Читать книгу Красная башня - Сергей Че - Страница 1

Все герои и события вымышлены.

Все места реально существуют,

но часть из них изменена до неузнаваемости.

Все совпадения случайны.

Пролог

Нелегко бомжам при самоизоляции.

Еды мало, хлебных мест не осталось. Даже бабок из церквей как ветром сдуло. Сердобольные по домам сидят, а если кто и высунется, то бегом до магазина и обратно, обходя каждого встречного по кривой дуге. Какие уж тут бомжи. Самим бы выжить. Полгорода работу потеряло.

А еще патрули.

Бродят впятером туда-сюда, глазами зыркают. Сперва просто бродили, теперь приставать начали. Кто, зачем, куда вылез, куар-код покажи. А какой у бомжа куар-код, если из телефонов только кнопочная «нокиа», да и та лишь в тетрис играть умеет?

Беда.

В такое время лучше забраться куда подальше, в сады, огороды, на подножный корм из молодой травы, гнилого картофана и банок с соленьями, забытых дачниками.

Вот и Саша Белый давно бы уже слинял из города. Если б не нога.

Нога болела ужасно. Он не помнил, как и где ее повредил. То ли сам упал, то ли уронили. То ли с пьяных глаз, то ли с обкуренных. Сперва было ничего, но сегодня щиколотка распухла, покраснела и напоминала задницу павиана. Приходилось опираться на суковатую палку и отдыхать каждую минуту, стоя на одной ноге.

На вид Саше было от тридцати до восьмидесяти. Сколько ему лет на самом деле, он и сам толком не знал. Белым его прозвали из-за волос и клочковатой бороды, которые были того перламутрового цвета, что встречается у некоторых «мерседесов» и кухонь из Икеи. В темноте его борода даже немного светилась, что выглядело одновременно импозантно и устрашающе. Впрочем, воспитанники расположенного неподалеку коррекционного интерната №10 рассказывали о Саше и его прозвище совсем другие истории, в основном позаимствованные из сериала «Бригада». Саша не возражал. Каждый знает, что лучше слыть бандитом, чем бомжом.

В этот раз Саша прошел от Малой Ямской дворами, перебрался через пустынный съезд на метромост и тут же свернул на Енисейскую, к оврагу, оставив интернат в стороне. За плечами у него трясся холщовый мешок с нехитрыми запасами, в основном позаимствованными на рынке. На этих запасах можно было прожить с неделю, если экономить, а главное – хорошенько спрятать. Чем он и собирался сейчас заняться.

Солнце уже скрылось, редкие фонари едва горели, и тянущиеся по сторонам коттеджи и деревянные избушки выглядели одинаково угрюмо.

Это был один из тех уголков Нижнего Новгорода, что заставляли краснеть местные власти во время приезда больших московских начальников. Запыленная деревня, со свиньями и петухами, расположенная в двух шагах от центра, с грязью, развалинами, сожженными бараками и вонючей свалкой на склоне. По ту сторону оврага деревня продолжалась. Над одним из домов тускло светилась надпись «Буддистский центр», что делало картину совсем сюрреалистичной.

Он свернул в темноту и включил фонарик.

Луч выхватил: корявые кусты, остатки сгнившего забора и сидящего на пне старика Каргая в дырявом пальто и вязаной шапке.

Белый подпрыгнул от неожиданности.

– Итить твою налево! Мордва! Я из-за тебя чуть коньки не отбросил!

Старик Каргай невозмутимо сморгнул подслеповатыми глазками и сунул бычок в выцветшую пачку из-под «парламента».

– Ты чего здесь делаешь? – прошипел Белый. – Знаешь же – мое место. Ступай к себе в лес, не отсвечивай.

Каргай мелко потряс головой.

– Нельзя сегодня лес. Никак нельзя.

– Это еще почему?

Каргай приложил к губам корявый палец.

– Тссс… Слушай!

Белый недоуменно остановился.

Шумела листва, изредка кряхтели ветки, но в целом звуков было меньше, чем обычно. Даже собаки не брехали.

– Нечего тут слушать, – громко сказал Белый и перехватил палку поудобнее. – Давай, вали отседова.

– Правильно, – кивнул Каргай. – Нечего слушать. Тишина. Мертвая. В такие ночи хозяйка леса Вирь-ава на охоту выходит. Нельзя сегодня лес.

Белый сплюнул.

– Ты, Каргай, окончательно сбрендил со своими мордовскими сказками. Не хочешь в лес, вали к реке. Или на дачи. Пошевеливайся, пока я не разозлился.

Старик поерзал на пне, устраиваясь поудобнее.

– Нет, ашо. Я лучше здесь посижу.

Белый даже задохнулся от такой наглости. Мерзкий старик явно собирался наложить лапу на его угодья. Белый решительно шагнул к нему, прикидывая как быть. Каргай был маленький и тщедушный, но нога болела, а шуметь не хотелось.

– Вирь-ава ходит, людей ловит, – сказал Каргай. – Сегодня к домам надо, – он кивнул в сторону дороги, где в ближайшей избушке зажглось окно. Чья-то голова выглянула наружу.

Белый застыл. Каргай смотрел на него снизу-вверх наивными водянистыми глазами.

Голова в окне пьяно выругалась и залезла обратно.

– Ладно, – прошептал Белый. – Сиди. Но если за мной увяжешься – руки-ноги поломаю.

Он шагнул мимо, к зарослям.

– Ты тоже в лес не ходи. Нельзя сегодня, – сказал Каргай ему в спину.

– Нет там леса, убогий.

Старик вздохнул.

– Где четыре дерева – уже лес.

Белый усмехнулся и пролез под нависающей веткой.

Дорога шла вдоль оврага, мимо плотного ивняка и давно заброшенных сараев.

У поворота он остановился, выключил фонарик и с минуту торчал на месте, ожидая, не приковыляет ли следом ушлый старик. Старик не приковылял.

Вокруг была непроглядная тьма, только перемигивался огоньками далеко внизу метромост. Здесь не было ни фонарей, ни домов, лишь корявые деревья и буйная растительность, за которой десятилетиями никто не следил. Заросли тянулись по откосам вдоль правого берега Оки через половину города, иногда прерываясь голыми холмами, вычурными новостройками и автомобильными съездами. Встречались такие дебри, где если и ступала нога человека, то очень нечасто. Смотрящий за рыночными помойками Семен Иваныч называл эти места «и в лесах, и на горах». Он был очень начитанным, и до бомжевания служил библиотекарем.

Белый шагнул к обрыву и заглянул вниз.

Часть узкой дороги за поворотом давно обвалилась. Внизу виднелись остатки асфальта и бетонного ограждения, заросшие бурьяном. Сверху попасть туда было нельзя, не рискуя конечностями, а снизу тянулся почти отвесный склон, заросший ельником.

Белый осторожно раздвинул ивовые прутья, пролез к старому тополю и вытащил из еле заметного дупла веревочную лестницу. Проверил крепеж, затянул узлы, скинул вниз и кряхтя начал спускаться, стараясь переносить вес на руки.

Обвалившаяся дорога заканчивалась оползневыми тупиками и слева, и справа, а посередине был извилистый проход, скрытый от посторонних глаз кустарниками и нависающим земляным выступом.

За проходом была утопленная в склон краснокирпичная арка, похожая на выход дореволюционной дренажной штольни.

Белый, сгорбившись, пролез внутрь.

Это и был его схрон. Глубокая, закрытая с трех сторон ниша, облицованная почерневшим кирпичом. Рядом проходила теплотрасса, и здесь было терпимо даже зимой, достаточно было занавесить выход тряпками.

Белый скинул мешок с припасами в угол и рухнул на ворох заплесневелых матрасов. Тьма обволакивала, как теплое одеяло. Он нашарил в кармане яблоко (подгнившее, но наполовину целое), откусил.

И замер.

Что-то было не так.

Звук.

Обычно звуки здесь вязли в густом, затхлом воздухе.

Теперь хруст яблока внезапно разнесся гулким эхом по каменным сводам и затих где-то вдали.

Белый дрожащими руками достал фонарик. Желтоватое пятно мазнуло по нише, метнулось вперед.

Дальней стены не было.

Столетняя кладка была разворочена, битые кирпичи усеивали пол. Вместо стены зиял черный провал уходящего вглубь холма подземного хода.

– Черт!

Белый вскочил на ноги, не обратив внимания на резкую боль.

Фонарь высветил в дыре нависающие черные балки, щербатые булыжники облицовки, белесый мох на стыках и торчащие из стен и потолка толстенные корни. Луч уходил дальше во мрак тоннеля и там рассеивался.

Под ногами хрустнули обломки кирпичей, и Белый похолодел. До него вдруг дошло, что если кирпичи лежат снаружи, значит стену ломали изнутри.

Ледяное дуновение коснулось лба. Сзади хрустнула ветка, и Белый в панике обернулся.

– Старик! Это ты? Предупреждал же! Урою!

Слова заметались по тоннелю, затихая во мраке.

Нет ответа.

Какая-то тень мелькнула в глубине, но Белый ее не заметил.

Он оглядел выход, кусты, дорожку. Никого. Отсюда нельзя было забраться наверх и нельзя было спуститься вниз. По крайней мере без лестниц и прочих приспособлений. А это значило, что тот, кто пришел по тоннелю, обратно в тоннель и вернулся. Но он обязательно придет снова и заберет у Саши Белого его собственность.

Саша вернулся к пролому и вгляделся в его непроглядную черноту, пытаясь отогнать нехорошие мысли.

– Эй! – заорал он. – Есть кто? Найду, мало не покажется!

Как обычно от воинственных воплей смелости прибавилось.

Он ухватил поудобнее палку и перешагнул остатки стены.

Глава 1. Послание

Столб стоял на глинистой вытоптанной площадке у откоса, с видом на реку и заречную часть города. С одной стороны, площадка выходила к заборам и недостроенным коттеджам. С другой – обрывалась вниз, к Окскому съезду и потоку машин.

– Куда они все прутся? – задумчиво проговорил Усманов, разглядывая ползущие по всем шести полосам автомобили. – Можно подумать, нет никакого карантина.

– Нет никакого карантина, – повторил один из оперов. – Есть самоизоляция. А она базируется на совести и самосознании.

Второй опер рассмеялся.

– Ну да, ну да, – сказал Усманов и снова повернулся к столбу.

Столб деревянный, судя по цвету скорее всего из дуба. Диаметр сантиметров десять-двенадцать. Высота – около двух метров. Вся поверхность изрезана каким-то знаками, символами. Круги, волнистые линии, треугольники. Резали недавно, древесина свежая, влажная, словно этот дуб только вчера рос себе спокойно. Установлен наспех, земля вокруг рыхлая и ее немного. Значит, яму под столб рыли не лопатой, а чем-нибудь специализированным, вроде бура.

Усманов сфотографировал основание столба и землю вокруг него. Знаки и символы скрывались под комьями глины. Видимо, они покрывали всю поверхность.

Он встал и навел камеру на самое главное.

Голова Саши Белого была насажена на столб, будто на кол. Волосы и борода спутаны и испачканы подсохшей кровью. Остекленевшие глаза широко раскрыты и смотрят за реку с каким-то удивлением. Усманов хотел присмотреться к линии разреза на шее, но за грязью и волосами ее было не разобрать.

Сзади сдавленно заперхали, и он поправил медицинскую маску.

Воеводин, начальник следственной группы, отогнал оперов и хмуро спросил:

– Ну?

– Это Саша Белый, – ответил Усманов. – Местный бездомный.

– Точно?

– Я его хорошо знаю. Гонял из подвалов еще будучи участковым.

– Саша? Белый? Как в «Бригаде»?

– Настоящую фамилию не помню. Надо уточнить.

– Что о нем можешь сказать?

– При мне был довольно безобидным малым. Приворовывал, конечно, но по мелочи. Возможно, с тех пор что-то изменилось.

– Ну еще бы. Свяжись с третьим отделом. Может у них что есть. Бомжи вроде по их части.

– Есть, товарищ полковник.

– А что с телом?

Усманов повернулся.

Безголовое тело Саши Белого лежало метрах в десяти от столба в позе эмбриона. Длиннополая куртка топорщилась от засохшей грязи. Криминалист медленно бродил вокруг него, выискивая вещдоки.

– Пока рано говорить. Но убили и голову отрезали точно не здесь. Крови очень мало.

– Ясно.

Воеводин замолчал, грузно покачиваясь с носков на пятки и разглядывая недостроенные коттеджи.

– Там нет никого, – угадал Усманов ход его мыслей. – Ни людей, ни камер. Полгода назад стройку забросили. Ближайшие жилые дома на Енисейской. А это метров сто. Там уже опрашивают.

– Судя по тому, куда повела собака, толку от этих опрашиваемых не будет, – сказал Воеводин.

Усманов промолчал. Собака взяла след и повела кинолога по зарослям вдоль откоса. Другими словами, у убийцы не было машины, и тащил он труп, голову, столб и бур пешком, по бездорожью у обрыва.

– Может, собака взяла не тот след? – спросил Воеводин.

– Может. На этой площадке сотни следов, все истоптано. Сюда часто приходят на город полюбоваться. Бездомные в том числе. Возможно, она почуяла старый след убитого.

Воеводин прошелся взад-вперед, о чем-то напряженно думая.

– Можно спросить, товарищ полковник?

– Валяй.

– Почему вы сами взялись за это дело?

Воеводин хмыкнул.

– Хочешь спросить, зачем я поднял на уши весь отдел, собрал совместную группу, загнал сюда дюжину человек, тебя вытащил? Ведь тут же простой бомж? Так?

– Дело не в том, что бомж…

– Сам подумай, Усманов, – перебил его начальник. – Какой-то ублюдок убил человека, отрезал ему голову, насадил ее на кол и поставил этот кол здесь. На обзорной площадке. На виду у всего города. Да еще и разрисовал кол какими-то… узорами. Будто издеваясь. Тебе не кажется, что это плевок в лицо всем нам? И тебе лично? Он бы еще эту голову на кремлевскую башню насадил!

Кусты у забора затрещали, и на площадку выбралась немецкая овчарка, буксируя за собой кинолога в камуфляже.

– Ну? – повернулся Воеводин.

– Тупик, – кинолог хмуро поскреб рыжую бороду. – Там за интернатом свалка. Вонь до небес. Мы рыпнулись туда-сюда. Бесполезно. Наверняка специально завернул, чтобы собакам нюх отбить. А дальше овраг, оползни, там не проберешься.

– Есть вероятность, – сказал Усманов, – что убитый бывал здесь часто. Может, вы шли по старому следу?

Кинолог затряс головой.

– Да вы что? Чтоб моя Агата вчерашний след от позавчерашнего не отличила? Вы в собаках вообще разбираетесь?

Овчарка возмущенно заскулила и гавкнула.

– Повежливее, товарищ кинолог, – тихо напомнил Воеводин.

– Извините… Нет. След точно свежий. И кровь по пути попадалась. Немного. Он тащил труп по траве, вдоль ограды интерната. Но чаще взваливал на плечи, судя по отсутствию следов волочения. Старался не ступать на землю, поэтому четких следов, к сожалению, нет. Зато есть вот это.

Кинолог достал из кармана маленький зип-пакет.

Там лежал тяжелый металлический перстень, судя по темно-серому цвету железный. На печатке виднелась грубо выдавленная собачья голова.

– Возможно, он не имеет отношения к делу, – продолжил кинолог, – но лежал на примятой траве, у ограды.

– Кстати, насчет интерната, – сказал Воеводин. – Надо бы послать людей. Опросить сотрудников и учеников. Вдруг кто что видел.

– Уже, – кивнул Усманов. – Но учеников опрашивать бесполезно. Это коррекционный интернат. Для дебилов.

– Вряд ли там все дебилы. Но даже если ты их показания в суде не сможешь использовать, вдруг для себя чего узнаешь.

Криминалист у трупа вжикнул «молнией» сумки и взвалил ее на плечи, знаком показав, что он всё. Мимо прошел судмедэксперт, буркнув про отчет завтра утром.

– Закругляемся? – в надежде спросил Усманов.

– Сам знаешь, что нет, – бросил Воеводин. – Ждем.

Он присел у столба, разглядывая узоры.

– Как думаешь, они что-нибудь означают?

– Разве что для убийцы, – ответил Усманов, с трудом скрывая злость. – Послушайте, товарищ полковник. Может его в городе нет? А мы тут ждем, время теряем. Давайте лучше выкопаем столб, отвезем все в лабораторию, а этого… вызовем завтра в отдел. Пусть приезжает и там в этих каракулях разбирается.

– Нет. Я хочу, чтобы он посмотрел на столб здесь, на месте. Возможно, это важно, а мы что-то упускаем.

– Да я лучше еще сотню фоток сделаю. Видео сниму. Жалко время терять.

– Нет. Вот они.

Из-за поворота выполз белый «солярис» и остановился за черным микроавтобусом Следственного Комитета. Дверцы хлопнули, и из машины вышли двое. Молодая светловолосая женщина в форме и заросший многодневной щетиной мужчина в мятом вельветовом пиджаке и джинсах.

– Смотрите, как бы он в обморок не грохнулся, интеллигент хренов, – Усманов сплюнул и отошел подальше.

Эти двое спускались на площадку порознь, так, словно старались держаться друг от друга подальше.

– Привет, Иван, – устало сказал Воеводин и поднял руку. – Вот. Глянь.

Интеллигент в вельветовом пиджаке увидел столб и встал, как вкопанный, будто натолкнулся на стеклянную стену. Потом поправил очки и присел, вглядываясь в резьбу.

Женщина подошла к Усманову. Ткнулась губами в его щеку.

– Прости. Это был приказ, – прошептала она.

– Знаю. Надеюсь, он тебя не сильно доставал?

– Мы молчали всю дорогу. Нам не о чем говорить, сам знаешь.

Воеводин повернулся к ним.

– Мария! Привезла, что я просил?

– Да, Александр Владимирович.

Она передала ему папку с бумагами. Тот раскрыл ее, перевернул пару документов. Захлопнул.

Интеллигент Иван снял очки и приблизил лицо к столбу, чуть не касаясь символов носом. Осторожно убрал комок земли от подножья.

– Ну, что скажешь? – спросил Воеводин.

Иван поднялся, не спуская глаз со столба.

– Это послание.

Наступила тишина. Даже двое галдящих у машины оперов замолчали и повернулись к нему.

– В каком смысле? – нахмурился Воеводин.

– В прямом. Тут что-то написано, но я не могу это прочитать.

– Тогда откуда взял, что это послание? – резко спросил Усманов.

– Здесь использованы руны, и они стоят в определенном, не повторяющемся порядке. Кроме того, символика. Сверху солярная, небесная. В середине земная. Снизу хтоническая, но там плохо видно, она почти вся закопана. И еще вот эти знаки, – он показал на ряды кракозяблов, похожих на извивающихся червяков. – Они смахивают на тайнопись. Но именно с такой я не сталкивался. Конечно, все это может быть просто узорами без всякого смысла. Но уж больно качественно вырезано. Филигранно. Большой мастер делал.

– Большой мастер отрезать головы, – буркнул Усманов.

– Одно другому не мешает, – сказал Иван. – Тебе ли не знать.

Усманов стиснул зубы.

– А много у нас здесь существует таких мастеров? Разбирающихся во всем… этом? – спросил Воеводин.

– Сложно сказать. Раньше мало было. А сейчас в интернете что угодно можно найти. Руны. Тайнопись. Как резать дерево. Как головы.

Иван вгляделся в торчащую наверху голову.

– Ее надо снять. Тут несколько линий. Хочу взглянуть на их продолжение.

Воеводин посмотрел на судмедэксперта. Тот пожал плечами.

Наряженный в резиновый фартук и перчатки техник притащил табуретку, забрался и осторожно потянул голову Саши Белого вверх. Голова чавкнула, отделяясь от столба.

Техник недоуменно заглянул внутрь.

– Слушайте. Она же здесь совсем пустая. Все вычистили. Даже мозги.

Но его никто не услышал. Все смотрели на то, что было под ней.

Столб заканчивался окровавленным коническим навершием в виде вытянутой вверх звериной морды с круглыми глазами и оскаленной пастью. Деревянные зубы чудища выпирали из столба, словно кабаньи клыки.

– Что это за хрень такая? – Воеводин почувствовал, как во рту моментально пересохло.

– Это идол, – помолчав, ответил Иван. – Простой идол.

***

Допрос 1. Полгода спустя

– … Давайте я процитирую. Политов, Иван Петрович. В начале 2000х аспирант госуниверситета, кафедра краеведения. В дальнейшем – сотрудник Центра Этнографических Исследований, обозреватель газеты «Новое дело», частный детектив. Все верно?

– Вроде да.

– Вроде?

– Я не был с ним близко знаком. И уж тем более не разбирался в его биографии. Сталкивались пару раз на расследованиях.

– Зачем полковник Воеводин вызвал его на место преступления?

– В качестве консультанта. Воеводин часто обращался к сторонним специалистам, когда дело выходило за стандартные рамки. Если вдруг обнаруживались какие-то исторические, религиозные или этнографические вопросы, он вызывал Политова.

– Но почему именно его? Политов не профессор, не доктор. Даже не доцент. Он был только аспирантом, да и то давно.

– Точно не знаю. Рассказывали, что он пару раз сильно помог Воеводину в сложных делах. Специализировался на современных сектах, особенно на тех, что связаны с политикой, террором и большим бизнесом. Ну, знаете, хаббардисты, аум синрикё и прочие. Да и вообще был скорее практиком, чем теоретиком. Экспедиции, расследования, опросы пострадавших. Какой смысл вызывать профессора, который только и делает, что студентам очки втирает? Нужен тот, кто умеет работать в поле. Да и личные отношения тоже важны.

– У них были какие-то личные отношения?

– Ну, друзьями они вряд ли были, но… У Политова не было опыта службы в органах, только второе юридическое, а с таким анамнезом получить лицензию частного детектива довольно сложно. Воеводин помог. Там по закону ничего предосудительного, но с точки зрения практики…

– Зачем Политову понадобилась лицензия детектива?

– Вот этого точно не знаю. Наверное, для своей сектантской специализации. Или потому что его к тому времени выперли из газеты и надо было как-то зарабатывать.

– Прокомментируйте сообщения о том, что Политов… э-э… злоупотреблял…

– Да говорите прямо – бухал по-черному. Не просыхая. Правда, надо отдать должное, на качество работы это не влияло. Даже с бодуна замечал такие вещи, которые ни один наш трезвенник в упор не видел. Насчет причины не могу сказать. Там была какая-то личная трагедия. Воеводин подкидывал ему работу в том числе и для того, чтобы из ямы вытащить.

– Хорошо. Вернемся к обсуждаемой ситуации. Когда стало ясно, что столб – это не столб, а идол, какую версию объявили рабочей?

– В городе завелся маньяк, повернутый на язычестве.

– Политов с нею был согласен?

– Нет.

– Но никому тогда об этом не сказал.

– Почему? Сказал. Только не Воеводину.

Глава 2. Символ

– Может, все-таки останешься? – Усманов медленно переместил ладони ей на бедра.

– Извини, Тёмка, не сегодня, – Маша ловко вывернулась, продолжая натягивать на себя платье.

– Сегодня не сегодня, вчера было не сегодня и позавчера было не сегодня.

– Не обижайся. Сам знаешь, работы море. Еще маньяк этот… Выспаться хочу.

– Я тебя провожу, – он потянулся за рубашкой. – И даже отвезу. Сама говоришь – маньяк.

– А свою машину я здесь оставлю? А завтра на автобусе? Не дури.

Усманов любил смотреть, как она одевается. Обычно это происходило медленно и грациозно, но не в этот раз. Маша хмурилась, не попадала в рукава, потом рванула с вешалки кардиган, чуть не потеряв пуговицы. Туфли. Сумка.

– Пока-пока… Осторожно, зверь, помаду не сотри…

– Да зачем тебе помада!..

– Пригодится.

Привычный взгляд через плечо, улыбка.

Дверь хлопнула. Остался только запах духов и удаляющееся цоканье каблуков на лестнице.

Усманов устало прислонился к стене. Он знал, почему сегодня все было так сумбурно. Несклеивающийся разговор, быстрый секс.

Потому что опять на горизонте появился… этот. Появился, прошмыгнул мимо и исчез, испортив весь день и опять вогнав Машку в депрессию. В прошлое его появление депрессия длилась неделю.

Усманов прошлепал на кухню, откупорил бутылку коньяка и налил целую рюмку. Выпил, закинул в рот дольку лимона. Вернулся обратно в комнату, прошел мимо висящей боксерской груши и с размаху двинул справа, представив на ее месте ненавистную очкастую морду.

