Читать книгу Зола радости - Сергей Чойнжуров - Страница 1

I. О шаманах и мышах

Ты приходишь домой и не знаешь,

Что в шкафу затаился шаман,

Словно почвы промёрзшая залежь,

Коей сосны укрыты в туман.

Незаметно, неслышно, незримо

Ты порхаешь над полом одна,

Полумраком деревьев хранима,

Нависающим в ряд у окна.

Трель и стук меж стволов раздаются

Эхом леса, и вечер застыл;

Ноты музыки издали бьются

О ворот металлический тыл.

Вдруг глухое звучание бубна

Долетело из шкафа к тебе;

Стало холодно и неуютно,

Как осеннему шквалу в трубе.

И мгновенно поплыли виденья

О зарытых бараньих костях,

Разнотравии сонного зелья,

Отмеряемого на горстях;

По коре засверкало смолою

Отражение дыма и лиц,

И в костре догоревшей золою

Расстелилось сознание ниц.

Двери шкафа со скрипом открылись,

И шаман вышел в маске на свет:

«Мы из Верхнего мира явились,

Чтоб забрать за собою вослед.

Станешь нашей навеки женою

В мире тёмных и светлых божеств.»

И тотчас же зловещей волною

Вверх поплыл заклинающий жест.

Все исчезло. Печальная лампа

Тихо светит над ровным столом;

Ночи тёмной косматая лапа

Накрывает покинутый дом.

После снова почудился тонко

Тихий шорох в шкафу, но, увы,

Это мышь черноглазая только

Мимоходом пришла из травы.

13.02.2020

II. Февральская улица

Среди снежных улиц в сумраке иссине-черном,

В суетливом ходе сердце не заметит перемен,

Что в зиме проснулись, обернулись иллюзорным,

Битым хрусталем снежинок собрались у темных стен.

Февралем осталась юность на обрывках мыслей,

Память прошлого подобна очертаниям теней;

И дается малость, только малость лет и жизней,

Чтобы пережить утрату зимних одиноких дней.

Здесь прохожий мрачный, что бредёт вперед неслышно,

Своим взглядом высекая в мягком холоде искру,

Привиденьем созерцает вечер бесконечный хищно

Словно Лис следы собачьи на пронзительном ветру.

III. Утро в придорожной гостинице

Над двухэтажной гостиницей выплыл рассвет.

Ты на балконе курила,смотря на шоссе;

А у шоссе только сосны надвинулись вслед

Остепенившимся знакам на полосе.

Ты здесь работаешь, я ж очень скоро уйду.

Мы – только встречные курсы пустых кораблей;

И отражается солнце в прозрачном ряду

От верхних окон на землю ясней и теплей.

Ты говорила, что свалишь в Иркутск в этот год,

Вот только денег достаточно сможешь собрать.

Ну а пока у тебя остаётся восход,

Можно его в своём плеере вновь проиграть.

Дым табака и туман воедино сплелись,

Тихо гонимые осенью вниз по листве.

Хоть сорок лет на двоих нам отмерила жизнь,

Но я не знаю совсем ничего о тебе.

Так я в то утро ушёл с рюкзаком в тишину,

Ловить автобус,летящий в полуденный зной.

И каждый сам по себе пусть дождётся весну,

Что сможет с правом назваться Своею весной.

IV. Любовь

Покоен на рассвете Санный мыс.

Течение Уды неумолимо.

Алеет пробудившаяся высь

В оправе полуоблачного дыма.

Нет прошлого и будущего нет,

Всё прожитое обратилось в камни.

Последний зов над склонами пропет

Неустрашимо злой и стародавний

В тот миг любовь, что теплилась костром,

Погасла в сквозняке на летней стуже;

Погасла, как вдали последний гром,

Из забытья прорвавшийся наружу.

Она была оплотом тишины,

Потерянной и одинокой жизни,

И с жалобностью лопнувшей струны

Звучала в поднебесном мелодизме.

Прошли года, и больше никому

Не в силах совладать с житейской мглою,

И не расшить волшебную кайму

Травой, туманом, облаком, смолою.

Покоен на рассвете буду я.

