дословно «бег в горы»). Что людей толкает на такие трудности? И – для нас это важно!, – когда дети вдруг приобретают вкус к некому подобию экстрима и деятельности на пределе сил? Неужели они сами вдруг чувствуют желание «преодолевать себя»? Или – следуют воодушевляющему примеру взрослых?

Явление «выживания» в широком смысле – довольно сложный феномен. Он неразрывно связан с противоречивыми и запутанными представлениями современного землянина о предназначении цивилизации, её развитии и гибели, о личных отношениях каждого с окружающими его социумом и миром природы.

Следует выделить несколько типов «установок», трендов, где проявляется эскапизм (от англ. escape – убегать, спасаться) – стремление личности уйти от действительности в другие миры (дикой природы, виртуальной реальности, религии, творчества, измененных состояний с помощью психотропных веществ, фантазий, иллюзий и пр.). Нас здесь будет интересовать только часть подобных вариаций, так или иначе связанных с тем, что называется “environment” – экологически окрашенный термин, «окружающая среда». Рассмотрим некоторые из них и попытаемся оценить их потенциал с позиций экологического образования.

Кризисное «выживание» (сурвивализм). Термин «сурвивалист» («выживальщик», от англ. «survival» – выживание) изначально закрепился именно за приверженцами этого направления. Для сурвивалистов характерен высокий уровень тревожности (порой граничащий с параноидальными проявлениями), причем, тревожность эта связана с ожиданием крупных и даже глобальных катастроф, в перечень которых входят войны, техногенные катаклизмы, стихийные бедствия, падение астероида, появление вирусов массового поражения и прочее в том же духе, вплоть до «зомби-апокалипсиса». Для приверженцев этого направления типично поведение «осенней белки» – запасание продуктов (есть даже специальный термин – «тревожный чемоданчик»), сооружение оборудованных укрытий на случай экстремальной ситуации (вплоть до бомбоубежищ), постоянный поиск и освоение новых методов защиты (как правило, сугубо индивидуального характера) от внешних угроз. Сам термин «выживальщичество», «выживальщик» имеет здесь негативный смысл, поскольку человек «вынужден» действовать именно так, принужден внешними враждебными силами к подобному образу действий.

В экологическом (энвайронменталистском) аспекте – характерны высокий уровень потребительства (и накопления ресурсов), слабый контакт с дикой природой (или вообще его полное отсутствие), представление себя, скорее, вне природы, чем внутри неё, так как она таит непосредственную угрозу жизни; слабое знание законов природы, попытка сохранить цивилизационный комфорт при ожидаемом ухудшении состояния окружающей среды. Подобный стиль жизни более предполагает у человека, его исповедующего, проявление постоянного интереса к новинкам техники, вооружения, продуктов питания, приспособлений для вынужденного и длительного одиночного существования, чем интерес к дикой природе и её законам. Типичный «сурвивалист» сугубо индивидуален, это выживальщик-одиночка. У него слабо выражена активная гражданская позиция. Философия «каждый выживает как может» собирает сейчас под свои знамена немало приверженцев по всему миру; в США, например, это достаточно широкое общественно-неформальное течение. От государства, как правило, эти люди не ждут поддержки и помощи (в случае катастрофы или кризиса). Характерны также значительные по составу участников интернет-форумы (в т.ч. международные), где их члены делятся опытом, обсуждают возможности и последствия катастроф, предлагают свои тактики и стратегии выживания на всевозможные конкретные экстремальные случаи. Полагают, что около 5-10 % населения в развитых странах в той или иной степени относятся к этой категории эскапизма.

Общее можно сформулировать таким лозунгом – «во что бы то ни стало оставить себя прежним в прежней зоне комфорта при катастрофическом изменении окружающей действительности».

Умеренный экологический алармизм (от англ. «alarm» – тревога). К категории умеренных алармистов относится гораздо больший процент населения развитых стран. Отличительной чертой (в сравнении с первой категорией) здесь является убеждение людей в том, что принятием своевременных, действенных (и, главное, коллективных) мер можно решать и решить тревожащие умы населения экологические проблемы и спасти природу.

В экологическом (энвайронменталистском) аспекте – приверженцы этой доктрины осознают (пусть даже на интуитивном уровне) феномен своего пресса-«экологического следа», более осведомлены в природных закономерностях, стремятся соблюдать правила природосообразного и щадяще-сберегающего ресурсы стиля жизни. Их характеризует негативное отношение к сверхпотреблению, стремление минимизировать расход ресурсов и сознательно ограничить себя в цивилизационных благах. Нередко это сопровождается даже полным отказом от технических «даров» (например, неприятие телевидения, смартфонов, компьютеров, GPS-навигаторов и пр.) и даже автомобилей.

Существует множество разновидностей стратегий, стилей жизни, порой просто модных увлечений, которые можно отнести к этой категории. Так, есть осознанный дауншифтинг, фриганизм, феномен «архаичных состояний», минимализм, “slow life”, ответственное потребление, стратегия долгосрочной ответственности и т.д. При кажущемся разнообразии все эти стили сходятся в одном тезисе, созвучном главному тезису экологической культуры – «чтобы спасти природу, нужно меняться самим». Так, Институт изучения трендов (Trends Research Institute, USA) отмечал, что стратегии «добровольной простоты» (voluntary simplicity) и «простой жизни» (simple living) находились в первой десятке мировых тенденций уже в 1990-х годах.

Общее и главное здесь можно сформулировать таким лозунгом – «изменяя себя самого в плане отказа от потребительства, приобретая новые знания и умения, я способен вместе с другими решать неприятные проблемы».

Осознанное погружение в условия дикой природы («выживальщичество» в позитивном, внутреннем смысле). Если классический туризм – это продолжение мира консьюмеризма (потребительства) в дикой природе, то «выживальщичество» – добровольный отказ от «даров» цивилизации. Турист ищет в специализированных магазинах лучший рюкзак и навороченную надувную лодку, выживальщик старается обойтись лишь ножом и топором. Если последний смог переночевать в лесу без палатки, это уже повышение его самооценки и внешнего рейтинга. Турист специально не ищет трудностей. Выживальщик не может без них обойтись. На этом модном течении, впрочем, делают бизнес: существуют фирмы, предлагающие сафари-туры с определенным набором сложностей, вплоть до предоставления «архаичных состояний» (скажем, жизни в пещерах с антуражем и условиями неолита). Это течение характеризуется еще более целенаправленным воздействием на самого человека с минимальным воздействием на природу. В некоторых случаях его можно рассматривать как особую форму современного туризма, но с акцентом «внутрь», а не «вовне» человека. Приверженец этого направления отправляется в дикую природу не столько полюбоваться на её красоты, сколько познать самого себя, свои возможности. Это направление наиболее подходит в качестве основы для нового разворота дополнительного экологического образования. Другими словами, стихийно возникшие по всему миру и захватившие широкие и разнообразные социальные группы увлечения подобного рода весьма адекватно могут вписываться в систему дополнительного экообразования, соответствуют «духу и букве» экологической культуры. Впрочем, чтобы достичь полного соответствия, как раз и целесообразно соединение, взаимодействие идей «школы выживания» с принципами и методами современного экообразования.

Общий посыл этого течения можно выразить следующим лозунгом – «старайся вписаться в дикую природу, будь её органической частью, учись у неё – и ты сам изменишься к лучшему!».

Так что же такое «школа выживания», чем она полезна дополнительному экологическоиу образованию, а чем экообразование может посодействовать «выживальщикам»?

Некоторые общие принципы образовательной «школы выживания»:

Создавать посильные трудности, но настойчиво учиться преодолевать их, быть внимательным, собранным и постоянно учиться на собственном опыте; экстремальность нельзя организовать и предусмотреть, но учитывать риски и оценивать уровни опасности – необходимо;

Находить в себе волю и уметь максимально отказываться от комфорта, технических приспособлений, надеясь больше на личные качества;

Не вредить природе, сводить воздействие на нее до минимума, максимально «встраиваясь» в её систему и соблюдая её законы;

Быть позитивным, воспринимать происходящее без паники, с уверенностью и решимостью, оставаться здравомыслящим человеком в любых сложных ситуациях;

Максимально (по возможности) фиксировать все события, всё происходящее с тем, чтобы затем подвергнуть опыт анализу, извлечь уроки, дать полезную информацию другим;

Предусмотреть всевозможные способы «отступления», спасения при непредвиденных обстоятельствах.

Таким образом, можно констатировать известную «конгруэнтность» целей, установок и содержания «школы выживания», с одной стороны, и с другой – экообразования.

Выводы:

Необходим подробный анализ проблемы и феномена «выживальщичества» как современного социального тренда с целью увязывания его с задачами ЭО – на пользу тому и другому;

Концепция «школы выживания» является удобной и эффективной площадкой для реализации нового направления дополнительного эко- образования школьников, студентов, семей и других целевых групп;

Актуальны разработка контента, методик и приемов, а также обеспечение полевых условий для проведения экологических проектов «школ выживания».

Ребенок проходит несколько стадий в плане любви к «выживальщичеству». Вначале все подобные идеи кажутся ему страшными, чуждыми; он не готов окунуться в этот неизвестный, полный трудностей и опасностей мир. Лишь любопытство будет двигать его вперед в этот период. Далее, попробовав себя в походах, понюхав фунт лиха, пообтрепавшись и изголодавшись, он начинает приобретать вкус к добровольным скитаниям. Это вторая стадия – стадия приобретения вкуса, стадия понимания, что это интересно, захватывающе, с выбросами адреналина и прочих гормонов. На этой стадии ребенок еще не может совершать походничество и скитальщичество в одиночку, это ему не по силам. Если он добровольно уходит на поиск подобных приключений, то его начинают активно искать – и такие случаи нередки. Находят «отщепенца» обычно в плачевном состоянии, так как самостоятельно обеспечить себе более-менее приемлемые условия в одиночку в дикой природе такой человек еще не в силах. Здесь необходим наставник, инструктор, должна быть группа, в которой будущему настоящему походнику «необходимо» повариться. Дойти до кондиции.

На третьей стадии подросший и возмужавший ребенок уже начинает понимать, в чем суть его стремлений в этот «нецивилизованный», безлюдный мир: это – проверка себя на прочность. Это – осознанное преодоление трудностей. Это – попытка вновь и вновь поднять самому для себя планку и рваться её вновь преодолеть! Смогу ли я? Хватит ли у меня сил? Способен ли я на такое?

Если ребенок замахнется сразу на третью стадию – то он может даже (не дай бог!) погибнуть. К ней нужно идти постепенно. Это как у Жана Пиаже – всему в развитии личности свое время! Не перескакивать! Он, ребенок, должен созреть. Известны случаи преждевременного выгорания, когда родители брали малоподготовленных детей в походы высокой сложности. Там дети, которым совершенно еще не по зубам были предлагаемые трудности, становились ярыми ненавистниками любых походов – и более в них никогда не совались. Кран, открывающий горизонты, был сорван раньше времени.

Цивилизация – вещь чрезвычайно хрупкая. Отключи электричество в большом городе – и вот вам приличная катастрофа. Причем, не только на бытовом уровне, а и в психике горожан – тоже. Как-то разом, в тот момент, когда он дрожащими руками зажигает свечу на кухне, человек становится беспомощен и беззащитен. В одну секунду он превращается в робкое, пугливое существо. И если, выглядывая в окно, он НИГДЕ не видит света, то уж будьте уверены – он превращается в крысу Чучундру всерьез. И способен ходить, как она, только вдоль стен. Особенно – если свечей в квартире он так и не нашарил.

Блэкаут в глухой деревухе, и он же – в Москве, это совершенно разные по масштабам трагедии. Дело даже не в количестве застигнутых врасплох граждан. Для деревенского жителя, привыкшего к ограниченным благам цивилизации, отключение электричества не вызывает ужаса и паники. Он обычно терпеливо ждет. Не бросается искать службы спасения, не обрывает телефоны, даже не бежит к соседям. Он спокойно ждет решения судьбы. Ибо так уже бывало не раз – и ничего тут страшного нет. Психика такого человека не подвергается стрессу. И уж точно – у него где-то в определенном месте всего запасено и на этот случай: и лучина, и к печке дрова, и свечи еще с Пасхи.

В мегаполисе граждан раздирают в этот момент противоречивые чувства. Они возбуждены целым спектром внутренних вопросов – от «не случился ли конец света, обещали же!» до «ну вот и война, всех сейчас накроет!». Апокалиптические картины в большом городе рисуются гораздо смелее, ядренее и масштабнее, чем в небольших поселениях. Где, возможно, про них и не слышали. Представьте, дорогой читатель, фильм в стиле голливудских ужастиков про зомби-апокалипсис, где действие происходит в типовой русской деревне (сельце)! Среди березок, некрупных домков с террасками, с речкой, протекающей за околицей, где баньки стоят зигзагом, среди тропок и сарайчиков с дровами. Где бродят петухи с курами, гогочут гуси и греются на завалинках рыжие коты. Весь ужас сразу исчезнет. Зато – будет смешно!

Недаром после того, как «дадут свет», большинство (я уверен!) подвергшихся шоку горожан думают одну мысль – а не уехать ли мне, к черту, в деревню? Или, хотя бы на дачу, подальше! То есть они внутренне готовы поменяться местами с теми, кто только что тоже сидел без света в далекой деревухе.

«Жители Лондона массово переезжают за город. 


В 2018 году жители британской столицы купили 74 350 домов за пределами Лондона, что на 3,8% больше, чем в 2017 году, и в целом это рекордный показатель с 2007 года»

(Из новостей, 2018 г.) 

Вот мнение путешественника-экстремала Стива Каллахана, который 67 дней бороздил на лодчонке «без руля и без ветрил» просторы Атлантики:

«Выживание в чрезвычайной ситуации – это активный процесс. Если вы не прикладываете усилий для своего спасения, вы гибнете …».

Какие, спрашивается, усилия могут прилагать для своего спасения обычные горожане? Ясно какие! Они побегут в очередной раз по магазинам – и там скупят свечи, керосин, пыжи, спички, соль, сахар и гречку. Некоторые пойдут укрупнять свой и без того уже набитый до отказа «тревожный чемоданчик». Более им ничего не остается…

«Главное у выживальщика Вассермана – не его жилет, а его голова. Куда не надо, он не полезет просто!».

……….

Если мы допускаем, что выживание перестало сейчас в современном мире быть проблемой для человечества, то что же ему, человечеству, осталось? Разве не выживают множество наших современников где-нибудь в бедных странах Африки, в голодной Бангладеш или на далеких забытых богом и цивилизацией островах Океании? Наверное, частично все-таки выживание как явление осталось, увы! Но – подчеркнем – в развитых и развивающихся странах оно заменено на «выживальщичество». И – только для тех, кто этого сам хочет. Таким образом, отличие выживания от выживальщичества состоит в том, что первое всегда вынужденное. А второе – добровольное.

Если выживающему человеку предложить более комфортные условия, он с радостью откликнется на предложение. Даже из нашей страны определенная часть населения норовит куда-то уехать в поисках иных благостей. Если же предложить «выживальщику» более комфортные условия, то он откажется. Так как знает, что в любой момент и сам может сменить декорации – и перейти от скитальщического стиля к стилю богатого консьюмериста (потребителя). Он волен сам распоряжаться своей судьбой в таком аспекте. И это – тоже достижение нашей цивилизации.