***

На каблуках было сложно, но Маше нравилось прыгать через ступеньки. Это напоминало детство, полутемный подъезд в сталинке, широкие лестницы с запахом непонятно чего – старых стен, хлорки, кошек и собак. Здесь была новостройка, и пахло свежим ремонтом, но на некоторых этажах свет почему-то не горел. Однажды почудилось, что в коридорном мраке движется что-то большое, и она передвинула сумку ближе к локтю. Хотела было подойти ближе, посмотреть, но тряхнула волосами, громко сказала:

– Смешно! – и побежала дальше.

Усманов жил в глухом квартале, выстроенным полвека назад из панельных хрущовок. Только на одном свободном пятаке умудрились вклинить новую высотку. Здесь и в обыкновенное время по ночам было тихо, а в коронавирусную эру тишина стала совсем мертвой. Никого не было видно, и лишь несколько освещенных окон напоминали о том, что здесь еще живут люди.

Ее машина стояла на стоянке с торца дома в одном плотном ряду с другими дешевыми иномарками, и Маша быстро зашагала вдоль кустов, стараясь не оглядываться.

Когда из-за дерева вдруг появилась тень и шагнула к ней, подняв руку, она чуть не взвизгнула.

– Постой. Это я.

Тень попала в свет от тусклого фонаря, и Маша выругалась.

– Ты что здесь делаешь?

– Надо поговорить, – сказал Иван. Его заметно шатало.

– Следить за мной вздумал?

– Нечего следить. Я и так знаю, где тебя искать ночью.

– Не суй свой нос!

– Не собираюсь. Мне плевать с кем ты трахаешься. Я по делу.

– У меня нет с тобой никаких дел.

Она шагнула в сторону, но он ухватил ее за локоть:

– Стой. Это насчет вашего сегодняшнего трупа.

Она вырвала руку и отскочила в сторону.

– Совсем сбрендил? Ты сюда ночью приперся, чтобы трупы обсуждать? Иди проспись, пьянь. Утром Воеводину докладывай.

Она быстро зашагала к стоянке.

– Этот труп… связан с Настей, – сказал он ей в спину.

Ледяной холод поднялся из глубин, и стало невозможно дышать. На деревянных ногах Маша повернулась, подошла к Ивану и со всей силы влепила ему пощечину.

– Не смей, сволочь.

Она не чувствовала рук и ног, пальцы не слушались. Не сразу получилось нажать кнопку сигналки. «Солярис» пискнул. В глазах двоилось и троилось от хлынувших слез.

– Это Организация, – сказал сзади Иван, поправив очки. – Они снова вернулись.

Некоторое время Маша сидела за рулем, пытаясь успокоиться и собрать мысли. Потом опустила стекло.

– Садись.

Голос был хриплым, чужим и глухим, словно доносился из давно заброшенного подвала.

***

Прежде чем включить планшет, Иван достал флягу и глотнул.

– Совсем без этого уже не можешь? – с отвращением спросила Маша.

– Так мозги лучше работают. Не обращай внимание.

– От тебя за версту несет самогоном. Говори быстро и выметайся.

Планшет осветился и показал страницу почтовой программы.

– У меня есть знакомый, – сказал Иван. – Ну, как знакомый. Я его ни разу в глаза не видел, только по сети общался. Но общался плотно. Он большой спец по западным сектам и несколько раз мне помог в работе. Особенно по «Слову Бога» и прочим миссионерам. Я пытался с ним познакомиться в реале, но он все время отнекивался. Я уж было решил, что он работает под прикрытием, но позавчера от него пришло письмо.

Он ткнул пальцем в одну из строчек. Текст развернулся.

«Дорогой коллега! Если вас еще интересует наша взаимная развиртуализация, буду ждать сегодня в 23-00 по координатам, указанным на карте. Там нас встретит один из моих информаторов. Он обещал рассказать много нового по интересующей нас обоих теме. Думаю, знакомство с ним будет для вас полезным. Не опаздывайте. С уважением, Бергер».

– И что все это значит? – спросила Маша.

– Подожди. Это не все. В письме есть вложения.

Иван прокрутил экран вниз. Раскрылся кусок карты с мигающей точкой в центре.

– Узнаешь место?

Маша всмотрелась в экран. Ее лицо вытянулось.

– Хочешь сказать, что позавчера в 11 вечера ты был на месте преступления?

Иван отмахнулся.

– Да нет же. Я не пошел на встречу. Письмо увидел только на следующий день утром. Накануне… не мог.

– Пил?

– Прекрати.

– Значит, пил. Что ж ты за урод такой? Интересующая вас обоих тема, это точно… та самая тема?

– В данном случае, да. Это фраза – код. Бергер опасался упоминать некоторые вопросы прямо и пользовался эвфемизмами. А чтобы было понятно, о какой теме идет речь, прикладывал картинку.

Он ткнул на вложение.

Экран стал темным. Изображение было некачественным, но вполне узнаваемым. Два нарисованных белых волка на черном фоне. Звери стояли на задних лапах с повернутыми друг к другу длинными мордами.

– Черт, – выругалась Маша. – Я надеялась, что больше не увижу это дерьмо.

– Эмблема Организации, – сказал Иван. – Бергер с моей подачи эту историю уже год окучивал, и вот, видимо, что-то удалось нарыть.

– А ты не пошел на встречу.

– Меня до сих пор трясет из-за этого.

– И где теперь искать этого Бергера?

– Не знаю. Я написал ему, но он не ответил. Ни телефона, ни адреса я не знаю. Если честно, я даже не уверен, что его действительно зовут Бергер. Ни одного спеца с такой фамилией в стране нет. Возможно, это ник.

– А с чего ты решил, что убийство бездомного с ним связано? Время смерти – с часу до трех ночи. Кроме места встречи – ничего общего. Твой Бергер вполне мог встретиться с информатором и убраться задолго до преступления.

– Есть еще кое-что.

Иван сменил картинку. Теперь это был столб-идол с окровавленным навершием.

– Днем я не сразу понял. Меня больше тайнопись интересовала. Да и ракурс неудобный. А потом рассматривал отснятый материал, и вот…

Он развернул фотографию на девяносто градусов.

Маша ахнула.

Вытянутая звериная морда идола в точности повторяла волчью морду с эмблемы Организации.

– Это их идол, – сказал Иван. – Это они убили бомжа. И Бергер, возможно, теперь у них.

Маша рывком вытащила телефон.

– Об этом надо срочно рассказать Воеводину.

– Нет, – он схватил ее за руку. – Нельзя!

– С ума сошел?

– Он разовьет бурную деятельность, всех на уши поставит, кто-то проболтается. И они опять успеют уйти. Как это было в прошлый раз.

– Я обязана доложить. Ты это знаешь.

– Сперва я хочу кое-что проверить. Бергер пару раз проговорился о своих нанимателях. То ли какой-то местный холдинг, то ли московский. Намекнул, что их тоже интересует Организация. Я хочу узнать на кого он работал до того, как Воеводин спустит собак во все стороны.

Она медленно убрала телефон.

– И именно поэтому ты здесь.

– Конечно. Сама понимаешь, у меня нет выхода на ваш информационный отдел. А взламывать аккаунты меня в университетах не научили.

Она протянула к нему ладонь.

– Давай.

Иван выудил из кармана флешку.

– Здесь все, что я смог нарыть по Бергеру. Адрес почты, наша переписка, ссылки на форумы. Немного, но может найдут, за что зацепиться.

– Утром попробую устроить. Сообщу. Но вечером пойду к Воеводину. У тебя всё?

Он пожал плечами.

– Пока да.

Они с минуту молчали, слушая, как накрапывает по капоту дождь. Маша искоса взглянула на бывшего мужа. Помятый, небритый. Ссадина на скуле. Очки замотаны изолентой.

– Может убитый бомж и есть этот твой Бергер? – спросила она.

Иван мотнул головой.

– Исключено. Я навел справки. Бомж как бомж, ничего выдающегося. Можно сказать, потомственный. А у Бергера даже речевые обороты профессорские.

– Знал бы ты, сколько среди бомжей профессоров… Если бомж не Бергер, значит его информатор.

– Возможно. Но вряд ли. Скорее всего случайная жертва. Чтобы привлечь наше внимание.

Он открыл дверцу. Стал было вылезать, но помедлил и обернулся:

– Я найду ее.

– Пять лет назад ты то же самое говорил.

– В этот раз все получится. Я знаю.

– Пошел вон, пьяница.

Дверца хлопнула.

Иван поднял ворот куртки.

Дождь усиливался.

***

До проспекта он добрался минут за десять быстрого шага. Вызвал к остановке такси. Долго объяснял недоверчивой операторше, куда и в какую сторону надо подъехать. Получил смс о назначении машины («к вам едет черный «Рено дастер») и снова достал фляжку. Дождь лил как из ведра.

Проспект был совершенно пуст. Только однажды на противоположной стороне протарахтел какой-то драндулет.

Когда мигнул и погас фонарь над остановкой, стало совсем темно. Дождь барабанил по крыше, проникая сквозь стекла.

Наконец, вдали сверкнули фары и к остановке медленно подъехало что-то темное и угловатое.

Иван вышел под дождь, и не сразу понял, что подъехавшая машина слишком большая для «дастера». Сверкнула массивная радиаторная решетка с выпирающим значком «кадиллака».

Хлопнули двери, и к Ивану метнулись три черные фигуры.

– Такси вызывали?! – проорал один из парней и замахнулся.

Иван, не дожидаясь, двинул ему в челюсть. Двое других подскочили с боков, заломили руки и напялили на голову черный мешок.

Глава 3. Интернат

Кованая решетка ограды за спортплощадкой подходила вплотную к обрыву. В одном месте под ней было сделано что-то вроде подкопа, которым вполне мог воспользоваться детдомовец средней комплекции. Между забором и обрывом шла узкая ничем не огороженная тропа. В нескольких местах она была обвалена, и пройти там можно был только держась за решетку.

Усманов оглядел пустую спортплощадку, здание интерната.

Из-за угла вышел оперуполномоченный Егорьев, что-то на ходу записывая в блокнот.

– Ну что там?

– Ничего полезного, – Егорьев мотнул головой. – Камер у них на этой стороне нет. Охрана ничего не слышала. Из персонала была только дежурная, но у нее кабинет с торца здания.

– А дети? Никогда не поверю, что они все спали. Наверняка кто-нибудь к окошкам подходил.

– Может и подходил. Только это неважно. Здесь, – Егорьев ткнул пальцем в здание, – учебный корпус. А спальный у них вон там, за деревьями. Даже если они все к окошкам подходили, все равно бы ничего не увидели.

– Прискорбно. Впрочем, неважно. Это же коррекционный интернат. Одни дебилы.

Опер хмыкнул.

– Вы только при директоре ихнем про дебилов не ляпните. Мужик крепкий, враз по кумполу настучит, не посмотрит, что следователь. Да и не заметил я, что там дебилы. Дети как дети.

– Ну да, ну да, – Усманов прошелся вдоль забора, разглядывая решетку. – Просто с особенностями и всем прочем, – он остановился. – Я вот что думаю, Егорьев. След шел вдоль этой ограды, рядом с тропой. Но она же узкая. А тут вообще проваливается. Как убийца умудрился тащить на себе одновременно труп, голову, столб и бур? У него что, пять рук было? И силушки немеряно?

Опер пожал плечами.

– Бур возможно в чехле. Голова в сумке. На плечо повесил. А может заранее яму выкопал и столб установил. Так что тащил только труп и голову.

– Нет. Яма выкопана и столб установлен в ночь убийства. Экспертиза доказала. Степень увлажнения почвы, позавчерашний дождь и все такое.

– Ну, может он бур со столбом в кустах у площадки спрятал. Наверняка же место заранее выбрал.

– Слишком надуманно и рискованно, – пробормотал Усманов, разглядывая столб рядом с провалом. На столбе с внешней стороны были ясно видны свежие царапины содранной краски. – Подойди, собери тут кое-что, отправь на экспертизу. Вдруг найдут чего.

Егорьев глянул.

– Похоже, кто-то ногтями повозил.

– То-то и оно.

– Не ногтями, а когтями, – раздался сзади детский голосок.

Они повернулись.

Из-за раскрашенного в веселый зеленый цвет бревна выглядывал пацан лет десяти-одиннадцати.

– Оно тут бежало, – сообщил он, – и когтями так вжжжик! И забор затрясся!

– Так, – сказал Усманов, немного помолчав. – А оно это кто?

– Ясен пень, кто, – серьезно заявил пацан. – То, кого вы ищете.

– А кого мы ищем?

Пацан фыркнул.

– Ну ты глупый, дядя. Чудище! Волосатое, двухметровое! Кого здесь еще искать?

– Действительно, – Усманов отвернулся.

Егорьев присел рядом с мальчишкой.

– Подожди. Так ты видел это чудище?

– Ну.

– А когда?

– Недавно. Ночью.

– Вблизи?

Пацан даже отскочил в сторону.

– Я что, дебил?! Если б оно меня заметило, я бы с вами сейчас не разговаривал. Вон там, за углом прятался. Как все заснули, так я сюда и выбрался. Я так часто делаю, – похвастался он.

– То есть описать ты его не можешь, – разочаровано протянул Егорьев.

– Еще как могу! Огромное, мохнатое и морда такая длинная.

– Морда длинная? – заинтересовался Усманов.

– Ага. Всё как описывают.

– Где описывают?

– Ну как где. В страшилках. Про чудищ, которые по ночам из подземелий вылезают.

Егорьев встал.

– Человека, несущего тот столб, вполне можно принять за двухметровое чудище с длинной мордой, – сказал он Усманову. – Особенно издалека ночью.

– Да какого человека! – возмутился пацан. – Вы что, меня не слышите? Говорю же, чудище! И глаза у него были такие огромные и красным светились! И вообще их было двое!

– Двое? – переспросил Усманов. – Одно чудище тащило другое чудище?

– Хрена с два. Сначала одно прошло. Потом через минуту второе такое же. Я даже подумал, что это, типа, сбой в матрице.

Усманов и Егорьев переглянулись.

– И что было дальше? – спросил опер.

– Откуда я знаю? У дежурки свет зажегся, и я обратно убежал. А что, эти чудища кого-то к себе под землю утащили?

– Что-то вроде того, – пробормотал Усманов.

– Кла-асс! – восхитился пацан. – Пойду нашим расскажу, а то они мне не верили.

Он отпрыгнул назад и понесся к интернату, сверкая кроссовками.

– Ну, если чудищ было двое, – задумчиво сказал Егорьев, глядя ему вслед, – то это многое объясняет.

– Бред, – сказал Усманов. – Маньяки не работают парами. Маньяки работают поодиночке.

– Иногда у них бывают помощники, – возразил опер.

– Нечасто. Думаю, не надо воспринимать всерьез свидетельство ученика коррекционного интерната. А то придется в отчете не только о двухметровых чудищах и подземельях писать. Воеводину понравится.

– Кстати, о подземельях, – сказал Егорьев. – Представляете, у них в интернате учебный корпус с жилым связан подземным ходом. Интересно, может там какие-нибудь ответвления есть?

– Может, – сказал Усманов, думая о чем-то своем. – Ладно. Пойду по следу, округу гляну. А ты займись соседними домами. Особенно теми, что ближе к свалке. Вдруг упустили чего.

***

Сразу за интернатом начинались дикие дебри, заросли расползшихся в разные стороны кустов, корявых деревьев и гнилого бурелома. Иногда в траве проглядывали остатки давно разобранных строений, и тогда Усманов осматривал место внимательнее. Но ничего полезного не находил. Только битые бутылки, сгнившую ветошь и остатки прошлогодних кострищ. Мусор.

Когда он выбрался на узкую дорогу, ведущую вдоль оврага, запах свалки усилился.

Рядом хрустнула ветка, и из кустов выбрался Егорьев.

– Ноль, – доложил он. – Только хозяин одного из домов, рассказал, что той ночью где-то рядом галдели бомжи.

– Прямо галдели? Не разговаривали, не спорили?

– Он так сказал. Потом, говорит, притихли. Я на всякий случай осмотрел то место. Ничего интересного. Разве что вот, – опер показал зип-пакет с пачкой из-под «парламента». – Забрал на предмет отпечатков.

– Богатые бомжи, – сказал Усманов. – «Парламент» курят.

– Пачка выцветшая, – заметил Егорьев. – Ее для хранения использовали. Бычки собирали.

– Значит, в ту ночь наш Саша Белый был не один. Уже хорошо. Еще что-нибудь?

Егорьев помялся.

– Да вроде нет… Только этот мужик одну странную вещь сказал. Будто бы часа через два после того, как притихли бомжи, уже поздней ночью, был толчок.

– Толчок?

– Ну да. Будто землетрясение. Говорит, стаканы на столе затряслись.

– А, – понимающе кивнул Усманов. – Стаканы. Ясно. Бухал небось этот твой мужик всю ночь.

– Наверняка.

– Ну тогда у него не только стаканы должны были затрястись.

– Говорит, сильно испугался. Даже выбежал на улицу, но больше толчков не было.

Усманов вздохнул.

– Что за место такое… Двухметровые чудища, землетрясения… А может они тут все выпускники коррекционного интерната? А? Не знаешь?

Егорьев захлопнул блокнот.

– У меня все.

– Ладно. Вещдоки в лабораторию. Отчет жду завтра утром.

– А вы?

– Попробую внимательнее свалку осмотреть. Все-таки след именно там затерялся.

– Думаете, у вас нюх лучше, чем у овчарки? – засмеялся опер.

– У овчарки нюх, а у меня глаз.

– Туда лучше без противогаза не соваться. Маской не обойдетесь.

– Попробую реже дышать.

Егорьев с сомнением глянул на начальника.

– Я бы на вашем месте туда в одиночку не лез. Там же склон. Шею сломать можно. Если уж лезть, то с альпинистским снаряжением.

– Вряд ли маньяк на склон лез. Он может и чудище, но не паук. Так, побродил по краю. Вот и я поброжу.

***

Это было бесполезно.

Вонь жгла глаза, и копаться в мусоре, переворачивая сгнившую мебель, в надежде найти хоть что-то интересное, становилось все сложнее. Единственным уловом оказался металлический цилиндрик с утолщениями и кольцом для крепления к брелоку. В отличие от всего остального он был сравнительно чистый, а значит пролежал не больше пары дней. Усманов повертел его в руках, пытаясь понять, что это такое, и засунул в зип-пакет для вещдоков. После чего выбрался из завалов и отошел подальше.

Веревочную лестницу он обнаружил у поворота.

Кто-то привязал ее к старому тополю у самой земли и спустил вниз по обрыву, туда, где виднелись остатки давным-давно рухнувшей дороги. Если бы не прибитая дождем трава, он бы ее не заметил.

Усманов проверил узлы (крепкие, свежие, хоть и отсыревшие немного после недавнего дождя). Снял пару волокон для лаборатории. И осторожно сполз вниз, стараясь не сильно запачкаться.

Он оказался на довольно широком карнизе, покрытом искореженными кусками асфальта. Слева и справа путь упирался в голые стены оврага.

Посередине, за колючим кустарником виднелась вдавленная в склон краснокирпичная арка.

Продравшись сквозь заросли, Усманов остановился.

Возможно, когда-то это был вход в подземелье.

Теперь он был полностью засыпан землей вперемежку с битыми кирпичами. Земля была рыхлой и свежей, словно обвал случился совсем недавно.

– Землетрясение, говоришь, – пробормотал Усманов и повернул обратно к лестнице.

Делать здесь было нечего.

Глава 4. Книга

Из машины Ивана выволокли, особо не церемонясь.

Двое под руки, один подталкивал сзади и, судя по звуку, еще один шел впереди.

Эхо шагов по бетонному полу. Значит, подземная стоянка.

Лифт. Видимо, «Отис». К лифтам фирмы «Отис» у Ивана было стойкое отвращение. Они начинали подъем и останавливались с такой скоростью, что к горлу подкатывал комок. Тошниловка, а не лифт.

Двери разъехались. Зашуршал под ногами ковер. Сразу из лифта – и ковер. Кто-то сильно любил восточные традиции.

Коридор, поворот, дверь, снова дверь.

Мешок сорвали с головы, и в глаза ударил свет от большой сияющей люстры.

Помещение напоминало антикварный магазин. Оно было заставлено старой мебелью на гнутых ножках, бронзовыми и мраморными статуями, витринами с разложенной под стеклом мелочевкой. По стенам были развешаны картины старых мастеров вперемежку с рыцарскими мечами и мушкетами. В дальнем углу высился вычурный книжный шкаф, заполненный потемневшими фолиантами.

Впереди был массивный стол из красного дерева с покрытой зеленым сукном столешницей. Дополняли картину гигантский письменный прибор из темного мрамора и лампа с зеленым плафоном, будто спертая из музея В.И. Ленина.

Иван не выдержал и рассмеялся.

Хозяин стола, помещения и стоящих рядом амбалов удивленно поднял брови.

– Рад, что вы в хорошем настроении, Иван Петрович, – вежливо сказал он.

– Извините. Просто не ожидал увидеть эту… выставку.

– А что ожидали? Заброшенный сарай? Склад? Гараж?

– Что еще ожидать, когда тебя хватают на улице и засовывают в машину с мешком на голове? У вас странный метод приглашать к себе в гости, господин Воронцов.

Сложно было не узнать эту вальяжную физиономию, которая часто светилась на местных телеэкранах лет пятнадцать назад. Местечковый олигарх был одет в бордовый домашний халат с золотыми вензелями. Глаза отпетого сидельца сильно контрастировали с антикварным окружением.

Воронцов махнул рукой, и притащившие Ивана амбалы исчезли.

– Метод может и странный. Зато очень быстрый и надежный. Если бы я вам прислал официальное приглашение, вы бы приехали?

Иван подумал.

– Возможно. Дня через два.

– Вот видите. А у меня дело срочное. Безотлагательное. Да вы не стойте, Иван Петрович, присаживайтесь, – Воронцов указал на кресло у стола. – Может хотите выпить? Коньяк, скотч, бурбон? Что предпочитаете?

– Самогон.

– Увы, не держим. Налейте себе скотча. Тот же самогон, только лет на двадцать постарше.

Иван подошел к столику с десятком бутылок, плеснул в стакан что-то темное, из самой простой бутылки, и сел в кресло.

– Так чем могу быть полезен?

– Вопрос не в том, чем вы можете быть полезны, а как будете долг отдавать?

Иван с удивлением посмотрел на него.

– Долг? И когда я вам успел задолжать? Мы с вами даже ни разу не встречались.

– Со мной не обязательно встречаться, чтобы задолжать. Но вчера вы не встретились с моим человеком. И человек пропал. И теперь то, что должен был сделать он, должны сделать вы, – Воронцов наклонился через стол и зло прищурился. – Понимаете?

– А, – протянул Иван. – Значит, Бергер работал на вас.

– Скажем так, я дал ему задание, которое он не выполнил.

– Я не был обязан с ним встречаться. Какой же это долг?

– Неважно, что считаете вы. Главное, что считаю я. Бергер помогал вам в дрязгах с сектантами. Вполне логично, что он рассчитывал на вашу помощь. И я тоже на нее рассчитывал.

– Первый раз слышу о том, что вы на меня рассчитывали.

Воронцов всплеснул руками.

– Ну что вы как маленький. Любые услуги должны быть оплачены. Даже если они не оформлялись договорами и актами выполненных работ.

Иван рассмеялся.

– Вы сейчас напоминаете носильщика на индийском вокзале, который хватает без спроса чемодан, а потом за это требует деньги.

– Каждый по-своему зарабатывает.

Воронцов достал из ящика папку с бумагами и двинул ее через стол.

Это были распечатки старых сканированных фотографий. Несколько плотных листов с изображением какой-то древней книги в разных ракурсах.

– Что это? – спросил Иван.

– То, что искал Бергер и то, что должны будете найти вы. Старая книга. Рукописная. Называется «Целебник, или Тайные писания». Создана в семнадцатом веке в одном экземпляре, хранилась у старообрядцев в керженских скитах. Примерно сто лет назад исчезла, осталось только несколько фотографий, сделанных в начале 20 века. Вы видите их копии.

– Я слабо знаком с этой темой. Поищите другого специалиста.

– И вам не хочется узнать, что связывает эту книгу и то… что вы ищете?

Иван напрягся.

– Откуда вам знать, что я ищу?

– Ну, Иван Петрович, дорогой. Вы же журналист, хоть и бывший. Не надо считать собеседника идиотом. Если вы здесь, значит что-то я про вас знаю. Бергер опять же не просто так вам письмо написал. У меня, – Воронцов неопределенно махнул ладонью, – целое досье на вас имеется. Весь трудовой путь, можно сказать. И вся ваша семейная трагедия тоже.