Куда теперь спешить, когда вне срока

В старинных письменах душа моя

Зовёт любовь, как вечная дорога.

V. Котера

Спутников со мною не осталось.

Ветер хладнокровен и тягуч.

Вся тайга запела,закачалась,

С гор угрюмых пелена примчалась-

Пелена недружелюбных туч.

После всех лишений и невзгод

Удивить хоть чем-то будет сложно.

Ниже по реке быть должен брод:

Там в обломки превратился плот,

Брошенный течением оплошно.

Над рекой надвинулась сосна,

Падая, хватаясь на обрыве.

Одинока синяя волна.

Загудело дерево-струна,

Вторя всей плескающейся рыбе.

VI. Фундамент

Печален страждущий ковыль,

Качает месяц светлый рог.

И жизнь моя – всего лишь пыль

Давно изхоженных дорог.

Среди вокзалов городков

Я с рюкзаком наперевес

Возник на час – и был таков,

В толпе безропотной исчез.

Белеет птицей старый дом,

Сокрыт ранеткой палисад.

Я – твой прохожий под дождём,

Безликий друг, случайный взгляд.

Пусть от подножья до верхов

Восстанет под руном светил

Фундамент искренних стихов,

Что я свободе посвятил.

И на фундамете моём

Судьба хоть что-то возведёт,

Да будет здесь построен дом,

И синева души взойдёт.

VII. Пепелище

Дым тихо улетает в синеву

Над пеплом догоревшего костра,

Туда, где остаются на плаву

Движенья птиц, и плещутся ветра.

В знамёнах отшумевшей суеты

От праздников, что поглотила тьма,

Блистает ярко солнце с высоты,

Покуда жизни вьётся кутерьма.

Трава остепенившимся ковром

Под вечностью раскинулась вокруг.

Ручей вбегает в заводь за бугром,

Журчаньем над водой исходит звук.

И всё же пепел медленно угас,

А с ним и я в столетиях пропал,

Когда в душе запел утробный глас,

И потерялся внутренний запал.

Тогда же в полудымке летних дней,

Зениту солнца радуясь опять,

Из пустоты явилась всё полней

Фантомов непроявленная рать.

За ними я теперь иду к реке,

Чтоб в соснах поселиться навсегда,

И мой ботинок на седом песке

Уже не оставляет ни следа.

VIII. Брусника

В ложбинах горных у подножий

Кроваво-красная брусника

Склонилась к почве, став похожей

На россыпь бус природы дикой.

Увидеть нечто вроде чуда

Мне довелось в начале утра:

Всходило солнце, точно Будда,

В тайге, раскрывшейся, как Сутра,

И мхов сгустившаяся влага

Уже испариной клубилась,

И нарастала в мыслях чага,

Пока теплее становилось.

Всё выше я взбирался в горы,

Чтобы достать о поднебесье,

В котором птиц метались своры,

Галдя на каждом перекрестье.

Вдали же высились деревья

Со всем зелёным, хвойным миром,

Где паутины-ожерелья

В ветвях очерчены пунктиром,

Кора груба и смоляниста,

И вся картина однолика,

Но где, алея так искристо,

Поспела красная брусника.

IX. Лента весеннего праздника

Вербы проснулись от зимнего сна,

И снова апрель.

На берегу между веток слышна

Весенняя трель.

Только коровы плетутся вперёд

Глубокой тропой,

Бросив расколотый, тающий лёд

И свой водопой.

Нет никого у застывшей реки -

Безлюдная тишь.

В небе от солнца бегут огоньки

Просветами ниш.

Вдруг из-за леса порывом одним

Взметнулась наверх

Лента, блеснув самым презолотым

Оттенком из всех.

И непонятная горечь за ней

Подкралась ко мне,

Точно увидел я души ветвей

На той стороне.

Лента по небу летела, кружась,

На берег сюда;

За отражением ниже гналась

Потоком вода.

Руку я вытянул, и на ладонь

Она мне легла,

Золотом вспыхнул небесный огонь,

А грусть уплыла.

Это ведь праздник спустился с небес

Под звуки весны;

Праздник, который возник и исчез

Узором волны.

X. Луна

Луна зависла над водой,

Полна, ясна и совершенна,

Являя облик молодой

Из тьмы божественного плена.