Применительно к нашим детям, которых мы повели в дальний лесной поход – что же здесь имеет место быть? Там явно будут лишения. Там будут трудности. Будут риски. Возможно, даже весьма серьезные (мы ведь не можем все предугадать и предусмотреть!). Выживание ли это? Конечно, нет. До выживания дело с детьми никак нельзя доводить! Это уже задача педагога – не доводить до предела. Нужно предусмотреть трудности, но уж никак не рисковать самой жизнью. Это – край. И в этом – большая проблема детского полевого туризма. Как этот край определить? Как избежать опасного приближения к нему?

Прежде всего, должны быть знания. Знания у инструкторов и у самих детей. Дети должны быть хорошо информированы. Нельзя идти неведомо куда, ничего не говоря детям и не посвящая их перед походом в его цель, в его задачи и не знакомя хотя бы бегло с его предстоящими трудностями. В случае, когда ребенок информирован, он становится не слепым котенком, которого куда-то кто-то поволок. А он может сам осознанно принять решение. И – нужно дать ему возможность это решение принять.

Пятиклассник Слава очень усомнился в своих способностях. Когда на вечернем Совете стали обсуждать поход на 17 километров (только в одну сторону!) через Журавлиное болото, он испугался. Он никогда не бывал еще в таких далеких вылазках. Весь Совет, проходивший в жарких дебатах и обсуждениях трудностей (а также вариантов их преодоления), он сидел молча – и копил в головенке сведения.

После Совета у него хватило ума обратиться к майору. Меня он, видимо, побаивался. Майору же были высказаны сомнения. Слава усомнился в способностях своих преодолеть то, что только обсуждали как трудности. Майор же довел до моего сведения все эти славины страхи, а самому усомнившемуся порекомендовал еще подумать-поразмыслить. Благо – выступали на утре, и впереди еще была целая ночь.

Как тут поступить? Поднять Славика с его страхами на смех? Нет. Мы решили оставить его на базе, не афишируя принародно – почему да как. Весь день Славик слонялся на базе, будучи, естественно, вовлеченным хозяйкой во множество дел: мыл, подметал в комнатах, в лаборатории разобрал запущенный гербарий. Ночью же, когда мы возвратились из похода (без ночевки!), и дети, переполненные впечатлениями (особенно переправой через болото!), щебетали без умолку, Слава подошел ко мне.

– Завтра пойдем?

– Конечно!

– Я пойду обязательно!

Слава начинает созревать.


Как подготовить ребенка к преодолению трудностей, которых он еще никогда в своей жизни не встречал? Как мотивировать его на это преодоление? На борьбу со своими вполне естественными страхами? Всё время оставлять его на базе нельзя. Из этого подхода ничего путного не получится. Ребенок так и останется робким пессимистом с постоянными охапками соломки в руках и убедительными «отмазками» в голове. Но и сразу же бросать его в омут стихий и проблем нельзя.

«Одна из самых опасных вещей на свете – стараться свести к минимуму все риски. Когда в вашей жизни ничего не происходит, вы не падаете и не ушибаетесь, и если вдруг случается действительно что-то серьезное, вы совершенно не подготовлены к этому. У вас просто нет набора с нужными инструментами».

(С. Каллахан, В свободном плаваньи).

Один из проверенных и добротных методов-инструментов работы с такими «осторожными» детьми – доверительные, интересные рассказы о реальных путешественниках и их бедах, которые они преодолевали. Далее – групповой анализ. Это, по сути, близкое ознакомление с крайними, жуткими, бедственными ситуациями, о которых ребенок никогда ранее не слышал и даже не подозревал. С психологической точки зрения – это подготовка детского мышления к коллизиям, порой даже совершенно фантастическим (с его точки зрения), но которые он невольно примеряет в ходе диспута на самого себя. Такие брейн-штурмы порой очень результативны и полезны. Вот пример.

В 2012 году (совсем недавно!) произошло событие, в правдивость которого до сих пор еще многие так и не верят. Уж слишком оно кажется жутким и невероятным. Тем не менее, оно подтверждено документально и официально признано правдой. В ноябре, 17 числа указанного года двое рыбаков на 7-метровой дюралевой лодке отплыли от берегов Мексики. Они мечтали удачно половить акул, тунцов и корифен в 25 милях от берега. И – попали в шторм. Тот был таким, что поломал у рыбаков всё, что только можно поломать и сокрушить. Они остались без весел, без мотора, без навигатора, без еды (её, собственно, у них толком и не было – так как собирались вернуться в этот же день), без пресной воды. У них не было паруса и даже плохонькой мачты. Сети с крючками они были вынуждены также выбросить за борт во время урагана, чтобы облегчить лодку. (Я рассказываю эту историю детям кратко, но всё-таки гораздо подробнее, чем здесь!).

Я говорю детям (нужно делать это никак не в форме доклада, а скорее в стиле выступления трагического артиста – с нагнетанием тревоги, с эмоциями, с пафосом даже. История должна тронуть сердца детей!), что рыбаки были очень различны по характерам. Один, капитан, был опытным «морским волком». Который привык встречать беду в одиночестве и решать свои проблемы сам. Ему было за сорок. Другой был молодым (22 года) крепким парнем, впервые вышедшем на рыбный промысел в море так далеко. Они надеялись заработать большие деньги, в то время как их знакомые рыбаки остались на берегу, испугавшись шторма и благоразумно решив его переждать.

Шторм спутал все планы двух рыбаков. Они лишились даже снастей. И вынуждены были просто лечь в дрейф, покорившись воле Океана. Сколько они смогли бы прожить на борту своей лодки, плывущей по милости течений? Представьте себя на их месте! Высказывайте ваши мнения! Неделю? Месяц? Два месяца?

Как можно добыть еду в открытом океана? Что это за еда? Как и откуда взять воду? Почему нельзя пить воду морскую? Чем можно заниматься на борту дрейфующей лодки, чтобы не сойти с ума? Какие еще есть опасности? Как долго они ждали (и могли ждать) помощи? На что еще можно было надеяться, когда их явно перестали искать береговые службы? Как человек переживает неизвестность? Чем грозит тропическое солнце незащищенному одеждой человеку? А как насчет акул? Все эти (и кучу других!) вопросы дети в группе с жаром и неподдельным интересом обсуждают. Я не говорю им сразу – сколько же по времени выдержали эти двое! В подобных рассказах-обсуждениях всегда должна быть интрига. Дети словно бы сами должны быть соучастниками события. Чем ярче и глубже проникновение их мыслей и фантазий в ткань ситуации, тем лучше они сделают и запомнят важные выводы.

Так сколько же продержались эти двое?

Ответ невероятен! Четыреста тридцать восемь дней! Точнее, столько продержался капитан Альваренга. Его молодой напарник умер, не выдержав испытаний на 120 день плавания. (Важно показать детям стиль и особенности отношений между двумя этими людьми на борту лодки). На 438-й день лодку с истощенным и полубезумным человеком прибило к одному из атоллов в группе Маршалловых островов. Здесь, при встрече с сушей, преодолевая полосу рифового прибоя, Альваренга нашел в себе силы – и выкарабкался на берег. Он даже смог плыть! Позднее подсчитали, и оказалось, что свободно дрейфующая лодка преодолела (по прямой), по крайней мере, 10 000 километров!

Историю его вынужденного путешествия вначале сочли фальсификацией, выдумкой горячечного мозга. Но все оказалось правдой. Какие уроки мы можем извлечь из этой истории? Важно показать ребятам и то, что происходило (по-видимому; это мы знаем из последующих многочисленных интервью спасшегося) в голове человека во время скитаний по безбрежному Тихому океану в полном одиночестве. Он постоянно что-то выдумывал, чтобы занять свой слабеющий разум. Из пойманных птиц (он вынужден был ломать им крылья, чтобы запасти пищу впрок) он составил две футбольные команды и судил матч между ними. Он подружился с китовой акулой и разговаривал с ней почти две недели. Когда еще был жив напарник, они соревновались звездными ночами – кто больше насчитает метеоритов? Вот хотя бы одно свидетельство Альваренги:

«Я ходил по лодке от носа к корме, воображая, что брожу где-нибудь в другом месте. Мысленно я переносился на шоссе, забирался в машину и отправлялся в поездку. В другой раз я доставал велосипед и ехал на нем. Поступая подобным образом, я обманывал свой разум, заставляя его поверить, что действительно делаю все эти вещи. Что не просто сижу в лодке – и медленно умираю».

Такие истории очень хорошо, органично ложатся на собственные мысли ребенка в походных условиях. Поэтому я обычно затеваю эти диспуты в момент, когда мы встаем на большой привал (основную стоянку), а дежурные начинают готовить обед. Когда готов костер, подготовлены дрова, вскипячены котлы с первым чаем («досуповым») – и дети слоняются вокруг да около без дела, ибо проголодавшиеся желудки не отпускают ни на какие активности вдалеке от костровища. Поэтому очень удобно именно сейчас собрать группу рядом с костром, рассадить всех на сидушки с наветренной стороны, так, чтобы и дежурные около котлов могли слышать наши дебаты и вклиниваться в них, раздать предобеденные бутерброды (тем более, что и чай уже поспел!) – и предложить небольшую историю, подобную приведенной выше. Обычно они так захватывают детей, что и во время самого обеда и в последующем движении на марше они продолжают обсуждать и спорить на эти темы.

Дискуссии о реальных бедах, катастрофах и критических ситуациях, в которые попадали реальные люди (путешественники, географы, мореплаватели, просто случайно оказавшиеся в дикой природе «бедолаги» – как, например, команда регбистов, летевшая на самолете рейса FH-277, потерпевшем крушение в высокогорьях Анд в 1972 году), позволяют ребенку сжиться с подобной тематикой, не бояться и не чураться её, примерять к себе и своим силам то, что он выделял ранее как подсознательный страх.

С другой стороны, существуют дети, для которых любопытство к подобной «выживальщической» тематике (например, к фильмам-катастрофам) – в крови. Эти наиболее деятельны и в походах, однако часто их теоретические познания больно сталкиваются с отрезвляющей реальностью. У них нет врожденной боязни перед трудностями, но у них она может появиться в случае, если на практике они раз за разом терпят поражения в преодолении трудностей. Тогда они теряют веру в свои силы и начинают надеяться на авторитет более сильных и старших. И здесь очень важно присутствие тех самых лидеров, на которых ребенок будет равняться. Которых он признает авторитетом для себя.

Самый лучший случай в подобной ситуации – это когда лидером и кумиром становится отец. Есть замечательная книжка, где автор описывает свою собственную историю отношений с отцом. Это бестселлер 2009 года пера Нормана Оллестада «Без ума от шторма, или как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни».

«История Оллестада – в чисто практическом смысле … эффективный учебник выживания. По воле отца он с раннего детства занимался серфингом, седлая огромные, не по росту, волны, и спускался с опаснейших горнолыжных склонов. А однажды ему даже пришлось уворачиваться от пуль в Мексике.

Маленький Норм частенько противился такому воспитанию, ведь ему-то хотелось гонять на велике с приятелями и поглощать именинные пироги. Но теперь он понимает, что знания и умения, полученные от отца, впоследствии помогли ему выжить. Спускаясь с горы (где произошла авиакатастрофа, и в которой на его глазах погиб отец), Норман усвоил самый главный урок судьбы. «Жить- это больше, чем просто выживать», – пишет он. В финальной сцене романа сцене романа уже сам Оллестад подталкивает своего шестилетнего сына вниз по склону, навстречу виражам по целинному снегу».

(Esquire, 2009).

И вот тут возникает проблема чисто педагогическая, но с примесью юридической. Если нет «умного, напористого и харизматического» отца, то что остается делать ребенку? Расти «пельменем» в заботливом окружении и непрестанном хлопотании мамочек, тётушек и бабушек? Везде и всюду мы сейчас, увы, встречаем именно эту картину! Картину «безотцовства», а в школе – «безмужчинства». И потому наши мальчики вырастают похожими на девочек.

Чтобы заменить отца в воспитательном плане, мог бы сгодиться хороший мужчина инструктор в полевой среде. Но кто ему разрешит ТАК распоряжаться ребенком? Разве доверят ему, суровому и «неотесанному» лесному бродяге, пропахшему дымом костров и странствий, своё нежное дитятко любвеобильные мамочки, тётушки и бабушки? Конечно, нет! Не доверят! Вот здесь и зарыта большая собака. Чтобы мне увести своих (они действительно по-настоящему МОИ!) детей в лес, мне необходимо преодолеть очень многое. И, прежде всего, женское неверие и недоверие. Какими бумагами, какими документами (чуть ли не заверенными нотариусами) мне нужно обложиться, чтобы не облажаться? Чтобы не обвинили, не расстреляли, не пригвоздили, если (не дай бог!) у ребенка после похода заболит горлышко?!

Как гамельнский крысолов, я увожу детей в лес. Даже без дудочки. И ЧТО видят в этой картинке провожающие нас тревожными взглядами родители (об имеющихся отцах следует сказать особо!) – одному богу ведомо! Но накал страстей я чувствую всей своей спиной. Где гарантии? Где просчеты рисков? Где документация и разрешительные приказы? Да много всего можно тут накрутить! И получается, как ни крути, всего лишь два выхода.

Первый: решиться. Отдать! Принести к моим ногам самое святое! Даже еще непонятно даже для чего, для каких целей!

Второе: оставить дома. Пусть тешится с приставкой. Сидит в планшете и айфоне. Или сходит хотя бы в песочницу под окнами. Там – безопасно.

Оба решения правильные. Но как бы государство не контролировало, проверяло, штрафовало, взыскивало, усиливало меры и усложняло правила, все равно неизбежным остается РИСК. Остается случай. Остается человеческий фактор. От этого всего нельзя, невозможно заслониться никакими документами, правовыми актами и предписаниями. Хоть тресни! Поэтому – есть риск. И риск этот нужно брать на свои плечи родителям. Тут государство мало чем способно помочь. Причем, риски в том случае, когда ребенок остается в городе, в подъезде, на улице, в песочнице, ничуть не исчезают. Они там тоже есть во весь рост! И когда печально вспоминают, что, вот, был случай, когда ребенок погиб при сплаве группы на катамаранах по горной реке (и это, конечно, ужас; что тут говорить!), то почему-то никто не вспоминает, что в это же самое время, за один только день, по стране под колесами машин трагически и нелепо погибло 28 детей.

Случается так, что имеется отец. Случай, в целом, нередкий. Но отец отцу рознь. Скажем, видал я и таких, кто сознательно приводил своего отрока за ручку ко мне – и чистосердечно признавался: «Возьмите его ради всех святых угодников! Сделайте из него мужика (человека, конфетку, хоть что-нибудь!). У меня – не получается!». Когда такой отец расписывается в собственном бессилии, это – гражданский подвиг. Ни много, ни мало! На это нужно суметь взойти. Найти в себе смелось и мужество.

Итак, вопрос можно сформулировать таким образом: безрассудство или настоящая жизнь?

Это ведь как посмотреть! Что считать безрассудством? Что назвать «настоящей жизнью»? Слава богу, все люди разные. И даже один и тот же человек в разные периоды своей жизни может представлять собой совершенно непохожие персоны. Вот, скажем, социологи иногда проговариваются: Молодые должны жить в городах, а пенсионеры – переползать в деревни. Мысль вполне здравая. То есть один и тот же человек в юные годы бьется и воюет за место под солнцем в урбанистическом ландшафте, утверждая себя как истый горожанин. А вот, созрев, поумнев, отрастив пузико, успокоившись (когда уже не тянет на стадионы, арены и в кинотеатры), он же, тот же самый, вдруг начинает копаться в землице, лелеять помидоры или сидеть с удочкой на пруду за околицей тихой лесной деревушки. Так где же протекает настоящая жизнь?