– Польщен вниманием, – сухо сказал Иван, – но лучше не трогайте мою семейную трагедию.

Воронцов примирительно поднял руки.

– Хорошо. Не буду. Я просто хочу, чтобы вы поняли. У нас с вами общие интересы.

– Тогда вы наверняка мне прямо сейчас расскажете, что общего между вашей книгой и моей семейной трагедией.

– Увы. Не могу. И не потому что не хочу. А потому что не знаю. Вся информация была у Бергера. А он пропал. Найдите Бергера, найдите книгу, и все узнаете.

У Воронцова были мертвые глаза человека, привыкшего ходить по трупам. Иван знал о нем не очень много. Начинал в 90е сборщиком дани. Быстро поднялся, наложил лапу на десяток предприятий и стал одним из богатейших людей области. По слухам, причастен к устранению нескольких конкурентов и поджогам частных домов для расчистки земли под свои девелоперские проекты. Когда в конце 2000х из Москвы прислали на губернаторство «варяга», быстро понял куда ветер дует и скинул проблемные активы. С тех пор не светился.

Иван вздохнул и посмотрел на распечатки.

Их было штук десять. Книга сверху, книга сбоку. Снимок с торца. Крупно – одна из металлических застежек, покореженная, словно ее пытались взломать. Обложка, на которой нет ничего, кроме почерневшей потрескавшейся кожи. И три разворота, заполненных размашистым рукописным текстом с рисунками трав и какими-то непонятными узорами по краям. Нет даже титульного листа.

– Зачем она вам? – спросил он.

– Это неважно. Считайте, что на нее есть заказ от одного из московских коллекционеров. Антиквариат. Очень ценный.

Иван пожал плечами.

– На мой взгляд, стандартный допетровский сборник рецептов и описаний лечебных растений. Таких пара сотен сохранилась. В чем его ценность?

– Рассказывают, что именно эта книга помогла местным старообрядцам пережить эпидемию гриппа сто лет назад. Сами понимаете, сейчас это актуально.

Иван хмыкнул.

– Только не говорите, что верите в эту собачью чушь.

– Неважно, во что верю я. Главное, чтобы клиент верил. А клиенты иногда в такое верят, что начинаешь волноваться за их душевное здоровье. Вот был у меня случай с год назад. Покупали зеркало начала 19 века…

Иван его уже не слушал.

Он смотрел на один из разворотов.

Два ряда символов шли сверху вниз и были намертво вплетены в цветочный орнамент, поэтому он их не сразу заметил. Похожая на извивающихся червяков тайнопись, в точности такая же, как на столбе с головой бомжа Саши Белого.

Иван машинально разгладил лист ладонью.

– Вы что-то там увидели? – спросил Воронцов, приподнимаясь.

– А? – Иван вздрогнул. – Нет. Просто задумался. Вот вы говорите о наших общих интересах. А между тем меня привезли сюда с мешком на голове. Я даже не знаю, где нахожусь. Да и ваши разговоры о долгах…

Воронцов отмахнулся.

– Не берите в голову. Старая привычка. Начинать переговоры с требований. Разумеется, никаких долгов. Стандартная работа частного детектива с контрактом, авансом и вознаграждением. Щедрым вознаграждением. А насчет, где вы находитесь… Идемте, покажу.

Он встал и откинул тяжелую штору.

Это был даже не балкон, а целая терраса, обнесенная кованой позолоченной оградой.

Занимался рассвет, Волга блестела далеко внизу розовым зеркалом, и заволжские дали были видны до самого горизонта.

– Всегда считал это место лучшим в городе, – сказал Воронцов. – Поэтому, как только смог, купил здесь квартиру. Живу за городом, но сюда частенько заезжаю, и не только для переговоров.

Иван огляделся и быстро узнал дом. Элитная пятиэтажка девяностых годов, одна из немногих в ряду купеческих особняков и сталинок на Верхне-Волжской набережной. Слева виднелся памятник Чкалову и кусок кремлевской стены с Георгиевской башней.

– Один минус, – продолжил Воронцов. – Очень шумно, когда народ гуляет.

– Не любите народ?

Воронцов задумался.

– Сложный вопрос. Я сам из народа. Отец мастер на машиностроительном. Мать продавщица. Но когда лезешь вверх, а народ остается внизу, начинаешь по-другому к нему относиться. А народ начинает по-другому относиться к тебе. Как вот к ним.

Он ткнул большим пальцем себе за спину.

На террасе вдоль стены стояло в ряд с дюжину мраморных бюстов. Изображали они почти одинаково выглядящих мужиков с суровыми костистыми лицами и большими окладистыми бородами. На красноватых гранитных постаментах не было никаких надписей.

– Кто это?

– Купцы нижегородские. Бугров, Рукавишников, Башкиров, Олисов, Сироткин. Воротилы и меценаты. От начала 19 века до начала 20го. Когда начинал, думал, что буду таким же, как они. В одном ряду буду стоять, – Воронцов усмехнулся. – Но время не то. И народ не тот.

Воронцов шагнул обратно в комнату.

– Всю информацию по делу получите у секретаря, – сказал он через плечо. – Ее немного, но хотя бы поймете с чего начать. Контракт и аванс там же. Удачи, Иван Петрович. И да, чуть не забыл. Книгу нужно найти до конца недели. Таково условие заказчика. У вас четыре дня. Не теряйте время.

Он достал из ящика толстенную кипу бумаг, бухнул ее на стол и погрузился в чтение.

Иван хотел было что-то сказать, но понял, что это бесполезно. Он поставил стакан с недопитым скотчем на столик и направился к дверям, стараясь топать как можно громче.

– И все-таки, – послышалось сзади, – я не пойму. Ваша дочка. Сколько ей было? Десять? Двенадцать?

Иван обернулся и посмотрел на Воронцова, не отвечая.

– Я видел ее фотографию, – продолжил тот. – Красивая девочка. Скажите, Политов. Как вы могли?

Иван молча вышел вон и с треском захлопнул дверь.

Глава 5. Угроза

Номеру Седьмому не нравилась эта идея – переться через весь город в центр только для того, чтобы встретиться с Первым и сказать ему пару слов. «Я могу отправить сообщение по защищенному протоколу» – написал он шифром, но ответом ему было молчание. Первый не доверял ни шифрам, ни протоколам, ни даркнету, ни бумаге. Только личной встрече, устроенной по всем правилам конспирации. В этот раз правило предписывало оставить машину на стоянке у Черного Пруда и тащиться кружным путем, дворами и переулками к месту встречи, постоянно делая ложные повороты. Номер Первый уже давно был параноиком, а паранойя – болезнь заразная.

Примерно на середине пути Седьмой заметил позади парня, который уже два раза повернул следом. Нарочитая расхлябанность, черный свитшот, капюшон, надвинутый на нос. Седьмой на всякий случай ушел с дороги через магазин, задний двор, вынырнул в пустой переулок и вернулся обратно, сделав изрядный круг. Парня не было. Вряд ли это была слежка, но всегда лучше перебздеть.

В одной из подворотен, в подсобке за грудой хлама, его ждал тайник – грязная сумка с плотным китайским дождевиком. Седьмой быстро влез в него, став в два раза толще. Накинул капюшон и вышел с другой стороны, сменив походку (для этого иногда достаточно прихрамывать).

К нужному сараю он пробрался через дыру в заборе. Оглядел старый двор, покосившийся двухэтажный дом из почерневших бревен. И быстро прошмыгнул внутрь сарая.

Пахло давно сгнившими тряпками и плесенью. Сарай был разделен надвое дощатой стеной. Несколько досок было выломано, и вместо них была плотная ржавая решетка. За решеткой виднелся темный силуэт.

– Говори, – глухо сказал Первый, когда Седьмой приблизился.

– Процесс начался. Всё по плану.

– Хорошо.

– Но возникла проблема. Наш общий друг привлек к делу специалиста со стороны.

– Кого?

– Вы его знаете.

Первый надолго замолчал.

– Это тот, о ком я думаю, – наконец спросил он.

– Да, – сказал Седьмой. – Он начнет носом землю рыть. И может нам помешать.

– Что-нибудь еще? – наконец, спросил Первый.

– Нет. Но я решил, что это важная информация.

– Ты правильно решил. Можешь идти. Проследи, чтобы остальные всё сделали вовремя.

– Но…

– Я разберусь с проблемой.

Тень за решеткой исчезла.

Седьмой засунул руку под капюшон и почесался. В минуты волнения у него всегда дико чесалась шея.

Где-то едва слышно скрипнула дверь. Седьмой подождал еще с минуту и вышел наружу.

***

Номер Первый из сарая не выходил. И скрипела не дверь, а деревянный люк, за которым была лестница в подвал.

Там уже давно не было электричества, и Первый пробирался на ощупь, придерживаясь рукой за скользкую стену. Наконец, стена кончилась, и он протиснулся в узкую нишу, за которой была едва заметная железная дверь.

Тоннели встретили его мраком и затхлым воздухом. Где-то далеко капала вода. Дорогу он знал наизусть, но на всякий случай считал шаги и вглядывался в темноту, чтобы не пропустить очередной поворот. В некоторых местах сверху пробивался тусклый свет от вентиляционных отверстий, и тогда становились видны низкие кирпичные своды.

Иногда попадались темные деревянные балки, подпирающие потолок. За одной из таких балок скрывался пролом, ведущий в соседнюю штольню. Она была такой низкой, что идти приходилось, согнувшись.

За очередным поворотом Номер Первый уткнулся в тупик. На грязном полу валялся ржавый лист металла. Под ним скрывалась уходящая глубоко вниз бетонная шахта.

Скобы лестницы в паре мест шатались и грозили оторваться окончательно. Приходилось спускаться осторожно.

Лестница кончилась, и Первый спрыгнул вниз. Всплеснула журчащая на дне вода.

Он прислушался, потом достал из кармана спички.

Вспыхнувшее пламя выдернуло из темноты низкий сводчатый потолок, средневековую кирпичную кладку и массивную решетку впереди.

Первый тут же выбросил спичку и все погрузилось обратно во мрак.

Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте и шагнул вперед.

Здесь не нужен был свет. Да и спичка была лишь сигналом. «Я здесь, я пришел, я один».

Что-то большое медленно двигалось в темноте за решеткой. Послышался едва различимый хрип. Хрустнули разбросанные у решетки кости.

– Для тебя снова есть работа, – сказал Первый и достал собачий свисток.

***

У воронцовского секретаря Иван получил только пару тонких бумажных папок и флэшку. В папках были копии пожелтевших протоколов. На них ушло минуты три. Опись конфискованного у старообрядцев имущества (ГубЧК, 1921 год), запись допросов. (Откуда у вас эта книга? – От деда-прадеда).

А вот с флэшкой пришлось возиться почти до вечера.

Сканы документов, выписки, сохраненные форумы, где среди пустой болтовни приходилось выискивать крупицы информации. Выцветшие фотографии старообрядческих скитов и их застывших рядом хозяев. Блеклые глаза изможденных старцев смотрели на него сквозь время так, что пришлось отвернуться.

Одна из фотографий его заинтересовала. Скорее всего это был погреб, низкая бревенчатая клеть, совершенно пустая, если не считать стоящей в углу напольной подставки для книги. Есть на ней книга или нет, было не видно. Рядом виднелась окованная железом дверца. Иван вспомнил, что старообрядческие избы часто имели жилые подполья и связывались между собой подземными ходами.

По документам выходило, что конфискованный в Комаровском скиту том «Тайных писаний» («размер 30 на 20 сантиметров, толщина 5 сантиметров, бумага плотная, рыхлая, текст писан вручную, рисунки нанесены в два цвета, красный и черный, десять страниц повреждены влагой и нечитаемы») пропал тогда же, в 1921. Его должны были переправить в архив губкома ВКП(б), но туда он не доехал.

Бергер провел колоссальную работу, собрав выписки из газет, докладов и даже личных писем. И все-таки узнал, что случилось дальше.

Книгу оставил себе один из руководителей губернской чрезвычайки. Не известно, зачем она понадобилась товарищу Хахареву. Может, он решил, что она действительно способна вылечить инфлюэнцу, бушевавшую за пару лет до того. Или хотел продать кому подороже, да не смог найти покупателя. Или взял в память о своем прадеде – старообрядце. Книга десяток лет хранилась в особняке ГубЧК на Малой Покровке. Пока туда не пришел новый хозяин с новой метлой и не вымел половину сотрудников вместе с вещами. В это время она снова исчезла и появилась только во время войны, в личной библиотеке краеведа Илларионова. И здесь она стала причиной таинственных событий и семейных неурядиц.

Жена профессора Илларионова, из письма родственнице: «Витя купил эту книгу на Черном, у старьевщика, и теперь сам не свой ходит. Читает ее день и ночь напролет, пометки делает. Говорит, теперь понимает, что раньше ничего не понимал». В семье книгу называли колдовской, намекали на ее негативное влияние. «Дети от нее болеют», считала теща. Илларионов, атеист до мозга костей, смеялся и называл это бабьими сказками.

То ли теща оказалась сильнее профессора, то ли профессор сделал все пометки и утратил интерес, но книга вновь исчезает. При описи домашней библиотеки 1946 г. ее уже нет. На короткое время она возникает в букинистической лавке в конце 1950х. Ею интересуется областная библиотека для своего отдела рукописей, но, видимо, покупку не одобрило начальство. И она вновь исчезает, чтобы спустя пару десятилетий появиться в руках местного диссидента, который в донесениях КГБ числился под псевдонимом Слюнявый. «Тайные писания» перепахали Слюнявого. Вместо бегства на запад и редактирования очередного самиздатовского журнала, он уходит за Волгу, в керженские леса, в давно покинутый староверческий скит. И там остается.

Сперва Бергер думал, что Слюнявый взял книгу с собой, а значит искать ее надо там же, в полуразрушенных бревенчатых кельях, затерянных среди лесного бурелома. Но она вновь начинает мелькать в городе. У появившихся кооператоров, на развалах рядом с Домом Книги, в магазине «Подписные издания». Потом снова ненадолго исчезает, и Бергер начинает думать, что она вернулась к своим изначальным хозяевам. Но нет. Старообрядческая епархия ничего не знает о «Тайных писаниях» и знать не хочет.

Зато ею интересуется одна из протестантских сект, которые повылезали в 90е как грибы после дождя. У сектантов не было ни признанного лидера, ни даже названия, а среди наблюдателей их называли «унибаптистами». Долго они не продержались и разбрелись по более удачливым сектам. Но книгу успели спрятать.

Иван даже распечатал последнюю страницу этого файла и теперь вертел в руках лист бумаги с крупными буквами.

Здесь ты найдешь только кровь и боль

Рядом увидишь знаки небес

Если сочтешь то, что прочтешь

В Красной Башне книгу найдешь

Иван вздохнул.

Сектанты 90х любили пускать пыль в глаза и придумывать плохие стихи. Он поискал информацию об этой секте, фамилии сектантов, но больше ничего не было. Как не было никакой связи с Организацией. Видимо, эти сведения скрывались в голове у Бергера.

Иван взял сигареты и вышел из квартиры.

Он жил на последнем этаже типовой девятиэтажки, и чтобы выйти на крышу было достаточно подняться по решетчатой лестнице и открыть люк. Ключ ему выдал инженер ЖЭКа, постоянный собутыльник.

Иван любил курить на крыше. Здесь было пусто и просторно, и никто не мешал. Здесь хорошо думалось.

Было уже темно, и ряды одинаковых домов уходили вдаль, перемигиваясь окнами. Где-то орали пьяные песни, внизу лаяла одинокая собака. Соседи внизу затеяли очередной семейный скандал.

Иван вытянул из пачки еще одну, напряженно думая, с чего завтра начинать. Книга пропала больше двадцати лет назад, и с тех пор ее никто не видел. Сообщение о Красной Башне ему ничего не говорило. Зная заковыристый ум сектантов, можно было предположить, что это нечто символическое и к реальным строениям отношения не имеющее. А может, наоборот, это настоящая выкрашенная в красный цвет башня. Иван попытался вспомнить что-то подобное, но кроме тринадцати башен кремля в голову ничего не приходило.

Голова гудела от усталости, глаза слипались. Ему вдруг показалось, что он слышит какой-то странный сладковатый запах.

Он выкинул сигарету и повернулся.

Рядом с выходом, в тени от лифтовой коробки, бугрилось гигантское мохнатое существо.

Иван похолодел, чувствуя, как закружилась голова.

Чудовище медленно повернуло к нему вытянутую морду и сверкнуло круглыми глазами.

***

– Когда-то здесь был лес, – сказал старик Каргай, прикрыв подслеповатые глазки. – Большой. Древний. Тянулся отсюда и до самого Эрзя-маса. Ничего не было. Ни дорог. Ни полей. Только лес.

Усманов слушал его, подперев щеку ладонью.

– И была в лесу хозяйка, – продолжил старик. – Вирь-ава. Большая. С дерево ростом. А когда один большой лес превратился в много маленьких, хозяйка леса тоже стала маленькой. Уменьшилась. Теперь она как человек, только на три головы выше. Именно она забрала ашо.

– Кого?

– Ашо. Белого.

Усманов встряхнулся и взял ручку.

– Так. То есть вы, гражданин Каргаев, утверждаете, что эта ваша хозяйка леса похитила Сашу Белого?

Старик мелко закивал.

– Сам видел. Взвалила на плечо и понесла.

– Опишите ее.

Старик помялся.

– Вот тут закавыка. Мать леса голая, одноногая и с грудями через плечо.

– Так.

– А тут я грудей не видел. И ног у нее было две.

– Так может это была не мать?

– Мать. Больше некому.

Усманов закатил глаза и выдохнул.

Дверь приоткрылась, и недовольный голос Воеводина произнес:

– Артем. Выйди на минуту.

Усманов с облегчением вылетел в коридор.

Воеводин был хмур и в глаза не смотрел

– Ну, что у тебя, – спросил он.

– Безумие. Нашли бомжа по отпечаткам пальцев на сигаретной пачке. Судя по всему, последним убитого видел именно он. Теперь сидит, сказки рассказывает. Бабы лесные и все такое. Фольклор.

– Фольклор? Так может он и убил? И идола изготовил?

– Он еле ходит. Руки трясутся. Ноги трясутся.

– Может, притворяется? Среди бомжей такие артисты бывают, любого проведут.

Усманов с сомнением глянул на сидящего в допросной старика.

– Проверь его получше на всякий случай, – сказал Воеводин. – И у меня к тебе дело. Политов пропал. Должен был утром отчет по символам отправить. А теперь не отвечает.

– Да в запой наверняка ушел, – хмыкнул Усманов. – Говорил я вам.

– Нет. На него это не похоже. Пошли кого-нибудь по его адресу. А лучше сам поезжай.

Усманов замотал головой.

– Сам никак не могу. Дел по горло.

– В общем, реши проблему, – Воеводин хлопнул его по плечу.

Мимо них пробежал один из помощников с вытаращенными глазами.

Дальше по коридору вдруг послышался шум, громкие голоса. В приемной забегали люди.

– Эй, – крикнул Воеводин. – Что происходит?

Помощник обернулся.

– У нас еще один труп, товарищ полковник! Только что сообщили!

Глава 6. Свастика

Памятник Жюлю Верну, летящему на воздушном шаре, установили лет пять назад там, где начиналось открытое пространство с видом на Нижегородскую Ярмарку и Стрелку с собором Александра Невского и футуристической громадой нового стадиона. Один из «открыточных видов», что называется. Ушлые люди несколько раз пытались свинтить памятник и сдать его на металлолом, но быстро понимали, что это бесполезно. Жюль Верн с воздушным шаром были сделаны из выкрашенного в бронзовый цвет пластика. Рядом находился отель, и камера над входом в его ресторан была направлена в нужную сторону.

Воеводин молча указал на нее пальцем, и один из оперов тут же убежал к подъезду.

Розовая брусчатка вокруг памятника была разворочена. Невдалеке виднелись штабеля новой брусчатки.

– Очередной плиточный ремонт, – хмыкнул Усманов, натягивая перчатки.

У парапета курили человек пять гастарбайтеров в оранжевых строительных жилетах.

– Кто обнаружил тело? – тихо спросил Воеводин. – Они?

Участковый мотнул головой.

– Нет. Дамочка из соседнего дома. С собакой прогуливалась. А эти с полчаса назад подошли. Хотели продолжать плитку укладывать. Я не пустил.

– А кто же опознание проводил? Мне сказали, он из их бригады.

– Да. Эльмуродов Алишер Акрамович. Бригадир. Я вызвал представителя подрядчика. Он и опознал. Этим лучше не видеть.

Воеводин посмотрел на участкового.

– Почему?

Тот молча показал на памятник, многозначительно приподняв брови.

Тело жертвы сидело в корзине воздушного шара у ног пластикового Жюля Верна. Если бы не видневшийся в проеме кусок оранжевого жилета, его было бы сложно заметить. Осматривавший труп судмедэксперт посторонился.

– Предварительно, рассекли горло. Чем-то очень острым и длинным, – сказал он. – Я бы сказал саблей. Или кинжалом.

Бригадир плиточников Алишер Эльмуродов сидел, прислонившись к стенкам корзины, и был бы похож на мирно спящего, если бы не запекшаяся полоса на горле и не отрубленные руки.

Руки лежали тут же, на дне корзины.

Смуглое лицо жертвы было поднято вверх. На лбу чернел крупный символ с потеками крови. Шестилучевая вписанная в круг свастика.

– Проклятье, – прошипел Воеводин и обернулся к Усманову. – Где Политов? Срочно ищи и сюда его! Мария! Ты видела своего бывшего?

Маша помялась, прежде чем ответить.

– Нет, со вчерашнего вечера.

– Давайте живо ищите. Иначе я вас самих гуглить языческие символы заставлю.

– Тут нечего гуглить, Александр Владимирович, – сказала Маша. – Это или громовик, знак Перуна. Или коловрат с солнцеворотом. Они чем-то отличаются, но я не помню, чем. Один из главных языческих символов. Местные нацисты лет десять назад любили его на заборах рисовать.

– Вот-вот, – сказал участковый. – Я потому гастеров сюда и не пустил. Незачем им знать, что их товарища нацики прибили.

Воеводин посмотрел на хмурых среднеазиатских работяг.

– Нацики или не нацики – это нам еще предстоит выяснить, – сказал он. – Но если вы, товарищ участковый, собираетесь и дальше работать с оглядкой на чувства гастарбайтеров, вам лучше посидеть дома. Коронавирус все-таки.

Он наклонился, разглядывая символ на лбу трупа.

– Тут очень четкие линии. Как это сделано?

– Как клеймо, – ответил судмедэксперт. – Раскаленный металлический штамп, судя по всему.

– Время смерти?

– Час или два ночи, судя по состоянию трупа. Тут еще кое-что есть, товарищ полковник.

Судмедэксперт протиснулся в корзину и откинул в сторону верх оранжевого жилета. Открывшаяся под ним рубашка была разорвана и обуглена. На груди трупа виднелись выжженные знаки, похожие на извивающихся червяков.

Молчание длилось долго.

Участковый кашлянул, всех выведя из ступора.

– Вы только посмотрите, – задумчиво сказал Усманов. – Наш маньяк не только язычник, но еще и нацист.

Воеводин повернулся к нему.

– Живо к Политову. Бегом. Мне нужен перевод этого дерьма.

***

Сознание возвращалось рывками, словно из-под толщи тяжелой воды.

Все вокруг болело. Весь мир ныл от боли, словно один большой гнилой зуб.

Было темно, и только узкая полоса света резала глаза, будто ножом.

Иван протянул руки к свету, напрягся и кое-как сдвинул крышку. Свет хлынул внутрь, черное сменилось нестерпимо белым, от чего боли только прибавилось.

Иван подполз ближе и вывалился из мусорного контейнера.

Оказавшаяся рядом старушка взвизгнула и отскочила.

– Простите, Алевтина Евгеньевна, – заплетающимся языком промямлил Иван, узнав соседку.

– Совсем спился, идиот! – завопила она и огрела его помойным ведром.

– Извините.

– Пьянь подзаборная!

Иван сел, отряхиваясь от картофельных очистков и какой-то вонючей слизи. Одежда была порвана, через правую руку от запястья до локтя тянулся и кровоточил длинный порез. Горло саднило, и, дотронувшись, он чуть не взвыл от боли.

– Ох ты ж, Ваня, – соседка тут же поменяла злость на участие. – Кто это тебя так?

– Не помню. Кто-то.

– К врачу надо. Говорила тебе. Не доведет пьянство до добра.

– Конечно.

Он встал, держась за стенки из синего профнастила.

