Читать книгу Секретная предыстория 1937 года. Сталин против «красных олигархов» - Сергей Цыркун - Страница 1

Лютая зима стояла в стране в январе 1924 г. Казалось, царство смерти и жестокого холода охватило ее. Идти в лес за дровами при таком морозе – погибель. Угля и нефти для растопки не хватало. Люди топили домашние печи обломками мебели, книгами, всем, что можно было найти. Замерзали даже члены семей привилегированных партийных баронов, жившие в зданиях бывших царских дворцов в Кремле, хотя по кремлевской Дворцовой улице (переименованной в Коммунистическую) проложили трамвайные рельсы, по которым грохотали платформы, груженные дровами для вождей[1]. Сами же вожди, нахохлившись и закутавшись, словно удирающие из Москвы оккупанты 1812 года, торопливо выскакивали из кремлевской квартиры Председателя Коминтерна Зиновьева, которому час назад позвонил Бухарин из ленинских Горок, объявивший о том, что Ленин, которого мучительная болезнь давно уже довела до состояния едва живого полутрупа, перестал дышать. Для вождей подали аэросани. Тогда это было модно. В голодной, разоренной стране нашлись деньги безотказно финансировать КОМПАС (Комиссию по постройке аэросаней), чтобы зимние катания вождей проходили в тепле и уюте. Год назад, в феврале 1923 г., сотрудник КОМПАСа Туполев (который в дальнейшем прославился как великий авиаконструктор) создал первые цельнометаллические аэросани Ант-3. Вот, пыхтя, залез внутрь изрядно растолстевший в последнее время Зиновьев, метящий в лидеры Мировой революции. Вся власть в стране принадлежит компартии. А компартия, согласно ее Уставу, всего лишь одна из секций Коминтерна. Поэтому глава Коминтерна и спешит в Горки, чтобы полюбоваться на труп предшественника, слишком долго заслонявшего ему дорогу к власти. Второй правитель страны, председатель Реввоенсовета Троцкий, далеко на юге. Он тоже тяжело болен и нуждается в санаторном лечении. Руки Зиновьева развязаны. Он так неудержимо стремится к власти, что взмахи прогреваемого пропеллера аэросаней, должно быть, кажутся ему крыльями, на которых он вот-вот взлетит к вершинам власти. С Лениным кончено. Давно перестал существовать кровавый Свердлов. Осталось сделать два шага – повалить Троцкого и взяться, наконец, за Мировую революцию.

Рядом с Зиновьевым блестит покрытой инеем бородой и стеклышками пенсне Лев Борисович Каменев, похожий на доброго доктора. Он из обрусевших прибалтийских немцев[2]. Его отец, Борис Иоахимович Розенфельд, служил железнодорожным инженером, а брат, увлекавшийся живописью, познакомился в Мюнхенской художественной школе с княжной Бебутовой, принадлежавшей к высшей аристократии Кавказа (ее предок Мелик-ага носил при персидском дворе высокое звание мискарбаша, что примерно соответствовало европейскому обер-егермейстеру), на которой женился и позднее, при коммунистах, устроил ее работать в Кремль. Позднее, когда обоих братьев объявят «врагами народа», о Льве Борисовиче будет распущен слух, доживший до наших дней, будто он еврей и его настоящее имя Лейба Борухович. На самом деле он получил имя в честь Льва Толстого, окончил гимназию, затем учился в Московском университете и, по воспоминаниям Троцкого, на сестре которого был женат, отличался страстью к роскоши. Юрий Каменев – это его литературный псевдоним, под которым он публиковался еще до Первой мировой войны, хотя в Ачинске, где он побывал в ссылке, бытует легенда, будто он там подкармливался у отставного полицейского чиновника Федора Каменева, разбогатевшего на взятках и открывшего мясную торговлю (имя Ф. Каменева до сих пор присутствует в списке почетных граждан этого города на его Интернет-сайте)[3]. Из имени Лев Борисович и псевдонима Юрий Каменев получился Лев Борисович Каменев – вероятно, в подражание главе Совнаркома, который из Владимира Ильича Ульянова через псевдоним Николай Ленин превратился во Владимира Ильича Ленина. Настоящий Николай Ленин был отец некой Ольги Лениной, подруги Крупской (после революции Надежда Константиновна Ульянова, известная под партийными кличками Рыба и Минога, стала официально носить девичью фамилию, чтобы скрыть факт церковного венчания с Владимиром Ульяновым)[4]. Сыновья Н. Е. Ленина, Сергей и Николай, по просьбе Ольги передали его паспорт молодому Владимиру Ульянову, чтобы он мог с ним сбежать за границу. Обоих братьев Лениных большевики в 1919 году расстреляли[5].