Почему же мы тогда не готовим младое поколение к огородничеству и прудовому рыболовству? Раз оно, поколение, всё равно туда попадет – в огороды и на берега прудов!? А вот кататься с горнолыжных склонов с риском свернуть голову или мчаться на гребне гигантской волны на сёрфе, водить двухместный самолет или штурмовать снежную вершину, форсировать на лошади бурную реку или сплавляться по этой же реке на утлом каяке, путешествовать в самые горячие точки планеты или лезть в жерло только что проснувшегося вулкана, плавать на плавниках акул или преодолевать Сибирь на собачьей упряжке – этому нас кто-то учит в детстве? И нужно ли такое обучение? Не граничит ли оно с безрассудством? Не проще ли, не лучше ли жить спокойной, размеренной жизнью? В которой нет ни риска, ни опасного драйва, ни безумных затей, ни граничащих с катастрофой психических стрессов…

«Человек продолжает жить, пока лайкают его посты»

(из Интернета)

«Человек отличается от остальных животных тем, что сам, по собственному почину желает быть накачанным адреналином! Он сам добровольно лезет в запретные места, где рискует свернуть шею. И это и есть – настоящая жизнь! Пока, конечно, он не свернет всё-таки шейные позвонки…»

(с сайта «Экстремальная жизнь»)

"Выходи из зоны комфорта. Я ненавижу это выражение. Потому что человек не выходит из зоны комфорта, когда рискует. Он наоборот – он входит в зону риска, и для него это комфорт. Потому что иначе тогда ему жизнь неинтересна»

(И.Хакамада)


«– А что делать, если медведь нападет? –О! Это здорово! На меня медведь еще ни разу не нападал! Даже не знаю – что делать, но было бы классно попробовать!»

(из разговора двух детей)

Что такое квесты, пейнтбол и рогейн с психологической точки зрения? Это те же игры на «выживание», те же бродилки в поисках спасения, только всё – понарошку. Это наша древняя тяга к испытаниям, это наш (пусть и нервно-игрушечный) вызов силам природы, когда-то державшей по-настоящему нас за горло.

ЧТО ГОВОРЯТ ПРО ВЫЖИВАНИЕ БЫВАЛЫЕ И ЗНАМЕНИТЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ?

Итак, выживание и выживальщичество – две стороны одной медали. С одной – требование самой жизни: или я, или гибель. Смерть. С другой – вроде бы то же самое, но как-то невзаправду. Играючи. Когда можно всё отменить – и вновь забраться с пледом и печенюшками на диван. То есть, выживальщичество – как бы пародия на выживание. Отражение его в кривом зеркале. Тренировка перед апокалипсисом. А вдруг случится самое плохое? А я подготовлен! Все умрут – а я?… Может быть, останусь…

Когда-то, при освоении человеком еще неведомых земель (сейчас-то уж всё изведано и перелопачено!), люди спорили – как нужно себя вести в дикой природе, чтобы иметь максимальные шансы на «выжить»? В джунглях. В высоких широтах. Среди заоблачных вершин. Посреди бескрайних просторов океана. Каковы стратегии выживания? Это были совсем не праздные вопросы. И чем меньше у человека было под рукой и в руках всяких там навигаторов, спутниковых телефонов, нейлоновых палаток и термо-курток Columbia, тем острее стояли эти вопросы.

Вот, например, что проповедовал для вольготной жизни в Арктике весьма экстравагантный (если серьезно – очень много сделавший для познания Крайнего Севера!) исландско-канадский путешественник Вильялмур Стефанссон (1879-1962). В своей книге под многозначительным и уже говорящим об идеях автора названием «Гостеприимная Арктика», он утверждал, что человек может прекрасно чувствовать себя и не страдать от лишений и невзгод даже в таком суровом краю, как Дикий Север. Посреди льдин и холодин, торосов и эскимосов, тюленей и оленей, овцебыков – главное, без дураков!

Идеи Стефанссона (да и многих других серьезных путешественников прошлого) сводились, собственно, вот к каким главным пунктам:

Уметь стрелять. Причем, метко. При наличии вокруг зверя и птицы голодным не останешься. Короче, выживальщик должен быть охотником.

Уменьшить команду. Большая группа в суровых условиях имеет больше шансов попасть впросак. Только надежные несколько человек в сплоченном коллективе. Остальные могут быть обузой и привести всю экспедицию к краху.

Вживаться в жизнь и быт аборигенов. Попытаться стать ими! Думать, как они. Делать, как они. Есть, как они, спать, пить, охотиться… Раз они тут выживают в течение веков, то и мы, подражая им, сможем выжить.

Не быть упертым. Уметь менять планы. Быть гибким. Дело принципа – не лезть на рожон из принципа!

Быть на позитиве. Не впадать в отчаянье. Уныние и безвольность легко приводят к катастрофе.

Изобретательность – вот в чем сила человека! У нас нет когтей, клыков, быстрых ног, легких крыльев, сильных мускулов (по сравнению с другими крупными млекопитающими), но мы сильны хитростью, изворотливостью, сообразительностью, находчивостью. Интеллект – наше спасение!

Уживаться с другими, быть толерантным в общении с друзьями в экспедиционной группе, психологически ладить с ними, пытаться понять другого, не быть черствым и злобным. Сохранять всеми силами психологическое здоровье и душевную бодрость.

Быть непривередливым. Гурманам и сибаритам – не место в экспедициях. Ешь то, что есть. Довольствуйся малым. Не капризничай ни в еде, в условиях сна, ни в одежде – если нет возможности улучшить условия. Тренируй себя как спартанец.

При любых обстоятельствах быть занятым каким-либо делом. Хоть что-то, но делай! Никакой праздности, даже на отдыхе! Пиши, наблюдай, зарисовывай, анализируй, делай дневниковые записи (последнее, кстати, – обязательно к исполнению всегда!).

По сути, все перечисленные пункты очевидны и вполне объяснимы. Мало кто будет оспаривать их. Однако, некоторые пояснения порой и тут требуются. Известно, например, что великий полярный исследователь Руал Амундсен полемизировал со Стефанссоном по поводу «гостеприимности» районов высоких широт. Мысль его сводилась к тому, что предлагаемые Стефанссоном положения, дающие будто бы (при их исполнении) право и возможность любому человеку безбедно и достаточно комфортно жить в самых суровых условиях, могут оказаться ловушкой. Ибо последователи, будучи весьма неподготовленными и не обладающими нужным запасом здоровья, окажутся в плачевном положении – так как то, что видится легким и простым матерому волку Стефанссону, будет совершенно «не по плечу», не по силам другому, более слабому человеку. Даже начиная и заканчивая пунктом номер 1.

Давайте посмотрим на эти положения применительно к нашим детям в лесу. Что мы в наших экспедициях и походам можем взять из этого списка? А что представится устаревшим, ненужным и даже опасным?

Понятно, что дети стрелять не собираются. Никто им попросту не даст ни ружье, ни пыжей, ни патронов, ни стрелы, ни пращи, ни даже рогатки. Оленей, изюбрей, тюленей и куропаток мы добывать «мимоходом» (как писал Пржевальский) не станем. Это – не детские игры. В этом и нет необходимости.

Уменьшать команду – предложение разумное. Но в наши педагогические задачи входит, в том числе, и социализация «социофобных» детей. Их оставлять за бортом – явно не этично и не педагогично. Такой воробушек-«социофобушек», затесавшись в походную команду, конечно, может испортить нервы многим, да и себе устроить шибко нелегкую жизнь. Но постараться и его вовлечь в наши активности и действия – дело чести не только руководителя, но и всей группы. С другой стороны, команда из пятидесяти человек – явно неуправляемая. Поэтому должна быть золотая середина: минимально человек 10-12, максимально – 25-30. При этом нагрузка (и физическая, и психологическая) на руководителя и на всю группу стремительно возрастает с ростом численности самой группы.

С аборигенами мы почти не встречаемся. С одной стороны, это хорошо. Так как не отвлекает группу от выполнения главных образовательно-воспитательных задач. С другой стороны, это плохо. Так как именно встречаясь с аборигенами и изучая всесторонне их жизнь, великие путешественники прошлого выдали «на гора» миру массу полезной информации по антропологии, этнографии и регионоведению. Наши туземцы – местные жители. Их быт, нравы, песни, обряды, фольклор, религиозные верования и прочее – прекрасный материал для изучения и подготовки научных обзоров на НОУ. Так что пренебрегать общением с местным населением никак нельзя. Кроме того, и в плане изучения флоры и фауны они могут дать массу дельных советов и ценной информации. Прежде чем лезть в чужой монастырь, внимательно изучи его устав.

Важный совет насчет гибкости планирования. Тупо следовать раз и навсегда составленным и завизированным начальством планам мы не собираемся. Но – выносить решения об изменениях в расписании экспедиции нужно совместно. Почти всегда такие демократическим путем принятые решения лучше и исполняются, и принимаются всей группой. В редких (экстраординарных) случаях единоличное и не подлежащее обсуждению решение (приказ) принимает начальник-руководитель.

Легко сказать, трудно сделать. Это – о позитиве. Природа человеческая (особенно детская) такова, что поплакать, поистерить, поныть, постонать, пожалиться на горькую судьбину, побеситься (и побесить других) мы делаем с готовностью и достаточно часто. За этим дело обычно не ржавеет. Человек слаб и беспомощен порой до такой степени, что только диву даешься – как мы еще держимся на этой планете?! Но – стремиться с этим бороться крайне необходимо. Иначе энтропия стремительно вовлечет нас в свой неумолимый водоворот и вынесет обломки на Берег Отчаянья. Позитив должен всячески поддерживать и поощрять руководитель и майоры. Думаю, что это одна из главных их задач. Конечно же, это не должен быть этакий «дурацкий» развеселый пофигизм а-ля «а нам всё равно!». Сопровождающийся песнями, плясками и битьем в бубен. Позитивный настрой должен быть в идеале вообще идеологией любой экспедиции, любого походного предприятия. Хмуро, затравленно и озлобленно идти в далекое путешествие никак несподручно…

Насчет изобретательности. В нашем случае – это креативность. Как отдельных членов, так и всей экспедиционной группы. Дети совместно с педагогами, по сути, сами организуют свое образовательно-воспитательное пространство (вслух ни в коем случае это действо ТАК не называя). Оно, это пространство формируется почти стихийно. Но – чтобы оно все-таки формировалось, а не застыло унылым и скучным желе, необходима креативность. Народ у нас привык к усилиям и ужимкам аниматоров – людей, специально натасканных на «разогрев» и на развлечение скучающей публики. Спасением в полевом лагере кажется и такое очевидное решение: взять в штат профессионального аниматора! Пусть всех веселит, придумывает игры и ребусы, ставит детей на голову, только бы не скучали. Такой подход в некоторых случаях оправдан. Но он – неправильный. Дети сами должны стать себе аниматорами. А профессиональный аниматор нужен, в крайнем случае, для того, чтобы разбудить в детях собственное «аниматорство». Это – начет досуга. Отдыха.

В походах же, в экскурсионной деятельности, в исследованиях и прочей серьезной работе на полевой базе креативность и изобретательность означают и умение находить выход из трудных ситуаций, и способность разглядеть интересное в избитых и очевидных фактах (например, «изучение жизни бобрового семейства с помощью видеофиксаций на движение» и т.д.), и нахождение изящного технического решения какой-либо случайно возникшей бытовой проблемы (примеры приведем в книге не раз).

Уживчивость и бесконфликтность – конечно же, идеал любой тесной группы, оказавшейся в тесном месте в сложных условиях. Достичь комфорта в таких случаях не просто. Тут велика роль руководителя как психолога. Суметь разглядеть типовые особенности детей и не поселить вместе «несостыкующиеся» типы. А если уж выхода, варианта нет – то постараться помочь им найти общий язык. Собственно, хорошо бы всегда поступать именно вторым образом (а не расселять, разделять территориально). Но слишком мало времени на такие психолого-педагогические эксперименты и слишком иные цели стоят перед всей группой. Полностью без конфликтов не обойтись никак. Но придавать им глобальное значение и постоянно акцентироваться на этом тоже не нужно. Бесконфликтного мира не существует. Конфликт – это тоже опыт жизни. Причем, важный. Имеет значение доза его.

Непривередливость также редкий феномен среди современных детей. Скорее, им присущи капризы, вкусовые пристрастия и всякие «закидоны» в плане бытового комфорта. То одеяло колючее, то суп с рыбой никогда есть не буду, то рюкзак у Пети легче, чем у меня, то я устал, пусть все подождут! Особенно страшны в полевых условиях воспитанные родителями в дурацких убеждениях дети с наклейками «веган», «сыроед», «только пареное и вареное» и прочее. Это – ужас для всей группы. Причем дети сами не виноваты. Хотя и с гордостью и даже некоторой бравадой несут эти свои наклейки. Так как они выделяют их среди прочих. А такое стремление – базовое почти у всех детей. Родителям нужно бы повременить с подобными наклейками! Я бы посоветовал дать ребенку спокойно расти и кушать всё, что его природа хочет. А где-то в возрасте 15-16 лет предложить ему эти «изыски». По крайней мере, ребенок будет уже способен сам дать им оценку.

Если же вы столкнулись с ситуаций упорства: А я такой! Я всегда так был и буду!, то лучше такого ребенка не брать в экспедицию. Выяснив, конечно, заранее у родителей этот «прибамбас». Иначе в суровых полевых условиях будет плохо и самому ребенку, и всем остальным его сотоварищам. Никто специально свеклу варить и морковь натирать ему в походах не будет! На остальных же детей суета вокруг «особого» члена экспедиции будет действовать разлагающе! И не сопите мне тут о расизме, нетолерантности и дискриминации. Лучше сами с таким дитем идите… в поход!

Капризы насчет сна, туалетов, бани, одежды, прочих бытовых деталей обычно в сплоченных группах исправляются сами собой.

Деловитость и занятость работой – святое условие любой экспедиции. Праздношатающиеся дети – самое страшное, что только может быть в полевых условиях. Если ребенок не занят чем-то полезным, он найдет обязательно занятие чем-то вредным. Это закон природы. Без заполнения полевых дневников, без зарисовок в альбомы, без интересных диспутов, без песен у костра, без театральных постановок, без чтения собственных стихов и организации любых конкурсов, без определения насекомых с помощью микроскопа, без наблюдения спутников Юпитера с помощью телескопа дети найдут (и обязательно!) карты, спички, матерные слова, самоволки в магазин и на реку и даже пиво. Мы даже не сможем предположить – что они могут найти, маясь от безделья!


Отдельно хочу сказать еще несколько слов про туземцев. Дело в том, что у многих аборигенов есть дети. Это прекрасный факт. И его нужно использовать в нашей экологической и педагогической деятельности.