В глаза бросилась вмятина на жести контейнера, куда он прошлой ночью впечатался головой.

Память услужливо подбросила воспоминания.

Что-то темное и мохнатое. Когти. Хрип. Бегство. Лязгнувший люк на крышу и лязгнувшие зубы сзади. Прыжки через ступени сначала и прыжки через перила потом, когда стало ясно, что нагоняют. Рывок из последних сил, чтобы хотя бы немного оторваться и забежать за угол, а там спасительный сквер, темнота и подвернувшиеся мусорные контейнеры. И чье-то тяжелое дыхание рядом, когда он сидел, скрючившись, внутри, стараясь не потерять сознание.

– Хреново ты бегаешь, чудище, – вслух сказал он и усмехнулся.

– Это ты о ком? – старуха подозрительно сощурилась. – Какое такое чудище?

– Ни о ком, бабушка. Спасибо. Пойду я.

Он шатаясь побрел к подъезду.

– Ну иди-иди. Алкоголик несчастный, – донеслось сзади.

Старый дребезжащий лифт довез его до девятого этажа.

Железная дверь в квартиру была приоткрыта. В щели косо торчала личинка выломанного замка.

Иван перехватил поудобнее найденную внизу палку и зашел внутрь.

Все было перевернуто вверх дном. Разломанная мебель, бумаги на полу, выпотрошенный матрас. Компьютера не было. И не хватало нескольких папок с информацией по сектам. Иван попытался вспомнить, что именно было в этих папках, но с больной головой это было сложно.

Оставаться здесь было нельзя, и Иван в очередной раз похвалил себя за предусмотрительность. Запасной аэродром – необходимая штука для работы с сектантами.

Он быстро покидал в рюкзак личные вещи. С некоторой опаской зашел в туалет, но тайник за унитазом обыскивающие так и не нашли. Вытащил из стены кирпич и достал старый ноутбук и сумку с документами и деньгами. На кухне повертел в руках литровую бутыль выдержанного самогона (на дубовой щепе, обжаренном солоде и черносливе, куда там вашему скотчу), сунул ее в рюкзак.

Хотел было вызвать такси, но вспомнил, как вызывал его прошлой ночью, и решил ехать на автобусе. Взвалил рюкзак на плечи и вышел из квартиры, плотно закрыв дверь.

***

Иван уже завернул за угол и прошел сквер, когда к его дому подкатил «форестер».

Усманов выскочил из машины и быстро забежал в подъезд.

Вернулся он спустя десять минут и долго стоял под козырьком, смоля сигарету и о чем-то напряженно размышляя. Потом достал телефон и хотел было кому-то позвонить, но передумал, засунул телефон обратно и сел в машину.

***

Алишер Эльмуродов, 1989 года рождения, стал бригадиром потому что лучше других говорил по-русски и умел договариваться с начальниками, выбивая дополнительные средства и удобный график.

Он отпустил бригаду ближе к восьми вечера, а сам остался по своим личным делам. Одна из камер спустя час зафиксировала его прогуливающимся в компании местной жительницы. Они долго сидели на одной из скамеек, расположенной дальше по набережной. Но к 11 часам Алишер был уже один.

– На нем нет оранжевого жилета, – сказал Воеводин, рассматривая стоп-кадр.

– Он же на свидании, – сказала Маша. – Кто ходит на свидание в оранжевых жилетах?

– Я к тому, что убийца надел на него жилет. Значит, это было для него важно. Зачем?

Маша пожала плечами.

– Чтобы подчеркнуть профессию?

– Да. И еще отрубленные руки. Словно наказание за плохую работу.

– От подрядчика нареканий на работу его бригады не было.

– Надо еще покопать. Вряд ли он только тротуары укладывал. Может была еще другая работа? Ремонты квартир, строительство домов?

– А связь с женщиной? Отвергнутый поклонник, которого предпочли гастарбайтеру?

– Да. Женщину нужно найти. Но вариант с работой кажется мне более предпочтительным.

– А как же свастика и тайнопись?

Воеводин отмахнулся.

– Надо все варианты рассмотреть. Больно уж это все в глаза бросается. Словно специально кто-то выпячивает.

– Второй труп на обзорной площадке, – сказала Маша. – Это не просто так.

– Конечно. Но, если это наш маньяк, надо понять, как он жертвы выбирал. Вряд ли случайно. Что общего между бомжом и гастарбайтером?

– Низы общества, – предположила она. – Беззащитность?

– Скорее отверженность. Большинство людей предпочитает их не замечать.

– Может кто-то возомнил себя санитаром леса? Свастика сюда хорошо вписывается.

– Вопрос только в том, как этот кто-то умудрился убить человека на освещенном месте, да еще и оставить на теле свою писанину.

– Камера на ресторане не работает, – напомнила Маша. – А остальные слишком далеко.

– Значит, он знал, что камера не работает. Иначе бы не полез.

В дверь постучали, и в кабинет просунулся длинный нос дежурного.

– Товарищ полковник! Гастеры бузят!

***

Пятеро гастарбайтеров стояли кучкой в приемной и шумно разговаривали на своем гортанном наречии, размахивая руками. Двое охранников безуспешно пытались вытеснить их в коридор.

– Что здесь происходит? – громко спросил Воеводин, и гастеры замолчали.

– Вот, – сказал дежурный. – Показания с них сняли. А уходить не хотят. Какую-то защиту требуют.

– Какую еще защиту?

Один из работяг шагнул вперед.

– Алишер фашист убил! – заявил он. – Я знак видел!

– Я ему фото трупа показал, – сказал сзади один из оперов. – Он сперва никак не отреагировал, а теперь вот бунтует.

Воеводин поднял руку.

– Товарищи работники. Успокойтесь. Мы во всем разберемся.

– Я знак видел! – повторил работяга. – Мы все знак видел!

– Я только этому показывал, – сказал опер.

Гастеры загомонили, размахивая руками.

– Подождите, – сказал Воеводин. – Вы хотите сказать, что видели этот знак раньше?

Один из них вытащил смартфон, порыскал по экрану и протянул его вперед.

Это была фотография облезлой железной двери, на которой красовалась намалеванная белой краской шестилучевая свастика.

– Наш квартира! – пояснил гастер. – Назад неделя.

– Кто-то нарисовал свастику на двери их квартиры неделю назад, – сказала Маша.

– Алишер фашист убил! – повторил гастер.

– Защита нужен! – сказал другой.

– Думают, что они следующие, – понял опер.

– Найти фашист надо! – сказал гастер. – Ты не найти, начальника, мы сам найти. Собрать люди и найти!

Воеводин примирительно поднял руки.

– Мы всех найдем, не беспокойтесь, – и в сторону: – еще не хватало, чтоб они людей собирали и фашистов шли ловить.

***

Усманов вернулся в отдел ближе к вечеру.

Прошел мимо своего кабинета к дознавателям и вызвал Машу в коридор.

– Ты чего такой угрюмый?

Усманов молча почесал лоб, как делал всегда, когда волновался.

– Ну? Тёмка! Ты меня пугаешь.

– Просто не знаю с чего начать.

– Начни с чего-нибудь.

– Твой бывший связан с этими убийствами. И у меня, кажется, есть этому доказательства.

Глава 7

Вторая квартира досталась Ивану от давно умершей бабки и когда-то служила ему конспиративным пристанищем, о котором практически никто не знал.

Он не был здесь уже пять лет, и с трудом представлял себе, что увидит. Воображение рисовало провалившийся потолок и рухнувшие стены, окончательно побежденные черной плесенью. Квартира располагалась в полуторавековом купеческом доме, который не ремонтировали со времен разгона Учредительного собрания. Здесь даже лестничные пролеты в подъездах до сих пор были сделаны из чугуна.

Улица Черниговская была одним из самых странных мест в городе. Это была даже не улица, а набережная, застроенная облезлыми малоэтажными домами. Сюда не ходил общественный транспорт, а офисы любящих уединение контор перемежались трущобами и откровенными бомжатниками. Посторонние если и заворачивали в эту сторону, то по очень большой нужде. Временами Ивану казалось, что если пройти по Черниговской чуть дальше, то можно попасть в ад. Там начинались гигантские руины старого элеватора и развалины мельничного комплекса, выстроенного в викторианском стиле. Ночью они напоминали замок людоеда, и даже расположенный рядом сверкающий метромост не мешал этому впечатлению. Дальше дорога уходила вдоль берега в никуда. В пустоту.

Дом 15в был расположен в кривом проулке, упиравшемся в непроходимые заросли ивняка и крапивы. Вдоль облезлых стен все также тянулся унылый палисадник. И все так же, как пять лет назад, сидел на бревне сосед Василий, в грязных спортивных штанах, шлепанцах и майке-алкоголичке. Иван поежился. Было прохладно. На столике перед Василием стояла бутылка дешевой сивухи.

– Вот, – сказал Василий. – Достал. Сто рублей. Идрит твою налево. А вчера-то что? Вчера-то семьдесят.

– Кризис, – объяснил Иван, подходя ближе.

Этикетка на бутылке была приляпана криво. Про существование акцизных марок производители не подозревали.

Василий, словно фокусник, выудил откуда-то два пластиковых стаканчика.

– Будешь?

– В следующий раз, Василий Иваныч.

– Ну!

Возглас «Ну!» у Василия мог означать что угодно. От крайней степени недоверия до восхищения и одобрения.

– Как жизнь? – спросил Иван. – Как квартирка моя? Стоит?

Василий глянул на него внимательно, будто только сейчас понял, с кем разговаривает.

– Стоит. Что ей сделается-то, квартирке твоей. Вот прошлой зимой у нас трубы прорвало, всех старух слева затопило. Но твоя-то вроде справа. Считай, пронесло.

– Может, приходил кто ко мне?

Василий сморщил лоб, вспоминая то ли «кто приходил?», то ли «как тебя, парень, зовут и кто ты вообще такой?»

– Может, – наконец, родил он и достал из кармана банку с килькой в томате.

Иван прошел мимо, решив не мешать трапезе.

Квартира была на первом этаже, с отдельным входом в виде низкой арки, утопленной в толстенной стене.

На полу в тамбуре валялось несколько конвертов и кучка рекламной макулатуры. Иван сгреб мусор в угол, прихватил конверты и открыл дверь.

Когда-то он планировал устроить здесь офис своего детективного агентства, поэтому квартира меньше всего походила на жилую. Черные письменные столы, черные шкафы для бумаг, выгоревший ковролин, серые стены и оружейный сейф в углу. На одной из стен висела подробная карта города. Жилой была только дальняя комната, с раскладывающимся диваном и телевизором.

Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли. Пахло деревом и древними кирпичами.

Иван прошелся по квартире, заглядывая в темные углы, словно боясь кого-то увидеть. Потом включил свет и рухнул в кресло. И тут же беззвучно выругался, потому что напротив кресла он увидел то, из-за чего пять лет сюда не заглядывал.

Вся стена напротив была плотно заклеена вырезками из документов, схемами, фотографиями свидетелей и подозреваемых. Они образовывали кластеры с аккуратно выписанными наверху названиями. Цветные нити соединяли все детали расследования между собой, а некоторые из них вели к центру, где висела черно-белая фотография его дочери.

Иван закрыл глаза.

***

Допрос 2. Полгода спустя

– Вернемся к личной трагедии Политова. Что вы о ней знаете?

– Почти ничего. Только общие сведения, которые нам сообщили после того, как… все началось. До этого вообще ничего не знал. Даже о том, что Мария Кудрявцева была его женой.

– Расскажите подробнее.

– Примерно пять лет назад Политов расследовал деятельность «Ордена Света», эдакой полурелигиозной, полумасонской секты. И случайно вышел на след некоего тайного сообщества, настолько хорошо законспирированного, что о нем не знали даже некоторые его члены. Их использовали втемную, а сами они думали, что работают на какого-то эксцентричного олигарха. Было известно, что в сообщество входит ряд местных предпринимателей и чиновников, но никакие фамилии не озвучивались. Цели тоже были неизвестны, и сперва Политов решил, что все это – модная игра в местечковое масонство. На эту мысль наталкивала конспирация и любовь к ритуалам. Перстни, гербы, плащи, маски и прочая собачья чушь. Но затем Политов узнал что-то такое, что поменяло его мнение. И он стал копать серьезнее.

– Что именно он узнал?

– Этого нам не сообщили, а возможно и сами не знали. Брифинг тогда проводила ФСБ, а она полезной информацией делиться не любит.

– Что было дальше?

– Политов встал этим псевдомасонам поперек горла. Его пытались остановить, подкупить, натравить налоговую и еще каких-то проверяльщиков. У сообщества были какие-то выходы на не последних в области людей, так что кое-какие ресурсы имелись. Но Политов уперся и копал дальше. И тогда у него похитили дочь.

– Как это случилось?

– Не могу сказать. Это упомянули вскользь, как не особо важный факт. Собственно, он и был не особо важным. Так, лишний элемент для раскрытия психологии подозреваемого.

– Как отреагировал Политов?

– Ну, а как бы вы на такое отреагировали? Поднял на уши всех, кого знал, даже с какими-то бандитами связался. В общем, наделал глупостей. Все бестолку. Тогда он обратился к Воеводину, а тот вышел на Москву и, видимо, запустил какой-то процесс в высоких эшелонах. Потому что сообщество быстро свернуло свою деятельность. То ли их предупредили, то ли еще что. А девчонку так и не нашли. Кудрявцева, естественно, обвинила во всем Политова. Мол, если бы не твое твердолобое упрямство… Короче, они развелись. Всё.

– И ничего конкретного? Кто входил в сообщество? Фамилии?

– Нет. Насколько известно, члены сообщества знали друг друга только по номерам. Никаких фамилий. Правда, были кое-какие подозрения. Например, в то время при странных обстоятельствах покончили с собой двое – депутат городской думы и замначальника областного департамента. Возможно, они были как-то связаны.

– И чем они все занимались, тоже неизвестно?

– Та деятельность, что была на виду, не выходила за рамки благотворительности и организации предпринимательских сборищ. Но ею занимались те, которые точно ничего не знали. В общем, с той поры об этих недоделанных масонах никто ничего не слышал.

– Но Политов решил, что просто так эту историю оставлять нельзя.

– Да. Наверное, он долго думал, каким образом заставить нас вновь заняться этим делом. И решил, что лучший способ – это убийство.

***

Полузабытые лица смотрели на него с выцветших фотографий.

Несколько депутатов, чиновники областной администрации, директора предприятий и даже один член КПРФ, по совместительству владелец завода и многочисленной недвижимости в центре. С вероятностью в 90% никто из них не имел никакого отношения к делу, но тогда, пять лет назад, он хватался за соломинку и лепил на стену всех, кто вызывал малейшее подозрение.

То же самое касалось схем и карт под общим названием «Локации». Возможные места собраний. Схема главного павильона Ярмарки. Банкетные залы элитных ресторанов. Конференц-зал отеля «Шератон». Дворянское собрание. Все места, где когда-либо происходило что-то подозрительное, особенно если это подозрительное было связано с ритуалами и тайными костюмированными сборищами.

Тут же висели распечатки с ветками форумской болтовни. «Сегодня у клиента дверь ремонтировал, так сразу с десяток идиотов в масках видел. Представляете? Пузаны в смокингах, телки в бриллиантах. И у всех маски, типа венецианских. Элитка в масонов играет, бгыгыгы! – Да ты венецианскую маску от противогаза не отличишь, быдло тупое!» Рядом – ссылка на юзера и приписка «узнать адрес клиента». Тогда не узнал.

Иван содрал со стены две фотографии (эти покончили с собой тогда же), потом еще одну (помер от инфаркта пару лет назад). Перевязал ведущие к ним нити. И стал развешивать на свободном куске стены новые сведения. Фото идола с головой Саши Белого. Распечатки «Тайных писаний». Увеличенные копии тайнописи со столба и с книги. В центре нового кластера он повесил чистый лист бумаги и крупно написал «Бергер». Ни фотографии, ни даже юзерпика у него не было.

Он разглядывал образцы тайнописи, пытаясь вспомнить, где видел похожие символы, когда в дверь требовательно постучали.

Первой мыслью было метнуться к оружейному сейфу. Но там уже давно ничего не было.

Иван нашарил в темной кухне длинный нож, выглянул в боковое окно и открыл дверь.

Маша стремительно прошла мимо, даже не взглянув на него.

Бросила на стол увесистую папку с бумагами и процедила:

– Поговорить надо.

Глава 8. Адрес

– Что это? – Иван кивнул на папку.

– Материалы по второму убийству. Стенограммы допросов, описание вещдоков. Фотографии.

– Второе убийство?

– Да. Гастарбайтер. С клеймом Перуна на лбу и тайными символами на груди.

– Это Организация. Они что-то готовят.

– Да. Только у следственной группы теперь новый подозреваемый.

– Кто?

– Ты.

Иван отшатнулся.

– Бред.

– Артем съездил к тебе домой. Представляешь, что он увидел сразу, как только вошел в твой кабинет? Прибитую к стене деревянную волчью голову. В точности такую же, как на идоле. И следы сборов в спешке.

– Это следы обыска, а не сборов. Они ко мне заходили.

– А волчья голова – это тоже следы обыска?

– Нет. Я ее сделал. Точнее заказал. Давно. Чтобы помнить.

Маша покачала головой.

– В общем, ты понимаешь, как это все со стороны выглядит. К тому же я рассказала Воеводину про наш ночной разговор. О том, что тебя вызвали на место преступления.

– Я там не был!

– Это ты так говоришь. Короче, неважно. Артем сложил два и два. Скоро здесь будет группа захвата. Воеводин против ареста, но тебя в любом случае ждет допрос. И пара дней в изоляторе.

– У меня нет пары дней!

– Знаю. Поэтому я их опередила. Ты, Политов, конечно, сволочь. Алкоголик. Но не убийца. Я попыталась вразумить, но ты же знаешь Артема. Он как ты. Если что втемяшится – не отступит. Бери папку. И сваливай отсюда. Я навела кое-какие справки про твоего Бергера, как обещала. И его связи. Найдешь там же.

– Я уже знаю про связи. Его наниматель со мной успел познакомиться. Помнишь Воронцова? Авторитета из 90х. Это он.

– Да? – Маша подняла бровь. – А, судя по письмам, его наниматель не из 90х, а из университета.

– Ч-что?

– Неважно. Времени нет. Здесь все прочитаешь, – она сунула папку ему в руки.

Иван повернулся к двери.

– Стой! – она протянула было руку к длинной ссадине на его виске, но тут же ее отдернула. – Тебя что, били?

– Их интересовал не только обыск, – усмехнулся он.

– Ты видел нападавшего?

– Не сказал бы, что видел. Я от него сбежал. Но в темноте он произвёл неприятное впечатление. Я сперва даже решил, что вижу чудовище. Какого-то зверя.

– Некоторые свидетели тоже твердят о чудовищах.

– Я в монстров не верю. Наверняка это был двухметровый мордоворот в шубе и увесистой маске.

Маша с сомнением поджала губы.

Издалека донесся вой приближающейся сирены.

– Давай, Политов. Бегом. И прошу. Хоть на этот раз не облажайся.

Он нервно кивнул, заглянув ей в глаза. И нырнул в темноту тамбура.

***

Тьма.

Запах плесени, кислой еды и гнилого дерева.

Где-то далеко капала вода.

Впереди пошевелилось что-то черное, темнее мрака вокруг. Медленно выросло и застыло, упираясь бугром головы в потолок.

– Андроп сделал, – разнесся по сводам глухой рокочущий голос.

– Как? – спросил Номер Первый. – Как ты сделал, Андроп?

– Андроп бежал, но не догнал. Андроп бил, но не убил. Андроп видел, как человечек спрятался. Андроп стоял рядом и слышал его дыхание. Потом Андроп ушел.

– Молодец.

Первый бросил сквозь решетку освежеванную заячью тушку. В темноте послышался шорох, гигантское черное пятно метнулось вперед. Раздался треск костей и раздираемой плоти.

Первый поморщился.

– Отдыхай. Скоро ты опять понадобишься.

Он повернулся к выходу.

– Андроп хочет знать, – донеслось сзади.

Первый вздохнул и помедлил.

– Что хочет знать Андроп?

– Что было раньше. Андроп хочет слушать.

– Конечно. Сейчас Андроп все услышит.

Первый вышел.

В галерее было немного светлее от горящего вдалеке тусклого фонаря.

За ближайшей колонной виднелась закутанная в плащ фигура с надвинутым на глаза капюшоном.

– Твой выход, – сказал Первый. – Расскажи ему что-нибудь эдакое. Чтоб подольше не спрашивал.

– Может пора прекращать уже эти байки? – глухо спросил Третий. – Какой в них смысл?

– Если байки делают его послушным, значит смысл есть, – возразил Первый. – Ты нашел что-нибудь в квартире?

– Нет. Только компьютер, но вряд ли в нем есть то, что мы не знаем.

– Возможно, ты плохо искал?

Третий хмыкнул.

– Если сомневаешься во мне, пошли Андропа. Может, он чего-нибудь найдет?

– Там должна быть зацепка. Просто обязана.

Третий помялся.

– Кроме компьютера там были еще папки с его старыми делами. Но до них пока руки не дошли.

– Займись ими.

Третий кивнул и прошмыгнул в камеру.

Первый посмотрел вслед. Иногда ему казалось, что Номер Третий – женщина. По манере, походке, привычке держаться подальше от других и говорить, избегая родовых окончаний. Впрочем, это было неважно. Тайна личности соблюдалась неукоснительно.

Номер Первый прислушался.

Сперва Третий как всегда долго переминался с ноги на ногу и начал говорить только когда из клетки уже донеслось нетерпеливое рычание.

– Хочешь послушать легенду, Андроп? Старую быль об этом городе?

Всхлип, чавканье, словно корова языком лизнула.

– Андроп хочет.

– Тогда слушай. Было это полтысячи лет назад. Повелел царь снести здешнюю деревянную крепость и поставить взамен каменную. Взялись каменщики за работу. Первый ряд уложили – все обвалилось. Снова возвели – и опять неудача. Целый месяц бились – все бестолку. Не стояли каменные стены. Обратились они тогда к старцам мудрым, волхвам всезнающим. Мол, скажите, ведуны, в чем дело? И сказали им старцы: «Чтобы крепость не рушилась и стояла долго, надо замуровать в стене первое живое существо, что прошло близ нее на ранней заре…»

Нет, подумал Первый. Не женщина. Скорее педераст.

***

В папке было мало интересного. Фотографии трупа в разных ракурсах. Крупно – выжженное на лбу клеймо. Строка тайнописи на груди. Иван достал смартфон и сравнил ее с символами на идоле. Те же самые, но надпись явно другая. Будь побольше времени, на основании двух текстов уже можно было заняться расшифровкой. Свидетельские показания были бесполезны, а вещдоками были два окурка и клочок автобусного билета, найденные на месте преступления.

Иван сидел за длинным деревянным столом в кафе «Регистан». Перед ним дымилась чашка чая, а чуть поодаль стояла посудина с зеленым бухарским пловом. Кафе, как и все прочие, официально не работало, но для завсегдатаев открывало двери. Достаточно было постучать. Иван искренне надеялся, что ни те, кто разгромил его первую квартиру, ни те, кто сейчас наведался во вторую, сюда не доберутся.

Он перевернул страницу с последним допросом и увидел распечатку электронной почты. Судя по количеству писем, Бергер ею нечасто пользовался. Или это был его не основной ящик. Среди торгового спама и десятка предложений от книжных интернет-магазинов было несколько писем с набранной в теме фразой «ВАШИ ДАЛЬНЕЙШИЕ ДЕЙСТВИЯ». Все они пришли с одного адреса и это действительно был университетский адрес.

Иван уже давно не имел никаких дел с альма матер и только слышал о постоянных переименованиях и реорганизациях. Многострадальный исторический факультет то разделяли, то соединяли, то выпячивали в названии слово «международный», то прятали его обратно. Теперь факультета не было вообще, а был институт, и именно с его почты пришли Бергеру письма с темой «ВАШИ ДАЛЬНЕЙШИЕ ДЕЙСТВИЯ».

Иван перевернул страницу и усмехнулся.

Кроме названия темы в письмах не было ничего. В каждом – с десяток строк, набранных сплошными знаками вопроса. Как это бывает при сбое кодировки. Иногда среди вопросов попадались странные латинские аббревиатуры, но ни одна из них Ивану ни о чем не говорила.

Единственной зацепкой был сам адрес. Точнее, имя почтового ящика, стоящее перед «собакой» и университетским доменом. Иван долго смотрел на него, пытаясь вспомнить, где его видел. Этот KIR мог означать что угодно. ФИО преподавателя, начальные буквы имени аспиранта. Или профессора. Или не имени, а фамилии. В университете у Ивана уже давно не было никаких знакомых, если не считать его старого научного руководителя, с которым он не виделся уже лет пятнадцать.

