Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Оглавление

Сергей Цветков. Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Часть первая. Время Ярославичей 1054–1093 гг

Глава 1. Завещание Ярослава

Глава 2. Соправители

Глава 3. Торки и половцы

Глава 4. Мятежные изгои

Глава 5. Чужак на киевском столе

Глава 6. Второе изгнание Изяслава

Глава 7. Дяди и племянники

Глава 8. Княжение Всеволода

Часть вторая. Последние скрепы единства 1093–1132 гг

Глава 1. Отчинное право

Глава 2. Борьба за отчины

Глава 3. Съезд в Любече и его последствия

Глава 4. Борьба с половцами

Глава 5. Русь и Крестовые походы

Глава 6. Значение эпохи Святополка Изяславича

Глава 7. Княжение Владимира Мономаха

Глава 8. Мстислав Великий

Часть третья. Киев: яблоко раздора 1132–1157 гг

Глава 1. Новый баланс сил

Глава 2. Раскол среди Мономашичей

Глава 3. Возвышение Ольговичей. Усиление Смоленска и Галича

Глава 4. Мимо дядей

Глава 5. «Мир стоит до рати, а рать до мира»

Глава 6. Последний Мономашич

Глава 7. Начало церковного раздора

Часть четвертая. Смещение центра силы

Глава 1. Возвышение Ростово-Суздальской земли

Глава 2. Киев накануне упадка

Глава 3. Андрей Боголюбский и его политика

Глава 4. Взятие Киева войсками Андрея Боголюбского (1169)

Глава 5. Конец эпохи Боголюбского

Глава 6. Доминирование Владимирской волости при Всеволоде Юрьевиче Большое Гнездо (конец XII – начало XIII в.)

Примечания

Отрывок из книги

Под конец своей жизни Ярослав, по всей видимости, испытывал острое беспокойство за судьбу династии. В 1052 г. в Новгороде умер его старший сын Владимир, смелый полководец и прославленный строитель пятиглавого новгородского собора Святой Софии, впоследствии причисленный Русской церковью к лику святых. Среди оставшихся пяти сыновей Ярослава не было никого, кто пользовался бы таким же безусловным авторитетом, и Ярослав опасался, что в будущем это может послужить причиной междоусобицы. В Ипатьевской летописи сохранилось известие (под 1093 г.), что он отечески увещевал своего любимца, четвертого сына Всеволода[1], не действовать насилием, в обход старших братьев – Изяслава[2] и Святослава[3], а дожидаться своей очереди, когда Бог даст ему получить старший киевский стол «правдою». Свидетель и участник братоубийственной распри 1015–1019 гг.[4], Ярослав отлично знал, как быстро тает в междоусобных бранях самое многочисленное княжеское потомство. Не желая, чтобы в его семействе разыгралась та же кровавая драма, Ярослав незадолго до смерти, последовавшей в 1054 г., огласил нечто вроде своего политического завещания, призванного «урядить любовь» между его сыновьями и наследниками. Повесть временных лет излагает последнюю волю русского «самовластца» в следующем виде:

«В лето 6562 (1054). Преставися великый князь русьскый Ярослав. И еще бо живущю ему, наряди сыны своя, рек им: «Се аз отхожу света сего, сынове мои; имейте в собе любовь, понеже вы есте братья единого отца и матере[5]. Да аще будете в любви межю собою, Бог будеть в вас [с вами], и покорить вы противныя [ваших недругов] под вы, и будете мирно живуще. Аще ли будете ненавидно живуще, в распрях и которающеся [ссорясь между собой], то погыбнете сами и погубите землю отец своих и дед своих, иже налезоша [которые приобрели ее] трудом своим великым; но пребывайте мирно, послушающе брат брата. Се же поручаю в собе место стол старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу Кыев; сего послушайте, якоже послушаете мене, да той вы будеть [да будет он вам] в мене место; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю[6] Володимерь [Волынский], а Вячеславу[7] Смолинеск». И тако раздели им грады, заповедав им не преступати предела братня, ни сгонити, рек Изяславу: «Аще кто хощеть обидети брата своего, то ты помагай, [если] его же обидять». И тако уряди сыны своя пребывати в любви».

.....

Между тем после обстоятельных исследований Е.Ч. Скржинской[64] вопрос о возникновении и первоначальном значении древнерусского названия «половцы» может считаться окончательно решенным. Исследовательница обратила внимание на характерную особенность географических представлений киевских летописцев XI–XII вв., а именно устойчивое деление ими территории Среднего Поднепровья на две стороны: «сю», «сию» (то есть «эту», или «Русскую», лежавшую, как и Киев, на западном берегу Днепра) и «ону» («ту», или «Половецкую», простиравшуюся к востоку от днепровского правобережья до самой Волги)[65]. Последняя обозначалась также как «он пол», «оный пол» («оная сторона», «та сторона»)[66]. Отсюда стало понятно, что «слово «половец» образовано по месту обитания кочевников – подобно другому слову – «тоземец» (житель «той земли»)», ибо для русских людей половцы были обитателями той («оной»), чужой стороны Днепра (об он пол = половцы) и в этом качестве отличались от «своих поганых», черных клобуков, обитавших на этой («сей»), своей стороне реки. В этом противопоставлении и родился специфический русский этникон «они половици»[67], или просто «половици», трансформировавшийся в процессе развития древнерусского языка в «половцы»[68]. Вполне естественно, что за рамками данной географической традиции своеобразный южнорусский термин оказался недоступен для понимания, вследствие чего был неверно истолкован не только западными славянами, но даже образованными людьми Московской Руси[69].

Кафтан половецкого хана из Чингульского кургана.

.....