Туземные дети порой очень умны, деятельны и креативны. Они могут дать известную фору изнеженным и пока еще малосведущим в премудростях походной жизни городским детям, прибывшим на лесную базу, в плане обустройства бивуака, заготовки дров, розжига костра, приготовления походного обеда и прочее в том же духе. Кроме того, они знают, где раздобыть пригодную для питья воду, как найти правильную дорогу домой, как ориентироваться в лесу по мелким признакам и факторам, какие растения лекарственные, а какие ядовитые, и что нужно делать, если вас укусила оса. Они сведущи во всех этих вопросах именно потому, что здесь живут. Собственно, на это и указывали великие путешественники!

Польза нашим детям от общения с детишками «местного производства» очевидна. Они, подружившись, многое увидят просто на личных примерах – как Том Сойер учился некоторым премудростям у Гекльберри Финна. Напомним, что названный персонаж олицетворяет у Марка Твена безмятежно-счастливое детство, со стороны, однако, никак таковым не кажущееся с материалистических позиций.

«Он был…невоспитанным, немытым и всегда голодным, но с самым добрым сердцем среди всех, кого я знал. Он пользовался неограниченной свободой и был единственным по-настоящему независимым человеком в нашем городке и, как следствие, постоянно и безмятежно счастливым. Все мы ему завидовали.»

(М.Твен, Автобиография).

Здесь Твен говорит о своем друге детства, с которого он, собственно и «списал» портрет Гека. Даже когда местные дети гораздо более, чем горожане, застенчивы и молчаливы, они своими действиями, умениями, делами, поступками дают много материала для подражания неумехам-городским. Такой контакт идет на очевидную пользу и гекам. Они многое узнают от наших детей, и, прежде всего, в новинках и прибамбасах цифрового мира, пока еще не столь сильно проникшего в российскую глубинку. Дети же, привезенные из города со своими многофункциональными планшетами и навороченными смартфонами, чувствуют себя в роли менторов и инструкторов, что им всегда явно льстит. Они с удовольствием обучают местных премудростям работы на навороченных дивайсах, а те – быстро схватывают эту науку.


ГДЕ ГРАНЬ ДОБРА И ЗЛА: АНАЛИЗ ТРЕХ СЛУЧАЕВ

В августе 1992 года в глухомани среди таежных лесов на Аляске, близ Национального заповедника Денали, скончался от истощения, усугубленного еще и пищевым отравлением семенами дикого растения молодой человек. Звали его Кристофер, и было ему на тот момент 19 лет. Известный писатель Джон Кракауэр написал об этом инциденте книжку «В диких условиях», – и случай стал достоянием американской общественности. Шон Пенн снял фильм с одноименным названием, впечатлившись этой трагической историей.

Ровно через год, в начале августа, на горном хребте Хамар-Дабан (Восточные Саяны, Россия), попав в снежный шторм на высоте 2 204 метра, погибла группа туристов из шести человек. Младшему было 15 лет. Опытный инструктор, ведший группу, 41-летняя женщина, погибла тоже. Диагноз врачей после вскрытия – общее переохлаждение организма, гипоксия (нехватка кислорода), резкий скачок артериального давления, торможение мозговой деятельности. Одна девушка сумела спастись. Случай известен общественности как «второй, или новый, или бурятский перевал Дятлова», но известен гораздо меньше, это – во-первых, а, во-вторых, по всем параметрам сильно отличается от инцидента в горах Северного Урала, близ горы Отортэн.

В июле 2016 года три группы общей численностью 49 человек (из них только четверо взрослых) попали в шторм с сильным ветром и поднятыми им волнами на крупном озере в Карелии. Дети находились на двух каноэ SAVA 700 и одном рафте. Последний прибило к острову, находящиеся на рафте таким образом спаслись. В это время каноэ уже плавали вверх дном. 14 ребят погибли, не сумев доплыть до берега. Большинство детей были в возрасте 11-14 лет. Фельдшер больнички на берегу, получив на телефон сигнал бедствия от одного из тонущих ребят, сочла это за шутку-розыгрыш – и ничего не предприняла. До сих пор идут разбирательства и суды. Катастрофа эта известна под именем «трагедия на Сямозере».

…….

Как мы все уже давно поняли, отправлять детей и отправляться с детьми в заведомо известное «выживальщичество» нельзя. Слишком велик риск. Можно только очень дозировано подавать подобные сложности неподготовленным к такому детям. Но – где грань между тем, что нельзя и тем, что было бы желательно, хотя бы в небольшой дозе?

Сразу же возникает несколько центральных вопросов. Первый – кого считать ребенком? Девятнадцать лет – это еще ребенок? Если нет, то можно ли ему одному уходить в «выживальщический» поход?

Второй – кто за все риски и опасности отвечает? Сами дети отвечать не могут по определению. Тогда кто? Родители, которые их отпустили, направили, «сбыли с рук», доверили? Инструкторы-руководители, которые завели детей не туда и действовали не по обстоятельствам и не должным образом? Чиновники, которые пропустили, дали «зеленый свет», разрешили, закрыли глаза, не проверили, не проконтролировали, пустили на самотёк?

Третий – какие конкретно походы считать «выживальщическими»? То есть – на грани? Кто определяет степень сложности и опасности маршрутов? Для альпинистов или для сплавляющихся по горным рекам такие категории вроде бы железно разработаны. А для детей? А если просто пеший поход по лесам? Ведь и там можно погибнуть!

Четвертый – как можно рассчитать выносливость детей, чтобы дозировать им трудности? На каком моменте они скажут: «Всё, больше мы не можем, мы отказываемся, ведите нас обратно на базу, домой»? Как узнать заранее, насколько хватит у них сил, где они выдохнутся, где нужно хватать их подмышки и быстрее волочь поближе к цивилизации?

Наконец, пятый – что двигает детей на подобные «подвиги»? В чем заключается их мотивация? Она осознанная с их стороны, или же кто-то сторонний толкает их на опасные маршруты?

На примере трех приведенных выше случаев давайте вкратце посмотрим и проанализируем ситуацию с детским «выживальщичеством». Это важно, так как после подобных трагедий обычно наступает стандартная развязка: всё, что только возможно, запретить, всех посадить под арест, базы закрыть, детей разогнать по домам. Это – очевидный ответ. Но есть ли иные способы решения проблемы?

Итак, кого считать ребенком? И что движет детьми, когда они хотят экстрима и походов на выживание? Начнем с этого. Девятнадцатилетний Крис явно уже не ребенок. Однако, некоторые его действия (в конце концов таки приведшие его самого к гибели) явно отдают «душком» инфантилизма, детской самовлюбленности и самоуверенности, физической и психической нестабильности и незрелости. В своих дневниках Крис восхищается (как это ни странно) Львом Толстым – как творчеством великого русского писателя, так и его личностью. Оказывается, Криса сильно удивляет отказ Толстого от «богатой и привилегированной жизни», которую он вполне мог бы вести как граф и как знаменитый, высокооплачиваемый творец. Но вместо этого Толстой отправляется в гущу к народу, для-ради «странствий среди неимущих». Молодой человек явно прикладывает к своей судьбе, к себе самому этот факт: ведь сам Крис вырос в обеспеченной семье, с отличием окончил Университет Эмори, имел на своем счету в банке 24 тысячи долларов и блестящие карьерные перспективы впереди. Вместо всего этого он меняет имя, переводит все деньги на счет благотворительного фонда, бросает в лесу автомобиль, демонстративно сжигает бумажник с остатками купюр – и отправляется скитаться по Северной Америке в поисках «первобытных, трансцендентных переживаний». В апреле 1992 года он автостопом добирается до Аляски и там, в полном одиночестве, среди глухой тайги борется за свою жизнь, с трудом добывая пропитание охотой (с ним небольшое ружье) и собирательством. Это – явная проверка себя на прочность. А, во-вторых, это типичное американское «фи» обществу потребления, своего рода протест против сытой и тривиальной, как говорят, мелкобуржуазной жизни. Всё это вроде так!

Крис сам принимает это решение порвать с цивилизацией. Он горит желанием доказать самому себе, что «деньги, диплом, богатые родители, автомобиль» – ничто. Что есть что-то поважнее всех этих атрибутов «нормальной» жизни. И он пытается понять – ЧТО это?

Бросить вызов судьбе – это вполне «по-пацански». Я уверен, что найдется много подростков, которые хотя бы мысленно прикидывали – а могут ли и они повторить то, что совершил Крис? Даже не зная о нем лично и о его судьбе. Уйти из дома, порвать с традиционным, консервативным укладом и бытом. С надоевшими своими поучениями и претензиями родственниками. Проверить свои силы в схватке с обстоятельствами. В основе всего этого лежит неискоренимая (никогда в человеке!) любовь к неопределенности и приключениям, тяга к бродяжничеству. К скитаниям. Кто-то преодолевает страх (он тоже часто врожденный) перед неизвестностью дороги – и уходит.

В составе группы, погибшей в августе 1993 года в горах Хамар-Дабан, в Бурятии, самым младшим был парень из Казахстана Тимур. Ему было 15 лет. Туристическая группа была вполне подготовлена, все воспитанники турклуба «Азимут», все бывали в горах не раз, и не два. Родители Тимура сами были спортивными туристами и без задней мысли отправили парня в тот злополучный поход. Еще одна участница – 16-летняя Вика. Эту девушку руководитель (кстати, мастер спорта по пешему туризму) включать в состав поначалу не хотела (как потом напишут, «из-за капризного характера Вики»), но сама девушка так просилась в поход, что привлекла свою мать для того, чтобы та «упросила руководство взять, ручалась за неё, неоднократно звонила». Как видим, дети были и сами мотивированы на трудное путешествие, и родители их никак против этого не возражали. В отличие от Криса, тут никто не убегал демонстративно от цивилизации и семьи в дикую природу «навсегда».

Впрочем, одного парня родители все же не отпустили. Мотивируя тем, что дома много работы (сенокос), а он де «в горы собрался». На освободившееся место претендовал 19-летний Денис, и его взяли. Родители Дениса отдыхали в это время на курорте, так что парень самовольно собрался в Забайкалье, оставив на столе исчерпывающую записку: «поехал в горы, скоро вернусь».

Остальные участники все более взрослые. Одному парню – 24, вполне уже сформировавшаяся личность. Ребенком уж точно не назвать. Именно ему первому стало плохо. Он первый и умер. «Саша упал, из ушей у него шла кровь, изо рта пена – … симптомы как у задыхающегося человека» (из воспоминаний выжившей девушки).

Теперь – о Сямозере. Это – десятое по величине акватории озеро Карелии. Всё случилось 18 июня 2016 года. Детей там было гораздо больше – оздоровительный лагерь на 70 персон принимал ежегодно гостей со всей страны. И даже больше, чем может вместить лагерь. Поэтому часть приехавших в тот сезон пришлось срочно отправлять в «походы», так как селить их пока было некуда. Поэтому – предупреждение о надвигающемся шторме взрослые проигнорировали. Дети все были младше, чем в предыдущих случаях, по 11-14 лет, и явно не принимали никакого участия в принятии решений: идти на лодках по озеру или не идти. Все они подчинялись полностью приказам руководства (два инструктора и двое студентов-практикантов). Дети, по сведениям, были в основном из малообеспеченных семей. Почти все – из Москвы. Их направляли в этот лагерь официально, не только родители, но и какие-то поддерживающие организации (частично дотируя средствами).

О том, что дети были просто послушными игрушками в руках планировщиков-взрослых, говорит и тот факт, например, что, даже уже выбравшись на берег одного из островов с рафта, все вымокшие и продрогшие, с «убитыми» телефонами, дети продолжали верить, что так и должно быть, что крушение и высадка всего лишь – часть программы «школы рейнджеров» для «малочегопонимающих» в таких делах городских детей.

Что стало фатальным моментом, приведшим к катастрофам в описываемых здесь ситуациях? Кто виноват в гибели детей? Что было сделано неправильно, а что – вообще не сделано?

В случае с Крисом принято винить только его самого. Он фактически отрезал себе путь к спасению, полностью «обрубив» связи с внешним миром. Никто не знал, даже родители, где он и как себя чувствует. Он сжег за собой мосты. Вероятно, он решил так осознанно: надеяться только на себя – и более ни на кого другого. Именно самонадеянность и стала главной причиной его смерти. Две роковые ошибки, по крайней мере, – то, что он выбросил карту местности и то, что он не смог правильно определить (различить) семена съедобного вида растения от схожего ядовитого, сыграли, в конечном итоге, убийственную роль. Мост через реку, которая, разлившись, неожиданно отрезала его от возможного и спасительного отступления, находился буквально на расстоянии менее километра (!) от места его дислокации – заброшенного остова автобуса. Будь у него карта, он бы прекрасно увидел эту возможность спастись. Или – хотя бы попробовать это сделать.

На забайкальском хребте Хамар-Дабан переломным моментом, по-видимому, явился снежный шторм, ветер и ледяной дождь, приведший к резкому охлаждению участников группы. Однако, как отмечают многие «исследователи» этого инцидента, людей нашли «в одних трико, двое были вообще босыми, в то время как в рюкзаках у них находились сухие спальники и полиэтиленовая пленка». Насчет горной болезни (резкой гипоксии, связанной с высотой и соответствующим атмосферным давлением, когда человек испытывает головные боли, галлюцинации, приступы ярости, перемежающиеся с полной депрессией, совершает нелепые и необъяснимые поступки, у него может идти кровь носом, горлом и даже из ушей) можно сказать, что этот фактор вряд ли имел место на небольшой высоте в 2 с небольшим тысячи метров. «Горка» начинается, как правило, в районе 6-7 тысяч метров над уровнем моря. Одновременное «помешательство и буйство», неуправляемость и отказ идти вниз, к границе леса всех членов группы, кроме одной девушки, которая нашла в себе силы спуститься ниже и добраться до реки Снежная, где её подобрали сплавляющиеся на плотах туристы – очень странный симптом. Некоторые «эксперты» говорят о химическим отравлении (либо корнями родиолы розовой, она же золотой корень Rhodiola rosea, либо внешним техногенным высокотоксичным веществом). Еще один значимый момент в этой страшной истории связан с руководителем – опытным инструктором Людмилы. Дело в том, что параллельно, где-то по этому же горному району двигалась вторая группа, которую возглавляла дочь Людмилы. И они, мать и дочь, заранее условились встретиться в определенном месте в определенное время. Отмечалось многими, что Людмила очень подгоняла свою группу, не давая, по сути, передышек и не останавливаясь на полноценную стоянку с питанием, для того, чтобы не выбиться из графика и не опоздать на запланированную встречу. Общее физическое истощение, переохлаждение и неправильные действия руководителя – весь этот комплекс сыграл, в конце концов, свою фатальную роль. Если бы группа спустилась в полосу стланников и развела там костер, то, вероятно, все бы были спасены. Но на это у людей уже не хватило сил.

На карельском озере оплошности руководства выступают еще контрастнее и порой даже зловеще. Видимо, у инструкторов было желание «не выносить сор из избы» – и они молчали, не подавая сигналов бедствия, до самой критической минуты. В материалах следствия, в частности, сказано: «…умышленно не сообщили в экстренные службы о происшествии, не желая негативной реакции общественности, которая могла подорвать деловую репутацию лагеря и принести убытки». Прекрасно зная о штормовом предупреждении, взрослые не отменили водный поход. «При этом одно из плавательных средств имело технические неисправности, а пассажировместимость и грузоподъемность были превышены». Также было установлено, что спасательные жилеты, которые сотрудники лагеря раздали детям перед походом, оказались неподходящих размеров. Во время опрокидывания каноэ и натиска мощных волн часть детей сразу же потеряла эти жилеты.