Двух минут хватило, чтобы найти на сайте телефон деканата, который теперь назывался «учебным офисом».

– Мне нужно поговорить с профессором Садовским, – деловито сказал Иван, когда на том конце сняли трубку и томным женским голосом протянули «алло».

Женский голос впал в ступор и через некоторое время переспросил:

– С кем?

– С Садовским. Викентием Павловичем. Профессором. Не помню точное название кафедры. Что-то вроде религиоведения.

– Может регионоведения? Но у нас там нет никаких Садовских.

В трубке послышался шорох, забубнили чьи-то голоса. Девушка отстранилась от микрофона и сказала кому-то: «Да? Ну тогда сами объясняйте».

Трубку взяла другая дама, судя по голосу постарше первой.

– Алло. Вы слышите? Зачем вам Садовский?

– По личному вопросу.

– Вы знаете, молодой человек, он у нас уже очень давно не работает. Лет десять как.

– Куда-то перевелся? Не подскажете куда?

Дама замешкалась.

– Если вы по личному вопросу, то, наверное, должны быть в курсе, – сказала она наконец. – У профессора Садовского случились тогда большие проблемы со здоровьем. Его увезли в больницу прямо с лекции. Прискорбный был случай.

Иван застыл, не зная, что сказать.

– Но вы не бойтесь, – продолжила она. – Насколько знаю, спустя несколько месяцев его выписали. Увы, больше ничем не могу помочь. Попробуйте обратиться в справочную.

– Вы хотите сказать, он заболел, и его сразу уволили?

– Э-э… Там не все так просто. Найдете профессора, сами все узнаете.

Короткие гудки.

Иван повертел в руках смартфон.

Создавалось впечатление, что в университете о профессоре вспоминать не любили. Садовский всегда казался Ивану немного не от мира сего. Что не удивительно, учитывая его научные интересы – христианские ереси и средневековую криптографию.

Иван еще раз глянул на адрес почты и ему пришло в голову, что KIR вполне может означать «кафедру истории религий». Или «криптография и религии». Учитывая интересы самого Бергера, это было логично. В любом случае, разговор с профессором Садовским мог оказаться полезным. Да и связи на кафедре у него наверняка сохранялись.

Ивану не нужна была справочная. Он знал, где искать профессора.

***

Блиновский пассаж представлял собой длинное большое здание, выстроенный полтора века назад в псевдорусском стиле. Как писали в одном старом путеводителе, это был «дом ресторанов, магазинов, коммуналок и привидений».

Иван ни разу не видел здесь привидений, а рестораны, магазины и коммуналки его не интересовали.

Ему нужна была крыша.

Он свернул в одну из арок и прошел во двор.

В отличие от парадного фасада, двор напоминал не городскую достопримечательность, а трущобы напополам с развалинами, оставшимися от боевых действий. Задняя часть дома была загромождена тянувшимися во все стороны трубами, спрятанными в нишах ржавыми решетчатыми балконами и какими-то деревянными пристройками. Все это было похоже то ли на старые кварталы Неаполя, то ли на компактные бразильские фавелы.

Массивные пожарные лестницы тянулись зигзагом среди труб с балкона на балкон. До нижнего балкона было никак не достать, но Садовский еще пятнадцать лет назад показал Ивану одну хитрость. С тех пор ничего не изменилось.

Иван забрался на пристройку, прошел по карнизу к толстенной трубе и перелез на балкон. По инструкции люки на балконах должны были закрываться, но тут никогда ничего не закрывалось.

Ржавая лестница дрожала под весом, и пару раз Ивану казалось, что сейчас вся конструкция обрушится вниз.

На предпоследнем этаже окно было открыто. На подоконнике сидела размалеванная девица в открытом до пупа фиолетовом пеньюаре и курила длинную коричневую сигариллу.

Она лениво смерила взглядом карабкающегося по лестнице Ивана и хрипло спросила:

– Работаешь?

– Почти.

Девица усмехнулась.

– Тут брать нечего. Ползи обратно.

– Я все-таки попытаюсь.

– Ну, как знаешь.

Девица выкинула сигариллу и захлопнула окно. Иван полез дальше.

Крыша пассажа была сложным сооружением с крутыми скатами, перепадами высоты и торчащими там и сям кирпичными дымоходами.

Иван вскарабкался повыше, перебегая от трубы к трубе. Перелез на соседний сегмент, куда была перекинута простая деревянная лестница, и подобрался к низкому выступу с застекленными чердачными окнами. Судя по обстановке на чердаке, там ничего не изменилось.

Иван постучал по стеклу костяшками пальцев. Спустя минуту постучал еще раз, сильнее, так, что стекло задребезжало.

В окне появилось морщинистое лицо, с всклокоченной седой бородой и вытаращенными глазами.

– Добрый день, профессор, – сказал Иван. – Давно не виделись.

***

– Мог бы позвонить хоть раз, – проворчал Садовский, смахивая с дубового стола в ведро объедки и одноразовую посуду.

– Извини, Палыч. Как посеял тогда твой телефон, так и с концами. А потом все завертелось, закрутилось.

– Ага. Знаю, чего у тебя закрутилось. Науку похерил, стал щелкопером. Или как вас сейчас называют? Журнаглисты?

– Журнашлюхи. Но я и оттуда ушел. Уже давно.

– Говорил тебе, бери тему, а я помогу с материалами. Сейчас бы уже доктором был.

– Не судьба.

Иван оглядел профессорское пристанище.

Чердак был заставлен книжными стеллажами и шкафами, где сквозь стекло виднелись архивные коробки. Длинный стол тянулся от одного окна до другого. На одном конце он был письменный, с ворохом бумаг и настольной лампой. На другом – обеденный, с тарелками, стаканами и хлебницей. Все было так, как раньше, разве что шкафов, книг и бумаг прибавилось. Да борода у профессора была уже не темная и аккуратно постриженная, а пегая и торчала во все стороны. Садовский был облачен в замызганный халат, на котором виднелись следы от многочисленных возлияний.

– Думал, по телефону поговорить, – сказал Иван. – Позвонил в деканат. Ну и… Пришлось сюда заявиться. Извини.

Садовский подозрительно прищурился.

– И что тебе сказали в деканате?

– Что-то про больницу, куда тебя забрали прямо с лекции. Как здоровье, кстати?

Садовский крякнул.

– Отлично здоровье. Приврали, как всегда.

– Что, не было больницы? А почему тогда…

Садовский засуетился, опустив голову, взял чайник, плеснул воды в стакан.

– Палыч, – сказал Иван, внимательно за ним наблюдая. – Только не говори, что опять какой-нибудь первокурснице под юбку залез. Тебя же предупреждали.

– А тебе-то что? – огрызнулся старик. – Ты свалил и будь здоров. Предупреждали они. Может, это была любовь всей жизни? А они со своими инструкциями… Э-эх!

Он достал из холодильника бутылку водки.

– Будешь?

– То есть не было больницы.

– Была. Забирали. Не с лекции, но почти, – он разлил водку по стаканам. – Ладно. Дела минувшие. Вряд ли ты сюда проведать старика заявился. Говори, зачем пожаловал.

Иван раскрыл папку и бухнул ее на стол.

– Адрес электронной почты. У меня стойкое впечатление, что он старый и я его видел, еще тогда, аспирантом. Кому он мог принадлежать?

Садовский нацепил очки и вгляделся.

– Ну, то что после «собаки», это точно новое. Наверное, они как всегда провели конкурс на самую дебильную аббревиатуру.

– Я про начало.

– KIR? – старик нахмурился. – Не припомню такой почты. Может какой-нибудь античник своего любимого царя в адрес засунул?

– Или кафедра истории религии?

– Не было такой кафедры. Была религия и культура. А к чему все эти глупые вопросы? Напиши письмо, пусть ответят, кто такие.

– Нельзя туда письма писать, Палыч. Это уголовное расследование.

– Чего?! – Садовский вытаращил глаза поверх очков.

– Уголовное расследование. Я, Палыч, теперь частный детектив.

– Ох ты, говна пирога. Частный детектив. Все по профессиям, значит, скачешь. А потом куда? В шахтеры? Извини, парень, не знаю я никакого Кира. Не помогу.

Садовский перелистнул страницу.

– А это что?

Фотография тайнописи на груди убитого гастарбайтера была настолько четкой, что выжженные символы казались выпуклыми.

Садовский медленно поднял голову.

– Откуда это у тебя?

– Ты знаешь, что здесь написано?

– Что написано не знаю… Но шифрование, надо сказать, презабавное.

– Есть еще два образца, – сказал Иван и достал смартфон.

Садовский долго сидел, сличая знаки на идоле, гастарбайтере и в книге. Потом вскочил, схватил стремянку и полез на стеллаж. Достал оттуда увесистый том и раскрыл его на середине.

– Вот! – торжественно провозгласил он, указав на похожие символы, набранные в таблице убористым шрифтом. – Здесь было применено двойное шифрование. И использованы сразу два алфавита. Греческие буквы в византийском варианте и древнепермский полуустав. Очень заковыристая штука. Даже не припомню, чтобы я такое прежде видел.

– Ты сможешь это расшифровать?

Садовский посмотрел на него укоризненно.

– Чему я тебя учил десять лет, бестолочь? Чтобы разгадать шифр, нужен ключ. У тебя есть ключ?

– Нет.

Садовский развел руками.

– Тогда ты можешь хоть до посинения буквы подставлять. Ничего не получится, – он снова водрузил очки на нос и склонился над бумажками и смартфоном, бормоча: – Но какая же интересная штука…

– Палыч, ты на трупы смотришь, – сказал Иван.

– Что? – вскинулся тот. – Да-да. Конечно. На трупы… – он показал на экран смартфона. – А это не трупы. Это какая-то книга. Ключ может быть в книге. Где она?

– В том-то и проблема, – сказал Иван. – Книги нет. Попала к каким-то сектантам, и они ее спрятали.

Он пролистнул экран к фотографии с загадкой.

Садовский долго вглядывался в четверостишье и лицо его вытягивалось.

– В красной башне книгу найдешь, – задумчиво повторил он. – Слушай, Ваня. Я, кажется, знаю, где эта твоя красная башня.

Глава 9. Больница

– Совсем с ума сбрендила?

Маша сгорбившись сидела за компьютером и рылась в ведомственном архиве.

Усманов бросил на ее стол блокнот.

– Может ты ему и материалы дела в клювике принесла?

Маша криво усмехнулась.

Усманов со стоном рухнул в кресло.

– Только не это. Двести восемьдесят пятая. Злоупотребление. С отягчающими.

– Он не убийца, – глухо сказала она, не отрываясь от экрана. – И его никто не исключал из следственной группы. Поэтому никакого злоупотребления. Чушь не неси.

Усманов схватился за голову.

– Да какое исключал, о чем ты? После того, как он сбежал, ордер – дело пары часов.

– Вот когда будет ордер, тогда и посмотрим. А пока только ты у нас злоупотребляешь. Без ордера с мигалками гражданского крутить приехал.

Усманов беззвучно выругался.

– Что он тебе наплел? Что пообещал? Что дочь найдет? И ты, дура, поверила?

– Заткнись, – Маша холодно сверкнула глазами.

На столе ожил коммутатор.

– Мария, – задребезжал из динамика голос Воеводина, – Артема не видела?

– Он здесь, – процедила она.

– Бегом ко мне. Оба. Новости есть.

***

На полутораметровом экране виднелось красно-бурое месиво, и Маша поморщилась, когда догадалась, что это. В центре торчало белое пятно обрубленного позвоночника.

– Голову ему отпилили, – сказал Воеводин. – Чем-то вроде большого ножа с зубьями.

– Скорее всего вот этим, – добавил судмедэксперт, и кадр сменился. – Швейцарский саперный тесак образца середины 19 века. У него очень характерный рез, а в ране нашли химические следы старой золингеновской стали. Так что, либо он, либо старая подделка.

Тесак напоминал короткий прямой меч с витой рукояткой. Одна кромка была зубчатой.

– Очень распространенное пехотное оружие того времени, – добавил судмедэксперт. – Их до сих пор много в антикварных магазинах.

Воеводин указал пальцем на одного из оперов.

– Займись. Магазины наверняка закрыты, выйди на владельцев. Понятно, что могли привезти откуда угодно, но вдруг повезет найти покупателя.

Опер кивнул.

– Руки второго пострадавшего отрублены тем же оружием, – добавил судмедэксперт. – Кроме того, на тканях и того, и другого есть следы плесени и красной керамики.

– Керамики? – нахмурился Усманов.

– Да, если говорить точно. Но на 90% это пыль от старых керамических кирпичей. Из которых строили дома сто лет назад. Что касается плесени, то это стандартный плесневый грибок. Обычно встречается в нежилых или заброшенных помещениях.

– Оба потерпевших, – подытожил Воеводин, – убиты одним оружием в одном месте, и уже потом доставлены туда, где их нашли. Ищем старый дом, подвал, чердак.

– Таких сотни в центре, – сказал Усманов.

– Вот сотни и обследуем.

– Есть еще кое-что, – сказал судмедэксперт. – Знаки на теле второго потерпевшего нанесены минимум через шесть часов после смерти. Смерть наступила около полуночи, знаки выжжены в районе шести утра. На сожженной коже под знаками найдена пыльца растений с откоса. То есть знаки наносились не там, где убивали, а там, куда принесли.

Наступило молчание.

– Понимаете, что это нелогично? – спросил Воеводин. – Какой смысл ждать так долго? Да еще и рисковать. Вдруг кто увидит?

– Может, убивал один, а знаки наносил другой? – предположила Маша.

Воеводин нахмурился.

– Кто-то ходит за убийцей и стряпает из трупов арт-объекты? Слишком сложная конструкция.

– Зато в духе хипстеров, – хмыкнул Усманов. – Меня другой вопрос волнует. Когда Политова будем брать? И где искать?

– Политов не причем, – отрезал Воеводин.

– Как не причем? – опешил Усманов. – А волчья голова? А вызов на место преступления?

– По вызову еще надо разобраться, кто его вызвал. А насчет всего остального… Егорьев, докладывай, – Воеводин кивнул второму оперу.

– Да, – Егорьев вскочил. – Я проверил алиби Политова. – Он щелкнул пультом, и картинка поменялась.

Это была ночная съемка с камеры наблюдения. Вход в магазин, газон вдоль фасада, дерево, несколько скамеек, урна, забитая мусором под завязку.

На асфальте в обнимку с урной сидел человек. Расстояние было небольшое, так что узнать его не составляло никакого труда.

– Это магазин «Магнит» рядом с его домом, – сказал Егорьев. – В ночь убийства Саши Белого. Политов сперва сидел вон на той скамейке под деревом. Потом переместился к урне и заснул. – Он поставил на перемотку. – И сидел так почти до шести утра. Железобетонное алиби.

Сквозь мельтешение было видно, что человек рядом с урной за всю ночь даже не пошевелился. Потом, когда рассвело, с трудом встал на карачки, поднялся и, пошатываясь, убрел прочь.

– Пьяный ублюдок, – пробормотала Маша.

– Еще я заказал сравнительный анализ найденной у Политова скульптуры волчьей головы, – продолжил Егорьев. – Ничего общего с идолом, кроме отдаленного сходства. Идол сделан филигранно, большим мастером. А у Политова топорная работа.

– Так что, – сказал Воеводин, – Политов не наш убийца. Но найти его надо. Мне нужно заключение по символам на идоле и теле второй жертвы. Не хотелось бы искать нового эксперта. Артем, ты все равно собирался заняться его поисками. Так что, продолжай.

– Я бы лучше занялся чем-то более актуальным, – буркнул Усманов. – Например, поисками убийцы.

– Я найду Политова, – Маша подняла руку. – Мне это будет проще сделать.

Усманов зло прищурился, но промолчал.

– Короче, – сказал один из оперов, – мы опять у разбитого корыта, без подозреваемых и зацепок.

– Не совсем, – возразил Воеводин, достал из ящика толстенную папку с бумагами и бухнул ее на стол. – Раз гражданина Политова мы больше не подозреваем, будем отрабатывать его версию. Организация. Тайное сообщество с невнятными целями и неизвестными персоналиями. Здесь, – он хлопнул ладонью по папке, – старое дело. Сейчас устроим небольшой перерыв. Потом займемся воспоминаниями.

***

Здание управления изобиловало лестницами, поворотами и кривыми коридорами. Поэтому никто не заметил, как один из вышедших отстал, свернул к черной лестнице и поднялся на последний этаж, к закрытой двери. Здесь было темно, редко бывали люди и не было прослушки.

Человек затих, подождал с минуту. Потом достал телефон.

После долгих гудков трубку сняли, но ничего не сказали.

– Алло, – прошептал человек. – Слышите? Вы просили позвонить, если будет что интересное.

В трубке продолжали молчать.

– Алло, – человек еще больше снизил голос. – Начальник следственной группы распорядился заняться интересующей вас темой.

Молчание.

– Слышите?

В трубке щелкнуло, и раздались короткие гудки.

***

У Садовского был древний лупоглазый «мерседес», купленный еще в те времена, когда немолодой, но импозантный профессор любил ходить по ночным клубам и подвозить девок. Теперь машина воняла затхлостью и старым куревом, сиденье было провалено, а движок безбожно троил.

– Ты главное на спинку осторожно дави, – предупредил Садовский, – а то она складывается непроизвольно.

Путь лежал через полгорода, по дворам, промзонам и частному сектору. Садовский избегал больших дорог, и Иван подумал, что у него проблема с правами.

Когда они приехали, было уже темно.

Впереди виднелся длинный бетонный забор, обклеенный объявлениями и исписанный граффити. Над забором нависали ветви деревьев. Вокруг был очередной частный сектор с редкими вкраплениями панельных хрущовок.

– Что это? – спросил Иван, кивнув на забор.

– Больница, – буркнул Садовский и вылез из машины. – Пойдем. Здесь проход рядом.

Проходом оказалась дыра в заборе, судя по рваным краям, проделанная неофициально.

– Ходи осторожно, говори тише, – прошептал Садовский. – Территория хоть и открытая, но… своеобразная. Не надо, чтобы нас здесь ночью видели.

За забором скрывалось обширное пространство, заросшее кустами и деревьями. Кое-где виднелись отдельно стоящие малоэтажные домики.

– Не похоже на больницу, – сказал Иван.

Садовский, не ответив, быстро пошел по узкой тропинке вдоль забора. Где-то лаяли собаки. В ближайшем домике зажглось окно.

Они миновали заброшенный сарай, и Садовский обернулся.

– Можно пройти напрямик, но там открытая местность, могут увидеть. Лучше обойти по кругу и выйти с другой стороны.

Иван пожал плечами.

Домики представляли собой двухэтажные старые строения с палисадниками и аккуратными оградками. Рядом с одним из подъездов горел фонарь, и висела какая-то табличка. Иван присмотрелся, после чего догнал убежавшего вперед Садовского.

– Палыч! – прошипел он. – Это не просто больница! Это психбольница!

– Ну, – неопределенно отреагировал тот, продолжая вышагивать. – Какая разница? Тоже лечебное учреждение.

Иван замер, пораженный внезапной догадкой.

– Только не говори, что ты здесь лежал.

Садовский остановился.

– Лежал, и что? Меня тогда эта мокрощелка до нервного срыва довела. Со всех сторон подставила. Я чуть было ее зубами не загрыз. Знал бы ты эту змею подколодную.

Иван покачал головой.

– Эх, Палыч. Доцент ты питерский. Она хоть жива осталась, первокурсница твоя?

– Да что ей будет. И не первокурсница она была вовсе. Курс третий что ли. Уже забыл, слава богу. Сейчас небось какой-нибудь пост в администрации занимает. Умение ходить по трупам у нее было в крови. Пойдем дальше, нечего здесь торчать.

Они углубились в заросли ивняка. Тропинка заметно вела под уклон. Впереди что-то еле слышно журчало, то ли ручей, то ли вода, льющаяся из труб.

– Зря ты, Ваня, психушками брезгуешь, – повернулся вдруг Садовский. – Как можно сектами заниматься, если психбольницы стороной обходить?

– Я их не обхожу, – сказал Иван. – Если надо, психиатров опрашиваю. Архивы у них опять же интересные. Но до этой больницы я еще ни разу не добирался.

– Архивы… Я не про архивы. Здесь полежать надо, подлечиться. Побыть в шкуре пациента. Только так можно понять, как устроен мозг сектантов. Особенно тех, за которыми идет остальное стадо.

– Прости, Палыч, но насчет полежать-подлечиться я все-таки пас.

Они вынырнули из зарослей.

Впереди было длинное полуразрушенное здание. Сквозь давно выбитые окна виднелись рухнувшие перекрытия.

– Этот корпус закрыли лет двадцать назад, – прошептал Садовский. – С тех пор он служит источником легенд. Чего только не рассказывают про это место. Например, вон там, на втором этаже, где сейчас ни пола, ни потолка не осталось, повесилась школьница. От неразделенной любви. Иногда по ночам там сами собой зажигаются свечи. Ну, и привидение, конечно, временами попадается, куда ж без него.

Иван хмыкнул. Дом действительно выглядел жутковато.

– Далеко еще?

– Почти пришли, – сказал Садовский и завернул за угол. – Вот она.

Башня стояла на заросшей травой поляне. В лунном свете она казалась не красной, а черной. Издалека она выглядела целой и невредимой, и только черные провалы выбитых дверей и окон говорили о том, что она давно заброшена. На плоской крыше виднелись осыпавшиеся зубья и росли корявые деревья. Окна третьего, последнего этажа были круглыми и напоминали глаза чудовища.

Какой-то шорох послышался сзади, и Иван обернулся.

В окне второго этажа заброшенного корпуса белела призрачная фигура.

Она смотрела на него.

Глава 10. Башня

– Черт! Палыч! Это еще кто?!

Садовский аж подскочил от испуга.

– Ты что орешь!

Иван пятился спиной, рыская глазами по окнам заброшенного корпуса.

Никого не было. Окна все также зияли черной пустотой.

– Извини. Кажется, привиделось. Что-то белое. В одном из окон.

– Игра света, – пояснил Садовский. – Там из стен всякая требуха торчит, пакля, тряпки. Свет от Луны, наверное, упал как-нибудь.

Иван мотнул головой и отвернулся. Разрушенный дом смотрел ему в спину черными дырами окон.

Они перебежали через дорожку и скрылись в тени ближайших к башне деревьев.

– Почему ты решил, что это именно та самая красная башня? – спросил Иван.

– У тебя в материалах говорится, что книгу спрятали унибаптисты. Это старая протестантская секта 90х. Когда их накрыли, то у большинства диагностировали шизофрению напополам с психозом и манией преследования. И поместили как раз сюда.

– Так ты их знал?

– Нет. Я лежал спустя десять лет. За это время кто-то из них умер, кто-то сбежал. Только рассказы остались. Их было человек десять. Любопытные были персонажи. Они не говорили. Вообще. Ни между собой, ни с врачами. Что-то вроде обета молчания. И не писали. Общались пиктограммами, рисунками. Если хотели есть, рисовали тарелку с супом. Или кусок жареного мяса. Если что-то болело, рисовали орущего от боли человека и крупно тот орган, который болит. Рисовать они умели. Их лидер, помнится, был каким-то заслуженным художником. Я видел их работы. Жуткое впечатление.

– Почему?

– Представь талантливого живописца классической школы. У которого не все в порядке с головой. Что-то вроде Гойи с его «Сатурном, пожирающим детей». Представил?

– Ну.

– Теперь умножь безумие раз в десять.

– Извини, Палыч. У меня плохо с воображением. Но смысл я уловил. Что делать будем?

– Искать.

Садовский махнул рукой и мелкими шажками побежал к башне.

Трава вокруг была густая, по колено. Кое-где попадался низкий кустарник. Под ногами хрустели ветки.

Башня заслонила небо, и только тогда Иван понял, что она довольно высокая.

Садовский нырнул в арку входа и прошипел:

– Быстрее!

Иван прошмыгнул мимо и огляделся.

Луна пробивалась сквозь круглые окна, и в ее тусклых лучах плавали пылинки. Иван достал смартфон и включил фонарик.

Здесь было пусто. Не было ни перекрытий, ни лестниц, ничего. Только на уровне второго этажа торчала из стены деревянная балка. Далеко наверху можно было разглядеть железную крышу с ребрами жесткости и заклепками.

– Снаружи она напоминала какую-то часовню, – разочарованно сказал он.

Садовский хохотнул.