Она сквозит по тишине

О всём былом и легендарном,

Ведь и в далёкой старине

Цвела огнём полуянтарным.

Глаза романтиков иных

Смотрели к высям мирозданий, -

Один лишь прах теперь от них

И пыль несбыточных желаний.

Неслось вытьё от волчьих стай

По остывающей долине,

И вился в мягком свете лай

Над полем вызревшей полыни.

Светило ночи, страж земли

Горит из года в год бессонно,

И судьбы, что при нём прошли,

Наверно, знает поимённо.

Остался много лет назад

Во днях, историей хранимых,

Нехитрый жизненный уклад

Племён кочевников гонимых.

Век здесь рождённых храбрецов

Давно, забвенный, рухнул в пропасть

Незримой армией стрельцов,

В боях не знавшей страх и робость.

И только кажется порой,

Когда природу сны ласкают:

Вдали у речки под горой

На саблях отблески сверкают.

Грядет рассвет издалека -

Пора влюблённых и неспящих.

И вот посыпались века

В мечтах почти что настоящих.

XI. Астры

Твоя душа переполнена сказкой,

Где я блуждал в лабиринте цветов.

Дорожка к выходу белою краской

Была очерчена из-под листов.

На бузине две неброские птахи

Не улетают давно никуда,

И даже самые мелкие страхи

Впитались в поросль рифм без следа.

Зачем тебе эти сложные мысли

И многоцветные ряби в глазах,

По нотам солнечным миру ты вышли

Свою мелодию, всё рассказав,

Что устремилось дыханием летним

За мимолётным движением пчёл

К теченью жизни, к истокам заветным,

Куда никто из живых не дошёл.

Повсюду – астры, а значит сентябрь

Уже так скоро дополнится к ним,

Но я надеюсь на грёзы хотя бы,

Чтобы не видеть ни иней, ни дым.

Ты – проводник мой по сводам цветочным

В своих знакомых, как астры, словах;

И, если быть окончательно точным,

Ты – одиночества ветренный взмах.

Мы вышли к морю с тобой незаметно,

Оставив прошлое всё за спиной.

Исчезло солнце в пучине бесследно,

И мы стоим под остывшей луной:

Под лунным светом, где птахи на ветке

Опять воркуют о чём-то своём,

Покуда звёзды срываются редко

На руки тех, кто сегодня вдвоём.

XII. В золотом октябре

Приходи ко мне в золотом октябре

Допишем поэму последнюю вместе.

Как всегда, уснём на далёкой заре,

Но всё-таки снова оставим строф двести

На случай того, что случится война,

И черные всадники снова нагрянут;

На случай того, что начнётся весна,

А нас в интернете искать перестанут.

Ты придёшь проулками старых дорог,

Проездами самых окраинных улиц.

За тобой хрустящий пригонит листок

Невидимый миру осенний безумец,

Он не крикнет "привет" и не скажет "пока",

Только что-то не то с ним сегодня случилось.

Так давай скорее ловить облака,

Пока небо совсем наконец не разбилось.

XII. Шубугуй

То солнцем опалённый, то дождливый -

Прекрасен безмятежный Шубугуй,

Его просторы осеняет гривой

Небесный конь, не знавший пыльных сбруй.

Известно краю множество сказаний

О днях, минувших сотни лет назад,

Когда звенела старой наковальней

Торжественность нетронутых рулад.

Неспешно в его дебри забираясь,

Я нахожу молчащие цветы

Среди травы, где уши прячет заяц,

И птичьи мимо носятся хвосты.

Теплея, набирает силу зелень, -

Да так, что ей исполнены глаза.

Дыханьем чистым горный дух нацелен

Стремглав лететь и виться как оса.

Невидимой для путника дорогой

К ещё не пересохшему ручью

Под утро лось приходит большерогий,

Чтоб жажду утолить на нём свою.

Вода обеспокоенно и плавно

Меняет отражения фигур,

А над потоком слышится так явно

Зовущий из подземья моринхур.

Скитаясь меж былым и настоящим,

Пока меня раскатом кличет гром,

Я сам себе кажусь навеки спящим,

Почти разбитым лиственным стволом.