Из-за несогласованности действий руководителей, их боязни тут же предать широкой огласке случившееся, было потеряно драгоценное время. Самоотверженная девочка 12-летняя Юля, выбравшаяся своими силами на берег и дошедшая босиком, в одних носках, до ближайшего населенного пункта, чтобы позвать на помощь, сообщила позднее, что её (как и всех прочих) в момент крушения просили «никому ничего не сообщать и панику не подымать». Почти сутки были потеряны для спасателей – никто толком на берегу не знал, что произошло.

Еще один неприятный момент связан со студентами-практикантами из Петрозаводска. Они были вожатыми для детей, но никак не инструкторами на воде. Однако, были предприняты попытки руководства обвинить в случившемся именно студентов, назначить их «стрелочниками». Вот что говорят сами студенты, проходившие в лагере педпрактику, от которой они отказаться и не могли под угрозой отчисления из ВУЗа: «Мы ехали в лагерь вожатыми. По документам договора мы и вовсе были кураторами, но по каким-то причинам становились инструкторами, хотя соответствующего образования мы не имеем. Мы не умеем управлять лодками, не умеем выживать в походных условия и в условиях экстремальных ситуаций…».

Теперь – о резонансе. О реакции общественности. И о выводах из этих трагедий.

Америка узнала об аляскинской трагедии благодаря писателю Кракауэру и режиссеру Пенну. Первоначально, до книги-бестселлера, Кракауэр опубликовал статью в журнале Outside, после чего редакцию завалили громадным количеством писем и откликов. «Ни одна другая статья в истории этого издания не порождала такого вала почты», – замечает писатель. Как всегда в подобных случаях, мнения прочитавших и ознакомившихся разделились на два противоположных лагеря: одни выражали свое «беспредельное восхищение отвагой и благородными идеалами» Кристофера. Другие же объявляли его беспечным идиотом, психопатом, самовлюбленным и самоуверенным нарциссом, на которого совершенно напрасно и незаслуженно тратит столько времени пресса и столько внимания – общественность. Гибель парня-одиночки одни считали чуть ли не «подвигом» во имя достижения «непознанных вершин», вызовом потребительскому и скучному обществу; в то время как иные объявляли его смерть следствием собственных глупости, самонадеянности и высокомерия.

«Бурятский перевал Дятлова» получил сравнительно мало освещения в наших СМИ. О нем известно до сих пор не всё. В этом случае остается еще много белых пятен – и возможно, они останутся уже навсегда, даже при наличии выжившего свидетеля. Как всегда, находится много «экспертов и специалистов», выдвигающих версии одна чудовищнее другой. Как и в случае с дятловцами в 1959 году, этот инцидент обрастает до сих пор новыми недоказанными подробностями и непроверенными догадками. Основных версий примерно пять-шесть. Точнее, речь идет о главном фатальном факторе, погубившем группу. Вот они:

Коллективный психоз и помутнение рассудка на фоне гипоксии и суровых погодных условий. Деморализация и паника в критическую минуту.

Отравление (либо высокотоксичным газом искусственного происхождения, либо пищевое).

Резкое переохлаждение и неспособность добраться до условий, в которых можно было разжечь костер.

Употребление галлюциногенных горных трав, а также, возможно, алкоголя.

Общее физическое истощение на фоне скудности рациона, переутомление в результате крайнего физического напряжения в течение трех суток непрерывного движения вперед (к точке встречи с другой группой).

Мистика и чертовщина – куда же без неё!? Месть какого-то шамана, потревожили злых духов гор, нарушили древнюю священную ауру, вошли не в тот портал и прочее в том же духе…

Память о трагедии на Сямозере еще свежа у многих в памяти. Об этом случае писалось много и подробно, зафиксировано множество показаний участников и свидетелей, потерпевших и спасателей, а также местных жителей. Резонанс эта катастрофа в обществе вызвала небывалый. Вновь была поднята больная тема безопасности детей в оздоровительных полевых лагерях и прочих подобных предприятиях. Выявилось, как всегда, множество нарушений, связанных с выигрышами тендеров на детский отдых, с «размытой» коллективной ответственностью лиц, его, этот отдых организующих, с проблемами самих лагерей, где вечно чего-то или кого-то не хватает и т.д.

В общественном вердикте были обвинены множество людей и структур – от инструкторов, плывших непосредственно с детьми на каноэ и рафте, руководства самого лагеря до Министерства по чрезвычайным ситуациям и даже правительства. Порочный круг выигрыша тендеров одной и той же компанией, либо подставными и дочерними структурами, приводит к несоответствующим никаким требованиям исполнениям и проведениям детского отдыха в полевых условиях.

В декабре 2016 г. был принят федеральный закон о совершенствовании государственного регулирования организации отдыха и оздоровления детей. Он вступил в силу с января 2017 г. и четко определил полномочия федеральных, региональных органов власти, местного самоуправления, внес обязательные требования к организациям детского отдыха по обеспечению безопасности детей. Также закон установил требования к туристическим маршрутам и профессиональным стандартам вожатым. Это было в целом правильное, но всё-таки вновь – закручивание гаек. Вопрос остается открытым – предохранит ли новый закон детей от опасностей, исходящих не столько от дикой природы, сколько от взрослых рядом с ними? Не повторятся ли новые подобные трагедии? И уже у многих чиновников возникает соблазн следующего шага – а давайте-ка вообще всё это прикроем «намертво»?! Под благовидным предлогом борьбы за безопасность. И всем станет спокойно!

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ:

Дети могут отправиться в выживальщические скитания и одни, никого не уведомив. Уследить здесь абсолютно за всеми невозможно и отбрасывать такие ситуации как фантазийные также нельзя. По крайней мере, детям нужно рассказывать обо всем, что касается выживания в дикой природе, снабжать их информацией, «окунать» их в практики, наглядно показывать, насколько это ответственно и опасно.

Рискованные экстремальные приключения в условиях дикой природы очень привлекательны для молодежи определенного склада ума и личности. Это никак не искоренить – да и совершенно не нужно. Другое дело, нужно увидеть таких молодых людей и придать их стремлениям системный и организованный характер. Раньше для этого существовала целая сеть турклубов, походных секций и прочих подобных структур. Их нужно всецело возрождать в современном виде.

Работа с детьми в условиях дикой природы – это почти всегда самопожертвование со стороны педагогов, руководителей-взрослых. Браться за это дело, не чувствуя ни горячего желания, ни высокой степени ответственности, никак не стоит. Лучше отойти в сторону и там в раздумьях посидеть в холодке.

Свести риски к минимуму в лесных и горных экспедициях с детьми вполне возможно. Нужно только очень тщательно продумывать заранее все возможные пути отступления. Особенно опасны водные походы – их-то и нужно готовить особо основательно.

Отдельно – про возраст детей-участников. Если походы высокой степени сложности, детей до 12-13 лет лучше брать повременить. С этими малютками можно найти варианты менее экстремальные. Таких детей нужно еще подготовить к сложностям.

Везде отмечается один признак, способный «убить» и дело, и людей – нехватка информации. Кто-то кому-то ничего не сказал, вовремя не сообщили или умолчали, кто-то важный и нужный ничего не знал в самый критический момент… Короче, связь и своевременное оповещение – они могут оказаться как раз спасательным кругом!

Когда «с детьми работают такие же дети, у которых нет совершенно никакого опыта» (цитата из показаний по делу о трагедии на Сямозере), нужно планировать посильные походы, а не бросаться на лодки, на волны и на высокие горы. Нужно трезво оценивать свои возможности и силы, а также возможности и силы детской группы. У детей у самих такая оценка вряд ли сразу получится, а взрослым руководителям это нужно делать обязательно.

Запретить походы и никуда детей не отпускать – легко. Нужно только понять, что мы можем им предложить взамен? Риски в мегаполисах, как правило, гораздо выше, достаточно посмотреть статистику детской смертности в авариях на дорогах, наркомании, суицидальных случаев и прочего. Из чего выбирать?

Очень много диванных критиков и специалистов по детскому туризму, не водивших детей в лес и горы ни разу. Каждый из них норовит внести свои 9 копеек в общую сумятицу мнений по любому поводу после любой трагической ситуации – и выдвинуть свою версию, а также – как нужно было себя вести, как спасаться и кто виноват. Слушать можно кого угодно, но принимать решения – только вам самим. Это я обращаюсь к руководителям.

Соблюдение законов, предписаний, инструкций и прочего в том же духе – дело святое. Особенно – если они составлены разумно. Но всегда оказывается виноватым конкретный человек в конкретной ситуации, просто вовремя не включивший свои мозги на полную мощность.

Примерно 40 % (а то и больше) живущих людей испытывают одно прекрасное чувство – «щемящее чувство дороги» (слова из туристической песни). Если оно побеждает в вас все остальные чувства – страхи, фобии, сомнения, боязнь лишить себя комфорта, то не нужно долго чесать затылок. Всё обмозгуйте, тщательно соберитесь, скажите всем, кому следует, куда и как вы идете (и как вас спасать, если что, не дай, конечно, бог!) – и с богом! Берите детей – и отправляйтесь с ними в путешествие в лес навстречу приключениям! Пусть даже на свою голову, лишь бы не за гранью…

……….

Давайте подведем некий итог сказанному. И – еще раз внимательно присмотримся к нашим российским реалиям. Есть ли место ребенку в сфере «выживания»? Что такое активный детский туризм, который способствовал бы воспитанию в детях смелости, выносливости, решительности, умения преодолевать любые препятствия, ценить дружбу и товарищество? Есть ли он сейчас, встречается ли на наших необъятных просторах? Что реально препятствует ему развиваться? Ведь мы вроде бы утвердились в мысли, что и родители, и педагоги, и – что самое важное!, – дети желают им заниматься! В него окунуться! Все – однозначно «за»! Так в чем же дело? Леса наши широки, горы высоки, реки по-прежнему глубоки и стремительны, словом, просторы бескрайни! Это вам не княжество Монако! И даже – не однообразная сельва Амазонии! На все вкусы можно найти тут трудности и бороться за выживание!

Увы, приходится с печалью констатировать, что детский активный туризм у нас умирает. Его не следует путать с отдыхом школьников в стационарных лагерях, санаториях, а также на пришкольных участках и площадках. Это – именно активный, походный, деятельный туризм (с различными, по усмотрению организаторов, приставками – экологический, патриотический, военно-патриотический, физкультурный, оздоровительный, краеведческий и пр.) на лоне полудикой и дикой природы. Так есть ли у нас такой? Не умер ли он вовсе? Старожилы помнят точно, что он был в их далеком детстве! Возможно, я пишу в этой книге о последних актах этой большой трагедии. Вот вам цитата специалиста (Захар Сарапулов, (https://www.facebook.com/ZakharS,):

«По данным «Союза организаторов детского туризма» количество детских палаточных лагерей в России сокращается каждый год примерно на 20%, а количество детей, участвующих в активном туризме, за последние 10 лет сократилось с 2 до одного миллиона человек».

И далее автор констатирует причину – «…чрезмерная зарегулированность». Созданная руками и мозгами чиновников. Зарегулированность чем? Документацией! Зачем? Чтобы снять с себя, чиновников, всякую и любую ответственность. Судите сами: список законодательных актов, которые регламентируют сферу активного детского «походничества» сейчас состоит из 96 пунктов.

«Чтобы повести детей в пеший поход, вам необходимо предварительно оформить порядка 70 (!) разрешительных документов…, а каждый идущий с вами несовершеннолетний перед выходом на маршрут обязан пройти медицинский осмотр и получить разрешение медицинского работника… Только представьте, какой это бюрократический ад, и это только та часть, что предваряет само путешествие!» (https://www.facebook.com/ZakharS).

На эту тему – противоборства чиновников со здравым смыслом в сфере детского активного отдыха – следует писать отдельную книгу. Здесь и сейчас ограничимся перечнем некоторых пунктов, которые укажут вдумчивому читателю – на правильном ли мы пути?

Пища и её приготовление в походе. Вот что гласит пункт 9.3 из упомянутых выше актов регламентации активного детского туризма: «Доставка пищевых продуктов осуществляется специализированным транспортом, имеющим оформленный в установленном порядке санитарный паспорт, при условии обеспечения раздельной транспортировки продовольственного сырья и готовых пищевых продуктов, не требующих тепловой обработки». Далее читаем следующее: «Полевые кухни оборудуются под навесом или в каркасной палатке для защиты от атмосферных осадков и пыли. Они оборудуются разделочными столами, разделочными досками и поварскими ножами с соответствующей маркировкой: «СМ» – сырое мясо, «СР» – сырая рыба, «СО» – сырые овощи, «ВМ» – вареное мясо, «ВР» – вареная рыба, «ВО» – вареные овощи, «Х» – хлеб, «КС» – куры сырые, «Зелень», «Сельдь». Всё это барахло нужно волочь с собой (включая столы).

Вода для питья и готовки обеда на костре. Тут вообще проблем выше крыши. В Пункте 3.3 упомянутых регламентаций сказано, что дети в походе должны пить только бутилированную воду (на которую, соответственно, должны быть документы, подтверждающие ее качество). Представьте: вы идете, скажем, в трехдневный поход. Все ручьи, родники и речки вам следует обходить стороной. А в рюкзаках в бутылях с приложенной документацией – вся вода, сколько её понадобится! Или эту воду везет следом за вами автомобиль (скорее, вездеход или танк, ведь вы же не на прогулку за околицу вышли по асфальтированной трассе?!).

Тяжесть рюкзака. Кстати, а сколько вы сами-то понесете на себе? И тут чиновники подготовили вам четкий ответ: если вам исполнилось 17 лет, то даже и в таком расцвете жизненных сил вам разрешат загрузиться только не более 9 килограммов за спиной (Пункт 8.9)!

Костер. Оказывается, готовить на костре дети сами не смогут. Им запрещено приближаться к кострам ближе чем на 5 метров (!). Стало быть, и обогреться – проблема. Использовать газовое оборудование в детских походах запрещено тоже (Пункт 2.22). Костер же можно разводить только в специально отведенных для этой цели местах (т.е. никакой «спонтанный» поход невозможен, нужно идти только проверенными и оборудованными тропами).

Бивуак. «Пункт 2.1. СанПина запрещает размещение туристического лагеря на территории, эндемичной по антропозоонозным инфекциям». В эту зону входят более половины всех регионов России, где зафиксированы клещевой энцефалит и прочие подобные вирусные напасти. Там, где как-то все-таки еще можно разбить лагерь и поставить палатки, предварительно вам придется сделать «генеральную уборку территории, скашивание травы, уборку сухостоя и валежника, очистку от колючих кустарников и зеленых насаждений с ядовитыми плодами, акарицидную обработку территории, провести мероприятия по борьбе с грызунами». Представили? В денежном эквиваленте весь этот комплекс мер с большой долей вероятности будет стоить вам гораздо дороже, чем вся остальная материально-техническая часть похода. В довершение всего, бивуак нельзя разбивать далее чем в 20 минутах езды автомобиля от ближайшей пожарной станции (Пункт 2.9).

При этом, любопытный момент, МВД и Росгвардия указывают вам немедленно огородить вашу палаточную стоянку забором (в целях защиты от диверсий и террора), а Лесной кодекс запрещает городить какие бы то ни было ограждения на землях лесного Фонда (!).

Сертифицированные медики и повара. Они должны быть все время с вашей группой. Медики – лечить ссадины и мозоли, повара – готовить вам обеды. Как же без этого?!