– Это была водонапорная башня. Таких в начале прошлого века тысячами строили. В стиле «модерн». Теперь их мало сохранилось.

– Здесь ничего нет. Даже искать негде.

Иван прошелся по земляному замусоренному полу. Среди пустых бутылок, битого стекла и использованной туалетной бумаги валялись сломанные шприцы.

– Подожди, – сказал Садовский и подошел к стене. – Это еще не все.

Стены башни были исписаны наркоманскими тегами, какими-то значками и простыми непотребными надписями.

– Здесь где-то должно быть указание, – пробормотал Садовский, водя по кирпичам чуть ли не носом. – Да. Кажется, вот оно.

Он шагнул к противоположному выходу и спрыгнул в траву.

Иван присмотрелся к стене, ничего интересного не увидел и выбрался из башни следом.

Садовский сидел на карачках рядом со стеной и шарил в траве руками.

– Здесь раньше была баня пристроена. После войны ее снесли. Но кое-что осталось. Помоги мне.

Иван нагнулся.

Из травы торчала массивная ржавая рукоятка.

– Берем и тянем, – сказал Садовский.

Иван сжал железо. Резкая боль пронзила пальцы.

– Только осторожно! – вдруг вспомнил Садовский.

– Поздно, – Иван поднял руку к свету и облизал кровоточащие пальцы.

– Там кромка острая. Надо через рукав.

Иван вытянул рукав куртки и снова взялся за рукоятку.

Громоздкий железный люк скрипнул и поднялся вместе с толстенным слоем травянистой земли. В открывшейся дыре виднелись уходящие вниз кирпичные ступени. Пахло сыростью и плесенью.

– Подвал, – сказал Садовский. – Мало, кто о нем знает. Я – знаю.

***

– Голову не расшиби. Тут балка торчит.

Смартфон вспыхнул мертвенным светом.

Подвал оказался довольно большим квадратным помещением с низким сводчатым потолком и кирпичными колоннами. Здесь ничего не было, даже мусора. Только по углам были навалены кучи давно слежавшейся породы. Видимо, когда-то подвал использовали в качестве хранилища для угля.

– Вуаля! – провозгласил Садовский. – Добро пожаловать в местный унибаптистский музей.

Все стены были изрисованы черно-белыми рисунками, которые на первый взгляд казались нагромождением несвязанных между собой отдельных деталей. Приглядевшись, Иван понял, что имел в виду профессор, когда говорил о жутком впечатлении.

Фантазия у художников была явно инфернальная.

Здесь были чудища с гигантскими пастями вместо голов, пожирающие друг друга одинаковые люди, адский бык, разбивающий копытом голову ребенка, скелет, взвешивающий на весах чьи-то внутренности, жирная голая баба с растущими из промежности щупальцами. Рисунков было по паре десятков с лишним на каждой стене, и ни один из них не повторялся. Пространство между ними было заполнено каким-то знаками, больше всего напоминающими шумерскую клинопись.

– Теперь я понимаю, зачем этих унибаптистов сюда упекли, – сказал Иван. – На месте врачей я бы их не выпускал из резиновых комнат.

– В жизни они были довольно безобидны, – сказал Садовский.

– Это какой-то вернисаж имени Ганса Гигера. Им в голливуд была прямая дорога, монстров рисовать. Что мы здесь делаем?

– Старожилы рассказывали, что унибаптисты создали в этом подвале тайник и спрятали что-то ценное.

– Тут ничего нет. Прятать негде. Разве что в кучах закопали.

– Это было бы слишком просто. Рисунки – код, подсказка для поисков. Если их разгадать, поймем где тайник.

– Скорее всего, соврали твои старожилы. Выпили пару лишних таблеток и придумали.

– Может быть. А может и нет. Я целый год потратил на то, чтобы разгадать код, но тогда у меня ничего не получилось.

– Санитары помешали?

– Смейся, смейся.

– Хочешь сказать, тогда за год не получилось, а сейчас за ночь получится?

– Именно. С этим кодом, как с шифром. Чтобы разгадать, нужен ключ. Тогда у меня не было ключа. Теперь есть.

– Удивительное совпадение, Палыч. И откуда он взялся?

– Ты принес.

Иван глянул на профессора, как на психа.

– То четверостишье о красной башне, – сказал Садовский. – Это и есть ключ.

Иван огляделся, рассматривая жуткое психиатрическое творчество.

– А подробнее?

– Сам подумай. Ты уже нашел кровь и боль, когда открывал люк.

– Кстати, хорошо, что напомнил. У тебя наверняка водка есть. Продезинфицировать надо. А то подхвачу столбняк от вас, психов.

Садовский достал плоскую флягу.

– Теперь мы на второй стадии. Нужно искать знаки небес.

– Сложно найти знаки небес, сидя в подвале, – сказал Иван, поливая пальцы водкой.

– Как раз наоборот. Знаки небес тут, на стенах. Присмотрись. Меня сегодня как током ударило, когда понял. Ведь они просто скрыли их среди массы лишних фигур. Никогда бы не догадался, что здесь только часть рисунков имеет значение, а остальные – просто отвлекают.

Иван присмотрелся. Все рисунки на стенах были примерно одинакового размера и сделаны в одном стиле. Ничто не выделялось.

Кроме сюжетов.

– Знаки Зодиака, – сказал Иван.

– Конечно! Всегда знал, что ты самый умный из моих учеников.

Знаки Зодиака были разбросаны только по одной стене. Баран с торчащими из пасти небоскребами, бык с копытом на голове ребенка, пожирающие друг друга близнецы, некое членистоногое чудище с клешнями, торчащими во все стороны, бабища с щупальцами, скелет с весами. Они были нарисованы вразнобой, кто с краю, кто почти по центру. Дракон с ножами вместо голов, зомби, вытягивающий свои кишки, пьющая из корыта свинья с физиономией Бориса Ельцина, видимо, должны были отвлекать внимание.

– Ну, хорошо, – сказал Иван. – Знаки мы, предположим, нашли. А дальше то что?

Садовский нахмурился.

– Вот этого я пока не знаю. Что там у нас на очереди?

Иван порылся в смартфоне.

– Если сочтешь то, что прочтешь. Белиберда какая-то. Может они здесь не все?

– Нет. Все, – Садовский поскреб бороду.

– Они стоят не по порядку, – сказал Иван. – Наверное, смысл в том, чтобы расставить их правильно. Как в армии – по порядку рассчитайсь.

Садовский подумал, нашел в куче маленький кусок угля и подошел к рисунку с бараном.

– Если так, то Овен должен быть первым.

Он провел углем по стене линию от рисунка наверх, к потолку. Затем протянул такую же от быка к месту чуть правее. Затем от близнецов.

Линии тянулись через всю стену, расставляя знаки в круг по периметру стены.

Спустя минуту все было закончено.

Все двенадцать линий пересеклись в одной точке ближе к центру.

Садовский достал складной нож.

– А ведь я все кирпичи простукивал в свое время. Не помогло.

– Тут ножика мало. Отбойный молоток нужен.

– Не нужен. Если мы с тобой правы, то раствор здесь хлипкий, не такой как сто лет назад.

Лезвие ножа с первого же раза вошло между кирпичами почти на половину. Садовский быстро вычистил сухой раствор, и первый кирпич упал к ногам.

– Здесь ниша, – сообщил профессор, заглянув в дыру.

Он выломал еще несколько кирпичей.

– Посвети. Не видно ничего.

Иван подошел ближе, подняв смартфон.

И чуть было не отскочил от стены, когда из темной дыры на него взглянули чьи-то глаза.

– Тьфу! Палыч! Я с тобой кони двину!

Садовский невозмутимо шарил в нише рукой.

– Тут пусто, – наконец, сообщил он. – Никакой книги.

Иван вновь поднес смартфон к дыре.

Всю заднюю стенку ниши занимал рисунок, видимо, скопированный с чьей-то фотографии.

Это было лицо молодого человека, с высоким лбом и волевым подбородком. Он смотрел из темноты прямо на них, в упор, и глаза его были глазами террориста или наемного убийцы.

– Кто это? – спросил Иван.

– Не знаю. Но лицо знакомое. Где-то я его видел.

– Главный среди художников? Гуру унибаптистов?

– Вряд ли. Но есть прекрасный способ узнать.

Садовский просунул смартфон в дыру и сделал снимок.

– Если не найду, значит это что-то личное, – сказал он и запустил интернет-поиск по картинкам. Пригляделся к вывалившимся маленьким иконкам, открыл одну и сунул экран Ивану под нос. – Нашел.

С экрана смотрел тот же самый человек.

– Это Валериан Куйбышев. Революционер, большевик. Довольно известный в свое время. В честь него даже город назвали.

– И какое отношение этот Куйбышев имеет к унибаптистам и книге?

– Ну, Ваня. Не разочаровывай меня. Очевидно же. Куйбышев – это новая подсказка. Раз книги здесь нет, значит, она есть в другом месте. И фотография Куйбышева указывает на это место.

Иван длинно выругался.

– И долго это будет продолжаться?

– Пока не найдем, что ищем! Это же прекрасно, Ваня. Тайны, загадки, расследования. Что может быть лучше?

– Лучше может быть только результат, – сказал Иван. – И вот его я как раз не вижу.

– Не волнуйся. На этот раз, думаю, дело будет проще. В городе есть только одна подходящая локация, связанная с именем Куйбышева.

– Какая?

– Об этом – завтра. Утром. Надо отсюда выбираться, пока не обнаружили.

Садовский посеменил к выходу.

– Знаешь, что, Палыч, – буркнул Иван, поднимаясь следом за ним по лестнице. – Ты мне лучше сейчас про эту локацию все расскажи. Поеду, гляну. Времени у меня нет до утра ждать.

Он выбрался наружу и замолчал.

По траве и стенам башни бегали синие огни от припаркованных рядом полицейских автомобилей. Человек десять сотрудников не спеша бродили по окрестностям.

У входа в башню стояла Маша.

– Вот вы где, – холодно сказала она. – Живо в машину. Оба. У нас еще один труп.

Глава 11. Рабыня

Номер Третий отпрянул в сторону.

Сквозь узкую щель в стене было видно, как Иван рыскает глазами по окнам, раскрыв рот.

Третий прикинул возможные пути отступления на случай, если эти двое залезут в дом. Здесь было так много рухнувших стен и перекрытий с темными нишами и ямами, что волноваться не приходилось. «Ноги поломаете», – усмехнулся Третий, но все-таки отступил подальше в тень.

Двое потоптались на полдороге и двинулись к башне.

Третий видел, как они бродили внутри, освещенные тусклыми огоньками смартфонов. Потом вышли обратно и подняли люк в подвал.

Сперва он хотел подбежать ближе и найти что-нибудь тяжелое. Камень килограммов в пятьдесят. Кучу кирпичей. Навалить сверху на люк, чтобы не выбрались. Землей присыпать. Тогда все будет кончено. Их никто не услышит, и никто никогда не найдет. Ни один телефон не ловит под старыми кирпичными сводами. Все пойдет своим чередом, как и должно идти.

Но потом он вспомнил, что их смерть не решит проблемы.

Он достал смартфон и набрал короткий номер.

– Алло, полиция? Хочу сообщить о преступлении.

***

– Как ты нас нашла?

Маша тряхнула головой и нехотя ответила:

– Подумала, к кому ты можешь пойти за консультациями. И вариантов особо не было.

– Прекрасно, Мария, – поклонился Садовский. – Всегда считал вас исключительно разумной дамой.

– Не надо, Викентий Павлович, – отрезала Маша. – Нормальные люди по ночам в дурдом не залезают. И с просроченными правами не ездят. Скажите спасибо, что вашу колымагу на штрафстоянку не увезли.

– Спасибо.

– И вы кстати так громко шумели, что кто-то из пациентов позвонил в полицию и сообщил о нарушении порядка. Мы уже к тому времени вас отследили и знали, где искать.

Машина свернула во двор и остановилась.

– Насколько понимаю, – сказал Иван, – обвинения с меня сняты?

– Да. Благодаря видеонаблюдению. Викентий Павлович, останьтесь в машине. Вам туда нельзя.

Садовский в знак согласия поднял руки.

Маша вышла и хлопнула дверью.

Иван сразу узнал это место.

– Снова откос и набережная? – сказал он.

Маша не ответила. Впереди, у пешеходного моста виднелся черный минивэн Следственного комитета и стояли несколько человек. Над ними нависала уродливая краснокирпичная многоэтажка, и, увидев ее, Иван вдруг подумал, что она тоже вполне может сойти за красную башню. Это был один из двух одинаковых домов времен развитого социализма, которые торчали над набережной Федоровского, как два квадратных зуба.

– Заставляешь за собой побегать, – хмуро сказал Воеводин, когда они подошли ближе.

«И в мыслях не было» – хотел было сказать Иван, но осекся.

Жертва.

Девочка, на вид лет двенадцать-тринадцать, обнажена.

Она лежала у решетчатого ограждения с сотнями разноцветных замочков, оставленных влюбленными парами. Руки и ноги были закованы в массивные деревянные колодки. Ржавая цепь тянулась от одних колодок к другим и была обмотана вокруг шеи. Сквозь растрепанные светлые волосы лица было не разглядеть. Под телом виднелась подстилка из многослойного гофрированного картона.

– Прикройте уже что ли, – резко сказал Воеводин и отвернулся.

Кто-то принес покрывало и опустил на тело.

От минивэна подбежал опер.

– Машину засекли на Арзамасской трассе! Теперь не уйдет.

– Отлично, – Воеводин махнул рукой. – Все за дело! Чего столпились? Живо по домам, опрашивать!

– Как это случилось? – тихо спросил Иван.

– На площадку заехал внедорожник, – сказала Маша. – Кто-то выгрузил тело. И уехал. Но попал на кучу камер, да и свидетели нашлись, – она кивнула на двоих старушек, сидящих невдалеке на скамейке. – Номер запомнили.

– Иван! – Воеводин повернулся к нему. – Колодки по твоей части. Посмотри.

Иван шагнул вперед. Его вдруг прошибла мысль, что лежащая перед ним девчонка напоминает Настю. Те же светлые волосы, то же худенькое тельце. Тот же возраст, когда… Его затрясло. Он повернулся к Маше, но та стояла у ограждения и смотрела вниз, на ночной город.

Бред.

Насте было бы сейчас уже семнадцать. Он глубоко вздохнул и склонился над колодками.

Прежде такие он видел только в фильмах и на картинах. Тяжелые, вырубленные из цельного бревна для преступников и рабов. Вот только по всем граням и тех и других колодок тянулась искусная резьба.

– Тот же самый резал, – сообщил опер Егорьев. – Что и столб с идолом. Я теперь, можно сказать, его почерк знаю. Наклон резца у него своеобразный. И все вычищает до идеала. Перфекционист.

– Зато сюжеты другие, – пробормотал Иван.

– Ну, вот это уже по вашей части.

Колодки на ногах были изрезаны завитушками, цветами и травами, среди которых иногда попадались раскидистые деревья и сказочные животные. Львы с крыльями. Птицы с человеческими головами. Свернувшиеся змеи. Иван поискал волков, стоящих на задних лапах, но их здесь не было.

– Надо будет поднять и посмотреть, есть ли резьба снизу, – сказал он.

– Потом, – отмахнулся Воеводин. – Судмедэксперты еще не закончили.

На верхних колодках стояли в ряд стилизованные человеческие фигуры в длинных одеждах и скакали всадники с мечами. По углам были вырезаны восьмиконечные кресты. Одна из граней была полностью заполнена витиеватой надписью.

– Что скажешь? – подошел Воеводин.

– Сложно так сразу, – Иван пожал плечами. – Надо смотреть подробнее. Похоже на барельефы с русских домонгольских храмов. Если на идоле и втором трупе символика была языческой, то здесь она явно христианская.

– А это что? Тоже тайнопись? – спросил Воеводин, показав на надпись.

– Не знаю. Вряд ли. Похоже на уйгурский текст времен Чингисхана. В тайнописи такие символы не использовались.

– Это не уйгурский текст, – послышалось сзади.

Садовский стоял в тени дерева и хмуро смотрел на тело.

– Вы кто? – взвился Воеводин. – Кто пустил постороннего?!

– Это профессор Садовский, – сказала Маша. – Бывший научный руководитель Политова. Может оказаться полезным.

– Может или не может – это я буду решать! – сказал Воеводин. – У вас нет допуска. Вон с площадки!

– Это не монгольский текст, – повторил Садовский. – Это написано согдийским письмом. На согдийском языке. Я могу это прочитать. Учил в свое время, когда в Средней Азии крепости раскапывал. Но если у вас много времени на поиски переводчиков, я конечно могу уйти вон с площадки.

Он повернулся.

– Стойте! – Воеводин поднял руку. – Не стройте из себя обиженку. Здесь произошло убийство. И если вы что-то знаете…

– Знаю, – перебил Садовский. – Тут очень простая фраза. Всего четыре слова. Здесь написано: «Русская рабыня для великого эмира». Ну, точнее не русская конечно, в согдийском не было слова «русская». Дословно «рабыня из северных лесов», но по смыслу…

Воеводин выругался.

– Что еще за согдийский? Что это вообще такое?

– Давно вымерший язык. Его даже потомки согдийцев таджики уже не помнят. Откуда он здесь взялся, одному богу известно.

– Таджики? – Воеводин повернулся к операм. – На кого зарегистрирован внедорожник?

– Пока ищем.

– Плохо ищете! Так трудно пробить номера по базе данных?

– Пробить не трудно, товарищ полковник. Но этот номер закреплен за самосвалом. Пытаемся идентифицировать через камеры. Вдруг попадется с настоящими номерами.

Минивен СК вдруг мигнул дальним светом, дверца хлопнула и к ним подбежал Егорьев.

– Поймали урода! Две машины протаранил, в третьей застрял! Вы не поверите, кто это!

Он сунул под нос Воеводину смартфон с присланной фотографией.

– Один из тех гастарбайтеров, которые у нас вчера права качали! Представляете?

Воеводин медленно обвел всех взглядом.

– В управление его. Живо, – он повернулся к Садовскому. – Вас, профессор, это тоже касается.

***

– Аллах акбар!

Удар в живот выбил из легких весь воздух, и теперь он мог только хрипеть.

Кулаки у гяура были как гири.

– Аллааа…

В голову тут же прилетело снова, и перед глазами вспыхнули многочисленные звезды. Шухрата отбросило к стенке фургона, и вокруг все задребезжало.

– Полегче, Семеныч, – сказал тот, кто не принимал участие в экзекуции, а спокойно сидел ближе к водителю. – Не довезем еще. Начальство с нас три шкуры спустит.

– Молчи. Ты просто не видел, что эта тварь сделала с девчонкой. – Семеныч протянул лапищу и сграбастал Шухрата за воротник. – Скажем, сопротивление при аресте. Я знаю, что делаю.

Удар в зубы.

– Аллах акбар.

Семеныч сплюнул.

– Ваххабит херов.

Шухрат Салимов, 18 лет, уроженец Пенджикентского района, совершенно не знал русского языка, хоть и отучился полгода в педагогическом институте. Поэтому он повторял единственную фразу, которые знали все гяуры от мала до велика.

– Аллаа-ах акбар…

Ботинок Семеныча припечатал его по челюсти.

– Привыкай, урод.

– Слушайте, – повернулся к ним водитель. – У нас, кажется, проблема. Какая-то машина тащится за нами уже минут тридцать. Повторяет все повороты.

– Ну ка, – Семеныч уткнулся лбом в заднее стекло.

Ночная трасса почти не освещалась. За слепящим дальним светом можно было разглядеть только угловатые контуры прицепившегося сзади автомобиля.

– А ну, тормози. Разберемся, что это за гандоны.

– Не положено, Василий Семеныч, – ответил водитель. – Арестанта же везем.

– Тормози, мать твою. И остальным радируй, они недалеко. Если что, загрузим сюда подельников. Чтобы ваххабит не заскучал.

Фургон сбросил скорость, и тут же преследователь, не сбавляя скорости, ушел вбок, к повороту на соседнюю трассу. Будто что-то почуял.

– Показалось, – с облегчением вздохнул водитель.

– Угу, наверняка, – проворчал Семеныч, провожая взглядом старую цельнометаллическую «газель».

***

– Дело принимает серьезный оборот, – сказал Усманов, присел на краешек кресла и многозначительно замолчал.

Воеводин нетерпеливо дернул головой.

– Говори, не томи.

– Опознали погибшую. Это Дарина Родионова.

Усманов снова замолк.

– Ну, – не выдержал Воеводин.

– Дочь Глеба Родионова.

Сперва Воеводин смотрел непонимающе. Потом до него дошло.

– Мать твою!

– Да, у меня была такая же реакция, – кивнул Усманов. – Глеб Родионов. Бывший руководитель местного отделения РНЕ. Организатор «русских маршей». Ныне, по его словам, отошел от дел. Фермерствует в Семеновском районе. Но связей с соратниками не теряет.

– Можешь не углубляться. Я вспомнил. И что по-твоему все это значит?

– У меня есть рабочая гипотеза. Помните клеймо на лбу гастарбайтера? Это громовик Перуна, шестиконечная свастика. Один из вариантов коловрата, символа РНЕ. По некоторым данным, Родионов давно отошел от московского начальства и создавал собственную организацию. Возможно, громовик это ее символ. А значит за убийством Алишера Эльмуродова действительно стоят местные нацисты. Его товарищи об этом как-то узнали и решили отомстить.

– Изнасиловав и убив тринадцатилетнюю девочку?

– Тут есть закавыка. Ее не насиловали. Пришел отчет патологоанатома. Она умерла девственницей, так что в сексуальном смысле ее не тронули. Смерть наступила от удушения. Цепь от колодок обмотали вокруг шеи и тянули до тех пор, пока не сломали позвоночник.

– Зверье.

– Звери разные бывают. Везде. Помните ту среднеазиатскую няню, которая разгуливала по Москве с отрезанной головой ребенка?

– Твоя рабочая гипотеза кое-что не учитывает. Смерть бомжа. А также символы на идоле, теле гастарбайтера и колодках девочки. Егорьев клянется, что их вырезал один человек.

– Всему можно найти объяснение. Главное, хорошо поискать. И как следует допросить.

Глава 12. Убийца

– Он говорит, что невиновен, – сказал переводчик.

Усманов хмыкнул.

– Два свидетеля видели, как он выволок тело из машины.

– Говорит, что никого не убивал.

Переводчик был из миграционной службы и сам напоминал гастарбайтера.

– Если б не убивал, не сбежал бы, – сказал Усманов. – Объясни ему, что дело выглядит просто. Свидетели. Камеры. Его пальчики на теле, колодках и цепях. Плюс бегство и протараненные полицейские машины. Если хочет себе помочь, пусть начинает говорить.

Шухрат Салимов быстро залопотал, захлебываясь и испуганно сверкая глазами. Переводчик слушал, кивал, потом повернулся.

– В общем, он не мастак говорить. Из какой-то сельской местности, видимо. Я его через слово понимаю, хотя вроде со всеми диалектами знаком.

– Зато пишет наверняка хорошо. – Усманов подвинул к ним фотографию колодки с надписью. – Знаешь, что здесь написано?

Шухрат взял лист дрожащими руками и замотал головой.

– Не знает, – сказал переводчик.

– Врешь, гражданин Салимов. Ты же в педагогическом учился. На учителя. И не знаешь, как твои предки писали?

– Э, брат! – засмеялся переводчик. – Я тоже не знаю. Так у нас тысячу лет назад писали. Это все равно, что тебя о старославянском спрашивать. Да и учился он полгода. Потом выгнали. Говорю же, разговаривать по-городскому – и то не умеет.

Усманов молча выругался и откинулся на спинку кресла.

– Пусть расскажет свою версию. Подробно. Где был. Что делал.

Переводчик повернулся к Шухрату и стал медленно, вкрадчиво расспрашивать.

Усманов встал, открыл форточку и закурил, вслушиваясь в звуки чужого языка. Таджикский был на удивление певучим и даже красивым.

– Короче, так, – сказал наконец переводчик. – Вечерами он на доставке подрабатывает. Это у нас сейчас многие делают. Люди на карантине, посылки друг другу посылают. У кого машина есть, те без работы не сидят. А тут ему даже машина не понадобилась.

– Это как? – Усманов нахмурился. – Он же на машине был. Ниссан Патрол, 1991 года выпуска. Знатный рыдван был в свое время.

– Да, но только это не его машина. Заказ на доставку ему поступил смс-кой. Там подробная инструкция. Забрать машину с посылкой, отвезти на набережную Федоровского, выгрузить посылку и раскрыть ее. Заплатили двадцать тысяч рублей за два километра дороги. Предоплатой, в бардачке лежали. Он хотел было их взять и свалить сразу, но честность помешала. Теперь жалеет, что так не сделал.

