Читать книгу Любовная дуэль - Сергей Данилов - Страница 1

    Жизнь без очков пляшет в мире цветных инфузорий,

Как на пестрящих полотнах Альфреда Сислея,

Но человек близорукий, о том не жалея,

    Меньше расходует нервов и килокалорий:

    Не раздражает толпа акварельных прохожих,

Кляксы нахмуренных лиц не пугают оскалом,

Злобные всплески не жгут истеричным накалом

    В обществе добрых теней, друг на друга похожих.

    Нити дорог не смущают бензиновой грязью,

В бликах затейливей вид площадей запылённых,

Улиц уставших, щербатых домов прокажённых.

    Соты безликих кварталов мерещатся вязью.

    Смутные образы женщин весьма симпатичны,

Все незнакомки изящны, милы и приятны.

Тусклые абрисы сказочно невероятны,

    В круге размытых границ они аутентичны.

    Да, близорукие граждане чтут миопию,

Что с повседневностью грубой легко примиряет.

Мнится им – мир дружелюбно, призывно играет.

    Слух потеряют частично – впадут в эйфорию!

Всю жизнь пишу вторичные стихи.

  Досадная проблема объяснима —

  Обсосаны все темы. Скачет мимо

Хромой Пегас – стол полон чепухи.

Придуманы давно таблицы мер:

  Диктуют мне, что больше, легче, дальше.

  Мир суррогатный полон разной фальши,

Вокруг изрядно копий и химер.

Похоже, я минорный кавалер —

  Прелестницы разобраны другими.

  Мои слова им кажутся пустыми,

Претит квартиры скромный интерьер.

Непревзойдённый для вторых ролей,

  Я – потребитель секонд-хенда плоти,

  Надёжный винтик в скользком обороте

Поддельных чувств пресыщенных людей.

Я вдохновенно, изящно, смело

Под пресс отправлю смурные дни,

С тобою в небо взлечу умело,

Предупрежденья презрев родни,

Расстанусь резко с обрыдлой ношей,

Играя рифмой резных стихов,

Гордиться стану атласной кожей,

Не опасаясь ночных шагов.

Мечтать о счастье я буду просто,

Ажурно рифмы из слов плетя,

Пленяться буйным цветочным ростом,

Купаться в музыке струн дождя,

В разлуке фото ласкать в кармане,

Шепча, что скоро к тебе вернусь,

Теряясь в сладком, слепом обмане,

Пускать галопом греховный пульс.

В азарте шоры сорву, рискуя

Ослепнуть вмиг от любви огня.

Жизнь неземную для нас рисую.

Ты безгранично влечёшь меня.

Бесполезны провизоры и фармацевты.

Не доверюсь очкастым седым докторам,

Я отставил давно пузырьки и рецепты.

Для меня моя муза – интимный бальзам.

Злые мысли преследуют тучей пчелиной?

Беспокойством терзает безлунная ночь?

Отправляюсь к красавице любвеобильной —

Той, что лаской снотворной готова помочь.

Если вдруг надломлюсь, цепенея от стресса,

Не смогу сочинять куртуазно стихи,

Подготовит компресс поцелуев принцесса.

Станут грубые рифмы точны и легки.

Кризис среднего возраста впредь не помеха —

От проблем ограждает альковный талант,

Обнажённая, в звоне игривого смеха,

Чаровница – отменный антидепрессант.

Не боюсь предстоящего климакса бредней,

Ясность мыслей пожалует, не аммиак, —

Поселилась с любовною связью последней

В сердце муза – сильнейший афродизиак!

Спрячься в сумерках в чреве комода,

Затаись и меня не зови.

К нам пришла заграничная мода —

Мы играем в акценты любви.

Взяв блестящего счастья бумаги,

На неделе не режь и не рви.

В выходные, набравшись отваги,

Сложим сто оригами любви.

Клей купюры на стены степенно,

Чтоб вокруг красовались рубли.

Тёплый вечер вдвоём вдохновенно

Проведём в изобилье любви.

Вылей краски эмоций умело,

Тело тюбиков-чувств раздави.

Мы напишем агонию смело,

Умирание гордой любви.