Аэрозольные баллоны от клещей и комаров. Они предписаны, чтобы не подцепить. С другой стороны, категорически нельзя брать в поход (и давать детям в руки) легковоспламеняющиеся жидкости и сжатые газы.

И прочее (там еще немало всего!)…

«Давайте-ка плюнем на всю эту галиматью – и пойдем в поход тайно!», – скажет иной бывалый походник-педагог. И тут его, как организатора, ждет статья номер 238 УК РФ «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». Т.е. – уголовная ответственность. Так то! Чтобы не повадно!…

Получается, что в роли «выживальщика» оказался сам активный детский туризм! Чиновники делают его «нежизнеспособным» потому, что им самим так удобно – не нести никакой ответственности и при любом ЧП говорить: «А мы предупреждали! А Вы – не исполняли!».

Как же быть? По сценарию в согласии со всеми указанными чиновничьими пунктами мы получаем вовсе не походы и экспедиции. Мы получаем увеселительные пикники рядом с автомобильной дорогой и близ пожарной станции. Так, может, лучше дома на диванчике остаться лежать? Как-то спокойнее…

А что же в иных странах? Везде так? Нет, не везде. В Китае, например, путешествия по родному краю (с трудностями и преодолениями их) входят в обязательную школьную программу. В других странах качество активного детского туризма «обеспечивается рыночными механизмами и институтом репутации».


ГЛАВА 3. УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК В ДИКОЙ ПРИРОДЕ: ЗАЧЕМ ОНИ НУЖНЫ ТАМ ДРУГ ДРУГУ?

«Человек, которому кажется, что он ясно излагает свои мысли, не всегда бывает понятен другим, потому что он идет от мысли к словам, а слушатель – от слов к мысли».


(Николя де Шамфор)

Один ребенок в лесу – это нонсенс. Он либо заблудился и плачет в отчаянье, либо удрал из дома в знак протеста и теперь судорожно мозгует, как уладить конфликт с родичами и с достоинством вернуться домой. Два ребенка в лесу – это заговор. Это дерзкий побег. Как правило, такие беглецы сторонятся в лесу встреч с людьми и упорно, молча куда-то бредут. Частенько бедуя и ругаясь между собой. Группа детей в лесу – необычайная редкость. Так как необходим цементирующий мотивационный материал, двигающий их всех вместе вперед. Должна быть одна довлеющая над всеми одновременно цель, толкающая всю группу на небывалый ранее подвиг. Я даже затрудняюсь сказать, что именно это может быть! Ну, например, поиск клада, в существование которого под каким-то старым дубом все свято верят.

Группа детей в лесу с возглавляемым их взрослым – это уже экспедиция. Это – поход. Если взрослый – адекватный и знающий, сам увлечен идеями «природного погружения», то это наш человек! А сам поход – предмет нашей книги. Это – наша тема! Так сказать, содержание деятельности людей на нашем Острове. В этом случае появляются в смысловом аспекте такие всем понятные образы, как Учитель и Ученик. При этом природная среда начинает выполнять функции Учителя тоже. И даже – в первую очередь. Она – не просто фон для развлечений и событий. Она сама – событие!

ШЕСТЬ ПТИЧЕК

Возьмите с собой любого ребенка в дикую природу – и внимательно понаблюдайте за ним. За его поведением. Послушайте его слова. Вы увидите и услышите, скорее всего, проявление разнообразных чувств и действий. Внутри каждого ребенка (да и взрослого тоже) сидят несколько метафорических «птичек», проявляющих свой нрав по отношению к окружающей природе. Нам кажется, что вот как их можно назвать:

Восторженная птичка

Деятельная птичка

Мудрая птичка

Испуганная птичка

Злобная птичка

Равнодушная птичка


Эти птички – архетипичны. То есть мы найдем их проявление еще у древних людей (и их детей!), от которых нам они генетически передались. И символизируют они наши основные чувства и активности по отношению к окружающей действительности, соответственно: благоговение-восторг, действия-умения, изучения-размышления, страх-опасения, ненависть-обиду, апатию-равнодушие.

Все шесть птичек необычайно подвижны. Редко когда бывает, что в одном человеке сидит одна-единственная птичка из шести – и остальных не пускает. Чаще оказывается, что все шесть довольно мирно уживаются внутри каждого из нас. Но одна из шести всегда бывает главной. И поет главную партию. И еще – с течением времени птички могут меняться ролями: главная сдает позиции, уступая их другой. Особенно часто птички борются между собой за главенство в душе ребенка. Иногда такие «перетасовки» со сменой лидера происходят по нескольку раз на дню! Всё зависит от ситуации. И от того, кто находится рядом. Рядом с детьми обычно находятся взрослые. С учеником – учитель. Очень сильно они могут влиять на эту птичью компанию внутри ребенка!

Давайте понаблюдаем: вот ребенок огляделся вокруг и увидел горы. Лес. Реку. Ручей. Цветущую поляну, всю в ромашках и колокольчиках, с бабочками и шмелями. Раздвинул руками заросли малины – и нашел там крупную ягоду. А, может быть, гнездышко славки. С пятью птенцами. А вот ему попался ёж. И пусть тот свернулся в клубок, этот ежик, и не желает знакомиться – всё равно в груди у ребенка уже встрепенулась и громко запела первая птичка, восторженная. Ребенок может восклицать «какая красота!», «вот это да!», хлопать в ладоши, прыгать от радости, светиться необыкновенными улыбками. Но он может и промолчать. Но в душе у него все равно будет петь восторженная птичка. Просто не всегда её голос слышат окружающие взрослые. Он, этот восторженный щебет, им и не предназначен вовсе. Но вот уловить это состояние ребенка для рядом находящегося взрослого – родителя, учителя – было бы очень даже замечательно. Так как в этот важный момент может произойти удивительное единение двух душ – детской и умудренной опытом, чтобы потом от этого единения смогли произрасти плоды сотворчества, сопонимания, сотрудничества, сопереживания общих чувств!

Через некоторое время, навосторгавшись вдосталь, ребенок может захотеть кушать. Или пить. Или – озябнет. В нем возьмут верх физиологические потребности. Он попросит вас развести костер (если сам еще не умеет) для обогрева и приготовления еды. Здесь, в это момент, в нем способна проснуться вторая птичка – деятельная. Ребенок будет таскать дрова и хворост, рубить перекладину для котелка, пойдет за водой на ручей, насобирает ягод для заварки чая, а также нарвет листьев дикой смородины (туда же, в чай). Словом, займется делом. От природы он будет брать, что возможно и что нужно. Он взглянет на нее утилитарно-бытовым взглядом. Чем опытнее птичка, чем больше она умеет и знает, тем более осмысленными и «невредными» природе будут действия и активности ребенка. Откуда взять этой деятельной птичке опыт? Опять же – от Учителя. Который рядом. Иначе это будет полоса длительных и трудных, а порой даже трагических проб и ошибок.

Третья птичка – исследовательская, ведает наблюдениями, изучением, анализом. Ею движет любопытство, которого в ребенке всегда хоть отбавляй! Она накапливает исподволь знания, способные перерастать со временем в житейские и даже философические премудрости. Исследования у этой птички вовсе не обязательно связаны с житейско-бытовыми необходимостями: она может изучать самые что ни на есть абстрактные вещи и предметы, а также связи между ними. Просто из любопытства. Просто из интереса. И узнать, например, что птицы бросают свои гнезда, если брать в руки яйца и птенцов, а бобры сильно бьют по воде хвостами в момент опасности, предупреждая своих соседей. Нужен ли этой птичке Учитель? Чтобы был рядом и помогал разобраться в сложностях устройства экосистем? Да, нужен. Ребенок все равно придет к нему с вопросами, догадками, предположениями, гипотезами, открытиями. Эта птичка – очень важная особа. Если она стала главной в душе ребенка, то за его развитие на данном этапе можно быть спокойным.

Но давайте поинтересуемся вот прямо здесь, в момент «главенства» третьей, исследовательской, птички – а что делает в это время первая? Та, которая отвечает за эмоции? Она полностью отстранена от дел? Беда, если дело обстоит именно так. Если первой птичке полностью перекрыт кислород – и она «молчит в тряпочку». Было бы печально, если ребенок деловито и пытливо потрошит лесных обитателей, не ощущая при этом никакого шевеления птички первой в своей груди. Нужна ему здесь поддержка и участие Учителя, чтобы пробудить замолкшие радость и благоговение?

Иной ребенок боится высунуть нос из палатки. А уж вечером ни за какие коврижки не пойдет в лес за хворостом. Ночью же он жмется к огоньку и к большому папиному боку. Если папы рядом нет, то – по возможности – к боку руководителя. У меня бывали в экспедициях такие детки, от которых решительно невозможно было отвязаться. Они ходили за мной по пятам и даже наступали на пятки по причине не любопытства или получения духовных знаний (как от гуру). А по причине вполне тривиальной боязни. Обычного ужаса. Страха остаться одному среди таких же беспомощных сотоварищей. Страха, что кто-то придет и всем будет плохо. Что нападет медведь. Что будет так темно, что как же мы пойдем обратно? Что все забыли фонарики. Что невдалеке (дети сказали) есть старое кладбище. Что комары за ночь могут выпить всю кровь. А летучие мыши – докончить дело с оставшейся бренной оболочкой. Что по ночам выползают из земли змеи и всех кусают. А утром только холодные и усохшие детские тельца находят в палатках и в спальниках. Словом, перечень страхов и фобий (см. Главу 6) можно выкладывать на нескольких страницах!

Таких детей одолевает возня новой внутренней птички. Назовем её испуганной. Пока она вещает своим жалобным, полным страха голоском, все прочие замолкают. Так как детские страхи вообще вещь страшная – они заслоняют собой все остальные чувства. Даже чувство стыда. Когда около меня начинает в ночном походе бояться ребенок, он уже не думает о своем реноме и авторитете среди сверстников. Он думает только о том, как плотнее прижаться и войти ко мне в доверие, чтобы я не бросил его одного в палатке или на лесной ночной тропе. Кстати, таких трусишек у детей не принято высмеивать. Они как-то с пониманием относятся к ним, ибо внутренне чувствуют, что и с ними вполне такой грех может приключиться в любую минуту. Если подвернется, не дай бог, необычная ситуация.

Страхи у детей бывают, по большому счету, двух типов. Одни из них связаны с внешним миром – бабайками, чупакабрами, медведями, клещами, гадюками, грозами, молниями, бурями, пожарами, кладбищами, темными ночами и прочее. Это страхи на объекты материального (или выдуманного, но тоже из материи – как вампиры, например) мира. Вторые сидят внутри и могут быть невидимы в материальном мире. Это – врожденные страхи, связанные с неуверенностью в самом себе. Это страхи на собственные чувства, которые не поймут и не примут другие. Что не умею плавать, а все узнают. Что толстый, в походе засмеют. Что все не будут бояться пауков, а я буду – и меня вышутят! Что храплю во сне, а рядом будут смеяться над моей кроватью сверстники. Что не дойду до озера, а все дойдут, и мне будет стыдно. Это страхи собственного производства по отношению к социуму. Это, скорее, страхи подсознания, а не коры, не разума.

Здесь, при этой главенствующей птичке, нужен ли педагог? Что он может дать такому ребенку? Только ли взять за руку и провести темной ночью лесной тропой до избушки лесника или до базы? Можно ли побороть эту птичку, уменьшить её звучание в общем секстете? Да и так ли уж она вредна? Может, с возрастом сама неизбежно умолкнет?

Есть дети, у которых пятая птичка – злобная – изначально главенствует во всех их делах и мыслях. Причины там могут быть разные. По отношению к природе такие дети просто продолжают свою привычную линию: крушат, ломают, на всё, что случается с ними – обижаются, виня всевозможные обстоятельства и явления, всё их бесит, они часто впадают в истерики. То дым от костра им застил глаза, то ветви над тропой мешают идти и их нужно рубить, то комары их достали, то сваренные в котле макароны ужасно горячие и невкусные! Обычные состояния таких «энгри бёрдс» – насупленность, обиженность, недовольство, плаксивость, угрюмая молчаливость, либо, наоборот, истеричность. «Как же эта ваша природа меня достала!», – говорит весь их помятый облик. В ней они не находят ни капельки позитива. И всё ждут от других чуда – разнообразных приятностей и подарков, увещеваний и посулов. Они сидят в сторонке, ничего не делают или демонстративно дуют губки, совершая пассивные раскачивания в манерной пантомиме «когда всё это кончится?». Они ждут, когда к ним подойдут взрослые со словами участия, сочувствия, соболезнования. Такие дети превращают весь поход в пытку и канитель. От природы им ничего не нужно, только бы она со своими слепнями и дымом убралась куда подальше!

Все остальные птички внутри этого ребенка молчат. Разве что испуганная птичка слегка подчирикивает придавленным голоском. Так как злоба имеет под собой нередко основание, состоящее из страхов и опасений. Злобный ребенок обычно трус. В критических ситуациях от него трудно ожидать смелых и решительных поступков. Скорее всего, он будет еще больше орать и закатывать истерики, а также требовать спасателей на вертолете или на танке. Что делать рядом с таким неврастеником Учителю? Может, вообще таких детей не брать категорически на природу? А вот и нет! Я думаю, что только и природа способна поправить психику этих детей, как ничто другое! И важно, чтобы медиатором отношений между ними – ребенком и природой – тут выступил умный и опытный педагог. Ниже мы приведем примеры «методик» борьбы с этой зловредной птичкой.

Наконец, мы добрались до шестой птички – равнодушной. Если она поет первую партию внутри ребенка, то такой ребенок выглядит внешне для других людей скучным и неинтересным субъектом. По крайней мере, на лоне дикой природы. Ему все равно, всё – «по барабану». Он ни в чем не участвует, никаких дел не делает ни на стоянках, ни на базе. На марше он уныло тянется за всеми остальными как переваренная макаронина, периодически тоскливо вопрошая – А мы скоро придем? А долго еще? Чаще всего он лежит и тупо пялится в планшет или айфон. Весь окружающий мир с его бабочками и горностаями ему не интересен. Он его и раньше не видел, и сейчас не хочет видеть. Оставьте меня в покое, мне и тут хорошо, – просит он с дивана (кровати, пенополиуретановой подстилки). Интроверт? Не обязательно. Социофоб? Вполне может быть, но – не факт!

Никогда не бывает, впрочем, так, чтобы пела все время, не переставая, какая-либо одна птичка. Иногда даже все в секстете одновременно чирикали каждый что-то своё. Этакая полифония, в стиле Баха, была слышна очень немногим – так как разобрать этот отнюдь не слаженный хор было не под силу любому педагогу и родителю. Какую птичку нужно вовремя подкормить, а какой – подрезать крылья? Какая из них совсем зачахла, а какая раздувается от непомерной гордости и чванства? И только в самых уж очевидных случаях педагог мог уверенно ввязаться в работу как профессионал – и помочь ребенку. Помочь нужной птичке. Или – одолеть другую.

Вот, например, какими приемами в походных условиях Учитель может посодействовать и приструнить уж очень распевшуюся испуганную птичку:

Вышутить. Страхи и фобии иногда легко атакуются юмором и изящными шутками. Они прямо таки киснут и съеживаются, как бумажка в огне, в доверительных шутливых беседах с ребенком, либо вообще в группе его сверстников. В первом случае, наедине, можно смело «троллить» детские страхи (если, конечно, ребенок вас как Учителя хоть немного уважает!). В случае группового присутствия имя ребенка, адресность шуток раскрывать никак нельзя. Иначе птичка страха может превратиться в озлобленную товарку.