Усманов подвинул к себе пакет с вещдоками, где лежал телефон Шухрата.

– Так. Пусть показывает, где смс-ка.

– Нет ее. Удалил. По инструкции.

– И даже не подумал проверить, что везет и почему так много денег?

– Он увидел длинный картонный ящик сзади в багажнике. Решил, что это подарок какого-нибудь миллионера своей любовнице. Что для миллионера какие-то двадцать тысяч?

– Там могло быть пятьдесят килограмм героина. Или десяток засвеченных стволов. Или труп ребенка.

– Ну вы же понимаете. Это доставка. Они не лезут в посылки. Но я не удивлюсь, если окажется, что этот ваш подозреваемый, – переводчик кивнул на Шухрата, – действительно раньше героин доставлял. Деревенские, они такие, за все берутся, не раздумывая.

– То есть он приехал на чужой машине, выгрузил ящик на асфальт…

– Да. В инструкции было четко оговорено место. Рядом с пешеходным мостом, у ограждения с замочками. Он потому и решил, что это подарок любовнице.

– И что было потом?

– Вскрыл ящик. Увидел. Сперва подумал, что девочка спит, пытался разбудить. В темноте же не видно. Потом все понял. И убежал.

– Вместо того, чтобы позвонить в полицию?

Переводчик глянул на него укоризненно.

– Он? В полицию? Разве что таджикскую. А главное… Вам его дело присылали?

– Пока нет. Запрос недавно отправили.

– Он мне рассказал кое-что. Года три назад его с приятелями судили в Пенджикенте. За групповое изнасилование несовершеннолетней. Оправдали за недоказанностью. Но, сами понимаете, для него в такой ситуации выход мог быть только один.

– Из любой ситуации выход только один – чистосердечное признание. Пока в его защиту говорят только его собственные слова. Зато все улики говорят против. А раз еще и судили за изнасилование…

Шухрат дернул переводчика за рукав и что-то сказал.

– Говорит, что может помочь. Когда он подходил к стоянке, чтобы забрать машину, то видел человека, который из нее вылезал.

– Пусть опишет.

– Человек был в черной куртке с капюшоном, так что описать он его не сможет. Но он видел в какой дом тот зашел. Это был частный дом.

– Так, – Усманов забарабанил пальцами по столешнице. – Пусть назовет точный адрес.

– Говорит, ему проще показать. Название он не запомнил, но хорошо все помнит визуально.

Усманов подумал. Обычно на выезд напрашивались те, кто надеялся сбежать.

Избитое в кровь лицо Шухрата Салимова напоминало мятую свеклу. Выглядел он жалко. Надо будет разобраться с группой захвата, подумал Усманов. Что мы, гестапо что ли?

Он потянулся к коммутатору.

– Машину организуй. С сопровождением.

***

Битый час они колесили по району, заглядывая во дворы и переулки с частными домами. То ли подозреваемый не так хорошо все помнил визуально, как говорил. То ли водил их за нос.

– Чужой город все-таки, – оправдывал его переводчик. – Он тут всего три месяца. К тому же, говорит, тут что-то не так. Раскопали все. Дороги ремонтируют. Все изменилось.

– За день? – саркастически спросил Усманов.

Шухрат вскрикнул и ткнул пальцем вперед.

– Давайте тут попробуем, – сказал переводчик.

Это был запыленный тупик за очередной неофициальной стоянкой. С одной стороны тянулся бетонный забор какого-то предприятия. С другой – зеленели палисадники с покосившимися деревянными избушками.

Шухрат застыл на дороге, оглядываясь.

Усманов прошелся вокруг минивэна, пиная колеса.

– Долго еще? – спросил его водитель.

– Ты куда-то спешишь?

– Ага, на тот свет. Не хочу пугать, шеф, но кажется за нами был хвост. Какая-то обшарпанная «газель» с грязью вместо знаков. С управления за нами тащилась, как привязанная. Только не думай, что я начитался шпионских романов.

– Ты начитался шпионских романов.

– Кажется, здесь! – подбежал к ним переводчик. – Говорит, такой же забор синий.

– У нас весь город в синих заборах, – вздохнул Усманов. – Пусть дом показывает.

Шухрат закивал.

– Говорит, это чуть дальше, – сказал переводчик.

Они не успели сделать и шага.

Завизжали тормоза, и из-за поворота вылетела «газель». Развернулась ржаво-грязным боком, перегородив дорогу.

Дверь со скрипом отъехала в сторону, и на асфальт один за другим спрыгнули человек десять коренастых бородатых мужиков в камуфляже.

Один из них вышел вперед и обвел всех тусклым взглядом.

– Проклятье, – пробормотал Усманов, нашаривая кобуру и делая над собой усилие, чтобы не отступить.

– Ты здесь главный? – спросил человек, в упор глядя на него.

– Следственный комитет. Старший следователь Усманов. Стойте на месте.

Человек шагнул вперед.

– Вижу, ты меня узнал. Стало быть, знаешь, зачем я приехал.

Глеб Родионов мало походил на свои старые фотографии, где он был бритым и молодым. Теперь седая кустистая борода скрывала его лицо буквально до глаз. Да и остальные слабо напоминали стародавних нацистов в берцах и черной коже. На вид это были скорее охотники или фермеры.

– Ты отдашь мне эту мразь или я сам ее заберу, – сказал Родионов.

Шухрат отскочил назад и прижался спиной к минивену СК.

– Стойте! – Усманов поднял руку. – Никто никого не заберет. Идет следствие. И, я вас уверяю, гражданин Родионов, виновные в смерти вашей дочери понесут наказание.

– Следствие, – горько усмехнулся тот. – Знаю я ваши следствия. Диаспора занесет твоему начальству, и обезьяна уползет к себе в кишлак, целая и невредимая. Уйди с дороги, не доводи до греха.

Он махнул рукой, и десяток бородачей шагнули вперед.

– Ни с места! – заорал Усманов и выхватил пистолет. – Это нападение на сотрудников следственных органов. Еще шаг, и я буду стрелять.

– Храбрый какой, – усмехнулся Родионов. – Ты знаешь, что будет, если я начну людей собирать? Народных волнений захотел? А? Начальник? Сколько ваших начальственных голов полетит, если к вам в управление толпа придет? А если толпа придет в кремль к губернатору? Как думаешь, кого Москва козлом отпущения назначит?

Светло-голубые глаза Родионова казались безумными.

– Отдай мразь. Всем только хорошо будет.

Усманов медленно опустил руку с пистолетом на уровень его лица.

– Нет.

Родионов устало вздохнул и сразу поник, будто из него выпустили весь воздух.

– Ну, раз так, то будет вам всем бунт, начальник.

Один из камуфлированных сплюнул и прохрипел:

– Их всего пятеро, Глеб. Лучше покончим с этим здесь и сейчас.

Остальные загомонили. Кто-то достал из-за пазухи обрез.

– Не советую, – Усманов перевел ствол на него. – Если вы сейчас развернетесь и уедете, я обещаю оставить ваше правонарушение без последствий.

– Вы слышите? – обернулся к своим Родионов. – Он обещает. А что ты моей дочери пообещаешь, гребанная ты вертикаль власти?

Все разом загомонили, и сквозь этот шум прорезался вдруг визгливый голос Шухрата:

– Аллах акбар!

Бородачи взревели и рванули вперед, взметнув вверх биты и монтировки. Родионов отбросил в сторону вставшего на его пути опера, и что-то орал сбоку водитель, и из-за этого бедлама никто не услышал хлопок выстрела. Просто все вдруг замерли в одно мгновение, замолкли и уставились куда-то за спину Усманова.

Он обернулся.

Шухрат Салимов медленно сползал по борту минивена. В его лбу зияло черное отверстие, откуда толчками выдавливалась кровь.

Глава 13. Руины

Когда Глеб Родионов запрыгнул в «газель», а остальные бородачи бросились врассыпную, времени на раздумья оставалось мало. Где-то выла приближающаяся сирена, но выла она совсем не в той стороне, куда, виляя, уносилась ржавая «газель».

– Шеф! Ты куда?! – заорал водитель, но Усманов уже бросился наперерез ползущей по дороге «гранте», размахивая удостоверением.

Сидевшая за рулем девчушка с вытаращенными глазами ничего не успела сказать на бурный поток требовательных объяснений. «Опасный преступник, погоня, возможна стрельба». Просто выкарабкалась наружу, теряя очки.

– Ловите этих! – крикнул Усманов и прыгнул за руль.

Опера уже крутили двух самых нерасторопных бородачей.

«Газель» была уже далеко, у выезда на проспект, и Усманов кинул машину на встречку, сопровождаемый воплями и сигналами. В обычные времена здесь плотно стояли друг за другом, но при коронавирусе гнать было проще. Когда навстречу попался выгружающий пассажиров трамвай, Усманов рванул через газон, клумбу и тротуары к выезду. «Гранта» подпрыгивала и громыхала как ржавое ведро.

Родионов выжимал все возможное из дохлого движка. Усманов едва успел заметить, как «газель» ринулась через весь проспект по диагонали, через все полосы и двойные сплошные линии, лавируя между тормозящими и орущими автомобилями. Рейсовый автобус развернуло боком, перегородив половину дороги, и в узкой щели между ним и деревьями Усманов увидел, как «газель» свернула мимо строящегося аквапарка к лесу.

Он нашарил телефон:

– Преступник направляется к Оке, вниз.

– Принято, – подумав, сказал дежурный. – Помощь нужна?

– А сам как думаешь?

– Ближайшая машина в пяти минутах. Могу снять ту, что сейчас к вашим подъехала и сбежавших ловит.

– Обойдусь. Он один.

Дорога вела мимо гаражей и была вся в колдобинах и рытвинах с торчащим кусками асфальта. Когда началась лесопарковая зона, дорога пошла под уклон, оставляя по сторонам заросшие корявыми деревьями склоны. Асфальта больше не было, а была глубокая колея грязи вперемешку с гравием.

Здесь почти никто не ездил. Разве что летом к берегу на шашлыки.

«Газель» мелькала далеко внизу, за деревьями, и Усманов то и дело бросал «гранту» вбок, на траву, где можно было ехать быстрее. Потом дорога резко свернула в заросли, и «газель» пропала из виду. Он прибавил газу, еле вписался в поворот и тут же услышал скрежет под днищем. Машину повело в сторону, упирая в бордюр.

Усманов выругался, заглушил мотор и вылез наружу.

«Гранта» прочно сидела пузом на бетонной плите. Два колеса беспомощно крутились в воздухе. Была мертвая тишина, выл ветер, и где-то далеко впереди еле слышно громыхала «газель».

Он снова достал телефон.

– Я застрял. Здешняя дорога не для пузотерок.

– Не волнуйтесь, – сказал дежурный. – Все выезды перекрыты. Он никуда не денется.

Усманов хмыкнул и зашагал вперед. В этих дебрях были не только выезды.

Это было колдовское заброшенное место, старый холм с древними, заросшими мхом лестницами и зарешеченными круглыми дырами, за которыми начиналось подземелье. Справа тянулась позеленевшая каменная стена, поддерживающая склон. Иногда по ней стекала вода, а где-то сбоку слышалось журчание целого водопада. Засохшие деревья нависали над дорогой, в некоторых местах стену взломали корни, и тогда сквозь трещины можно было разглядеть мрак штолен. Оттуда веяло холодом.

Усманов сперва шел, потом бежал, боясь, что Родионов найдет лазейку и ускользнет от всех, и понимая, что это скорее всего уже случилось. Мир вокруг был похож то ли на декорации к сказке про Бабу Ягу, то ли на кадры из готического фильма ужасов. Трещали сухие ветки, шелестела под ногами прошлогодняя листва и выл ветер.

«Газель» он увидел внезапно.

Она стояла на самом берегу Оки, накренившись и уткнув рыло в бетонное ограждение.

Рядом виднелась старая водокачка, из которой уличные художники сделали достопримечательность. Зияли превращенные в глаза круглые окна. Скалился, показывая язык, нарисованный рот.

Усманов медленно обошел вокруг «газели».

Ни внутри, ни рядом никого не было.

Из ветрового стекла торчал рухнувший бетонный столб. Его остов дыбился пеньком неподалеку. Создавалось впечатление, что столб упал в тот момент, когда машина проезжала мимо.

На капоте краснели пятна крови.

Кровь была и на ограждении, и на земле, там, где начиналась тропинка, ведущая в сторону зарослей.

Сквозь деревья можно было разглядеть нагромождение краснокирпичных развалин. Сверху нависал холм, на вершине которого несколько дней назад нашли идол с головой Саши Белого.

Усманов задрал голову, стараясь разглядеть смотровую площадку.

– Не бывает таких совпадений, – пробормотал он и пошел к развалинам.

***

Солнце садилось, превращая руины в царство теней.

Красные полосы лежали на обрушенных стенах и кучах мусора.

Усманов не знал, что здесь было раньше, но развалины впечатляли. Они были похожи на остатки средневекового храма, сквозь которые прорастали корявые деревья. Стены были изрисованы граффити, непонятными символами и еще более непонятными рисунками. Он даже остановился на пару секунд, разглядывая один из них – гипертрофированную голову человека с прорезью для монет.

Темные пятна попадались все чаще и вскоре слились в полосу, будто человек полз, истекая кровью. Пол был исковеркан, проломан и зиял глубокими дырами.

Стояла мертвая тишина, Усманов шел медленно, но все равно каждый шаг отдавался эхом.

Наполовину обваленная лестница привела его вниз, где нависали над головой искореженные балки и торчали со всех сторон трухлявые доски. Здесь было темно, свет падал только из дыр в потолке и его было недостаточно. Усманов достал мобильник и вспомнил, что не предупредил дежурного.

Связи не было.

Луч света выхватил из темноты нагромождения мусора и многочисленные проходы сквозь кирпичные стены. Это было похоже на полуразрушенный лабиринт. Воняло сыростью и гнилью.

На одной из стен Усманов увидел перевернутую пентаграмму, выцветшую и заросшую плесенью, и, наконец, вспомнил, где читал про эти развалины. В сводках происшествий, лет десять назад, когда их облюбовала секта сатанистов и проводила обряды с человеческими жертвами. Где-то здесь должны были остаться бездонные резервуары, куда сатанисты скидывали тела.

Он достал пистолет.

Где-то капала вода и шумел ветер, а тут, за ближайшей стеной, слышался едва различимый скрип, будто кто-то царапал ногтями по бетону.

Усманов вжался в стену и осторожно выглянул.

Глеб Родионов грудой камуфлированного тряпья лежал в коридоре. Красноватый свет из трещины в потолке падал на его спину, а дальше, за ним, был только мрак, и в этом мраке Усманов вдруг разглядел угловатую фигуру.

Существо повернуло длинную заостренную морду.

Длинный багор с крюком на конце вонзился в спину Родионова.

Существо дернуло багор на себя и потащило тело дальше, оставляя на плитах кровавый след.

– Ни с места! – крикнул Усманов сорвавшимся голосом.

Оно присело от неожиданности, рвануло багор на себя, вырвав крюком кусок камуфляжа. Резко оглянулось. Блеснули круглые глаза.

Все было тихо и смутно, как во сне, и Усманову вдруг нестерпимо захотелось пошуметь.

Грохот выстрела ударил по ушам.

Пуля выбила кусок кирпича над головой чудища, и оно отпрыгнуло назад.

– Стой!

Существо уносилось вдаль зигзагами, прыгая от стены к стене. Руки дрожали, и пули только поднимали клочья пыли вокруг него.

– Проклятье, – рявкнул Усманов, перепрыгнул через тело и бросился следом.

Неровный пол дыбился остатками плит, торчали доски и куски арматуры. Существо то и дело ускользало во мрак, и Усманову приходилось бросаться вперед, рискуя сломать голову, чтобы не потерять его из виду.

Коридор ветвился, переходил из одного помещения в другое, менялся на низкие проходы с арочными сводами и снова вылетал на открытое пространство, где над головой синело вечернее небо.

Черная тень мелькала впереди, выбивая багром искры из кирпичей. Потом юркнула в очередную дыру и исчезла.

Усманов остановился.

Со всех сторон его окружали темные проходы, ведущие в никуда. И из каждого в любой момент можно было ждать удар багра.

– Эй! Без глупостей! Территория оцеплена! – соврал он.

Ответа не было.

Снова была мертвая тишина.

Луч фонарика метался от одной дыры к другой, но там не было ничего, кроме покрытых плесенью кирпичных стен.

Он протиснулся было в один из тоннелей, но быстро вернулся, уткнувшись в тупик. Сунулся в другой и шел до тех пор, пока не увидел под ногами широкий черный провал. Дна видно не было. Далеко внизу журчала вода.

Он свернул в другую сторону и через пару поворотов увидел на стенах пляшущие отблески.

Штольня вывела его в широкое, круглое помещение. Сводчатый потолок едва виднелся высоко в темноте.

Все стены были изрисованы черно-белыми изображениями, одного взгляда на которые было достаточно, чтобы усомниться в психическом здоровье художника.

У дальней стены стояли двое.

Один из них держал над головой факел, и красные отблески добавляли рисункам инфернальности.

Усманов шагнул вперед.

– А вы что здесь делаете?

Эхо в круглом зале было отменным и еще долго не успокаивалось.

Иван и профессор Садовский обернулись.

Глава 14. Кости

– Ни с места, и руки держите так, чтобы я их видел.

Садовский к уже поднятой руке с факелом присоединил другую.

– Тебя тоже касается, – кивнул Усманов Ивану.

– Это будет немного неудобно, – сказал тот.

– Живо!

Иван нехотя поднял руки. В правой был зажат планшет.

Усманов быстро метнулся вперед, похлопал ладонью по их карманам, не опуская пистолет.

– Где он?

– Кто? – Садовский удивленно поднял брови.

– Ваш сообщник. Этот гребанный кожаный буратино.

– Здешние подземелья пагубно влияют на твои умственные способности, товарищ следователь, – хмыкнул Иван.

– Пасть закрой, – рыкнул Усманов. – Ты можешь старику Воеводину мозги запудрить. Но не мне. Я гоняюсь по этим развалинам за каким-то ряженым скоморохом, а тут вы, красавцы. Как там в телевизоре говорится? Совпадение? Не думаю!

– Каким еще скоморохом? – задребезжал вдруг динамик. – Ты о чем, Артем?

С экрана планшета на Усманова смотрел Воеводин.

– И что ты там делаешь? Где Родионов? Ты его догнал?

– Э… Не совсем, товарищ полковник, – Усманов гордился своим умением реагировать на обстоятельства, но такое появление начальства даже для него было слишком. – Родионов убит. Каким-то… бугаем в плаще и маске. Он убежал в эту сторону. Вот я и подумал…

Воеводин, отдуваясь, вытер вспотевший лоб.

– Вы там совсем с дуба рухнули? Какого хрена происходит? Почему у вас подозреваемые как мухи мрут?

– Убийца Салимова – кто-то из нацистов. Он наверняка пойман. Их крутили, когда я уезжал. А убийца Родионова где-то здесь. Он не мог далеко убежать. Сюда срочно нужны человек двадцать, оцепить район, прочесать развалины и…

– Нереально, – перебил его Садовский. – Здесь масса выходов в штольни, а там километровые тоннели во все стороны. Ваши двадцать человек как мертвому припарки.

– Где ты его потерял? – спросил Воеводин.

– Здесь, – буркнул Усманов. – Рядом.

– Здесь никого не было. Мы уже битый час настенную живопись разглядываем. Я постоянно на связи… Да опустите уже руки, идиоты! У меня перед глазами все трясется. – Воеводин отвернулся и рявкнул кому-то в сторону. – Группу на выезд, живо! – Снова уставился в камеру. – Тут езды минут пять-десять. Встретишь, все расскажешь. И пусть штольни посмотрят, насколько возможно.

– Есть!

– А вы с каракулями продолжайте разбираться. Заснимите там все и мне в отчет.

Иван кивнул.

– Пусть фонарей привезут! – крикнул Садовский. – Надоело с факелом ходить, как в средневековье. А телефоны быстро садятся.

Экран погас.

– Если он ушел в штольни, то его уже не догнать, – сказал Иван, убирая планшет. – Но в этом есть и хорошая новость

– Да неужели? – изумился Усманов.

– Все взаимосвязано. Эти рисунки, – Иван кивнул на стены. – Площадка, где был установлен идол. Она прямо у нас над головами. Теперь этот твой бугай. Мы на правильном пути.

– Причем здесь рисунки? – Усманов непонимающе оглядел стены.

– Они – тоже шифр, – сказал Садовский. – Послание одной малоизвестной секты. Послание старое, но каким-то образом связанное с нынешними убийствами. Судя по этому.

Он ткнул факелом в участок стены с размашистой непонятной надписью.

– Те же символы, что и на идоле и теле гастарбайтера, – пояснил Иван. – Возможно, резчик отсюда их и копировал.

– Что они означают? – спросил Усманов.

– С этим еще надо разбираться. Как и с рисунками.

– Как вам удалось выйти на это место?

Он с подозрением разглядывал то одного, то другого. Иван был как всегда хмур и небрит. Профессор, которого Усманов видел второй раз в жизни, весел и воодушевлен.

– Товарищ Куйбышев помог, – сказал Садовский.

– Кто?

– Куйбышев. Валериан Владимирович. Пламенный большевик-ленинец.

– В другом схроне секты мы нашли его фотографию, – сказал Иван. – Вроде бы незначительная деталь, но сектанты ничего не делали просто так. Мы решили, что это указатель.

Он замолчал, разглядывая очередной рисунок, где была изображена какая-то адская птица, сидящая на горе.

– Ну? – нетерпеливо сказал Усманов. – Указатель куда?

– Сюда. На эти развалины. Раньше здесь была Куйбышевская водонапорная станция.

– А. – Усманов покивал. – Ясно.

Ничего не было ясно. Методы Политова казались ему изощренным мошенничеством.

Иван достал смартфон и защелкал камерой.

– Кстати, – повернулся Садовский. – Почему вы его кожаным буратиной назвали?

– Кого? – не понял Усманов.

– Бугая вашего.

– Маска у него была. С длинным носом. Даже не носом, а скорее клювом. И плащ из чего-то очень плотного и лоснящегося. То ли кожи, то ли резины.

Иван внимательно посмотрел на него.

– Тебе не показалось, что он больше похож на чудовище, чем на человека?

– Не показалось. У меня нет привычки напиваться до чудовищ.

– У него было какое-то оружие? – спросил Садовский.

– Только палка, – нехотя ответил Усманов. – Длинная. С крюком.

– Палка – это интересно, – пробормотал профессор и вернулся к рисункам.

Сверху донесся приближающийся вой сирен.

– Пойду встречу, – сказал Усманов. – Смотрите не пропустите какую-нибудь особо важную мазню.

Он нырнул в узкий проход.

***

Иван посмотрел на Садовского.

– Кожаный буратино с длинным клювом?

Профессор хмыкнул.

– Наш бравый следователь столкнулся с каким-то реконструктором. И я, кажется, знаю, кого тот косплеит. Здесь даже было что-то похожее…

Он прошелся вдоль стены по кругу, всматриваясь в рисунки.

– Вот! – он поднял факел повыше.

Это был рисунок из черных теней и белых пятен. Человек в длиннополом, наглухо застегнутом плаще и маске с увесистым клювом и большими круглыми, как дыры, глазами. В руке он держал длинную палку с загнутым крюком.

– Чумной доктор, – узнал Иван.

Профессор рассмеялся.

– Не совсем, мой дорогой аспирант. Не совсем. Это фигура куда более зловещая. От доктора здесь только маска. В этот клюв тоже набивали сильно пахнущие целебные травы, чтобы уменьшать запах гниющей плоти. Но это не доктор, он не занимался лечением. Он приходил к мертвецам. Когда в доме все уже были мертвы. Своим крюком он вытаскивал трупы из жилищ и тащил их на окраину города, к большому костру. Там их сжигали, а он шел за следующими. Это мортус. Прислужник смерти.

Профессор снял очки, ткнулся носом в изображение и принюхался.

– Готов поклясться, что рисовали сажей из крематория.

Ивана передернуло.

– Да, унибаптисты всегда старались быть аутентичными. Как еще рисовать мортуса, если не сожженными человеческими трупами?

– Получается, секта еще существует. И кто-то из них ходит по городу в костюме мортуса и убивает людей.

Садовский покачал головой.

– Нет. Больше похоже на действия подражателя. Кто-то увлеченно копирует их рисунки. Костюмы, символы. Унибаптисты презирали все, кроме изображений. Их мир был двухмерным и двухцветным. И я не вижу здесь свежих рисунков. Им всем не меньше десяти лет.