Мы давно окольцованы болью.

Души в каплях гранатной крови…

Посыпай раны рваные солью,

Объявляя вендетту любви!

У него чувств весенних инфляция,

У неё – полового влечения кризис.

  Забыт в чулане эротики катехизис,

  Конфликтная царит ситуация.

Он грозит сексуальными стачками

И свободные выборы хочет в постели.

  У неё на участке пестрят канители,

  Чернозём для цветов возит тачками.

У него эмоций девальвация,

На десятки придётся делить их в итоге.

  Она ведает всё о любовном подлоге —

  Эйфории идёт профанация.

Она ждёт праздников допэмиссию,

Корит – домашних дел мизерны дивиденды.

  Увеличивать бурной радости проценты —

  Вот его непреложная миссия.

Страсти под гору катятся мячиком,

Падение сулит соблазнения график.

  Он в сердцах, послав проблемы липкие на фиг,

  Пиво пьёт в тапочках перед «ящиком».

Оптимисты не верят в стагнацию.

В отношеньях влечение не оскудело.

Проведут пару сделок интимных умело

И не примут тоски апелляцию.

Любовь не втискивается в его график

    Между встречами и совещаниями.

    Он не балуется оправданиями.

Ей давно послать его хочется на фиг.

От звонков во рту металлический привкус.

    Эсэмэски колют злобными иглами.

    Она сыта заурядными играми.

Опротивел бездарный и глупый искус.

Мечты не вписываются в повороты,

    Мимо на скорости он мчится бешеной.

    На лобовом стекле змеятся трещиной

Невысказанных слов минорные ноты.

Она не будет больше тактичным воском,

    В театре аффекта куклой заплаканной.

    Надоело быть подружкой потасканной…

Ждёт его второй час в кафе на Кисловском.

    Жизнь подруги тосклива, серьёзна —

Ей достался никчёмный мужчина.

Постоянной печали причина

    Обоснована и не курьёзна.

    Взгляд её – словно мутные реки,

Что петляют и катятся мимо.

Предрешённость судьбы исправима —

    Нужен тот, кто полюбит навеки.

Кровотеченье. Возможна больница.

В буре сомнений держусь на плаву.

Надо немедленно определиться,

Но я решенье принять не могу.

Нет его рядом. Звонить бесполезно.

Мысли измяты тампонным комком…

В регистратуре встречают любезно.

Жгучие иглы терзаний. Облом.

Время-кучер орудует плёткой.

  Я хриплю, раздуваю бока,

  Проношусь быстроногой походкой

  Молодого ещё рысака.

Время-пахарь, кнута не жалея,

  Тупо гонит меня вдоль межи.

  Трудовая обрыдла затея,

  Стран заморских манят миражи.

Время-воин готовится к стычке,

  Подбирает себе арсенал.

  На переднем краю, по привычке,

  Я смертельною пулею стал.

Время-лекарь врачует спокойно,

  Притупляет душевную боль…

  Я приму угасанье достойно,

  Мне не нужен наркоз-алкоголь.

Жизнь привычно текла деловая,

Но настиг предначертанный рок.

Длинноногая дева шальная —

Под ресницами блажь и порок,

Ненасытная и молодая —

Закружила игриво юлой,

Загорелая и озорная

Королева журнала «Плейбой».

Он растаял церковною свечкой,

Размягчился – живой пластилин,

В городской суматохе извечной

Самым радостным стал из мужчин.

Подозренья настигли нежданно —

Едкой ревности вздыбился шквал,

Мысли об адюльтере спонтанно

Возникали. Он молча страдал,

О пощаде молился упорно,

Повторял: «Отсуши меня, Бог!

В сети страсти попал я покорно,

Погибаю в капкане тревог.

Извожусь от сомнений в отлучках,

Порученьям рабочим не рад,

Размышления в острых колючках,

Отвечаю порой невпопад».

Седовласый ревнивец безвольный

Заблудился в амурном саду,

Инфантильный, любви недостойный,

От неё отказался, к стыду.

  Поговорим, мой друг, начистоту.

Вкус к жизни ускользает безвозвратно.