Вышучивается, конечно, не сам ребенок, а его фобия. Например, при боязни грозы (кстати, очень распространенная фобия у младших и средних школьников, как ни странно!) обращаться с поклонами к Перуну, Юпитеру, либо Зевсу-громовержцу (нередко всей группой, с песнопениями и подношениями), с бубном и дудочками, дурачась и кривляясь, чтобы не трогали нас, бедных походников из школы № 53! Пусть трогают другие школы, а нас – нет. Чуть где вдалеке забрюзжал гром, выскакивать с бубном на крыльцо – и изображать язычников. По ситуации можно напридумывать весьма смешные «троллинговые» заходы. Стесняться их нечего! Они на благое дело! А вот если (как серьезно думают некоторые взрослые) прятаться в подполья и подвалы, то боязнь эту можно развить до небывалых размеров даже у тех, кто спокойно относился ранее к этому обычному явлению природы.

Бояться вместе. Предложить детям объединиться в группы «по страхам» (тут тоже заложены ирония и тонкий юмор). Вдвоем Лена и Василиса должны бояться пауков в два раза меньше, чем поодиночке. А втроем? А давайте трястись от ужаса всей экспедицией? Кричать тоненько – «А-а-а-а мама дорогая!!!!».

Идти страху навстречу. Дети по всяким «городским» россказням боятся кладбищ. А пойдемте-ка сходим ночью на старое заброшенное сельское кладбище? Тут недалеко была деревенька, а теперь вся она, увы, съехала на погост. Проведаем её – и заодно свечечки поставим; там, наверное, давно уже никто не бывал и не поминал усопших… Кабанов боимся? Диких зверей боимся? Пойдем-ка утром рано-рано – да и подстережем их с лабаза! Это действительно можно сделать, используя охотничий опыт и получив разрешение у охотхозяйства. Дети такую утреннюю вылазку запомнят на всю жизнь. Идти, конечно, следует малой группой – в 3-5 человек, предельно тихо и набравшись терпения.

Назначить ответственным «по страху». Например, поручить мальчику, который сильно боялся ночи, охранять нашу ночную стоянку, вручив ему фонарь и палку (в качестве ружья) и повысив в звании до «лейтенанта». К любому шороху в кустах он летел с криком «Стой, кто идет?!». При исполнении важного общественного задания пацан лишился боязни, так как её вытеснило более сильное чувство – ответственности. Я, как руководитель, и майоры постоянно проверяли его на дежурстве. Две таких ночных смены, – и уже другие «бояки» стали проситься в дозор.

Была у нас также ответственная за насекомых. До этого «инсектобоязнь» прямо-таки одолевала эту городскую избалованную девочку. Но, на наше счастье, она оказалась большой аккуратисткой, и ей очень понравились коллекции в лаборатории, куда все приносили уже мертвую (найденную обычно на дорогах сбитую транспортом) добычу. Коллекционная страсть и перфекционизм вытеснили фобию. Девочка привела в порядок все ящики и коробочки, а после с любовью и строгим образом следила за их пополнениями и состоянием.

Приводить и анализировать примеры подобных опасностей у других путешественников. Здесь очень могут помочь чтения дневниковых записей бывалых путешественников, где всегда можно найти картины, связанные со страхами – в джунглях, на крайних северных широтах, в горах; хоть от людей, хоть от зверей. У Арсеньева есть замечательный по силе художественного воздействия очерк о снежном буране, заставшем его на озере Ханка во время охоты. Передан весь ужас и беспомощность человека, но, в то же время, и сообразительность, находчивость и решительность человека другого, приведшие к спасению.

Сказки туземцев. Рассказывать и читать (например, у Дж.Фрэзера, «Золотая ветвь») про верования различных народов, связанные со страхами и непониманиями сути некоторых явлений. Обычно такие знания (и их анализ) позволяют психике ребенка встать на более основательные мировоззренческие рельсы.

……….

ИДЕАЛ УЧИТЕЛЯ: ПРОФЕССИОНАЛ-СПЕЦИАЛИСТ ИЛИ ДУХОВНЫЙ ГУРУ?


«Молодое поколение таково, что, боюсь, у нашего общества нет будущего»

(Аристотель)


Еще великие Конфуций и Лао-цзы предполагали, что Учитель в идеале (да и не только в идеале; кто видел живых идеальных учителей???) должен обладать четырьмя аспектами своего влияния на Ученика. Первые два нам очень понятны. Так как именно на них и зиждется традиционная консервативная парадигма образования как такового. Это – Слово и Дело. То есть лекция и практикум. То есть – монолог учителя и лабораторная работа. То есть – говоря еще проще – Язык и Руки (как главные инструменты; наиглавнейшим-то всё равно остается – Голова, Мозг, Разум).

Но есть еще два рычага. Про них мы часто забываем. Они не столь очевидны. Да и применять их порой в традиционной системе весьма непросто! Итак, назовем их: третий – Личный пример. Личный стиль жизни, который почти всегда у всех на виду. И, четвертый, – самый загадочный и мистический, – аура, харизма, иррациональное влияние. Лучше всего их рассматривать в едином целом, так как нередко они совершенно неразделимы!

С личным примером более-менее понятно. Это сама личность Учителя. Он может ничего не говорить Ученику и даже ничего не делать (т.е. исключить из педагогической сферы своей Слово и Дело). Он может просто своим стилем жизни, своим одним только присутствием и поступками оказывать сильное воздействие на Ученика. Так, например, говорят, в японской традиции обучают новичков, желающих постичь секреты приготовления рыбы фугу. Там всё обходится без слов. Там Ученик ходит тенью за Учителем и смотрит, как тот готовит страшно опасное и страшно вкусное блюдо. То есть – в наличии только Дело. Но и его может не быть. Сам Конфуций, свидетельствуют древние источники, неоднократно общался с Учениками, сидя в неподвижной позе, ничего не говоря и показательно ничего не совершая. Вот здесь и соединяются в таинственной пропорции бытовой стиль жизни и исходящая от человека иррациональная волна.

В наше время Личность Учителя (как часто жалуются все – от директоров школ до родителей) измельчала. Вспомните дореволюционных русских профессоров, приглашающих, скажем, каждый четверг ввечеру студенческую братию в свой дом на традиционное чаепитие. Что там происходило? Как, какими способами влияла высокая Личность знаменитого ученого на неофитов? Не лекции же профессор читал там за самоваром и пирожками, испеченными женой (памятуя, что не успевает в учебной аудитории освоить программу и ФГОСы)?

В дикой природе учитель и ученик встречаются в крайне интересной ситуации. Её можно охарактеризовать следующими положениями, которые, в свою очередь, характеризуют отличия от типовых ситуаций в рамках школы и класса. То есть там, где и происходит классическое соприкосновение и сотрудничество учителя и ученика:

И учитель, и ученик меняют здесь свои официальные статусы. Особенно в сложных походах ученик неизбежно становится скорее другом и помощником учителю, а не классическим обучаемым-подчиненным.

Учитель выступает во всей полноте своей личности, а не как носитель специфических знаний (скажем, «биолог», «географ» или «химичка»).

Неформальность отношений. Взаимодействия между Учителем и Учеником происходят везде и всюду – в быту, в сфере отдыха, в спортивных состязаниях, в культурных мероприятиях, в работе с исследовательскими гаджетами, т.е. в рамках обычных жизненных коллизий.

Ученики перестают быть классом, группой для учителя. Каждый начинает вырисовываться ярко как отдельная личность.

Ученики не знают (не осознают), что находятся по-прежнему в ситуации обучения. Учения и воспитания. Что они приобретают знания, умения и навыки, ровно как в школе. Им этот процесс представляется чем угодно, только не обучением. Оно идет здесь само, органически. Учитель же не должен этому мешать и никак не стремиться сделать его похожим на привычное классно-школьное действо.

У ученика возникает гораздо более широкое и глубокое поле деятельности, где он может одновременно играть сразу множество ролей. По сути, это так любимый детьми косплей – где в игровой форме можно придавать детям (или они сам выбирают) статусы Командира над арьергардом, Начальника по полевой кухне, Царицу бутербродов, Повелителя мух (специалиста по насекомым), Человека-Паука, Железного Человека (ответственный за котлы), Главного по Музыке (носитель гитары) и т.д.

Учитель гораздо более, нежели чем в школе, способен влиять на ученика третьим и четвертым влиянием (по Конфуцию). Своими делами, действиями, поступками, своим обаянием, своей харизмой, своими неизвестными ранее ребенку способностями и хобби.

……….

В полевых условиях привычный статус учителя, конечно, сильно претерпевает изменения. Прямо иногда до неузнаваемости. И причин тут несколько. Во-первых, Учитель здесь сам учится постоянно. У кого? У природы. В стенах класса математик или физик подобного не испытывают, а если чего не знают или сомневаются – то прибегают к помощи умной книги, Интернета или справочника. В природе книга может не спасти. Точнее, так: природу саму здесь нужно воспринимать как учителя. То есть – учитель вначале и параллельно с обучением ученика сам учится у леса.

Второе – поскольку главным обучателем и проверятелем выступает Природа, то Учителю остается в основном роль интерпретатора. И формировщика условий. Он – всего лишь посредник между Природой и Учеником. Он и не должен заслонять своей фигурой природу, лес, облака, травы и птиц. Они здесь главные. Педагог всего лишь аккуратно и тонко обращает внимание ученика на моменты и нюансы. Поскольку в природе моменты и нюансы возникают стремительно, непредвиденно, проистекают быстро и порой бесследно исчезают, учителю уготована очень сложная роль: споро и точно реагировать на то, что на секунду (порой!) предоставляет природа – и успевать это показать ученику. Обратить его внимание. Раскрыть смысл. В школе таблица или слайд висят перед носом ученика сколь угодно долго. Как учитель захочет. В музее или в ином заведении культуры к образу (картине, музыкальному произведению, скульптуре, фильму и т.д.) всегда можно повторно обратиться. Найти копию. Повторить встречу во всемирной паутине. Вернуться. С природой это не получается. Все события там – одноразовые и неповторимые. И пусть даже на следующую весну хохлатки неизбежно зацветут снова, а соловей споет свою песню вновь, и даже не по разу – они никогда не повторят всё в точности так, как нынче. (А некоторые события и явления и вовсе никогда более не повторятся; по крайней мере, в течение вашей и ученика жизни). Да и вы (учитель и ученик) через год точно станете другими – и воспримете пенье и цветенье уже по-иному.

Поэтому сочетания профессиональных качеств учителя (например, эколога-биолога) с духовными его достоинствами в лесу и поле недостаточно. Даже этого – недостаточно! Учитель здесь должен уметь самое главное вот что: познакомить ученика с самым набольшим педагогом – Природой. Свести. Завязать дружбу. Создать условия для любви и понимания.

Вот чем и отличается истинное преподавание экологии и, во-многом, биологии в школе от иных дисциплин. Эти нельзя изучить во всей своей полноте только в классе. Нужно выходить на простор. Трогать, щупать, разглядывать, нюхать, осязать, слушать, наблюдать, подмечать, анализировать, сравнивать, восхищаться и восторгаться – но только не в четырех стенах! Так же, как медику нельзя учиться заочно, а компьютерщику изучать компьютер по книге, так и экологу-биологу невозможно понять природу без погружения в нее саму. По уши. Желательно.

Взаимодействия в триаде Природа-Педагог-Ученик напоминают всем известные отношения путешественников прошлого со своими верными проводниками, но с некоторыми оговорками. Я веду речь, прежде всего, о парах Арсеньев – Дерсу Узала и Федосеев – Улукиткан. В первом случае, офицер, во втором – геолог, русские мужчины в расцвете сил и с большими амбициями вступают в таежные дебри, еще мало понимая глубинные смыслы и тайны лесной жизни. Их учат проводники. И учат на примерах живой жизни, прямо в гуще событий, когда нередко на кону стоит вопрос самой их жизни. Когда смерть подступает вплотную – и, собственно, учиться уже нет времени! Именно «жизненность», актуальность заставляют русских отважных и интеллигентных людей беспрекословно подчиняться неграмотным проводникам. Признавать главенство неумытых, необразованных, порой до смешного суеверных туземцев. Иначе – не выжить.

«…Человеку не напрасно дан ум, – заключил Улукиткан. – Если нашел на снегу кучу перьев – не ходи дальше, непременно узнай, чьи они и почему лежат тут; если заметишь сломанную веточку – тоже узнай, кто и зачем её сломал; увидишь след бежавшего сокжоя – разберись, от кого он удирал. Глаз все должен видеть. Но только видеть – это мало, нужно и понимать, что видишь. – И махнув на нас безнадежно рукой, он стал распрягать оленей».

(Г.Федосеев, Тропой испытаний)

С каким неподдельным удивлением, с каким радостным изумлением читают под руководством своих мудрых проводников путешественники таежную книгу! Им становятся понятны и наполнены смыслом все мелочи, все прошедшие события, всё скрытое от глаз, все следы, звуки и запахи, на которые они ранее совершенно бы не обратили внимания своего. В отличие от наших учеников, они мотивированы. Они настроены твердо – научиться самим понимать книгу леса. А вот как настроить на такое обучение наших малолетних путешественников? Здесь потребуется немало усилий со стороны педагога, и он должен проявить все свои качества, чтобы заинтересовать, увлечь, убедить, сделать так, чтобы ребенок прочувствовал вместе с ним величие и мудрость природы. Как бы все это ни пафосно и напыщенно звучало!

Вот и получается, что, не будучи профессионалом-биологом, Учитель не даст ребенку правильного толкования увиденного, а не будучи духовным наставником – не сможет он окрасить в теплые тона все те чувства, которые вызывает в нем самом дикая природа и, соответственно, не сообщит эту любовь ученику.

В далеком предвоенном 1939 году молодой австриец Генрих Харрер отправился покорять Гималаи. Однако его восхождению на Нанга-Парбат помешала война: его вместе с друзьями-немцами арестовывают англичане и помещают в лагерь для интернированных в Индии. Неугомонная душа альпиниста рвется к свободе, и Генрих несколько раз предпринимает побег. Только третий оказался удачным. Так он попадает в закрытый тогда для европейцев Тибет. Не случайно, конечно: он стремился всегда именно на север, в горы – и через горы, в загадочную и неизвестную для белых людей страну. Инкогнито, с другом, через заснеженные перевалы, превозмогая голод и холод, чудом избегая смерти от разбойничающих бродяг, преодолевая приступы отчаянья, он добирается до столицы – священного «запретного» города Лхаса. И там остается на семь лет! Это чудо, но его принимают за своего. Конечно, не сразу, конечно, с трудностями и интригами. Тибет закрыт настолько, что там подавляющее большинство населения все еще не знают колеса и не ведают, что такое самолеты.