Кто выживал здесь в битвах и в охоте,

Плёл из деревьев сети с тетивой?

Чья песня здесь летела на восходе,

Как звонкая стрела над головой?

Давно забыты имена и лица,

Теперь со мной в сосновой тишине:

Медвежий след, испуганная птица

И череп на заросшем валуне.

Всё дальше от дороги ухожу я

По вязким тропам бурого песка,

И всё темнее облик Шубугуя,

Древнее бесконечная тайга.

XIV. Нечистая сила

Луна горит осенним светом,

Мешает злато с чернотой,

И кто-то верещит фальцетом

Во тьме болотной и густой.

Таясь и ждя, в глубоких норах

Глаза на лунный диск глядят,

Вдыхая листопадный ворох,

Как многолетия назад.

Где вдруг почудилось движенье -

Уже не видно никого,

Царит одно опустошенье,

Вид удручяющ у него.

Однако меж осенней гнили

И туч, плетущихся едва,

Нежданно образы поплыли,

За ними – крикнула сова.

Через мгновение из бора,

Как из палитры сентября,

Нарисовалась духов свора,

Ни звука вслух не говоря.

Костёр раздулся у трясины

От непонятного огня;

Вокруг него сошлись альбины,

Злых бесов взмыла болтовня.

О, эта нечисть веселилась

Над горемычными людьми,

В чьи души злом она селилась

И снова делалась детьми;

Играя жизнями, ломала

Порою целые дома, -

Но всё альбинам было мало

И недостаточно весьма.

Когда же осень листопадом

На шабаш новый их звала,

Они полуночным парадом

Бросали тёмные дела.

Прознала как-то раз шаманка

(Что проживала в тех краях),

Где расположена полянка -

Очаг альбинов в тополях;

И позвала друзей шаманов,

А так же ведьм и ворожей,

Снести сетей или капканов,

Чтоб духов сцапать, как мышей;

Поймав же, подчинить их волю,

Закрыть в одной из тёмных юрт,

Пускай они, томясь в юдоли,

Шаманам силы придают.

И вот, когда сошлись альбины

Со всех пределов и сторон,

Раздался свист бурэ глубинный,

Потом – трещёток перезвон,

Кольцом людей поднялись тени

И устремилсь к очагу.

Да только духи-приведенья

Давно уж были начеку:

Взлетело пламя ввысь на метры,

Шаманов светом ослепив,

И обожгло порывом ветра

Верхушки одиноких ив.

Так в эту ночь с сюжетом пьесы

Случилось всё наоборот:

Вошли в шаманов злые бесы

Через разинутый их рот.

С тех пор гуляет эта нечисть

В людской среде ещё важней,

И сентябрём танцует вечность

На пляске гибнущих огней.

Луна горит осенним светом,

Мешает злато с чернотой,

И кто-то верещит фальцетом

Во тьме болотной и густой.

XV. Слёзы и роса

Эта рана в душе нас сильнее не сделает,

Она только прольётся слезою солёною;

Землю плач оросит, и душа пусть уверует,

Станет пусть одиночество чистой иконою.

До чего верят люди в житейские мелочи

И не видят прекрасного в сумерках жизненных.

Мудрецы превращаются в злыдней и неучей

От желаний своих бесконечных, бесчисленных.

Спутав силу с жестокостью, правду – с обидами,

Мы найти не могли в суматохе прибежища.

Только если нас небо увидит забытыми,

То на миг снизойдёт, чтоб утешить, конечно же.

Так чего-же ты снова такая серьёзная,

Хоть грусти, не грусти – всё равно мы не вечные.

Посмотри, как сияет роса многозаёздная,

Отражаются в каплях случайные встречные.

XVI. Лис

Из-под древесных корней

Лис прошмыгнул и исчез,

Зелени майской вразрез

Скрылся в долине теней.

Рядом дорога идёт -

Линия прожитых лет.

Лис убегает на свет,

Словно стремится в полёт.

Жизнь у него не сладка:

В поисках пищи и сил

Много дорог исходил

Он от рывка до рывка.

Знаменем рыжим вдали

Хвост над землёй превознёс,