Мы мыслями уносимся обратно,

  В года, когда решалось налету,

  Туда, где щепетильности мешок

Обузой был, порой калеча душу,

Где я боролся, веря, что не струшу,

  Наметив цель, спустить лихой курок.

  Жаль расставаться с грузом прошлых лет,

Слова липучи – пластилин в варенье.

Явилось запоздалое прозренье:

  Увы, нам не оставить броский след.

  Мы будем плыть ладьями без руля,

Критиковать занудное теченье.

А впереди маячит отреченье

  От золота и медного рубля.

  Пунктирно всё, цинично и грешно,

Дробится, плесневеет год от года.

Давно претит и раздражает мода,

  Черствеем мы с эпохой заодно.

  Потолковать открыто по душам?

Пустые думы заполняют души —

Пойти в кино, съесть в ресторане суши.

  Отказано возвышенным мечтам.

  Проблемы обсудить начистоту —

Беседа протекала бы приятно.

Прожив в трудах приличный век, понятно,

  Мы сдали откровений высоту.

  Встречаемся всё реже, холодней,

Грустим, уставив взгляды молча в точку…

Приберегаю острую заточку

  Для юности навязчивой моей.

Я способ найду стать душою моложе,

Дышать искушающей радостью дня.

При виде тебя – бег мурашек по коже,

Для прочих – на сердце стальная броня.

Избавлюсь от хлама в гостиной и в спальне —

Нам нужен простор для любовных утех,

На ложе сплетаться с тобой триумфально,

Вбирая дурманящий запах и смех.

Я ждать буду в сумерках, томно стеная,

Скулить и метаться, заслышав шаги,

В бессилии падать, когда ты, нагая,

На коже горящей рисуешь круги.

Широко улыбаясь, открыто,

Лживо, на голливудский манер,

Она бросит, что сердце разбито

И достаточно слёзных химер,

Подмигнёт, в чашке звякая ложкой:

«Не грусти о любви, мальчик мой», —

Обернётся впотьмах дикой кошкой,

Ускользнёт, хвост поставив трубой.

Он прибегал в детсад, смеясь,

Носился пулей оголтело.

Насколько помнит, отродясь

      Летал направо и налево.

Учился бойко много лет.

Искрилась юность и горела.

Читал, писал, искал ответ,

      Бежал направо и налево.

В борьбе умов, шальных идей

Дерзил и огрызался смело.

Искусно спорил, лицедей,

      Шёл то направо, то налево.

Потом обрюзг и полысел,

Водил машину неумело,

На знаки пристально глазел.

      Направо ехал и налево.

Семья удвоилась, дела

Скопились грудами замшело.

Судьба от щедрости дала

      Доходы справа, прибыль слева.

Вдруг искушенье – бес в ребро,

Упругое, худое тело.

Жизнь перестроилась хитро:

      Гребёт налево он, налево!

Линия жизни скользит эталонно:

Школа, студенчества годы, семья.

Дети растут, дни бегут монотонно

В круге проблем и забот бытия.

Вехи фортуны бедны и богаты,

То отрезвляют, то блеском пленят:

Взлётов восходы, падений закаты,

Хищность волков и молчанье ягнят.

Я пробиваюсь сквозь лавры, препоны,

Зависть друзей, восхищенье врагов,

Строю дома, открываю салоны.

Ярко сияет созвездье стихов.

Каждый успех – для тебя, дорогая,

Все романтичные строфы – тебе.

«Муза моя», – прошепчу, погибая.

«Не покидай», – прорыдаю в мольбе.

Время затёрло портрет твой пастелью

      Грязною тряпкой рабочих недель.

      Скис без эмоций холодный апрель,

Тихо ушла одержимость постелью.

В трубках динамики нашпиговали

      Вкрадчивый голос опилками лжи.

      Ржавой разлуки тупые ножи

Бархатность тембра хитро искромсали.

Запах духов испарился банально,

      Больше не пахнет тобою бельё.

      Перебираю в комоде тряпьё,

Ноздри в азарте раздув максимально.

Губы мои – корка почвы в пустыне,

      Вкус бесподобный утратил язык.

      В зеркале видеть давно я привык

Лик старика – кракелюр на картине.