Волею судеб, по стечению обстоятельств, Харрер в Лхасе встречается с будущим Далай-ламой XIV. Последний тогда еще – 14-летний мальчик (до интронизации ему предстоит провести практически в изоляции от людей почти 2 года). Харрер незаметно становится близким другом, а затем и педагогом-наставником юному, умному и любопытному от рождения «Его Святейшеству». Неофициально он становится Учителем (переводчиком и фотографом, как значится в служебном документе), преподнося своему подопечному знания географии, техники фотографии и видео-съемок, естественных наук, обучая основам английского языка. Эта история, известная множеству людей благодаря книге Г. Харрера «Семь лет в Тибете» и одноименному художественному фильму (1997), где роль автора играет Бред Питт, замечательно показывает удивительное перевоплощение двух людей. Происходящее от их взаимного духовного проникновения друг в друга. Тонкий и удивительно трогательный процесс диффузии двух совершенно несхожих культур, западноевропейской и тибетской, носителями которых оказались два конкретных человека – австрийский альпинист и юный правитель Страны Снегов.

Пожалуй, если влияние европейца на тибетца легко описать в привычных нам терминах классической педагогики, то обратное сделать весьма сложно. Однако, по неоднократным признаниям самого Харрера, это влияние оказалось огромным. Настолько, что изменило полностью его будущую жизнь: свои взгляды на жизнь и судьбу, свои представления о людях, свое отношение к природе и её силам рационально мыслящий австриец достаточно радикально пересмотрел или скорректировал. Этот пример «перерождения» (термин из тибетской буддистской традиции), пожалуй, как ничто иное, может быть рассмотрен нами в этой главе. Основа этого «перерождения» (реинкарнации, если хотите) – иррационально-мистическое, не всегда поддающееся описанию словами, чувственное влияние одного человека на другого. Именно так в идеале и происходит в нашем случае – когда в Лесу встречаются настоящие Учитель и Ученик. Кстати, хочу добавить: и Харрер, и Далай-лама XIV родились в один день – 6 июля…

«Планете не нужно большое количество «успешных людей». Планета отчаянно нуждается в миротворцах, целителях, реставраторах, рассказчиках и любящих всех видов. Она нуждается в людях, рядом с которыми хорошо жить. Планета нуждается в людях с моралью, которые готовы включиться в борьбу, чтобы сделать мир живым и гуманным».

(Далай-лама XIV)


ПРОБЛЕМНЫЙ РЕБЕНОК НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ


«Кто-то сказал,  что для человека, вступающего в джунгли,

бывает только два приятных дня. Первый день, когда, ослеплённый их чарующим великолепием и могуществом, он думает, что попал в рай, и последний день, когда, близкий к сумасшествию, он бежит из этого зеленого ада».

(Аркадий Фидлер).

Примерно так (или почти так) многие дети, к сожалению, воспринимают дикую природу, впервые столкнувшись с ней в реальности полевого экологического лагеря. Полный радужных надежд, ребенок едет туда, в чудный непознанный мир, о котором ему так много и восторженно жужжали в уши родители и бабушки с дедушками. И который он видел на страничках красочных книг или в телевизоре. И первое знакомство может быть ему вполне приятным: всё кругом зеленое, красивое, опрятное, любопытно-неведомое. Но через некоторое время, обнаружив комаров, противные супы и храпящего соседа по комнате, а также туалет на улице, где даже сесть толком никак, а также жару на солнцепеке, слепней и изнуряющий поход как вершину всех страданий, дитя взвоет раненой волчицей и запросится в привычный мир. В милый сердцу комфорт без комаров и солнцепека.

Но, в отличие от человека, описанного амазонским путешественником Фидлером, дрогнет ребенок не в последний день (если родители его сразу же не заберут по первому его рёву и истерикам). Он дрогнет в день второй-третий. А затем, если его не трогать, будет только мужать. Вот эти первые дни и есть самые важные. Если руководитель (учитель) сможет найти средства помочь дитяте перетерпеть трудности, найти рычаги, которые поднимут страдальца над собственными слабостями и заставят поверить в свои «сильности», то тогда будет взят главный перевал. Лха жьяло! Механизмов работы с такими дрогнувшими детьми довольно много.

Самолюбие. Учитель в доверительных беседах наедине доказывает ребенку, что он сможет. И давит легонько на его самолюбие. Вон Вася же смог, не ноет, сможешь и ты!, – говорит мягко педагог. Зато потом ты сам себя зауважаешь!

Зависть и соперничество. Иногда эти чувства вызревают у ребенка сами, лишь немного следует педагогу подтолкнуть страдальца на эти размышления.

Посулы. Проявить участие. Переселить. Дать новый спальник. Подарить книжку из общественной библиотеки. Посулы и подарки – это тоже неплохо, так как тут уже все средства хороши, если вы желаете блага ребенку и хотите, чтобы он перетерпел самые сложные дни. Потом всё устаканится, пойдет как по маслу, а дурацкие посулы забудутся!

Железное и твердое – «нет», как в военно-патриотическом лагере! Никуда ты не поедешь, нужно работать над собой. Это приказ. Что еще за нюни?

Легкий троллинг, с элементами юмора.

Плюнуть на такого проблемного ребенка и отказаться от него – проще простого. Ведь есть другие! Группа ждет, в конце концов! Не терять же время сразу, в самом начале экспедиции, на нытика и слабака?! Но тогда он, этот слабак, скорее всего, будет вообще потерян для дальнейшего роста в виде путешественника. И в плане просто мужественного и самостоятельного человека. Он и впредь будет надеяться, что из трудных жизненных ситуаций его будут извлекать кто угодно, только не он сам. Свои собственные решения проблем будут всегда проблемными для него. Но действовать нужно быстро! Времени нет!

«Лишь пожив внизу, узнаешь, как опасно карабкаться наверх.

Лишь побывав в темноте, узнаешь, как ярок солнечный свет. Лишь храня покой, узнаешь, как много сил тратят те, кто находится в движении. Лишь пестуя молчание, понимаешь, как суетно многословие». 


( Китайская мудрость)

Ушлые педагоги-психологи назовут ситуацию с проблемным ребенком казусом немотивированности. Дескать, нет у такого дитяти желания и стремления, нет куражу нужного – вот он и киснет как простокваша в жаркий день. Понятно, что мы здесь ведем речь о физически здоровом ребенке. Проблемы у него возникают действительно на уровне мотиваций и стимулов. То есть – в его психике. Как быть?

Хорошо, если ребенок, приехав с классом, например, на лесную базу, уже на второй день категорически, но доверительно заявляет руководителю – «Это не моё. Я не туда попал». Но так обычно не случается. Так как ребенок, во-первых, не привык всё начистоту выкладывать взрослым (доверие его еще нужно заслужить!), а, во-вторых, он не привык анализировать свои состояния и критически к ним подходить, выискивая проблемы в себе самом. Проще попрекать окружающую среду и людей вокруг! Вспомните, что даже на уровне студенчества большинство уже вполне взрослых людей маются осознанием того, что «не туда поступили», но упорно скрипят с тройки на двойку, с прогула на отгул, сами не понимая – зачем это всё им надо?!

Один из реально действующих приемов по вовлечению такого ребенка в «живую жизнь», снятие с него чар «застоя и бессилия», это поиск и использование собственных детских творческих жилок. Талантов. Хобби. Увлечений. Не бывает так, что и этих качеств проблемный ребенок лишен от природы начисто. Все равно что-то в нем должно шевелиться и проситься бойко к свету. Руководителю-педагогу-учителю следует осторожно их, эти глубинные качества откопать и мягко попытаться использовать во благо.

Так, одного пятиклассника нам удалось «возродить» к полевой жизни, выведав тайком о его страсти к динозаврам, лелеемой еще с младых ногтей. Динозавромания – штука очень часто встречающаяся среди школьников младшего и среднего звена. И знают они в этой области побольше иного профессора из Смитсонианского института. Так вот, узнав про эту страсть, мы рассказали скучающему и томящемуся «динозавроману» про старинный Деворрин скит. Это реально существующая точка на карте, где в еще допетровские времена спасалась от государевой власти и мира ушедшая в раскол тетка жены царя Алексея Михайловича – княгиня Нарышкина, Евдокия Петровна, активная деятельница старообрядчества. Она взяла себе в постриге имя Деворры и основала где-то примерно-около 1680 года в глухих наших лесах тайное жительство – скит. Там остаются некоторые артефакты – развалины кирпичных стен, погост с древними могилами с покосившимися и полугнилыми староверскими крестами, копаные ямы-колодцы с остатками срубов, заплывшие от времени и заросшие лесом-травами…

Короче, разбудили мы в Антоне любопытство историка. И хотя, конечно, Деворра к динозаврам никакого отношения не имела (и даже не слыхала, уж точно, о них), но судьба исторической личности и реальное место её жития с артефактами, лежащими в культурных слоях, зажгли горячую искру в сердце «любителя старины». В первый же поход туда, на далекий и таинственный, никем не посещаемый уже второй век Деворрин скит, Антон нафотографировал много чего интересного, накопал в Интернете массу сведений (порой совершенно противоречивых, а от этого – еще более интересных!) и пребывал до конца дней смены в полнейшем восторге!

Во многих детях, в их таинственной психической глубине живет странное древнее чувство – дромомания. Это любовь к скитаниям, тяга к бродяжничеству, а в более высоком измерении – пристрастие к путешествиям. Разбудить это чувство и придать ему правильное направление – задача непростая, но благородная. Ведь что такое, по большому счету, путешествия? Это – постоянная смена картин вокруг, это масса новых впечатлений, это калейдоскоп событий, где не остается места и времени для скуки и пустых капризов. Поэтому для работы с проблемным ребенком разбудить в его недрах дромоманию очень позитивная цель для педагога, полезная и ему самому, так как позволяет реализовать и отшлифовать почти все педагогические потенции и устремления.

………

Послушание детей – вещь равно полезная и страшная. Для родителей и педагогов послушное дитя радует глаз и умасливает сердце. Однако, в глубине послушного ребенка черт знает кто водится – и нередко вылезает оттуда неожиданно и кроваво, с зубами и когтями. Послушание – одна из самых больных проблем педагогики. Послушание внешнее можно привить порками, розгами и прочими ущемлениями прав и свобод. Оно нужно? И, кстати, послушание кого? Кого ребенок должен послушаться? И зачем это ему?

Если мы хотим сделать из дитяти слугу и даже раба, а такой период отмечают все древние системы воспитания в мире, то битье никак не обойти. Однако, этот насильственный метод можно заменить на несколько менее ужасный (с точки зрения роджерсистов-гуманистов). И сделать это как раз легче всего в полевых условиях, когда не большой человек будет бить маленького человека, а носом в грязь второго будет совать сама окружающая обстановка. То есть, я опять повторюсь, будут органично возникать условия, в борьбе с которыми ребенок выработает в себе не только послушание (следование правилам и требованиям общества, а также уважение к старшим соплеменникам и родичам), но и прочие атрибуты личности, пригодные и востребованные для того, чтобы нормально жить в достаточно сложном и проблемном мире.

Вспомним, что, кроме классической Спарты, где дети отдавались с ранних месяцев на растерзание суровых обстоятельств, подобные методики воспитания обнаруживаются практически у всех народов. Вот, например, что пишут о древнем кочевом народе – эвенках. Речь идет о мальчике, впоследствии ставшем знаменитым таежным проводником:

«…Немногие его сверстники выжили. Отцы берегли и пестовали только тех из своих детей, кто уже с ранних лет был способен бороться, постоять за себя. Улукиткан хорошо помнит, как однажды семья умышленно бросила его одного в старой гари, уснувшего на дневном привале, оставив ему лишь лук да несколько стрел, а сама ушла незамеченной с караваном далеко вглубь нагорья и там решила дождаться исхода этого испытания ребенка. Мальчуган по следам настиг семейный караван. Потом мальчишку оставляли в ночь на пятидесятиградусном морозе, без костра, с кресалом и трутом, и он должен был сам развести огонь, устроить ночлег, не имея с собою ни топора, ни шкуры, чтобы укрыться. Не раз отправляли его голодным по следу подраненного зверя. …Эта жестокая, но верная школа стоила юному эвенку многих страданий, но благодаря ей он стал Улукитканом. В неудачах ему никто не сочувствовал, ни отец, ни сестры, ни старейшие в роду – никто не смел! Разве только мать, поднявшись ночью подживить в чуме огонь, украдкой роняла на его щеку горячую слезу…».

(Г.Федосеев, Последний костер).

Совершенно понятно, что времена изменились. Никто уже давно не смеет так издеваться над детьми. Но – издевательства ли это были? Конечно, нет. Мы просто глядим на них сегодняшними глазами. И часто видим лишь внешнюю, ужасающую нас оболочку. А смысл – несколько теряем. Однако, мы же не собираемся отказываться от достижений медицины, автомобилей, микроволновых печей и теплых курток-алясок!? Для чего развивалось и эволюционировало человечество? Разве не для того, чтобы с каждым поколением жить все более и более комфортно и беспроблемно?

Тем не менее, осмелюсь в который раз повторить здесь свою точку зрения – никак нельзя убирать из системы образования и воспитания трудности, сложности, проблемы, даже такие, от которых ребенок будет плакать и страдать! Они обязаны там быть! Их можно создавать искусственно – и этот путь нехорош! Любая мать, стоящая у черты лишения родительских прав, с несготовленным ужином, с некупленными ребенку одеждой и игрушками, с бардаком в комнатах и в семье, с выпивкой и руганью, вполне и с лихвой создаст своему чаду «проблемности и трудности». Но они вряд ли сработают на детский позитив в дальнейшем. А вот естественные, созданные в обстоятельствах, в которые ребенок сам попал добровольно, вполне уже понимая, что он, и кто он, и где он (то есть – в природе), когда ему самому нужно решать многие проблемы и быстро возникающие житейские задачи, вот в этом случае придет нужный опыт и извлечется польза. Но рядом должен быть, нет, не мать, «роняющая горячие слезы на щеку» отпрыску, а желательно суровый и мудрый товарищ – друг, но никак не спаситель и оберегатель от невзгод, не вытирающий сопли, увещевающий «не плакать» и участливо сующий печеньице…

Ребенок должен хлебнуть невзгод. Порционно. Не перехватывая через край. Посильных. Поэтому рядом и должен быть Учитель. Вот только не ополчайтесь на него, на Учителя, прошу вас, диванные критики. Он и так в зоне риска постоянно. Это трудная и тяжелая работа, она не каждому под силу. Посмотрите лучше на своих детей – все ли там, на этом фронте у вас гладко?

……….

УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК: ТОЧКИ СОПРИКОСНОВЕНИЯ

Вот Учитель и Ученик повстречались друг с другом на новой для них территории. Во-первых, это лоно дикой природы, как мы обговаривали ранее. То есть место встречи – полевая база, поход, экскурсия, экспедиция вдалеке от школ, городов и магазинов. Во-вторых, это по-прежнему часть образовательно-воспитательного пространства. Так как именно тут продолжается (в иных формах и с особыми спецификами) и обучение ребенка, и его эволюционное становление и мужание, и разнообразные изменения в самом педагоге (психологические нравственные, когнитивные, эмоциональные и пр.), инициируемые во многом влиянием на него Ученика.

Какие следует выделить грани учительской деятельности в этом поле? Какие ипостаси демонстрирует здесь Учитель? Кратко попробуем их подвергнуть анализу.

Для начала поделим их для удобства на две группы – очевидные и неочевидные. Первые лежат на поверхности, о них все знают, пояснять про них почти ничего не нужно. Они крайне необходимы и на них держится все экспедиционное предприятие. Это – основной функционал, если можно так выразиться, педагога.

С детьми в лесах. Педагогическая флоэма с элементами осмоса и космоса.

Подняться наверх