– Сам говоришь, тут километровые тоннели. Мы еще не все катакомбы обыскали.

– Вряд ли их можно обыскать все. Да и не обязательно это делать. Сознаюсь, мне не очень уютно осознавать, что где-то рядом бегает мортус с крюком. Пусть даже и не настоящий. Во время чумных эпидемий ходили слухи, что мортусы вытаскивали из домов не только мертвых, но и живых. Приходили ночью, душили в постелях и вытаскивали крюком на улицу. Кое-кто так избавлялся от неугодных. Сейчас нет чумы, но, видно, наш современный мортус не понимает разницы между эпидемиями.

Иван подошел ближе.

Мортус на стене действительно напоминал то длиннорылое существо, что напало на него позапрошлой ночью.

– Все это нужно обдумать и попробовать расшифровать, – сказал профессор. – И лучше всего это делать в тишине собственного кабинета. Ты все заснял?

– Да. В разных ракурсах. И крупно, и общим планом.

– Значит, пора отсюда выбираться.

***

– Ходим по двое. Напарников из виду не теряем. В штольни далеко не углубляемся. Входы отмечаем на схеме и ставим знак на ближайшей стене.

– Какой знак? – спросил один из оперов.

Усманов подумал.

– Да любой. Крест ставьте. Маркером. Потом ими займемся. Давайте, за работу. Судмедэксперт и вы двое со мной, труп осматривать.

Сотрудники разошлись в разные стороны.

– Надеюсь, там будет простой, честный труп, – сказал судмедэксперт, поднимая чемоданчик. – Без символов, идолов и отрезанных голов.

– Честнее не бывает. Труп как труп. В камуфляже.

Они спустились вниз, пробрались под нависающими балками и свернули за угол.

Усманов встал, как вкопанный.

– А где же труп? – спросил судмедэксперт, разглядывая пятна крови на полу.

Трупа не было.

***

– Это все бестолку, – заявил Иван, когда они подошли к машине. – Книги здесь точно нет.

– Зато наверняка есть новая подсказка, – возразил Садовский. – Думаю, несколько часов мне хватит, чтобы со всем разобраться.

– Нет у меня времени на подсказки. Надо людей искать. Наверняка же кто-то жив еще из этой секты.

– Может, жив. А может, нет.

Они стояли у кучи хлама. Иван задумчиво пинал торчащий обломок доски и не сразу заметил, что часть мусора обвалилась, обнажив ржавую вывеску.

На железном щите едва различались давно выцветшие буквы.

– Что это?

Садовский пригляделся.

– Видимо, остатки планов по реконструкции развалин. Лет десять назад один местный нувориш выкупил их у города и хотел открыть здесь ресторан. Но что-то не заладилось. Только вывеска осталась. – Он открыл машину. – Ну? Чего торчишь? Залезай.

– Не сейчас, Палыч. Кое-какие вопросы остались. Пойду задам их товарищу старшему следователю.

– Ну, как знаешь.

Лупоглазый мерседес выпустил облако вонючего дыма и укатил в темноту.

Иван еще раз глянул на крупные буквы «ВОРОНЦОВЪ», выгравированные на мятом железе, и спустился обратно вниз.

***

Он не знал, что искать, и двигался наобум, из коридора в коридор, из штольни в штольню. Капала вода, хлюпали под ногами лужи. С потолка змеями свисали корни и торчали почерневшие балки. Иногда на пути попадались небольшие помещения с уходящими вверх бетонированными колодцами, и тогда Иван ненадолго останавливался, разглядывая стены, залежи хлама и лестницы из ржавых скоб. Пару раз ему казалось, что кто-то идет в темноте следом. В таких случаях он останавливался, выключал фонарик и ждал. Тишина была мертвой.

Воронцов был связан с развалинами, а значит явно знал больше, чем рассказывал. Возможно, все это до сих пор принадлежало ему.

Позднее Иван не мог себе объяснить, чем его привлекла узкая щель между бетонными плитами на одной из развилок. Может своей незаметностью. Ее было трудно увидеть за кособокими подпирающими потолок бревнами. А может просто сработала интуиция, а чутью Иван привык доверять.

Щель была настолько тесной, что пролезть удалось только сняв куртку и выпустив воздух из легких.

Фонарик вспыхнул, мазнув по кирпичным стенам и сводчатому потолку.

Помещение было маленьким, всего метров десять, и низким, так что приходилось стоять, наклонив голову.

Весь пол был усеян грязной, давно выцветшей детской одеждой.

В углу кучей лежали тонкие человеческие кости.

Что-то ярко желтое виднелось среди потускневших платьев и футболок.

Иван присел рядом, стараясь не смотреть на скалящиеся рядом детские черепа.

Это был рюкзак с героями «Гравити Фолз» на кармашке.

Тот самый, с которым пять лет назад ушла в школу его дочь.

Глава 15. Допрос

Андроп зализывал раны.

Пуля прошла сквозь предплечье, и языком доставать было неудобно. Приходилось вытягивать голову. Маска висела на груди и мешалась. Он с рыком отбросил ее в угол.

– Ты должен быть осторожен, – сказал Номер Третий.

– Опричник бежал за Андропом, – медленно подбирая слова проговорил Андроп. – Опричник стрелял. Андроп споткнулся.

– Как он вообще там оказался? – прошипел Номер Первый. – Он должен сидеть в своем каменном мешке. До следующего раза.

– Это из-за крестьянина, – сказал Номер Третий. – Тот обо всем догадался. Наверное, когда черного застрелили. Звонил, орал. Приехал на место встречи. Днем. И следак на хвосте. Пришлось принимать меры.

– Из-за твоих мер чуть все не рухнуло, – сказал Первый. – Скажи спасибо, что полицай стрелять не умеет. Наизнанку выворачивайся, но чтобы к утру он был готов. Не справишься – сам все делать будешь.

– Конечно, – тускло пообещал Третий.

Железная дверь хлопнула.

– Андроп хочет знать, – сказала темнота за решеткой.

– Что хочет знать Андроп? – спросил Третий.

– Что было здесь в самом начале?

Третий стянул капюшон и опустил голову. Длинные волосы упали на лоб. Подумал пару минут и начал рассказывать:

– Жили-были в этих местах разные племена. Хорошо жили. Беззаботно. Дома строили. Зверя били. Рыбу ловили. Но позарился на их земли злой русский князь…

– Нет! – взревела тьма. – Это не начало!

***

– Плохо работаете, – процедил Усманов, разглядывая оперов. – Вас что, искать на местности не учили?

– Здесь черт ногу сломит, – огрызнулся один. – Даже снаружи.

– А если внутрь залезть, то человек сто на поиски надо, – добавил второй.

– Голову включайте, – сказал Усманов. – Глазами смотрите. Это не призрак. Он наверняка следы оставил.

Из-за поворота донесся топот и пыхтение. Младший дознаватель выскочил из темноты и склонился, уперев руки в коленки и сипло отдуваясь.

– Нашли! – выпалил он.

– Кого? – шагнул к нему Усманов. – Родионова? Он жив? А нападавший?

– Нет. Там что-то другое нашли. В штольнях. Консультант нашел. Ну, этот. Который алкоголик.

– Политов? – Усманов скривился. – Что он нашел? Где?

– Я покажу.

Дознаватель прыгнул обратно в темноту.

Он шел быстро, подпрыгивая на коротеньких ножках. Усманов еле за ним поспевал. Когда спустились в тоннели, под ногами захлюпала вода. Идти приходилось склонив голову, чтобы не разбить ее о торчащие балки.

На людей они наткнулись внезапно. Трое оперов молча стояли вдоль стены, и лица у них были бледными, как у мертвецов.

– Где Политов?

Опер глянул на Усманова пустыми глазами.

– Ушел.

– Как? Какого хрена отпустили?!

– Показал нам… это. И ушел.

– Что «это»? Толком объяснить можете?

– Посмотрите, – опер указал на едва заметную щель в стене. – Здесь узко, но протиснуться можно.

***

На столе – бутылка дешевой водки.

Иван смотрел на нее и не видел. Просто знал, что она есть, и что там еще половина.

Он всегда пил не пьянея. Триста грамм, четыреста. Голова оставалась ясной. Ему даже казалось, что мозги работали лучше. Но это было ненадолго. Его отрубало внезапно, напрочь, и он падал тут же, где и сидел. За весь свой алкогольный стаж Иван так и не смог понять, где находится та грань, за которой его утягивало в черную пустоту. Иногда это было после целой бутылки. Иногда раньше. В молодости он мог упиться парой бутылок сивухи, заполировать литром пива и фляжкой самогона и после этого даже не заснуть. Но это было давно.

Знакомый шашлычник принес блюдо с мясом и ушел, бормоча что-то под нос.

Иван плеснул еще полста грамм.

Тряхнул головой, чтобы исчез стоящий перед глазами желтый рюкзак с картинками из «Гравити Фолз».

По висящему на стене телевизору беззвучно брели унылые новости. Штаты опять кого-то бомбили, негры бунтовали, врачи спасали, правительство обещало.

Нет там больше ничего, сказал он про себя. Только рюкзак. Больше ничего.

Он залпом выпил.

– Э, брат, – послышалось рядом. – Водка не выход.

Шашлычник не уходил. Он стоял рядом и смотрел на Ивана грустными глазами. Потом отодвинул деревянный стул и присел.

– Расскажу тебе историю. Мне ее всегда отец рассказывал, когда я пьяным домой приходил.

Иван коротко кивнул, глядя на куски мяса.

– Жил у нас в горах один отшельник, – сказал шашлычник. – И повадился к нему бес приходить. Козни строить. То одно придумает, то другое. Целых десять лет приходил, мучал. А потом и говорит: «Я оставлю тебя в покое, если ты совершишь один грех из трех. Убей, соблуди или напейся. И больше ты меня никогда не увидишь.» Отшельник подумал-подумал, да и решил напиться. Мол, убийство грех слишком большой, прелюбодеяние грех слишком гнусный. Для отшельника. А в пьянстве греха мало. Вот он и…

– Спустился с гор в деревню, зашел в корчму, да и напился, – перебил его Иван. – После чего трахнул чью-то жену и убил ее мужа. Знаю я эту историю.

Он налил еще полста. Затем налил во второй стакан и придвинул его шашлычнику.

Тот повертел его в руках и задумчиво сказал:

– Зато моя дядя говорил: если не знаешь, что делать – выпей и сделай хоть что-нибудь.

– Вот это по-нашему. Наверняка веселая жизнь была у твоего дяди.

Они выпили.

– Балагур, – сказал шашлычник. – В тюрьме умер.

Иван крякнул и запихнул в рот кусок мяса.

– Кажется, теперь я знаю, что делать, – сказал он, едва прожевав.

***

Даже со двора элитная пятиэтажка была украшена полуколоннами, нишами и вычурными карнизами. Там и сям из стен торчали выступы и какие-то угловатые архитектурные элементы. Двор окружала внушительная кирпичная ограда с камерами на башенках. Одна из камер была сломана и висела на проводе.

Была глухая безлунная ночь. Редкие фонари пятнами желтели у соседних старых домов, и только двор элитки был залит ровным белым светом. У ворот виднелась будка охранника.

Иван перелез на забор с соседней пристройки, стараясь держаться подальше от будки и поближе к сломанной камере. Пробежал к дому, перепрыгнул на козырек черного входа и оттуда добрался по карнизу до пожарной лестницы.

Элитные дома словно специально проектировали так, чтобы их было удобнее грабить.

В голове шумело от выпитого, но голова была как стекло, руки не дрожали, ноги несли.

Иван вылез на крышу и перебрался на другую сторону, скрываясь от камер за высокими надстройками. Черепица под ногами была мягкой, так что даже шагов не было слышно.

Он выглянул за ограждение.

Балкон был прямо под ним.

Иван достал из сумки заранее припасенный кирпич, прицелился и уронил.

Кирпич упал точно на один из бюстов нижегородских купцов.

Бюст с громким треском развалился надвое.

Спустя полминуты на балкон, матерясь, выбежал Воронцов.

Иван спрыгнул вниз.

Одного удара в висок оказалось достаточно.

***

Он не загадывал далеко. Даже не подумал, что будет делать, если с Воронцовым в квартире окажется любовница или какая-нибудь шлюха из эскорта. Или если Воронцова вообще в квартире не окажется.

Иван быстро обежал апартаменты, убедился, что никого нет, а охрана сидит у лифта и на площадке за дверью, и вернулся на балкон.

Доморощенный олигарх оказался тяжелым и дряблым.

Иван с трудом подтащил его к неприметной двери в комнату безопасности, которую заметил еще в свое прошлое посещение. У каждого нувориша, видимо, была своя комната безопасности, где можно было спрятаться в случае бандитского нападения.

Приподнял его туловище, оттянул веко и прислонил глаз к сканеру.

Датчик пискнул. Тяжеленная сейфовая дверь отъехала в сторону.

Как и в любом подобном помещении, здесь было царство минимализма, бетона и нержавеющей стали.

Иван приковал Воронцова наручниками к трубе. Задвинул дверь, запер штурвалом. Проверил камеры и датчики на всякий случай. Потом набрал в кружку воды и выплеснул в красную физиономию.

Воронцов рванулся, рыча и лупая глазами.

– Тихо, – процедил Иван. – Не шуми. Все равно никто не услышит. Я проверил. Никаких ушей, глаз. И стены метровые. Хорошая комната.

– Ты даже не представляешь, что с тобой будет.

– Представляю. Мне плевать. Я пришел за информацией и без нее не уйду.

– Достань книгу, найди Бергера и будет тебе информация.

– Срать я хотел на твою книгу и твоего Бергера. Ты мне сейчас все расскажешь. Или прямо здесь сдохнешь.

– Не пугай ежа голой жопой.

Иван нашарил в кармане фляжку и хлебнул самогона.

Все, что надо, у него было заранее припасено.

Сперва он заклеил Воронцову рот скотчем. Затем достал короткий нож, вогнал ему под коленную чашечку и провернул.

Воронцов затрясся и побагровел.

– Я не хочу этого делать, – сказал Иван. – Но я это буду делать, если не получу то, зачем пришел. Что связывает тебя с Организацией?

Он подождал, когда тот отдышится, и сорвал скотч.

– Я ничего не знаю! Все знает Бергер! Найди его!

– Лжешь, скотина. Ты еще десять лет назад выкупил развалины Куйбышевской водокачки.

Воронцов непонимающе выпучил глаза.

– А они тут причем?

Иван перевернул нож и наотмашь врезал рукояткой по скуле.

– Это их место. Там они собирались. Там они проводили ритуалы.

– С чего ты это взял? Это же развалины. А они по ресторанам заседали!

– Я нашел там детские вещи, сволочь. И кости.

Круглое лицо Воронцова вытянулось.

– Какие кости? Ты что несешь? Я тут не причем!

– Следакам об этом скоро будешь рассказывать. А мне ждать некогда. Говори сейчас или тебя в камеру на носилках понесут.

Он снова отхлебнул из фляги. Мир вокруг повело.

– Слушай! Я не при делах! – затараторил Воронцов. – Для меня это были просто выброшенные деньги. Но я знаю, кто может помочь. Найди эту… журнашлюху одну, ту, мелкую, с кривыми зубами, ты ее наверняка знаешь, вы учились вместе. Как же ее… – он заелозил, гремя наручниками. – Оля… Оля… Патрацкая, да!

Иван недоуменно отстранился.

– Патрацкая? Нынешний директор телекомпании «Ока»?

– Да! Она у меня занималась этими развалинами. Планы составляла. Каких-то психов наняла стены расписывать. Я вообще туда не лез и ни разу не был. Иди к ней. Она все расскажет.

Иван встал, пошатываясь. Бетонные стены вокруг шевелились и норовили рухнуть.

– Ну, хоть что-то, – проговорил он заплетающимся языком.

Воздуха не хватало. Надо было срочно выбираться на волю.

Он навалился на штурвал, чувствуя, как пол уже уходит из-под ног. Дверь подалась, впуская свежий воздух.

Сзади о чем-то вопил и тряс наручниками Воронцов, но Иван его уже не слышал.

Глава 16. Наследие

– Что с экспертизой?

– Скоро будет.

– А вещи по базе пробили? Совпадения есть?

– Занимаемся, Александр Владимирович.

– А штольни? Остальные штольни прочесали? Может там не одна такая… комната?

– Насколько возможно. Штольни старые, половина обвалилась. Но те, которые доступны, все чисты. В смысле, там один мусор.

– А ты что здесь делаешь?

Воеводин увидел Машу и встал, как вкопанный. Сопровождающие сгрудились за его широкой спиной.

– Мария… Иди домой. Отдохни. Сама понимаешь…

Маша глянула сквозь него остекленевшими глазами.

– Я в порядке. Работать надо.

– Ну, как знаешь, – он посмотрел недоверчиво. – Но если что, я тебя тут же выгоню.

Под «если что» имелись в виду результаты экспертизы найденных костей.

Воеводин распахнул двери, и группа ввалилась в зал.

– Итак, – сказал он, когда все расселись,. – Дела решили объединить. То есть у нас старое захоронение с пока неизвестным количеством жертв. И минимум четыре свежих трупа. А возможно и пять. И никаких толковых зацепок. Начнем, пожалуй, с пятого. Товарищ Усманов, поделитесь с нами опытом. Вы утверждаете, что видели тело Родионова. Как вам удалось его потерять?

– Я преследовал предполагаемого убийцу, – буркнул Усманов. – Когда вернулся, тела уже не было.

– То есть, ни трупа, ни убийцы. Родионов точно был мертв?

Усманов помялся.

– У меня не было времени проверить. Но крови из него натекло по дороге, как из свиньи. После такого не выживают.

– Другими словами, ваш кожаный буратино обвел вас вокруг пальца, вернулся назад и спрятал тело, когда вокруг бродили десятки оперативников. И никто ничего не видел?

Зал молчал.

– Вы понимаете, как это выглядит? Одного подозреваемого убивают на следственном эксперименте. Второй скрывается у вас под носом. Какие-то твари убивают людей, оставляют их тела на смотровых площадках и делают из них перформансы. А теперь еще и подземелье, набитое детскими костями, – он бросил взгляд на Машу и осекся. – Короче. Мне звонили из главного управления и задавали неприятные вопросы. Так что, можете считать это дело экзаменом на профпригодность. Провалимся – все вместе пойдем охранниками работать.

Воеводин внимательно посмотрел на собравшихся, не пропустив никого.

– Вернемся к нашим баранам. То есть трупам. По убийству Салимова есть подвижки? Всех разбежавшихся поймали? Кто-нибудь раскололся?

– Поймали всех, – сказал Усманов. – Но толку от них никакого. Двое из них – бывшие боевики РНЕ, давно отошедшие от дел, как и Родионов. А остальные – его соседи из деревни. Охотники с рыболовами. Один фермер и один дояр, у Родионова за коровами присматривает. Крестьяне, то есть. Они ничего не знают. Говорят, с Салимовым хотели просто поговорить.

– Ну, конечно. Поэтому приехали с оружием отбивать его у следственных органов. Кто из них стрелял, узнали?

Усманов оглянулся на Егорьева.

– Из них – никто, – встал тот. – Пуля 9 мм. Вошла в тело под углом. То есть стреляли сверху.

– Как это сверху? С дерева что ли?

– Судя по направлению, с крыши одного из многоквартирных домов. Какого именно, пока неясно. Но стрелял снайпер. Видимо, из «винтореза».

После наступившей паузы Воеводин развел руками.

– То есть к нашим нацистам и носатым скоморохам прибавились люди со спецназовским вооружением.

– Самое вероятное, это был еще один человек Родионова, – сказал Усманов. – Засел на крыше заранее и получил приказ стрелять, если что пойдет не так. Поэтому нацистов я бы не стал со счетов сбрасывать. Бывших спецназовцев среди них – пруд пруди.

– Они же следили за вами, – сказал один из помощников. – А значит не знали, где вы остановитесь. Заранее засесть у снайпера времени не было.

– Да, – сказал Егорьев. – По логике выходит, стрелял тот, кто точно знал, куда вы приедете.

По той же логике выходило, что стрелял тот, кто точно знал, что они вообще приедут, подумал Воеводин, но вслух это говорить не стал.

– Ладно, – сказал он. – А дом, который хотел показать Салимов, вычислили?

– Пока нет, – вздохнул Егорьев. – Все частные дома там обошли. Живут в основном старухи. Два дома пустуют, давно. Но и там ничего подозрительного. Возможно, Салимов ошибся улицей.

– Или наврал, – сказал Усманов. – А девчонку убил сам. Или кто-то из его подельников. Гастарбайтеров из той бригады кто допрашивал?

– Я, – поднялся один из оперов. – У них железное алиби на ту ночь. Были в Городце, дачу строили. Хозяин и соседи подтвердили.

– Кроме того, Салимов не мог убить, – добавил Егорьев. – Физически. У него с год назад диагностировали защемление нерва на левой руке. Выгрузить что-нибудь, плитку положить он мог, а вот задушить кого-нибудь железной цепью до позвоночника – вряд ли. Такое не у каждого здорового получится. Поэтому его и в Городец не взяли. Толку от него на строительстве мало.

Воеводин прошелся вдоль стола, хмурясь и кривя рот.

– Иными словами, из всех наших подозреваемых самым предпочтительным выглядит твой, товарищ Усманов, кожаный буратино. Двухметровый амбал, любящий таскать трупы крюками.

– Нет никаких доказательств, что он был на местах предыдущих преступлений, – сказал Усманов. – Если конечно не принимать всерьез россказни мальчишки из коррекционного интерната.

– Мальчишка мог, конечно, приврать, – сказал Воеводин. – Но дыма без огня не бывает.

Маша вскинула голову.

– Вы кое-что забываете. Символы на идоле и теле второй жертвы. Колодки у девочки. Волчью голову.

– Да, – нахмурился Воеводин. – Организация. Сообщество непростых людей, к которым на кривой козе не подъедешь. Я сделал запрос в управление, чтобы санкционировали на всякий случай, но ответа пока нет. Так что этой версией мы можем заниматься только втихую.

Он открыл ящик стола, достал толстенную папку и включил проектор.

На экране возникло мутное изображение – два стилизованных белых волка на черном фоне. Они стояли на задних лапах с повернутыми друг к другу длинными мордами. Казалось, что звери танцуют.

– Итак, Организация. Это ее эмблема. По экспертной справке, они позаимствовали ее с монет независимого Нижегородского княжества 14-15 веков. То ли это был личный герб одного из князей. То ли монгольская тамга. Точно не известно. Короче, по некоторым данным сперва это был клуб интересующихся краеведением. Потом кое-кто из его членов пошел в гору, стал заниматься бизнесом, кто-то пролез в органы власти и потянул за собой остальных. В результате получилась организация полумасонского типа, с ритуалами и всякими прибабахами с одной стороны, и с возможностью влияния на местную политику – с другой. Сами они себя называли «Наследие». Спонсировали выставки, выделяли гранты на изучение фольклора, организовывали встречи предпринимателей. Это была их легальная деятельность. О нелегальной практически ничего не известно. Также как не известна их верхушка. Посвященные первых ступеней соблюдали строгую конспирацию. Посвященные последних даже не знали, что состоят в какой-то тайной организации и ни разу не видели тех, кто ими руководил. Есть только косвенные данные по некоторым персоналиям. – На экране появилось два ряда фотографий. – Вот они.

В зале кто-то присвистнул.

– Да, – сказал Воеводин. – Люди непростые. Сейчас некоторые из них забрались еще выше. С половиной из них можно поговорить, придумав подходящую легенду. С другими даже соваться без санкции сверху бессмысленно. Поэтому с ними подождем.

– Я там вижу как минимум одного, к которому даже с санкцией лучше не подходить, – сказал Усманов.

– Всегда можно попробовать разузнать что-то через вторые руки, – сказал Воеводин.

– Да, только если до него дойдет, что мы под него копаем, этих вторых рук ни у кого не останется. И у нас тоже.

– Никто не обещал, что будет легко. Если хочешь, я уберу тебя с этого дела. Переброшу на ограбление ювелирного. Там продавщиц убили. Согласен?

Усманов мотнул головой.

– Еще чего! Я теперь не успокоюсь, пока буратину не достану. А если эти парни его кукловоды…

– Не факт, – сказал Воеводин. – Возможно, они никакого отношения к «Наследию» не имеют. Просто спонсировали или участвовали в программах.

– Я одного не понял, товарищ полковник, – поднял руку Егорьев. – Если о нелегальной деятельности ничего не известно, то с чего вы решили, что она вообще была?