Каменев у большевиков – важный чин. Он заместитель Ленина по Совнаркому, он председатель Моссовета (то есть наместник Москвы), скоро он станет председателем Совета труда и обороны, ему передадут в подчинение Госплан, Рабоче-Крестьянскую инспекцию, Высший Совет народного хозяйства (ВСНХ), целый ряд наркоматов (так после революции большевики стали называть министерства). Когда Февральская революция освободила его из ссылки, он одно время стал главным оппонентом вернувшегося из эмиграции Ленина. Тот быстро нагнал на него страху, и с этого времени Каменев даже не пытался вылезать из-за спины Зиновьева, навсегда избрав его своим политическим наставником. Чем больше важных должностей получает Каменев, тем больше он боится сделать хоть шаг самостоятельно, без команды Зиновьева.

Два других заместителя Ленина, Цюрупа и Рыков, тоже больны. Их место в аэросанях заняли менее видные фигуры – «человек с лицом кочегара», глава советских профсоюзов Михаил Томский и новый глава секретариата ЦК Иосиф Сталин в своей неизменной поношенной шинели. Рядом примостился Председатель ЦИК «всесоюзный староста» Калинин. В аэросанях мест было не слишком много, поэтому больше никого не взяли. Все же через неделю в главном большевистском печатном органе – «Правде» – Зиновьев снисходительно объявит, будто главный редактор «Правды» Бухарин тоже ехал с ними на санях[6]. Глава Коминтерна давно уже начал вербовать сторонников против Троцкого, Бухарина он числит одним из своих сателлитов. В аэросанях, набитых его сторонниками и выдвиженцами, Зиновьев мчался в Горки сквозь тьму рано наступившей зимней ночи, как скачет наследный принц в замок умершего короля…

Аэросани меж тем подбрасывало на ухабах. Шофер пристально вглядывался в ночную тьму, чтобы не сломать полозья, но все покрывал снег, поэтому аэросани мотало из стороны в сторону. Сидевшие рядом со Сталиным его покровители Зиновьев и Каменев при каждом повороте наклонялись в стороны, едва не вылетая из тесноватых аэросаней. Молчаливый, задумчивый Сталин наблюдал за этими безвольными шатаниями всемогущих вождей. Любопытная метафора пришла ему в голову. Через четыре года, когда скрывать свои мысли от Зиновьева и Каменева уже не понадобится и Сталин вслед за Бухариным и Рыковым выступит против них в открытую, он поделится сокровенными мыслями с XV съездом партии в своем заключительном слове: «Если просмотреть историю нашей партии, то станет ясным, что всегда, при известных серьезных поворотах нашей партии, известная часть старых лидеров выпадала из тележки большевистской партии, очищая место для новых людей. Поворот – это серьезное дело, товарищи. Поворот опасен для тех, кто не крепко сидит в партийной тележке. При повороте не всякий может удержать равновесие. Повернул тележку, глядь – и кое-кто выпал из нее…

Возьмем 1903 год, период II съезда нашей партии… Во главе партии стояла тогда шестерка: Плеханов, Засулич, Мартов, Ленин, Аксельрод, Потресов. Поворот оказался роковым для пяти членов этой шестерки. Они выпали из тележки. Ленин остался в единственном числе. (Аплодисменты.)…

И если теперь выпадут из тележки некоторые лидеры, не желающие твердо сидеть в тележке, то в этом нет ничего удивительного. Это только избавит партию от людей, путающихся в ногах и мешающих ей двигаться вперед. Видимо, они серьезно хотят освободиться от нашей партийной тележки. Ну, что же, если кое-кто из старых лидеров, превращающихся в хламье, намерены выпасть из тележки, – туда им и дорога! (Бурные продолжительные аплодисменты. Весь съезд встает и устраивает тов. Сталину овацию)»[7].

Сталин хотел сказать, что следует на очередном повороте выбрасывать из «тележки» левых, подразумевая, что на следующем повороте настанет очередь вылетать из нее для «правых». Примерно то же он разъяснял на Президиуме Исполкома Коминтерна в 1926 г.:

«…требуют, чтобы борьба против правых и «ультралевых» шла всегда и везде, при всяких условиях, с одинаковой ударной силой, так сказать, по справедливости. Эта точка зрения справедливости и равномерности удара против правых и «ультралевых» при всяких условиях и при всякой обстановке – является ребяческой точкой зрения. Так не может ставить вопрос политик. Вопрос о борьбе с правыми и «ультралевыми» надо рассматривать не под углом зрения справедливости, а под углом зрения требований политического момента, под углом зрения политических потребностей партии в каждый данный момент»[8].

Сталин не держался «ребяческой точки зрения». Он считал себя прагматиком. Однако та «тележка», в которой толкались вожди, вылетая на поворотах, имела одну скрытую пружину, которую и сам Сталин до поры до времени недооценивал. Речь идет о всемогущем ГПУ, без учета которой, как оказалось, любые политические шаги в Кремле являются шагами в пропасть.

Об этом пришлось вспомнить, когда аэросани подъехали к ленинскому поместью. Высоких гостей встречал хмурый, лобастый человек с лицом унтер-офицера. Это был член Коллегии ОГПУ Генрих Ягода.